Текст книги "Большой мир (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Беляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 48 страниц)

Кернис стоял у изголовья кровати и, словно не заметив появившихся родителей и брата, продолжал мастурбировать. Лизи дергалась и изгибалась, пытаясь освободить привязанные руки и ноги.

В голову Тома ударила ярость.

Такую ярость парень не испытывал никогда. Жар пробежал по коже и, рухнув к ногам, наверное, прожег дыру на том месте, где он стоял мгновение назад.

Его кулак, словно беснующийся демон, радостно столкнулся с челюстью Керниса, и тот, как пуховая подушка, отлетел к стене. Не раздумывая ни секунды, Том подбежал к нему, и со злым свистом его правая нога проверила на прочность мягкий живот парня.

Том услышал, как тот жалобной пискнул, но ему понравился этот звук. Он поднял мразь, которая еще пятнадцать минут назад была его братом за волосы, и с удовольствием впечатал его щеку в стену.

Раздался хруст. Но Том хотел большего. Ему было мало.

Мало!

Рич опомнился и, обхватив Тома со спины, пытался удержать, но тот отмахнулся от помехи, как от пушинки. Отец не сдался и, обхватив его снова, отбросил парня в сторону двери.

Внезапно придя в себя, Том замотал головой и вспомнил о сестре.

– Томи! – будто из другой реальности его достиг голос матери. – Томи, хватит, остановись, прошу тебя!

Эмма сидела на полу, и ее лицо было обезображено диким ужасом.

Том молча поднялся и медленно подошел к кровати. Лизи яростно сдирала с себя последнюю одежду и безудержно рыдала.

– Лизи, – выдавил он, протянув руку.

Рич набросил на нее одеяло, и она намертво укуталась в нем.

– Папа, Том. Заберите меня отсюда, – сказала она.

Том кивнул и, опередив Рича, бережно подхватил сестру на руки. Сая встретила их на выходе и, прикрыв ладонями рот, часто всхлипывала.

– Я не хочу в свою комнату, – сказала Лизи.

Первым порывом Тома было подняться к себе, но в глаза бросился один из ближайших диванов в амфитеатре, и он направился к нему.

– Что произошло? – встревоженно спросила Присцилла. – Почему Элизабет в покрывале?

Сая отвела ее в сторону и что-то быстро объяснила.

– Что?! – взвизгнула Присцилла. – Как это понимать! Барри, ты кого привел в наше убежище, черт возьми?!

– Ну, я же не мог знать.

– Ты должен был!

Том не слушал их и гладил Лизи по волосам. Он просто не знал, что сказать, чтобы утешить сестру, все было слишком дико.

– Он не успел прикоснуться ко мне, – сказала тихо Лизи. – Он только… только…

– Я понял, сестренка, понял. Теперь все позади, – Том поцеловал ее в лоб и огляделся.

Барри с Присциллой ругались слева от него, Эмма сидела в ногах Лизи и гладила ее по дрожащему колену. Рич что-то нервно обсуждал с Филиппом с другой стороны Сферы.

– Это я виновата, – внезапно проскулила Мэгги. – Он убедил меня, что хочет только помочь ей успокоиться. Сказал, что ей нужно поспать. Я не знала, что он собрался делать. Когда я услышала, как вы кричите у ее двери, я открыла ее из рубки так быстро, как смогла.

– Что? Ваш гаденыш еще и дочь мою заставил что-то сделать? – взбесился Барри.

– Барри, ты же слышал…

– Да я достаточно уже наслушался, особенно тебя, Эмма, – оборвал он ее. – Я хочу, чтобы вы сегодня же покинули мое убежище!

– Этому не бывать, – поднялся резко поднялся Том. – Извините, мистер Келван, но сейчас не самое лучшее время для этих игр.

– Каких игр, ты, гребаный сосунок. Тебя я вышвырну отсюда в первую очередь! – плевался пеной Барри.

– Папа, нет! – подошла к нему Сая. – Я не позволю.

– Молчать! – гаркнул он на нее. – Не позволит она.

– Разрешите поинтересоваться, мистер Келван. Как вы собрались меня вышвыривать? – с вызовом спросил Том.

У парня не было никакого желания играть в игры с воображаемой властью. Тем более, что Сая открыто заступилась за него. И так как мать сейчас была с Лизи, он решил не молчать, вымещая нахлынувший на него в комнате Керинса гнев.

Амфитеатр заполнил мягкий свет Сферы, оборвав крики и причитания.

– Что за нахрен?

– Не знаю.

– Снова из-за вас что-то происходит!

– Том! Мразь! – Выкрикнул появившийся со стороны своей комнаты Кернис. В его правой руке был черный Глок.

Его лицо было полностью покрыто кровью. Глаза навыкате, на губах пузырилась слюна вперемешку с кровью, а рука дрожала от тяжести металла.

– Ты думаешь, что я просто так сдамся? Думаешь, я позволю тебе отобрать МОЮ ЛИЗИ?! – выкрикнул он.

– Сынок, что ты делаешь. Опусти это, – поднялась с дивана Эмма и закрыла Тома собой.

– Что я делаю?! Что ты делаешь, мама! – скривился Кернис. – Он не твой настоящий сын, но ты защищаешь его, а не меня!

– Кернис, мальчик мой, опусти оружие, мы все решим. Том уйдет наверх, и мы будем жить только вчетвером. Правда, Том? – Эмма повернулась к нему, и парень прочитал на ее лице мольбу.

– Да. Я уйду, сегодня же, – спокойно подтвердил ее слова Том.

«Как только ты положишь оружие, ты будешь сидеть взаперти до конца жизни, получая еду по расписанию через гребанную щель», – следом подумал он.

Сфера стала еще ярче, и Гурлоу серьезно вздрогнул.

– Кернис, ты видишь, что происходит?! – крикнула Присцилла. – Посмотри на Сферу, сейчас не до этих глупостей!

– Нет. Так не пойдет, – сказал Кернис, даже не посмотрев в сторону уже яркого шара. – Я покажу всем, насколько мне дорога Лизи и как жестоко вы поплатитесь за то, что мешаете нам.

Рука Керниса сдвинулась в сторону, и как в замедленной съемке, Том увидел яркую вспышку на конце дула пистолета. Рядом с ним коротко вскрикнула Сая и, прижав руку к животу, упала на колени. Том хотел броситься к ней, но Кернис направил дуло на него, и снова раздался выстрел…

Глава 19

В который раз сны были беспокойными. Я несколько раз просыпался и в полубреду засыпал снова. Морфей принимал меня в свой мир сразу, только чтобы снова окунуть в какое-то безумие.

Когда меня разбудили крики местных домашних пернатых, мои глаза долго не хотели разлипаться. Тело было мокрым и горячим настолько, что вряд ли я страдал от холода всю ночь. В памяти, как всегда, был бардак, но вместе с этим появилось странное чувство приближения к чему-то. Будто я пересек какую-то черту и должен сделать последний шаг. Но несмотря на подбадривающие вопли болельщиков, спортсмен падает перед финишем, и его время замирает.

Я машинально выпустил поток маны и еще какое-то время не двигался, освобождая свой доступный запас. Было отрадно, что это давалось весьма просто и быстро. В отличие от первых попыток, сейчас я уже мог почувствовать количество освобождаемой маны и ее плотность. Будто я и есть некий сосуд, из которого выпускают жидкость. Странное и зыбкое чувство. Но вместе с тем присутствовало ощущение освобождения. Оно не было приятным или тягостным, ведь мана не доставляла дискомфорт либо удовольствие, проявляясь, фактически, только в момент работы с ней. Тем не менее, психологически чувствовать, что твой запас исчерпан, было в радость, особенно, когда это происходило так живо и легко. Словно выплескиваешь кастрюлю воды черпаком, а не ложкой.

На улице было еще сумрачно, а дыхание вырывалось из горла еле заметным паром. Но местные петухи надрывали горло так, словно вся деревня заспалась до обеда. Ну или местная природа-мать заложила в их инстинкт стремление не давать спать всему живому дольше, чем на это способны сами крикуны. Вообще, вся живность, которую я успел приметить на Фариде, была очень схожа с земными аналогами, и ориентироваться между ними было предельно просто.

Складывалось впечатление, что вселенная вообще однообразна в своих творениях, ну или бог. Кому как. Разумные – двуноги и двуруки. Живность на двух или на четырех лапах. Крылатые – определенно без третьего крыла. Конечно, я не видел еще всего и вся, но уже сомневался, что будет какое-то кардинальное отличие, по крайней мере на Фариде. Например, те же самые рогачи – всего лишь зайцы с маленькими рогами. Сероволки – те же волки, но крупнее и умнее. Даже огромная утка была двулапой, с короткими, покрытыми перьями отростками, и чертовски походила на какого-нибудь пернатого велоцираптора.

Отвлекшись от посторонних мыслей, я постарался сосредоточиться на мане и почувствовать, как она восстанавливается. Но как вообще можно почувствовать работу фильтра-сосуда? Представить, как капельки воды сцеживаются и капают в…  меня? Или может, работа Сосуда похожа на процесс фильтрации через респиратор?

Разглядывая через маленькие щели стен строения светлеющий мир, я прислушивался к своим ощущениям, пытаясь понять, что именно мне нужно уловить.

Сердце уже успокоилось и билось равномерно. Дыхание тоже неизменно.

Я прикрыл глаза и представил, будто меня окружает не деревянная кибитка, а белая пустота. В этой пустоте мое тело было не из плоти и крови, вен и мышц, а из желтого, пульсирующего света. Расставив руки и ноги, аки Витрувианский человек, я замер в этой пустоте и, оторвав сознание, отдалился от себя, взглянув со стороны. Я представил, что через эту пульсирующую формацию проходит черная волна, оставляя внутри голубую дымку. Это вещество начало оседать в стопах, с каждой новой волной поднимаясь все выше.

Но внезапно, добравшись до середины голени, голубой дымок остановил свой подъем, и как бы я ни старался, черные волны больше не поднимали его вверх.

«Но ведь это моя фантазия, черт возьми, и я здесь пытаюсь понять кое-что важное, а не соревнуюсь с подсознанием!» – мысленно гаркнул я.

Но все было тщетно. Я помнил слова Сораса о том, что Сосуд не позволяет опустошать себя полностью. Если перевести на земной язык, то его наполняемость изначально не опускается ниже десяти процентов от общей емкости. Но ведь я представлял себе даже не опустошение, а наполнение!

Может, все дело в этих условных замках, и на самом деле Сосуд не столько жадничает ману, сколько не наполняется ею полностью? Но какой тогда смысл в обнулении?

– Стоп! Я иду не в том направлении, – сказал я себе.

Да и причем здесь эволюция Сосуда и опустошение его имеющейся емкости.

Я уже решил, что Сосуд и мана тесно повязаны с сознанием, а значит, моя фантазия оказалась настолько глубока, что дело вовсе не в замках и запретах, а в не полном опустошении Сосуда. То есть, фактически, он мне показал границу своей наполненности.

Никто не знает, как выглядит Сосуд и может ли он вообще как-то выглядеть, в понимании объекта или хотя бы сгустка оптического излучения. Возможно, Сосуд – это всего лишь мысль, идея. Но если он оберегает живых существ от себя самих же, может быть, у него есть какие-то эмоции? Ну, или что-то, что может позволить ему одобрить вариант своего образа в фантазии разумного. Даже если Сосуд – нечто запредельное для нашего представления о формах бытия, этот симбионт должен как-то реагировать на тех, к кому пристроен.

– Хах, – нервно выдохнул я, проникнувшись трепетом этой идеи.

Внезапно раздался громкий треск ломающегося дерева, потом еще один, и в утреннюю перекличку петухов и другой домашней живности ворвался рев десятков глоток разумных.

Рядом с моим пристанищем пронесся топот сапог, и резкие шипящие выкрики на неизвестном языке заставили меня вжаться в кровать. Я затаил дыхание, будто его может услышать неизвестный враг. В голове пронеслись образы ворвавшейся в поселение банды, ярко выраженные, благодаря трудам земных режиссеров исторических кинолент, и моя поясница покрылась потом.

Через пару минут по округе разносился не только боевой рев, но и пронзительные крики, плач. Местные поселенцы были выброшены из собственных домов, теплой постели, объятий друг друга. Несколько раз я услышал звон железа.

Нападение на деревню, а именно это оно и было, произошло настолько внезапно и молниеносно, что ворвись в эти считанные мгновения кто-то в мое убежище, у меня не было бы ни малейшего шанса на сопротивление.

Под женские визги и детский плач я скатился с кровати и подполз к двери. Дышать было тяжело, а в груди стоял мерзкий ком. Одна часть меня, слыша отчаянную песнь насилия, хотела вырваться из-за стен этой клетки и уничтожать всех, кто выглядит опасно. Другая назойливо твердила, что меня будет ждать лишь бесславная смерть от первого встречного мага или мечника. Сомневаться в том, что среди нападающих окажутся маги намного сильнее меня, было бы верхом глупости. Даже если среди ублюдков будет больше половины простых Белых, с мечами наголо, мне все равно несдобровать.

С ненавистью к своей слабости я приблизил глаз к щели между досками, и внезапно перед взором блеснул металл. Я отскочил назад, и в этот момент, без лишних звуков, в дверь врезалось что-то тяжелое. Раздались мужские резкие выкрики, и после пары звонких ударов, обмазанное кровью широкое лезвие с хлопком влетело в комнату через щель межу досками.

– Арргх, – раздался глухой предсмертный вскрик.

Следом прозвучал хриплый твердый голос:

– Шиатс-са крошта хи-ша!

Красное острие рвануло назад, и тело убитого тихо съехало наземь.

Я подождал полминуты, снова неуверенно подполз к двери и глянул наружу. Прямо перед входом лежал ночной страж. Лежал, скрутившись, на боку и смотрел в ту же щель, из которой выглядывал мой глаз. Он был еще жив, несколько раз моргнул и губы дрогнули в немом изумлении. Я, почувствовав себя еще большей мразью, снова отскочил от двери, прижавшись к дальней стене сарая.

Плач не стихал, а я дрожал как последний трус и ненавидел свою слабость.

Собравшись с мыслями, я начал искать способ выбраться из строения незамеченным. Насколько я помнил, сараюшка был почти у самого частокола, а значит, его задняя стенка – единственный безопасный способ покинуть это место.

Нашарив нож, аккуратно просунул его между хлипкими досками и надавил. Первая дощечка легко поддалась и с тонким скрипом отвалилась от связывающей верх и низ пятерки. Следующая упала с такой же легкостью. Создав проем сантиметров в двадцать, я протиснулся и выплюнулся наружу.

На улице быстро рассвело, и ветер пронесся по нестриженным волосам. Вместе с прохладой он принес запах крови и отчаяния. Плач не стихал и лишь на время прерывался, после гневного рыканья, чтобы снова разбавить короткие перекрикивания налетчиков.

Я хотел разогнаться и просто перелезть через забор, но нужно было глянуть на банду, чтобы определить безопасное окно для маневра. Подобрался к углу здания и очень быстро зыркнул в сторону основного шума.

В поле зрения оказалась куча людей, собранных в центре улицы. Женщины сидели на коленях с детьми на руках и просто смотрели в землю. Вокруг валялась куча мужских трупов. Присмотревшись внимательней к головорезам, я заметил мохнатые уши.

Ясно. Фойре.

Целая ватага фойре кружила рядом с вздрагивающими женщинами и плачущими детьми. Они тыкали в них блестящим металлом и мерзко хохотали, наблюдая реакцию.

Я спрятался за угол и до скрипа сжал зубы.

Страшно быть слабым. Ужасно быть трусом. Но еще хуже, быть трусливым слабаком. До этого момента я не считал себя трусом, даже когда бежал от Хряка и Пипа. Мне было страшно, ведь я столкнулся с такой легкой смертью впервые в жизни, ну, как минимум, той жизни, которую помнил. Но сейчас я чувствовал в себе трусость. Не от того, что боялся выйти и прыгнуть на меч или магию, а от того, что отвернул свой взор. Я боялся всматриваться в лица будущих трупов, рабов, изнасилованных и покалеченных. Этот мир, несмотря на чудесную магию, обезображен и жесток. Это чертово средневековье, Дикий Запад, в самом ужасном его представлении. Вспомнились истории о племенах шириканских индейцев, которые постоянно сталкивались и убивали друг друга за охоту на чужой территории. Разрисованные, дикие, безумные.

Но там был каменный век. А здесь. Здесь есть король, император, космические полеты, телепорты и еще черт знает что!

Я еще раз глянул за угол и попытался сосчитать количество ублюдков фойре. Пятнадцать. Обождав еще пару минут, решил, что больше никто не появится, и подгадав нужный момент, собрался рвануть к забору.

Опередив меня буквально на секунду, раздался девичий вскрик. Этот крик заполнил мою голову, выдавив все остальные мысли, и колющая боль, казалось, сотнями игл пронзила череп. Я схватился за голову и обессиленный повалился на землю.

Туманным взором я повернул голову в сторону звука и между домов увидел здоровенного, мерзко хохочущего фойре, который тащил за рыжие волосы рыдающую от бессилия девушку.

Внезапно перед глазами появилось женское лицо, и в этот момент я знал ее имя – Сая. Убитая братом Сая…  Затем – Эмма. Моя мать.

Пласт воспоминаний Ниагарским водопадом ворвался в мое сознание, и я вспомнил себя. Свое имя. Вспомнил свою жизнь, летящий на Землю метеорит, чертово убежище и брата. Брата который убил Саю и мать.

Увидев в руках фойре Лизи, меня будто пронзило током.

Глава 20

Я чувствую, как мои мышцы за мгновение наполнились силищей. Отталкиваюсь от земли, как от батута, и срываюсь вперед словно дикий зверь.

Жалкие тридцать метров через секунду остаются позади, и мое колено слёту врезается в клыкастую челюсть. На лице ошеломленного громилы непонимание, но мне не это хочется увидеть.

Словно не чувствуя сопротивления воздуха, правая нога вырывается вперёд, и ботинок пробивает его грудь. Фойре хрюкает и делает еще пару шагов назад, но я не даю опомниться, и сблизившись с громилой, бью правым хуком по виску.

Он, как тяжелая колода, валится на землю.

Я прыгаю сверху и начинаю методично вминать кулаки в его лицо, оно же, как песок, принимает в себя все мои удары.

Кровь брызгами разлетается в разные стороны, и мне нравится это чувство…

Внезапно, по мне что-то прилетело и отбросило на пару шагов с тела фойре. Я, хрипло дыша, зыркнул в сторону нового неприятеля и увидел еще одного ушастого, который стоял в пяти метрах от нас. Он выполнил пасс руками, и на меня сверху упало что-то тяжелое, прижало к земле и полностью обездвижило.

Я зарычал как пойманный зверь, но под давлением магии не мог пошевелить ни одной мышцей.

– Ну, и что здесь у нас такое? – спросил мягким голосом кто-то.

Рядом со мной остановились чёрные высокие сапоги.

– Что ты сделал с Бораком, атлан? – спросил он безэмоционально. – Отвечай.

И я ответил:

– Тупой вопрос, мразь. Я убил его.

Смысла деликатничать я не видел, результат был налицо, и моя смерть в этой ситуации была лишь вопросом времени.

– Какой дерзкий, – сказал он холодно и пнул меня в живот. – Но это не имеет значения, ты все равно сейчас умрешь.

Я промолчал.

– Но ты не умрешь быстро, я раздавлю тебя как насекомое, слабак, – провозгласил он пафосно.

Мне хотелось сказать ему, что если бы не его магия, мы бы еще посмотрели, кто из нас насекомое и слабак. Но это было бы актуально там, на Земле, а здесь магическая сила так же естественна, как мышцы тела. Конечно, дискутировать про везение родиться не Белым тоже можно, но по понятным причинам, сейчас это было бы просто нелепо.

На меня навалилось еще большее давление, и стало сложно дышать, не то что говорить или огрызаться.

Я определенно не был готов к смерти, тем более когда вспомнил себя и нашел сестру…

Сестру?

Моментально вспомнив ситуацию, до меня дошло, что это была точно не Лизи. Завыв внутри, я почувствовал горечь и облегчение. Не хотелось умирать, но от осознания, что это была не сестра, стало легче. Сейчас это было так же очевидно, как магия ветра, прижавшая меня к холодной земле.

Магия.

Подумав о магии, я сосредоточился на мане и стал высвобождать ее так обильно, как только мог. Вне всяких сомнений, этот фойре, лицо которого я не успел рассмотреть, был сильнее меня, и сейчас тягаться с ним было так же тщетно, как котенку с котом. Но я не хотел уходить настолько тихо и безропотно. Как-никак даже в таком виде моя магия способна ослаблять структуры.

Я крепко зажмурился, и перед глазами возник Витрувианский я, только состоящий из желтого света. Отчаянно потянувшись к нему, я представил, как голубая дымка начинает покидать светящееся тело. Только не с середины голени, где граница дозволенного Сосудом, а с самого низа.

Желтый свет стал заполнять стопы и, толкая ману наверх, поднимался выше. Будто широкий шток шприца, выталкивающий воду. Объем голубой дымки стал уменьшаться, оставляя привычную ментальную дрожь.

Давление фойре усилилось, и вдохнуть полной грудью стало невозможно.

Я ухватился за сформированный образ и усилил давление на ману, она рванула вверх и, истончившись, полностью исчезла. Этого было недостаточно.

Сцепив зубы от боли и отчаяния, я хватался за любые варианты. Удерживая в памяти воспоминание ментальной дрожи при высвобождении маны, я начал сознательно вызывать его. Раз за разом, я вызывал это ощущение, будто оно и не пропадало вовсе. Думал о каждой детали этого состояния. Как оно начинается и как заканчивается.

Мне даже начало казаться, что дрожь появилась на самом деле. Я поднимал ее выше и выше, бережно удерживая, как воду в ладонях, стараясь не отвлекаться на боль.

Появилась тоненькая синяя полоска на каждой ноге светящегося меня. Она стала расширяться и по мере давления снизу истончаться. Спустя несколько секунд, мысленное давление практически не давало полоске расшириться, и желтый свет покрывал ману по мере ее тончащего проявления.

– Что ты…  – ворвался голос из реальности. – Какого хера происходит?

Фойре усилил давление на меня, а я на свою ману, стараясь не упускать чувство ментальной дрожи.

Внезапно, меня начало тошнить и выкручивать. По всему телу разбегались волны тягучей боли, отличающейся от сдавливания тела магией фойре.

– Да ты гребаный разрушитель! Гребаный, мать его, разрушитель, – расхохотался фойре.

Прессинг его чар резко ослаб, и я часто задышал, хватая воздух, как рыба на берегу. На самом деле, это произошло очень вовремя, ибо мой воображаемый шток уперся во что-то непреодолимое, и голубая дымка перестала появляться.

– Слышь, Коир? Это гребаный разрушитель! – словно балдея от своего голоса, вопил фойре.

Я разлепил глаза и заметил еще одну пару черных сапог.

– Ага. Редкие птицы. Слабые, но полезные, особенно для наших дел, – прозвучал тихий, растягивающий слова голос.

Первый голос вкрадчиво предложил:

– Слышь, атлан…  А давай к нам! Я, канеш, понимаю, что ты за своих, все дела, но черт, ты же гребаный атлан! Вы предаете и убиваете друг друга больше, чем все остальные расы, вместе взятые! Я даже эту девку тебе отдам нетронутой, раз ты за нее так впрягался.

Отдаст? Лизи?

Нет. Стоп. Это же не Лизи.

Я всерьез задумался о его предложении. Решив, что при первой же возможности тупо сбегу, я даже открыл рот, чтобы ответить, но вспомнил про ошейник. Вряд ли бы они дали мне возможность расхаживать без ошейника. Даже если бы затолкали в голову кучу свитков со структурами разрушения, подняли мне ступень Сосуда – я бы пользовался всем этим только когда им будет нужно. Все остальное время – я обычный раб без права голоса.

Конечно, есть шанс, что их поймают и убьют. Но где гарантии, что освободитель не станет угнетателем?

Дерьмо.

– Пошел… ты, – прошептал я.

– А? Повтори, атлан, – театрально громко спросил первый фойре.

– Я сказал, – шепотом, – ПОШЕЛ НАХЕР!

Да лучше, мать его, сдохнуть и встретиться с Саей… мамой…  Ну, а если не встретимся, то по крайней мере я не буду жить с чувством вины за их смерть. Кернис убил Саю, чтобы отомстить мне. Он же убил маму, защитившую меня.

Слишком много. Я и так был не самым лучшим человеком на планете.

Вспомнив свою жизнь, начиная с исчезновения матери, в моей душе появился камень, который тянул мою шею к земле похлеще магии ветра фойре.

А Лизи?

Лизи сильная девочка, и если ей хоть чуточку повезло больше, чем мне, она выберется из любого дерьма.

Пока я лежал и настраивал себя, вокруг стоял задорный смех.

– Слышь, атлан. Тогда, пожалуй, я не стану тебя убивать сейчас. Мы наденем на тебя один из ошейников, которые так любит твоя раса, и продадим какому-нибудь уроду.

И снова раздался всеобщий смех.

Я представил себе такую перспективу и неистово искал способ убить себя до того, как на меня наденут эту жуткую вещь. Было ясно, что первым же приказом владельца будет «не вредить себе».

Как правильно откусить язык, я не знал да и сомневался, что у меня хватит духу сделать это. Без психологической подготовки такие вещи практически не выполнимы. Да и шансы на удачный «перекус» ради смерти от кровопотери тоже не стопроцентные. Кроме того, если среди головорезов есть целитель – смерти мне не видать.

Сказать, что мне было страшно – ничего не сказать.

Безумно хотелось, чтобы это был всего лишь один из тех снов, после которых ты долго лежишь в постели и благодаришь вселенную за то, что все это было нереально.

Сердце колотилось, как не в себя. Тело покрывала мелкая дрожь, но я не мог даже закричать из-за прессинга магии зверолюда.

Смех толпы фойре резко стих, и я почувствовал, как с меня слетела воздушная плита, прижимающая к земле. Я медленно поднял голову, и мои глаза наткнулись на кучку обездвиженных зверолюдей, с торчащими из горла, испускающими дымок, широкими черными клинками. Едва я осознал это зрелище, как словно по указке, мои барабанные перепонки начали ловить предсмертные хрипы и чавканье крови, обильно вытекающей из молча открывающихся ртов. Не самая лучшая сцена, которую мне довелось видеть за свои почти двадцать четыре года, но мне понравилось.

Я начал искать глазами виновника торжества справедливости и наткнулся на стоящего посреди толпы фойре атлана, который со скучающем видом осматривал деревню. Светловолосый, в черном пальто ниже колена, коричневых брюках и такого же цвета жилете.

Эта одежда так отличалась от всего, увиденного мной до сих пор, что моя челюсть отвисла, несмотря на дичь, что творилась буквально полминуты назад. Парень атлан больше походил на человека с Земли, который улизнул с вечеринки, не забыв прихватить пиджак. Выдавал его лишь осознанный взгляд и отсутствие любых признаков испуга.

Он только что убил минимум пятнадцать человек, а выглядел так, будто высматривал нужную маршрутку.

Сейчас, когда я вспомнил себя и недостающий Каину жизненный опыт, вселенная магии снова впечатлила своим…  наличием.

Чары этого мира безмерно поражали и пугали.

Нет. Не так.

Пугали не чары, а мир. Чары – всего лишь нож, которым ты можешь нарезать салат, а можешь нарезать прохожего. Или обоюдоострый клинок.

Я еще не успел встретить достаточно разумных, чтобы начать вести статистику и делать решающие выводы. Не видел городов и бурлящей в них жизни. Прыгающих по полю довольных спиногрызов, радующих родительский глаз. Влюбленных парочек, прогуливающихся вдоль пирса местного морского побережья.

Да я, по сути, вообще нихрена еще здесь не видел.

Тем не менее, впечатления за эти несколько дней сложились весьма определенные.

Нужно срочно становиться сильнее. Намного сильнее. То, что выдал этот парень наверняка не предел.