Текст книги "Повесть о полках Богунском и Таращанском "

Автор книги: Дмитрий Петровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

Он почувствовал себя как бы слитым из того же материала, из какого сделаны пулеметные ленты, перекрестившие его грудь.

«Пуля меня не возьмет!» – почему-то подумал Денис.

Он выхватил шашку и понесся на мост во весь карьер. Лишь только вступило на мост двести всадников, с другого конца, появившись из-под обрыва, внезапно вступило столько же неприятельских конников в желтых околышах – дроздовцы.

Задорный их командир в красной черкеске драл голову коня на мундштуках.

Весело ехали белые умирать, и на это задорное веселье их гневно прихмурились партизаны и разом остановились, Стали, будто кореньями впились в землю, не сшибешь. Хоть под ногами был мост, а не земля, силу земли в себе почуяли хлеборобы.

Денису передалась с запахом конского пота эта земляная сила, идущая за ним, он тяжело осел на коне.

Неожиданный переход от быстрого движения, с каким красные въехали на мост, к медленному, сдержанному ходу убийственно подействовал на неприятеля, который в азарте разлетелся и ожидал встретить такой же азарт противника.

Не доезжая трех последних саженей до места поединка, неприятель тоже остановился. Тогда Денис, уловив момент, поднял саблю и двинул свои сотни, рубясь направо и налево.

Он не оглядывался назад, и не слышал, и не видел, что там – за ним. Так и проехал он, рубясь, на тот конец моста. Только там обернулся Денис и увидел, что он один… Очнулся он, уже качаясь между конями на натянутой бурке, и спросил:

– Победили?

– А конечно! – отвечал Душка.

– А конечно! – отвечал Евтушенко.

– Что у меня порублено? – спрашивал Денис, пробуя пошевелиться.

– Не много чего порублено, а больше того потоптано, – отвечал Душка. – Да ты не сумлевайся, выходишься!

«НАЕШЬ КИЕВ!»

Старые богунские командиры – Кащеев, Коняев, Михута, Роговец – положили сами между собой не сдавать врагу больше ни одной позиции и поклялись в том именем Щорса перед бойцами.

И связались богунцы и новгород-северцы с таращанцами, с Кабулой, Калининым и Хомиченко, проделавшими после смерти батька Боженко обратный путь с не менее жестокими боями против галичан и белополя-ков– от Дубно и Проскурова до Новоград-Волынска.

Кабула пошел на Лесовщину, в тыл галичанам, и тут, соединившись с Кащеевым, ударили они со всей силой привычной скорости удара под Фасовой, разбили целую дивизию, выдвинутую заслоном от Житомира, и погнали другую дивизию – сичевиков – до местечка Чернихов.

А назавтра ударили и по этой дивизии и ворвались снова в Житомир. Странно было богунцам и таращанцам, что через день откуда ни возьмись подошла к Житомиру Сорок пятая дивизия. Каким путем шла она и где она скрывалась, не обнаруженная красными разведками Щорса, искавшими ее в течение месяца, – так и нельзя было толком понять. По-видимому, шла она от Бердичева, не давая о себе знать.

Приказ Миронова, опаздывавший на целые сутки и фиксировавший уже то, что богунцы с таращанцами выполнили по личной инициативе своих командиров, гласил: «С целью оказать содействие пробивающейся южной группе – богунской бригаде перейти в общее наступление на Житомир».

Очевидно, новому командованию армии было известно и ранее местонахождение Сорок пятой, Пятьдесят восьмой и Сорок седьмой дивизий. Но почему же в прежних приказах эти дивизии не фигурировали вовсе, а тут вдруг появились на сцену?

Для настороженных по отношению к новому командованию богунских командиров это казалось странным. Однако же соединение с вновь прибывшими дивизиями, казалось, облегчало положение.

Противник, выбитый богунцами из Житомира, закрепился по реке Тетерев. Первый Богунский полк получил приказание выбить противника из укрепленных позиций и выйти на линию реки Гуйва.

Киев в это время был занят Деникиным.

Празднование годовщины рождения Богунского полка в первых числах сентября застало богунцев в Житомире. В театре была объявлена новая постановка той самой труппы, которая отдала себя некогда, после смерти батька Боженко и надругания над ним пилсудчиков, в распоряжение дивизии. Но спектакль не мог состояться, потому что богунцы были в этот день в таком боевом настроении, что, придя в театр, заявили своим командирам:

– Не тешьте нас, как маленьких детей! Не такое время, чтобы всякие сцены смотреть. Подымай занавес и объявляй митинг. Нас беспокоит судьба нашей родины, и мы помним завет Шорса: «Не успокаиваться до победы!» Даешь поход на Киев! – вот девиз нашей годовщины.

– Ни одного часу не останавливаться в преследовании врага, стремящегося отнять у нас завоеванную революцией свободу. Непреклонно преследовать его до победного конца. Так завещал нам наш дорогой, любимый командир Щорс. А что же теперь получается? Все, что мы завоевали в своем героическом походе – движением вперед, враг отнимает у нас за спиной. Мы отвоевали семь месяцев тому назад свою родную столицу Киев и освободили Заднепровье чуть не до самых Карпат, а пока мы здесь боремся с Петлюрой, там сдали Киев другому врагу – Деникину… Я не могу говорить, товарищи, у меня спирает дыхание в груди и слезы подступают к глотке, – говорил Кащеев.

– Щорс – наше знамя, и все, что говорил он и что завещал нам, мы должны выполнять и выполним, либо умрем все до единого, – иначе мы не вправе будем называться богунцами! – говорил Роговец.

– Ту территорию, которую прошли под командой наших славных командиров, Щорса и Боженко, мы не уступим врагу! – говорил Коняев.

– Киев взят Деникиным. Заберем его обратно немедленно, иначе мы не богунцы! Кащеев, Коняев, Роговец, Михута! Ведите нас на Киев! – кричали им бойцы.

Вслед за бойцами опять выступили командиры. Они сказали:

– Спасибо вам, товарищи бойцы, за то, что вы держите слово перед Щорсом. Вот и видно, что не умерли наши красные любимые герои – Щорс и Боженко! Их живые, клокочущие сердца колотятся в нашей груди, их ясные, смелые мысли живут в нас, подымаясь лютым гневом. Так продолжается жизнь героев и после их смерти. Так в борьбе живет родина, хоть и ежедневно несет она великие человеческие жертвы, потому что на место погибших героев родит она постоянно со щедростью десятки других, их сменяющих. Так живет История! Спасибо вам, бойцы и товарищи! Мы сами дали такое же слово, и наши мысли и желания сошлись, а командование использует нашу боевую волю и пошлет нас на Киев. И Киев мы возьмем у неприятеля и вернем родине ее вековую столицу, хотя бы и стоило это всех наших жизней!

Заиграли траурный марш по Щорсу и Боженко, и спели «Интернационал», и выбросили знамя с надписью: «Даешь Киев!»

С образом Щорса перед глазами двинулись назавтра богунцы вперед – на Киев.

ЗАХАРИЙ КОЛБАСА

– А как ты думаешь, Захарка, – без орудия нам Киева вроде не взять? – говорил пулеметчик Касьян Левкович своему односельчанину, комроты Захарию Колбасе, поставившему себе задачу ворваться в Киев и занять нижнюю половину города до подхода полка.

Комбат Третьего батальона Михута получил это задание для всего батальона от Кащеева, но задержался у Ирпенского моста, давая возможность перегруппироваться всей Пятьдесят восьмой дивизии.

Быстрота натиска, развитая богунцами, была так велика, что удержать инерцию разбега было невозможно: бойцы рвались к Киеву. Рискованное поручение, данное Колбасе – «с одной девятой ротой взять Киев», – лежало на совести комбата Михуты.

Но Михута только смеялся, когда батальонный политрук, он же писарь – Хохуда, взявшись за простуженную и обвязанную красным бабьим шерстяным платком голову, взвыл:

– Неимоверное это дело – взять Киев Колбасе одной ротой!

– Да Колбаса ж сам неимоверный, пойми ты такое встречное обстоятельство!

– Ух ты, братцы мои, вот герой! – ухал один из слушателей, греясь у костра, разведенного прямо на полу в разбитой снарядами станционной будке.

– Герой-то герой, – говорил скептически Никита Фурс, бывший нежинский партизан, а теперь пулеметчик. – Да не сходятся у тебя, мой земляк и товарищ, гражданин комбат, концы с концами! Сумлеваюсь я, к примеру, и в том, как ты говоришь: бежал Колбаса из концлагеря в Тирольские горы и увел с собой триста человек и орудию, чего примерно можно от него ожидать. Ну только, когда ж он при том справился на кулацкой жене жениться, работая, как видно, батраком, и как тая кулацкая жена обратилась у красавицу девицу?

– Вот это поддел! – загоготали остальные, не осмеливавшиеся вступить в спор с образованным комбатом Михутой, таскавшим за собой в походе какие-то книжки с фантастическими картинками и при всяком удобном случае читавшим их, – да как! Читая, он подпрыгивал на месте и хохотал, хлопая себя по тощим коленкам, как будто бы то, что там, в книжках, происходило, было для него совершенно живым, подлинным.

– Товарищи, прислухайтесь! – крикнул, вбежав в будку, постовой. – Артиллерия в сторону Борщаговки!

– Ну и что с того? – спросил сардонически Михута. – Возможно, что то наша артиллерия, и не иначе, как Колбаса орудует.

Он встал и вышел, прислушиваясь к далекому звуку артиллерийских выстрелов.

Михута не ошибался. Это была наша артиллерия. Захарий Колбаса задержал не успевшую отойти одну батарею артдивизиона Пятьдесят восьмой и повернул ее за своей ротой на Киев.

– Пока наша подойдет, пошлепайте мне малость по городу, а мы под ту вашу музыку и проскочим до Святошина, бо моя разведка доносит, что там у них целый артдивизион – семь пушек и полное довольствие снарядов. Цигарки тоже имеются, и вы малость перекурите, бо мы папирос вам достанем.

Артиллеристы согласились «пошлепать» по Киеву.

Под прикрытием огня этой батареи, которую Колбаса сразу же обучил стрелять по-богунски и по-таращански («из четырех, как из двенадцати»), Колбаса со своей отчаянной ротой ворвался в Святошино и взял все семь орудий и весь деникинский артиллерийский склад. Это были английские гаубицы. И теперь, пододвинув свою батарею к Святошину, Колбаса открыл из одиннадцати орудий такой ураганный огонь сначала по Киеву, а потом по мостам, что небу становилось жарко.

Киев никак не ожидал столь быстрого маневра красных, недавно отогнанных и разбитых под Бояркой и под Бородянкой. Деникинские разъезды доносили, что бои идут на Ирпене, что красные будут задержаны и дальше Ирпеня не пойдут, и вдруг среди ночи открылся ураганный огонь, дававший представление о том, что артиллерия уже на подступах к городу, а следовательно, пехота, должно быть, вступает в город. Ночная паника и суматоха смешали все. И свои же, мечущиеся по городу, принимались деникинцами за ворвавшиеся красные части– на улицах начался бой деникинцев между собой.

Командование и штабы спешили эвакуироваться. Вокзал уже находился под обстрелом тяжелой артиллерии, и не было никакой надежды вымчаться из города с поездами, стоявшими на запасных путях. Штабные и генеральские автомобили, экипажи и обозы бросились одновременно на Цепной мост, и тут-то вот и устроил из них Колбаса крошево.

Его разведка по телефону доносила из Киева о сложившейся обстановке.

– Лупи по Цепному, все генералы двинули туда! – кричал Колбасе охрипший голос полевого телефониста, киевлянина Гоциса, успевшего провести телефон до центра города.

Колбаса с третьего выстрела пристрелялся по Цепному под одобрения Гоциса, корректировавшего стрельбу со своей киевской вышки.

В КИЕВЕ

А между тем Колбаса, не медля ни минуты и лишь послав тревожное донесение Михуте: «Взял Киев, подсобляйте», – ворвался со своей ротой на Подол.

Уже целую неделю, с тех пор как вышли из Житомира и оторвались от своих продовольственных баз и обозов, не имели бойцы махорки. А тут под носом Киев. Взятый так геройски, Киев должен же угостить бойцов табачком!

Было еще около девяти часов вечера, и некоторые магазины и киоски, что похрабрее, торговали. Появление богунцев на Подоле не вызвало изумления горожан. Уже в течение двух часов непрерывного артиллерийского обстрела весь Киев – от мала до велика – был уверен, что его заняли красные войска, к которым у населения было полное сочувствие.

Богунцы перекурили на бегу и двинулись под прикрытием Владимирской горки к Крещатику. Вдоль Крещатика шла беспорядочная стрельба: это сбитые с толку внезапностью налета на город деникинцы все еще вели между собою бой.

Богунцы прилегли на Владимирской горке и стали наслаждаться зрелищем деникинского самоуничтожения, постреливая по проезжающей на Подол кавалерии и забрасывая гранатами пехоту. Пехота забаррикадировалась поперек Крещатика. Видно было по всему, что деникинцы, несмотря на двухчасовой бой между собой, все еще не собирались сдаваться.

«А что, если артиллерия вдруг снимется со Святошина, и что, если ее тайл обойдут и атакуют? Подоспеет ли вовремя Михута?» – думал Колбаса.

С артиллерией остался Касьян Левкович, на которого можно было положиться. Михуте был послан самый завзятый и бойкий разведчик – Сапитон. То, что можно сделать здесь с одной ротой ночью, в этой неразберихе и панике, возможно будет утром, при дневном свете. Пройдет час-другой, и деникинцы поймут наконец свою ошибку, если Колбаса не продолжит свою демонстрацию.

И Колбаса решился атаковать Крещатик с одной ротой. К моменту этой ночной атаки он был экипирован надежнейшим образом: чуть не на каждую пару бойцов приходился ручной пулемет все из тех же святошинских трофеев.

С криками: «Ура!», «Да здравствует советская власть!», «За Щорса!», «За батька!» – бросилась рота на Крещатик, поливая улицу сплошным пулеметным дождем. Облился кровью Крещатик, получая новое боевое крещение.

Ни одна из десятка баррикад не устояла перед, этим неистовым порывом отчаянной, героической роты. Через Бессарабку, не останавливаясь и не задерживаясь, пробежали богунцы к Лысой горе, имея конечной задачей отбить Лукьяновскую тюрьму.

А артиллерия из Святошина не замолкала.

Колбаса прислушивался к ней опытным ухом и по направлению звука разрывов рассудил, что там уже имеется чье-то разумное руководство: очевидно, Михута подошел к Святошину. Прикинув в уме расчет расстояния, Колбаса уверился еще более в догадке.

«Должен прийти, коли не дурак!» – подумал он.

Михута же не медлил ни минуты, услышав звуки артиллерии в киевском направлении. То, что разрывов не было слышно, между тем как слышны были звуки выстрелов, давало ему возможность сделать правильный вывод: кто-то отсюда долбит Киев.

– А кому же долбить Киев, как не нашим? Значит, долбит Киев Колбаса.

– Обовъязково, что Колбаса берет Киев!

– Слушать мою команду, богунцы! Сниматься, строиться, шагом направо – марш бигом!

И бегом примчался к Святошину по звуку выстрелов Михута. На пути встретил его скакавший во весь дух на тяжелом артиллерийском коне Сапитон.

– Поспешай, поспешай, Михута… наши Киев взяли! Да закрепить нет возможности: город большущий!..

– Давай коня сюды, – взял его коня Михута, – ты и пешком, пацан, подбежишь! Фурс, передаю тебе строгое приказание: не сбавлять ходу… вперед с пулеметом! А я доспею на место, надо закрепить положение.

– Катай! – махнул Фурс и крикнул: – Не сбавляй ходу, богунцы, разуйся!

Он спросил на бегу Сапитона:

– Пистон, а скажи, пожалуйста: таки наши в Киеве?

– Вот тебе вопрос! А где ж нам и быть, богунцам? – ответил Сапитон.

Михута подоспел к артиллерии – и вовремя: Касьян понятия не имел, куда ему стрелять теперь, потому что связь вдруг прекратилась, должно быть связистов прикололи, телефон Гоциса перестал работать.

Михута забежал на станцию и стал звонить в Киев, чтобы разведать что можно. Ему удалось связаться с деникинской базой и выведать, что бой на Крещатике закончен, красные заняли центр. К вокзалу из города до сих пор ходу нет. Он все время под перекрестным артиллерийским огнем. Запасные составы выведены из строя. Депо разбито снарядами. Главные силы («наши!») задерживают красных на Еврейском базаре, – любезно сообщали деникинцы.

– Значит, бей по Еврейскому базару, – командовал Михута. – Вот туда-то я и двину теперь свое наступление. Должно, что наши прошли вдоль Крещатика к Лукьяновке, не иначе как им туда дорога: политических освободить надо в первый черед.

А в то время Колбаса со своей ротой уже открывал ворота Лукьяновской тюрьмы, в которую деникинцы за две недели своего хозяйничанья в Киеве успели набросать около трех тысяч людей, и вооружал их, создавая свой собственный батальон.

Ему уже давно пора было стать во главе батальона, да не было случая: старые командиры в Богунском полку были на своих местах, а Захарий приехал с Денисом только в конце мая.

ВПЕРЕД, ТОЛЬКО ВПЕРЕД!

Михута ворвался со своим батальоном на Еврейский базар и опрокинул деникинцев снова к Крещатику, откуда бил отступивших Колбаса, уже имеющий полный, вооруженный «Лукьяновский батальон» из только что освобожденных политических узников.

Деникинцы рассеялись по городу, спрятались в домах и принялись стрелять из окон. Началась упорная борьба за каждый угол, за каждый дом.

Деникинцы к этому времени поняли свою ночную, ошибку, поняли, что части Красной Армии, взявшие ночью город, немногочисленны, и решили отсиживаться и отбиваться.

Надо сказать, что в Киеве сосредоточивались отборнейшие офицерские части деникинской армии; сопротивление было упорное.

Каждую пядь земли, каждую щель, каждый квартал приходилось брать штыком под пулями.

Роговец прискакал верхом к Святошину со стороны полка, чтобы проверить правильность донесения разведки о взятии Киева одним батальоном.

Костя Левкович, за эти два дня превратившийся в заправского артиллериста, доложил ему, что Киев взят попервоначалу одной Девятой ротой против четырех деникинских корпусов и сейчас, мол, батальон Михуты стремится закрепить за собой город.

Роговец, весело расхохотавшись, понесся в Киев в сопровождении конной разведки и, прискакав на плошадь Богдана Хмельницкого, застал там богунцев, расположившихся на отдых. Роговец подъехал к пьедесталу памятника и, став чуть ниже Богдана, прокричал:

– Товарищи, вас обнимает Щорс, наш бессмертный товарищ! Ведь это он привел нас в Киев, и это он глядит на вас сейчас гордыми глазами! Вы исполнили данную вами клятву: «Там, где ступал Щорс, там навсегда будет наша свободная советская украинская земля!» И Киев, столица древнерусской земли, взятая Щорсом, навеки будет нашей столицей. Мы ж, богунцы, сподвижники вот этого всадника, Богдана Хмеля, завещавшего как зеницу ока беречь единство братских народов – русских и украинцев… Вы деретесь, как тигры, и вы достойны зваться щорсовцами, так как это самое гордое звание для украинского бойца! Товарищи, передышка кончена. Враг может окружить нас. Пока подойдет полк, нам надо выйти на Брест-Литовское шоссе, чтобы не дать врагу воспользоваться имеющимися там артиллерийскими складами…

Только в это время командование отдало полку опаздывавший на два дня приказ: «Взять Киев, занять мост через Днепр и выйти на Бровары».

Полк стал двигатья согласно приказу. Другие части богунской бригады не подоспели вовремя на помощь.

Противник успел обойти полк и сбить части, стоявшие в районе Святошина.

Пришлось отступать из города. С наступлением ночи полк стал, отстреливаясь, отходить. Противник стал бить по отступающим цепям залпами. Произошло некоторое замешательство, и полк разорвался на две части. Одна часть полка прорвалась через цепь противника, занявшего Святошино, а другая отступила влево, на местечко Борщаговку.

Последняя оказалась занятой знаменитым по своим погромам деникинским волчанским отрядом. Пользуясь ночной темнотой, богунцы с криком «ура» кинулись на волчанцев, которые от неожиданности бросились бежать, оставив богунцам четыре орудия, пулеметы и оседланных лошадей.

На рассвете деникинцы пытались снова захватить Борщаговку, но это им не удалось. Богунцы с боем вывезли оттуда все захваченное у волчанцев имущество, орудия, пулеметы и, выйдя на Киевское шоссе, укрепились на реке Ирпень, где застали уже первую часть Бо-гунского полка во главе с командиром Кащеевым.

Когда вышли из этого боя и стали опять на Ирпене, командир Кащеев, принимая новый «Лукьяновский батальон» Колбасы и назначая его батальонным, сказал, разводя руками, хотя сам был герой из героев:

– Удивляюсь я, право, братцы, тому Колбасе. Да, истинное слово, удивляюсь! Видал я всякую смелость и находчивость, и имели мы много лихих побед за это время, что мы воюем, но должен вам признаться: это мог сделать только сам Николай Александрович, сам Щорс это мог сделать, да батько мог сделать. В первую же очередь, как только наберем на Черниговщине новый полк, сделаем Колбасу командиром полка, мало ему быть батальонным. Эх, не могу я говорить много. Такого дела еще не бывало, чтобы одна рота разбила, разогнала и покалечила четыре корпуса армии Деникина. Теперь мы знаем, как можно и как должно его бить, этого нового нашего врага!

…И шумел океан народного гнева, и неслись на конях Иваны, Степаны, Грицьки и Свириды – громить того врага, – в бой за свободу, за родину, за волю, за радость.

…И не померкнет дней тех слава.

Примечания

1

Ныне – Щорс.

(обратно)

2

Добродий – господин, нечто вроде «ваше благородие».

(обратно)

3

Цвета украинского националистического флага. (Здесь и далее всюду примечания автора.)

(обратно)

4

Унеча – железнодорожная станция по бывшей Либаво-Ровенской железной дороге. Одно из пограничных мест во время «гетманщины» и оккупации на Украине, где был организован Щорсом 1-й Богунский полк.

(обратно)

5

Куркуль – кулак.

(обратно)

6

Гайдамаков.

(обратно)

7

Явир – луговая трава.

(обратно)

8

Млын – мельница.

(обратно)

9

Чобот – сапог.

(обратно)

10

Жарина – искра.

(обратно)

11

Холява – голенище.

(обратно)

12

Дуб – рыбацкий челн.

(обратно)

13

В.И.Ленин. Сочинения, т.28, стр.105, 106.

(обратно)

14

Каверзуе – издевается (производное от «каверза»).

(обратно)

15

Зрадники – изменники.

(обратно)

16

Жаргон: улепетывать.

(обратно)

17

Зрада – измена.

(обратно)

18

Зализниця – железная дорога.

(обратно)

19

Лишь спустя два года (в 1921 году), когда Галака превратился в явного бандита и был разбит, от одного из пленных, его подручных, удалось дознаться, что в эту ночь обоз Браницкого был пропущен Галакою и ранение самого Галаки в ту ночь было симулировано. С этого момента и завязались у Галаки связи с пилсудчиками, результатом чего явилось его бандитское выступление весной 1921 года.

(обратно)

20

Вартовым – гетманским жандармом.

(обратно)

21

Кубло – по-украински гнездо, отсюда: скублить – угнездиться, насадить, основать.

(обратно)

22

Чумарочка – род бекеши, пальто в талию.

(обратно)

23

Петлюровцев так и звали «жовтяки», в отличие от деникинцев, прозывавшихся «беляками».

(обратно)

24

Заквитчани – убраны цветами и лентами.

(обратно)

25

Дыки – дикие, пугливые, стыдливые, застенчивые.

(обратно)

26

Дружина – жена.

(обратно)

27

Вырушать – выступать.

(обратно)

28

Узлиссям – перелеском.

(обратно)

29

Поснидаем – позавтракаем.

(обратно)

30

Злякалысь – испугались.

(обратно)

31

Гав ловыш – ворон ловишь.

(обратно)

32

Влитку – летом.

(обратно)

33

Кош – полк.

(обратно)

34

«Солома» – импровизированный бронепоезд из укрепленных мешками с песком площадок пульмановских вагонов.

(обратно)

35

Винтовки – по сокращенному названию времен гражданской войны.

(обратно)

36

Тютюн – табак.

(обратно)

37

Из украинской народной думы “Про Марусю Богуславку”.

(обратно)

38

Зупинил – сдержал.

(обратно)

39

Лежатыметь – будет лежать.

(обратно)

40

Гнуздечка – узда, конское оголовье.

(обратно)

41

С гудзиками – с пуговицами.

(обратно)

42

Червоним оливцем – красным карандашом.

(обратно)

43

3видки – откуда.

(обратно)

44

Спаскуджену – искалеченную, испорченную.

(обратно)

45

Швидко – скоро.

(обратно)

46

Прогавили – проворонили (производное от гава – ворона).

(обратно)

47

Опудало – чучело.

(обратно)

48

Повидомлення – извещение.

(обратно)

49

Катюга – кат, палач.

(обратно)

50

Псяюха – украинское слово, производное от «песье ухо».

(обратно)

51

Обмиркуваты – обдумать, обсудить.

(обратно)

52

Тому вынни – тому виной.

(обратно)

53

Играшки – игрушки.

(обратно)

54

От слова «морока» (по-украински),

(обратно)

55

Пляшка – бутылка.

(обратно)

56

Видразу – сразу.

(обратно)

57

Покоштуешь – попробуешь, отведаешь.

(обратно)

58

До видаймось – до свиданья.

(обратно)

59

Рижни – разные.

(обратно)

60

Легени – легкие.

(обратно)

61

Чував – слыхал.

(обратно)

62

Отрута – отрава (по-польски и по-украински).

(обратно)

63

Смесь азотной и соляной кислот.

(обратно)

64

Ховаешь – хоронишь.

(обратно)

65

Колыска – люлька, колыбель.

(обратно)

66

Лягайте – ложитесь.

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

ПОЕЗД НА УКРАИНУ

НЕЙТРАЛЬНАЯ ЗОНА

ПУШКА

ТАРАЩАНСКОЕ ВОССТАНИЕ

ПЕРЕХОД НА ЗОНУ

ТАРАЩАНЦЫ НА ЗОНЕ

ГРЕБЕНКОВА КАША

«ГАСЛО»

КАБУЛИНЫ КОНИ

ПОХОД

ЗАДЕРЖКА ПОХОДА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

НАЧАЛО

«ЛИМОНЫ»

БАТЬКО БОЖЕНКО

РАЗГОВОРЫ «ПО ДУШАМ»

ОРУЖИЕ

В ГОРОДНЕ

ЧАЕПИТИЕ У БАТЬКА БОЖЕНКО

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ

ШПИОН

БОИ НА «ЗАЛИЗНИЦЕ»

ОККУПАНТЫ БЕГУТ

НА ЧЕРНИГОВ

ЛЕДОВОЕ ПОБОИЩЕ

ВОЙ ПОД СЕДНЕВОМ

ШКИЛИНДЕЙ

КРОВОПУСК

КНЫР

ПРАВОФЛАНГОВЫЙ ОБХОД

КОЧУБЕЙ НА ОСТРЕ

В КОЗЕЛЬЦЕ

НА КИЕВ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

БАНДИТЫ

ПЕРВАЯ БАНДА

БАНДУРИСТ

ХРИН

ГОСТЬ И ХОЗЯИН

В ЯРОСЛАВЦЕ

УТРО

К ТЫДНЮ

«БОГА НЕМА ТАЙ НЕ ПРЕДВЫДЫЦЯ»

ГАЙДА

КОНЕЦ АНАРХИИ

ПРИЕЗД АРТАМОНОВА

БОЕВЫЕ ТОВАРИЩИ

ПЕТРО И ТЫДЕНЬ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ПОХОД

В КИЕВЕ

ПЕРВАЯ КРОВЬ

«ПИШЛИ ЛЯХИ НА ТРИ ШЛЯХИ»

АРТИЛЛЕРИЙСКИЙ КУМ

ЗЕЛЕНЫЙ НА АРКАНЕ

«МАМАША»

«ХЛЕБ-СОЛЬ»

БАТЬКО В ЖМЕРИНКЕ

КОННАЯ ГРУППА

«ЗАВАРУШКА»

БОИ ПОД БЕРДИЧЕВОМ

«ТО ЕСТЬ АГИТАЦИЯ!»

ЩОРС ПОД БЕРДИЧЕВОМ

РАЗГРОМ АРМИИ ОСКИЛКО

ЧУДЕСНАЯ СКРИПКА

РЫЖИЙ

ТРОФЕИ

ПОД ШЕПЕТОВКОЙ

КАЛИНИН В БЕДЕ

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ТРАГЕДИЯ

ВЕСТНИК БЕДЫ

ГОРЕ

«УДАРИВСЯ СТАРЫЙ БОНДАР ОБ СТИНЬ ГОЛОВОЮ»[37]

«ИМЕНЕМ И ЗНАМЕНЕМ»

ГОРЛОПАН

СВАТОВСТВО

БРОДЫ

СТОП МАШИНАМ

СВАТОВСТВО ПРОДОЛЖАЕТСЯ

ЖЕНИТЬБА

«ИНСПЕКЦИЯ»

БАТЬКОВ СОВЕТ

ГАНДЗЯ

БОЙ ПОД ПРОСКУРОВОМ

БАТЬКО

ЛЕВИЦКИЙ

В КИЕВЕ

РАЗОРУЖЕНИЕ НЕЖИНЦЕВ

ОТРАВЛЕНИЕ

СМЕРТЬ БАТЬКА БОЖЕНКО

ПОХОРОНЫ

БЕССМЕРТНЫЙ БАТЬКО

ПРЕДАТЕЛИ И АВАНТЮРИСТЫ

СМЕНА КОМАНДОВАНИЯ

ПРИЕЗД НОВОГО КОМАНДОВАНИЯ

СМЕРТЬ ЩОРСА

ВЕСТЬ

ВОЗМЕЗДИЕ ЗА ЩОРСА

«НАЕШЬ КИЕВ!»

ЗАХАРИЙ КОЛБАСА

В КИЕВЕ

ВПЕРЕД, ТОЛЬКО ВПЕРЕД!