Текст книги "Замена (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Глава 27. Охота за…

Караван все также тащился по дороге, когда Хорст выехав с добычей из леса, остановился на плосковерхом кургане, дававшем прекрасный обзор окрест на многие лиги. Вид, открывшийся его взору, был давным давно знаком, но только сейчас воспринимался совершенно иначе, чем каких-то девять лет назад, когда маршал в последний раз поднимался на ровную как стол вершину кургана.

Теперь все далекое стало различимым, близкое – четким, а бесцветно-серое марево там, где должны сходиться вместе небо и земля – ярким цветастым полотном с тысячью разнообразных деталей.

Тонкая нитка дороги, скользящая меж невысоких холмов, пересекающая несколько мелких речушек по каменным и деревянным мостам, изгибалась в этих местах огромной дугой. Гровель и Бродерик с караваном были где-то в ее начале, а сам Хорст со спутниками по удачной охоте расположился в фокусе этой дуги. Заканчивался изгиб у ворот славного городка Золле – его посещение Хорст наметил давно, еще до прибытия в Мерид, ведь монастырь яковитов, где доживал свой век старый Намюр. Острый шпиль часовни этого почтенного заведения заметно выделялся среди невысоких построек провинциального городка.

Тронув пятками раздувающиеся бока коня, Хорст направил обученное животное прямо – к той точке на петляющей дороге, где наметил встречу с друзьями.

– А куда это Хорст запропастился? – Спросил Гровель маршала, пристраиваясь на своем муле справа от подремывающего в седле герцога.

Бродерик даже не оглянулся, размеренно, в такт шагам лошади, кивая головой. Гровель опасливо покосился на Рональдо, но телохранитель, перехватив его взгляд, пару мгновений пристально всматривался в его глаза, потом демонстративно отвернулся и едва не вслух принялся считать ворон.

Осмелевший купец тронул герцога за колено, укрытое складками толстого дорожного плаща, потом осторожно потряс. Лан покачнулся в седле спросонья, но ухватившись за луку седла, сумел удержаться, а увидев рядом Гровеля – даже улыбнулся в бороду.

– Что случилось, Ганс? – Спросил герцог.

– Да вроде бы ничего, – ответил купец. – Спрашиваю, куда сынка твоего понесло?

– А? – Рассеянно переспросил Бродерик и, подавив зевок, махнул рукой куда-то в поля, – на охоту поехал. Молодость играет, скучно ему плестись с нами.

Лан посмотрел вверх – на давно миновавшее зенит солнце и добавил:

– Да уж и вернуться бы пора.

– Не-е, – Гровель подозрительно огляделся, но Рональдо все так же считал ворон, вплотную приблизившись ко второй сотне, а все остальные были на почтенном расстоянии и слышать ничего не могли. – В Брюннервельде, помню, когда граф охотился, бывало что и по три дни по лесам со свитой носился. Чего уж они там делали? Не знаю… Соберутся толпой, с собаками, несутся по лесу, такой шум-гам поднимут на все графство – не только лисы с зайцами, там и самый глухой и глупый медведь схорониться успеет. А эти, знай себе – в дудки дудят! Может, они так драконов искали?

– Каких драконов? – Усмехнувшись, полюбопытствовал маршал.

– Ну как же! У нас, рядом с Брюннервельде, с самого основания мира стоит лес. Небольшой, но очень дремучий. Бывало, только по опушке пройдешь, а уже все ноги поисцарапаешь, а то и переломаешь… Ну так вот в том лесу, говорят, есть пещера в холме. А в ней, в незапамятные времена, когда еще здесь жили эльфы, или еще раньше, когда вообще никого не было… Ну, не важно! Вот тогда в этой пещере дракон прятал свои сокровища!

– Какие сокровища могут быть у дракона? – Безмятежно поинтересовался Бродерик и сам же себе ответил: – Баранья лопатка! Или четверть свиной туши?

– Не-е, – от возмущения Гровель даже замахал руками, но, почувствовав спиной пристальный взгляд Рональдо, мигом успокоился. – Нет, конечно! Скажешь тоже! Золото, настоящее золото, очень много золота! Слитки, браслеты, кольца, серьги, кубки, чаши, монеты! И жемчуг…

– И где же он все это брал?

– Известно, где берут свои сокровища драконы! Отбирал, конечно!

– Так ведь не было же еще никого – даже эльфов. А те-то и по тысяче лет живут! Значит, о совсем старых временах речь идет. Кто же ему браслеты и монеты из золота делал? Другие драконы?

– Драконы? – Гровель усомнился в таком нелепом предположении. – Да где им лапищами-то своими? Не-е-е, драконы сами только стеречь сокровища умеют!

– Тогда кто?

– Ну, не знаю. Может те, еще кто до эльфов здесь жил? Великаны какие-нибудь? Да это и не важно! Главное, народ зря врать не будет! Значит, были там какие-то сокровища! Вот и граф не просто так все возле того лесочка охотился!

– Граф-то? Нет, конечно… Графы они такие – без выгоды ничего делать не будут…

– Вот вы с Хорстом все смеетесь надо мной, а мне сдается, что это вы неправы. Это же не вы, а я придумал, как использовать жадность Ротсвордов и остальных менял, и это я нашел себе самую лучшую невесту в королевстве! Шутка сказать – у самого короля увел! И вот еще: помнишь, как ты хотел наказать наших менял? Так вот – я кое-что придумал, но коли уж вы все время насмехаетесь надо мной, я, пожалуй, придержу это при себе.

– И что же пришло в твою мудрую голову?

– Не, – Гровель начал рыться в седельной суме, выискивая какую-то важную мелочь, – от же ж! Запропастилась куда-то!

– Рассказывай, – Бродерик чуть склонился в седле и своим сухоньким кулачком уцепился за белый кружевной ворот негоцианта.

– Вот еще, – пробурчал Гровель, но, даже не сделав попытки освободиться, состроил заговорщицкую гримасу и, приподнявшись в стременах, горячечно зашептал в большое волосатое ухо герцога: – Когда вернемся, я пойду по всем купцам Первой и Второй гильдии, наведаюсь и к Ротсвордам, и к Сальвиари, и к прочим всем тоже зайду. Расскажу им, что в странствиях наткнулся на одно очень прибыльное дело, – он скорчил таинственную гримасу и еле слышно пробормотал: – я еще не придумал какое, но с твоей помощью мы что-нибудь сообразим. Потом пожалуюсь, что одному мне это дело не потянуть, а тем, кто вступит со мной в долю – пообещаю на каждый вложенный лотридор через полгода выплатить треть лихвы!

– Тебе придется отдавать свои деньги!! – Возмутился Лан.

– Чего это? Скажешь тоже! В том-то и прелесть моего плана, что моих денег вообще не нужно!

– Продолжай, – Бродерик отпустил воротник негоцианта и принялся задумчиво теребить свою бороду, как он делал каждый раз с недавних пор, когда стоило о чем-то хорошенько поразмыслить.

– Ну так я и говорю: сначала, конечно, желающих будет немного, но уже через неделю я начну выплаты!

– Зачем?! Как за неделю ты сможешь сделать прибыль? Ты сумасшедший!

– Вовсе нет, – Гровель наконец-то нашел то, что так долго искал. В его руках оказался свиток пергамента, на котором был изображен какой-то необычный рисунок. – В прошлом году к нам в Брюннервельде приехал человек, который представился графским приказчиком и пообещал платить любому по медной монете за каждую шкуру черного волка, что расплодились тогда по нашим лесам. Вроде как граф задумал для устрашения соседей вырядить свою дворню в плащи из этих шкур. Устроился человек в нашей корчме у Лысого Хью и стал цедить его вонючее пиво. А твари и вправду страшные были!

– Ты это к чему?

– Не надо меня перебивать, а то забуду. Так вот, сначала, конечно, добытчики еле собрались за шкурами, а у половины охотников дела поважнее нашлись, но когда приезжий вывалил за шкуры по монете, мужики начали почесывать в затылках. А приказчик этот возьми и скажи, что, мол, графу шкуры нужны быстро, поэтому велено будто ему не считаться с расходами. И тут же назначил цену в три монеты за шкуру!!!

– Странный граф какой-то. И приказчик у него совсем дурной! Кто так дела-то ведет?

– Ты, маршал, послушай, что дальше было.

– Ну?

– А на следующий день он исправно расплатился со всеми и, пересчитав шкуры, поднял цену до десяти монет!

– Больной какой-то! При скупке шкур – первейшее дело брак отыскивать, пересортицу, цены сбивать!

– Сам ты больной, – скривил губы Гровель. – Совсем даже и не больной он был. По десять монет за шкуру мы готовы были сами друг друга свежевать. Брюннервельде вмиг опустела: все бросились на охоту. Но, к сожалению, большинство окрестных волков расстались со своими шкурами еще прошлым днем по цене в три монеты, а оставшиеся были очень осторожны!

– Подожди-ка, подожди-ка, – герцог Лан усиленно потер лоб и громко расхохотался, чем вызвал очередной приступ настороженности у Рональдо. – Давай, я дальше сам закончу?

– Тебя ж там не было? – С сомнением в голосе заметил купец.

– Ерунда, – отмахнулся Бродерик. – Ваши охотники принесли пяток последних шкур, этот добрый человек со всеми честно расплатился и сказал, что нужно еще много шкур. И поднял цену до пятнадцати монет. А самые сметливые и жадные мужички решили подзаработать, да? Вечерком они навестили этого приказчика и уговорили его скупить уже купленные шкуры по пятнадцать монет? Они уговаривали его рассказать графу, что крестьяне меньше чем за пятнадцать медяков продавать шкурки отказываются! Он долго отнекивался, но, в конце концов, согласился. Только опасаясь проверки от графа или еще чего-то, попросил имеющиеся у него в корчме шкурки забрать, а деньги из расчета по десять монет за шкуру вернуть, чтоб было чем отчитаться перед проверяющим, который должен был приехать поутру, да? И получилось, что половина товара обошлась ему в одну монету, вторая половина – в три, малая часть по десять, и вернул он все шкуры обратно – по десять, да? Но ваши жадные мужички были согласны, ведь утром они должны были заработать на перепродаже половину затраченной суммы! И даже, наверное, что-то приплатили ему лично сверху! Однако, молодец!! – Бродерик восхищенно хихикнул. – Если таким образом была продана сотня шкур, то заработал он около, около, около… Семьсот – семьсот пятьдесят монет! Потому что на утро, когда пришла пора расплачиваться – никого в корчме не нашли! Так?

– Ну да, – нехотя сознался Гровель. – Почти так все и было. Только мужики во главе со старостой сразу предложили выкупить у него шкуры по одиннадцать монет, с тем, чтобы утром перепродать ему же по пятнадцать. Ну а утром его кровать нашли заправленной и холодной. Корчмаря – Лысого Хью чуть не повесили сдуру, да баба его отстояла. А ты это откуда знаешь?

– Да не знаю я этого! Просто, после того, как ты сказал, что волки в лесу кончились – стало понятно, зачем задирались цены! Молодец парень! Готов на пари, что десяток деревенских до сих пор ждут, когда появится «графский приказчик»!

– Ну да, – опять согласился негоциант, – вот и дядька мой тож с тремя десятками этих вонючих шкур застрял.

Бродерик восхищенно крутил головой и мерзко хихикал, потом резко замолчал, словно вспомнил нечто важное. Спустя десяток шагов раздался его голос, очень похожий на воронье карканье:

– Давай еще раз сыграем в эту игру!

– В какую?

– Я продолжу за тебя мысль о твоей задумке!

– Ты колдун, что ли?

– Нет, Гровель, я не колдун. Но, получив направление, теперь могу достоверно предполагать, что именно ты задумал!

– И что же это? – Невинно осведомился купец.

– Первые выплаты по взятым в оборот деньгам ты начнешь производить уже через неделю! Из средств вновь привлекаемых участников! И лихва будет сказочной – они должны биться в падучей, сотрясаемые алчностью и жадностью, они должны строиться в очередь и молить тебя, уговаривать, ползая пред тобой на коленях! Лишь бы ты согласился принять к себе их деньги! И никаких расписок! Только чистоган, только звонкое серебро и блестящее золото! Ты будешь привлекать все больше и больше золота! И выплаченные тобою деньги они снова потащат к тебе же, желая увеличить свой основной капитал, с которого будет считаться прибыль! Если ты сумеешь продержаться сколько-нибудь долго, то очень скоро сможешь овладеть всеми деньгами королевства! Каков размах для деревенского увальня!

– А что такого? – Гровель делано зевнул, выражая свое отношение к разоблаченной загадке. – Ну, подумаешь, решил немного подзаработать…

– Немного? – Возмущение маршала было неподдельным. – Да ты понимаешь, что ты придумал?!

Глаза Бродерика лихорадочно заблестели, скрюченные пальцы принялись выписывать в воздухе замысловатые вензеля, между бородой и усами образовался темный провал раскрытого в беззвучном хохоте рта. Попадись им сейчас на дороге священнослужитель – и костер герцогу был бы обеспечен: именно в таком виде в солидных руководствах по искоренению волшбы и колдовства изображают одержимых бесами. Гровель даже отодвинулся от спутника, всерьез опасаясь, как бы тот не кинулся кусать всех подряд.

– Только не пойму, как ты собираешься действовать потом? – Неожиданно спокойно и рассудительно спросил вдруг герцог, прервав свою пантомиму.

– Потом? – Гровель наложил на себя знак Святого Круга (на всякий случай – мало ли?), и подъехал ближе. – Это когда все деньги соберутся?

– Все не соберутся, это вряд ли, конечно. Но ведь должен наступить такой момент, когда вновь привлекаемых денег станет недостаточно, чтобы гасить обещанные прибыли! Просто потому, что золото в королевстве не бесконечно! И что тогда? Выход на сопредельные рынки? Или…

– Не-е-е-е, – замахал руками Гровель, – никуда никто не пойдет. Какие еще сопредельные рынки?? Когда в этих руках, – он покрутил над головой мула своими пухлыми ладошками, – соберутся все деньги, Ганс Гровель просто исчезнет. И вот здесь я надеюсь на вашу с Хорстом помощь! Но, скорее всего, вам придется включиться в дело немного раньше. Если бы речь шла о деревне Брюннервельде, я бы, наверное, справился и сам, но здесь на мои дела обязательно обратят внимание не только горожане – купцы и ремесленники, но и благородные, а то и сам король! И становиться врагом нашего Хильдерика я не хочу. Вот с его вкладом за обещание небольшого содействия я был бы очень аккуратен – вовремя выплатил бы все, до последнего медяка! Но кто-то должен замолвить за меня словечко перед королем?

– Хильдерик? Что ж это совсем не глупо, – согласился Лан. – Если станет известно, что свои средства он доверил тебе – в стране начнется настоящая истерика вокруг твоего предприятия, скорость сборов многократно увеличится… Хороший ход.

– А потом, после всего, – Гровель ненадолго замялся, но подбодренный кивком маршала, продолжил: – ну, было бы славно, если бы судейские стали бы искать Гровеля в заранее обговоренных местах… Ну, там, где меня уже точно не будет. Вон, кстати, и сынок твой с охоты несется.

Его рука вытянулась в сторону небольшого облачка пыли, катящегося по склону странного холма с плоской верхушкой. Бродерик, еще будучи негоциантом, бывал в этих местах несколько раз, но только теперь обратил внимание на необычную деталь пейзажа.

А пылевое облако на глазах увеличивалось, пару раз скрывалось в низинах, и вот уже раздался топот копыт, и спустя недолгое время перед караваном остановилась группа охотников, возглавляемая Хорстом.

– До Золле три четверти лиги! – Выкрикнул Хорст. – Остановимся там! Ищите «Свинью в ландышах» – как говорил наш знакомец с перекрестка, здесь должен быть кабак его младшего братца! Догоняйте!

С разбойничьим свистом и веселыми воплями охотники умчались вперед.

Бродерик завистливо поджал губы, а Гровель украдкой покрутил у виска пальцем, недвусмысленно выражая свое отношение к подобным молодецким забавам.

До Золле обоз добрался ближе к закату, когда стены городка окрасились розовым – от падающего за холмы солнца.

Глава 28. Первая встреча

– Тихо, – Жылыдын подняла палец с острым когтем вверх, прикрыла глаза и прислушалась.

Еукам на всякий случай зажмурился и затаил дыхание, и тоже замер, стараясь различить в окружающих его звуках что-то необычное. Вот шелестит листьями дерево на ветру, вот сломанная колючка катится куда-то по своим делам, где-то чуть дальше слышно, как пыхтит еж, окучивая ежиху. Еще дальше удалось различить слабые хлопки одежды лысомордых, развешанной для просушки над трещащим валежником в костре, и сразу же ветер донес до чувствительного носа Ниррама зловоние застарелого пота лысомордых, перемешанного с благовонием чистого пламени. Очень необычной и аппетитной показалась такая смесь запахов и рот тотчас наполнился тягучей слюной.

Ведьма провела своим фиолетовым языком по враз пересохшим губам, улыбнулась Нирраму и покачала головой:

– Нет, останавливаться не будем. Пусть живут. Еда у нас еще есть, а привлекать к себе внимание не стоит.

Ниррам хотел возмутиться и доказать глупой женщине, что запас спину не гнет, но столкнувшись с ее уверенным, чуть насмешливым взглядом, притих.

Они обошли стоянку безвестных лысомордых, которым так и не посчастливилось стать добычей двух шаманов – по широкой дуге, и чтобы великие Небесные Духи не допустили встречи – сразу за лагерем побежали во всю возможную прыть. Остановились лишь спустя пару лиг. Народ Оорги вообще чрезвычайно вынослив, но даже хорошему охотнику пришлось бы сделать пару остановок, чтобы пробежать это расстояние и не умереть в конце пробега. Сейчас же Ниррам и Жалыдын пронеслись по земле подобные молодым волкам – неутомимые, радостные, часто обгоняя друг друга, не чувствуя остающихся за спиной шагов. Но как бы ни было весело бежать друг за другом по полям и долам, но всё когда-нибудь заканчивается.

В этот раз первым замер на холме Еукам. Он благоразумно не стал влезать на самую вершину – чтобы не оказаться видимым со всех сторон. Он упал на корточки, привычно принюхался и проворно вполз-таки на вершину.

Впереди над большим поселением лысомордых встало в ночном небе светлое зарево. Большим полукругом оно нависло над пока еще далекими стенами. Оно начиналось там, куда спускались стройные ножки защитных башен-грибов, и растворялось в высоком небе, приглушая собой мерцание тысяч глаз Небесного Отца Оорги.

– Что это? – Еукам не то чтобы испугался, но насторожился: ведь не часто приходится иметь дело с необьяснимым. А то, что он видел сейчас перед собою – было куда загадочнее любых Бран и струн, их соединяющих!

– Это, мой шаман, – прошептала за его спиной Жалыдын, – памятник расточительству лысомордых.

– Памятник?! – Еукам ничего не понял, а подруга тоненько рассмеялась.

– Ну да, Ниррам. Памятник. Многие возы сожженного дерева, земляного масла, кизяков… Всего, что может гореть и освещать лысомордым стены их каменных жилищ. Такое зарево случается пока редко – только когда они устраивают какой-то праздник, но раньше не было и этого.

– Откуда ты все это знаешь? – Недоверчиво спросил Разбуженный.

– Те, кто имел счастье оказаться среди Шестнадцати – могут познать всё, до чего может дотянуться объединенный мысленный взор Шестнадцатисторонника.

– Как это, расскажи? – Еукам перевернулся на спину и встретился взором с Тысячеглазым Праотцом.

– Это трудно передать тому, кто не был внутри… Невозможно, наверное. Ты видел в ЗАбытие, как одна какая-нибудь брана раскрываясь, теряет свою сущность, становясь совершенно другой? У нее изменяется сила, границы, протяженности и напряженность в любом ее месте. И, полностью раскрывшись – она поглощает и свое предыдущее состояние и обзаводится десятком новых, становясь совсем другой сущностью. Чем-то неизмеримо бОльшим… Так и я, слившись с остальными Пятнадцатью, на краткий миг получаю силы и возможности познания почти равные могуществу Сильного. Я смогла бы повелевать самим Ооргом, не стань он Сильным!

– М-м-м? – Недоверчиво промычал Еукам. – Ооргом?

– Но… пока что, – прислушиваясь к чему-то, пробормотала Жалыдын, – мне и с собой справляться удается плохо. Там кто-то есть.

Ведьма вытянула тонкую руку в направлении шелестящей рощи у подножья холма, которую они миновали, пройдя по самому её краю.

– А! – Отмахнулся Еукам. – Опять несколько лысомордых на ночную стоянку остановились.

– Нет, – не очень уверенно спутница покачала косматой головой. – Это совсем не лысомордые. И не звери.

– Кто же? – Уши на голове Ниррама замерли.

И в этот миг в наступившей тишине вдруг раздался короткий тонкий свист и что-то больно клюнуло Ниррама в правую ляжку. От неожиданности он едва не закричал, а мгновением позже рассмотрел, как качается оперенье на конце пробившей ногу стрелы.

Нельзя сказать, чтобы шаман был большим знатоком вооружений, но уж стрелы-то еще в юности он видел всякие – и разных народов лысомордых, различающиеся в основном длиной и тщательностью выделки, и испещренные священными значками снаряды своих соплеменников. Разные наконечники для разных целей – ничего особенного.

Но то, что в этот раз пришпилило его к земле – не было похоже ни на что из того, что встречалось раньше частенько! Он был готов поклясться, что больше всего эта стрела похожа на… О, духи! Да ни на что она не была похожа!! Как будто так и выросла на дереве и никогда не знала рук заботливого мастера, сотворившего такое совершенство. И оперенье ее – не заботливо подогнанные перья, но какой-то жесткий лист, растущий идеально ровно в три стороны!

И снова раздался тонкий свист, но в этот раз проворная рука ведьмы выхватила еще одну стрелу прямо из воздуха перед лицом замершего на месте Еукама. А вторая рука Жалыдын Туурдек уже схватила Разбуженного за шею и бросила шамана на другую сторону холма.

Спустя мгновение, когда затих шорох скользнувшего по земле тела, ведьма приземлилась рядом с ним, а в локте над ними просвистела очередная стрела.

– Что это было? – Ниррам силился понять, кто осмелился открыть ночную охоту на двух из народа Оорги. Ведь люди в темноте почти не видят и это значит…

Он замер с открытым ртом. Зеленомордые!!! Больше некому! Тогда понятны и необычные стрелы и невероятная наглость, с которой эти… лесные твари напали на мирных оорги! Догадка заставила его обратить внимание на ногу – эти скоты, судя по слухам, не гнушались использовать для стрел яды! А если ядов не было под рукой – то просто втыкали их наконечниками в землю – чтобы раны, нанесенные врагу, заживали очень медленно, либо не заживали вовсе, принося жар, боль, мучения и смерть! Вот такие они были – безжалостные зеленомордые лесные ублюдки, не знающие ничего о чести и благородстве!

Если бы он не был силен теперь как молодой тигр – ему бы нипочем не удалось сломать проклятую стрелу и выдернуть ее из ноги. От усилия на лбу вздулись жилы, но проклятая деревяшка все-таки поддалась и лопнула именно там, где было нужно!

Он огляделся: ведьма лежала рядом, а из ее спины торчала еще одна такая же стрела! Бешенство наполнило Еукама. Бешенство и холодная первозданная ярость! Он никогда раньше не чувствовал ничего подобного – это доступно лишь воинам-охотникам, а молодой Ниррам никогда им не был.

Он повернул спутницу на бок, заглянул в ее глаза и в блеснувших в зрачках звездах увидел неподдельную муку. Бледные губы что-то шептали, и Ниррам почувствовал, как вместе с толчками крови из раны на спине медленно и постепенно выползает стрела. Ведьма боролась за свою жизнь! Еукам глухо зарычал, бережно положил спутницу на землю и на четвереньках понесся к основанию холма.

Ночью любой оорги видит так же как днем – хвала тысяче тысяч глаз Небесного Праотца! Но вот запахи и звуки различает в сотню раз лучше, чем днем, потому что ночью нет ничего постороннего – только то, что не спит. А то, что не спит ночью – либо добыча, либо враг!

В рощу он вошел с противоположной от холма стороны – настолько бесшумно, насколько это вообще было возможно. И сразу почуял присутствие… Их было много! И если бы они все сидели в одном месте – Нирраму пришлось бы отступить, ведь зеленомордые тоже неплохие бойцы. Особенно когда семеро на одного.

Но эти твари воюют из засад, а в засаде нет места большим скоплениям. Они рассредоточились вдоль выходящего к холму края рощи – почти невидимые и неслышимые в ночи. Умело притворяющиеся корягами и пнями. Но запах… Еукам в последний раз принюхался, умело определяя места, где притаились враги.

Неопытность и ярость едва не сыграли с ним злую шутку – первый из эльфов что-то почуял и успел повернуться, заслоняясь своим луком, и, прежде чем горло, смятое в одно мгновение железной хваткой рассверипевшего орка, сломалось, даже успел что-то прохрипеть. Ниррам мягко опустил Стегортрондитринтэля, которого друзья звали просто – Тронди, и который уже никогда и ничем не прославится.

Следующим должен был умереть Озаэль, но он сидел слишком высоко на дереве, чтобы можно было с ним расправиться одним движением, и поэтопу вместо него умер Позаэль. Трудно жить, когда вдруг твоя голова оказывается у тебя же между лопаток, кожа, натянутая сверх всякой возможности, рвется на горле, и те голосовые связки, что прежде смущали дев золотым пением, начинают трепыхать на ветру совершенно бесшумно.

А мохнатый демон, мелькнувший в затухающих глазах, промчался дальше – к укрывшемуся в кустах Миэлю и, если бы у Ниррама в запасе была еще пара мгновений – умер бы и следопыт, но в этот миг раздался искаженный болью, но такой знакомый голос ведьмы:

– Ниррам, остановись!

Недовольно урча Еукам замер, раздраженно оглянулся вокруг. Носом втянул начинающий остывать воздух и уже уверенно уставился в прогалину между кустами.

За спиной шевельнулся Миэль, приходя в себя от обрушевшегося на него осознания избавления от неминуемой смерти, но Ниррама это несколько не встревожило – он продолжал вглядываться в непроглядную темноту. Как и должно было быть в такую черную ночь – сначала до слуха донеслись шорох шагов и приглушенные стоны, и лишь спустя два десятка ударов разгоряченного схваткой сердца на тропе показались плохоразличимые фигуры.

Ниррам рванулся вперед, и снова – он не успел сделать даже трех шагов – раздался окрик ведьмы:

– Нет!

Молодой оорги мгновенно остановился, но во всей его позе угадывалось стремление продолжить начатое движение. А навстречу ему уже вышли два зеленомордых. Вернее, в темноте они были такими же серомордыми как и представители остальных разумных рас этого мира – если не считать разумными тех углемордых созданий, что предки называют в своих свитках ракшасами, и которые, говорят давным-давно добровольно отказались от разума, заменив его знанием. Но в разрезе глаз, в нелепом строении костлявых фигур трудно было не признать злейших врагов народа оорги.

Проклятые эльфы тащили ведьму, безвольно обвисшую в их руках, а один из них – тот, что выглядел очень опасным – держал над ее шеей свой короткий меч. Даже не будучи ни охотником, ни воином, Еукам очень хорошо знал, как быстро способен такой меч выпить из Жалыдын жизнь.

Если бы у эльфов был бы такой же слух как у оорги, они бы без труда услышали то низкое рычание, что исходило от шамана, донося до окружающих обуявшую его злобу. Но зеленомордые слышать его не могли, и потому были беспечны.

– Эй, зверюга, твоей бы лучше спать до завтра! – Странно исковерканные чужим языком слова донеслись до разума шамана.

Говорил тот зеленомордый, что был без меча. Он вообще сильно отличался от остальных: вместо легкого боевого костюма на нем посверкивал безумными блестками невообразимый кафтан: с набитыми травой плечами, опускавшейся до колен длинной бахромой, обшитый по поясу какими-то тесемками, бусами и осколками морских раковин… Очень все это было бы смешно, если бы образованный Еукам не вспомнил, что именно так выглядит наряд посланника зеленомордых к другим расам. А нападение на посла у всех и всегда считалось недостойным деянием, заслуживающим очень быстрой смерти. Еукам тоскливо сморщился.

– Меня слышишь, ты, зверь? – Посол эльфов продолжал коверкать освященный тысячелетиями язык своим гнусным произношением. – Я же видел давно за спину в задницу – слышишь! Мы не сделаем беременного живота твоей подружке. Все, что мы будем – просто поговорить долго. Ты мня понимаешь?

Ниррам резко кивнул и сделал несколько медленных шагов навстречу трем фигурам. Эльфы разошлись в стороны, опустив Жалыдын на землю, разрешая посмотреть, что с ведьмой. Жалыдын лежала, свернувшись в клубок, крепко обхватив колени руками, и при его приближении открыла глаза.

– Все будет хорошо, Еукам! Поговори с зеленомордыми, – она прошептала это на древнем диалекте Служителей и шаман, хоть и обучался в свое время понимать и говорить на этом языке, еле разобрал смысл сказанного. – Мне кажется, мы с ними можем быть друг другу полезными. Со мной все будет хорошо, ведь время еще есть.

– Я поговорю, – пообещал шаман и повернулся к посланнику. – Кто в нас стрелял?

– Он наказание руками твоими взял себе, – эльф важно показал пальцем куда-то за спину Нирраму. – Умер плохо. Без церемонии. Насовсем. Будем другу друг другом теперь?

Зеленомордые, не мудрствуя излишне, сваливали вину на мертвецов и Еукаму предлагаемая дружба сразу не понравилась.

– Ты ищешь рощу, где стоял Камень для крови? Балтар Назерил нужно вернуть тебе, оорги? – Хоть и был плох язык зеленомордого посла, но смысл слов понимался легко, и это совсем не нравилось Нирраму. – Меня в мои лесах все называть Лради-Ээль. Ты мочь говорить так?

Еукам кивнул, покатав на языке непривычные звуки. А зеленомордый продолжил:

– Вот этот воин-меч-два мы называть Элло-Торри-Ээль, – дождавшись подтверждающего кивка шамана, посланник представил третьего, который уже выбрался из кустов и теперь стоял рядом с Элло-Торри-Ээлем. – Этот достойный лесной хозяин Ээль-Льойффу мы говорить Мие-Ээль. Его название легкий даже для твой синий язык.

Еукам засмеялся – ведь язык у него был вовсе не синий, а фиолетовый, даже скорее очень темно-розовый… Эльфы тоже засмеялись.

– Еще два нас нужно знать. Один Озьзо-Ээль, его брат ты оторвал башка зачем. Он хочет Последний обряд. Только дерева леса здесь нет, и никто не проведет. Да, так. И последний друг-попутчик Дерьнно-Ээль мой. Он хорошо стрела… Не важный ответ. А еще ты убил есть Стиег-Оуор-Трондит-Триандт-Ээль. Его было трудно говорить весь, мы звать его Тронди, он малый сам. Правильно убил. Я боялся и Элло-Торри-Ээль тоже боялся, мы все боялся сломать свой язык об его название. Теперь говорить его не надо – язык будет целый.

Эльф добродушно улыбнулся.

– Тебе какой твой имя дала мать-Оорги?

– Меня назвал отец, – поправил зеленомордого шаман. – Назвал Еукам Ниррам. А мою спутницу в нашем стойбище называли Жалыдын… Дыргет.

– О! Дыргет! – Проявил свои знания Лради-Ээль. – Она родственник ваш один из Шестнадцати князь?

Еукам усмехнулся, присаживаясь над заснувшей ведьмой, убрал с ее лица прядь волос и сказал:

– Ага. Тринадцатая настойка кобыльего молока на пару. – Поднял голову, пристально посмотрел в раскосые глаза зеленомордого и добавил: – Он о ее существовании даже не знает.

– Не такой важный оорги как князь? – На всякий случай уточнил посланник.

– Нет, – поднимаясь, ответил шаман. – Совсем неважный. Почему ты решил, что мы можем быть полезны друг другу?