Текст книги "Странная смерть Европы. Иммиграция, идентичность, ислам (ЛП)"
Автор книги: Дуглас Мюррей
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
До второй половины прошлого века уровень иммиграции в Британии был практически незначительным. В отличие, например, от Америки, Британия никогда не была «нацией иммигрантов». И хотя в страну часто прибывали люди, массовое перемещение людей было практически неизвестно. На самом деле иммиграция была настолько неизвестна, что, когда она происходила, люди говорили о ней веками. Сегодня при обсуждении миграции в Соединенное Королевство можно ожидать, что кто-то упомянет гугенотов – протестантов, вынужденных спасаться от преследований во Франции, которым Карл II предложил убежище в 1681 году. Пример гугенотов более резонансен, чем люди думают. Во-первых, потому что, несмотря на близость культуры и религии французских и английских протестантов того времени, гугенотам потребовались столетия, чтобы интегрироваться в Британию, и многие люди до сих пор называют себя выходцами из гугенотской среды. Но еще один важный момент, связанный с гугенотами – и причина, по которой люди так часто их упоминают, – это вопрос масштаба. Считается, что после 1681 года в Британию прибыло до 50 000 гугенотов, что, несомненно, было огромным движением для того времени. Но эти масштабы были совершенно не похожи на массовую иммиграцию, которую Британия наблюдала в последние годы. Начиная с периода правления Блэра и далее, в Британию прибывает количество иммигрантов, равное тому единичному числу гугенотов, и не один раз за всю историю страны, а каждые пару месяцев. И эта иммиграция отнюдь не состояла из французских протестантов. Другой пример, часто приводимый в защиту истории о «нации иммигрантов», – это 30 000 угандийских азиатов, которые были привезены в Британию в начале 1970-х годов после того, как Иди Амин изгнал их из Уганды. В Великобритании воспоминания об этом единовременном притоке обычно окрашены гордостью и добрыми чувствами не только потому, что это было очевидное и ограниченное облегчение отчаявшегося народа, но и потому, что прибывшие в Британию угандийские азиаты часто вносили ощутимый и благодарный вклад в общественную жизнь. В годы иммиграции после 1997 года в страну каждые шесть недель прибывало столько же людей, сколько в тот единовременный 30-тысячный приток.
Перемещение людей в последние годы – даже до европейского миграционного кризиса – по количеству, качеству и последовательности совершенно не похоже на все, что было раньше. Однако, несмотря на это, одним из самых популярных способов прикрыть огромные изменения последних лет остается представление о том, что история была похожа на то, что происходит сейчас. Не последним преимуществом такого предположения является то, что любые нынешние проблемы, возникающие в связи с миграцией, не являются чем-то таким, с чем мы не справлялись – и не побеждали – раньше. Оно ложно представляет все нынешние проблемы как нормальные. Но пересмотр прошлого – это лишь одна из попыток аргументации. За ним следует целый ряд скрытых и явных утверждений, которые реагируют на массовую иммиграцию, делая вид, что в стране прибытия нет культуры, или что ее культура и идентичность настолько слабы, изношены или плохи, что если бы они исчезли, то их едва ли можно было бы оплакивать.
Вот Бонни Грир в эфире программы Newsnight: «Всегда есть эта безотказная идея, сказанная или не сказанная, что существует британская идентичность. Это всегда интересно для меня. Я думаю, что один из гениев британцев – быть британцем – в том, что здесь нет такого твердого определения идентичности, как у американцев». Трудно представить себе другую часть света, где подобное утверждение было бы приемлемым, тем более из уст иммигранта: ваша культура всегда была такой – на самом деле ее никогда не существовало. Если бы нечто подобное прозвучало даже в родном Чикаго Грир – не говоря уже о главной телевизионной сети, – вряд ли это встретило бы такой вежливый прием, какой был оказан в Newsnight.
Более жесткие примеры этого аргумента появились в эпоху массовой миграции. В 2006 году канал Channel 4 показал документальный фильм под названием «100 % англичан». В нем группа белых британцев, которых, по мнению канала, явно считали расистами – в том числе верный коллега Маргарет Тэтчер по кабинету Норман Теббит, – провела с ними ДНК-тесты. Результаты тестов были использованы для доказательства того, что все эти люди на самом деле являются «иностранцами». Результаты с триумфом выдавались каждому из испытуемых, чтобы привести их к одному и тому же выводу: «Видите – мы все иностранцы на самом деле. Так что нет никакой необходимости испытывать беспокойство по поводу иммиграции или национальной идентичности». Разумеется, никто не стал бы так грубо поступать с любой другой группой людей. Но в отношении британцев и других европейских народов стали применяться иные правила поведения. Все это выглядело как методы борьбы с изменениями, которые, если их нельзя остановить, должны быть решены изменениями в сознании принимающих стран.
Далее следует другое, более резкое опровержение. Оно гласит, что такая форма разрушения – это именно то, чего заслуживает наше общество. «Вы знаете, что сделали белые люди?» – спрашивают они. «Особенно вы, европейцы? Вы путешествовали по миру, жили в странах, грабили их и пытались стереть их местные культуры. Это расплата. Или карма». Писатель Уилл Селф (в настоящее время профессор современной мысли в Университете Брунеля) разыграл именно эту линию атаки на BBC на той же неделе, когда была опубликована перепись населения 2011 года. В главном дискуссионном шоу телеканала, Question Time, он заявил: «Вплоть до Суэцкого кризиса… в представлении большинства людей быть британцем означало отправиться за границу, подчинить себе черных и коричневых людей и забрать их вещи и плоды их труда. Это была основная часть британской идентичности, это была Британская империя. В последнее время различные представители политического класса пытаются возродить эту идею, но без особого успеха.»[32]32
BBC Question Time, 13 декабря 2012 г.
[Закрыть]
Если оставить в стороне утверждения о том, что кто-либо из представителей политического класса пытался возродить Британскую империю в последние годы, в этих комментариях можно услышать подлинный и неприкрытый голос мести. Демонстрируя, что такой инстинкт выходит за рамки расовых или религиозных границ и может быть вызван как самим собой, так и направлен на других, он предполагает, что в данном случае Британия должна быть уникальным образом наказана за деяния истории. Последствия этого аргумента поражают воображение. Ведь если это хотя бы отчасти послужило толчком к недавней трансформации нашей страны, то то, что мы переживаем, – не случайность, не простая расхлябанность на границах, а хладнокровный и преднамеренный акт национального саботажа. Если отбросить мотивы, это также поднимает главные вопросы, на которые наши политики по-прежнему не хотят отвечать: Сколько еще все это должно продолжаться? Подходим ли мы к концу этой трансформации? Или это только начало?
Перепись населения 2011 года могла бы предоставить прекрасную возможность решить эту проблему, но она, как и все другие возможности после Второй мировой войны в дискуссии об иммиграции, была упущена. Дело не только в том, что не было дано никаких ответов, но и в том, что было задано так мало уместных вопросов. Например, при всем благодушии, окружающем эти события, никто не задал этот вопрос: Если тот факт, что «белые британцы» теперь составляют меньшинство в своей столице, действительно является демонстрацией «разнообразия» (как сказал представитель ONS), то когда это может перестать быть таковым? Перепись показала, что некоторым районам Лондона уже не хватает «разнообразия». Не потому, что там не хватало людей иммигрантского происхождения, а потому, что там еще не было достаточно белых британцев, чтобы сделать эти районы разнообразными.
За годы, прошедшие после переписи населения 2011 года, число мигрантов в Великобритании продолжает расти. При этом разрыв между официальными данными и фактическими цифрами продолжает сильно различаться. Одним из свидетельств этого является тот факт, что, хотя чистая миграция за каждый год после переписи 2011 года значительно превышала 300 000 человек, количество новых номеров Национального страхования, выдаваемых каждый год (поскольку они необходимы для работы), было более чем в два раза больше. Рост численности населения Соединенного Королевства в настоящее время почти полностью обусловлен иммиграцией и более высокой рождаемостью среди иммигрантов. В 2014 году женщины, родившиеся за границей, составляли 27 % всех живорождений в Англии и Уэльсе, а 33 % новорожденных имели по крайней мере одного родителя-иммигранта, и этот показатель удвоился с 1990-х годов.
При нынешних демографических тенденциях и без дальнейшего роста числа иммигрантов, по самым скромным оценкам ONS, население Великобритании вырастет с нынешнего уровня в 65 миллионов до 70 миллионов в течение десятилетия, до 77 миллионов к 2050 году и до более чем 80 миллионов к 2060 году.[33]33
Основные прогнозы (ОП) ONS, основанные на данных 2014 года.
[Закрыть] Но эта оценка предполагает, что иммиграция будет ниже нынешнего уровня. Если же уровень иммиграции после 2011 года сохранится, то население Великобритании превысит 80 миллионов уже в 2040 году и достигнет 90 миллионов (то есть увеличится на 50 процентов по сравнению с 2011 годом) к 2060 году.
Демографические прогнозы – это, как известно, сложная область, в которой достаточно переменных, чтобы сделать дураками многих. Однако серьезные ученые-демографы сходятся во мнении, что даже при отсутствии миграции в тех темпах, в которых она происходила в последние годы, демографический состав страны изменится еще более значительно за время жизни большинства людей, читающих эту книгу. Например, Дэвид Коулман, профессор демографии Оксфордского университета, показал, что при нынешних тенденциях люди, отнесшие себя к «белым британцам» во время переписи 2011 года, перестанут составлять большинство в Соединенном Королевстве в 2060-х годах. Однако, подчеркивает он, если нынешний уровень иммиграции в Британию сохранится, не говоря уже о росте, это число «приблизится к настоящему». Это будет время, когда, по словам профессора Коулмана, Британия станет «неузнаваемой для ее нынешних жителей».[34]34
См. Дэвид Коулман, «Неконтролируемая миграция означает Finis Britanniae», Standpoint, июнь 2016, выпуск 83.
[Закрыть]
Возможно, вместо того чтобы просто праздновать такой уровень иммиграции, сторонникам массовой иммиграции было бы проще рассказать о том, какого уровня «разнообразия» они хотели бы достичь и какой они считают оптимальной целевой цифрой? Является ли потолок в 25 процентов белых британцев в Лондоне – или в стране в целом – целью? Или это должно быть 10 процентов? Или вообще не должно быть? Последний и, возможно, более сложный вопрос – когда, если вообще, учитывая спектр предъявляемых им претензий, эти «белые британцы» смогут когда-либо приемлемо аргументировать, не говоря уже о жалобе, свои шансы?
Если британское правительство не разработает какой-либо радикальный план, направленный на предотвращение подобной тенденции, трудно представить, как этот процесс может не продолжиться. Не только потому, что сменяющие друг друга правительства за последние 70 лет показали свою неспособность предсказать или предвидеть что-либо в сфере миграции, но и потому, что возражения против любого такого плана будут по-прежнему весьма значительными. Вспомните Уилла Селфа, выступающего под бурные аплодисменты студии на BBC после обнародования результатов переписи населения 2011 года: «Люди, которые выступают против иммиграционной линии аргументации, обычно являются расистами [аплодисменты аудитории]… [с] антипатией к людям, особенно с черной и коричневой кожей». Когда белые британцы уже давно достигли той точки, когда единственное, что они могли сделать, – это молчать об изменениях в своей стране, в какой-то момент в последние годы стало казаться, что от них ждут простого, молчаливого, но довольного упразднения себя, принятия ударов и потери своей страны: «Смиритесь с этим. В этом нет ничего нового. Вы были ужасны. Теперь вы никто».
Во всем этом невозможно не заметить поразительный уровень мстительности в отношении того, как обеспокоенность британцев – и в особенности белого рабочего и среднего классов – была воспринята политиками и обозревателями. Возможно, в какой-то момент период «просто лежать и терпеть» прекратится, что повлечет за собой такие же непредсказуемые последствия, как и все те, что были до сих пор. А пока, если кто-то из политиков хочет упредить это событие и испытывает желание предаться акту смирения, он или она может сделать хуже, чем вернуться к тому, с чего мы начали. Сравните высказывания, которые в последние годы многие белые избиратели из рабочего и среднего класса называют клише, и поставьте их рядом с высказываниями лидеров каждой из основных политических партий. Все эти годы, несмотря на обзывательства, оскорбления и игнорирование их проблем, не были ли ваши насмешки над средними белыми избирателями правильными, когда они говорили, что теряют свою страну? Независимо от того, считаете ли вы, что они должны были так думать, не говоря уже о том, должны ли они были сказать это, сказать это по-другому или принять изменения с большей готовностью, это должно на определенном этапе заставить людей сделать паузу и задуматься о том, что голоса, которые почти все хотели демонизировать и отвергнуть, в конечном итоге оказались теми голосами, чьи предсказания были наиболее близки к правильным.
Оправдания, которые мы говорили себе
На протяжении конца XX – начала XXI века европейские правительства проводили политику массовой иммиграции без одобрения общественности. Однако столь масштабные социальные изменения не могут быть навязаны обществу против его воли без ряда аргументов, призванных облегчить дело. Аргументы, которые приводились европейцам в этот период, варьируются от моральных до технократических. Они также меняются в зависимости от потребностей и политических ветров. Так, например, часто утверждалось, что иммиграция в таких масштабах – это экономическое благо для наших стран; что в «стареющем обществе» рост иммиграции необходим; что в любом случае иммиграция делает наше общество более культурным и интересным; и что даже если бы ничего этого не было, глобализация делает массовую иммиграцию неостановимой.
Такие обоснования имеют тенденцию переплетаться и взаимозаменяться, так что в случае неудачи одного из них всегда можно прибегнуть к другим. Часто они начинаются с экономических аргументов, но с тем же успехом они могут начинаться и с моральных аргументов. Если массовая иммиграция не сделает вас богаче, то она сделает вас лучше. А если она не сделает вашу страну лучше, то, по крайней мере, сделает ее богаче. Со временем каждый из этих аргументов породил целые суб-индустрии людей, стремящихся доказать свою правоту. В каждом случае обоснование приходит после событий, так что в итоге создается впечатление, что оправдания ищут для событий, которые все равно бы произошли.
Экономика
В последние годы, например, в нише ведутся поиски доказательств того, что социальные изменения, которые переживает Европа, делают континент значительно богаче. На самом деле все обстоит с точностью до наоборот, в чем может убедиться каждый, кто живет в государстве всеобщего благосостояния XXI века. Платя в систему всю свою трудовую жизнь, работающие европейцы знают, что основа современного государства всеобщего благосостояния заключается в возможности получать услуги от государства (когда вы заболеваете, становитесь безработным или достигаете пенсионного возраста), потому что вы платили в систему на протяжении всей своей трудовой жизни. Есть люди, которые редко вносят взносы, но их покрывают те, кто редко их получает.
Любому ясно, что семья людей, впервые приехавших в принятую ими страну и никогда не плативших в систему, как минимум, пройдет некоторое время, прежде чем они заплатят столько же налогов, сколько получат в виде жилья, школьного образования, социального обеспечения, пособий и всех прочих преимуществ европейского государства всеобщего благосостояния. Точно так же любому человеку, занятому на рынке труда – особенно на нижнем его конце, – очевидно, что сравнительно закрытый рынок будет работать иначе, чем тот, на котором рабочая сила может приехать практически из любой точки мира. Хотя с точки зрения работодателя массовый импорт дешевой рабочей силы имеет очевидное преимущество, столь же очевидно, что на очень открытом рынке труда люди, находящиеся в нижней части этого рынка, будут вытеснены с рабочих мест выходцами из стран, где зарплаты и уровень жизни гораздо ниже и которые, следовательно, готовы работать за более низкую плату.
Другие части дела не менее очевидны. Например, в Соединенном Королевстве уже много лет ощущается нехватка жилья. Чтобы восполнить нехватку жилья, приходится застраивать значительные участки «зеленой зоны», что к 2016 году означало необходимость строительства 240 000 новых домов в год – то есть примерно по одному каждые несколько минут. Даже с учетом увеличения числа людей, живущих в одиночестве, эта цифра в 240 000 представляется как просто неизбежный факт жизни. Но это не просто неизбежный факт жизни. Такое количество новых домов должно быть построено для того, чтобы разместить всех новых людей, которые приезжают в Британию каждый год. Действительно, при таком уровне иммиграции, который наблюдается в последние годы, Великобритании необходимо ежегодно строить город размером с Ливерпуль. Но, разумеется, строительство не успевает за спросом. То же самое происходит и со школьными местами. Нехватка школьных мест в Великобритании – это не городской миф и не результат повышения рождаемости среди тех, кто уже живет в Соединенном Королевстве. Это результат того, что вновь прибывшим в страну необходимо отправлять своих детей в школу. По оценкам, к 2018 году 60 процентов местных органов власти будут испытывать нехватку мест в начальных школах. Аналогичная нехватка наблюдается в Национальной службе здравоохранения (которая тратит более 20 миллионов фунтов стерлингов в год только на переводческие услуги) и во всех других сферах государственного обеспечения.
Поскольку такие вещи настолько очевидны, требуются целенаправленные усилия, чтобы сделать вид, что они не соответствуют действительности. Одним из примеров таких усилий является доклад, который стал основополагающим документом для волны массовой миграции во время правления Блэра. Доклад «Миграция: Экономический и социальный анализ» был подготовлен в 2000 году совместными усилиями отдела экономики и анализа ресурсов Министерства внутренних дел и отдела эффективности и инноваций Министерства внутренних дел (даже их названия, казалось бы, призваны утомить любых оппонентов до невнимания). Обе структуры были укомплектованы людьми, которые, как уже было известно, выступали за массовую иммиграцию, и поэтому явно были призваны обеспечить «интеллектуальный балласт» для поддержки существующих взглядов министров.[35]35
«Миграция: экономический и социальный анализ», отдел экономики и анализа ресурсов Министерства внутренних дел и отдел эффективности и инноваций Министерства внутренних дел, ноябрь 2000 г. (https://www.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/file/61131/migrationreportnov2000.pdf).
[Закрыть]
Среди утверждений этого основополагающего доклада было то, что «в целом мигранты оказывают незначительное совокупное влияние на заработную плату и занятость местных жителей». Одним из способов утверждения этого было представление исключительных мигрантов как нормы и простое утверждение: «Существует мало доказательств того, что миграция наносит ущерб местным работникам». И далее: «Уровень предпринимательства и самозанятости также высок среди мигрантов (и выше среди мигрантов в Великобритании, чем в других странах Европы). Например, по оценкам Le Figaro, 150 000 французских предпринимателей переехали в Великобританию с 1995 года (отчасти их привлекло лучшее транспортное сообщение через туннель под Ла-Маншем). Среди них были интернет-предприятия и другие высокотехнологичные предприятия. В качестве примера приводилась фирма по компьютерному дизайну, переехавшая в Эшфорд, Кент».
После десятилетий иммиграции из стран третьего мира представлять французского предпринимателя, работающего в сфере высоких технологий, как типичного мигранта – это надо быть очень нечестным. Большинство людей, приехавших в Британию в период после Второй мировой войны, были не высокообразованными, а малообразованными и выходцами из бедных обществ: именно поэтому они хотели улучшить свою участь, приехав сюда. А среди тех, кто имел квалификацию, многие в любом случае попадали в общество, где эта квалификация не признавалась как паритетная, и поэтому им приходилось начинать свой путь в профессии с самого низа. Но единственный способ представить мигрантов как вносящих не только равный, но и больший вклад, чем те, кто уже работает и платит налоги в Британии, – это говорить почти исключительно о высокообразованных людях с высоким чистым капиталом из стран первого мира. Клише о том, что «средний иммигрант» является экономическим благом для страны, работает только тогда, когда такие исключения выставляются как правило.
На этот трюк опираются все попытки экономически обосновать массовую иммиграцию. Среди тех, кто его использовал, – комиссар ЕС Сесилия Мальмстрем и представитель ООН Питер Сазерленд. В статье 2012 года они предположили, что если Европа не откроет свои границы для массовой миграции, то «предприниматели, мигранты с докторской степенью» и другие будут «стекаться в такие места, как Бразилия, Южная Африка, Индонезия, Мексика, Китай и Индия», в результате чего Европа станет еще более бедной.[36]36
Питер Сазерленд и Сесилия Мальмстрем, «Миграционный вызов Европы», Project Syndicate, 20 июля 2012 г.
[Закрыть]
Одно из немногих исследований в этой области принадлежит Центру исследований и анализа миграции при Университетском колледже Лондона. Это исследование широко цитируется. В 2013 году центр опубликовал рабочий документ под названием «Фискальные последствия иммиграции в Великобританию». Этот рабочий документ (а не готовый отчет) получил исключительно широкое освещение в СМИ. На канале BBC он был вынесен на первый план под заголовком: «Недавние иммигранты в Великобритании „вносят чистый вклад“». В статье утверждалось, что финансовый вклад «недавних иммигрантов» в экономику страны не только не является «потерей» для системы, но и «удивительно велик».[37]37
См. например, BBC News, «Недавние иммигранты в Великобритании „делают чистый вклад“», 5 ноября 2013 г.
[Закрыть] Следуя примеру собственного пресс-релиза UCL, национальные СМИ сосредоточились на утверждении, что «недавние волны иммигрантов – то есть те, кто прибыл в Великобританию после 2000 года и кто, таким образом, стал причиной резкого увеличения численности иностранцев в Великобритании» – «внесли гораздо больше налогов, чем получили в виде пособий».[38]38
Профессор Кристиан Дастманн и доктор Томмазо Фраттини, «Фискальные последствия иммиграции в Великобританию», Университетский колледж Лондона, Центр исследований и анализа миграции, 27 ноября 2013 г.
[Закрыть]
В другом месте исследования утверждалось, что иммигранты не только не являются расходами для налогоплательщиков, но и «менее склонны» быть финансовым бременем для государства, чем жители страны, в которую они переезжают. В исследовании также утверждалось, что недавние мигранты реже нуждаются в социальном жилье, чем британцы, и даже на 45 % реже получают государственные пособия или налоговые вычеты, чем «уроженцы Великобритании». Несомненно, некоторые представители общественности, услышав это утверждение, задались вопросом, когда же все эти сомалийцы, пакистанцы и бангладешцы успели вложить в казну столько денег. Но в исследовании была использована обычная хитрость. В нем наиболее благополучные и наименее культурно странные иммигранты были представлены как типичные иммигранты. Поэтому в исследовании UCL основное внимание было уделено «высокообразованным иммигрантам» и, в частности, недавним иммигрантам из Европейской экономической зоны (ЕС, а также Норвегия, Исландия и Лихтенштейн). В рабочем документе подчеркивается тот факт, что эти люди платили на 34 % больше налогов, чем получали пособий, в то время как коренные жители Великобритании платили на 11 % меньше налогов, чем получали пособий. Тот, кто сомневался в финансовых преимуществах массовой иммиграции, вдруг оказался против того, чтобы состоятельные жители Лихтенштейна переезжали в Великобританию на работу.
Однако любой, кто захотел бы вникнуть в суть этого рабочего документа, обнаружил бы, что реальное положение дел полностью отличается от того, которое придали его выводам средства массовой информации и даже университет, от которого он исходил. Хотя по собственным оценкам UCL, «недавние мигранты из стран ЕЭЗ в период с 2001 по 2011 год внесли в экономику Великобритании около 22 миллиардов фунтов стерлингов», фискальное воздействие всех мигрантов, независимо от их происхождения, говорит совершенно о другом. Более того, «недавние» прибывшие из ЕЭЗ были единственными мигрантами, в отношении которых можно было сделать такое положительное заявление. Если отвлечься от надувательства, то собственное исследование UCL показало, что мигранты из стран, не входящих в ЕЭЗ, на самом деле забрали в виде услуг примерно на 95 миллиардов фунтов стерлингов больше, чем заплатили в виде налогов. Это означает, что если взять период 1995–2011 годов и включить всех иммигрантов (а не только удобную выборку с высоким уровнем доходов), то, по собственным оценкам UCL, иммигранты в Соединенное Королевство забрали значительно больше, чем вложили. Иными словами, массовая миграция сделала страну за указанный период значительно беднее.
После некоторой критики за методологию, манеру изложения и утаивание важнейших данных, в следующем году UCL опубликовал свои окончательные выводы. К тому моменту, принимая во внимание только собственные цифры UCL, результаты оказались еще более разительными. Полный отчет показал, что прежняя цифра в 95 миллиардов фунтов стерлингов значительно занижает стоимость иммиграции для Великобритании. На самом деле иммигранты за период 1995–2011 годов обошлись Соединенному Королевству в 114 миллиардов фунтов стерлингов, а окончательная цифра может достигать 159 миллиардов фунтов стерлингов. Разумеется, открытие того, что иммиграция на самом деле обошлась Великобритании более чем в сто миллиардов фунтов, не попало в новости, и никто не узнал в сводках новостей о заголовке, который должен был гласить: «Недавние иммигранты в Великобританию обошлись британским налогоплательщикам более чем в 100 миллиардов фунтов». Как они могли это сделать, если важнейшие результаты исследования даже не попали в выводы издания, которое их обнаружило?[39]39
Dustmann and Frattini, «The fiscal effects of immigration to the UK», The Economic Journal, vol. 124, issue 580, November 2014. См. особенно таблицу 5.
[Закрыть]
Когда речь идет об иммиграции, везде применяются одни и те же стандарты доказательств и одни и те же процессы реинжиниринга. Для подготовки доклада о миграции в 2000 году британское правительство обратилось к двум ученым, наиболее известным своими взглядами в пользу массовой иммиграции, – Саре Спенсер и Джонатану Портесу, – чтобы найти обоснование политике, которую хотели проводить такие политики, как Барбара Роуч. К такой работе не применялись обычные стандарты академической строгости. Там, где требовалось утверждение, находились «доказательства» в его поддержку. Там, где ситуация считалась нежелательной, говорилось, что «доказательств нет» или они просто «анекдотичны». Например, существовали лишь «анекдотические свидетельства» того, что «высокая концентрация детей-мигрантов, для которых английский язык не является родным, может привести к нагрузке на школы» и «некоторому беспокойству среди других родителей». Не только «анекдотические», но и услышанные только от «некоторых». В документе также объясняется, что массовая иммиграция «может увеличить давление на рынки жилья, транспортную и другую инфраструктуру и усугубить перенаселенность и заторы» лишь «теоретически». Реальность же, как утверждается в статье, совершенно иная. Как можно представить, что приток большого количества людей потребует большего количества домов?
Вряд ли можно удивляться таким выводам, сделанным авторами, которые выступают за массовую миграцию как за благо само по себе. Но хотя их работа была представлена как экономический анализ преимуществ миграции, на самом деле она была не только планом общественных изменений, но и их поддержкой. Приводя аргументы в пользу массовой иммиграции, авторы настаивали на том, что дети мигрантов привнесут «большее разнообразие в школы Великобритании». Все потенциальные проблемы британских рабочих также были сведены на нет. Например, было «мало доказательств того, что коренные рабочие страдают» от масштабной иммиграции. Более того, «мигранты никак не повлияют на перспективы трудоустройства местных жителей».
Привлечение таких деятелей, как Спенсер и Портес, из академических кругов в Уайтхолл придало их мнению не только респектабельность, но и печать правительства. После публикации их доклада министрам вроде Роуча было на что сослаться, когда они настаивали на том, что массовая миграция приносит неоспоримые экономические выгоды. И если кто-то задается вопросом, как лейбористское правительство позволило иммиграции так разгуляться под его присмотром, то отчасти это произошло благодаря смазывающему эффекту подобной работы.
Реальность такова, что, какими бы ни были другие преимущества иммиграции, экономические выгоды от нее получает почти исключительно мигрант. Именно мигранты получают доступ к общественным услугам, за которые они раньше не платили. Именно мигранты получают более высокую зарплату, чем они могли бы заработать у себя на родине. И очень часто деньги, которые они зарабатывают – или большая их часть – отправляются родственникам за пределы Соединенного Королевства, а не возвращаются в местную экономику. Те представители средств массовой информации, которые утверждают, что массовая миграция делает всех богаче и что мы все поднимаемся на волне богатства, созданного иммигрантами, постоянно забывают об одном важном моменте. Даже когда ВВП страны растет – а он должен расти при постоянно увеличивающемся количестве людей в рабочей силе, – это не означает, что от этого выигрывают отдельные люди. Напротив, это делает только ВВП на голову. И нет никаких доказательств того, что массовая миграция повышает ВВП на голову. Именно поэтому, проиграв этот спор, сторонники массовой миграции переходят к другим.
Старение населения
Если экономические аргументы в пользу массовой миграции основаны на привлекательности взятки, то над другим главным обоснованием миграции в таких масштабах нависают очертания угрозы. Этот аргумент заключается в том, что европейцы стареют, что Европа – это «седеющее» общество, и что в такой ситуации нам необходимо привозить больше людей, потому что иначе в нашем обществе не будет достаточно молодежи, чтобы удержать пожилых европейцев в том образе жизни, к которому они привыкли.
Это снова один из аргументов комиссара ЕС Сесилии Мальмстрем и представителя ООН Питера Сазерленда – видных международных авторитетов в области массовой миграции и ее сторонников. В 2012 году они утверждали: «Старение населения Европы является исторически беспрецедентным. Число работников будет стремительно сокращаться и может уменьшиться почти на треть к середине века, что будет иметь огромные последствия для социальной модели Европы, жизнеспособности ее городов, ее способности к инновациям и конкуренции, а также для отношений между поколениями, поскольку старики станут в значительной степени зависеть от молодых. И хотя история свидетельствует о том, что страны, приветствующие энергию и энергичность новых людей, лучше всего конкурируют на международном уровне, Европа идет противоположным путем, ужесточая свои границы».[40]40
Sutherland and Malmström, «Europe's migration challenge».
[Закрыть] Лучшим ответом на этот вызов, по мнению обоих авторов, является привлечение нового поколения из-за рубежа. Прежде чем говорить о том, почему этот аргумент так плох, стоит признать, что в нем есть небольшое зерно истины.







