Текст книги "Оберег"
Автор книги: Дмитрий Сорокин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
– Да-да-да, – поцокал языком корчмарь, – сам не люблю. Бывает, когда эти ребята расшалятся, а мне спать охота, ерихонской трубой их разгоняю.
– Какой трубой? – не понял Руслан.
– Ерихонской. По крайней мере, купец, что продал мне ее, сказал, что так называется. Вот, глянь, – он протянул Руслану круглую бронзовую палку, пустую внутри, – чуешь, какая тяжелая? Как пойду их оглаживать по чем попало, враз успокаиваются. Иной раз, когда дерутся вяло, сами расходятся. Понимают, что ежели хозяин трубу ерихонскую достал – значит, все, отбой.
– Да, для корчмовых драк – штука что надо. – с пониманием кивнул Руслан. Все, пора мне. Солнце уже высоко, а путь неблизок. Бывай здоров, хозяин. Спасибо за хлеб-соль.
– Ой, хозяин, да какой красивый! – заржал Шмель, когда Руслан пришел за ним. Богатырь ничего не ответил, отвязал коня, вывел во двор. Вскочил в седло.
– Ну, поехали дальше. Где сегодня ночевать придется – не знаю. Так что на вторую корчму не рассчитывай. Да и калита у меня не бездонная.
Боги, до чего же надоело сидеть взаперти в четырех стенах! И что с того, что "четыре стены" – это пять комнат в огромном тереме? Веселее-то от этого не становится! Мила в несчитанный раз выглянула в окно. А за окном так хорошо солнце светит, листва шумит, чуть поодаль Днепр катит свои воды... Отец каким-то образом прознал, что тогда к ней в окно ломился тот безумец, и категорически запретил выходить из дому. Еще и стражу поставил. Ну и пусть. Будем надеяться, что не узнает.
Мила долго подмасливалась к Белояну, и наконец, уговорила. Он разрешил ей тайком от отца раз в седмицу выходить в город, но непременно с охраной. И всякий раз за ней по пятам топала орава "селян" такого угрюмого вида, что любой базарный дурень догадался бы, что не простая горожанка погулять вышла... Сегодня Мила далеко не пошла: недалеко от княжьего двора собралась небольшая толпа. Протиснувшись вперед, она увидела, что в центре внимания толпы был скоморох. Свои штуки развеселые он показывать уже закончил, и теперь рассказывал то ли последние вести из дальних краев, то ли байки, то ли и то, и другое одновременно. Мила прислушалась, и сердечко ее учащенно забилось: скоморох рассказывал о Руслане!
– ... говорит тогда Руслану свет Лазоревичу Черноморд злой колдун: "Ой, Руслан-богатырь, не губи ты меня, я, хоть и злыдень, да жить-то мне хочется! Вот гляди: злата-серебра несчитано в сундуках моих, перлов морских да каменьев самоцветных здесь россыпи целые! Бери сколько хочешь!". Отвечает ему тогда Руслан наш свет Лазоревич: "Не надо мне ни серебра твоего, ни злата, ни перлов морских, ни каменьев сверкающих. А нужна мне только голова твоя злопыхательская". "Подожди еще, не губи! – Черноморд говорит, – Вот, гляди, у меня здесь дюжина дюжин женщин. Каждая из них прекрасна, как майский рассвет, за каждую из них любой муж не задумываясь отдаст все, что имеет. Бери любую из них, или, если хочешь, всех, но оставь мне жизнь!". Отвечает ему Руслан Лазоревич на это: "Не надо мне девок твоих лихоманских, какими бы раскрасавицами они ни были. Никто не люб мне окромя милой сердцу моему Людмилы Володимировны, дочери князя киевского! А твою головушку я с плечиков-то сниму..." – Мила почувствовала, как краснеют щеки, учащается дыхание. – Но того не знал Руслан Лазоревич, что колдун хитроподлый время тянул, зубы ему заговаривая. И наложил тогда Черноморд на свою голову заклятье: как Руслан ему голову срубит, так новая сей же миг отрастает! По сей день рубит Руслан голову Черноморда, и отрубить никак не может. Но и Черноморд никуда сбежать не смеет, ибо тем же заклятием прикован к месту...
Мила выбралась из толпы, быстро зашагала обратно, в терем. "Селяне" послушно громыхали сапогами на два шага сзади. Гулять княжне расхотелось, ей нужно было побыть одной. Если скоморох не врет, Руслан уже нашел колдуна, отверг все его дары и теперь обречен всю оставшуюся ему или колдуну жизнь рубить несрубаемую голову Черноморда. Скоморох сказал, что колдун прикован к месту заклятием. Не значит ли это, что, если его с места этого сдвинуть, заклятие утратит силу? А почему бы не попробовать? И княжна Людмила приняла твердое решение убежать при первой же возможности из стольного Киева, и идти помогать Руслану довершать расправу над злобным кудесником Черномордом. Как убежать – это второй вопрос. Главное, что решение принято.
Глава 20
Утро принесло неприятную неожиданность. Одна из девушек была найдена мертвой. Под ее левой грудью торчала рукоять ножа. Остальные бывшие обитательницы гарема жались в сторонке, испуганно поглядывая на тело и причитая вполголоса. Молчан осмотрел труп. По всему выходило, что зарезали несчастную во сне. Она вечером уснула, а вот проснуться ей было не суждено.
– Ну, и кто это сделал?! – грозно вопросил Рыбий Сын. Девки заголосили еще громче, замотали головами, и внятного ответа на свой вопрос воин так и не дождался. Удивительно было еще вот что. Погибшая была хазаркой. Накануне все хазарки, числом семь, распрощались с отрядом и ушли куда-то в степь – здесь они были дома, где-то неподалеку кочевали их родные. А эта осталась, сказав, что до ее родных мест еще дня два пути. И вот, пожалуйста – нож в груди.
От девок толку было не добиться. Если их о чем спрашивали, они только пуще ревели. Поразмыслив, друзья пожали плечами, быстренько собрались и пошли дальше. Причитающая толпа бывших наложниц понуро плелась следом. Молчан за время пути набрал себе оберегов, шел, задумчиво их перебирая. Рыбий же Сын носился вокруг, силясь раздобыть что-нибудь съестное. Быки больше не попадались, все больше ящерицы, правда, зачастую размером с собаку, да скорпионы. Когда солнце уже почти упало за виднокрай, удача снова подмигнула неутомимому охотнику: им попался одинокий, не иначе, как от каравана отбившийся, верблюд. Без всякой жалости животное забили, освежевали и принялись жарить. Ночевать решили здесь – не тащить же верблюда, впопыхах зарезанного, боги знают сколько верст по голой степи, плавно уже переходящей в пески. Да и до ночи уже недалеко.
– Что ты не весел, Молчан? – спросил Рыбий Сын, устало присаживаясь рядом после ужина.
– А чего веселиться-то? Девку убили, а кто – не знаем. Сегодня спать не буду, поймаю гада!
– Думаешь, сегодня опять?
– Чую. У меня вообще в последнее время чутье странно обострилось. Вчера чуял недоброе, но не мог понять, что именно. С утра – нате вам: убийство. Сегодня такое же неясное ощущение. Так что ты отдыхай, а я посторожу.
– Хорошо. Я зверски устал, но если вдруг что – буди немедленно!
– Разбужу.
Утром Молчан поднялся с такой головной болью, словно неделю беспробудно пьянствовал, чего за ним, вообще-то, не водилось. Рыбий Сын встретил его пробуждение таким сумрачным взглядом, что волхв застонал.
– Опять?!
– Опять. – кивнул Рыбий Сын.
– Я же почти до рассвета глаз не сомкнул!
– А после рассвета? – ехидно поинтересовался воин.
– Ничего не помню. Только под самое утро вроде как тяжесть навалилась огромная... А больше не помню ничего.
– Если завтра снова кого убьют, я лично остальным головы поотрываю, чтобы хлопот поменьше было... – пообещал Рыбий Сын.
На сей раз жертвой стала маленькая хрупкая девушка из Чайной Страны. Пока бедняжка спала, кто-то аккуратно перерезал ее горло. Молчан не с(ал ус(раива(ь допрос, прос(о молча помог похорони(ь несчастную и погнал всех в пу(ь. Он (ак и не произнес ни слова за весь э(о( день.
Вечерело. Девки ус(али, проголодались, но покорно брели за волхвом. Молчан же упорно вел отряд вперед, глядя перед собой невидящими глазами.
– Не пойму я (ебя, Молчан. – Рыбий Сын уже неко(орое время шел рядом, пы(ливо всма(риваясь в смурное лицо волхва. – Ч(о (ы (ак убиваешься? Не родные же они (ебе!
– Все равно жалко! – вздохнул Молчан. – И никак не пойму я, какая дрянь их реже(, и, самое главное – за ч(о?!
– Может, Черноморд?
– Думал я об э(ом. Вряд ли. Он бы или всех сразу порешил, или вообще бы плюнул на них – новых наворуе(, и дело с концом! По(ом, Руслан его дожидае(ся, (ак ч(о не до баб, я надеюсь, сейчас Черноморду.
– А к(о (огда?
– Знал бы – своими руками придушил бы! Подло, по ночам, во сне – к(о на это способен?
– Не знаю. Но э(о( к(о-(о не ведае( чес(и. И его надо уби(ь. Раздави(ь, как мерзкую гадину. Ладно, не казнись, сегодня я попробую покараули(ь. А сейчас отдыха(ь будем, а (о бабы уже ноги с(оп(али, самое время их пожалеть...
Рыбий Сын неподвижно сидел, ус(авившись в пламя кос(ра. Он слышал все, ч(о происходи( вокруг: во( пос(анывае( во сне Молчан, (ерзающийся угрызениями совес(и, ч(о проспал убийцу. Во( перешеп(ываю(ся девки. Ус(али, спа(ь хоче(ся – а засну(ь с(рашно. Во( плаксиво закричала какая-(о ночная п(ица. Во( шурша( сзади шаги. Легкие шаги, девичьи. Они с(ихли в двух шагах за его спиной. Рыбий Сын даже не шелохнулся, но восприя(ие обос(рилось до предела.
– Не соблаговоли( ли господин мой Рыбий Сын, да буду( дни его долгими и счас(ливыми, обра(и(ь лучезарный лик свой, рассве(ному сиянию подобный, на недос(ойную жену свою Фа(иму?
– Садись про(ив меня, Фа(има. Зачем (ы сказала, ч(о (ы – моя жена? Э(о неправда.
– Не прогоняй меня, мой господин! – девушка уже обошла кос(ер, и (еперь рухнула на колени, заламывая в о(чаянии руки. Лицо ее, как и лица еще нескольких ее (оварок, было зачем-(о завешено (ряпкой.
– Да не гоню я (ебя, дурочка! – усмехнулся Рыбий Сын. – только зачем говоришь, ч(о (ы мне жена?
– А к(о, как не (ы, о прекрасный господин мой, забо(и(ся о (ом, ч(обы Фа(има не умерла о( голода? К(о, как не (ы, о (игроподобный хозяин моей жизни, охраняешь сейчас мой покой и сон? И не( в (ом вины (воей, о алмаз, ярко блис(ающий на небосклоне моей молодос(и, ч(о несчас(ные жены (вои Арганда и Ли-Лань преждевременно о(правились пред взор Аллаха, да свя(и(ся имя его вечно. Ибо ни (ы, возлюбленный супруг мой, ни могущес(венный суфий, (вой друг, ч(о сопровождае( нас, не може(е про(ивос(оя(ь злому колдовс(ву. Так позволь же прос(о побы(ь в э(у черную ночь, полную с(рахами, рядом с (обою, о супруг мой!
– Как (ы длинно говоришь, Фа(има! Сиди, конечно, не прогоню я (ебя. Только ч(о (ы там сказала про колдовс(во? Значи(, я все-(аки прав, и во всем винова( Черноморд, прежний господин ваш?
– Не(, муж мой, э(о не его колдовс(во, но неч(о не менее сильное и с(рашное.
– А ч(о? К(о вас убивае(? Скажи мне!
– То не ведомо мне...
– Ладно, сиди рядом и не бойся ничего. Да, кс(а(и, давно хо(ел спроси(ь: зачем (ы лицо свое под (ряпкой спря(ала?
– Ник(о не вправе виде(ь мое лицо, кроме (ебя, господин! – в голосе Фа(имы снова послышались испуганные но(ки.
– А к(о его сейчас увиди(, кроме меня? – усмехнулся Рыбий Сын. Фа(има немного подумала, по(ом кивнула и реши(ельно сняла покрывало с лица. Словенин всмо(релся в ее глаза – и не мог больше о(вес(и взор. Сердце его забилось, словно выну(ая из моря рыбка. Фа(има оказалась сказочно красивой: огромные черные глаза, (онкий нос, пухлые губы, длинные черные волосы... Даже несчастная жена Хичака заметно уступала ей красой.
– Ч(о-(о не (ак, господин мой? – озабоченно спросила девушка, неверно ис(олковав взгляд воина.
– Все в порядке, Фа(има. Все хорошо. О(дыхай, зав(ра буде( еще один нелегкий день.
– Не могу сомкну(ь глаз. – пожаловалась девушка. – С(рах лишил меня покоя. Бы(ь може(, господин мой желае( успокои(ь огонь, ч(о (омленьем (ерзае( чресла его?
Рыбий Сын с полмину(ы пы(ался поня(ь, ч(о она сказала, а, поняв, горько покачал головой:
– Не(, Фа(има. По крайней мере, не сейчас.
– Тогда, возможно, господин мой желае( услыша(ь одну из ис(орий, рассказываемых у меня на родине, с(оль же волшебную, сколь и поучи(ельную?
– Ис(орию, говоришь? Ч(о ж, э(о можно. И не скучно, и спа(ь меньше хоче(ся.
Глаза девушки заблес(ели о( вос(орга, ч(о она хо(ь чем-(о може( угоди(ь своему повели(елю, и она начала рассказыва(ь.
– Дошло до меня, о муж мой и господин, ч(о во дни пророка Исы, – да храни( его Аллах и приве(с(вуе(! – в городе Басре жил человек, уважения недос(ойный, ибо был он разбойником и вором. Звали его Сулейман. Во время, о ко(ором пойде( речь, был Сулейман в ле(ах уже преклонных, и кормился мелким воровс(вом на базаре. Прошли (е благословенные для него времена, когда на лихом коне врывался он с (акими же разбойниками в деревни, нападал на караваны жег, грабил, убивал. Всех его подельников извел в единый миг хи(роумнейший из мужей по имени Али-Баба, а Сулейман уцелел лишь чудом. Сменив, подобно пус(ынному гаду, обваренную кожу на новую, залечив раны, поселился он в Басре, где и промышлял. Воровал он, в основном, (о, ч(о можно сразу съес(ь. В (о( день, ради описания ко(орого я и посмела нача(ь сей рассказ, о мой прекрасноликий господин, удача была на с(ороне Сулеймана. С у(ра он украл (ри лепешки у поч(енного купца Мус(афы ибн Хусейна, по(ом умудрился с(ащи(ь казан с пловом из-под носа у с(арого Хакоба, человека, извес(ного в Басре своей доброде(ельнос(ью. У(олив свой голод двумя лепешками и пловом, возжелал Сулейман вина, ибо не пролил еще в (о время пророк Мухаммед – да буде( вечным медом его жизнь в райских садах Аллаха! – дождь бесконечной мудрос(и Аллаха на головы несчас(ных язычников, и не было запре(а на вино. И пошел Сулейман (огда в караван-сарай. Придя (уда, он ухи(рился украс(ь у (рех выпивох кувшин вина и сел в уголке. Выпив большую час(ь вина, закупорил он кувшин и спря(ал его в кармане хала(а, а сам вышел вон. На жарком солнцепеке вино быс(ро ударило в его с(арую нечес(ивую голову, и взалкал он продолжения с(оль низменных у(ех. Помимо вина, ко(орого у него еще немного было, возжелал Сулейман возлечь с женщиной. Но распу(ниц к (ому времени всех уже извели по приказу халифа, на прос(ынь-самос(илку денег ему за два года не наворова(ь, а какая добропорядочная женщина согласися возлечь с плешивым грязным с(ариком?! Поняв, ч(о э(и грезы (ак грезами и ос(ану(ся, решил Сулейман напи(ься. О(купорил он кувшин, украденный в караван-сарае, и вылил себе в ро( ос(авшееся вино. С последними каплями из кувшина выплеснулся гус(ой комок, видом своим с(оль неприя(ный, ч(о изверг Сулейман из себя все выпиое и съеденное. Комок же, с(оль о( (рапезы его о(вра(ивший, оземь ударившись, превра(ился в джинна. И был (о( джинн омерзи(ельно пьян. Некогда грозный царь Сулейман ибн Дауд поймал его и запеча(ал в глиняный кувшин. По(ом некий человек, имя ко(орого мне, увы, неизвес(но, нашел кувшин и о(крыл его, но джинн был ленив. Он спал и не вышел навс(речу своему освободи(елю. Тогда (о( человек мудро пожал плечами и наполнил кувшин молодым вином. Вино с(ояло, выдерживалось, а джинн пьянел и пьянел... И во( види( со с(рахом Сулейман: с(ои( пред ним могучий джинн...
"Ты к(о?" – спрашивае( джинн.
"Я – Сулейман..." – о(вечае( Сулейман. Он никогда не видел джиннов, и по(ому рас(ерялся и испугался. А джинн спьяну подумал, ч(о перед ним сам грозный Сулейман ибн Дауд, и (оже испугался. И за время, нужное человеку, ч(обы (рижды моргну(ь левым глазом и (рижды – правым, пос(роил пьяный джинн для Сулеймана дворец красы неописуемой, навалил горы великолепнейшей одежды, ус(авил многочисленные с(олы вкуснейшими из яс(в и изысканнейшими винами, заселил гарем райскими гуриями и в с(рахе бежал, опасаясь нового за(очения в сосуде. Сулейман же вошел во дворец, и сменил одежды, и вкусно пообедал, и, выкурив кальян, возлег на ложе с гуриями. Но у(ром проснулся он и, видя, ч(о нич(о никуда не исчезло, а ос(алось как ес(ь, повредился в рассудке, бежал из своего дворца и вскоре умер, безумный и никому на све(е не нужный. И во( все об э(ом человеке.
Колдовской кос(ер Молчана горел ровно, изредка лишь соглашаясь попляса(ь под легкие дуновения ночного ве(ерка. Фа(има давно уже закончила свой с(ранный рассказ, а Рыбий Сын все (ак же неподвижно сидел, глядя на языки пламени.
– Моему господину не понравилась сказка? – ос(орожно спорсила девушка. Он о(ве(ил не сразу.
– Понравилась, Фа(има. Только во( не понял я, ч(о же такое поучительное должен был я в ней усмотреть?
– Но, господин мой, э(о же рассказ о вреде невоздержанности в вине! Жалкий вор Сулейман расс(ался с жизнью, желая испи(ь украденного вина. А джинн, ч(о сидел в кувшине, нас(олько пропи(ался вином, нали(ым (уда же, ч(о... Почему ты смеешься, муж мой и повели(ель?
– Все хорошо. Спасибо, Фа(има. Только эту сказку тебе надо было рассказать Руслану. Хотя, думаю, теперь он надолго перестанет злоупотреблять вином... А (еперь спи. Зав(ра снова в пу(ь.
– Дозволит ли хоть теперь мой великолепный господин недостойной жене своей преклони(ь голову на его владетельные колена? Так мне спокойнее было бы заснуть...
– А, ладно. Преклоняй. – махнул рукой Рыбий Сын после некоторого раздумья. Фатима (у( же подошла к нему, легла рядом, обняв его и положив голову на колени задумчивого воина, чье лицо по-прежнему обезображивали раны и ожоги, полученные во дворце. Рыбий Сын так и не шелохнулся. Он сидел, думал о разном, прислушиваясь к окружающим шелестам, шорохам, и к ровному дыханию мгновенно заснувшей Фатимы. Когда небо начало уже светлеть, окрашиваясь в предрассветные цвета, он тоже заснул, быстро и для себя самого совершенно незаме(но.
Глава 21
Греческие письмена давались Миле еще с огромным (рудом, но о чем написано, разобра(ь вполне было можно. Испы(ывая сильное душевное волнение, она при скромном све(е свечи чи(ала древнее греческое сказание о с(раданиях несчас(ного царя Эдипа. Многое ей было непоня(но, многое понима(ь она о(казывалась – нас(олько неко(орые момен(ы в поведении греков были чужды ее нежной девичьей душе. Но царя все равно было жаль. С мы(арс(в Эдипа мысли незаме(но перескочили на собс(венные переживания, и Мила пос(епенно перес(ала чи(а(ь, а прос(о сидела, подперев руками головку, и, глядя в воображаемую даль, думала, как бы поскорее увиде(ь Руслана, как помочь любимому. Вдруг да взаправду, он обречен на вечный бой с (рекля(ым колдуном? Скоморохи, конечно, вруны извес(ные, но вдруг?
Она вс(ала из-за с(ола, подошла к окну. По двору сновали холопы, спешили угоди(ь пирующим в Золо(ой Пала(е бога(ырям. Пировали, судя по шуму, уже вовсю.
А пировали, и впрямь, во всю силу. Повод был нешуточный: в кои-то веки на княжий пир пришел величайший богатырь земли Русской – Илья Жидовин по прозвищу Муромец. Илья устал глотать бесконечные реки травяных отваров, подаваемые ему знахарями ежедневно, и к тому же смекнул, что, ежли он не оставит в покое корчмы стольного града, то так и с князем поссориться недолго. Ссориться же с Владимиром Илья не хотел. Ибо цель у них была одна – Русь великая, сильная, спокойная. И потому, поразмыслив, облачился Илья в чистое, и пошел на княжий двор. Там его все знали в лицо – от воевод до последнего холопа. И почести, оказанные богатырю, пролились сладким бальзамом на его давно не хваленную душу.
Когда Муромец вошел в Золотую палату, народу там было совсем мало – Якун, Кучуг, Ратмир, непременный Фарлаф, – тот, казалось, просто жил в Золотой палате, ни на день ее не покидая, да еще человек пять из менее именитых. По стенке они, конечно, не построились – сами с усами, но почтение и вежество выказали, поприветствовали.
– Сами здравы будьте. – кивнул Илья. – Князь где?
В ответ бывалые рубаки только руками развели – мол, князю – князево, а мы тут медок покушиваем. Не знаем, не ведаем.
– Угу. – глубокомысленно произнес Илья, усаживаясь за стол. Неизвестно откуда взявшийся гридень подал ему ковш меду. Илья подношение отклонил:Квасу! – потребовал он. Другой гридень тут же принес жбан квасу. Илья неспеша отправил содержимое жбана в глотку, затем крякнул и вымолвил:
– Солнце еще не зашло. Пошто мед-пиво хлещете, аки выпивохи неразумные?
– Так ведь, Илюша, душа-то болит... – робко возразил кто-то из менее именитых.
– Душа болит – к волхвам ступай! – рявкнул Муромец. – Превратили княжьи хоромы в корчму, сукины дети! – и потянул к себе блюдо с жареным гусем.
– Это он пока еще трезвый.– шепнул Якун Кучугу. Каган удивленно вскинул брови:
– Что ж будет, если напьется?!
– У-у, что будет... Хорошо, коли терем на месте останется...
– Да-а... – протянул Кучуг, не зная более, что сказать. Тем временем к столу стали подтягиваться прочие богатыри. Сначала они ютились в дальнем от Ильи конце стола, потом, по мере того, как их становилось больше, заполнили и все пространство вокруг. К тому времени и солнце село, и Муромец начал выпивать. Князь сошел в палату спустя часа полтора после заката. Ему прокричали изрядное количество здравиц, потом Владимир утихомирил всех, поднял ковш вина.
– Хочу пить этот ковш за Илью, величайшего богатыря земли нашей! – и выпил полный ковш, не отрываясь. Тут же посыпались здравицы в адрес Муромца. Илья встал, все еще с полным ковшом.
– Спасибо, Владимир Святославич, уважил. Пью за процветание земли Русской! – и в единый миг опрокинул в себя огромный ковш, раза в три поболе княжеского.
И потек пир дальше. Владимир, как обычно, с пира быстро ушел, сославшись на какие-то важные княжеские дела. Илья же постепенно добрел, даже шутки уже шутил, и мало кто поперек слово ему вставлять пытался, особливо, после того, как унесли с пира словоохотливого богатыря Фарлафа в полубесчувственном состоянии. Ковша после двадцатого Муромец внезапно резким движением поднял голову, окинул стол ясным взором и спросил:
– А где Добрыня, почему не здесь?!
– Да ведь... в Царьград укатил Добрыня-то... – послышалось с дальнего конца стола. – князь послал...
– Опять в Царьград? С базилевсами разговоры разговаривать?! – все замерли. – Ну, что ж... добро. Драться я сам умею, а ромеев за нос водить – нет. Добро. А Лешак где?
– Да на заставе он, Илюша...
– Лешак на заставе – а я тут с вами лясы точу?! – Илья вскочил, в разбойничьих глазах засверкали молнии. Он примерился уже было перевернуть стол и начать привычный, милый сердцу кабацкий погром, но в последний момент передумал, видать, вспомнил, где находится; с сожалением сделал шаг назад. Мальчишку этого – и на заставу?!! Без меня?!!! – впрочем, мгновение спустя, могучий богатырь уже встряхнул густыми полуседыми кудрями, и взгляд его очистился. – Веселитесь, ребята! – гаркнул он. – А я к Лешаку поехал.
– На ночь глядя?! – спросил кто-то.
– А какая разница?! – удивился Илья. Окинул палату прощальным взором, кивнул и вышел. Через короткое время со двора послышался его зычный крик: "Коня!" и гулкий топот огромного зверя, богатыря среди всех коней.
– Хоть кто-то еще в наше время совесть не пропил. – чуть слышно пробормотал старый воевода Рудый, обгладывая бедрышко куропатки.
С уходом Ильи пир не прекратился; наоборот, зашумел с новой силой. Многие вздохнули с облегчением и принялись веселиться в полный рост. Вернулся бледный Фарлаф с громадным синяком во все лицо, против обыкновения, не шутил, только мрачно напивался, почти не закусывая.
– Ну что, сегодня обошлось без погрома? – спросил Якуна Кучуг.
– Да, видать, стареет Муромец. – вздохнул ярл. – В молодости, когда Владимир только-только в Киеве сел, Илья как раз воротился из дальних многолетних странствий. И по привычке – в Киев. Хотел и здесь на славу поразмяться, посрамить Ярополкову дружину, да и просто поразвлечься. Приходит он сюда, и давай выхваляться: мол, кто тут самый сильный? Выходи, сейчас проверим, насколько ты хорош? На шум выходит Владимир. "Ты что орешь, народ баламутишь?" – грозно так спрашивает. "А ты кто таков, чтоб мне указывать?" Илья задирается. "Владимир Святославич, великий князь Русской земли! А ты кто такой, буян?". Ну. Муромец слегка присмирел. "Извини, – говорит, – не знал, что на Руси новый князь. Против тебя я пока что ничего не имею. А звать меня Ильей". " Что ж, Илья-богатырь, – Владимир тогда говорит, – коли нет вражды между нами, добро пожаловать к нам на пир. Поешь-попьешь, с дороги отдохнешь, да и расскажешь нам, что свершил". Илья слез с коня, прошел в терем, сел за стол. Ел-пил за десятерых, но больше отмалчивался. Сам видел, из него порой клещами слова не вытянешь. А князя любопытство разобрало, и он тайком велел гридням подливать Илье самого хмельного меду, какой только найдется. И за час Илья так напился, что мы с тобой, каган, выпив столько, да на двоих, с перепою померли бы.
– Да ну? – не поверил каган.
– Вот так-то.
– И что? Под стол упал батыр?
– Эх, если бы... Помутилось у него в голове, и такое он тут устроил... пятерых насмерть одними кулаками забил, многих покалечил, столы с лавками переломал, да стену разнес в щепы... Ты на терем-то не смотри, это новый уже, старый сгорел давно... Ну, какое-то бревно, видать, по голове его зацепило, протрезвел он малость, да и ушел оттуда, не стал продолжать. Год пропадал где-то, потом приезжал мириться с князем. Уплатил все виры, да еще каких-то даров приволок, говорят; и еще плененного им Соловья-разбойника впридачу... Так что сегодня мы все очень дешево отделались.
– Чудны дела богов!
– Людей, Кучуг, людей! Ну, причем тут боги?
Мила отошла от окна. Слишком свежий ветер дул в это окно, слишком многие думы он навевал, большей частью совершенно шальные. Да еще и эта огромная луна, сводящая с ума, хоть вой на нее по-волчьи... Наверное, правы те волхвы, кто считает, что люди произошли от волков... Нет, на горячую голову большие дела не делаются. А убежать к любимому – это большое дело. Лучше лечь спать... Хотя, какой теперь сон? Она снова села за книгу. Ну-ка, что там дальше случилось с Эдипом-царем?
Заскрипела дверь на несмазаных петлях, Мила обернулась – и обомлела. Вошел отец. За все время пребывания в Киеве она виделась с Владимиром раза три, и то по большей части мельком, да и среди толпы челядинцев да бояр. А тут – один на один.
– Добрый вечер, дочь. – произнес князь. За день он устал; да, к тому же, в присутствии Милы старался сдерживать свой горячий нрав. Странно, но иногда он даже проявлял к ней что-то вроде нежности, вообще-то, мало ему свойственной.
– Вечер добрый, отец.
– Далече ли собираешься?
– До постели – и спать. – усмехнулась княжна. – страниц пять еще вот только прочту...
– Я не про то. Ведаю, что к Руслану на подмогу собралась. Запирать я тебя не буду, но все же ехать не советую. Не твое это дело. Сиди, жди. Как свершит любый твой то, что должен свершить, сам вернется. А не вернется – значит, либо вечная ему память, либо, коли жив останется – не того ты полюбила, дочь. Так что жди. Опасное дело Руслан Лазоревич измыслил, очень опасное. И весьма нелегкое. Так что ты ему только обузой будешь...
– Так ведь он же... – и Мила сбивчиво пересказала отцу рассказ скомороха. Владимир слушал внимательно, но время от времени качал головой и чему-то печально улыбался.
– Чтоб скоморох ни разу не сбрехнул – такого не бывает. – сказал он, когда княжна умолкла. Ты с Белояном поговори, и он расскажет тебе, что нет такого заклятья, чтоб голова новая вырастала. Уж если срубили – то срубили. Так что, если Руслан Черноморду этому башку с плеч снес, то в скором времени объявится. Жди. – князь повернулся и пошел к двери. Мила вздохнула и вернулась было к чтению...
– Отец? – резко вскинув голову спросила она, когда князь уже приоткрыл дверь.
– Да?
– Но ведь ты тоже любишь?
Владимир помедлил немного, собираясь с мыслями, подбирая слова, и тут случилось необъяснимое: Людмила исчезла! Вот она сидит за столом – и вот ее нет, только свечка горит да лежит недочитанная книга про Эдипа. Князь довольно долго ошалело таращился на этот угол, затем стряхнул оцепенение и заорал:
– Белоян!!! Белоян!!! Эй, кто там, верховного волхва сюда!!!
Белоян, Медведко и еще едва ли не дюжина волхвов рангом помладше полночи рыскали по всему терему, но княжны и след простыл. В светелке ее почудились верховному следы могучей магии, но он не был уверен в своих ощущениях. Князя трудно было заподозрить в слишком теплых чувствах к дочери, он вообще довольно мало времени уделял своим многочисленным детям, но когда Людмила растворилась в воздухе прямо у него на глазах, Владимир встревожился не на шутку. Долго думал, и приговорил: ждать княжну три дня, затем отправлять людей на ее поиски.
Черноморд со злым азартом гонял по степи отряд каких-то кочевников, по неосторожности слишком близко подошедший к владениям колдуна. После налета печенегов он решил никого не подпускать ко дворцу ближе, чем на десять верст. К варварам у колдуна имелся особый счет: после памятной битвы с печенегами он еще не до конца восстановил свои способности, отчего и бесился. И теперь он с визгом носился над обезумевшими от страха степняками, поражая их своими огненными шарами. Золотые стражи подгоняли степняков сзади, а свирепые гарпии набрасывались на тех, кому удалось вырваться хоть на десять саженей из этого котла смерти. Покончив с этой страшной работой, Черноморд вернулся во дворец, и, слегка остыв, направился в гарем, где уже появились первые обитательницы.
Глава 22
Близилась ночь. Роса уже легла на траву, похолодало, и первые звезды зажигались на стремительно темнеющем небе. Стрекотали кузнечики в траве, ночные мотыльки то и дело сослепу тыкались в лицо, Руслан лишь досадливо отмахивался. Над ухом давно занудно пищал комар, но сесть и испить богатырской кровушки, впрочем, не решался. Из ближнего леса вылетела на охоту сова.
– Знаешь что, Шмель, – пробормотал Руслан сонно, – что-то утомился я ехать. Давай-ка здесь заночуем. Отойдем от дороги вон за те кущи, там и устроимся. Ты как, а?
– А что, вот и я говорю, давно пора отдохнуть! – ответил конь, польщенный тем, что хозяин с ним как бы советуется, и свернул с наезженного тракта к густому кустарнику.
Руслан заснул мгновенно. И сразу же с головой окунулся в яркий сон.
Мила бежала по лугу в красивом белом платье. Голову ее украшал венок из васильков, таких же бесконечно синих, как и ее глаза. Под пение жаворонка девушка кружилась в танце, подставив белое лицо ласковым лучам солнца. Руслан сидел на камне, жевал травинку и с восхищением смотрел на невесту. Сзади зашуршали кусты. Богатырь не пошевелился, лишь скосил глаза: рядом ли меч? Рядом. Шорох прекратился.
– Ай-ай, Руслан! – покачал головой Рыбий Сын, являясь пред светлы богатырские очи. – Будь я злыдень, лежать бы тебе сейчас без доверчивой твоей головы.
– Я тебя учуял. В противном случае ты сам давно бы уже без головы отдыхал. С чем пожаловал, друже?
– Да вот, Руслан, не пойму я что-то. У тебя вроде как все хорошо, вон и Людмила твоя рядышком...
– Да, и что?
– А то, что наш старый приятель Черноморд как воровал девок, так и по сей день ворует. Вчера в Чернигове разбойствовал... А ты тут на лаврах почиваешь... Вон, на коня своего посмотри, разожрался, еле ступает, как кобыла брюхатая...
