Текст книги "Странная смерть Европы. Иммиграция, идентичность, ислам (ЛП)"

Автор книги: Дуглас Мюррей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

В начале нынешнего кризиса я участвовал в дебатах в Афинах о том, какой должна быть политика Европы в отношении ситуации с иммиграцией. Представляя свои аргументы, я заметил, что другие присутствующие (включая греческого экономиста Антигону Либераки и французского политика и активиста Бернара Кушнера), скорее всего, скажут аудитории, что «ничего нельзя сделать». Только потом, когда Бернар записал свою заранее подготовленную речь, я увидел, что он вычеркнул первую строчку перед выступлением. Речь действительно должна была открыться словами о том, что Европа не может остановить поток, идущий в Грецию, и что «ничего нельзя сделать». Это знакомая фраза, хотя, когда к ней прислушиваются, более мудрые политики часто понимают, что она потенциально катастрофична. Тем временем ведущие политики, включая в 2015 году министра внутренних дел Великобритании Терезу Мэй, утверждают, что европейские страны должны попытаться повысить уровень жизни в странах третьего мира, чтобы предотвратить приезд людей сюда. Однако на самом деле, как показывают многочисленные исследования, массовая миграция начинается только тогда, когда уровень жизни повышается (хотя вряд ли до роскошного уровня). У по-настоящему бедных людей нет денег, чтобы подкупить контрабандистов.

Также предпринимаются попытки придать этой точке зрения видимость академической респектабельности. В последние годы в академическом дискурсе вокруг темы миграции выросло направление, которое настаивает на том, что миграционные потоки на самом деле вызваны любым и всеми видами миграционного контроля. В работах, в частности, Хейна де Хааса из университетов Оксфорда и Маастрихта, утверждается, что миграционный контроль не только не работает, но и фактически усиливает миграцию, препятствуя нормальному перемещению мигрантов между Европой и их родными странами. Любимая фраза ученых, этот аргумент, разумеется, выдвигается только теми, кто выступает против любого и всякого контроля над миграцией.

Прежде чем указать на неразорвавшуюся демократическую взрывчатку, стоящую за этим утверждением, стоит подумать, что в нем правда. Конечно, распространенность мобильных телефонов, средств массовой информации – особенно телевидения – в странах третьего мира и снижение стоимости путешествий в последние десятилетия означают, что желание и возможность путешествовать у людей по всему миру как никогда велики. Но если глобализация действительно сделала невозможным предотвращение поездок в Европу людей со всего мира, стоит отметить, что эта глобальная проблема не затрагивает другие страны. Если причина кроется в экономической тяге, то нет причин, по которым Япония не должна сейчас переживать беспрецедентную волну иммиграции с Запада. В 2016 году эта страна была третьей по величине экономикой мира, если судить по номинальному ВВП, опережая Германию и Великобританию. Но, конечно, несмотря на то, что Япония является более крупной экономикой, чем любая другая в Европе, она избегает политики массовой иммиграции, проводя политику, которая останавливает ее, отговаривает людей от пребывания в стране и затрудняет получение гражданства, если вы не японец. Независимо от того, согласен ли кто-то с политикой Японии или нет, эта страна показывает, что даже в наш век гиперсвязи современная экономика может избежать опыта массовой иммиграции и показать, что такой процесс не является «неизбежным». Таким же образом, хотя Китай и является второй по величине экономикой мира, он не является местом назначения для просителей убежища или экономических мигрантов в масштабах Европы. Игнорируя вопрос о том, желательно это или нет, очевидно, что даже самые богатые страны не должны неизбежно становиться точками притяжения для мигрантов со всего мира.

Причина, по которой люди хотят приехать в Европу, заключается не только в ощущении богатства и работы. Европа стала желанным направлением и по другим причинам. Не последнее место среди них занимает знание того, что Европа, скорее всего, позволит прибывшим остаться на континенте после приезда. Среди причин, по которым люди стремятся в Европу, важное место занимает уверенность в том, что ее государства всеобщего благосостояния позаботятся о прибывших мигрантах, а также уверенность в том, что, сколько бы времени это ни заняло и как бы плохо ни заботились о мигрантах, они все равно получат лучший уровень жизни и лучший набор прав, чем где-либо еще, не говоря уже об их родных странах. Существует также мнение – как лестное для европейцев, так и правдивое – что Европа более терпима, мирна и гостеприимна, чем большинство стран мира. Если бы в мире было много таких континентов, то европейцы могли бы наслаждаться своим статусом одного щедрого общества среди многих. Если же сложится мнение, что Европа – единственное место, куда легко попасть, где легко остаться и где безопасно находиться, то в долгосрочной перспективе внимание к континенту может оказаться не столь лестным, как в краткосрочной перспективе. В любом случае приезд мигрантов в Европу не является неизбежным. Они приезжают потому, что Европа сделала себя – по хорошим и плохим причинам – привлекательной для мигрантов со всего мира.

Очевидно, что что-то можно сделать. Желательно это или нет, но если бы Европе пришлось ограничить поток, она могла бы принять меры, чтобы выглядеть и быть на самом деле – в целом ряде аспектов – менее привлекательной для движущегося мира. Она могла бы принять более суровый облик, возвращать людей, которые не должны здесь находиться, прекратить предоставлять социальное обеспечение вновь прибывшим и в будущем принять политику социального обеспечения по принципу «первый пришел – первый обслужил». Если миграция вызвана соблазном, то необходимо найти способ избавиться от этого соблазна. Об этом неприятно думать, и не в последнюю очередь потому, что это затрагивает одно из представлений о себе, которого так любят придерживаться европейцы, и в долгосрочной перспективе может даже изменить это представление о себе. Но путь может оказаться не таким опасным, как опасаются некоторые. Мало кто будет спорить с тем, что Япония – варварская страна, которая придерживается строгих миграционных правил. В любом случае, идея о том, что то, через что проходит Европа, невозможно остановить, опасна не только потому, что она не соответствует действительности, но и потому, что она чревата неприятностями.

На протяжении многих лет в Западной Европе проблема миграции занимает одно из первых мест в списке общественных проблем. Опросы общественного мнения в каждой стране неизменно показывают, что эта проблема почти полностью волнует население. Если на протяжении многих лет большинство населения испытывает озабоченность и ничего не предпринимает для ее решения, то проблемы и недовольство, безусловно, накапливаются. Если в ответ на это не просто игнорировать озабоченность, а утверждать, что с ней невозможно ничего поделать, то начинают рождаться радикальные альтернативы. В лучшем случае такие опасения будут выражены в избирательных урнах. В худшем случае они выплеснутся на улицы. Трудно представить себе какую-либо другую проблему, тем более занимающую столь высокое место в списке общественных проблем, на которую можно было бы ответить «ничего нельзя сделать».

Даже этот окончательный, фаталистический ответ на проблему является результатом политики, которая никогда не была продумана и теперь, похоже, стала – в глазах политиков и ученых – по сути непреодолимой. В конце концов, одно за другим ожидания того, что произойдет, оказывались ложными. А реалии того, что произошло, оказались либо не продуманными, либо продуманными ошибочно. Рассмотрим вердикт одного из тех, кто позволил лейбористскому правительству после 1997 г. обострить свою политику, когда оно это сделало. За свою работу в британском правительстве Сара Спенсер была удостоена почетного звания CBE. Но к тому времени, когда стали ощущаться некоторые последствия ее евангелизма и евангелизма других, она дала более лакричную оценку, признав, что в те годы в правительстве, когда она и ее коллеги открыли шлюзы, «не было никакой политики интеграции. Мы просто верили, что мигранты сами интегрируются».[59]59
  Tom Bower, Broken Vows: Tony Blair and the Tragedy of Power, Faber & Faber, 2016, p. 175.


[Закрыть] Все это было за несколько лет до крупнейшего кризиса, с которым мы сталкиваемся сегодня, но все это вернулось в качестве основополагающих аргументов для оправдания грядущего огромного движения, охватившего весь континент.

Добро пожаловать в Европу

Остров Лампедуза – самый южный форпост Италии. Он расположен ближе к побережью Северной Африки, чем к Сицилии, и основной паром от Лампедузы до Сицилии идет девять часов. Когда вы находитесь на Лампедузе, вы можете почувствовать эту изоляцию. Ландшафт этих восьми сухих квадратных миль скал гораздо больше похож на тунисский или ливийский, чем на итальянский. На протяжении веков он имел такую историю, какую можно было бы ожидать от непритязательного, но полезного поста в Средиземноморье. Он неоднократно переходил из рук в руки, а его история – это постоянная депопуляция и репопуляция. Пиратские набеги были проблемой на протяжении всего времени, особенно в XVI веке, когда пираты из Турции захватили тысячу жителей острова и увезли их в рабство. Английский турист в восемнадцатом веке обнаружил только одного жителя.

Князья Лампедузы, которые даже после получения титула остались жить в своих дворцах на Сицилии, способствовали заселению острова. Сегодня название острова если и напоминает о чем-то, кроме недавних несчастий, то только об одном обладателе этого титула. Автор «Леопарда» был последним из рода принцев с таким именем. Но на острове, носящем его имя, нет ничего о нем или его мире. Разрушающееся величие его сицилийского барокко кажется таким же далеким, как и этот пыльный выступ простых, низкорослых домов. В наши дни на острове проживает около пяти тысяч человек, которые в основном сосредоточены вокруг единственного порта. Есть одна главная улица с магазинами – Виа Рома, которая ведет к гавани, Молодежь острова сбивается здесь в стаи или мчится по немногочисленным улочкам города по двое на скутере. Старушки собираются вместе на скамейках на городской площади перед церковью, а мужчины постоянно приветствуют друг друга, как будто не встречались годами. Это такое место, из которого любой амбициозный молодой итальянец сделает практически все, чтобы сбежать. И все же каждый день тысячи людей рискуют жизнью, пытаясь попасть сюда.

Конечно, люди бегут из Северной Африки уже много лет. И, как свидетельствует кладбище на острове, не только в последние несколько лет это путешествие стало смертельно опасным. На кладбище рядом с местными жителями похоронены те, кто отправился на Лампедузу и чей путь закончился в море. «Migrante non identificato. Qui riposa», – гласит одна из могильных надписей, установленных местными властями: «29 Settembre 2000». В 2000-х годах на Лампедузу регулярно прибывали лодки с мигрантами, причем не только из Северной Африки и стран южнее Сахары, но и с Ближнего и Дальнего Востока. Контрабандисты назначали высокие цены за путешествие на лодках, но отчаявшиеся люди платили свои деньги за короткий переход. Время в пути составляет менее суток, и как бы плохо ни двигалась лодка, она стала известна как один из лучших путей к новой жизни. Попав на Лампедузу, вы оказываетесь в Италии, а попав в Италию – в Европе.

Это странный первый взгляд на континент. Те, чьи лодки причаливают к береговой линии, мало чем отличаются от места, куда они прибыли, и от места, которое они только что покинули. Те, кто заходит в гавань, обращенную на юг, обнаруживают небольшой порт, вдоль которого расположились несколько тихих магазинчиков и кафе, предназначенных для итальянских туристов, которые приезжали сюда на отдых. Основным бизнесом острова остается рыболовство, а на высокой колонне над гаванью возвышается статуя Мадонны с младенцем, которая наблюдает за кораблями, входящими и выходящими из порта.

В 2000-х годах местные власти начали беспокоиться о количестве прибывающих из Северной Африки мигрантов и были вынуждены построить для них центр временного содержания. Первоначально центр был рассчитан на 350 человек. Предполагалось, что мигрантов будут быстро обрабатывать, а затем переправлять на лодках на Сицилию или в материковую Италию, где можно будет рассмотреть их просьбы о предоставлении убежища. Но новый центр быстро оказался непригодным для выполнения этой задачи из-за количества прибывших. При численности в 500 человек центр переполнен. В 2000-х годах здесь одновременно находилось до двух тысяч человек, и центр для мигрантов превращался в палаточный городок. В такие моменты недовольство местных жителей рисковало стать проблемой.

В течение всего этого времени, несмотря на нехватку денег, Италия практически без посторонней помощи несла финансовое и человеческое бремя этого процесса. Неудивительно, что правительство также импровизировало. Во время последнего десятилетия правления полковника Каддафи в Ливии итальянцы заключили тайное соглашение с его режимом о возвращении тех африканцев, которые не имели права оставаться в стране и должны были быть депортированы из Италии. Когда стали известны подробности этого соглашения, Италия подверглась резкой критике со стороны других европейских стран. Но эта страна лишь испытывала на себе те проблемы и компромиссы, с которыми впоследствии столкнутся все остальные европейцы. Вскоре почти все, кто прибыл на Лампедузу, остались в Италии, что стало привычным для всех остальных, если не стало таковым раньше. Даже когда их прошения о предоставлении убежища рассматривались и отклонялись, подавались апелляции и также отклонялись, и издавались приказы о депортации, они все равно оставались. Число прибывающих было слишком велико, а весь процесс и так был слишком дорогостоящим, чтобы добавлять к нему дополнительные расходы на часто насильственную репатриацию. В какой-то момент, будь то официальный кивок или неофициальное признание неизбежного, было решено, что возвращать людей туда, откуда они приехали, не только экономически, но и дипломатически слишком накладно. Проще было позволить им раствориться в стране, возможно, попытаться перебраться в остальную Европу, если они смогут, а если нет – остаться в Италии и найти способ жить. Некоторые найдут путь к гражданству. Большинство же вольется в черную экономику страны или континента, зачастую работая по ставкам, не намного превышающим те, что они получали бы дома, – и часто на банды из своей страны, которые были их единственной сетью в Европе.

В то время как остальная Италия надеялась, что проблема растворится в глубине страны, центр временного содержания на Лампедузе – сразу за центром порта – был постоянно переполнен и вынужден был искать ответы. Временами ситуация становилась опасной. Среди жителей возникали драки и беспорядки, часто на почве межэтнического соперничества. Центр для мигрантов задумывался как пункт временного размещения, но мигранты стали разбредаться по городу. Когда власти попытались помешать людям выйти через главный вход, некоторые мигранты проделали дыру в заборе с задней стороны и вышли через нее. Центр не является тюрьмой, и мигранты не были заключенными. Вопрос о том, кем они были и каков был их точный статус, приобрел импровизированный характер. Все чаще мигранты знали, каковы их права и что итальянские власти могут и не могут с ними делать.

Естественно, что местные жители, которые в большинстве своем с пониманием и сочувствием относились к новоприбывшим, иногда становились нервными из-за их количества. При большом потоке число прибывающих за несколько дней легко превышало число местных жителей. И хотя местные лавочники продавали прибывшим свои ограниченные товары и иногда дарили им подарки, власти понимали, что должны лучше справляться с людьми. В частности, они должны были быстрее вывозить их с острова и пересаживать на лодки, идущие на Сицилию и на материк, быстрее, чем им это удавалось. Такой была Лампедуза во время относительного «притока» в 2000-х годах.

С 2011 года, после событий, получивших название «арабской весны», эта струйка превратилась в поток. Отчасти это было связано с количеством людей, спасающихся от смены правительства и гражданских беспорядков. Частично это произошло из-за разрушения теневых соглашений со старыми диктаторами, которые ограничивали некоторые виды деятельности торговцев людьми. С 2011 года сотни, а иногда и тысячи людей прибывали на Лампедузу днем и ночью. Они прибывали на шатких деревянных лодках, старых рыболовецких судах из Северной Африки, купленных (или украденных) контрабандистами, которые заставляли своих клиентов оплачивать «проезд», каким бы непригодным ни было судно. Вскоре на Лампедузе встал вопрос о том, что делать со всеми этими лодками. Не найдя дальнейшего применения этим обломкам, местные власти свалили их в кучу за портом и в других местах острова – большие кладбища жалких судов. Через определенные промежутки времени, когда их становилось слишком много, лодки собирали в кучу и сжигали.

Первый год «арабской весны» был особенно тяжелым для острова. Когда пятьсот человек выстраивались в очередь на переправу с Лампедузы, прибывала еще тысяча. С 2011 года в центре для мигрантов часто скапливалось от одной до двух тысяч человек. И, конечно, не все отправившиеся в путь смогли прибыть на все более неадекватных судах, которые отправляли контрабандисты. На самом острове власти создали больше мест для захоронения прибывающих тел, идентифицируя тех, кого могли, и хороня тех, кого не могли, с крестом и идентификационным номером, который присваивался телу по прибытии. «Где остальные тела? спросил я однажды у местного жителя. В море их больше всего», – ответил он.

В начале гражданской войны в Сирии многие прибывшие были сирийцами, в том числе богатые сирийцы из среднего класса. Однажды в гавань Лампедузы прибыла яхта с хорошо одетыми сирийцами, которые сошли на берег, чтобы пройти обычную процедуру оформления. Но после 2011 года приезжали уже более бедные сирийцы, и их число тоже сократилось. Те, кто приехал этим путем, рассказывали о маршруте через Египет, который включал в себя обширные системы туннелей, где детям требовались кислородные маски. Разные этнические группы приехали разными путями, но у них также были разные ожидания и разные желания. Большинство выразили желание остаться в Италии. Только эритрейцы этого не сделали, возможно, из-за воспоминаний о своих бывших колониальных хозяевах. Только они всегда выражали желание отправиться на север, в остальную Европу.

Как с самого начала отмечали некоторые наблюдатели, демографические показатели миграции сами по себе наводят на размышления. Около 80 процентов прибывших составляли молодые мужчины. Среди них были и дети, в том числе несопровождаемые, которые вызывали наибольшее беспокойство у ожидающих властей. Нигерийских детей, оставшихся одних, часто отправляли в Европу для торговли людьми. Изредка встречались женщины, которым, как правило, обещали работу после прибытия в Европу. Встретившись с контрабандистами в Италии или на севере, которые одалживали им деньги и которым они потом оставались должны, они узнавали, что обещанная им «работа» – это проституция. Большинство людей знают, насколько опасно путешествие для любой женщины без сопровождения. Мусульманские женщины и девушки редко приезжают одни.

После прибытия на Лампедузу поведение мигрантов также сильно различается. Те, у кого есть деньги, отправляются за покупками на улицу Виа Рома. Сирийцы известны тем, что покупают одежду сразу по прибытии. Некоторые мигранты покупают алкоголь. Многие сразу же покупают телефонные карты и используют их, чтобы позвонить домой и сообщить семье о том, что они прибыли в Европу, а также договориться с любыми знакомыми о следующем этапе своего путешествия.

Однажды я встретил на улице трех молодых эритрейцев, не старше 16 лет. Они только что купили – и с гордостью носили – сувенирные шляпы с острова с надписью «Я люблю Лампедузу». В другом месте, на церковной площади, восемь молодых парней из стран южнее Сахары, казалось, выполняли указания старшего мигранта. Они не сливались с толпой. Среди небольших стай иммигрантов, которые бродят по городу, некоторые стараются помахать рукой или кивнуть местным жителям. Другие снуют по улицам, хмурясь и уже, кажется, испытывая недовольство. Подавляющее преобладание молодых мужчин заметно во все времена. Они приехали сюда по поручению своих семей. Со временем они надеются отправить им деньги. Больше всего они надеются, что смогут привезти сюда свои семьи.

К 2013 году поток беженцев был настолько велик, что правительство пошло на необычный шаг – стало вывозить прибывших с острова на Сицилию или на материк. В июле того года Папа Франциск посетил Лампедузу, вызвав восторженную реакцию местных жителей. Он бросил венок в море и возглавил мессу под открытым небом, во время которой в качестве алтаря использовал небольшую расписную лодку. Папа использовал этот визит, чтобы осудить «глобальное безразличие» к происходящему и призвать мир к «пробуждению совести». Для жителей острова это, наконец, показалось адекватным признанием того, что происходит на их острове.

3 октября 2013 года у берегов Лампедузы затонуло судно, отправившееся из Мисураты (Ливия) и заполненное в основном выходцами из стран Африки к югу от Сахары. Итальянская береговая охрана спасла более ста человек, но более трехсот мигрантов утонули. Это вызвало огромный резонанс. В Италии был объявлен день общественного траура, флаги подняты на полмачты, во всех итальянских школах объявлена минута молчания. На Лампедузе в молчаливой процессии со свечами и вечерней мессе приняли участие почти все жители острова. Было привезено так много тел, что ангар в крошечном аэропорту Лампедузы пришлось превратить во временный морг.

Политический резонанс поднялся не только в Италии, но и во всем мире. Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций Пан Ги Мун заявил, что эта трагедия доказала необходимость «расширения каналов безопасной и упорядоченной миграции». Дальнейшие затопления в том же месяце, унесшие десятки жизней, вызывали все более острую реакцию. Призывая к увеличению европейской помощи, премьер-министр соседней Мальты пожаловался, что Средиземное море превращается в «кладбище». Наконец, международное внимание стало уделяться тому, что происходит в морях вокруг Лампедузы. В качестве прямого ответа итальянское правительство при поддержке широкой общественности запустило программу «Mare Nostrum» («Наше море»). Эта политика позволила итальянским военно-морским силам патрулировать почти 70 000 квадратных километров акватории вокруг Лампедузы и проводить поисково-спасательные операции для судов с мигрантами. Фрегаты и вертолеты были подкреплены береговыми радарными сетями, что обошлось итальянскому правительству примерно в девять миллионов евро в месяц. Неправительственные организации сотрудничали с этой политикой и организовали присутствие на борту правительственных судов для оказания помощи при перехвате судов с мигрантами. Эта политика, несомненно, спасла много жизней, но она также создала новые проблемы.

Среди них был и тот факт, что контрабандистам, действующим в беззаконных зонах ливийского побережья, теперь не нужно было пытаться использовать суда даже такой мощности, как те, что они выпускали до сих пор. Mare Nostrum еще больше приблизил границу Европы к Ливии. Теперь контрабандистам достаточно было спустить на воду любую лодку. Если оно оставалось на плаву, итальянский флот встречал его на полпути к Лампедузе, а иногда и ближе к Ливии. Если судно с мигрантами было пригодно для плавания, итальянский флот буксировал его в порт Лампедузы. Обычно мигрантов сначала поднимали на борт итальянских судов. Эта операция, продолжавшаяся менее года, получила одобрение Международной организации по миграции (МОМ), среди других международных организаций, которые позже подсчитали, что за этот период итальянские суда доставили в Европу около 150 000 человек. МОМ повторила официальную позицию, что операция не стимулировала приезд большего числа людей.[60]60
  IOM, «IOM приветствует спасательную операцию Италии Mare Nostrum: „Не фактор притяжения мигрантов“», пресс-релиз, 31 октября 2014 г.


[Закрыть]

Тем не менее, поскольку количество беженцев было столь значительным, а конца не было видно, стоимость Mare Nostrum вскоре оказалась слишком большой для итальянского государства, все еще переживающего различные кризисы еврозоны. И вот после года, в течение которого чиновники просили о помощи, но не получали ее, работа Mare Nostrum была передана пограничному агентству ЕС Frontex под названием «Операция Тритон». Она также искала лодки, пересекающие Северную Африку, и либо помогала мигрантам сесть на суда Frontex, либо направляла их лодки в гавань Лампедузы или сицилийские порты, такие как Аугуста, куда также направлялись многие лодки. В течение всего этого периода представители Frontex и другие официальные лица также продолжали отрицать, что операция вызывает какой-либо фактор притяжения.

Но как же иначе? По одну сторону Средиземного моря находились люди со всей Африки, Ближнего и Дальнего Востока, некоторые из которых месяцами добирались до берегов Ливии, чтобы отправиться в это последнее путешествие. Слухи о политике итальянского правительства и отношении европейцев к происходящему, несомненно, доходили до них. Это давало контрабандистам значительные преимущества. Не в последнюю очередь потому, что чем больше был спрос, тем выше были цены и тем больше людей они могли погрузить на свои лодки. Рассказы о поведении контрабандистов, очевидно, также доходили до мигрантов, некоторые из которых платили до 4000 евро только за переправу. Но сделка редко была честной. Изнасилования были обычным делом, особенно женщин – как в сопровождении, так и без. Многие мигранты добирались до Ливии только для того, чтобы с них потребовали больше денег, чем они уже заплатили. Имущество конфисковывалось. Некоторые мигранты рассказывали, что контрабандисты использовали мобильный телефон мигранта, чтобы снять на видео его издевательства и пытки. Затем видеозапись отправлялась семье мигранта с угрозой новых пыток, если он не вышлет больше денег. Чиновники, которые оформляют мигрантов после их прибытия в Италию, узнают, где находятся убежища торговцев, но внутри Ливии практически ничего нельзя сделать, чтобы наказать банды.

Хотя мир воспринимает всех этих людей как «мигрантов» или «беженцев», между собой они очень разные люди, с разным происхождением и разными причинами, по которым они оказались в одном и том же путешествии. Одним из проявлений этого является иерархия, существующая среди мигрантов даже после того, как они оказываются на лодках. Расизм между группами мигрантов и между ними – обычное дело. Например, тунисцы и сирийцы неодобрительно смотрят на африканцев к югу от Сахары, и не только метафорически. Когда лодки отправляются в путь, лучшие места на судне – на носу и на палубе – занимают эти более обеспеченные группы из стран Ближнего Востока и Северной Африки. Эритрейцы, сомалийцы и другие сидят или стоят в трюме лодки. Если лодка пойдет ко дну, именно эти люди, скорее всего, утонут.

Летом 2015 года на Лампедузе я разговорился с двумя эритрейцами в возрасте около двадцати лет, которые сидели в тишине на краю гавани, ковыряясь в ногах и оглядываясь на море, которое они пересекли. В то время как огромные военно-морские корабли обшаривали горизонт за горизонтом, эти двое показали мне лодку, стоявшую между итальянскими правительственными судами в гавани, на которой они прибыли на прошлой неделе. Среди старых потрепанных лодок, отправлявшихся из Ливии, она была вполне пригодна для плавания. Его заметила береговая охрана и сопроводила в гавань вертолетом с сопровождающими спасательными судами. Двое эритрейцев оказались в самом низу, в темном трюме лодки, но она удержалась на плаву, и они остались живы.

Работники НПО, которым поручено снимать людей с этих шатких лодок посреди моря, рассказывают страшные истории. Если лодку замечают в любое время дня и ночи, а работники не находятся на официальном судне, у них есть максимум час или два, чтобы добраться до гавани. Один из рабочих рассказывает, что когда мигранты поднимаются на борт военного судна в море или в порту на суше, им говорят: «Вы в Италии!». Затем рабочие заверяют их, что они в безопасности. Опять же, за исключением эритрейцев, большинство из них очень счастливы и улыбаются. В странах, откуда они приехали, люди с подозрением относятся к чиновникам и особенно к полиции, поэтому для третьих лиц заверить мигрантов в том, что здесь, в Европе, полиция и чиновники действительно будут работать на них, – это очень важное заверение. Сотрудница одной из НПО рассказывает, что первое, что она говорит мигрантам, когда они садятся на военное судно посреди моря или в док в Лампедузе, это просто: «Добро пожаловать в Европу».

После того, что мигрантам пришлось пережить еще до вероломного перехода из Северной Африки, неудивительно, что многие из них прибывают на Лампедузу измученными и травмированными. Некоторые из них потеряли в пути членов семьи. В 2015 году крупный нигерийский мужчина сидел на земле гавани и плакал, как ребенок, ударяя по ней рукой. Лодка, на которой он приплыл, затонула, и хотя он спас одного из своих детей, его жена и еще один сын утонули у него на глазах.

И все же они приплывают, зная о риске, потому что, несмотря на все истории о тонущих лодках и смертях на борту, большинство из тех, кто отправляется в путь, остаются на плаву, достигают итальянских вод и становятся гражданами Европы. Спасаются ли они от политических, религиозных или сектантских преследований или ищут лучшей жизни в развитых странах – все они попросят убежища. У многих из них будут законные требования, и Италия обязана предоставить этим людям убежище: в соответствии с Женевскими конвенциями и Дублинским договором ЕС первая страна, в которую въезжает мигрант и просит убежище, должна оценить это требование и предоставить защиту. Но горькая правда заключается в том, что практически нет возможности выяснить, кто есть кто и что из этого правда. Если бы поток просителей не был таким, как в последние годы, тогда отпечатки пальцев, собеседования и все остальное, что за этим следует, можно было бы тщательно оценить. Историю можно было бы перепроверить и проверить. Но с такой скоростью и в таком количестве прибывающих людей шансов на это не было никаких.

Два других элемента значительно ухудшают ситуацию. Многие – а иногда и большинство – прибывающих людей намеренно не имеют при себе никаких документов, потому что неопознанность – это преимущество. В условиях нехватки времени у агентств люди могут выдавать себя за людей другого возраста, других людей или даже из другой страны. Когда стало известно, что определенную группу ставят в начало очереди на получение убежища – например, сирийцев, – большое количество людей стали утверждать, что они сирийцы, хотя некоторые из тех, кто работал с беженцами, заметили, что они не говорят на сирийском диалекте и ничего не знают о стране, из которой они, по их словам, прибыли.