Текст книги "Замена (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 18. Сватовство

Дворец герцога Борне лишь немногим уступал королевскому. Обоим Бродерикам – и прежнему и нынешнему – приходилось здесь бывать неоднократно. Но если у настоящего маршала этот визит не вызывал никаких чувств (лишь ожидание весёлого развлечения – хотелось посмотреть на самодовольную рожу коннетабля, когда он узнает о том, за кого приехал сватать его дочь герцог Лан), то у воплощенного едва не случилось помутнение рассудка. Настолько живо он вспомнил свое последнее посещение своего недавнего партнера по торговым делам, что сухие ладони сами собой сжались в кулаки, под морщинистой кожей на лице вздулись желваки, а борода мелко-мелко затряслась.

Он недобро зыркнул из-под кустистых бровей на слугу, отворившему ворота, плюнул под ноги лошади и замер в седле каменным изваянием, ожидая, когда кто-нибудь соизволит помочь ему спешиться.

Хорст не без удовольствия наблюдал за Бродериком, предчувствуя, что встреча с Борне выйдет содержательной.

По случаю утра – уже не раннего, но все-таки утра – Великий Коннетабль ещё нежился в постели. Весь вечер минувшего дня ему пришлось принимать дары от вассалов – близилось восемнадцатилетие дочери и подвластные ему бароны спешили выразить герцогу свои верноподданнические чувства. Не сказать, что было их – баронов – особенно много, но, будто сговорившись, они прислали свои подношения в один день. В подарках для герцога не нашлось ничего особенно ценного: дюжина охотничьих псов и сук, не претендующих на особые стати, пара десятков золотых чаш и блюд (одно даже украшено тусклыми камешками), пяток жеребцов и четыре тонких жемчужных нити. Еще какая-то рухлядь в мешках, Борне даже смотреть не стал.

Но с вассалами следовало вести себя осторожно, и коннетабль был вынужден отписать несколько писем, превозносящих ценность даров и уверяющих баронов в искренней радости сюзерена. Поэтому спать он лег поздно, но, когда утром ему сообщили, что перед воротами ожидает его пробуждения Сам Великий Бродерик, герцог не стал срывать на слугах свою досаду от случившегося недосыпа. Он полежал ещё немного на ложе, пока старый Сальвадор подбирал ему подходящую к приему прославленного гостя одежду. А когда одетый и бодрый коннетабль смог таки спуститься к гостям, визитеры уже хлебали вино, предложенное им расторопным Сальвадором.

К сорока годам герцог Борне обрел обильную седину на всю голову, обзавелся плотным телосложением, не позволявшим ещё называть его толстяком, но со стройностью, отличавшей весь род Борне, покончившим навсегда. На его почти круглом лице, которое придворные дамы считали образцом мужественности, приветливо и открыто блестели ярко-голубые глаза. Словом, любой, кому хоть раз посчастливилось увидеться с коннетаблем, искренне начинал считать его своим самым лучшим другом – настолько благообразно и великодушно выглядел этот вельможа. А свисавший на широкую грудь Орден Жалящей Пчелы недвусмысленно намекал на немалые военные заслуги своего обладателя. Эта деталь образа заставляла окружающих ещё больше доверять герцогу. И как-то забывалось, что никакими особыми подвигами на полях сражений он прославиться не успел.

– Какая честь, маршал, какая честь! – Гийом Борне раскинул руки, сбегая по ступенькам вниз. Он всегда побаивался старого вояку, ему казалось, что этот древний сморчок насквозь видит несчастного коннетабля. Вот и сейчас угадать настроение Бродерика не получилось.

Маршал так и остался сидеть на стуле с высокой спинкой, откинувшись на неё и прикрыв глаза, а вместо него со скамьи резко поднялся… В первое мгновение коннетаблю показалось, что это жеребец широкоизвестной гиэльской породы тяжеловозов, вставший на дыбы – он разом перекрыл падающие из окон пыльные столбы света. Борне остановился так резво, что едва не упал, и лишь разглядев во вставшем существе человека, смог выдохнуть плотный ком воздуха, застрявший где-то между грудью и горлом.

– Здравствуй, Гийом. – Послышался скрипучий голос маршала. – Как твои дела?

Коннетабль, оправившись от первого потрясения, обошел кругом человека-гору, и, опасливо оглядываясь, остановился перед Бродериком.

– Это твой новый телохранитель? – Коннетабль кивнул на замершего за спиной гиганта. – Уступи, а? Знаешь, сколько у меня врагов? Так и рыщут, снуют вокруг, завидуют. Ты-то известный воин, тебе некого бояться, любой знает, что связываться с тобой не стоит – только горе выйдет из дурных замыслов! А меня каждый второй в Мериде желает в могилу свести! Уступи, Лан?

Сзади послышался сдавленный смешок, а маршал, внезапно открыв глаза, вперился расширившимися в темноте помещения зрачками в круглое лицо герцога и отчетливо, почти по слогам, произнес:

– Это мой сын. Уступить тебе его?

– Сын?! Всемогущий! Я же не знал! Прости меня, Лан, я же не знал! Но… разве у тебя есть дети? Ведь, помнится, лет двадцать назад ты похоронил своего младшего? Жиля?

– Хорст рожден вне брака.

– Баста-а-а-рд, – понимающе протянул коннетабль.

– Оставим это. Знаешь, Гийом, зачем я приехал?

– Откуда же? Может что-то с обозом? Мука гнилая? Так я разберусь! Я их всех перевешаю! Я из них все кишки повытаскиваю!

– Не сомневаюсь, – Бродерик встал на ноги и подтолкнул своей костлявой ладошкой коннетабля к освободившемуся стулу. – Посиди, послушай.

Маршал медленно пошел по залу, приволакивая левую ногу, и от этого ритмичного шороха коннетаблю стало совсем плохо.

– Сегодня утром, – медленно заговорил Бродерик, – я доложил королю о победе над Самозванцем. Да, Гийом, я опять победил. Король, узнав об этом, приказал готовить Великий Поход для освобождения наших юго-восточных провинций. Помнишь, лет восемьдесят назад короли Арлора и Тауба оттяпали их у нас? Хотя нет, откуда тебе помнить? Впрочем, это неважно, дело не в твоей памяти, но вот задам я тебе вопрос: что нужно, чтобы я вернул короне эти провинции?

– Войско? – Высказал свое предположение Борне.

– Нет, коннетабль. Неверно, но направление мысли правильное. Для этого нужно очень большое войско. Понимаешь разницу?

– Да! Но на юго-востоке нам негде создать опорные пункты снабжения – там степь.

– Ты хороший коннетабль, если сразу думаешь о деле. Мы с Его Величеством решили не разводить долгую компанию с организацией снабжения. Наше войско будет конным. Всё – поголовно.

– Конным? – На холеном лице Борне застыл ужас и даже его аккуратно подстриженная борода, казалось, встала дыбом.

– Конным, – подтвердил свои слова маршал. – Для быстроты. Разумеется, то, что мы с тобой сейчас обсуждаем, не должно пока уходить дальше этих стен. Людей я наберу сам, а вот лошадьми придется заняться тебе. Мне нужно около двадцати пяти тысяч голов. Как только слухи о разгроме Самозванца дойдут до Арлора и Тауба, я обрушусь на них. У тебя срок – две недели. Начиная с сегодняшнего дня. В конце этого срока под каждым из моих воинов должно быть по две лошади. Всё понятно?

Коннетабль побледнел и стал похож на привидение, что, говорят, по ночам частенько бродило по переходам его дворца. Он вскочил на ноги, и, подбежав к Бродерику, схватил старика за плечи, развернул его к себе и взволнованно затараторил, брызжа слюной герцогу в лицо:

– Нет! Я не успею за две недели! Мне придется собирать скотину по всей стране и за её пределами! Гнать табуны к лагерю! Я никак не успею за две недели!

– Хорст? – Не оборачиваясь, не то спросил, не то позвал Бродерик.

Чудовищная сила оторвала коннетабля от маршала, перенесла по воздуху, и он вновь оказался на жестком сиденье стула.

– Мне донесли, что большая часть необходимого мне поголовья уже находится в прилегающих к Мериду областях. Больше двадцати тысяч голов. Купи этих. Остальных я заберу у де Лэя. Две недели, – повторил герцог Лан. – Иначе Хильдерик будет очень недоволен. Да!

– Лан! Я знаю, о каких лошадях ты говоришь! Их скупил Гровель. Мерзкий купчишка! Он как будто знал все заранее! Перекупать табуны у него сейчас? Когда он поднял цены так высоко, куда даже птицы не залетают? Казначей этого не позволит. Ты знаешь де Брина, он, скорее, съест свои счеты и абаки, чем разрешит такую сделку!

– Меня это не волнует, – холодно сказал маршал. – О чем ты думал, когда продавал коней этому самому… а-а-а? – Он повернулся к Хорсту, словно ища подсказки.

– Гровелю, отец, – подсказал Хорст.

– Верно, Хорст. Ты, Гийом, радовался высокой цене и рассчитывал на пополнение своей мошны, вольно распоряжаясь имуществом короля. За всё надо платить, мой друг. За всё.

– Я понял! – Громко прошептал Борне. – Я всё понял! Сколько он вам заплатил? Сколько Гровель заплатил за то, чтобы королю была предложена эта авантюра с южными провинциями?

– Гровель? Заплатил?! Мне?! Ты в своем уме, герцог?! – Заорал теперь Бродерик.

– А как?! А как объяснить по-другому этот внезапный интерес короля к южным провинциям?

Повисла тяжелая тишина, раздавалось лишь тяжелое сопение споривших.

– Победы, – вдруг произнес Хорст. – Победы отца и его преклонный возраст заставляют короля торопиться. Пока все вокруг боятся Бродерика – можно рассчитывать на удачу. Когда отца не станет… Второго такого маршала у Хильдерика нет. И неизвестно, появится ли он когда-нибудь? Но в одном ты прав, герцог. Мы действительно виделись и даже разговаривали с Гровелем. Он искренне считает, что это ты обманул его. А отцу незачем разбираться в ваших сделках. Нам нужны лошади. Гровель сказал нам, как совместить его обиды и наши желания с тугостью твоего кошеля. Ты делаешь, то, что нужно нам и твои сокровища остаются с тобой. Или ты не делаешь этого и тогда о твоих делишках узнаёт король, и ты очень быстро становишься новым украшением Аллеи Одиноких Голов. Твоё имущество опишут, а родню сошлют в такую даль, где солнце всходит два раза за год – и то не всегда.

Хорст замолчал и отошел к окну, как бы давая коннетаблю возможность хорошенько обдумать сказанное.

– Что придумал этот пройдоха? – Не отрываясь от игры в «гляделки» с Бродериком, хрипло спросил коннетабль.

Никто, кроме Хорста, не заметил, как по той же лестнице, с которой сошел Борне, теперь спустилась его дочь. Она теперь была мало похожа на ту смешливую и любопытную девчонку, что помнил бывший маршал. Нет, сейчас пред ним стояло ожившее воплощение красоты. Екатерина расширившимися глазами смотрела на вызревающий скандал и не решалась произнести ни слова. А Хорст смотрел на первую красавицу королевства и постепенно приходил к мысли, что никакой Гровель не достоин стать её опорой. Да и королю, известному вертопраху и ловеласу эта девочка тоже не нужна: всё равно очень скоро Хильдерик забудет о супружеских клятвах. Он не раз говорил, что ему всё равно, кто будет согревать ложе в его королевской спальне – королевское величие не позволит ему отдать свою любовь одной женщине, лишив остальных подданных этого счастья.

– Ты выдашь свою дочь замуж! – Жестко сказал маршал.

– За короля? Она и так…

– Нет, не за короля, – оборвал коннетабля Бродерик.

– А за кого? За Гровеля?! – Лицо герцога Борне налилось красным, он вскочил с места и навис над маршалом – страшный и злой. – Да никогда! Ты слышишь, старый пень?!! Никогда и никто из рода Борне не станет опускаться столь низко!

– Нет, – вмешался Хорст. – За меня.

– Чего-о-о?! – В один голос возопили маршал и коннетабль.

– Но, как же король? – Продолжил коннетабль. – И причем здесь ты?!

– А что ты скажешь Гровелю? – Вторил ему Бродерик. – И где мы возьмем лошадей для Великого похода?

– Поверь, отец, когда я поговорю с Гровелем, задача собрать лошадей отпадет сама собой – я умею быть убедительным. А про короля я вам вот что скажу, герцог: вы знаете его ничуть не хуже, чем я. Скорее, даже лучше. Разве будет ваша дочь счастлива с ним? Стать королевой – это высокая честь! Но стать несчастной королевой – это страшное наказание. Достойна ли его Екатерина?

– Они помолвлены уже десять лет! – Возразил Борне. – Что скажет король? Что скажут при дворе? Что я скажу королю?

– Королю мы… найдем, что сказать. Допустим, пусть он думает, что бедняжка бесплодна. Зачем стране бесплодная королева? Гораздо важнее – как к этому отнесется невеста?

– Да! Надо позвать Екатерину! – Всполошился коннетабль и принялся оглядываться в поисках слуг. – О! А вот и она! Екатерина, ты слышала наш разговор?

– Отец, я…

Что хотела сказать девушка – осталось неизвестным, потому что в этот самый миг снаружи донесся жуткий вой и в унисон завопили десяток испуганных людей из числа дворни.

– Свинячий колдун! – Выкрикнул Хорст и, едва протиснувшись в окно, ринулся на конюшню, где должны были находиться лошади с несчастным бароном Радульфом Бешенным.

От ворот конюшни в страхе разбегались слуги коннетабля. Заскочив внутрь, Хорст увидел, как освободившийся от веревок Радульф раскидывает в стороны оруженосцев маршала. Эмиль сидел возле ближайшего к месту стычки стойла и баюкал окровавленную правую руку. Сквозь прореху в рукаве виднелась торчащая из-под кожи молочно-белая кость. В зловещей полутьме Эмиль сверкнул белками глаз и упрямо поднялся, сжимая свой меч уже в левой ладони.

– Оставь, Эмиль! – Успел крикнуть Хорст перед тем, как Радульф, лениво отмахнувшись от падающего на его голову меча, растопыренной пятерней ударил Эмиля в грудь. Послышался треск ломающихся ребер, и телохранитель маршала отлетел к каменной стене, сметя по пути хлипкую перегородку между стойлами.

– Иди сюда, орочья мразь, – прошептал Хорст, срывая со стены багор.

Радульф, словно услышав это, развернулся к нему, глаза его блеснули желтым, рот исказился в зловещем оскале, явив миру кривой ряд треугольных зубов, и он прыгнул вперед, сразу шагов на восемь, возносясь над Хорстом под самую крышу. Хорст махнул багром, но каким-то чудом не задел тварь, в тот же миг обрушившуюся на него сверху. Было в этом существе весу не меньше десяти пудов – Хорсту показалось на мгновение, что на его плечи упала вся конюшня.

Мерзкая тварь, в которую превратился барон, радостно заверещала, её ноги тисками сжали грудь Хорста, а когтистые лапы вцепились в голову, норовя выдавить глаза. Отбросив ненужный теперь багор, Хорст схватился за узловатые пальцы существа и, не мудрствуя долго, стал их выламывать. Такой оборот не понравился бывшему барону, после второго сломанного пальца он ослабил хватку, оттолкнулся от Хорста и приземлился на четвереньки на другом конце конюшни. Хорст огляделся вокруг, разыскивая багор.

В проеме ворот мелькнули лица Борне, Бродерика и … Екатерины! Тварь тоже увидела их и, не глядя, что между ней и людьми всё еще стоит Хорст, бросилась на любопытных! Она оттолкнулась от пола, оказалась под потолком на стене и, живо перебирая всеми конечностями, понеслась прямо на людей!

Багор Хорста настиг чудовище, когда оно уже было готово прыгнуть со стены на голову Борне. Удар был такой силы, что крепкое древко лопнуло посередине, разлетаясь брызгами щепы в строны! Но та часть, что пронзила тело твари, уже надежно пришпилила её к стене. Для верности Хорст проткнул её ещё одним багром, закрепляя достигнутый успех. Он навалился на второй багор всем телом, всё глубже вгоняя его в щель между камнями кладки. Мерзкое существо извивалось подобно червяку на крючке, но освободиться теперь не могло. Оно было живо, и подыхать вроде бы ещё не собиралось.

– Уходите в дом, – яростно крикнул Хорст семейству Борне. – Бродерик, посмотри, что там с Эмилем и остальными! И, ради всего святого, дайте мне ещё что-нибудь!

О чем он просит первым догадался старый Сальвадор, во все глаза наблюдавший за развернувшейся в конюшне битвой. Он ужом протиснулся между стеной конюшни и замершим на пороге Гийомом Борне, подскочил к стонавшему Эмилю, подобрал выпавший из ладони телохранителя меч и бросил его Хорсту.

Двумя точными ударами, высекшими из камней искры, Хорст отрубил твари ноги, ещё три удара ушло на руки, после чего он устало оттолкнулся от багра и упал спиной в кучу соломы. Бывший барон рычал и подвывал, но все ещё был жив – пришпиленный к стене, лишенный конечностей, он уже не мог никому навредить, а боль и злобу свою выплескивал в змеином шипении. Кровь из ужасных ран пролилась на пол и образовала несколько черных луж, между островками соломы.

– Как ты? – Раздался над головой Хорста встревоженный голос Бродерика.

– Ребра болят, – сквозь зубы пожаловался Хорст. – Силен колдун. Зачем мы его сюда притащили?

– Было бы лучше, если бы он обратился в доме Гровеля? Или в тюрьме короля? – Бродерик опустился рядом, наблюдая за пришпиленной к стене тварью.

– Пожалуй, хуже, – согласился Хорст.

– Ты на него надел эту проклятую корону, тебе за него и отвечать. И, знаешь, я вот смотрел на то, что здесь происходило, и радовался как ребенок.

– Чему? – От удивления Хорст даже привстал на локтях.

– Что обратился не ты, а всего лишь этот бедняга Радульф. С тобой не справилась бы и сотня бойцов.

– Хм, я как-то об этом не думал, – Хорст снова растянулся на сене и счастливо улыбнулся. – Но ты прав. Сотня точно не справилась бы!

– Сальвадор! – От ворот раздался вопль Борне. – Ради всего святого – она ещё жива?

– Жива, господин, – отозвался слуга, с безопасного расстояния наблюдавший за тем, что осталось от Радульфа.

– Катерина! Быстро в дом! Сальвадор вылезай оттуда немедленно! Жан, Пьер, закрывайте ворота и сожгите к бесам эту конюшню вместе с поганой тварью!

– Я тебе сожгу! – Одним движением Хорст оказался на ногах и бросился наружу, спеша предупредить раздачу глупых распоряжений. – Я тебе сейчас и конюшню, и дом и еще полгорода сожгу! Так-то ты о будущем зяте заботишься?

– Я не…, я… мне показалось, – мямлил коннетабль. – Тварь не опасна?

– Нет, – Хорст на мгновение задумался: – Только для трусов.

– Слава Всеблагому!

– Что мы не они?

– Что тварь неопасна, – поджав губы, объяснил свои слова герцог. – Что думаете с ней делать?

– Пригодится ещё.

Хорст не нашел нужным объяснять, для чего может понадобиться ему оборотень, а Борне посчитал ниже своего достоинства ещё раз задавать вопрос. Некоторое время они пристально смотрели друг другу в глаза – герцог негодующе, а Хорст насмешливо. Потом коннетабль развернулся на каблуках и, привычно задрав голову и выпрямив спину насколько мог, гордо прошествовал через двор, подобный великим триумфаторам древности. Хорст осмотрел свое потрепанное в схватке платье, смахнул на землю несколько соломинок, прилипших к ткани, очистил подвернувшейся под руку щепкой левый сапог от раздавленного подошвой навоза, и таким образом приведя себя в порядок, прошел через разоренную конюшню – посмотреть, что там с охраной маршала.

Эмилю было совсем плохо. Каждый вдох, казалось, причиняет ему невыносимую боль. Сломанная рука при падении оказалась под ним и, похоже, теперь была сломана в двух местах. Он был в сознании, но глаза его бессмысленно вращались, не останавливаясь ни на чем, а изо рта стекала тонкая струйка розоватой слюны. Хорсту случалось видеть ранения и пострашней, но Эмиля было особенно жалко – все-таки уже десять лет вместе. Он присел перед Эмилем и, взяв его левую ладонь в обе руки, замер.

К телу телохранителя постепенно собирались разбросанные чудовищем по конюшне оруженосцы. Некоторые хромали, другие скрипели зубами, двоих товарищи притащили на руках и положили рядом с Эмилем. Эти двое были мертвы – у первого, имени его Хорст никак не мог вспомнить, отсутствовало горло, вырванное оборотнем, а у виконта Бри на месте затылка обнаружилась жутковатая дыра, из которой, пока его несли, вывалилось несколько сгустков, похожих на комки манной каши, испачканной в каком-то варенье.

Но в глазах уцелевших и раненых Хорст читал явное восхищение своим недавним подвигом.

Сзади подошел Бродерик – Хорст догадался об этом по изменившимся позам воинов.

– Я приказал привести сюда лекарей и священников, – донеслось из-за спины. – Радульфа нужно убрать до их прихода. Боюсь, слухи пойдут по городу некрасивые.

– Эмиль совсем плох, – поднимаясь, сказал Хорст. – Придется оставить его в Мериде. Виконт Сардо, побудешь пока старшим. Радульфа спрячьте в мешок… После того, как я с ним закончу. Дай-ка, виконт, твою рукавицу.

Получив желаемое, Хорст попытался всунуть правую руку в кольчужную перчатку оруженосца, но, едва её не порвав пополам, вернул виконту со словами:

– Маловата рукавичка… Так хотелось его рукой пощупать… Жаль, мала рукавичка! Дай-ка мне шестопер!

Получив оружие, Хорст в несколько быстрых шагов оказался перед висящим на стене телом оборотня. Существо перестало шипеть и извиваться, маленькие желтые глазки настороженно следили за каждым движением человека.

Левой рукой Хорст крепко ухватился за остатки волос на уродливом черепе, оттянул мерзкую голову на себя и несколько раз мощно воткнул шестопер в ощерившуюся пасть, выбивая и кроша острые зубы. Оборотень взвыл, разбрызгивая по сторонам кровавые капли. За что сразу же и поплатился разбитыми ушными хрящами.

– Пожалуй, вот так! – Хорст бросил оружие на грязный, залитый вязкой кровью, пол. – Приберитесь тут за мной, скоро поедем. Гадину в мешок, Эмиля и раненых – лекарям, а покойных нужно передать родне. Идем, маршал, мы здесь больше не нужны.

В зал они вернулись вместе. Борне одиноко ждал их и, как только они появились, тотчас велел Сальвадору привести дочь. Пока старый слуга бегал по дворцу, разыскивая невесту, все трое напряженно молчали. Наконец, коннетабль не выдержал:

– Откуда это в моём доме?! – Зло выкрикнул он.

– Мы привезли, – равнодушно ответил Хорст, задумчиво глядя в окно.

– Зачем?! В мой дом?! Господь Всеблагой, зачем?! В мой дом! – Герцог вскочил со своего места и подбежал к Бродерику. – Это ты придумал, старый… Зачем?

– Король не захотел оставить его себе, – просто объяснил маршал.

– Причем здесь король?!

Маршал загадочно пожал плечами, показывая, что более на эту тему говорить не желает. Хорст хмыкнул.

– Отец! Ты звал меня? – Со стороны лестницы послышался голос Екатерины.

Она уже стояла на самой нижней ступени, но не отваживалась сойти на пол.

– А, дочка, – моментально успокаиваясь, пробормотал коннетабль. – Да, да, я звал тебя.

Он подошел к Екатерине, прижал её голову к груди и, бережно оглаживая её волосы, спросил:

– Скажи, солнце моё, ты пойдешь замуж за этого вот? – Он мотнул подбородком, указывая на улыбающегося Хорста. – Он сын герцога Лана. Внебрачный.

Екатерина отстранилась от отца, их с Хорстом взгляды пересеклись, несколько мгновений казалось, что между ними натягивается какая-то незримая нить, потом наваждение спало, дочь герцога утвердительно кивнула и, порывисто развернувшись, побежала по лестнице вверх, туда, где виднелось любопытное лицо служанки Анны.

– Чудненько, – прокомментировал сцену Бродерик. – Пожалуй, за это стоит выпить!

Со двора герцога Борне отряд выезжал в сильно поредевшем составе. Настроение у всех было неважным: Хорст соображал, что следует говорить королю, оруженосцы переглядывались, вспоминая недавнюю битву с Демоном. И лишь один маршал выглядел деревянной статуей языческого божка, спокойно взирающим на мир с высоты своего возвышенного положения. На улице Рыбников Бродерик остановился и заявил:

– На сегодня осталось еще одно дельце. Думаю, стоит навестить господ Езефов, познакомиться со скорбящей вдовой казначея Мгебе Зая Третьего.

– Я и забыл уже, – усмехнулся Хорст. – Давай заедем, нужно как-то привести дух в порядок. – Он посмотрел, куда направил свою лошадку маршал, и добавил: – Хоть пособачимся вволю.

Отряд свернул на кривую улицу Собачьих Забав, названую так за пристрастие жителей к собачьим боям и ставкам на псов, и, пробравшись по ее загаженной нечистотами мостовой, оказался на Дороге Вечной Веры. Здесь, в самом ее конце, за Святоместным Круглопамятным Собором, посвященным Святому Липернуарию-Гонителю, нашелся короткий переулок Чистых Уличных Дев, где третий от начала дом и был жилищем и конторой местных менял из обширного семейства Езефа. Время было уже позднее и ворота, обычно распахнутые настежь, были уже закрыты.

Один из оруженосцев, младший брат Эмиля – Ксанф, повинуясь знаку герцога, проворно соскользнул с кобылы и громко постучал в калитку в воротах навершием своего фальшиона. Во дворе послышалась возня, пару раз тявкнула собака, и до слуха Хорста донесся хрип:

– Кого ночная нечисть несет?

– Герцог Лан со свитой! – Ответил Ксанф, убирая меч в ножны. – Открывай, старый пень!

– Пусть герцог завтра приезжает, – ответствовал непочтительный страж ворот. – Ныне господин Езеф уже ко сну собрался. Не велел никого пускать.

Ксанф оглянулся, ища поддержки, и Хорст взревел:

– Эй ты, болезный! Я тебе обещаю, что если ворота не откроются сей миг, я подожгу эту развалюху, и твой снолюбивый хозяин будет всю ночь бегать к реке и обратно, таская воду на своем горбу. Считаю до десяти, а потом мое терпение иссякнет. Раз! Два!..

Хорст успел досчитать до семи. На счет «восемь» ворота распахнулись и под ноги лошадям, едва не сбив спешившегося Ксанфа, выкатился плешивый коротышка на толстых ножках:

– Господин герцог, – объяснения полились из полногубого рта быстрым потоком, – господин герцог, не держите недоброго на моего не в меру исполнительного слугу! Он только лишь хотел быть мне полезным и никак не рассчитывал на приезд столь высокопоставленной и почтенной персоны, как наш знаменитый маршал, победитель всяких плохих гадских негодяев и изменников! Я, со своей стороны, обязуюсь научить этого проходимца должному почтению к столь знаменитым гостям, и готов лично принять вас со свитой в сей же момент! Прошу, прошу, господа!

Схватив под узцы Бродерикову лошадку, услужливый меняла потащил ее во двор.

– Это Езеф? – вполголоса спросил Хорст Бродерика.

– Он, – шепотом подтвердил маршал. – Он, чтоб его приподнял Всеблагой и о стену треснул!

– Проходите, проходите, господа! – Ужом извивался вокруг важных гостей хозяин, провожая их в приемную залу. – Если уж вы приехали так поздно, я подумал, что дело не терпит отлагательств и велел приготовить все для приема столь высоких посетителей тотчас!

– Итак, – заняв место за здоровенным столом, приступил к делам Езеф, – Я готов оказать вам посильную помощь в… Словом, сделаю все, что от меня зависит!

– Я приехал к тебе, Езеф, вот по какому делу, – неторопливо начал герцог. – Недавно один мой знакомый получил вот такое письмо.

На стол менялы из руки Лана скользнула бумага.

– Что это?

– Посмотри.

– Если вы настаиваете. – Толстячок вцепился в письмо двумя руками и принялся читать. – Так, так, вдова, значит? Сколько? Что еще за денурганы? Триста шестьдесят семь тысяч, значит. Хорошо, хорошо. Караван? Хе-хе…

Он отложил письмо в сторону, и, поочереди внимательно посмотрев на Хорста и Бродерика, спросил:

– И каким же образом в этом деле могу оказаться полезным я, несчастный, измученный непосильным тяглом, меняла? Я не меняю денурганы на лотридоры, господа.

– То есть, Езеф, это письмо вам не знакомо?

– Почему же незнакомо? Конечно, оно мне знакомо! Такими письмами мошенники забрасывают честных людей, вводя их в соблазн сиюминутной наживы. Но это личное дело каждого – принимать изложенное вот в этой бумажке, – Езеф подцепил лист пальцем, заставив его затрепетать на столе, – на веру или выбросить ее в очаг.

– Это так, почтенный Езеф, – задумчиво произнес Хорст. – То есть ты не имеешь отношения к этому письму?

– Нет. Я его не писал и соответственно, я за него не отвечаю. Что ж, господа, герцог, мне очень жаль, что я не смог помочь вам в этом деле и настоятельно прошу, если у вас нет ко мне иных вопросов, покинуть мой дом.

Меняла поднялся из-за стола.

– Нет, Езеф, не все так просто! – Хорст даже не подумал пошевелиться. – Там в конце письма ясно написано, что дела этой госпожи здесь ведет контора господина Езефа! Ваша, любезный! Объяснитесь?

Езеф хотел что-то крикнуть, и открыл уже было рот, когда его взгляд наткнулся на руку Хорста, невзначай легшую на рукоять кацбальгера. Сроду не имевшего никакого интереса к военному делу Езефа обуял страх перед этим небольшим, по меркам Хорста, клинком. Меняла тяжело опустился в кресло.

– Может быть, стоит кликнуть племянника? – Участливо осведомился Бродерик.

– Не нужно, – отказался Езеф. – Что вы хотите?

Бродерик победно посмотрел на Хорста. Тот пожал плечами.

– Когда между двумя людьми заходит разговор на любую тему, – начал маршал, – он обязательно скатится к деньгам. Не так ли, уважаемый Езеф?

Дождавшись согласного кивка, он продолжил:

– Это письмо получил мой хороший друг Ганс Гровель. Ты же знаешь этого достойного человека?

– Достойного?! – Вскричал меняла. – Это мошенник, обобравший меня как разбойник с большой дороги!

– Ваши дела меня не интересуют, – заметил маршал, обрывая возмущение толстяка. – Однако, мне нужны деньги, а тебе, предприимчивый ты мой, наверняка не нужна огласка. Так?

– Сколько? – Зло бросил Езеф.

– Думаю, пяти сотен хватит, чтобы гарантировать твое будущее неучастие в подобных начинаниях. – Улыбка на лице Бродерика была столь дружелюбна, что можно было подумать, что это он собирается пожертвовать на нужды дома Езефа такую значительную сумму. – И торговаться я не намерен!

– Это совершенно неприемлемо, господин герцог. Совершенно! Да у меня просто нет и никогда не было таких денег!

Езеф скрестил руки на груди, всем видом показывая, что на шантаж не поддастся и платить не станет. По крайней мере, так много – не станет.

– Пр «нет и никогда не было» расскажешь в ближайшем храме, когда речь зайдет о приношениях. Мне не ври. Один лишь Гровель отдал на нужды бедняжки-вдовы полторы сотни монет. Сколько их еще таких гровелей было, старина Езеф?

– Пять сотен и более никто не станет мне докучать?

– Точно, пять сотен, прекращение этого мошенничества и выдача нам вдовы несчастного казначея. Она сама-то хоть знает, насколько она важная персона?

– Очень дорого мне обходится инициатива Редзела. Нет, эта старая ведьма ничего не знает. Она даже не говорит на человеческом языке. Курлык-курлык – ничего не разберешь. Этот засранец – мой племянник – купил ее на рынке в Бангалоре вместе с двумя мальчишками. И уже семь лет выдает ее за настрадавшуюся вдову. Маленькое дело маленького Езефа. Разве плохо, что так он учит дураков? По-моему, не слишком высокая цена за мудрость и осмотрительность. И все равно, господа, пять сотен монет золотом – это очень много, – попытался отыграть назад меняла. – После того разорения, что мне учинил Гровель? Боюсь, мне будет проще закрыть мое дело. Возьмете вексель? Или, может быть, оформим это как ваш вклад на сохранение капитала?

– Понимаете, любезный, – Бродерик поднялся и подошел к окну. – Мы с моим сыном, маркграфом Стеруанским, – он кивнул на Хорста, – на днях отбываем из столицы. И вернемся очень нескоро. Кому как не вам знать, насколько необходимы средства в далеком путешествии? Наличные. Только наличные, уважаемый Езеф.