Текст книги "Сталь и пепел (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ворон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Штейнхаген был диагностирован. Болезнь выявлена. Теперь предстояло начать лечение. И наш метод, сочетавший холодный расчет солдата и беззвучную ярость лесного духа, оказывался смертельно эффективным. Мы были не просто разведчиками. Мы были хирургами в ночи, удаляющими раковые клетки оккупации с ювелирной, пугающей точностью. И операция только начиналась.

Глава 38

Рассвет задержался за плотной пеленой низких туч, обещая не свет, а лишь серую, бесцветную муть. Время, отведенное на операцию у мельницы, сжималось. Двое отсутствующих фалькенхарцев могли вернуться с минуты на минуту. Промедление грозило свести на нет всю чистоту проведенной работы в деревне.

Коршун принял решение быстро, как и положено в полевых условиях.

– Рогар, Сова – остаетесь здесь, прикрываете наших новых «друзей» и точку отхода. Крот – на тропе от мельницы к деревне, предупредить, если кто-то пойдет. Лирэн, – его единственный глаз буравил меня, – ты и твой зверь. Все, что нужно – тишина и отсутствие следов. Мы не можем позволить им поднять тревогу. Взяли живыми – отлично. Нет… так, чтобы было похоже на несчастный случай или внутренние разборки. Понятно?

– Так точно, сержант, – я кивнул, уже прокручивая в голове возможные сценарии. Мельница. Старая, деревянная постройка на сваях у самой воды. Одно основное помещение, вероятно, чердак. Один вход со стороны суши, возможно, еще выход на плотину или к лодке. Ограниченное пространство, минимум укрытий снаружи. Шум воды заглушит многое, но не все.

Я посмотрел на Тень. Он уже стоял, настороженный, уловив направление моих мыслей. В нашу связь легла четкая, холодная цепочка образов: запах сырого дерева и старой муки, скрип вращающегося вала, ощущение замкнутости и… два очага жизни. Сонных, расслабленных. Охрана не ожидала беды в своей, казалось бы, безопасной тыловой норке.

– Идем, – сказал я тихо, больше себе, чем Тени.

Путь до мельницы занял меньше получаса скрытного движения вдоль берега. Река Стикс здесь была широка и глубока, ее медленное, темное течение скрывало под поверхностью опасные омуты. Сама мельница выглядела уныло и заброшенно, даже до войны, судя по облупившейся краске и покосившимся ставням. Деревянное колесо, неподвижное, густо облеплено мхом. Узкий мостик вел от берега к тяжелой дубовой двери.

Я остановился в последней полосе прибрежного кустарника, изучая объект. Тень бесшумно лег рядом, его глаза, казалось, впитывали свет, делая окружающий мир еще более тусклым. Я начал мысленно раскладывать задачу по полочкам, как учили когда-то в другом мире, на другом типе войны.

Цель: нейтрализация двух боевых единиц противника.

Ограничения: бесшумность, минимальная заметность вмешательства, предпочтительно – живой захват для допроса, но допустима ликвидация при угрозе провала.

Ресурсы: я (ограниченная физическая сила, навыки рукопашного боя и скрытного проникновения), Тень (сверхъестественные способности к маскировке, скорость, сила, нечеловеческие чувства), местность (ограниченное пространство, шум воды).

План А (бесшумный вход и захват): использование Тени как отвлекающего фактора или инструмента мгновенной нейтрализации одного противника с одновременным моим входом и обезвреживанием второго.

План Б (засада на подходах): взять их поодиночке, когда будут возвращаться. Риск – неизвестное время, возможность их возвращения вместе, с громкими разговорами, что усложнит захват.

План В (несчастный случай): инсценировка. Но требовал времени и идеальных условий.

Тень, словно читая мои мысли (а он, по сути, так и делал), подал импульс: образ паутины в углу мельницы, ощущение духоты и сонливости. И резкий, ясный посыл: сон. глубокий. сейчас.

Он предлагал усыпить их? Как? Магией? Своим присутствием? Рисковано. Но если сработает…

Я отрицательно покачал головой, мысленно проецируя сомнение. Слишком неизвестный фактор. Нужна предсказуемость.

Новый образ: вид сверху на мельничную дверь, ощущение скольжения по черепице, и затем – внутренность помещения, увиденная как на ладони: два солдата. Один, потолще, спит на грубо сколоченной кровати у дальней стены, похрапывает. Второй, молодой, с белесыми волосами, сидит у стола у единственного окна, ковыряет в зубах ножом и сонно смотрит в предрассветную муть за стеклом. На столе – остатки еды, фляга. Их оружие: две алебарды прислонены к стене у двери, арбалет висит на крюке, рядом колчан.

Идеальная картина для анализа. Спящий – легкая цель. Бодрствующий – проблема. Он лицом к окну, то есть спиной ко входу? Нет, окно сбоку. Он может видеть дверь периферийным зрением. Риск.

Я снова мысленно перебрал варианты, проецируя их Тени. Вариант: ты – дверь. Я – окно.

Пришло понимание и одобрение. Он понял. Мы выработали примитивный, но эффективный тактический язык.

Действовать нужно было сейчас. Пока бодрствующий не окончательно проснулся и не начал проявлять активность.

Я жестом показал Тени занять позицию прямо у двери, в мертвой зоне, куда не падал бы свет от возможной лампы внутри. Сам же, крадучись, как тень (вот уж действительно), двинулся вдоль стены мельницы к единственному окну. Оно было приоткрыто для проветривания, стекло мутное, в паутине.

Изнутри послышалось сонное бормотание:

– …чертовы комары… Эй, Бруно, просыпайся, скоро смена…

Это был наш сигнал. Бодрствующий собирался будить товарища. Значит, скоро они оба будут в сознании и относительно активны.

Я не дал мысленную команду. Я просто захотел, чтобы Тень вошел. И в ту же секунду с той стороны двери раздался не громкий, но отчетливый звук – скрежет, будто огромный кот точит когти о грубые дубовые доски. Звук был странным, нервирующим, неестественным.

Внутри все затихло. Потом голос, уже настороженный:

– Что это? Кто там?

Шаги. Бодрствующий солдат встал и, судя по звуку, взял в руки алебарду. Он не подошел сразу к двери. Он, видимо, смотрел в ее сторону, пытаясь что-то разглядеть в щели.

– Бруно, вставай, черт возьми! – прошипел он, пиная ногой кровать.

Спящий заворчал и начал шевелиться.

Время кончилось. Я действовал на автомате. Моя рука через приоткрытую форточку нашла внутреннюю задвижку окна и мягко, без щелчка, отодвинула ее. Рама подалась бесшумно – дерево было сырым и разбухшим. Я приподнял ее на сантиметр, еще на один.

В этот момент дверь с грохотом распахнулась изнутри. Белесый солдат, держа алебарду наперевес, высунул голову наружу.

– Кто там, я сказал! – его голос дрожал от смеси злости и страха.

Он не увидел никого. Тень, конечно, уже не было там. Но дверь была открыта.

Солдат сделал шаг вперед, на узкий мостик, оглядываясь. Через открытое окно я увидел его спину. Совсем рядом, метрах в трех от меня Идеальная мишень.

Я не стал лезть в окно. Я действовал иначе. Схватив со стены под окном старую, пустую бочку для дождевой воды, я с силой покатил ее вдоль стены, от мельницы, в сторону кустов. Бочка, грохотя, покатилась по камням, создавая отличный отвлекающий шум.

– Там! – рявкнул солдат и, забыв про осторожность, бросился с мостика на берег, в сторону шума, оставив дверь широко открытой.

Это была ошибка. Роковая.

Едва он сделал три шага по сырому грунту, как из-за угла мельницы, из самой гущи тени, вырвалась черная молния. Тень не рычал. Его тело, двигавшееся с невероятной скоростью, сбило солдата с ног, как ураганный ветер соломинку. Я не видел удара. Услышал лишь глухой, мягкий стук и короткий, обрывающийся выдох. Когда я перевел взгляд, солдат лежал неподвижно, а Тень уже стоял над ним, его морда была близко к лицу человека. От зверя исходила такая аура первобытного, абсолютного превосходства, что даже мне, наблюдателю, стало не по себе. Солдат не просто был оглушен. Он был парализован страхом до потери сознания.

Но один оставался внутри. «Бруно».

Я уже не скрывался. Рванувшись к открытой двери, я влетел внутрь мельницы. Помещение было погружено в полумрак, пахло плесенью, мукой и немытым телом. Второй солдат, толстяк, только что поднялся с кровати, его глаза были мутными от сна, но рука уже тянулась к алебарде у стены.

– Шта… кто ты?! – сипло выкрикнул он, увидев меня.

У меня не было времени на диалог. Расстояние – пять шагов. Он – дезориентирован, без доспехов (спал в исподнем), но уже хватает оружие. Я – легче, быстрее, но без значительного силового преимущества в прямом противостоянии.

Я не побежал на него. Я сделал резкий шаг в сторону, к столу, и с размаху сбросил на пол глиняный кувшин и деревянную миску. Грохот разнесся по маленькому помещению. Солдат инстинктивно отпрянул, его взгляд на долю секунды отвлекся на источник шума.

Этого мгновения было достаточно. Я использовал принцип, знакомый каждому, кто занимался рукопашным боем: не сила, а скорость и использование импульса противника. Я не стал атаковать его тело. Я атаковал его оружие. Рванувшись вперед, я левой рукой намертво захватил древко прямо под наконечником, блокируя возможность замаха, а правой, сложенной в «молот», с короткого, резкого закручивания корпуса ударил в локтевой сустав его правой руки, которая держала древко.

Раздался сухой, болезненный хруст – не перелом, но вывих или серьезное повреждение связок. Солдат взвыл от боли, его пальцы разжались. Алебарда теперь под моим контролем. Я резко потянул ее на себя, одновременно подставив подножку. Толстяк, теряющий равновесие от боли и неожиданности, тяжело рухнул на пол, ударившись затылком о половицы. Он замотал головой, пытаясь прийти в себя.

Я не дал ему опомниться. Бросив алебарду в сторону, я навалился на него коленом в грудь, прижимая к грязному полу. Моя правая рука с уже зажатым в кулаке коротким, тупым обрезком свинцовой дроби (я подобрал его еще у барака и носил как импровизированную кастет) опустилась ему на висок. Убивать я его не собирался, поэтому точный, дозированный удар и его тело обмякло.

Тишина. Только шум воды снаружи да мое собственное тяжелое дыхание. Я проверил пульс у обоих. Живы. Первый, на улице, без сознания, возможно, с сотрясением. Второй – с вывихнутой рукой и тоже в нокауте.

Я быстро обыскал помещение. Нашел солдатские котомки, несколько писем (ценная информация), пару серебряных монет (оставил), карту местности с пометками (забрал). Ничего, что указывало бы на скорое возвращение других сил. Похоже, эти двое действительно были единственным караулом на мельнице.

Вытащив наружу второго солдата, я уложил их рядом, под навесом, подальше от воды. Связал их собственными ремнями и портянками, заткнул рты кляпами из обрывков их же одежды. Теперь даже если они очнутся раньше, чем необходимо, кричать и убежать не смогут.

Тень наблюдал за всей процедурой, сидя в стороне, как грозный, безмолвный судья. От него шла волна холодного, делового одобрения. Работа сделана чисто и эффективно.

Я осмотрелся. Нужно было инсценировать… что? Несчастный случай? Драку? Нет. Лучше всего – исчезновение. Простое исчезновение двух солдат, которые, возможно, решили сбежать, прихватив что-то ценное. Я закинул их котомки в лодку, привязанную у мельницы, и оттолкнул ее от берега. Течение медленно понесло утлое суденышко вниз по реке. Пусть ищут.

Затем я вернулся внутрь, слегка перевернул стол, рассыпал остатки еды. Создал легкий беспорядок, который выглядел не как борьба. Скорее, как спешные сборы.

Последний штрих. Я взял один из солдатских ножей и воткнул его в притолоку двери снаружи, оставив торчать. Немного театральности для тех, кто будет расследовать. Нож как знак «прощания» или вызова.

Выйдя наружу, я кивнул Тени.

– Все. Чисто.

Он встал, потянулся, и в его золотых глазах мелькнуло что-то вроде усталого удовлетворения. Для него это была охота. Сложная, интересная охота. И добыча была поймана.

Мы вернулись к своим. Крот, затаившийся у тропы, подтвердил, что никто не проходил. Коршун, увидев нас целыми и невредимыми, лишь хмыкнул.

– И?

– Нейтрализованы. Живы, связаны, в кустах у мельницы. Можно забрать. Инсценировка – дезертирство.

Сержант кивнул, и в его взгляде, впервые за долгое время, я увидел молчаливое принятие факта. Я сделал то, что было нужно. Без пафоса, без ошибок. Как правильный инструмент.

– Хорошо. Рогар, Крот, идите, заберите «подарки». Быстро и тихо. Мы двинемся к точке сбора. Нам нужно быть подальше от Штейнхагена до того, как кто-то хватится своих людей.

Пока они уходили, я присел на камень, давая дрожи в руках утихнуть. Адреналин отступал, оставляя после себя холодную, ясную пустоту и удовлетворение. Задача выполнена. Не силой грубой мощи, которой у меня не было, а точным расчетом, использованием ресурсов и пониманием психологии противника. Это пока все, что было у меня в доступе в столь юном теле.

Тень подошел и лег у моих ног, положив тяжелую голову на лапы. Его шкура переливалась в сером свете наступающего утра. От него исходило тепло и то самое странное чувство… связи. Не рабской преданности, а союзничества. Думаю, что зверь видел во мне не хозяина, а партнера, чьи странные, не звериные методы оказались столь же эффективными в охоте, как его когти и скорость.

Мы сидели так несколько минут – солдат из другого мира и легендарный зверь, связанные незримой нитью в настоящем, которое было войной. Мы только что провели безупречную операцию. И оба понимали – это было только начало. Штейнхаген был диагностирован и «прооперирован». Но болезнь под названием «Фалькенхар» расползалась дальше. И нам, этой странной паре, предстояло стать ее самым неожиданным и грозным противоядием.

Глава 39

Возвращение в лагерь после семи дней в лесу и операции в Штейнхагене напоминало въезд в иной мир. Частокол, вонь нечистот, рев голосов, привычная грязь – все это обрушилось на наши обострившиеся за дни тишины чувства с оглушительной силой. Мы шли не строем, а плотной, уставшей группой, ведя за собой трех связанных пленных – двух солдат с мельницы и одного, самого смышленого на вид, из дома в деревне.

Лагерь гудел своей жизнью, но наше появление быстро привлекло внимание. Сначала любопытные взгляды, потом – возбужденные крики, узнавание форм фалькенхарцев. По сторонам начали собираться кучки солдат. В их глазах читалось не праздное любопытство, а нечто более темное: ненависть, горечь и жажда мести. У многих в этом лагере были счеты к Фалькенхару – погибшие друзья, сожженные дома, унижения.

Коршун шел впереди, его единственный глаз зорко следил за толпой, но даже он, казалось, недооценил градус накала. Мы уже миновали ворота и двигались к штабному шатру, когда путь нам преградили двое.

Это были не ополченцы. Это были «волки» – бойцы из ударного отряда барона, знаменитые своей жестокостью и недисциплинированностью. Два здоровенных детины, обвешанных трофейными безделушками и засохшими ушами (подобная «мода» была распространена среди самых отмороженных). Один, с перебитым носом и безумными голубыми глазами, держал в руках тяжелый пехотный топор. Второй, поменьше, но жилистый и быстрый, крутил в пальцах боевой нож.

– Ну что это у нас? – сиплым голосом произнес первый, широко ухмыляясь и преграждая дорогу Коршуну. – Коршун-крот принес крысенков? Давайте-ка сюда, мы их быстренько почистим. За братву, что эти ублюдки закопали у Рытвины.

В воздухе повисло тяжелое молчание. Толпа вокруг замерла, ожидая зрелища. Никто не двинулся с места, чтобы вмешаться. Даже сержанты из других подразделений смотрели в сторону. Сводить счеты с «волками» было себе дороже. Коршун нахмурился, его рука легла на рукоять меча, но он колебался. Прямой конфликт с этими отбросами мог перерасти в настоящую поножовщину, а у нас на руках были ценные пленные, которых мы не могли потерять.

– Пленные – собственность генерала, – отрезал Коршун, но в его голосе не было привычной стальной убедительности. «Волки» слышали подобное тысячу раз.

– Генерал подождет, – огрызнулся второй, его глаза уже скользили по нашим пленным, выбирая жертву. – Одну минуточку. Для справедливости.

И он двинулся. Не к Коршуну, а в обход, прямо к молодому фалькенхарскому солдату, которого мы взяли в доме. Тот, бледный как полотно, замер, понимая, что его ждет.

Это был момент выбора. Логика солдата диктовала: не вмешиваться. Это не твоя война. Рисковать собой ради врага? Безумие. Но была и другая логика. Логика человека, давшего слово не становиться частью этой мясорубки бессмысленной жестокости. Эти пленные были ценным активом. И, что важнее, они были под моей ответственностью. Я их взял. Я должен был их доставить.

Я сделал шаг вперед, встал между жилистым «волком» и пленным.

– Отойди, – сказал я тихо. Голос мой звучал странно спокойно даже для меня самого.

«Волк» на секунду остолбенел, затем его лицо исказилось злобной усмешкой.

– Ого! Щенок зарычал! Слушай, мальчик, тебя еще в помине не было, когда мы…

Он не договорил. Его рука с ножом метнулась вперед – не смертельный удар, а скорее отмахнуться, проучить. Но он недооценил скорость и не ожидал реакции. Я не отпрыгнул. Я пошел на сближение, как учили на курсах самбо. Моя левая рука парировала его руку у запястья, не блокируя, а уводя в сторону, одновременно корпус развернулся, и правое колено с силой врезалось ему в солнечное сплетение.

Воздух с шумом вырвался из его легких. Он согнулся пополам, глаза вылезли на лоб от боли и непонимания. Я не стал добивать. Просто выхватил нож из его ослабевшей хватки и отшвырнул в сторону, в грязь.

Тишина стала абсолютной. Потом раздался рев его товарища.

– ТЫ, СОБАЧИЙ СЫН…

Большой «волк» с топором забыл про пленных, про все. Его ярость теперь была направлена на меня. Он ринулся вперед, топор занесен для короткого, рубящего удара. Пространства для маневра не было – сзади толпа, по бокам – свои же. В открытом противостоянии с этой горой мускулов и стали у меня не было шансов.

И тогда случилось то, что никто не мог предвидеть. Даже я.

Из-за моей спины, из самой гущи наших людей, где он шел невидимой тенью, вырвался черный смерч. Тень. Он не рычал. Он просто возник между мной и занесенным топором. Его движение было смазанной полосой, удар – молниеносным и страшным. Он не бросился на солдата. Он подскочил и ударил его лапой, точнее, всей своей массой, в грудь. Это не было когтистой атакой. Это был таран. Сотрясающий удар, как от падающего бревна.

Раздался глухой стук, хруст ломающихся ребер, и огромный детина отлетел на три метра назад, как тряпичная кукла, рухнув в лужу. Топор с лязгом отскочил в сторону.

Тень приземлился передо мной, в низкой, готовой к прыжку стойке. Его черная, переливающаяся шкура вздыбилась, делая его визуально еще больше. Сломанные рога были направлены вперед, как копья. А его пасть была приоткрыта, и оттуда доносилось тихое, вибрирующее шипение – звук раскаленного металла, опускаемого в воду. Но страшнее всего были глаза. Два огромных диска расплавленного золота, полных не звериной ярости, а холодной, разумной, убийственной ярости. Он смотрел на распростертого «волка», и было ясно – один намек на угрозу, и следующее движение будет последним.

В лагере воцарилась мертвая тишина, которую тут же пронзили дикие крики ужаса и изумления:

– Демон! Лесной демон!

– Черный зверь с рогами!

– Это колдовство!

Нас окружили, но никто не смел подойти ближе. Люди пятились, наносили на себя какие-то защитные знаки, хватались за амулеты. Даже наши, из взвода Коршуна, смотрели на Тень с новым, смешанным страхом и благоговением. Они видели его в лесу, но здесь, посреди людского муравейника, его потусторонняя, магическая сущность проявилась во всей своей пугающей мощи.

Именно в этот момент сквозь расступившуюся толпу, сопровождаемый адъютантом и капитаном Ланцем, вышел генерал Вальтер фон Герцог. Его ледяные глаза, не выражая ни страха, ни удивления, скользнули по сцене: по двум хрипящим в грязи «волкам», по мне, стоящему перед магическим зверем, по бледным пленным, по перепуганной толпе. Его взгляд задержался на Тени.

– Прекратить это безобразие, – произнес генерал тихим, но абсолютно внятным в наступившей тишине голосом. – Капитан Ланц, этих двоих (он кивнул на «волков») – в карцер. На хлеб и воду. Офицеру их подразделения – мое неудовольствие. Рядовой Лирэн, сержант Коршун, со своим взводом и… вашим спутником, – он снова посмотрел на Тень, – ко мне в шатер. Немедленно.

Никто не посмел издать ни звука. Генерал развернулся и пошел прочь, даже не проверив, следуем ли мы. Он знал, что последуем.

Штабной шатер на этот раз казался еще более тесным и наполненным властью. Мы стояли перед столом генерала: Коршун, Сова, Рогар, Крот, я. И Тень. Зверь улегся у входа, как черный страж, его золотые глаза полуприкрыты, но ни у кого не было сомнений, что он все видит и все слышит.

Генерал слушал доклад Коршуна, задавая короткие, точные вопросы. Его интересовали не только детали захвата, но и наше восприятие ситуации в Штейнхагене, настроения жителей, поведение караула. Затем он обратился ко мне.

– Рядовой Лирэн. Ваша версия. Особенно относительно методов нейтрализации противника на мельнице и… инцидента у ворот.

Я отчеканил четкий, сухой отчет, опуская лишь самые метафизические детали связи с Тенью, описывая его действия как поведение умного и преданного животного. Генерал слушал, не перебивая, его пальцы сложены домиком перед лицом.

Когда я закончил, в шатре повисла тяжелая пауза. Генерал откинулся в кресле, его взгляд переводился с меня на Тень и обратно.

– Карты, которые меняют восприятие местности. «Тихая Вода», которая калечит дух, не трогая тела. Бесшумный захват деревни и поста без единой потери. И, наконец, магический зверь из легенд, встающий на защиту солдата и дисциплины в моем же лагере, – он говорил медленно, взвешивая каждое слово. – Вы – аномалия, Лирэн. Опасная, непредсказуемая, но… невероятно эффективная. Война, которую мы ведем – это война глины и крови, тупой силы и старой ненависти. Вы же приносите с собой иной принцип. Принцип острого клинка. Принцип информации как оружия. Принцип… невидимости.

Он встал и прошелся по шатру, остановившись перед картой, висящей на стойке.

– Барон Хертцен воюет за землю. Фалькенхар воюет за власть. Но настоящая война, – он обернулся к нам, и в его ледяных глазах горел странный, холодный огонь, – война за будущее. За то, каким будет этот край после последнего удара меча. И для этой войны нужны не просто солдаты. Нужны… призраки. Тени, способные проникать куда угодно, видеть невидимое, поражать не тело, а самую суть врага. И тихо исчезать, оставляя после себя лишь хаос и непонимание.

Он посмотрел прямо на меня.

– Сержант Коршун. Вы – лучший следопыт, который у меня есть. Ваши люди – первоклассные специалисты. Но я забираю их у вас. И вас тоже. Вместе с рядовым Лирэном вы сформируете новое подразделение. Особого назначения. О его существовании будут знать лишь я и капитан Ланц. Его задачи будут выходить за рамки обычной разведки и диверсий. Вы будете моими глазами, ушами и кинжалом в самой гуще вражеского лагеря, в тылу, в местах, куда армия не дотянется. Вы будете «Призраками».

В шатре воцарилась гробовая тишина. Даже Рогар не нашелся, что сказать. Коршун стоял, выпрямившись, но я видел, как дрогнул мускул на его щеке.

– Рядовой Лирэн назначается командиром. Он будет отвечать за планирование и нестандартные операции, – продолжал генерал. – Сержант Коршун заместитель – за полевую подготовку, выживаемость и дисциплину. Остальных можете оставить, но и подберите себе столько бойцов, сколько сочтете нужным. Вам будут предоставлены дополнительные ресурсы, особое снаряжение, полная автономия в выборе методов. Но и ответственность будет полной. Первый же провал или потеря контроля… будет последней.

Он подошел к столу и взял со столешницы небольшой свинцовый жетон, на одной стороне которого был вытиснен герб Хертцена, а на другой – стилизованное изображение призрака, обвивающего меч.

– Это ваш знак. Знак «Призраков». Его предъявите только мне или моему личному курьеру.

Генерал положил жетон на стол передо мной. Потом его взгляд упал на Тень.

– И вашего… спутника. Он, судя по всему, тоже часть этого. Не спрашиваю, как и почему. Но он под вашей ответственностью. Используйте этот ресурс. Но помните – магия в этом мире имеет свою цену и привлекает свое внимание. Будьте осторожны.

Он дал нам понять, что аудиенция окончена. Мы вышли из шатра в предвечерние сумерки. Лагерь жил своей жизнью, не подозревая, что только что родилось нечто новое. Нечто, что изменит правила игры.

Мы молча шли к нашему бараку. Даже Рогар не шутил. Вес того, что только что произошло, давил на плечи. Мы стали не просто взводом. Мы стали острием, секретным инструментом в руках генерала. У нас была невероятная свобода действий и невероятная ответственность.

У барака я остановился и обернулся. Тень шел за нами, как всегда, бесшумным призраком. Его золотые глаза встретились с моими. В них не было вопроса. Было знание. Он был частью этого с самого начала. С той ямы. С того взгляда. Мы были связаны. И теперь эта связь становилась официальной. Он был «Призраком» номер ноль.

Я посмотрел на своих товарищей – на сурового Коршуна, на хладнокровного Сова, на могучего Рогара, на невидимого Крота. На магического зверя из легенд. Мы были странным, нелепым, пугающим сборищем. Но мы были командой. Командой, которой только что поручили вести свою, тихую войну в самой гуще большой.

– Ну что, – тихо сказал Коршун, ломая молчание. – Ждем приказов нового командира…

Он вошел в барак. Остальные последовали за ним. Я остался снаружи на мгновение, глядя на первые звезды, проступающие в темнеющем небе. Цель оставалась прежней – выжить, выполнить долг перед семьей Лирэна, обрести силу. Но теперь путь к ней приобрел четкие очертания. Я больше не был рядовым, затерявшимся в системе. Я стал капитаном «Призраков». Теневой фигурой на шахматной доске генерала. И с этой позиции можно было сделать очень многое.

Тень ткнулся холодным носом мне в ладонь, напоминая о своем присутствии. О нашей связи. О нашей силе.

– Да, – сказал я ему и самому себе. – Начинаем.

Конец первой кгини.

Уважаемые читатели, не забудьте оставить комментарий и поставить сердечко, если история зашла!