Текст книги "Оберег"
Автор книги: Дмитрий Сорокин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Молчан хорошо знал свое дело. Руслан ощутил это, проснувшись наутро. Раны затянулись, силы начали возвращаться к нему. Он даже смог встать и сделать несколько шагов. Молчан тут же к нему подскочил, усадил, отчитал, как ребенка, заставил снова выпить какую-то гадость. Только после этого его накормили завтраком. Поев, Руслан снова ощутил прилив сил, но, как бы он ни буянил, Молчан и на сегодня вставать категорически запретил.
– Уже середина лета, а Черноморд все еще гуляет... – пытался убедить друга богатырь. И убедил.
– Да, Черноморд на свободе – это, конечно, непорядок. – погладил заметно отросшую бороду Молчан. – и пора нам, спору нет, уже до него добраться. Видя, как заулыбался Руслан, волхв протестующе замахал руками: – Только ни пешком, ни на коне, ты, друг мой, ни сегодня, ни завтра не поедешь.
– А тогда как же...? – опешил Руслан.
– Как-как, не знаю, как... – произнес Молчан несколько раздраженно. Впрочем, есть одна идея... Ты помнишь, как сюда попал?
– Нет. – покачал головой Руслан. – Как с цыганами дрался, помню. И все потом уже только твой голос и эта... Фатима.
– Тебя те два долдона, что в черномордовой кладовке хранились, в своем ящике сюда принесли. Уши бы им оборвал, честное слово! Они ж тебя там едва не сгноили! А теперь пусть дальше тащат, только не закрывая ящик. Ничего, авось, не помрут – силы-то в них немало... Ну, как тебе такая мысль?
– Пойдет. Мне сейчас все хорошо, лишь бы вперед. Да, а конь мой где?
– Шмель-то? Да что ему сделается, жив-здоров. Сейчас на лугу пасется, слушает, как Рыбий Сын Фатиме своей печенежские сказки рассказывает... Как твой конь уразумел, что мы тоже его ворчание понимаем, так, бедолага, чуть умом не тронулся. Ладно, пойду их всех собирать, а то и впрямь, в путь-дорогу пора. Ух, скорее бы все закончилось! Уйду обратно в свой лес, еще лет пять в молчанку поиграю... А то за короткое время столько всего, что на пять жизней с лихвой хватит... А, что там... – махнул рукой Молчан и ушел.
Братья-балбесы сначала наотрез отказались становиться носильщиками, но после того, как Рыбий Сын ненавязчиво предложил им подраться, сразу предпочли своей любимой драке тяжелый труд. Незадолго до полудня, наконец, удалось выйти в путь. Впереди шел Рыбий Сын, Фатима семенила за ним, следом братья несли в своем ларе Руслана, сбоку шел Молчан, рассказывавший богатырю обо всем, что произошло после их расставания, а Шмель, нагруженный мешками с едой и одеждой и недовольно ворчавший по этому поводу, замыкал шествие.
– ... а после того, как спалили мы ту богиню, привел я Рыбьего Сына в порядок, меньше дня на это потребовалось. Потом уж мы дальше пошли. Два дня шли, ничего не происходило. По моим расчетам, до Итиля нам дня два-три, никак не больше, оставалось. И тут вечером, сидим это мы, девки еду готовят, Рыбий Сын с оружием своим возится, я книгу читаю. Смерклось уже, кушать хочется, а девки, как на грех, замешкались что-то. И тут – конский топот приближается. И скачет не один, как тогда, когда Лешак на нас выехал, а значительно больше, не менее дюжины. Смотрю, девки все замолчали, видать, воздух набирают, чтоб завизжать погромче. Рыбий Сын и ухом не ведет, знай себе, меч точит. И прискакали к нам хазары, пятнадцать человек. Я, было, сначала подумал, что за девок ихних поблагодарить хотят. Ан нет, они решили всех остальных отобрать. Потому ни слова не говорят, а скачут на нас с саблями да арканами своими. Ну, в положенное время девки завизжали, больше половины гостей на земле оказалось, у остальных кони пляшут с перепугу, им не до нападения. И я тогда спрашиваю, как могу спокойно (а на самом деле страшно до икоты):
– По добру, по здорову ли пожаловали, гости дорогие?
– Сейчас ты узнаешь... – хрипит их старшой, пытаясь подняться с земли.
– Что надо-то? – спрашиваю, как будто ничего особенного не происходит.
– Давай своих девок и проваливай куда хочешь.
– Не отдам. – опять отвечаю, словно корову на торге продаю, а у меня ее в полцены сторговать хотят. – Я обещался по домам их отвести али в руки хорошие пристроить.
– У меня хорошие руки! – хрипло смеется хазарин. После падения с коня у него дыхание еще не вполне восстановилось. – Большие, сильные!
– Нет, – все так же спокойно говорю я, а у самого руки-ноги трясутся, словно чей-то птичник обчистил. – Что-то не нравятся мне твои руки. Ступай себе с миром.
Ну, тут хазарин совсем озверел.
– Дурак! – кричит он мне. – Еще до рассвета все эти женщины будут ублажать меня и моих воинов, а твои кишки останутся на завтрак пожирателям падали!
– Не хвались, на рать идучи, а хвались, идучи с рати... – глубокомысленно вставляет веское слово Рыбий Сын, которого хазары до того вообще не замечали.
– Куда идучи? – слегка обалдел предводитель отряда.
– Туда, туда. – успокаивающе кивает Рыбий наш Сын. – И сам уцелеешь, и людей сбережешь...
– Вот это наглость! – восклицает хазарин. Его люди за время перепалки успели кто прийти в себя, кто успокоить коней. – Взять их!
– Смотри, мы тебя предупреждали. – говорит Рыбий Сын, а сам стоит совершенно расслабленно. Как только хазары пошли вперед, он как выхватит меч, в левой – сабля, и давай двумя руками рубиться! Глаз за ним не поспевал, честное слово! И не скажешь, что парень несколько дней назад полудохлый валялся после полетов... Он их почти всех уделал.. Ну, парочку я посохом успокоил. Один только верткий такой попался, шустрый, да не самого храброго десятку: пока другие сражались, он все бочком-бочком, на коня – и только мы его и видели.
– Плохо, что один ушел. – сказал мне Рыбий Сын, закончив свою страшную работу. – Других приведет.
– А с теми, кто сейчас уцелел, что делать будем? – спрашиваю.
– А что, кто-то уцелел? – сильно удивляется он. – Посмотрю-ка... Нет, Молчан, никто в живых не остался. Двум ты мозги вышиб, остальных я убил. Надо уходить, кто знает, когда они придут большим отрядом...
Ну, поели мы на скорую руку, да снова в путь. Не только девчата устали, мы и сами притомились изрядно. Рыбий Сын дремал в седле – некоторые кони пережили битву, мы их с собой взяли. Заполночь уже, полонянки наши совсем уж из сил выбились, а отмахали мы верст пять всего, не больше. Тут Рыбий Сын пробуждается от своих тяжких дум и говорит мне:
– Знаешь что, Молчан, давай здесь вставать. Место доброе: справа овраг, слева овраг, да и сзади тоже. Отступать некуда, но и нападут только спереди, окружить не смогут. А что до всего остального... Как Руслан говорил: когда ни помирать – все равно слезами не поможешь...
Спрятали мы девок всех в овраг, они там быстренько себе нору какую-то вырыли и спать легли. А сами сидим, хазар ждем. Я еще тогда, когда мы убийцу стерегли, сделал отвар, чтоб сон отгонял, у нас его полбаклажки оставалось. Ну, допили мы его, сидим, балаболим потихоньку.
– Когда я был совсем маленький, и мой дед частенько наказывал меня за шалости, – говорит Рыбий Сын, – снова начали датские корабли разбойничать по нашему берегу. А мы всегда жили на побережье, у самой воды, и потому первыми принимали их удар на себя. Мой отец, которого Богданом звали, вместе со всеми с оружием в руках отражал набеги. Перед одним таким боем староста сказал всем, кто оружие держать мог: " В битве не тот должен победить, кто бахвалится числом своим и силой, а тот, кто более умелый, лучше знает место и защищает то, что поклялся защищать". Он тогда много еще чего сказал, мне дед рассказывал, да много всего с тех пор было, я уже не помню. Так вот, Молчан, сколько бы хазар ни пришло против нас, мы все равно их победим. Даже, если погибнем. А наши тогда победили, потеряв лишь пятерых.
Такие вот героические речи вел Рыбий Сын, а тем временем и хазары пожаловали. Было их больше сотни. Во тьме плохо видно, но то, что их не десяток и даже не два – это было понятно. И начали мы с ними биться. Знаешь, вот про битву ничего толком рассказать не могу. Помню, бил кого-то посохом куда попало, много бил. Рыбий Сын тоже времени даром не терял, и за короткое время наворотили мы там гору трупов... А потом мне правое плечо процарапали, а его по голове ошарашили. Он, хоть и ошарашенный, драться продолжает, ну и я стараюсь не отставать. Но оба прекрасно понимаем, что долго мы так не продержимся. Тогда Рыбий Сын шипит сквозь зубы кошмарнейшее ругательство на печенежском языке, – я его разобрал, но такие проклятия лишний раз вслух лучше не произносить, мало ли что...– а потом задирает лицо к небу, не забывая при этом отбиваться от наседающих врагов, и орет голосом таким громовым, что мне аж уши заложило: "Саян-оол!!! Саян-оол!!!". Что это, думаю, за заклинание такое? И тут же его об этом спрашиваю. А он, мерзавец, ничего не рассказывает, только пуще дерется. И тут свершается настоящее чудо. Из степи на резвых конях скачет еще один отряд степняков, человек тридцать, но это не хазары, я таких прежде никогда не видывал. Одежка у них нарядная, шапки такие затейливые... И те, новые степняки немедля ввязываются в сечу, причем на нашей стороне. К тому моменту мы десятка три-четыре уже уложили, а они помогли нам быстренько истребить остальных. На сей раз не ушел никто. Ну и, как только все закончилось, смотрю, Рыбий Сын уже обнимается с вождем этих неожиданных помощников. И разговаривают они меж собой на чужом языке, но я его, понятное дело, разумею – спасибо твоему оберегу. Поговорили они о том да о сем, потом решили все же переночевать. Этот степной вождь – оказывается, Саян-оол – это его имя, – послал было своих людей на поиски дров, но Рыбий Сын его остановил. Подходит он ко мне, и просит затеплить костров этак пять-шесть, чтобы на всех хватило. Ну, я хоть и устал изрядно, просьбу его выполнить смог. Тут все степняки на меня с большим уважением смотреть стали, а ихний волхв Калинду, он у них шаманом называется, вообще от меня не отходил. Много мы с ним чего интересного друг другу порассказали...
А тем временем, поняв, что все самое страшное позади, из оврага вылезли наши красавицы. Увидев такое количество мужчин, они поначалу смутились, а потом, смотрю, защебетали-зачирикали, кто прихорашиваться побежал... До утра я не досидел. Слишком уж устал. Так и заснул прямо у костра. Утром просыпаюсь, а наши спасители уже домой собираются. Подходят к нам с Рыбьим Сыном Саян-оол и Калинду, и говорят, что в минувшую зиму пронеслось у них страшное моровое поветрие. Мужчины почти все выдержали, а женщин всего пять осталось. Для того, чтобы племя выжило, этого все же маловато... Ну, я намек сразу понял.
– Человек ты хороший, Саян-оол, – говорить стараюсь на его языке. Он хоть и заковыристый, но ничего, с помощью твоего "клюва" одолеть вполне можно. – и я с радостью доверю тебе этих женщин. Но они сами должны захотеть пойти с тобой.
– Конечно, конечно! – замахал он руками, – неволить никого не буду!
Ты не поверишь, но все согласились уйти в далекие степи и до конца дней своих вести хозяйство этих малорослых храбрецов. Я думаю, что они до такой степени устали бродить по бескрайним степям, питаться боги знают чем, и жить в полной неопределенности, не зная, что принесет им завтрашний день, что несчастные девушки просто воспользовались первой же возможностью обрести хоть какую-то спокойную жизнь без неожиданностей и с четким распорядком. Ну и, понятно, по мужскому вниманию да ласке истосковались... С нами осталась одна Фатима. Рыбий Сын поначалу гонял ее от себя, потом совершенно серьезно объявил мне, что совесть совестью, долг долгом, а, какими бы проклятиями он сам себя в отчаянии не обложил, без бабы все же туго... Говорил он это, понятно, в основном себе самому, но при этом как бы взял меня в сообщники при заключении договора со своей совестью... С того дня все у них с Фатимой пошло на лад, друг от друга не отходят, воркуют, что твои голубки... Вот только от этой занавески он ее никак не может отучить. Ну, да жизнь большая, все у них впереди.
Остались мы втроем. Рыбий Сын предложил отвести Фатиму в ее родной Хорезм, хотя никто из нас не имел особого представления, где этот Хорезм находится, но девчонка уперлась: не пойду, мол, домой, ежели господин мой Рыбий Сын со мной там не останется! Ну, пожали мы плечами на такое заявление, оседлали хазарских коней, и поворотили на Русь. Расчет наш был, что Черноморда ты уже победил, и встретимся мы с тобой не иначе, как в Киеве. Два дня ехали, а на третий внезапно обрушилась на нас тьма, а когда через миг снова просветлело, оказались мы в веси, а перед нами – два вот этих брата, то ли знахаря требуют, то ли на бой вызывают... Вот так оно все и было. Одно жалко: в тот момент, когда нас сюда выдернуло, спешились мы, перекусить чтобы. А то на конях мы куда быстрее сейчас двигались бы...
Шли до самого вечера. По пути миновали две деревни, одну придорожную корчму. В ней задержались ненадолго, пополнили запасы еды, потопали дальше. На ночлег устроились на лесной полянке в полуверсте от тракта. Пока Фатима и Рыбий Сын готовили ужин, Руслан рассказывал о своих похождениях. Выдохшиеся за день Эйты, не дожидаясь ужина, полезли отсыпаться в свой ящик. Небо было безоблачное, и при наличии желания можно попытаться сосчитать звезды. Но Молчан махнул рукой на всякие учености: он встретился с другом после долгой разлуки, и так приятно просто поболтать у костра!
Глава 27
Глядя на пляшущее пламя костра – на сей раз обычного, вполне угасимого, Руслан надолго замолчал. Только что, рассказывая друзьям историю своих недавних приключений, он как бы пережил их заново, воспоминания были слишком свежи.
– Руслан, а ты знаешь, что за нами по пятам мертвяк идет? – нарушил Молчан затянувшуюся тишину.
– Нет, от тебя в первый раз слышу. Зато догадываюсь, кто это.
– Гуннар?
– А кто еще? Других знакомых мертвяков у меня, хвала богам, нет.
– И что ты собираешься делать?
– Искать осину да кол вострить, что тут еще сделаешь? А как ты его учуял?
– Да вот учуял как-то. Знаешь, такое мерзкое ощущение, словно за сердце кто хватает.
– Эх, наколдовали мы с тобой сдуру выше самой высокой крыши, теперь вот странности какие-то начинаются... Я в впотьмах лучше кота вижу, ты вообще ходячую мертвечину унюхал...
– Да будет тебе плакаться! Чем больше полезных умений, тем жить легче. заметил Молчан.
– Ладно, смех смехом, но сторожить кто-то должен. Предлагаю себя.
– Ты пока у нас раненый, забыл? Так что пару дней можешь честно отлынивать.
– А кто тогда?
– А нас ты как, за сопляков держишь? – обиделся Рыбий Сын.
Он и встал первым сторожить после сытного ужина и после того, как вдвоем с Молчаном они выложили веревкой круг вокруг места ночевки.
С утра продолжили путь. Руслана, не взирая на его возражения, снова запихнули в ящик. Солнце, едва успев взойти, принялось немилосердно жарить, ветер же совсем обленился и, судя по всему, где-то прилег поспать. Стало очень душно. Птицам, и тем тяжко было петь, только стрекотали в высокой траве неугомонные кузнечики.
– Если к вечеру разразится гроза, я совсем не удивлюсь. – пробормотал Молчан, в несчетный раз утирая со лба пот.
Большую часть времени все молчали – в такой духоте говорить не хотелось совсем. Заполдень, когда изможденные жарой путники устроили привал в тени раскидистого дуба, стоявшего возле тракта, Руслан тихо спросил Молчана:
– Как там этот, мертвец? Все еще идет за нами?
– Идет. – кивнул волхв.
– Чую, скоро мне предстоит с ним поговорить. – вздохнул Руслан. – Он и при жизни добрым нравом не отличался, а теперь что с ним стало – и представить противно.
Чуть передохнув, пошли снова. Братья-верзилы, послушно тащившие ящик с выздоравливающим богатырем, тяготились не столько даже жарой и духотой, сколько всеобщим молчанием. От скуки их тянуло подраться, но они давно уже уяснили, что с этими странными людьми связываться – себе дороже, к тому же, они зачислили Руслана в свои родные братья...
– Вот, помнится, что об оживших мертвяках еще сказывают... – неуверенно начал старший, свободной рукой почесывая затылок.
– А ты откуда знаешь, что сказывают, коли всю жизнь в ларе просидел? усмехнулся Молчан.
– Не знаю, только с каждым днем почему-то разные байки вспоминаются. пожал плечами верзила. – Вот, значит, жила-была в одном княжестве девка красы неописуемой...
– Это я рассказывал уже!!! – запротестовал младший.
– Ты про одну неописуемую днесь рассказывал, а я сегодня про другую совсем! А ты вообще помалкивай, а то давешнюю плюху припомню! Ну, вот. Пошла она как-то с подружками в лес по ягоды, и, стало быть, заблудилась. Аукала, кричала – все без толку. А вечер уже, почти стемнело, страшно ей. Шорохи лесные всякие, совы глазищами сверкают, а то и волчище где взвоет. Перепугалась тогда наша красна девица, да сквозь лес без оглядки и побежала. Бежала она, бежала, да в болото и примчалась. В самую что ни на есть топь. Вот тут она уж так испугалась, что дальше просто некуда. И видит вдруг: идет по болоту красивый такой мужик, одет, как посол иноземный, и собака при нем. Огромный черный барбос со светящейся мордой. А по болоту они шагают, аки посуху. Ну, она видит, нормальный человек, к тому ж красотой не обижен, бледноват, разве что, да и собака у него кошмарная, но, если разобраться, в страшном месте и собаки должны быть страшными... Она тогда начинает бояться чуть меньше, и к нему:
– Ой, – говорит, – как здорово, что вы здесь оказались!
– Не вижу в этом ничего прекрасного, – пожимает плечами мужик, – на мой взгляд, болото премерзейшее! – И собачка его при этом "гав" говорит, вроде как соглашается.
– Ах, да я не про то совсем! – девица ручками белыми всплескивает, – я к тому, что одной мне тут просто жутко до одури, а с вами вроде как и не очень...
Ну, мужик опять плечами пожимает, ничего не говорит, а сам все ближе подходит...
– А вам неужели не страшно впотьмах по болоту ходить? – это она его, значит, все разговорить пытается.
– Когда живыми мы с Полканом были, тогда боялись. – ухмыляется он, и собаку спрашивает: – Правда ведь, Полкаша?
Собачка опять свое "гав" говорит. А красавица наша, видя такие страсти-мордасти, стоит, бедняжка, ни жива, ни мертва, шелохнуться боится. Тут он к ней подходит, нежно так обнимает, и говорит:
– И ты не бойся. Болото, хоть и весьма противное, но совсем не страшное... А мы с Полканом так и вовсе душки... – и целует ее прямо в хладные от страха уста. И, как вы думаете, что тут происходит? Девица-то наша, краса неписаная, вся тут съеживается, глядь – и нету больше никакой девицы, а сидит посредь болота лягуха настоящая, и глазами этак лупает, да голосом человечьим вопрошает:
– За что?!
– А просто так! – ей мертвяк отвечает. – До конца дней своих в лягухах тебе ходить, если кто не поцелует. Я, например, лобызать тебя не собираюсь. Хоть я и мертвый, а все же мне противно. – и прочь уходит с собачкой своей.
Проходит несколько лет, и соседний старый князь, видя, что совсем недолго жить ему осталось, а сыновья его, обормоты, семьями по сю попру не обзавелись, вот чего удумал. На зорьке выгнал он их из терема в чем мать родила, дал в руки по луку со стрелой, и говорит:
– Раз уж вы, недотепы, никак сами не оженитесь, так слушайте теперь мою отцовскую волю: Каждый из вас сейчас стрельнет, куда хочет, а уж куда вашу стрелу боги пошлют – не моя забота. Как найдете свою стрелу, хватайте первую попавшуюся девку. Это и будет ваша жена. Все понятно? – и плетью девятихвостой для наглядности поигрывает. Ну, сынам, конечно, все понятно, к тому же холодно поутру голышом-то. Они поскорее луки свои натягивают, и стрелы в разные стороны и пущают. А младшенький всю ночь с дружками бражничал да в кости играл, потому руки у него тряслись весьма сильно. Куда там занесло стрелы его братьев, про то не ведаю, но, вроде бы, девки там какие-никакие, а водились. Младший же похитрее был, и запулить он стрелу свою хотел в лес дремучий, да руки-то тряслись, и потому попал он в то самое болото, где красавица в виде лягухи прозябала. Княжич, конечно, долго искал стрелу, думая про себя с облегчением, что в такой глухомани девку днем с огнем не сыщешь, и тут – раз! Вот она, стрела-то, и лягуха рядышком сидит, здоровая такая. А надо сказать, что младший тот княжич, хоть и пропойца, очень любознательный был. То катапульту греческую разберет, интересно, мол, как устроена, то кошку выпотрошит с той же целью. А лягушка ему и молвит:
– Здравствуй, добрый молодец! Поцелуй меня поскорее, и обернусь я красной девицей, женой верной тебе буду и детей сколько хошь нарожаю!
– Знаешь ли, в чем тут дело, – княжич ей отвечает после некоторого раздумья, – во-первых, не затем я в эту глушь стрелял, чтобы женой обзаводиться, а во-вторых, в качестве лягухи ты меня интересуешь куда больше...
Да неувязочка тут вышла: оступился наш княжич, и в единый миг поглотила его трясина, а больше никто в то болото и не сунулся в ближайшие сто лет. Так и померла девица лягухой. Вот от мертвяков чего бывает! – закончил свою повесть старший брат Эйты.
– По-моему, ты что-то тут напутал, – хитро прищурившись, заметил Молчан. но вообще молодец, складно баешь.
Балбес польщенно оскалился.
– Ребята, как вам кажется, что это там, впереди? – спросил Руслан.
– По-моему, обычная туча, очень темная, правда. – немедленно отозвался Молчан. – Но, как мне кажется, стороной пройдет, нас не заденет.
– Нет, я про то, что внизу.
– А, внизу всего лишь драка. – скучным голосом ответил Рыбий Сын. – Стенка на стенку, в лучших славянских традициях, насколько я помню то, что бывало в годы моего детства.
Дорога впереди слегка извивалась, и как раз на самом повороте две группы людей увлеченно волтузили друг друга чем попало. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что все драчуны были весьма преклонного возраста: вряд ли кому было меньше полувека, а скорее всего, многие уже и сотню лет разменяли. Тем не менее деды дрались с таким запалом, что многие молодые обзавидовались бы. Выбывших из боя по причине увечий или потери чувств отволакивали в сторонку старушки с клюками, напрягаясь из последних сил.
– Чудно! Такие почтенные старцы, а дерутся, как юнцы несмышленые! удивился Руслан.
– Так и надо! До последних волос и зубов драться – вот это жизнь! восхищенно выдохнул младший балбес. Молчан на него тут же цыкнул, и он, смутившись, замолчал.
– Смотри-ка, одеты как чудно! – встрял Молчан, – На ком кольчуга драная да ржавая, вон на том деде полпанциря, а у того горшок заместо шелома...
– Надо бы разобраться, что у них тут к чему... – произнес Руслан, – а то сердце кровью обливается смотреть, как старики друг друга калечат. Ну-ка, ребятки, выпустите меня из этого вашего ящика. Так, отлично, а теперь пошли со мной. Молчан, а вы с Рыбьим Сыном пока в резерве останьтесь. Мало ли что...
– Слушаюсь, воевода ты наш. – нарочито поклонился волхв. Рыбий Сын криво усмехнулся, а Фатима если и отреагировала как-то, то за тряпкой все равно лица не видать.
Руслан в сопровождении близнецов подошел к сражавшимся.
– Здорово, отцы! – гаркнул он. – Что не поделили?
Деды не обратили на него никакого внимания, продолжая лупцевать друг друга клюками, дубинками, а то и просто кулаками.
– Отставить драку!!! – заорал богатырь громовым "воеводским" голосом, над постановкой которого так долго бился в свое время славный воевода Претич. Старики опять его не заметили. – Да, словом их уже не проймешь. – вздохнул Руслан. – Начинать драку вы, ребята, мастаки. А прекратить пробовали?
– Не-а... – растерянно отозвались близнецы.
– Учиться никогда не поздно. Значит, делаем вот что. Так и идем: я по центру, вы по бокам. Аккуратно, но сильно расшвыриваем этих старых забияк в стороны. Доходим до конца, разворачиваемся, – и обратно, успокаивать наиболее ретивых по второму разу. И так до тех пор, пока все не образумятся. Но! Увечий не допускать, они и так уже друг друга сильно поколотили. Задача ясна? братья радостно закивали, поглаживая огромные кулаки. – Тогда пошли.
И они пошли. Рыбий Сын с удовольствием наблюдал прохождение троицы миротворцев сквозь престарелое противоборство: было похоже, что булатный таран просто расшвырял дравшихся в разные стороны. Второго раза не понадобилось, после первого не встал никто.
– Не угробили ли мы их часом? – испугался Руслан. – Ну, смотрите у меня, могильщики ума, если хоть один помер – запру в ларь и в море выкину!
Братья испуганно втянули головы в плечи. Но пугались они понапрасну – все забияки остались живы. С кряхтением и стонами они шевелились по обе стороны от тракта, а все те же старушки в голос причитали над ними.
– Ну что, пойдем дальше? – спросил подошедший Рыбий Сын. – Дорога вроде бы свободна...
– Подожди, сперва узнаем, из-за чего они сцепились. Может, и рассудим их миром?
– Ого, Руслан! Ты стал такой мудрый, что можешь других судить?
– Я?! Нет. А Молчан нам на что? Вот он у нас такой мудрый стал, что хоть заместо Белояна Верховным Волхвом...
– Ты языком-то мети, да иногда задумывайся, что метешь! – проворчал Молчан, но было видно, что он польщен.
– Во, видал? А что я тебе говорил? – усмехнулся Руслан и дружески ткнул словенина локтем в бок. – Ладно, отцы, – возвысил он голос, – так из-за чего драка была?
Те из поверженных старцев, кто был в состоянии говорить, загалдели разом.
– Тихо! Тихо всем! – Руслану пришлось серьезно напрячь горло. – Вот ты, папаша, громче всех вопил, так поведай нам, в чем тут дело.
Указанный старик по сравнению с прочими был знатно снаряжен: обут в сапоги, хоть и стоптанные давно, на голове красовался древний греческий шлем с длинным гребнем, зеленый от времени, а грудь надежно прикрывала почти целая ржавая кольчуга. Он медленно поднялся на ноги, горделиво обвел всех еще слегка мутным взором, прочистил горло и начал:
– Да будет тебе известно, юнец-невежа, что по скудоумию своему встрял ты в усобицу знатных богатырей. Да, все собравшиеся здесь – богатыри, как один, хотя и в летах преклонных. Я – великий воин Вырвипуп Верхнедубский. Это – он повел десницей, – соратники мои, не менее именитые: Зайцедер Верхнедубский, Мухобор Верхнедубский и Мышеслав Верхнедубский, а те, что за ними – то гридни наши. Напротив же – тоже славное воинство, но уже нижнедубское. Распря наша началась пару лет тому назад, когда всех нас сыны от работ в поле и по хозяйству отвадили и по печам разложили, чтоб, видать, под ногами не мешались. Шли в ту пору трактом скоморохи, да действа всякие представляли. Ну, тогда с наших Верхних Дубов, что на холме, да с Нижних, что в низине, народу много собралось, правда, в основном старики. И рассказывали нам скоморохи те про Илью Жидовина, про Добрыню да про Лешака, какие подвиги славные они во славу земли Русской свершают, и воспламенились тогда сердца наши радением изрядным. На другую седмицу в обратную сторону шли другие скоморохи, иноземные, аж с Оловянных Островов. И они поведали нам, как был на островах тех при великом князе Артуре стол круглый, за коим пировали все знатные богатыри той земли, а потом садились они на коней резвых и тоже свершали достойные вечной памяти деяния во славу князя и прекрасных дев. И тогда окончательно порешили мы: неча сиднем на печи до скончания лет своих сидеть, пора на подвиги. Сыновья наши, прознав про это решение, всячески ему противились, некоторых даже в амбар под засов посадили. Тогда безлунной ночью собрались мы все, освободили наших плененных другов и ушли на поиски достойных противников. Одна мысль глодала нас: мы никак не могли определиться, какую из известных нам прекрасных дев мы станем славить? В конце концов, все Нижнедубские порешили восхвалять неземную красу княгини Ольги, что проезжала в наших местах полвека тому назад; а мы, верхнедубские, избрали грецкую красавицу Василису Прекрасную, что как-то ночевала в наших Верхних Дубах лет тому сорок. На том вроде как мы и сговорились, и дружным отрядом пошли по тракту на север, где, по слухам, в лесах чудища всякие расплодились, нанося людям урон и всякое беспокойство. Долго шли мы, и как-то со скуки кто-то из этих Нижнедубских – старик пренебрежительно махнул рукой в сторону противников, – заявил, мол, княгиня Ольга – всем красам краса, а наша Василиса может пойти и с горя утопиться в ближайшем болоте. Вознегодовали мы тогда, и вызвали охальников на бой. В общем, с тех пор мы с ними почти каждый день и сражаемся. Пока что никто не победил. Потом нас разыскали наши жены, помогают иногда кое в чем... С этой стороны тракта – наш лагерь, а с той – Нижних. А деремся на тракте, посередке. Вот так. А теперь отвечай: по какому праву прервал ты наш поединок, молокосос?!
Руслан, тоскливо разглядывавший то "богатырей", то их убогие шалаши по обе стороны тракта, тихо спросил Молчана:
– Ну, мудрец, выручай. Что с этим горемычным воинством делать? – волхв посмотрел на него растерянно, и ничего не ответил, только плечами пожал. Тогда Руслан вздохнул и сказал:
– А бой ваш я прекратил, чтобы вы зазря друг друга не калечили. Все вы правы, потому боги и не даровали до сих пор победу кому-либо из вас. И княгиня Ольга, и Василиса Прекрасная давно уже ушли к богам в Вирий, и потому спорить, кто из них красивее – бессмысленно. Вот так-то, отцы. Прекращайте ваши дурацкие распри, и идите с миром дальше. А лучше возвращайтесь по домам, там дети вас, поди, давно заждались.
Старики выглядели подавленно. Наконец, Вырвипуп подошел к Нижнедубскому "богатырю", помог ему подняться с земли, и обнял. Его примеру последовали и другие. Ссора была тут же забыта, теперь они снова были одним отрядом.
– Но по домам не пойдем! – задиристо выкрикнул кто-то. – Вперед, други, на подвиги!
– Постойте, постойте, а какую ж деву нам теперь славить? Сынок, не подскажешь ли? Ты, поди, всех красавиц теперешних знаешь..
– Ну, всех – это вы загнули... – смущенно улыбнулся Руслан. – А славьте вы Людмилу Владимировну, княжну Киевскую.
– Спасибо, милок. – беззубо улыбнулся дед из Нижних Дубов. Так мы и сделаем! Прощевайте, люди добрые, нам пора в поход сбираться!
– Прощайте и вы. – поклонился им богатырь.
– Только будьте осторожны: за нами по пятам мертвяк идет. – предупредил Молчан.
– Мертвяк? Вот так штука!
– Слышите, други? Мертвяк!
– Будет потеха!
– Ну, мы ему покажем!
– Да, их не остановишь. – покачал головой Молчан, когда они удалились от лихих стариков на полверсты.
– Настоящие герои! – улыбнулся Рыбий Сын. Близнецы озадаченно посмотрели друг на друга и одновременно почесали затылки.
Глава 28
Вечеряли, по настоянию Молчана, на лесной полянке. Волхв долго распинался в том духе, что, мол, подвиги подвигами, но надо же когда-нибудь и просто отдохнуть? К тому же, до тракта – менее версты, и буде какой завалящий подвиг мимо потащится, перехватить его труда не составит. Главным же его доводом, который, собственно, и убедил Руслана, было то, что в лесу во множестве произрастали осины, а мертвяк уже так близко, что самое время озаботиться вострением колов. На эту работу отрядили близнецов, после чего их покормили и спровадили в ящик, спать. Друзья остались вчетвером.
