Текст книги "Ангелы ада. Смерть любопытной. Палач: Новая война"

Автор книги: Дон Пендлтон

Соавторы: Делл Шеннон,Питер Кейв
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

ЧАСТЬ 19

Паллисер ждал в приемной больницы для мелких животных, пока Мендоса, вероятно, совещался с доктором. Паллисер все еще переживал первый опыт управления «феррари», тем более чужим «феррари», и был просто счастлив немного посидеть спокойно.

Мендоса вышел уже в пиджаке.

– Ну, по крайней мере, его теперь накормят и напоят. Не завидую тому, кто займется его шерстью – там до черта работы. Короткошерстных держать гораздо легче.

– Что-то я не понял насчет кота, сэр, – сказал Паллисер. – Почему он так много для вас значит? Я имею в виду…

Мендоса взглянул на него, когда они вместе сели в машину.

– Видно, ты ничего не знаешь о кошках. И о кошатниках. Ну, короче говоря, это заблуждение, будто кошки могут сами о себе позаботиться. Особенно в городе. Кроме птиц, охотиться не на кого, и даже очень хороший охотник должен добывать себе пропитание восемнадцать часов в сутки. Этот кот – чистопородный длинношерстный перс, не ахти какой охотник по своей природе. Такие кошки нуждаются в превосходном уходе, их кто-то должен холить. По-моему, за нашим котом тоже ухаживали, пока он не остался один. К тому же золотой амулет… Кто-то очень заботился о бедном животном. Хотя бы потому, что трехмесячный котенок этой породы стоит где-то около пятидесяти долларов.

– Пятьдесят баксов? – изумился Паллисер. – За кошку?

– За чистопородного дымчатого перса, – сказал Мендоса, закуривая. – Цена на них немного ниже, чем на другие, более экзотические породы. За Бает я заплатил сто двадцать пять, но тогда абиссинцы как раз входили в моду. – Паллисер вытаращился на него. – Кто бы ни купил его, просто так бы его не бросил. Зная, что сам он о себе не позаботится. Не знаю, одно ли и то же лицо Дженифер Хилл и твоя блондинка, и что с ней случилось, но произошло что-то для нее неожидан* ное, иначе по своей воле она бы не оставила кота без присмотра. На мой взгляд, шансы, что она и есть та блондинка, велики, потому что Маргарет Чедвик знала ее сестру, Женевьев Уолкер, одну из своих подопечных. И блондинка задушена в субботу ночью.

– Но какая связь?

– Не представляю, – ответил Мендоса. – Надо искать, вот и все.

Он поручил Паллисеру позвонить по радиотелефону и послать несколько человек к дому в Алхамбре. Неожиданно Паллисеру взбрело в голову, что они совершают ужасный грех. Алхамбра – один из многих городов-спутников Лос-Анджелеса, и не входит в юрисдикцию их управления. Сержант возбужденно поделился своими сомнениями с Мендосой.

Мендоса, ловко обгоняя на «феррари» попутные машины, покачал головой.

– Нет, все в порядке. Эта улица как раз на границе и формально находится на территории города.

– Ох, – только и смог промолвить Паллисер, удивляясь, что кто-то может запомнить все технические подробности карты округа Лос-Анджелес, ведь собственно город составляют не менее ста сорока отдельных коммун и еще не менее шестидесяти одного города-спутника (со своей полицией и пожарной охраной), переходящих один в другой. Он сказал об этом Мендосе, не спрашивая, уверен ли тот, и встретил его веселый взгляд.

– Вы, ребята, слишком быстро сейчас продвигаетесь по службе. Я достаточно долго ездил на патрульной машине, чтобы запомнить несколько элементарных фактов. – Затем Мендоса замолчал, Паллисер, привыкший думать в тишине – тоже, и остаток пути они проехали, не проронив ни слова.

Дом уже не пустовал. Перед ним стоял «форд» Хэкета, и когда они остановились у обочины, появился Хиггинс и направился по дорожке к гаражу.

Мендоса глубоко вздохнул, не торопясь выйти из машины.

– Что же, черт побери, здесь предпринять? – сказал он. – Es dificil [41]41
  Тяжело (исп.).


[Закрыть]…

– Ну, рано или поздно вы распутаете это дело, сэр, – осмелился подбодрить его Паллисер. – Оно выглядит довольно сложным, но вдруг что-нибудь обнаружится…

– Дело, – переспросил Мендоса. – Ну да, конечно, разумеется. Я насчет кота. Мы его взять не можем – Сеньор этого не потерпит. Стокинг, естественно, тоже не может взять, у него уже есть, и довольно ревнивый. Что же мне с ним делать? Красивый кот.

– Но он принадлежит этой Хилл…

– Которая, ставлю сто против одного, мертва. И которая, с той же вероятностью, – твоя блондинка. И ее единственная родственница умирает в Центральной больнице. У всех моих знакомых любителей кошек, – сказал Мендоса, – кошки уже есть. Хреново. Ладно, пора приниматься за работу… – Он вышел из машины и направился к дому. Паллисер последовал за ним.

Хэкет в гостиной наблюдал, как Скарни снимает отпечатки пальцев.

– Там есть славный снимок, – сказал он и провел их в спальню, где указал на фотопортрет в рамке, стоящий на туалетном столике. В углу наискось написано: «Джинни с любовью, Дженни». На фотографии изображена прелестная светловолосая девушка, как будто сошедшая с шоколадной обертки, с широко расставленными глазами и улыбающимися ангельскими губками бантиком.

– Может быть, – сказал Паллисер.

– Твоя очередная безумная идея, – сказал Хэкет Мендосе.

– Вовсе нет. Ее сестра была одной из подопечных Маргарет. Вот тебе и связь. Слабая, согласен. Но я, скажем так, не думаю, что настолько слабая, чтобы быть чистым совпадением, Арт. Она посильнее того факта, что обе они задушены в одну и ту же ночь.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – согласился Хэкет. – Хочешь провести работы по полному списку? Так я и знал.

– Да, везде снять отпечатки. – Мендоса, засунув руки в карманы, начал ходить из комнаты в комнату и все осматривать.

Это был старый обветшалый дом, мебель старая и подобрана без особого вкуса. Не похоже, неожиданно подумал Паллисер, что здесь жили две молодые женщины, скорее, люди гораздо старше – скажем, стареющая пара. Он почти наяву увидел их, небогатых бывших фермеров, с традиционными, строгими взглядами на жизнь. Тяжелая мебель от Сиэрсов, аляповатая литография (морской пейзаж) в дешевой рамке над камином, коврик с восточным орнаментом, гофрированные абажуры. Он решил, что две молодые женщины унаследовали дом от родителей или от дяди с теткой и очень мало в нем изменили, вероятно из-за отсутствия средств.

Гостиная и столовая были объединены, как в большинстве калифорнийских бунгало, в одной длинной комнате в передней части дома, с входной дверью посередине. Кухня со стороны столовой, из нее выход в очень узкий темный холл, в котором с одной стороны еще одна дверь в гостиную, а с другой – двери в две спальни и ванную между ними. В ванной капал кран. Белый кафель содержался в чистоте.

Паллисер из любопытства всюду следовал за Мендосой.

Мендоса заглянул в аптечку, где не обнаружил ничего необычного, кроме того, что она выглядела аккуратнее большинства других. Зашел в заднюю спальню. Двухспальная кровать со старомодной высокой спинкой в головах, комод, туалетный столик, торшер рядом с кроватью. В шкафу полно женской одежды. Комната очень опрятная, старомодная, но удобная. Небольшой ветхий ковер. На кровати голубое покрывало.

Другая спальня была чуть больше. Две кровати поновее. Большой комод с зеркалом. Туалетный столик. В платяном шкафу одежды поменьше. Коричневый ковер, покрывала на кроватях рыжеватые, одеяло, аккуратно сложенное в ногах одной из кроватей, подобрано под цвет ковра. На другой кровати одеяла не было.

Мендоса зашел на кухню.

– Взгляни, – сказал он Хэкету.

– Да, вижу. – Белая пластиковая сумка, упавшая со стола, ее содержимое рассыпано по полу. – Джон!

– Да, сэр?

– Посмотри, – показал Хэкет. – Кажется, эта сережка – парная к той, что была на блондинке.

Паллисер присмотрелся и ответил, что, без сомнения, так оно и есть.

– Что и требовалось доказать, – сказал Мендоса. – Очень хорошо. – Он осмотрел кухонный стол, обычный пластиковый столик, с хромированными углами и желтой столешницей. Открыл холодильник, заглянул внутрь. С помощью авторучки – чтобы не оставить лишних отпечатков – открыл дверцы буфета. Полки чистые, покрыты яркой плотной бумагой. Затем он вышел на большую старомодную крьггую веранду, где увидел старую стиральную машину и лохань. Мендоса взглянул на заднюю дверь. В нижней ее части была устроена странная на вид створчатая дверца. Он наклонился и нащупал предмет, прикрепленный к одной из ее половинок.

– Так, понимаю.

– Посмотрите на великого сыщика за работой, – сказал Хэкет. – Что здесь произошло, и когда?

– Так, сейчас у нас лето, – сказал Мендоса. – Темнеет в семь тридцать пять, верно? Так вот, что бы ни случилось, произошло оно в субботу раньше этого времени.

– Я поражен, Шерлок. Почему?

– Кошачья дверь не заперта, – Мендоса кивнул на створчатое устройство. – Это патентованная дверь для домашних животных. Кошка или собака толкает их и открывает наружу или внутрь. Любой, кто хоть немного любит кошек – или собак, разумеется, – не позволит им разгуливать по ночам. У нас тоже такая есть, Бает, правда, ею не пользуется, но мы в любом случае запираем ее на ночь. Миссис Хилл не успела закрыть дверцу – значит, нечто произошло в субботу вечером раньше семи тридцати пяти. – Он вернулся на кухню и снова взглянул на стол. – Она как раз собиралась что-то готовить. Не торопясь. Достала кастрюлю и миску, но прежде чем она достала продукты, ей помешали, да. С улицы она пришла прямо на кухню, потому что здесь ее сумка. Вероятно, разговаривала с котом. Достала миску и кастрюлю. Она собиралась готовить для себя и для кота…

– Готовить для кота? – невольно вырвалось у Пал-лисера.

– Для некоторых нужно готовить, – Мендоса повторил, что Паллисер ничего не знает о кошках, с чем тот согласился. – Это противозаконно, – сказал Мендоса. – Настоящее рабство. Они требуют внимания… И тут как раз ее прервали. Позвонили в дверь? Постучали? Кто-то вошел. Немного погодя здесь боролись, и сумочку сбили со стола. Здесь она потеряла сережку. Амулет… – Он продолжал смотреть на стол, как будто там было что-то написано. – Это случилось еще раньше. Почему она спрятала его йа груди? А не положила в сумочку? Ответ: либо он сломался, когда у нее уже не было сумки, либо… Нет. Нет, именно так. Должно быть, колечко амулета сломалось в рабочее время, она завернула его в носовой платок и засунула за лиф. А потом не побеспокоилась переложить, потому что там он был в сохранности. Тот маленький кусочек золота – часть колечка – да, вероятно, свободно болтался на амулете до последней минуты и тоже мог оказаться завернутым в платок, но недостаточно крепко, и потом выпал. – Он прошел обратно на веранду и через заднюю дверь направился к гаражу.

– Хорошо, – сказал Хэкет после паузы, – он все видит. Он тысячу раз прав. Но какая связь, черт побери?

Паллисер ответил, что провалиться ему на месте, если он понимает. Мендоса вернулся и сказал:

– Дверь скрипит. Две беспомощные женщины. Чуть-чуть смазать петли… Арт!

– Ну?

– Твоя блондинка любит кошек?

Хэкет выглядел явно обескураженным.

– Э-э… да. На нашей улице у нескольких людей кошки скоро должны окотиться, и она говорила, может, мы одного возьмем…

Мендоса аж засиял.

– Вот и прекрасно, парень. Скажи ей, пусть не берет. Она получит великолепного кота. Чистокровного длинношерстного перса. Думаю, мы где-нибудь здесь найдем его бумаги, а я оплачу ветеринара. Думаю, ему не больше двух-трех лет, и он очень красивый. Я расскажу, как его кормить, а вам какое-то время придется подержать его взаперти, пока он привыкнет к вашему дому и так далее. При хорошем обращении он приживется. Я хоть успокоился.

Паллисер с удивлением и неловкостью осознал, что Мендоса все это время думал, видимо, в основном о коте.

Хэкет рассмеялся и сказал, что передаст Анджеле.

– Очень милый кот, – сказал Мендоса, – даже и не пытался оцарапать или укусить меня. Конечно, персидские кошки… Сеньор в подобных обстоятельствах сильно бы сопротивлялся. С другой стороны, он, вероятно, гораздо лучше бы о себе позаботился. В общем, Анджеле он понравится, он хороший кот. – Мендоса зашел в заднюю спальню.

Скарни здесь заканчивал. Он вытащил из комода ящики и положил их на кровать. Мендоса взглянул на их содержимое.

– Беднота. Почти никакого вкуса. Все от Грэйсона – Лернера. – Он взял черный кружевной бюстгальтер и, передразнивая, потряс им: – Продается, за пару – доллар шестьдесят девять центов плюс налог.

– Все-то ты знаешь, – проговорил Хэкет.

– Думаешь, я оплачиваю женские покупки в подобных местах? Конечно, знаю. Любой ребенок может прочитать, что здесь написано. – Потом Мендоса добавил: – По-моему, кто-то уже здесь просмотрел до нас. В кухне и ванной все гораздо аккуратнее. – Он вернулся в гостиную. Скарни перешел в переднюю спальню. Мендоса посмотрел на стол. Дамский стол для всякой чепухи, напоминающий французскую конструкцию: два маленьких ящичка по бокам и еще один узкий – в центре. Мендоса его выдвинул. Доскональный обыск еще не начался, пока не везде сняты отпечатки. Он увидел пару простеньких шариковых ручек, пачку десятицентовых конвертов, дешевый латунный нож для писем, ножницы. Затем он открыл левый ящик. Стопка дешевой писчей бумаги. Новый пузырек чернил «Шифере Скрип, синие невыцветающие». Пузырек лежал на боку, а бумага была перевернута лицевой стороной вниз… Небольшая пачка старых писем, аккуратно перевязанная лентой. Он взял ее и внимательно оглядел.

– Так, очень мило и наводит на размышления. Совсем недавно ленту развязывали и снова завязывали. Смотрите – чернила выцвели, кроме того места, где был узел. Вполне ясно видно, что старый узел находился вот здесь. Что-то забрали из этого небольшого, если можно так сказать, хранилища ностальгии, и кто-то беспечно не обратил внимания на ленту.

– Я пока не вижу связи, – недовольно пробурчал Хэкет.

– Paciencia [42]42
  Терпение (исп.).


[Закрыть], она появится… Может, мисс Уолкер знает, когда и чем его кормили. Вам придется быть осторожными, не меняйте пока его диету, чтобы не нарушить пищеварение. Если его рацион был не очень правильным, меняйте его постепенно. В основном, постное мясо, но три раза в неделю – печень. Я дам Анджеле список, – он открыл правый ящик. – Красивый кот, он ей понравится.

Дешевая настольная лампа. Не работает, наверное, раз ее сюда засунули. Баллончик для зажигалки. Коробочка кошачьих витаминов. Шарик от пинг-понга.

– Для кота, – сказал Мендоса. – Они любят с такими играть. Записная книжка. Больше ничего. Не очень-то она много писала.

Этот ящик, как и остальные, был аккуратно выстлан старой газетой. Мендоса на всякий случай приподнял уголок листа.

– Vaya! – радостно воскликнул он. – Маленькие вещи часто проскальзывают за подкладку. – Он достал из-под бумаги небольшой предмет. Осторожно сдул с него пыль. – Одну вещь он пропустил. Может быть, очень важную… Да, маленький кусочек фотопленки.

Может, он и не знал, что она его хранила. Либо фотография не имеет совершенно никакого отношения, – Мендоса поднес его к свету.

Это был негатив стандартного размера – два с четвертью на три с четвертью дюйма.

– Так, – мягко сказал Мендоса. – Ну, вот ты и попался, голубчик! Вот уж не ожидал! Я мог поклясться…

– Что, лейтенант? – спросил Паллисер. – Что-то стоящее?

Мендоса опустил негатив. Он с восхищенным отсутствующим видом посмотрел на Хэкета с Паллисером и сказал:

– Но зачем ему понадобилось ее убивать?

На первый взгляд, не видно причины, достаточной для убийства. С другой стороны, Мендосе встречалось очень мало случаев, когда он вообще мог понять, почему совершено убийство. Это не значит, что в подобных обстоятельствах он поступил бы так же, просто он понимал, что причина достаточно основательная.

Обычно все происходит из-за любви или денег. Иногда из-за того и другого сразу.

Надо ли, на самом деле, докапываться до мотивов? Строго говоря, закон, кроме осязаемых улик, ни в чем больше не нуждается. Хорошо, конечно, найти причину, объяснить ее присяжным, но это не обязательно. В книгах-то все закручено, но от настоящей жизни там мало что есть. Мендоса знал целый вагон таких случаев, к которым писатели бы даже не притронулись.

Он уже двадцать лет лицом к лицу сталкивался с преступностью. Среди прочего его ужасало то, что человек – страшно неразумное существо. Мендоса в который уже раз подумал, что девяноста процентов убийств можно было бы избежать, если бы человек оказался чуть менее раздражительным, или жадным, или беспечным, и уж конечно, если бы не был пьян или одурманен наркотиками. Если бы лучше контролировал себя.

В данном случае он мог вообразить разные мотивы. В его голове смутно что-то прорисовывалось, чисто гипотетическое. Причина была не серьезная, совсем нет. Похоже, просто кто-то вышел из себя. Да. Конечно, если только не… Но говорить еще рано. Надо разузнать побольше.

Теперь он знал, где они могут отыскать, вероятно, достаточно много. Ключ ко всему делу.

Когда Мендоса отправился туда с Паллисером в качестве свидетеля, ему пришло в голову, что им здесь здорово повезло. Если бы они опоздали хотя бы на один день… Говорят, она умирает.

Может быть, это уже произошло. Надо выяснить, что за тупоголовый недоучка разговаривал с ней, задавал обычные идиотские вопросы и не заметил чего-то важного. Наверняка, что-то она сказала…

Он надеялся, что еще не поздно.

ЧАСТЬ 20

– Маленькая дурочка, – говорила женщина на больничной койке. – Она не умела… оценивать людей. Вы понимаете… о чем я говорю. Она принимала… слова и внешность за чистую монету. Кот и то… лучше разбирался в людях… Насчет кота – глупость. Тогда у нее была хорошая работа – у Маллоу и Вудис. Большая фабрика одежды, она работала… на обрезочной машине, получала восемьдесят в неделю… этот брак. И потом… он исчез, взял половину ее денег… Говорила… всегда хотела чистокровного персидского кота… отдала за него пятьдесят пять долларов, он был ужасно милым котенком… Что?… Это амулет с ее браслета… да, я знаю, – она хотела его. Я… купила… для нее. В позапрошлое Рождество. Она показала мне… у нее был большой ювелирный каталог… ей захотелось… я скопила денег… я тогда еще работала… и купила для нее… Он стоил тридцать семь пятьдесят плюс налог…

– Вам нельзя утомляться, моя дорогая, – сказала сиделка. Она обеспокоенно взглянула на Мендосу и Паллисера. В двадцатиместной палате эта кровать была отгорожена ширмами.

Взгляд Женевьев Уолкер остановился на белых ширмах.

– Не имеет значения, правда? Может, не… много времени осталось, и все, чем я могу помочь… все, что могу им рассказать… Чтобы помочь им его поймать. Поймайте его – хорошо?.. Пожалуйста, пообещайте мне. Не надо ширм, сестра. Совсем не надо. Из-за них я чувствую себя… запертой. Я еще буду… запертой… достаточно долго. Уже скоро.

– Хорошо, моя дорогая. Хотите пить?

– Спасибо… Не разбиралась в людях. Я думаю… ну, все баловали ее. Такая милая… и добрая… и всегда смеется. Ей, мне кажется, всегда не хватало здравого смысла… Она читала дрянные сказки, Настоящие Романы. Я говорила ей, что он плохой. Она не слушала… Просто потому, что он красивый… конечно, ей было только девятнадцать. Только девятнадцать… Зачем он лгал ей – я это узнала почти наверняка… Простите, я попытаюсь… четко сказать. Я должна. Уайтсвилл, Канзас, – сказала она очень ясно. – Вот он откуда. И я уверена… есть причина скрываться. Мы не так приехали… когда тетя Фло умерла, она оставила мне дом… – Она замолчала, тяжело дыша.

– Не надо так волноваться, успокойтесь, – сказала сиделка.

Это была та самая молодая мулатка, которая позвонила в полицию. Девушка предупредила, чтобы они не волновали мисс Уолкер.

– Знаете, она очень слаба, и это страшное известие… Думаю, она даже может не выдержать. Я понимаю, вам надо ее поспрашивать, но старшая сестра говорит, что лучше мне побыть рядом.

– Сколько ей осталось? – спросил Мендоса.

– Никто не может сказать, сэр. Бог забирает, когда считает нужным. Ей всего двадцать девять, ее смерть кажется бессмысленной, но на все воля Божия, – она сказала это очень просто.

Однако Женевьев Уолкер восприняла известие удивительно спокойно. Когда Мендоса представился, она долго лежала, молча глядя на него, а потом сказала:

– С Дженни случилось что-то плохое, не так ли? Поэтому она и не пришла.

– Да, мисс Уолкер. Боюсь, что так.

– Дженни мертва, да? – Она, наверное, была красивой до болезни. В ее лице больше характера, чем у Дженни. Более темные каштановые волосы, карие глаза.

Она была очень худа, на лице – яркий чахоточный румянец, конечно, в больнице у пациентов не много времени для косметики и укладки волос, да она, наверное, давно перестала об этом беспокоиться. – Расскажите мне, – сказала она. – Пожалуйста. Не беспокойтесь, я выдержу.

Тем не менее сиделка держала руку на ее пульсе. Но Женевьев только надолго закрыла глаза, а потом ровно проговорила:

– Думаю, это Боб… Моя бедная Дженни. Никакого понятия о людях. Убить ее мог, я полагаю… кто угодно. Она так верила людям…

– Пожалуйста, мисс Уолкер, расскажите нам все, что знаете.

– Да, – ответила она и начала с трудом рассказывать, часто останавливаясь, чтобы перевести дыхание и отпить воды.

Она снова очень ясно произнесла:

– Уайтсвилл, Канзас. Он получил оттуда письмо. Я его видела… Обычно я не любопытна, но… я чувствовала, что он… плохой. И там была подпись… подписано… «мама». Теперь вы понимаете. И мужчина… в тот день один мужчина сказал: Пайерс. Привет, Пайерс, рад тебя видеть. Это… мне не понравилось… он сочинил для Джении какую-то историю, и она поверила, но мне… не понравилось… Въехал, знаете, в наш дом и… Но оказалось, что для него это временная остановка… пока не подвернулось что-то получше, понимаете?.. Жил за ее счет… говорил, ему очень трудно, пробивает место сценариста на телевидении. Из него такой же писатель, как из меня…

Паллисер, прошедший курс стенографии, все, насколько мог аккуратно, записывал. Его охватила злость, а голос больной постепенно становился все тише и тише. Мендоса просто сидел и внимательно смотрел на нее, время от времени задавал уточняющие вопросы. Сиделка стояла с другой стороны кровати, бдительная и настороженная.

Женевьев Уолкер вяло провела рукой по лицу, убирая со лба спутанные каштановые волосы.

– Это из-за зим, – сказала она. – Говорили, теплый климат Калифорнии мне лучше подходит. И… каза-лось, все так счастливо складывается, тетушка Фло оставила мне дом – вы уже знаете. Мы приехали сюда с севера, – я вам говорила? Семь лет назад Дженни была еще почти подростком… Мы обе нашли хорошую работу, я – в большой булочной Хелмсов, все было прекрасно… до тех пор, пока я не заболела и не бросила работу… а Дженни встретила Боба. Он с самого начала мне не понравился, но с ней невозможно было разговаривать…

– Когда именно, мисс Уолкер?

– Вам нужно знать, да, конечно… Мы приехали… в мае пятьдесят шестого. Кажется, в феврале или марте следующего года она встретила… Они поженились в июле. В июле шесть лет назад. Она была слишком молода… Он… работал продавцом, в отделе большого магазина… Я не помню точно, но вскоре он оттуда ушел… он сказал, что ушел, а я думаю, что его выгнали… Кажется, в «Бродвее». Вроде бы, я припоминаю… Сказал, что собирается пробиться к большим деньгам, писать для телевидения, потом… Но в ту же минуту, как Дженни потеряла работу, он, разумеется, смылся! Я говорила ей, что он за человек. Нехороший. И еще плутоватый, можно сказать. Если он так задумал, то его уже не вернуть… Она не хотела слушать. Смешно, Дженни есть Дженни, она никогда не сердилась на меня за мои слова… она никогда не сердилась… ни на кого. Просто сказала, что я… не понимала… его. Нет, больше его не видела – невероятно! Пока он не пришел… за разводом… Дженни потеряла работу не по своей вине, она на любом месте работала очень добросовестно, но они закрылись… Это был сборочный завод, там делали небольшие детали, кажется, для самолетов, но он закрылся, и все. Потом она получила… хорошее место у Маллоу и Вудис, там неплохо платили… У меня возникла смешная идея… – Она беспокойно задвигалась. – Насчет кота. Милого, красивого кота. Но он был как… вроде… он был вместо Боба. Глупо. Она с ним нянчилась, разговаривала. Вы понимаете?

– Да, мисс Уолкер, – сказал Мендоса. – Я не хочу вас утомлять. Но у меня вопрос насчет Маргарет Чедвик. Она навещала вас?

Женевьев Уолкер утомленно взглянула на него.

– О ней уже спрашивал другой человек. Я не знаю, зачем, он не сказал. Спросил только… говорила ли она что-нибудь… о себе… Она мне не очень нравилась. Думаю, она старалась… быть доброй. Но знаете… она смотрела на меня свысока.

«Как на любого человека из низших слоев, настолько несостоятельного, что оказался в числе пациентов Центральной больницы, обслуживаемых в счет благотворительности. Да, понятно», – подумал Мендоса.

– Что?.. Да, я, кажется, припоминаю, она здесь дважды встречала Дженни… Еще этот снимок… Мы потом с Дженни удивлялись, как странно все вышло. Я имею в виду фотографию… Моя бедная Дженни… все время думала, что он вернется. Единственное, за чем он вернулся – добиться от нее развода. Ей не надо было этого делать. Говорила – мой муж… все еще его любила, просто, мол, они не могут больше быть вместе. Она всегда надеялась… Выдумывала фантастические истории. Как… знаете, в дрянных фильмах или романтических журналах. Какое-то глупое недопонимание… вдруг он поймет, что по-настоящему любит только ее, и вернется… Сочиняла для него оправдания… Я пыталась ей объяснить…

– Мисс Чедвик, – мягко напомнил Мендоса, – фотоснимок. Она его видела?

– Дженни… уронила свой бумажник. Там… она всегда носила с собой фотографию в бумажнике… Другой человек, который интересовался мисс Чедвик, ничего не спросил… об этом. Это… было… странно… она спросила, нельзя ли ей…

– Постарайтесь говорить чуть громче, мисс Уолкер.

– Простите. Да, сэр. Нельзя лЬ ей взять фото. И, разумеется, Дженни сказала – нет… Это было странно… И потом…

– Извините, я думаю, вам лучше уйти, – неожиданно сказала сиделка. – Мне не нравится ее пульс. Мне очень жаль, я все понимаю, но вы должны…

Мендоса встал.

– Да, конечно. Думаю, мы узнали достаточно. Может она подписать показания, скажем, через час?

– Скорее всего, да, сэр, – ответила сиделка.

Женевьев Уолкер громко сказала:

– Я должна вам помочь, рассказать все, что вы хотите узнать… Поймайте его, кем бы он ни оказался… Я думаю… думаю… это мог быть Боб. Потому что… она говорила… пожалуйста, подождите, у меня еще есть силы… вам рассказать… Говорила, что он приходил снова, в то… воскресенье. В позапрошлое воскресенье… Была среда, когда… насчет фотографии. Она… моя бедная Дженни…

– Пожалуйста, вам лучше уйти, – сказала сиделка.

– Что все это значит, лейтенант? – спросил Пал-лисер. – Ее муж? Не вижу связи. Боб Хилл?

– Неужели? – сказал Мендоса. – Подождем часок. Пока не увидим отпечаток с негатива. Тогда, я думаю, у нас появится по горло утомительных хлопот, надо будет выяснить все детали… Да уж, дело необычное, что и говорить. Одно убийство совершено импульсивно, другое – очень тщательно спланировано… Он вышел из себя. Могу себе представить. Да, так оно и было, потому что действовать, как он, при свете дня… и его машина, вероятно, перед домом… Ему там повезло. Да, я прямо вижу, что случилось с Дженни Хилл. Поверхностная, сентиментальная, довольно глупая женщина, повторяющая все штампы об истинной любви. Это раздражает. Опасайся женщин, которые говорят об Истинной Любви, Джон. Точнее, женщин, которые вообще говорят о любви.

– Хорошо, но я не вижу…

– Посмотрим, – сказал Мендоса. – Все начинает распутываться. И выглядит как довольно глупое дело. Я еще могу как-то понять – наша Маргарет. Но какого черта ее убивать? (Зна не могла им помешать – могла доставить массу неприятностей и только. И безобидная маленькая Дженни Хилл, балующая своего Серебряного Мальчика… – Он почти со злобой надавил на газ. – О, теперь-то мы его возьмем. Я припру его к стенке с большим удовольствием… Потому что он знал про кота. Я думаю, кот был там, когда ее убили. Но он, конечно, ни черта не подумал, что может случиться с котом. Ну, разумеется, кошка может сама о себе позаботиться. Ну, гад…

Паллисер сказал:

– Э-э, извините, сэр, но похоже, что кот для вас важнее женщины. Я имею в виду…

Мендоса резко рассмеялся.

– В некотором смысле – да, Джон. Кот оказался невинной жертвой. Обе женщины, как часто бывает, сами что-то сделали, чтобы попасть в беду. Наша Маргарет своим любопытством просто напрашивалась. Маргарет – неприятная девица. И Дженни Хилл – несмотря на свои хорошие качества – сама спровоцировала убийство… В детективных романах много говорится об отличительных признаках убийц. А знаешь, какая у них единственная общая черта в настоящей жизни? Абсолютная утрата отзывчивости – как потеря руки или ноги. По отношению к другим людям, к кошке… Наша Маргарет – небольшая потеря, и Дженни Хилл, хоть и милая девушка, но глупая. Так что меня больше возмущает жестокость по отношению к коту.

– Но лейтенант, вы знаете – кто?

– Да, знаю, – сказал Мендоса. – Теперь мы займемся поиском доказательств. На всю катушку. – Он остановил «феррари» на стоянке возле управления. – Ты печатай показания и мчись обратно в больницу за подписью. Никто не знает, сколько она еще протянет.

– Да, сэр.

Поднявшись наверх, Мендоса вызвал к себе в кабинет сержанта Лейка и начал диктовать ему длинную телеграмму шефу полиции Уайтсвилла, Канзас.

Весь остаток дня несколько человек были заняты сбором улик. Зная, что и где искать, они удивительно легко это делали. История раскрывалась перед ними как по писаному. Или почти так.

Первой осязаемой уликой оказались короткая лопата в гараже дома на Флорентина-стрит. На ее обратной стороне сохранились слабые следы крови и ткани; отпечатков пальцев, конечно, нигде не было обнаружено.

Браслет от золотого амулета был найден в сумочке Дженифер Хилл.

Полицейские съездили к Маллоу и Вудис, где она работала на большой обрезочной машине. Молодой человек по имени Реддинг, складской служащий, отвел их к мастеру. Он побледнел как полотно, услышав о Дженифер Хилл. Может быть, Реддинг надеялся за ней ухаживать… Мастер, который был на нее сердит, выслушав все, сказал: «Бедная девочка». В конторке он достал короткое письмо, отпечатанное на машинке, подписанное «Дженифер Хилл», которое он получил в понедельник, в нем говорилось, что ввиду неотложных семейных обстоятельств она вынуждена оставить работу.

– Так, сделано грубо и на скорую руку, – сказал Мендоса. – Он и не думал, что мы посмотрим дальше собственного носа! Прокуратуре письмишко понравится.

Письмо реквизировали. В доме Уолкер – Хилл не было пишущей машинки, и, скорее всего, легко будет доказать, что подпись подделана. Какие семейные обстоятельства заставили ее отказаться от зарплаты? Единственная ее родственница умирает сейчас в больнице. Фото с негатива, конечно, тоже понравится окружному прокурору. И даже очень.