355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Бондарь » Замена (СИ) » Текст книги (страница 13)
Замена (СИ)
  • Текст добавлен: 28 сентября 2016, 22:56

Текст книги "Замена (СИ)"


Автор книги: Дмитрий Бондарь



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Я не особенно вдавался в детали, мой король, но ходят слухи о какой-то афере, которую провернул этот купчик. Что-то такое, что теперь наши менялы сидят не на мешках с золотом, а по уши в дерьме и ждут-недождутся следующей выплаты денег из казны в покрытие королевского долга перед их лавками.

– Подожди-ка! Если я правильно понял, от выплат моего казначея де Брина теперь зависит будущее этих мошенников?

– Очень на то похоже, Ваше Величество.

Король подскочил в кресле и вновь забегал по кабинету:

– Ты сегодня превзошел себя, Ги! Так много интересного происходит в моей стране, а король сидит как в… как в тюрьме! Нет, на тебя я это взваливать не буду. Но эта новость ничуть не хуже первой. И всюду мой Лан! Что же это творится? Де Брин ежемесячно тратит на выплаты этим душегубам до четверти моих доходов, а между тем, находится кто-то, кто заставляет их раскошелится! Зачем мне де Брин, если не он самый сведущий в финансовых вопросах подданный моей короны? Я хочу видеть этого человека! Как его?

– Гровель, Ваше Величество! Ганс Гровель.

– Пусть будет Гровель. Я все равно хочу его видеть! Но не сразу. Сначала мне все нужно о нем разузнать! Есть у тебя кто-нибудь смышленый, Ги, кому можно поручить такое дело?

– Конечно, Ваше величество и даже не один. Молодой Канэ рвется в бой. Неглупый, энергичный, он Вам понравится, мой король. Или Сорзон, тоже многообещающий юноша.

– Хорошо, Ги, очень хорошо! Поручи кому-нибудь из них. И жду уже завтра на доклад! Вас обоих. А сейчас, иди, мне нужно хорошенько подумать!

– До завтра, мой король!

Ле Комб бесшумно скрылся за портьерой, а король опять наполнил кубок.

Эрни еще дважды обновлял содержимое кувшинов, и к вечеру король уснул в кресле в совершенном изнемозжении. Но верный слуга готов был поклястся, что у короля было в тот день очень хорошее настроение, чего не случалось уже давно.

Глава 23. В путь!

Свадьба вышла пышной, но безрадостной. Оба герцога-отца сидели рядом с молодоженами мрачнее грозовых туч. Король, заехавший поздравить молодых, взглянув на невесту, явно что-то заподозрил – вместо ожидаемого подарка произнес длинную речь, в которой почему-то пообещал вывести всех неизвестных пока злоумышленников на чистую воду. Совсем не свадебное поздравление получилось.

Даже пять сотен монет, которые привезли люди Езефа, не особенно улучшили настроения. Может быть, потому что они же сказали, что мнимая вдова сбежала вместе с таким же мнимым сыном?

Один лишь Гровель, присутствовавший на свадьбе в числе гостей от городской старшины, напился до состояния райского счастья, и, целуясь с охотничьими собаками Борне, громогласно объявлял, что любит всех – и невесту, и жениха, и короля, а пуще других – Всеблагого Господа, даровавшего ему скорое счастье.

На вопросы, о каком счастье идет речь, Гровель самодовольно щурился, оглаживал округлое брюшко и молчал. Или нес такую околесицу, что и вникать-то в этот бред противно было.

Невеста, подобная мраморной статуе – так она была красива и неподвижна, сидела по правую сторону пиршественного стола, напротив жениха, занятого чем угодно, но только не оказанием своей супруге каких-либо знаков внимания. Он вел себя как мужлан на базаре – успел обсудить с десятком гостей виды на урожай, политику соседних королевств, и пуще того: не стесняясь расхваливал достоинства невесты – словно выставил корову на продажу! Екатерина уже много раз успела безмолвно высказать тысячу упрёков той поспешности, с которой согласилась на этот брак, и не разреветься ей удавалось лишь ценой неимоверного напряжения воли.

А Хорст, казалось, и не замечал вовсе настроений молодой жены. Он вел себя так, будто напротив и в самом деле сидело её каменное изваяние – бесчувственное и бессловесное. А когда речь на его конце стола зашла об охотничьих собаках из Арлора, он просто встал из-за стола и исчез куда-то вместе с десятком гостей на целый час! Видимо, судьба беременной суки на псарне заботила его куда больше, чем отчаяние супруги.

В конце концов, всё когда-нибудь заканчивается. Кончилась и эта пытка, по недоразумению названная кем-то свадьбой.

Хорст отправился провожать гостей, а новобрачную слуги проводили в покои, отведенные для первой брачной ночи.

Когда за служанками закрылась дверь, Екатерина едва не упала там, где они её оставили – словно от перенапряжения лопнул какой-то внутренний стержень, заставлявший весь день держать спину прямо и улыбаться всем встречным. К счастью, рядом оказалось глубокое кресло, в которое и опустилась герцогиня.

Теперь Екатерина осталась одна и здесь, не сдерживаемая больше ничем и никем, дала волю своим переживаниям: слезы хлынули из глаз, обильно орошая кружевную подушку, которую она машинально мяла в руках. Она ревела, ревела в полный голос, размазывая по щекам слезы, хлюпая носом и пришёптывая знакомые с раннего детства слова молитвы. Ей вдруг стало понятно, что от одного неприятного брака (а чего скрывать – меньше всего ей хотелось быть супругой ветреного бабника и лоботряса, каким был король) она спаслась тем, что попала в другой. И теперь её мужем оказался неотесанный вояка, превыше всего ценящий свою физическую силу, о которой, совсем не смущаясь, рассказывал всем – от тестя до последнего виночерпия, и свою же наглость, скрывать которую не считал нужным вообще! Ни о каких чувствах, нежности и любви речь не шла совершенно: дай Всеблагой, чтобы Хорст хоть от кого-нибудь, хоть когда-нибудь слышал о чем-то подобном.

Она ревела закрыв глаза, и не заметила, как вошедший Хорст, неслышно ступая, погасил светильники, развешанные на стенах. Как в темноте откинул покрывало с брачного ложа. Как долго стоял над ней, сотрясаемой рыданиями, и непонятно чему улыбался.

Она пришла в себя лишь на короткий миг – когда сильные руки подняли её из кресла и понесли сквозь темень ночи куда-то ввысь, а открывшиеся было в испуганном крике уста – губы Хорста запечатали долгим поцелуем…

Пришла в себя невеста, нет, не невеста – теперь уже молодая жена – только утром, проснувшись от того, что тихо скрипнула дверь и полуодетый Хорст, оглянувшись и увидев, как открылись её глаза, шепнул:

– Я скоро вернусь!

Он исчез за закрывшейся дверью, а она ещё долго лежала в постели, ожидая его возвращения, и лишь когда вставшее солнце поднялось высоко над горизонтом – это было видно в открытое окно – нашла в себе решимость подняться.

Но ни Хорста, ни его папаши – маршала Бродерика, в полупустом доме не оказалось. Всклокоченный слуга передал ей записку, прочитав которую, она ещё долго не могла поверить, что всё происходящее – не сон. А в записке было следующее:

«Дорогая моя супруга!

С болью в сердце должен сообщить, что покидаю Мерид по делам государственной важности и очень расстроен, что не могу сообщить о том лично. Надеюсь вернуться. А пока, до моего возвращения, ты, Екатерина, остаёшься полноправной хозяйкой в этом доме. Надеюсь, по приезду не разочаруюсь в тебе.

Твой муж, Хорст Ланский.»

В тот же самый час за Бретольские ворота, что располагались в том месте, где старый участок городской стены смыкался с новым (издалека была заметна разница в кладке: посмотришь от ворот направо – видишь мощь и несокрушимость древней твердыни, посмотришь налево и становится понятно, что в случае осады лучше бы находиться где-нибудь в другом месте), выезжал небольшой караван, провожаемый всхлипывающей толстухой.

Всякий, кто прожил в окрестностях улицы Сапожников хотя бы неделю – без труда узнал бы в пожилой расчувствовавшейся тетке Эльзу, хозяйку богатого купеческого дома, что стоял на пересечении этой улицы с Тевьенским трактом.

Она шла рядом с замыкавшим кавалькаду мулом, на котором восседал одетый в походный костюм известный всему королевству негоциант Ганс Гровель. Он выглядел до невозможности довольным тем, что наконец-то покидает пределы столицы, несколько раз порывался (и пару раз таки сделал это!) пнуть животину пятками в пузо, чтобы ускорить её неторопливый ход, но упрямая скотина лишь жалобно всхрюкивала и вовсе не желала ускоряться! Гровель решил, что здесь, на людях, не станет связываться с бестолковой тварью, но за городом воплотит в жизнь все свои самые черные помыслы в отношении несчастного животного!

И пока Гровель предавался мечтаниям о скорой и страшной мести, его распереживавшаяся нянька бубнила:

– Ну куда тебя несет-то, Ганс? Чего ты там забыл? То тебе герцогиню в жены подавай, теперь торговать с нелюдьми вздумал… Оставался бы дома, женился бы, в самом деле, что ли? Детишек бы завел. Уж я бы за ними ходила. И к доктору тебе надо: видать, правда, головой сильно ударился, коли потянуло тебя сразу во все стороны! Ганс, подумай пока не поздно, а? И хозяйство на кого оставляешь? На старуху глупую, да на мальца несмышленого? Оберут нас оглоеды твои – Жаком с Карлом. Обманут, вот тебе Святой Круг, обманут!

– Эльза, – важно отвечал Гровель, – не лезла бы ты со своими бабскими соплями в мужские дела? Что ты можешь в этом понимать, а? Да и вернусь я скоро – до снегов ещё вернусь. Ты, главное, следи, чтоб Рене учился, чтоб не ленился приказчиков каждую неделю проверять. И если жаловаться на них станет – рассуди. А в торговые дела не лезь – я им всё уже обсказал, как правильно сделать…

На крупе гровелева мула сидел упомянутый юнец и, выглядывая вперед из-за спины купца, деловито пересчитывал лошадиные хвосты, маячившие перед ними на дороге.

– Да, тетка Эльза, – подхватил он слова Ганса, – справимся! Не впервой, поди!

– Чего-о, молокосос мелкий? – Нянька остановилась и привычно уперла руки в круглые бока, собираясь устроить трепку мальчишке. – Чего это тебе не впервой?!

Рене быстро догадался, что ляпнул что-то не то, скользнул с мула на мостовую и без усилий затерялся где-то между стоявшими на обочине телегами, ожидавшими досмотра стражи.

Эльза сплюнула сквозь щербину, подхватила подол юбки, и, смешно переваливаясь, побежала догонять отъехавшего чуть вперед Гровеля, заводя на ходу свою нескончаемую песню:

– Ганс, постой, Ганс! Ты мне так и не ответил – куда тебя несет…

Маршал Бродерик, ехавший чуть впереди, часто оглядывался на Гровеля и его няньку, и в такие моменты под седой бородой угадывалась зарождающаяся улыбка.

Хорст, возглавлявший колонну, уже выехал за пределы города и, вдохнув полной грудью дрожащий маревом теплый воздух, съехал на обочину и остановился, показав рукой замешкавшемуся виконту Сардо продолжать движение.

С согласия короля Бродерик взял с собой полсотни оруженосцев из числа молодых дворян, ещё не получивших шпор, но уже готовых к этому. Во главе их встал Хорст, к которому за неделю пребывания в Мериде – пока готовилась скороспелая свадьба – привыкли и горожане и обретавшаяся в столице знать.

Вернувшийся из Вороньего замка Рональдо занял привычное место по левую руку маршала. А справа, на обычном месте второго телохранителя – Эмиля, сейчас гарцевал на вороном перигорце сьер Мерзен. Известный вертопрах и бретер, и при этом отчаянной смелости и великого искусства воин, неведомо какими путями прознавший о том, что Бродерик собирается навестить приграничные области, где у Мерзена нашлось какое-то неотложное дело. То ли он кого-то должен был вызвать на поединок, то ли его кто-то – из путаного рассказа было понятно лишь, что решение этого дела – вопрос родовой чести. Но, поскольку просил за него коннетабль, а отказать свату Бродерик не счел возможным – забияка временно занял место Эмиля.

Постепенно весь отряд выехал за ворота. Эльза, державшаяся за стремя Гровеля, проводила своего воспитанника за поросший бурьяном ров и здесь остановилась, неловко благословив купца на предстоящее путешествие. Хорст, наблюдавший со стороны за этой душещипательной сценой, едва не прослезился, впечатленный такой верностью и любовью. Чтобы сбросить наваждение, он вновь посмотрел в голову отряда.

Вид у колонны был внушительный. И даже замыкавший её Гровель, понукающий пятками упрямого мула, не особенно портил общее впечатление, изображая собой обязательный маленький обоз при небольшой армии.

Если бы Хорст задержался на своем месте еще на несколько мгновений, он бы, конечно, увидел, как из тех же городских ворот неспешно выехали два человека на вороных жеребцах. В одном из них бывший военачальник непременно узнал бы «третью руку» короля Хильдерика – Ле Комба, с которым его много раз сводила судьба в прежней жизни – и как союзников и как соперников. А вторым был молодой сьер, имени которого Хорст не знал, но непременно бы вспомнил, что такие длинные и тонкие носы, вынюхивающие все вокруг – наследственная черта тьенских Сорзонов, младшей ветви старой, но не очень влиятельной семьи графов Амбуаз.

Всадники остановились на дороге вне городских стен, недолго о чем-то переговаривались, а потом, дружно развернув коней, снова въехали в тень ворот.

Пропустив мимо себя основную часть отряда, Хорст присоединился к Бродерику. Он пристроился справа и сьерру Мерзену пришлось уступить ему свое место, тем более, что сам маршал, безмолвно посмотрев на новоявленного телохранителя, коротким жестом отправил сьера в голову кавалькады. Следующим жестом он определил место Рональдо в арьергарде – позади Гровеля.

Когда маршал и его «сын» остались вдвоем, Бродерик заявил:

– С этого момента принимай командование. Военным отрядом должен командовать воин, а не купец. Я скажусь больным.

– Добро, – согласился с «папашей» Хорст.

Все детали предстоящего путешествия были уже давно обсуждены и согласованы, но как это часто бывает – когда пришло время выполнять намеченный план, возникло множество обстоятельств, не учтенных никак, мешающих его исполнению. Взять хотя бы этого самого сьерра Мерзена! Был ли он «глазами» Борне при отряде? Или же в самом деле ехал на границу бросать кому-то вызов? В первом случае следовало держаться с ним осторожнее, а во втором о нем можно было забыть. А Бродерик вообще считал, что за спиной этого дворянина виднеются уши Ротсворда. В общем, сьер мешался. И с этим тоже что-то нужно было делать.

– Как молодая жена? – Спросил Бродерик. – Сильно расстроилась, узнав о твоем отъезде?

– Не знаю, – хохотнул Хорст. – Я написал ей записку. Когда вернемся, полагаю, наш друг, – он показал большим пальцем за спину, туда, где боролся с упрямым животным Гровель, – сумеет найти нужные слова, чтобы объяснить внезапное исчезновение молодожена. Не повезло девочке. Вместо череды балов и приемов, вместо бессонных ночей, полных страсти и неги, вместо красивых слов, ахов и вздохов, вместо песен менестрелей – полуразвалившееся хозяйство, одиночество, неизвестность… Не повезло. Но кобылка хороша-а-а-а! Если наше путешествие не удастся, то, можно считать, что подженился я удачно.

Бродерик понимающе хмыкнул:

– Ну-ну, сынок. Начало карьеры складывается как нужно.

– Сегодня мы должны добраться до Золле, – Хорсту надоел этот разговор, и поддерживать его он не стал. – Немножко в сторону от основной цели, но заехать нужно. Очень хочется поговорить с Намюром-старшим. Он ведь в тамошнем монастыре обитает. Места здесь спокойные, так что я возьму с собой несколько человек, попробуем поохотиться. Хильдерик, помнится, давал герцогу Лану позволение развлекаться в своих лесах. На любую дичь, за исключением серебристых лисиц, и не более четырех раз за год. Так что, если вдруг наткнемся на лесников, то это ты охотишься на землях короля.

– Давай, дело молодое, нужное и полезное. А я с… Гровелем немного поговорю.

Вскоре, когда справа по дороге, далеко за полями, наметились кроны деревьев королевского леса, от отряда отделилась группа в шесть человек, возглавляемая Хорстом. Съехав с дороги и подняв клубы пыли над землей, Хорст и подручные, коих он выбрал для этого развлечения, совершенно скрылись из вида. А когда пыль осела, охотники уже исчезли в темном лесу и ничто не напоминал.

Глава 24. Третья рука короля

За два дня до отъезда Бродерика и его попутчиков в левом крыле королевского дворца кипела работа.

Барон Ги Ле Комб многое повидал в своей жизни. Особенно занятными были последние двадцать лет, которые пришлось прожить, возглавляя тайную службу Их Величеств. И прежний король, и нынешний – Хильдерик, ценили время и умения Ле Комба, и поэтому ему и его людям поручали только ту работу, которая требовала непростого подхода. Проверить достоверность слухов или правдивость донесения, узнать тайные связи столичных интриганов, выяснить истинные интересы посланников сопредельных королевств, а по возможности привлечь их на свою сторону – все это приходилось делать неоднократно. Но когда король поручил присмотреться к Бродерику Лану – Ги был удивлен. Ему всегда казалось, что уж кто-кто, а бессменный королевский маршал лоялен королю настолько, насколько это вообще возможно! Но удивление – удивлением, а дело – делом! И барон взялся за работу с той основательностью и дотошностью, что когда-то давно позволила ему заявить о себе как о человеке, от которого не скроется ничто.

Ле Комб никогда не позволял себе иметь такой штат помощников, который бы не смог контролировать лично, и теперь этот принцип играл против своего создателя: рук – вернее ног и ушей – катастрофически не хватало. Времени было отпущено не много, а король прямо-таки загорелся желанием выяснить всю подноготную правду последних дней жизни маршала – приходилось крутиться как зеленой ящерице на сковородке у рыбака.

Но не зря в число его помощников входили самые умелые и расторопные люди королевства – недостаток количества они восполняли качеством добываемых сведений. А сведенья были такие, что у самого Ле Комба стали закрадываться сомнения в своем здравом рассудке.

Во-первых, выяснилось довольно быстро, что, собственно, Самозванца видели очень немногие. А те, кто видел наверняка – либо сгинули на языческом алтаре вместе с Намюром, либо бесследно пропали неизвестно где. Но то, что по крупицам удалось собрать – радости не вызывало. Большинство добытых описаний оказались из разряда «я сам слышал, как однажды в углу таверны один солдат рассказывал, что лично знал того человека, который как-то раз здоровался с тем, о ком идет речь…». И если им верить, то Самозванец был высок, силен и даже мог разорвать пополам живого волка, что якобы и проделывал неоднократно, шляясь по лесам вокруг своего лагеря. Зачем ему понадобилось разрывать пополам волков – источник умалчивал, а вот другой дополнял эту историю рассказом о том, что на завтрак Самозванец съедал целого барана. Словом, был это человек исполинской силы и гигантского сложения. Однако, в отличие от «внебрачного сына маршала», был он ярким брюнетом, что подтверждали все опрошенные. Конечно, для умелого человека стать сегодня брюнетом, чтобы завтра оказаться блондином – не бог весть какая сложная задача, но зачем такой фокус мог понадобиться Самозванцу? Ле Комб благоразумно решил, что потребуются дополнительные сведения, чобы вынести правильное суждение о тождественности Самозванца и Хорста, а их нужно было ждать.

Во-вторых, свидетелей Хорстова мятежа оказалось так много, что опросить хотя бы половину – для представления четкой картины событий – оказалось невозможно. А те, кто все-таки был опрошен, врали «как очевидцы». Почти каждый всячески преувеличивал свои заслуги (некоторые дошли до того, что стали утверждать, что это они практически в одиночку подняли мятеж) и старался получить под эти сказки немного деньжат от короны. И только уличенные во лжи и припугнутые возможностью «пристрастного допроса» люди начинали говорить что-то связное. И по всему выходило, что до определенного момента этот Хорст был ровно таким же как все остальные – еще один представитель туповатого народца, что испокон веков обрабатывал землю королевства. А потом вдруг все переменилось и из ничем не выдающегося (кроме, пожалуй что размеров) юноши он в одночасье превратился в грозного победителя войск Самозванца. И по пять врагов на копье нанизывал, и проявил выдающиеся способности фехтовальщика, и на полном скаку разрубал до седла баронов Намюра, словом – о нем уже начали слагать легенды. Но Ле Комб, наученный долгим опытом, знал, что не бывает так. А вот что действительно было – так это мгновенное перерождение землекопа в вельможу: походка, интонации, словесные обороты – и это подтверждали все опрошенные. И особенно много точной информации удалось получить от де Сирра и лейтенантов, оставшихся в войсках. Они ближе всех остальных оказались к Хорсту и были в полной уверенности, что если этот человек и не являлся внебрачным сыном герцога, то уж наверняка был его человеком, специально засланным в банду Самозванца для ее разложения. Правда, никогда прежде Бродерик не использовал подобного приема и это тоже говорило за то, что история с этим Хорстом – темная. И чтобы ее «просветлить» – требовалось приложить все имеющиеся силы.

Но не только Хорст занимал мысли барона. Сам Бродерик тоже вдруг сделался не таким, каким привыкли его видеть окружающие. А лейтенант Монтро прямо заявил, что если закрыть глаза и не обращать внимание на голос, то он готов поклястся, что устами Хорста говорит сам маршал, а вот кто говорит устами маршала – бравый лейтенант терялся в догадках. Но, как говорится – «ощущения к делу не пришьешь» и Ле Комб был вынужден ждать новых фактов.

Герцог Лан во время памятного сражения на самом деле был практически из него выключен. Он только и успел подать знак о начале атаки! Стоит признать, что знак был подан именно в тот момент, когда это было нужно – не раньше и не позже. Но этим и исчерпывались заслуги маршала. Дальше все вроде бы случилось само собой! И это тоже было необычно.

А потом он самоустранился от всего, предоставив право распоряжаться в войсках барону Сирру и лейтенантам – а сам будто бы уединился с Хорстом, а наутро, даже не дожидаясь докладов от командиров летучих отрядов, высланных на поимку разбредшихся по округе мятежников, покинул лагерь. Такого за славным маршалом тоже никогда не водилось.

Недоумение вызывала и якобы случайная находка вырезанного отряда Намюра. Что делал мятежный герцог на враждебных ему землях? Почему искал спасения в противоположной от своих владений стороне королевства? Никто не мог ответить Ле Комбу. И приходилось отрывать людей от других дел, чтобы бросить на выяснение этих странностей.

Но, как бы там ни было, герцог и его «внебрачный сын» добрались до Мерида. И вот тут – новая неожиданность! Вместо того чтобы отправиться в свой замок, или на доклад к королю, эти двое во главе своего отряда едут к какому-то купцу! Пусть и очень богатому, достаточно известному, важному и нужному. Но почему? Почему к нему? Мало того, они устраивают в его доме потасовку, выкидывают со двора охрану, любезно предоставленную менялами из трех уважаемых семейств, и вроде как берут Гровеля под свою опеку. Им понадобились деньги? На что? И опять вопросы-вопросы-вопросы. А ответы неизвестны.

Про Гровеля же известно, что он торговал лошадьми. Имел кое-какие дела с коннетаблем Борне, периодически предоставлял вельможе деньги и имел на этом знакомстве неплохие доходы. Но накануне известных событий он был на грани разорения – это показали многие из купеческого сословия. По их словам выходило, что все свои немалые средства, да и не только свои, а еще и занятые у тех же менял, Гровель вложил в одну единственную операцию, в которой очень рассчитывал на помощь коннетабля. Но Борне предпочел использовать алчность купца в своих интересах и элементарно обманул беднягу, посулив то, что не могло свершиться ни при каких обстоятельствах. Но это знал Борне и этого не знал Гровель. И потому поверил своему старому компаньону. Цены на лошадей взлетели до небес! В результате Борне должен был обогатиться, а Гровель пойти по миру, но…

Дальнейшее опять вызывало оторопь. Купец каким-то образом убедил Ротсвордов, Сальвиари и Езефа предоставить новый займ, да так убедил, что менялы вытрясли деньги из всех, кто им был должен – только бы угодить Гровелю. А на следующий день и появились в Мериде Бродерик и Хорст. И направились не куда-нибудь, а прямехонько к обладателю самых больших капиталов в стране. Что это? Очередное совпадение или чей-то далекоидущий план? Еще через день они вытрясли из Борне все, что он смог заработать на сделке с Гровелем, но этого им показалось мало и дочь Борне дала согласие выйти замуж за Хорста. Другой бы, менее сведущий, сказал бы, что здесь наверняка замешаны любовные чары, но Ле Комб заподозрил заговорщиков (да-да, именно заговорщиков, ибо в том, что зреет какой-то заговор, он уже не сомневался – странности вокруг этих трех людей громоздились одна на другую) в том, что им просто понадобился заложник. В знак того, что Борне не нарушит их планов. Значит, следовало приглядеться к коннетаблю пристальней.

А потом они убедили короля отказаться от невесты – дочки Борне. Было ли правдой ее бесплодие – конечно, следовало разобраться, только вот король как-то уж легко согласился уступить свою невесту другому. В дела короля соваться не следовало, и Ле Комб остановил дальнейшее расследование в этом направлении.

И теперь вся эта компания собралась в некое непонятное путешествие на восточную границу? Зачем?? Этот вопрос сопровождал любое действие троицы, ведь система в их действиях отсутствовала совершенно, и непонятно было, что они выкинут на следующий день?

Если выстроить все их свершения за последнюю седмицу, то выходила какая-то белиберда, лишенная малейшего смысла. Победа в сражении – одни сплошные белые пятна. Странная встреча с Намюром – одна сплошная невероятность. Расщедрившиеся менялы – ну это вообще из области сказок. Если, конечно, они не узнали про нечто, что позволило бы им вернуть отданные Гровелю деньги. И над этим тоже стоило поразмыслить. Ведь Гровель весь последний месяц был в Мериде! А, значит, то, что он узнал, знали и другие люди из тех, кто был в городе! А чего стоило заставить Борне расстаться с уже полученными деньгами? Ле Комб просто представить себе не мог степень убедительности аргументов, предъявленных коннетаблю! Этот мздоимец (нужно признать – иногда полезный, но все-таки воришка), еще никогда в жизни не возвращал ни одного медяка из украденных денег. Ле Комб знал о его делишках, но пока что не считал нужным искать для него наказания – всегда нужно иметь в рукаве нечто, что позволит перенаправить внимание короля с одного человека (нужного) на другого (ненужного). Борне был именно тем, ненужным, способным вызвать ярость Хильдерика в тот час, когда это понадобится Ле Комбу. Потом эта нелепая, невозможно быстрая женитьба на бывшей королевской невесте. Зачем? Зачем тогда понадобилось давить на Борне и возвращать деньги Гровелю? Правда, женился не Гровель, а Хорст, но барон уже был уверен, что все члены этой троицы прочно связаны между собой какой-то непонятной тайной.

И теперь – отъезд на восточную границу в сопровождении большого количества хорошо вооруженных и подготовленных оруженосцев. Все это смахивало на поиски какого-то клада. Но зачем клад тем, кто и так богаче всех в королевстве?

Словом, голова от догадок и сомнений шла кругом, и Ле Комб решил изложить все свои открытия королю. Вместе с Сорзоном он напросился на прием и спустя полчаса после прибытия во дворец был принят Хильдериком. Обычно аудиенцию испрашивали минимум за три дня. Или же король вызывал слугу сам – «немедленно»! Но сейчас он нашел время, чтобы отставить все свои занятия в сторону и принять Ле Комба. Уже одно это говорило о той важности, которую придавал король деятельности своей «третьей руки».

Хильдерик принял их, сидя в медной ванне, наполненной очень теплой – судя по поднимающемуся пару, водой и, по своему обыкновению, попивая из плоской чаши долерийское – своеобразный запах вина защекотал ноздри барона еще у входа. У единственного окна в комнате темной громадой возвышался Эркюль, подозрительно оглядевший входящих. Повинуясь взгляду короля, он остался на своем месте.

– Мой король, – начал Ле Комб, – позвольте рекомендовать моего помощника, молодого виконта Сорзона.

– Вот этот красавчик и есть Сорзон?

Виконт с достоинством склонился.

– Хорошо, Ги. Считай виконта представленным. Что удалось выяснить по нашему делу? Присаживайтесь вот здесь, – свободной рукой Хильдерик показал сначала на несколько низких резных табуретов, стоявших вдоль стены, а затем на место подле своей купальни. – Рассказывайте, рассказывайте!

– Итак, Ваше Величество, ведомый вашим приказом и своим долгом, я велел своим людям выяснить об интересующих нас персонах все, что возможно…

Барон говорил долго, часто приводя выдержки из бесед с посвященными и из допросов свидетелей, иногда прибегая к помощи Сорзона, если требовалось осветить ту часть поисков, что легла на плечи расторопного виконта. Эркюль два раза подливал в купальню горячую воду, и трижды наполнял чашу Хильдерика прохладным вином.

Когда барон замолчал, король нахмурил брови и капризно заметил:

– Теперь я понимаю все еще меньше, чем вчера. Зачем вы все запутываете, Ле Комб?

– Ваше Величество, – принялся объясняться Ле Комб, – поверьте моему двадцатилетнему опыту в таких делах! Ничего подобного я еще не встречал! Чем больше я вникаю в это дело, тем бессмысленней оно мне кажется. Я не могу пока объяснить ни одного их шага! Я пытался привязать их к мятежу Самозванца – безуспешно! Я искал связь с людьми Фавилы или Сигизмунда – ее нет! Я даже всерьез задумался о подготовке нового мятежа, но и здесь не просматривается никакой схемы. Мне трудно в этом признаться, но я теряюсь, мой король.

– Что же нужно тебе для успеха, мой верный Ги?

– Мне нужен человек в их непосредственном окружении, Ваше Величество!

– И как я должен тебе его обеспечить? – Брови Хильдерика поднялись так высоко, что почти достигли границы роста волос. – Попросить Бродерика, чтобы кто-то из его слуг докладывал о действиях своего хозяина тебе? Или обязать самого маршала?

– Ну что вы, Ваше Величество, – смутился барон. – Зачем такие крайности?

– Не знаю, это же вы ищите человека рядом с герцогом?

– Конечно, мой король. Но я предлагаю иное.

– Что же? Эркюль, еще вина мне.

Телохранитель привычно наполнил чашу и вновь отступил к окну.

– Наши друзья собрались отправиться в небольшое путешествие. – Ле Комб придал лицу задумчивое выражение.

– Я знаю об этом. И что?

– Едут они в сторону восточной границы королевства.

– Моего королевства! Моего, не забывай об этом, Ги!

– Конечно, мой король, вашего королевства и никак иначе!

– Зачем вы опять тянете кота за хвост, Ле Комб? Говорите уже!

– Я предлагаю навязать в их отряд нашего человека. Скажем, если бы кому-то требовалось ехать в ту же сторону, то почему бы маршалу не взять человека с собой? Если бы об этой услуге попросили маршала вы, либо, что еще лучше, кто-то со стороны, это было бы весьма кстати.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю