Текст книги "Происхождение (ЛП)"

Автор книги: Дж. А. Конрат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

В то же время он использовал некоторые протеомные инструменты для идентификации аминокислот в образце сыворотки, взятой из ноги ожившей овцы. Гены были чем-то вроде фабрик, которые могли строить сами себя. ДНК кодирует белок. Часть белка используется для создания таких вещей, как клетки и антитела, а часть – для производства ферментов и гормонов. Это химические вещества, которые вызывают биохимические реакции в организме.

Например, инсулин – это гормон, который снижает уровень сахара в крови, а его недостаток приводит к диабету. Соматотропный гормон отвечает за рост человека, и его недостаток приводит к карликовости, а избыток – к появлению игроков НБЛ. Ферменты ускоряют биохимические реакции – слюна содержит ферменты, которые помогают расщеплять крахмал, способствуя пищеварению, а ферменты рестрикции, которые так часто используются в молекулярной науке, – это химические вещества, которые действуют как крошечные ножницы, разрезая молекулы ДНК на определенные последовательности. Они были необходимы для генетических исследований, поскольку одна нить ДНК может состоять из миллиардов пар оснований, что делает ее очень громоздкой.

Белджам был убежден, что способность к воскрешению у Баба была либо гормональной, либо энзимной, и чтобы доказать это, он должен был определить белки. Поскольку белки состоят из аминокислот, он искал именно их. Среди инструментов, которые он использовал, были AACompIdent, PeptIdent, SWISS-PROT и TrEMBLE; все они были чрезвычайно сложными идентификаторами аминокислот.

– Позволь мнееее выйти, – раздался голос Баба, испугав Белджама до такой степени, что тот чуть не упал со стула.

– Что?

– Мне нужеееен Интернет.

Белджам уже принял решение, что больше не выпустит Баба. Он знал, что Баб солгал во время допроса. Баб утверждал, что никогда не читал Библию, но Фрэнк проверил историю сайтов, которые Баб активно просматривал, и некоторые были на религиозную тематику. Значит, ко всему, что говорил демон, нужно было относится с подозрением.

Белджам не знал, зачем Бабу лгать – он излечил жену Рэйса и был дружелюбен со всеми – но решил, что не собирается давать Бабу доступ к дополнительной информации.

Последние двадцать четыре часа были для Белджама мучительными. Он уничтожил видеозапись, на которой Баб покидает свой вольер, но все равно боялся, что это выяснится. Он забеспокоился еще больше, когда понял, что Баб лжет. Если бы Баб сделал что-то ужасное, Белджам был бы в этом виновен. После своей ошибки в БиолоГен Фрэнк не хотел больше отвечать за то, что кто-то пострадает. Он составит последовательность генома Баба без помощи демона, сколько бы времени это ни заняло.

– Мне жаль, Баб. Сервер не работает. Это случается постоянно.

Баб не сразу ответил.

– Ты лжжжжешшшшь, – прошипел он наконец. Тон его голоса, казалось, пронизывал Фрэнка до костей.

– Хм? Нет-нет-нет, конечно, нет, Баб. Наш сервер находится в стадии модернизации. Может быть, они делают апгрейд.

– Используй другоооой сервер.

– У нас нет контракта с другим сервером. Кроме того, мы не могли бы получить доступ к другому серверу, не используя наш текущий сервер.

– Я хочуууу посмотреть.

– Там нечего смотреть.

Белджам зарылся в свои записи, делая вид, что находится в глубокой концентрации.

– Я скаааажу им, – пригрозил Баб,

– Что ты им скажешь, Баб?

– Скажу им, что ты мееееня выпускаааал.

Белджам отвернулась от монитора и посмотрела на Баба. Ужас при мысли о том, что он грубо нарушил все инструкции и об этом станет известно, сковал его.

Не показывай страх, – сказал он себе.

– Я совершил ошибку, выпустив тебя. Дважды. Больше я этого не сделаю. Если ты хочешь порыться в Интернете, тебе придется поговорить с Рэйсом. Я уверен, что он позволит тебе это в благодарность за то, что ты излечил Хелен.

Баб рассмеялся. Это смутило Белджама, который не знал, что в сказанном им рассмешило монстра.

Он решил закончить работу в Зеленой 4. Там был компьютер, и он мог получить доступ к Cray без необходимости лицезреть и выслушивать Баба.

– Наслаждайся временем, которое у тебя остаааалось, – сказал Баб, когда Фрэнк уходил.

Белджам не знал, что тот имеет в виду, но ему не понравилось, как это прозвучало. Ни капельки.

Глава 19

– Это был последний, – сказал Сан. – Для ученого его организаторские способности – полный отстой.

Они с Энди были в Красной 4, пересматривая записи наблюдения за Бабом с тех пор, как его поместили в вольер.

Они только что просмотрели первое кормление Баба, которое выглядело отвратительно даже на перемотке. После ужасающей трапезы Баб, казалось, что-то сказал. Энди перемотал назад и просмотрел в нормальном режиме.

– Ну и грязнуля, – сказал Рэйс на мониторе.

– Ba'ax u k'aat u ya'al le t'aano? – ответил Баб.

Энди перевел диалект майя.

– Баб спрашивает Рэйса, что он сказал.

– Значит, он еще не знал английского?

– Видимо, нет.

Они перемотали вперед, просмотрев, как Рэйс входил в вольер, потом менял диски, прокрутили еду и сон.

Диски не были промаркированы и шли непоследовательно. Это раздражало, потому что Сан и Энди должны были просмотреть каждый диск, чтобы найти последние, и оказалось, что одного не хватает.

Час был потрачен впустую. Энди поднял трубку и набрал номер Красной 14.

– Не отвечает, – сказал он.

Он попробовал дозвониться в комнату доктора Белджама, Голубую 10, но и там никто не брал трубку.

– Может быть, это он забрал диск, – высказала предположение Сан. – Он за них отвечает.

– Может быть. Но это также мог быть кто угодно. По крайней мере, теперь мы можем быть уверены, что диск изъял намеренно. Кто-то пытается что-то скрыть.

– И что это доказывает?

– Еще одно доказательство того, что Баб лгал, я думаю. Я не знаю, я переводчик, а не детектив.

– Зачем кому-то помогать Бабу городить ему ложь?

Энди откинулся в кресле и сцепил ладони на затылке.

– Разве это не очевидно? Люди постоянно заключают сделки с дьяволом.

Сан это показалось логичным. Она проработала здесь не так долго, как остальные, но успела увидеть достаточно, чтобы понять, что из себя представляют сотрудники секретного комплекса. Она встала и потянулась.

– Я пойду, пороюсь в архиве. Попытаюсь найти что-нибудь полезное, то что поможет нам разгадать замысел Баба.

– Я буду в Красной 6. Хочу еще раз осмотреть капсулу, – Энди тоже поднялся. – Я хочу сверить глифы майя с египетскими, посмотреть, говорят ли они об одном и том же.

– Мне нужно скоро покормить Баба. Встретимся в Оранжевой 12, скажем, через сорок минут?

– Конечно. Я и сам проголодался. Не мешало бы перекусить.

Энди придержал дверь для Сан, и ей тут же вспомнился Стивен. Он всегда так делал, если они оказывались у двери вдвоем, и не могла не улыбнуться. Воспоминание больше не причиняло щемящей боли.

– Доктор Харкер, – кивнул Энди, увидев ту, притаившуюся за дверью.

Подслушивает? – Мелькнула мысль у Сан.

– Вы уже осмотрели Хелен? – спросил Энди.

Доктор Харкер бросила взгляд на Энди, на ее лице отразилось удивление. Затем она уткнулась взглядом в пол.

– Еще нет, – ответила она.

– А что это за видеокамера? – Сан указала на камеру в руках Харкер.

Джули держала в руках видеокамеру размером с ладонь, одну из сверхмалых моделей с откидным экраном. Она поспешно пыталась засунуть ее в карман своего лабораторного халата.

– Я одолжила ее в комнате аудиовизуальных средств. Собиралась сделать несколько снимков Баба и проанализировать их.

– Проанализировать, – повторила Сан. Она не пыталась скрыть недоверие в своем голосе.

Харкер кивнула.

– Тот мигающий зеленый огонек. – Энди указал на камеру. – Это означает, что идет запись.

Харкер подняла камеру на уровень глаз и уставился на нее так, словно видела ее впервые. Энди нажал красную кнопку на панели, и зеленый огонек перестал мигать.

– Спасибо, – пробормотала Харкер. – Когда кормление Баба?

– Мы собираемся кормить его в полдень, – ответила Сан.

– Баб сказал... он сказал мне... что он очень голоден и хочет двух овец на обед.

Говоря это, Харкер не смотрела в глаза Сан, уставившись поверх ее плеча.

Как она могла стать врачом с такими плохими навыками общения с людьми?

– Хорошо, – сказал Сан. – Мы приведем ему две.

Энди быстро коснулся руки Сан, а затем исчез в Красной 6. Харкер, избегая смотреть на Сан, направилась к воротам, и стала набирать код.

Сан смотрела ей вслед. Она недолюбливала Харкер, но теперь неприязнь переросла в откровенное подозрение. Харкер практически не участвовала в проекте, следя в основном за здоровьем сотрудников. К тому же она не проявляла особого интереса к Бабу, в то время как все остальные водили вокруг него хороводы. Но тут почему-то решила заснять его на видео.

Может быть, это как-то связано с пропавшим диском?

После почти минутной возни Харкер прошла через ворота.

Возможно, стоит рассказать Рэйсу о новом видео-фетише доктора Харкер? – подумала Сан. Независимо от того, чем мотивировалась врач, он должен быть в курсе того, что происходит. Ведь он был здесь главный и отвечал за все.

Если только Рэйс сам не помогал демону. В конце концов, Баб только что излечил его жену. Или, по крайней мере, сделал так, чтобы все убедились, что женщина излечилась.

Сан попыталась выкинуть все эти подозрения из головы и сосредоточиться на последней проблеме – архиве. Где-то во всей этой макулатуре она видела что-то. Что-то, что сейчас казалось ей очень важным – возможно, один из тестов, проведенных на Бабе. Было что-то, что она упустила, и она была полна решимости найти это.

Сан обогнала доктора Харкер, направляясь к Голове Осьминога, по пути заметив, что на видеокамере Джули снова мигал зеленый огонек.

Глава 20

Баб должен был умереть.

Рабби Шотцен размышлял и молился, размышлял и молился, и вот к какому выводу он пришел. Такова была воля Бога. Это также был вопрос выживания.

Был ли Баб демоном или нет, не имело значения. Если бы он был Люцифером, как утверждал, то, уничтожив его, Шотцен оказал бы миру услугу. Если бы он был кем-то другим, то, по крайней мере, Шотцен спас бы иудаизм. Отец Трист был доказательством того, как легко это было проделать.

Трист был самым скептичным человеком, которого Шотцен когда-либо встречал. Если Баб так легко убедил его в своем происхождении, ему не составит труда убедить в этом весь остальной мир. Все, что нужно было сделать Бабу – это выступить по телевидению и рассказать о том, что Иисус – мессия. Евреев, избранный народ Божий, снова будут преследовать во имя Христа, на этот раз до полного истребления.

Раввин знал, что произойдет. В мире было два миллиарда христиан, триста миллионов только в Северной Америке. Мусульман насчитывалось более одного миллиарда. Евреи? Четырнадцать миллионов по всему миру. Оппозиция превосходила их числом двести к одному. Если бы Баб выступил на публике, разглагольствуя об Иисусе Христе, последствия были бы катастрофическими. США могут прекратить поддержку Израиля, что вполне может означать его уничтожение. В Америке участились бы случаи вандализма в синагогах и преследования евреев, и, несомненно, вспыхнуло бы насилие.

Шотцен не мог этого допустить. Христос не был мошиахом. Это было невозможно. Мессия должен был происходить из рода Давида. Если бы Христос был сыном Бога, как бы он мог происходить от ветви Давида. Бог был единым существом, а не троицей, как говорили католики. Это было святотатством.

Поэтому у него был только один вариант действий. Баб должен быть уничтожен. Так же, как Давид убил Голиафа, Шотцен должен уничтожить своего собственного гиганта. Это было предательство, он знал. Соединенные Штаты вполне могут казнить его. Но если он донесет информацию до евреев всего мира, то его поддержка будет полной. Он действительно станет спасителем своего народа. Они даже провозгласят его героем. А его мемуары, которые так долго считались несбыточной мечтой, возможно, когда-нибудь будут изучать в иешивотах^[28] по всему миру, наряду с трудами рабби Моше бен Маймона и рабби Акибы бен Йосефа.

В обычном случае он обратился бы в бейт-дин, судебный орган, состоящий из трех раввинов, чтобы обсудить юридические аспекты убийства Баба. В трактате Талмуда Санхедрин говорится о создании суда для рассмотрения преступлений, но это относится только к людям, к которым Баб не относился. Еврейский закон разрешал убивать врагов веры без бейт-дина. На самом деле, если существует явная угроза нации, Бог повелевает евреям выносить смертный приговор.

Баб представлял очевидную угрозу для четырнадцати миллионов евреев, поэтому Шотцен считал себя вправе уничтожить его.

Баб, конечно, мог убить его. Но он был готов пойти на риск, чтобы спасти свой народ.

Шотцен изложил план в своих мемуарах; если бы он не выжил, по крайней мере, осталась бы запись о его храбрости и самопожертвовании. Первой его идеей было взорвать заряды, которые были хирургически имплантированы в голову и грудь Баба. Но пусковой механизм для них находился в Желтой 4, а там была запертая дверь с кодовым замком. Доступ туда был только у Рэйса.

Шотцен решил, что лучший способ уничтожить Баба – это огонь. Пламя могло даже привести взрывчатку в действие. Он мог пробраться в вольер, пока Баб спал. Но что использовать для запала?

Раввин вспомнил преступление, совершенное неизвестными в года его юности на почве ненависти: синагога сгорела дотла. Вандалы бросили в открытую дверь бутылку, наполненную керосином. У этого вида зажигательного оружия было название, вспомнил Шотцен. Коктейль Молотова.

В Самхейне был резервный генератор, работающий на бензине. Шотцен мог наполнить бензином пустую бутылку из-под шнапса, вставить в горлышко носок в качестве фитиля, и получалась бы зажигательная бомба. Одной должно было быть достаточно; в конце концов, одна такая уничтожила целую двухэтажную синагогу. Шотцен решил сделать две, на всякий случай.

У него было полбутылки шнапса и пустая бутылка с вечера. Чтобы успокоить нервы, Шотцен быстро выпил бокал, а затем вылил остатки спиртного в раковину. Он положил обе бутылки в наволочку и вышел из комнаты.

Он шел быстро и целеустремленно. В Голове Осьминога никого не было. Шотцен направился по Желтому рукаву в комнату 8, генераторную. Войдя, включил свет.

Генератор стоял в углу, большой, зеленый, размером с несколько холодильников. Справа стоял бензиновый насос, более старая версия современной модели бензоколонки. Шотцен вынул бутылки из наволочки. Бензин хлынул из сопла, как из садового шланга, и раввин разлил больше того, что поместилось в бутылки. Бензин быстро испарялся, поэтому Шотцен не стал беспокоиться об этом.

Он закупорил бутылки, положил их обратно в наволочку и направился к Красному рукаву. Если демон спит, он начнет свою операцию. Если нет, то подождет, пока не представится возможность.

Шотцен с трудом справился с воротами; его руки дрожали. Когда он подошел к Красной 14, то приоткрыл дверь всего на дюйм и заглянул внутрь. Доктор Харкер стояла перед вольером и разговаривала с демоном.

Рабби Шотцен тихо закрыл дверь и обдумал свои дальнейшие действия. Он прошел через первые ворота и решил затаиться в Красной 7. Это было небольшое складское помещение. Здесь были сложены различные чистящие средства. Шотцен поставил бутылки рядом с насадками для швабр, затем сел и снял носки. Он отвинтил крышки бутылок и засунул по одному носку в горлышко каждой бутылки. Затем он перевернул бутылки вверх дном, пропитав импровизированные фитили бензином.

В кармане у него было несколько одноразовых зажигалок, а в его спальне более тридцати. Его жена Ребе курила, и Шотцен постоянно отбирал у нее зажигалки. Она так и не бросила, но по какой-то причине он так и не избавился от них. Странно, но они были единственным, что напоминало ему о жене. Гет даровал ей право владеть всем, вплоть до последней фотографии.

Шотцен произнес краткое благословение, пожелав ей всего наилучшего, где бы она ни была. Он не питал к ней никакой неприязни. Его бесплодие и алкоголизм не смогла бы вынести никакая женщина.

Он достал зажигалку и чиркнул ею один раз. Дважды. Пламени не было.

Он попробовал другую, и та сработала мгновенно. Шотцен отрегулировал пламя на самую большую высоту, почти два дюйма. Затем он потряс ее, чтобы убедиться, что жидкости осталось достаточно.

Так и было.

Он услышал голоса в коридоре. Сан и Энди. Он также различил цокот копыт овец. Они вели Бабу его обед. Хорошо. Баб обычно дремал после еды. Это было бы самое подходящее время для удара.

Шотцен проверил свой компас, который получил от Рэйса и всегда носил с собой, и повернулся лицом на восток. Он достал из кармана свой сидур – молитвенник – и прочитал полуденную молитву. Затем, не вставая с места, начал читать амиду. Он молился вслух и с каваной – готовностью выполнить заповедь, понизив голос до шепота.

Закончив одну молитву, он начал покачиваться, молясь Адонаю о том, чтобы силы не оставили его.

Ему это было необходимо.

Глава 21

Доктор Джули Харкер сидела в задней части комнаты и нетерпеливо наблюдала, как Сан ведет двух овец в вольер Баба. Энди Деннисон, переводчик, помогал ей.

Она трахается с ним, – решила Харкер. Он тоже не терял времени даром: парень пробыл здесь всего несколько дней. Это напомнило Харкер ее мать. Она тоже часто спала с кем попало. Харкер не могла сосчитать, сколько раз она приводила в дом разных мужчин и оставляла ее перед телевизором, спеша в спальню. Еще одно ужасное воспоминание из ужасного детства.

Баб быстро приступил к делу. Как только овцы попали в его владения, демон схватил каждую за голову. Быстрым движением своих огромных когтей он в унисон сломал им шеи, а затем начал пировать.

Пока Баб наедался, Сан вступила с ним в короткий разговор, спросив, почему его голод усилился. Баб объяснил, что существу с его высоким метаболизмом требуется много калорий для поддержания жизнедеятельности. Харкер отметила, что Баб, только вчера выучивший английский, лжет весьма филигранно.

Демон ел быстро, засунув последний кусок первой овцы в свою зияющую пасть всего через несколько минут после того, как растерзал ее. Харкер снимала все на камеру. Баб смог раздвигать пасть, как змея, чтобы запихивать в нее большие куски.

Покончив с первой, он начал пожирать вторую овцу, отчего Харкер, опустив камеру, в ярости уставилась на него. Вторая овца должна была стать ее маленькой девочкой. Неужели ее обманули?

Сан и Энди не стали дожидаться окончания трапезы Баба, и поспешили прочь. Едва они вышли из комнаты, Баб перестал есть.

– Это должен быть мой ребенок, – разъярилась Харкер, подходя к вольеру. – Ты ешь моего ребенка.

– Не кричииии, – проговорил Баб.

– Я не хочу иметь дочь со следами укусов.

– Она будет прекрассссна.

– Я хочу, чтобы она была идеальной.

– Она будет прекрассссна, – повторил он. – Дай мне кооооды.

Харкер поднесла видеокамеру к перегородке. Она нажала на кнопку "стоп" и перемотала пленку.

– Я записала, как ввожу код, так что ты знаешь, что он работает. Убедись сам.

Она повернула экран к Бабу и включила запись. Баб оставался совершенно неподвижным, как кобра перед ударом.

– Вторые вороооота.

– Тот же самый код, – сказала Харкер, стараясь, чтобы это звучало искренне. – Я бы записала, но меня почти поймали.

Баб пристально посмотрел на нее. Джули не знала, зачем солгала. Возможно, потому, что выпускать девятифутового демона на свободу было не самым разумным решением. А возможно, потому, что она не совсем доверяла Бабу в том, что он сделает для нее ребенка. Если все получится, Харкер возможно даст Бабу второй код позже. Может быть, если он исполнит еще ее одно желание. Харкер хотелось бы иметь маленького мальчика, с которым ее дочь могла играть.

– Мы ведь договорились, да? – Харкер сузила глаза. Она была уверена, что Баб не сможет догадаться об ее обмане. Она была прирожденной лгуньей.

– Какого цвеееета глаза?

Харкер моргнула. Она никогда не задумывалась об этом.

– Голубые глаза. И светлые волосы. Вьющиеся светлые волосы.

Как у Ширли, – подумала Харкер.

– Следи за двеееерью, – проинструктировал Баб.

Он потащил тушу овцы в глубину вольера и остановился за кустами. Харкер стояла в дверном проеме комнаты, попеременно посматривая в коридор и на вольер.

– Как насчет камеры наблюдения? – обратилась она к Бабу.

Он не ответил. Проходили минуты. Харкер могла видеть ноги овцы, высовывающиеся из-за кустарника. Сначала они подергивались, затем подергивания перешли в конвульсии. Когда брызнула кровь, Харкер отошла от двери, чтобы посмотреть поближе.

Баб положил ладонь на грудь лежащей овцы. Та дергалась под его рукой, как будто через нее пропускали электрический ток. Медленно ее туша начала расширяться. Шерсть, черная от крови, отслаивалась, как полосы мокрого ковра. Овца раздулась и стала вдвое больше своего первоначального размера. Она начала блеять, громко и неистово.

Раздался громкий хлопок, когда кожа лопнула. Туман крови оросил Баба, покрыв его каплями. Одним из когтей Баб сорвал оставшуюся кожу. Под ней оказались темно-красное, жилистое и...

  ...измененное тело.

Все четыре ноги укоротились, казалось, что они сжались сами в себе. Как будто кости были сделаны из резины, они сгибались и скручивались, пока животное не перестало походить на овцу, превратившись в корчащуюся массу соединительной ткани.

Хриплое блеяние стало похоже на удушье утопающего.

Затем голова взорвалась и стремительно расширилась до формы человеческого черепа.

– Следи за двеееерью, – скомандовал Баб.

Но Харкер не сдвинулась с места, глядя на изменяющееся тело, бывшее еще недавно овцой. Оно свернулось в позу эмбриона. Баб продолжал держать ладонь на груди, в районе сердца.

Тело становилась все светлее и светлее. Харкер поняла, что оно не меняет цвет, а это формируется кожа. Оно дрыгало ногами, которые теперь были не копытами, а вполне узнаваемыми ступнями. Харкер наблюдала, как его ладони, похожие на две варежки, начали делиться и раздвигаться, пока на каждой из них не стало по пять пальцев.

Баб был очень сосредоточен. Казалось, он почти впал в транс.

Теперь блеяние было таким высокочастотным, почти как вой сирены. Оно медленно стихало, становясь ритмичным, более узнаваемым.

Плач ребенка.

Харкер попыталась сглотнуть, но комок прочно застрял в горле.

Изменения становились все более стремительными. Харкер подошла к вольеру и прижалась лбом к плексигласу. Она смогла разглядеть тонкие волосики, пробивающиеся из кожи головы, мокрой от крови. Когда девочка заплакала, Харкер смогла разглядеть, как формируются десны и язык.

– Невероятно, – прошептала Джули.

Ребенок моргнул, открыв удивительно голубые глаза. Детали на ее маленьком теле стали четче: формировались соски, росли ногти, появился пупок. Гениталии, маленькие и нежные. Многочисленные изгибы ушей. Брови и ресницы. Как будто Харкер смотрела на нее издалека в бинокль, медленно настраивая фокус.

Девочка перестала плакать. Она лежала на спине, шевеля ручками и ножками.

– Она готова? – спросила Харкер.

– Даааа.

– Принеси ее, – попросила Джули.

Баб осторожно подхватил ребенка одной рукой и отнес его к люку. Харкер поспешила туда.

– Моя дочь, – прошептала она.

Она взяла ребенка обоими руками, прижимая его к себе. Это было так естественно. Так хорошо.

– Маме нужно помыть тебя, Ширли. Ты вся в крови.

Ребенок схватил ее за блузку, и Харкер чуть не упала в обморок от радости. Она должна была незаметно вернуться в свою комнату.

Но как?

– Присмотри за ней минутку, – сказала Харкер, передавая ребенка обратно Бабу.

Девочка закрыла глаза и стала сосать большой палец.

Харкер вылетела из комнаты, прошла через ворота, миновала Голову Осьминога и направилась по Зеленому рукаву. В Зеленой 8 находились два больших холодильника для продуктов. Харкер открыла первый и нашла большую коробку, наполненную замороженными буханками хлеба. Она высыпала хлеб на пол. Коробка казалась достаточно большой.

Она поспешила обратно в Красную 14. Ширли спала на ладони Баба, свернувшись клубочком.

Отлично.

Харкер осторожно положила ребенка в коробку, чтобы не разбудить.

– Повеселиииись, – сказал Баб, ухмыляясь.

Харкер слишком нервничала и была слишком взволнована, чтобы ответить. Коробка была громоздкой, но она была рада этой ноше. Джули крепко прижала ее к груди, стараясь не шевелить драгоценный груз внутри. Ценнее золота. Ценнее, чем даже свобода.

Коробка, полная любви, – подумала Харкер.

Слезы выступили у нее на глазах. Радость была настолько всепоглощающей, что у нее едва не остановилось сердце. Вновь, после долгих лет бесплодных и отчаянных мечтаний, Джули Харкер снова стала полноценной.

Она стала мамой.

Глава 22

Отец Трист никогда не чувствовал себя так близко к Иисусу Христу. Он ощущал Его в своем сердце. Чувствовал, как Он течет по его венам. Чувствовал Его каждым вздохом, каждым шагом, каждой порой.

Священник поспешил по Красному рукаву, намереваясь совершить свое первое крещение за последние двадцать лет. Баб, прочитав Библию, которую он ему одолжил, решил стать католиком.

Помимо принятия первого причастия, Баб с нетерпением ждал и других: второго причастия, покаяния, и третьего причастия, евхаристии, принятия Тела и Крови Христовых в Святых Дарах.

Мир скоро изменится, Трист знал это наверняка. Баб откроет новую эру религиозного пробуждения. Его послание о божественности Христа дойдет до всех уголков земли. Сомневающихся больше не будет. Даже самые упрямые противники веры отступят. Убеждение рабби Шотцена в том, что Иисус никогда не был Мессией, вскоре будет опровергнуто. Все народы обратятся к единому истинному Богу, и поклянутся в верности ему. И когда это произойдет, лев возляжет с ягненком, и наступит всеобщий мир, хвала Христу.

Трист оделся по случаю. Поверх зеленой рясы и римского воротника священник надел белый стихарь и нарамник, посох и белую мантию длиной до пола. Гордость, конечно, была грехом, но Тристу нравилось носить полное христианское литургическое облачение. Это давало ему почувствовать себя святым.

Он вошел в Красную 14, воодушевленно улыбаясь.

– Добрый день, Баб.

– Отеееец.

Демон сидел в центре вольера в странной позе лотоса – странной, потому что колени сгибались назад, а не вперед.

Он выглядел умиротворенным.

– Ты уже выбрал христианское имя? – спросил Трист.

– Лююююцифер Михаиииил, – ответил Баб.

Трист буквально сиял в предвкушении таинства крещения.

– Это честь для меня. Люцифер Михаил. Меня назвали в честь архангела Михаила. Ты знал его?

– Неееет.

– Расскажи мне о Боге еще раз, – попросил Трист.

Он чувствовал себя ребенком, который никогда не устает от своей любимой сказки на ночь.

– Боооог – это чистая блаааажь. Он наблюдает за наааами прямо сейчас. Он любит тебяяяя.

Трист закрыл глаза, пытаясь представить себя в присутствии Бога. Это звучало слишком прекрасно, и он бы все отдал за такое блаженство.

– Тогда давай спасем твою душу, – сказал священник, – чтобы ты снова мог быть с Богом на небесах.

Отец Трист похлопал по сумке, которую принес. В нем лежали два экземпляра Missale Romanum – латинской мессы. Баб должен прочесть молитвы. В сумке также лежали пузырек со святой водой, чаша, облатка с оттиснутым на ней крестом и маленькая бутылочка красного вина.

– Мы отслужим мессу, – сказал Трист. – Ты будешь крещен, получишь Покаяние и, наконец, примешь Тело и Кровь Христа.

– Через перегороооодку? – спросил Баб.

Священник покачал головой.

– Я зайду к тебе в вольер.

Существо раздвинуло ноги и встало. Оно медленно подошло к плексигласу.

– Разве ты не боишшшшься? – прошептал Баб.

– Конечно, нет, Баб. У меня нет причин для этого.

Отец Трист без страха подошел к люку. Он открыл маленькую дверцу с уверенностью в своей вере.

Большая ошибка.

Баб ждал его. Он схватил священника и прижал его к внутренней стене вольера, на высоте пяти футов от пола.

– Что ты делаешь? – спросил священник, скорее удивленный, чем испуганный.

Баб ухмыльнулся, оскалив зубастую пасть.

– Открой двеееерь, – приказал демон.

– Это не путь к спасению, – сказал Трист. – Эта дверь – не та дверь, о которой тебе нужно беспокоиться. Дверь в рай – это...

– Ш-ш-ш-ш, – Баб прижал ко рту Триста коготь. – Хватит говорить о небесаааах, Боге и Иисусе. Я встретил Иисуса, священник, но не в пустынееее. Я встретил его в доме шлююююх. Он был толстый и ууууууууууууродливый.

– Ложь, – голос Триста был едва слышным шепотом. Он не мог осознать происходящее. – Богохульство.

– Шлюхи не хотели его трогаааать. Ему пришлось доплатиииить. Но он хотя бы не умер девственником... как тыыыыы.

Реальность обмана ошеломила Триста. Его друг, рабби Шотцен, все это время был прав. В своем стремлении к доказательствам он отказался от веры.

На этот раз прозрение пришло слишком поздно. Он был глупцом, думая, что сможет изменить дьявола.

Но он был не настолько глуп, чтобы слушать его ложь.

– Я... отрекаюсь от тебя, Сатана.

– Откроооой дверь.

Баб прочертил перевернутый крест на левой щеке Триста когтем, и тот вырисовался кровью из царапин. Трист был в ужасе, но не дрогнул.

– Позволь мнееее причастить тебяяяя, святой отец. – Баб рассмеялся. – Hoc est enim corpus meum!

Возьми и съешь это, ибо это мое тело.

Баб вонзил коготь себе в грудь мышцу и сковырнул с себя немного плоти. Рана мгновенно затянулась.

Трист попытался отвернуть голову, но Баб затолкал сырое мясо ему в рот. Оно было теплым и пахло разложением, и казалось, что извивается у него во рту, словно живое.

Священника вырвало на его облачение.

– Откроооооооооой двеееееерь.

– Никогда, – прошипел Трист. – Я не служить дьяволу.

– Христосссс умер в мууууках, – сказал Баб.

Баб наклонился к лицу священника. Трист почувствовал запах его прелого дыхания и увидел, что в его зубах застряли лохмотья овечьей шерсти.

– Господь – пастырь мой, – начал Трист читать молитву, – я не буду нуждаться.

– Вот и бооооль.

Трист почувствовал, как коготь Баба скользит по его левой ноге. Демон крепко схватил ее и медленно начал выкручивать. Раздался треск, а затем громкий хлопок, когда колено вылетело из сустава.

Трист закричал, впервые за всю свою сознательную жизнь.

– Тепеееерь смотри.

Священник почувствовал давление в груди, похожее на удушье. Затем его тело окутало тепло, тепло настолько согревающее, что Трист подумал, что Святой Дух спас его.

Он ошибся. Это был не Святой Дух.

– Я только что исцелил твою ногу.

Трист был поражен тем, что агония полностью прошла. Он пошевелил ногой, и совершенно не почувствовал боли. Нога полностью функционировала.

– И сноооова...

Баб опять сломал ему ногу, быстрее, чем раньше.

Трист снова закричал, но на этот раз Баб открыл свою зубастую пасть, и просунул черный язык в рот Триста, заглушая его крик.

Слезы текли по лицу священника, когда Баб поворачивал сломанную ногу то в одну, то в другую сторону, а его мерзкий язык скользил во рту Триста, как угорь, пойманный в ловушку.