Текст книги "Замена (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 21. Лес. Новые горизонты

Ладиэль справил свое четырехсотлетие в прошлом году. Хотя, сказать «справил» – было бы неправильно. Эльфы, в отличие от эльфин, живущих намного дольше, никогда не справляют эту дату, считающуюся ровно половиной отмерянной эльфу жизни. Просто делается еще одна зарубка на своей ветке дерева-дома – без праздника, без положенной лесу жертвы.

Послезавтра ветви предстояло украситься четыреста первой отметиной. Ладиэль уже представлял себе, как возьмет в руку ритуальный обсидиановый нож, как оросит место надреза коры своей кровью, и как, попросив прощения у дерево-дома, сильным и точным движением вскроет небольшой участок на ветке. Затем надрежет ножом руку от указательного пальца до сгиба в локте, перемешает натекшую кровь со смолкой дерева, аккуратно, стараясь не ронять капли, замажет получившейся массой рубец на правой руке. Остаток массы нужно будет высушить, разрезать на четыреста одну часть, и вкопать их вокруг ствола дерева, там, где узловатые корни вылезают на поверхность.

Ритуал, некогда несущий какой-то вполне определенный смысл, давно утратил начальное значение, превратившись в ещё одну хореографически безупречную красивую традицию, коих вокруг эльфов было несметное множество. Подчас Ладиэлю казалось, что вся жизнь его народа – выполнение какого-то сложного ритуала, протяженного, жестокого, ибо любое отклонение от древних традиций и расписаний наказывалось очень строго. Запущенная тысячи лет назад система жила своей жизнью, в которой менялись части, отмирали старые ветки и отрастали новые, но сама система оставалась неизменной – как чередование восхода и захода солнца. Каждому шагу, жесту и слову положено было свое место, время и обстоятельство. И никакой возможности забыть или попутать – таких слов и в языке у эльфов не было. Приходилось использовать чужие слова, приноравливая их корни к эльфийскому произношению. Не очень часто и только в отношении наказываемых эльфов. Хотя, старики (тоже человеческое слово: после двухсот весен по лицу эльфа не определишь – триста лет ему или восемьсот, а опыт у тех и других – одинаков) говорят, что тысячу лет назад и наказывать-то некого было – настолько все блюли правила.

К своим четыремстам Ладиэль уже лет пятьдесят как пребывал в чине старшего сурового садовника, и занимался как раз наказаниями проштрафившихся эль-льойффу, поэтому знал о нарушениях традиций много больше других. Выполнять свои прямые обязанности ему приходилось нечасто – один, два раза в год: все же эль-льойффу народ законопослушный и дисциплинированный, так что службой Ладиэль не тяготился. Никогда ему ещё не представлялось случая открывать «Красную книгу наказаний» по делу – не было среди лесного народа таких безумцев, которые могли быть наказаны за проступок, описанный в этой книге. Большинство провинившихся подвергались экзекуциям, описанным в «Зеленой книге», да пару раз Ладиэлю пришлось воспользоваться «Желтой». Подчас в голову Ладиэля закрадывались подозрения, что написавший «Красную книгу» был либо сумасшедшим, либо не эль-льойффу – ведь один только перечень рассматриваемых в ней преступлений вызывал шевеление волос по всему телу. И Ладиэль благодарил Великих Духов, что такой чокнутый оказался среди народа Эль-Льойффу всего один, ведь применить придуманное наказание к придуманному преступлению из «Красной книги» у старшего сурового садовника никогда не хватило бы сил.

Всё остававшееся после присутствия на службе время Ладиэль посвящал написанию «Великой истории народа Эль-Льойффу от начала времен до эпохи царствования Великих королей-соправителей Глэдирдайля и Бекердейля, посадивших тысячу лесов». Писалось трудно, потому что значимых исторических событий в упорядоченной жизни королей Эль-Льойффу почти не бывало. А дотошное описание бытовых мелочей, продолжительных церемоний и обрядов, скрупулёзное занесение в текст «Истории» самых незначительных деталей жизни лесного народа уже порядком наскучили Ладиэлю. Последнее событие, которое могло быть названо «исторически важным», было устранение руками круглоголовых семейного клана Бекердейля, после которого король-соправитель, как говорят, стал гораздо сговорчивее.

Ладиэль знал об истинной подоплеке Четвертого Освободительного Похода круглоголовых не понаслышке – ведь, кроме прямых обязанностей, на суровых садовников возлагались сношения Эль-Льойффу с внешним миром. И Ладиэль тогда покинул родной лес впервые – чтобы убедить религиозных вождей человеческой расы зачистить участок леса, принадлежавшего клану Бекердейля. Зачем это понадобилось клану Глэдирдайля Ладиэль не знал ни тогда, ни теперь. Внешне отношения соправителей никак не изменились.

А со священниками людей вышло забавно – у Ладиэля очень быстро сложилось впечатление, что в духовенство круглоголовые специально набирают самых несговорчивых. Эти важные жрецы в сверкающих одеждах не могли договориться между собой ни до чего – даже солнце, если послушать их, всходило над одним деревом в разное время и с разных сторон. Месяц обновился на небе четыре раза, а толку от переговоров не было никакого. Ладиэлю уже становилось интересно каким образом им удалось провести предыдущие три Великих Похода и захватить столько земель – если каждый настолько дорожил своим мнением, единственное достоинство которого состояло в том, что оно было отличным от других, когда один из прислуживавших эльфийской делегации человечков не шепнул ему, что для организации религиозного похода нужно обращаться совсем к другим людям.

И оказался прав – человеческие менялы – хранители серебра и золота – разработали, подписали и реализовали подходящий договор в две седьмицы. Жрецы под влиянием менял удивительным образом сразу нашли друг с другом общую точку зрения на нечестивцев Бекердейля, коварно похитивших какое-то сокровище, воодушевили народные массы, собрали и возглавили Четвертый Поход. Было одно «но», которое не нравилось Ладиэлю: сокровища Бекердейлей, среди которых было немало общеэльфийских святынь, нужно было оставить алчным менялам, но король Глэдирдайль был не против такого условия, и пришлось уступить.

И теперь, накануне своего четыреста первого дня прорастания, Ладиэль, склонившись над текстом «Великой истории», поправлял описание узора на обшлаге правого рукава выходной тоги епископа Тьенского, с которым ему пришлось встретиться на пятьдесят шестой день выполнения Тайной миссии. Ладиэлю и раньше казалось, что в тексте есть какая-то неточность – он прочел эту страницу четыре раза, пока не сообразил в чем дело! Память наконец-то восстановила перед ним картину встречи, и Ладиэль с ужасом понял, в чем состояла его ошибка! На рукаве епископа каждый третий листок, шитый по краю серебряной нитью, был не стилизованным лавром, а пальмовым двоелистником! За такую неточность Ладиэль стукнул себя по голове ладонью и, вспомнив соответствующее наставление из «Зеленой книги», провел третье(!) в этом году наказание – отсек себе мизинец по второй сустав. Палец должен был отрасти спустя пару лун, а до тех пор предстояло накрепко запомнить свою ошибку и впредь не допускать такого! Успокоенный, он внес в текст «Великой истории» необходимые исправления и улыбнулся своим мыслям.

И в этот миг в дупло вошла Глодитроэль Старая – Великая эльфина, видевшая Прорастание любого из ныне живущих Эль-Льойффу. Она была такой древней, что могла рассказать о временах, когда по небу бродили три луны, или о том, откуда на самом деле взялись круглоголовые. Но с эльфинами время играет в какую-то свою игру – чем старше они становятся, тем моложе выглядят. И сейчас Глодитроэль, прекрасная, как никогда прежде, величественно прошла мимо Ладиэля и замерла у противоположного от входа дупла. В него было видно, как кончается Великий Лес.

Глодитроэль печально вздохнула и, обернувшись, подарила хозяину жилища одну из тех своих улыбок, ради которых некоторые особо впечатлительные эльфы были готовы ходить за ней неделями. Были у неё и другие улыбки: такие, от которых кровь останавливалась или закипала, были и такие, которые вызывали вокруг безудержное веселье, но в этот раз она почему-то решила одарить Ладиэля Улыбкой Чистой Веры!

– Здравствуй, старший садовник! – Прошелестела эльфина. – Как чувствуют себя твои корни? И легко ли тебе с новыми побегами?

Ладиэль никогда прежде не разговаривал с нею и не знал, как правильно ответить Великой на вопрос о родителях и детях. К счастью, эльфине и не требовались традиционные ответы, потому что, не дожидаясь их, она вдруг сказала:

– Мне кажется, это ты прошлый раз ездил к престолу круглоголовых решать задачу обрезания излишних побегов на древе Бекердейлей?

– Да, Великая, – Ладиэль поклонился.

– У тебя хорошо получилось. – Похвалила его Глодитроэль. – Быстро.

– Благодарю, Великая.

– Не стоит. Твои заслуги давно оценены. Именно поэтому я здесь. Садись, а я постою – возраст уже не тот, – она кокетливо улыбнулась, – суставы почти не гнутся. Я слышала, ты пишешь какую-то рукопись?

– Да, Великая. Если тебе интересно…

– Нет, не особенно, – эльфина еще раз улыбнулась, – что там может быть такого, чего я не видела или не слышала? Сто семь тысяч триста шестнадцать весен – это тебе не шутки! Вот так-то, мой юный друг. Но то, что тебя интересует прошлое – это мне на руку. Должно быть, ты читал о той заварушке, что произошла между дикими и круглоголовыми лет двести назад?

– Когда продажный герцог предал своего короля и ударил тому в спину?

– Что? – Глодитроэль задумалась, и снова – в третий раз! – улыбнулась! – Может быть, и предал. Но это ерунда. В той истории важно другое.

Она замолчала, водя пальцем по стене, повторяя замысловатый узор дерева. Эльфина долго собиралась с мыслями, а Ладиэль всё это время сидел – ни жив, ни мертв, понимая, что сейчас решается его будущее: станет ли он одним из доверенных лиц Великой и, следовательно, поднимется выше королей-соправителей, или же умрет в безвестности, как умирают почти все эльфы. Эльфина внезапно порывисто шагнула навстречу Ладиэлю и заговорила:

– Ту давнюю стычку двух рас спровоцировали мы, Эль-Льойффу, надеясь, что наши враги перебьют друг друга. Мы все рассчитали верно, и так бы все и случилось, если бы герцог Намюр не ударил в спину своему королю. Не зря говорят – «гаже людей только их младенцы»! Это неожиданное предательство позволило выбраться из ловушки большинству орков и людей! Мы просто не успели привести в действие подготовленное заклинание, которое должно было придать дополнительные силы Шестому Стражу Вечных ворот, которого глупые орки назвали Повелевающим Слугой-Демоном и даже устроили ему Алтарь с персональным колдуном! – Эльфина весело рассмеялась, но, увидев на лице Ладиэля растерянность, погрустнела.

– Увы, мой Ладиэль, не всегда удается делать хорошие дела чистыми руками. Тогда этот мужлан-герцог утащил из-под нашего носа Ключ Повелевающий Стражем, а Круг Шестнадцати Шаманов упек своего колдуна вместе со Стражем на энергетическое дно Сокрытого мира. Мы долго искали место его заточения, и лишь недавно нам посчастливилось отыскать Стража. Ты ведь понимаешь, что там, на этих уровнях, нельзя точно и одновременно определить местонахождение объекта и его энергетический рисунок. Либо то, либо другое. Мне пришлось выпустить в осязаемый мир много странных существ, прежде чем я наткнулась на заключенного в Бране Стража. А охраняли его четыре шамана. Слабенькие здесь, и очень сильные там. Там я бы с ними не справилась – это мог сделать только сам Страж! К счастью, я сумела направить потомка Намюра вместе с Ключом к основанию Вечных Врат и там глупые люди, рассчитывая обрести магическое могущество и поквитаться с обидчиками, провели обряд призвания, что и помогло освободиться Стражу самому. Но опять вмешался Сильный со своими шестикрылыми мутантами, которым вдруг вздумалось побаловаться! И опять мне приходится….

Познаний Ладиэля не хватало для понимания того, о чем говорила эльфина. Он никогда прежде не слышал ни о каких стражах, ни о Сильных с «мутантами», и война людей и орков, произошедшая двести пятьдесят лет назад, представлялась ему раньше совсем по-другому. Видимо, на лице его отразилось всё это, потому что Глодитроэль вдруг замолчала на полуслове.

Смотря прямо в глаза потрясенному Ладиэлю, Великая вздохнула, словно сетуя на прошлые ошибки.

– Ладно, всё это тебе не важно. Тебе нужно просто выполнить задание.

– Приказывай, Великая! – Ладиэль хоть ничего и не понял из её речей, но выполнить желание Великой! Для любого эльфа высочайшая честь.

– Ты поедешь к людям. Встретишься там с теми, кто помог тебе в прошлый раз.

– Великая, – позволил себе прервать её эльф. – Многие из них уже умерли!

– Значит, найдешь тех, кто ещё жив! Или их потомков. Или других, кто столь же падок на обещания и посулы. Обещай им что угодно, выполнять это не придется. Тебе нужно разыскать трех перевоплощенных. У них есть Ключ в виде металлического обруча, украшенного зубцами с жемчугом, раньше никакого обруча не было, но теперь Ключ выглядит примерно так. Этот Ключ призывает Стража. Когда-то в прошлом, тысячу лет назад этот Ключ хранился в роду Бекердейлей. Потом он был похищен грязными сынами Оорга. Мы не придали этому значения, потому что не было раньше разницы в том, где будет лежать Ключ! Главное, чтобы не нашелся тот, кто сможет воспользоваться им. И мы были уверены, что если уж мы не в силах оживить магию Ключа, то и никто не сможет сделать подобного в этом мире под обеими лунами! Но мы просчитались! Шаман мохнорылых пожирателей падали нашел путь, ведущий к иллюзии власти над Ключом – мы сами подтолкнули его к действию! Нашел, и сумел воспользоваться им. Но все сработало совсем не так, как виделось в мечтах прожорливому недоумку. Он думал, что получил Власть над Сокрытыми Сущностями, но в результате лишь призвал Стража в наш мир и показал ему, как легко достаются в этом мире жертвы, которые столь редки в мире Сокрытом! Теперь тебе предстоит найти сам Ключ! И не вздумай браться за него голой рукой или надевать на голову – если в тебе нет крови Изначального Племени – а в тебе её нет – Страж вселится в тебя и заберет твою душу. Ключ принесешь мне. Этих троих перевоплощенных лучше убить, потому что их существование закручивает реальность мира в спираль. И чем дольше они присутствуют в нашем мире, тем большие изменения вносят в ткань его. Это недопустимо. Все, что тебе понадобится для выполнения поручения – возьмешь завтра в канцелярии соправителей. И завтра ты уже должен быть далеко отсюда. Если справишься, Ладиэль, я определю тебя в свои доверенные. Тебе все понятно?

– Великая, – борясь с собой, осмелился спросить старший садовник, – как так вышло, что украденный Ключ оказался у перевоплощенных? И чем грозит нам, народу Эль– Льойфу провал моего задания?

– Предатель Намюр утащил его из Круга Шестнадцати в тот день, когда произошла драка на болотах Сьенда! В его роду ключ передавался из поколения в поколение, пока не дошел до наших дней. Это все неважно! А вот если ты не выполнишь моего задания и позволишь Стражу завладеть Ключом – нам всем придется туго! Потому что тогда сам Страж сможет открывать и закрывать пути между мирами. Сокрытому миру ничего не будет, а наш рухнет, потому что разом наполнится той неопределенностью, тем хаосом, что царят в том мире. Помни об этом!

– Великая, – еще раз осмелился на вопрос Ладиэль. – Зачем же теперь было разрешено человеку призвать Стража?

Эльфина тяжело вздохнула и, отвернувшись от Ладиэля, медленно проговорила:

– Это было одно из условий обретения власти над Ключом и Стражем. Если Страж находится в Сокрытом мире, никто, кроме Хранителя Ключа, не сможет увидеть этих жемчужин. Страж пришел в этот мир, и теперь Ключ может видеть всякий, кому он попадется на глаза. Но хватит об этом! Тебе еще многому предстоит научиться, старший садовник, прежде чем ты сможешь понимать, о чем я тебе толкую! Когда выполнишь поручение, сможешь просить меня о том, чтобы я рассказала тебе все. Но не раньше. Мы и так теряем время, которого очень мало. Выполни это поручение, Ладиэль, и ты станешь моим единственным близко-доверенным эль-льойфу под этими лунами!

Не дожидаясь благодарностей, эльфина быстро вышла наружу, оставив старшего сурового садовника в одиночку решать: что же на него свалилось – величайшая удача или же самое большое несчастье?

Так ничего и не решив, он собрал недописанные листы своей «Истории», превязал их тонким побегом вьюнка и забросил труд многих лет на дальние ветви своего жилища – туда, где не приходилось ему бывать еще ни разу за четыре сотни прожитых весен. Потому что понял он, что его «История» не имеет никакого отношения к тому, что происходило на самом деле, описывая лишь внешнюю, видимую самым тупоголовым идиотам сторону событий. А если, занимаясь историей, ты не пишешь правду, тогда ты пишешь сказку. Но сказочников и без Ладиэля полно – и в лесу, и в горах, и в степях и даже у бестолковых людей есть масса сказочников. И быть лишь одним из них – пусть и самым точным в описании ничего не значащих деталей? Увольте.

И поэтому, на следующий день, прихватив с собой некоторое количество Красного Обращающего Камня (ведь люди больше всего на свете любят золото, а Красный Камень обращает в золото любой металл, которого коснется), Ладиэль покинул тенистые аллеи Великого Леса.

Ступая на выжженную солнцем траву, он оглянулся. И потом долго шел, решая: привиделось ему или на самом деле прекрасная Глодитроэль помахала на прощанье рукой с вершины Священного дуба?

Глава 22. Королевские поручения

Хильдерик не спал. Уже вторые сутки.

Пусть глупые обыватели-подданные думают, что быть королем – синекура, не требующая ничего, кроме головы, на которую можно напялить корону и брюха, которое можно набивать чем угодно. На самом деле это совсем не так. Быть королем – это страсть, игра, наваждение, от которого невозможно отказаться и которое трудно нести. Оно поглощает всю жизнь, все существо человека без остатка и даже в отхожее место приходится ходить не так как все – немного стесняясь и сторонясь лишних глаз, а буквально как на турнир – с высоко поднятой головой, и едва ли не при полных королевских регалиях. Это непросто. Но что-то, живущее в глубине души, каждый день снова и снова заставляет впрягаться в этот воз и тащить на себе корону и страну.

Нет, не то чтобы это был настолько неподъемный груз, что от него хотелось бы отказаться – напротив, вместе с тяжелыми обязанностями присутствовали и немалые возможности. Хоть в делах, хоть в развлечениях. Охота с тремя сотнями егерей и пятью сотнями отборных псов? Пожалуйста! Турнир, на котором очень трудно не стать победителем, если все знают о том, что под маской инкогнито скрывается драгоценный и обожаемый сами знаете кто? Конечно! Самые красивые и недоступные (разумеется, для прочих) женщины? Само-собой! Яства, прежде никогда невиданные никем в этом углу обитаемого мира? Сколько угодно!

И все это лишь за то, чтобы заниматься самым интересным делом на свете?! Иногда не высыпаясь, часто совершая ошибки, которые сам же себе и прощаешь, нередко поступая не так как хочется, а ровно наоборот, потому что так нужно? Да сколько угодно!! Он бы с радостью был еще тысячу лет королем!

Все было бы хорошо, если бы не некоторые вещи, которые хоть и были редки, но все же, бывало, происходили: Хильдерик очень не любил когда в его расчетах появлялся кто-то неизвестный. Вот и теперь, вернувшись со свадьбы своей бывшей невесты – малютки Борне, он в задумчивости теребил прядь волос, болтая в другой руке остатки долерийского в прозрачном кубке.

Герцог очень быстро напомнил своему королю об опрометчиво данном обещании исполнить любую просьбу. Словно давно к этому готовился. А ведь ничего не поделаешь – ляпнул – выполняй! Иначе какой же ты король? Нет, конечно, за эту малютку Борне старый лошак пообещал-таки добыть Стеруан и Перре, и если бы Хильдерик был чуть-чуть настойчивее, глядишь и сам Фавила был бы обещан. Но король должен быть великодушным! Должен-должен-должен! Это слово каждый раз вызывало у Хильдерика приступ злости. Но контролировать себя он научился еще лет в десять, и с тех пор никто не мог сказать, что король часто поддается чувствам. Ни один смердящий пес!

Хорошо, что эта красотка Борне вроде как, если верить слухам, распространившимся среди дворни, оказалась бесплодной. Но все равно была она дьявольски хороша. Жалко, что не довелось увидеть ее прежде. То, что они виделись когда-то давно, в десятилетнем возрасте – это вообще не считается. Если бы не статус королевской невесты – она обязательно показалась бы при дворе. А так….

Впредь следует быть осторожнее с предоставлением такого статуса незнакомым девицам, а то есть опасность остатся до собственной женитьбы с пустым ложем!

Хильдерик улыбнулся и отпил из кубка.

Ладно, пусть порадуется Лан. Пригодится еще старый вояка. А жалеть не о чем. Нужно просто извлечь необходимый урок – касательно неосмотрительных обещаний.

Не нравился ему сынок Лана. Не нравился! Дает же Всеблагой столько здоровья в одни руки! И кому? Внебрачному сыну старой развалины? Какая злая ирония. Король не завидовал – ну чему тут завидовать? Невозможно быть всюду самым-самым! Только у великих героев древности такое получалось. Но Хильдерик не был бы королем, если бы верил этим сказкам, зачастую придуманных теми самыми «великими» героями, о которых в них шла речь.

За пологом раздалось осторожное покашливание, но король сделал вид, что страшно занят размышлениями. Он покрутил витую ножку кубка между пальцев, поставил сосуд на стол и плеснул в него остатки розового вина из полупрозрачного кувшинчика.

Что-то все же было неправильно в этом неожиданном появлении Хорста. Хильдерик всерьез рассчитывал прибрать к рукам лен Бродерика после смерти маршала, ведь наследников у того не было, а теперь подобное развитие событий выглядело несбыточным. И пусть земель у Лана не так много, но расположены были эти земли очень удачно – как раз в тех местах, что разрывали сплошную полосу королевского домена. Некстати появился этот здоровяк, некстати.

Король еще раз отхлебнул из кубка, подержал вино во рту и неспешно – в три приема – проглотил.

– Заходи, Ле Комб, хватит там шуршать своей сбруей, – вполголоса произнес Хильдерик.

Полог приоткрылся и в малый королевский кабинет скользнул неприметный человек, одетый в серый дублет с узкой полоской стоячего белоснежного ворота. Такие же серые шоссы обтягивали сухие мускулистые ноги, обутые в мягкие кожаные туфли – очень удобные и прочные. Сам Хильдерик носил такие же, когда требовалось незаметно прогуляться по городу, будучи при этом не истыканным указущими перстами. Лицо Ле Комба, несколько более широкое, чем положено иметь человеку такого сухощавого сложения, было оконтурено коротко стриженной бородкой, а на макушке примостилась куцая шапочка.

Он замер перед королем в почтительном поклоне.

– Итак, мой дорогой Ле Комб, что довелось тебе узнать?

– Немного, Ваше Величество. Немного и…, – дворянин замялся, подыскивая подходящее слово.

– Не то, на что рассчитывал?

– Да, Ваше Величество, Вы очень правильно выразились.

– Итак? Присаживайся, Ги, присаживайся. – Рука короля указала на небольшую скамейку, которую его фаворитки использовали как ложе для своих мерзких мелких собачек.

Ле Комб примостился на самый краешек, едва сохраняя равновесие, но с самым невозмутимым видом продолжил:

– Начнем с того, что до той самой битвы ни о каком внебрачном сыне Лана не знала ни одна живая душа. Казалось бы, он появился из воздуха, подобный тем ангелам или демонам, о которых так любит рассказывать наш любимый патриарх. Но дело в том, что некоторые из крестьян, которых согнали в войско Намюра и… Самозванца…

– Продолжай.

– Некоторые из крестьян с восторгом рассказывают о Хорсте из Брюннервельде. В частности некий Вальд из того же села в придорожном кабаке похвалялся, что лично знает и мать и отца этого парня. И якобы даже живут они в соседних дворах. А папаша Хорста лишь самую малость меньше своего сына. Я на всякий случай послал людей за стариками. На днях их должны привезти.

– Хорошо. Распросишь, сразу сообщи мне. Я хочу знать все. Что-то еще?

– Да, Ваше Величество. Я продолжу. Войско Лана, включая его лейтенантов, на самом деле не знало ничего ни о каком мятеже в рядах бандитов Намюра, пока он не начался. Такое впечатление, что это был сплошной экспромт.

– Это ничего не доказывает и не объясняет.

– Совершенно верно, Ваше Величество. Но мне удалось поговорить с докторами, пользовавшими нашего Лана.

– И что? – Хильдерик подался вперед, предчувствуя некую неожиданность.

– Все трое в один голос клянутся, что когда этот Хорст после сражения вошел в шатер маршала, тот был изрядно напуган! А двое из лекарей уверены, что до этой встречи Хорст и Бродерик друг друга не знали.

– Интересно, – пробормотал король, опять закручивая волосы вокруг пальца. – Продолжай, я подозреваю, это еще не все, так, Ле Комб?

– Не все, Ваше Величество. Лейтенанты хоть и восторженно отзывались о нашем громиле, но никто никогда о нем не слышал. А ведь тот же барон Сирр был очень близок к маршалу. Да он и был почти как сын Бродерику. И вот после битвы маршал разговаривает с ним так, словно барон всего лишь один из многих сотен, но начинает привечать безвестного дотоле крестьянина. Разве не странно такое?

– Ты хочешь сказать, что во всех этих событиях есть какая-то интрига? Я тебя правильно понимаю, Ле Комб? И Хорст совсем не тот, за кого его пытается выдать Лан?

– Совершенно верно, мой король!

– Тогда кто же он?

– Пока не могу точно сказать, Ваше Величество, еще очень мало сведений поступило. Но есть одна версия, которая прекрасно ложится на случившееся и объясняет если не все, то очень многое.

– Не тяни, Ле Комб! Что за дурацкая манера испытывать мое терпение? Говори уже!

– Самозванец.

– Что – Самозванец? – переспросил Хильдерик, в возбуждении вставая из уютного кресла.

– Наш проказник Хорст, – тоже приподнимаясь над собачьей скамьей, произнес Ле Комб, – Самозванец!

– Ты серьезно? – Король наклонил голову и прошелся по кабинету вперед-назад. – В самом деле, это бы объяснило многое: почему Лан испугался Хорста, почему вчерашний крестьянин ведет себя как граф. Это бы сделало понятным – почему они привезли голову Намюра и не привезли такой же подарок от Самозванца. Это бы … Нечистый! Да это было бы занятным! И это очень похоже на правду. Еще эта скороспелая женитьба и отъезд на границу. Зачем это все? Может быть, он что-то не поделил с Намюром и был вынужден договариваться с Бродериком? Как все необычно! Обожаю загадки! Я такой впечатлительный! Даже руки зачесались! Подожди-ка, но ведь у нас есть описание Самозванца, доставленное, кстати, твоими людьми!

– Возможно, обман, мой король? Я уже не удивлюсь ничему. Это еще один повод проверить правдивость моих людей.

– Хорошо, хорошо, Карл. Так и сделай. Выясни у сторонних очевидцев, как выглядел на самом деле Самозванец. Не должны мы на верных трону слуг наводить напраслину.

Король выглянул за полог, крикнул в темноту:

– Еще два кувшина долерийского, Эрни! Да яблок там нарежьте, что ли? И не заставляйте ждать своего короля!

– На чем мы остановились, Ле Комб? – Вновь усаживаясь в кресло, спросил король.

– На том, что этот Хорст, которому вы даровали маркграфство, на самом деле никто иной как Самозванец! Если только…

– Ну что еще, Ги?! Ты весь набит какими-то загадками и мучаешь мое любопытство! Я же очень впечатлительный. Со мной так играть нельзя! Говори скорей!

– Если только те люди, которых мне доставят из Брюннервельде, не окажутся на самом деле родителями нашего маркграфа. Вот в этом случае я даже не знаю, что и думать! Поневоле….

У входа нарочито громко звякнули посудой, и король сделал знак замолчать.

Пока слуги сервировали столик, Ле Комб не шелохнулся на своем насесте, а король нетерпеливо поигрывал носком левой туфли, мотавшейся на ноге короля, закинутой на другую ногу, едва ли не под носом у собеседника. Наконец слуги ушли и король громко выдохнул, словно боялся вместе с воздухом выпустить при слугах неосторожное слово.

– Ги, что же нам с тобой делать? – Король наполнил кубки и протянул один из них собеседнику.

– Вам пока ничего, Ваше Величество. Старый Ле Комб сумеет защитить своего господина!

– А-а! – Махнул рукой Хильдерик. – Все вы так говорите! Вон, на что Лан был верный служака и тот с мятежниками снюхался! А ведь я ему свою собственную невесту отдал. Такая была красотка!

– Это еще только версия, мой король!

– Эх, Ле Комб! Если бы ты побыл хоть немного на моем месте, ты бы знал, что в этой жизни только самые гадкие версии становятся реальностью! Вот только, если он Самозванец, то почему он не накинулся на меня, когда мы встречались?

– Возможно, мой король, он испугался Эркюля?

– Не знаю, Ле Комб. Думаю что-то другое. Если я умею разбираться в людях, а поверь мне, я умею это делать, хотя иногда и позволяю себя обманывать, то этому Хорсту было наплевать на десяток таких Эркюлей. Тут что-то другое, мой Ги. И тебе нужно очень постараться, чтоб выяснить все эти несуразности. Я на тебя надеюсь.

– Хорошо, мой король, я займусь этим со всем возможным тщанием. Но что сейчас делать с Ланом и его самозваным бастардом?

– Ни-че-го, – отчетливо, по слогам, произнес Хильдерик. – Ничего, Ги! Ничего, что может ему повредить! Оберегать, следить, докладывать мне! Ежедневно! Если обвинения окажутся ложными, но все-таки прозвучат, мы с тобой никогда не отмоемся от тех помоев, в которых нас искупают мои дорогие подданные. Все-таки Лан очень любим в стране. Да и этот… маркграф. Умеет нравиться публике. Да, вот еще что: нужно усилить охрану дворца. Потому что если все-таки ты прав, то… дай нам Всеблагой, чтобы ты ошибался! Всё, мой любезный Ле Комб, занимайся делом. Зайди к де Брину, возьми у него триста, нет пятьсот монет на это дело. И занимайся только им! Это сейчас самое важное! И интересное. Ступай!

– Спасибо, Ваше Величество, – поднимаясь, поблагодарил Ле Комб. – И последнее.

– Ну что еще, Ги?

– Наш Лан последнее время водит дружбу с неким Гровелем.

– А это еще кто?

– А это, Ваше Величество, тот человек, при упоминании о котором начинают трястись от злости Ротсворды, Сальвиари и Езефы. Обычно он занимался разведением лошадей, торговлей, немножко строил, а теперь о нем говорят, как о самом богатом человеке королевства, сумевшим облапошить этих, без сомнения, искушенных людей.

– Вот как? И что же вызывает подобную… дрожь?