Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 7"

Автор книги: Дмитрий Володихин

Соавторы: Андрей Плеханов,Брайан Майкл Стэблфорд,Владимир Гаков,Кирилл Еськов,Дмитрий Байкалов,Чарльз Шеффилд,Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов,Грег Иган,Тимофей Озеров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Как-то не верится, что Директор Тенсы настолько уж никудышный руководитель, как все говорят.

– Вовсе нет. – Кев продолжал следить за механиками. – Цитадель свалилась на Карьи, когда ей было всего тринадцать лет. Ее предшественница стала жертвой камнепада. С тех пор она прилагает все усилия, чтобы как-то справляться со своими обязанностями. Халь помогает ей. Тенса в нелегком положении еще из-за того, что ее Калания мала – всего шестеро первоуровневиков и ни одного выше.

Джеремия покосился на три наплечных браслета Кева, и у него мелькнула мысль: а не возникало ли у того желания покинуть Вьясу? Это избавило бы его от необходимости каждый день видеть свою бывшую жену и ее нового избранника.

– А каким образом могла бы она приобрести калани более высокого уровня?

Кев обернулся к нему.

– Цитадель, заинтересованная в том или ином калани, обращается к нему с предложением. Если тот откликается, Директор начинает переговоры. Поступают контрпредложения. Могут заинтересоваться и другие Цитадели. Чем выше уровень, тем выше цена контракта – и намного. На практике третий уровень доступен отнюдь не всем Цитаделям.

Вот оно как! Возможно, контракт Кева никому не по карману.

– Но зачем вообще такие сделки? – он вспомнил Эйзу. – Если кто-то из нас отправится в Бавию, это же даст Бавии преимущества перед Вьясой?

– Халь не пойдет с Бавией ни на какие сделки! – презрительно бросил Кев.

– Но заключает их с другими Цитаделями?

– Не часто. Передачи Высоких Уровней случаются очень редко. – Кев погладил браслет Вьясы на плече привычным жестом, которого сам, казалось, не замечал. – Сейвин прибыл сюда из Тенсы два года назад. Когда он покинул Тенсу, Карьи лишилась своего главного специалиста в Игре. Но сумма, которую Вьяса предложила за его контракт, позволила Карьи уплатить большинство долгов Цитадели.

Джеремия легко понял, почему игрок с талантом Сейвина предпочел место в более влиятельной Цитадели. Однако сменить Тенсу на Вьясу было, по сути, переходом из комнаты поменьше в комнату побольше в том же доме. Кев прибыл из Варза, влиятельнейшей Цитадели, союз которой с Вьясой был практически условным. Ему в голову пришла новая мысль:

– Во время войны ты, видимо, был в Варзе?

Кев кивнул:

– Когда-то я был знаком с калани Севтаром.

– Трудно представить себе, что из-за одного человека велась война.

– Не так уж трудно, если бы ты знал Севтара. – Кев чуть улыбнулся. – Он был невероятен, Джеремия. – Могучий великан, азартный, необузданный, а когда хотел, мягкий и добрый. Он выглядел, как бог, а в Игре ему не было равных. Во многих отношениях он был полной противоположностью коубейским мужчинам, но в других – был всем, чего могла бы пожелать женщина. И все это слагалось в харизму.

– Да, очевидно. Это же как будто повлияло и на Карн, и на Варз… – Джеремия помолчал. – Но, правду сказать, я не понимаю коубейких женщин.

– Я перестал пытаться понять их уже давным-давно. – Кев сухо засмеялся.

Джеремия улыбнулся, потом сказал, тщательно выбирая слова:

– Как раз в то время должны были идти переговоры с Вьясой о твоем контракте.

Кев поглядел в окно. Летное поле было безлюдным.

– Четырнадцать лет назад Директор Варза хотела привлечь Вьясу к союзу. А потому она почтила Вьясу Игрой. И выбрала меня сыграть в кости с Халь. – Он помолчал. – Халь и я убедились, что подходим друг другу. Она вступила в переговоры с Директором Варза. Уплата на долгие годы ввергла Вьясу в долги.

Джеремии меньше всего хотелось узнать, что Халь втянула Вьясу в долги ради мужчины.

– И вам не бывает горько, что вас покупают?

– Нет.

– Никогда?

– Никакой другой жизни, кроме как в Калании, я никогда не хотел.

– И тебе не хочется побывать Снаружи? Подняться на гору? Повидать мир?

Кев обернулся к нему.

– Нет.

– О! – Джеремия не нашелся, что сказать.

– Тебе понравился бы Севтар, – Кев улыбнулся. – У него тоже была эта привычка бегать кругами по парку Калании. И он тоже был инопланетником. Сколийцем.

Джеремия вытаращил на собеседника глаза.

– Ты шутишь!

– Вовсе нет. Его звездолет разбился более тридцати лет назад. И теперь Директоры боятся.

– Боятся? Почему?

– Он происходил из влиятельного сколианского рода, – Кев внимательно посмотрел на Джеремию. – Настолько влиятельного, что его близкие могли бы причинить Коубей неисчислимые беды, узнай они, что произошло. Директоры изменили его имя и личность. Севтар – так зовут нашего бога зари. Настоящего имени Сев-тара никто из нас не знал. Мы не сохраняли его историю в тайне, так как это только привлекло бы к ней еще большее внимание. Однако мы избегаем разговоров о нем с инопланетниками.

Джеремия ответил ему только взглядом, но его невысказанные слова разделили их, как несокрушимая стена. «А со мной ты о нем говоришь!» Калани Вьясы знали то, о чем Джеремия упорно старался не думать: он никогда не покинет Коубей.

МЕЖДУ ГОРНЫХ ХРЕБТОВ

Коубейский год был несколько длиннее земного. Он мягко переходил из зимы в весну, нагревался в лето, подмораживался в осень. Вьяса лежала так высоко в горах, что с наступлением зимы бураны обычно бушевали ниже Цитадели, оставляя Вьясу солнечным лучам, температуре ниже нуля и льду.

На этот раз солнечный свет лился в окно утренней комнаты в апартаментах Халь. Она сидела за накрытым столом напротив Джеремии. Они завтракали в полном молчании. Синий шелк ее халата казался еще ярче по контрасту с золотистой кожей, а волосы струились по спине волнами червонного золота. Теперь его привлекала не только ее броская внешность, но и все, что делало ее неповторимой: легкий изгиб губ, намекающий на глубоко припрятанную шаловливость; и то, как она радостно поднимала голову от своей работы, когда эскорт днем приводил его для партии в Игру; и пылкий призыв в ее глазах по ночам. Он понимал, что влюбился в нее, но она по-прежнему оставалась загадкой. О своих чувствах она никогда не упоминала, а по ее лицу ему лишь изредка удавалось угадать настроение.

– Ты сегодня молчалива, – заметил он.

Она сосредоточила на нем рассеянный взгляд.

– Прими мои извинения. Сегодня я плохая собеседница.

– Случилось что-нибудь?

– Можно сказать и так, – вздохнула Халь.

Задумчиво глядя на него, она прикоснулась к аудикому на столе.

Раздался голос помощницы:

– Сэва слушает.

– Пожалуйста, пришли сюда из моего кабинета материалы Союзных Миров.

– Сию минуту, госпожа.

Материалы Союзных Миров? Джеремия вопросительно посмотрел на нее, но она промолчала. А он знал по опыту, что в подобных случаях задавать вопросы бесполезно.

Некоторое время спустя в открытую дверь под аркой постучала девушка:

– К вам помощница, Директор Вьясы.

– Пригласи ее, – велела Халь.

Вошла блондинка, держа в руках коробку высотой около шести дюймов. Когда Джеремия увидел внутри компьютерные диски, его сердце учащенно забилось. Он узнал бы их где угодно. В них содержались все записи, сделанные им за годы полевых исследований в Дале.

Халь подождала, пока они снова остались одни. Потом посмотрела на Джеремию.

– Да, это твои.

– А моя диссертация? – знаки на дисках ему не были видны. – Ее уничтожили?

– Во имя всех ветров! Конечно, нет, – сказала Халь. – Мы бы никогда этого не сделали. Мы знаем, сколько сил и рвения ты вложил в свою работу.

– А где она?

Конечно, не следовало принимать это так близко к сердцу. Все равно никакой надежды вернуться домой в обозримом будущем не предвиделось. Он не сумел ни найти способ спастись из Вьясы, ни убедить Халь отпустить его. Если Союзные власти и продвинулись в переговорах о его освобождении, он ничего об этом не знал. И уже начинал думать, что на него вообще махнули рукой. Коубей находилась под сколианской протекцией, и Земля предпочитала избегать всего, что могло бы задеть воинственных сколианцев. Но что бы с ним ни случилось, судьба его работы оставалась для него важнее всего.

– Когда Совет Директоров дал тебе разрешение жить в Дале, – сказала Халь, – мы все понимали причину. Министр Карна знала, что ты будешь писать о нас.

– Возможно, – сказал он, еле сдерживая гнев, – это не имело значения; ведь она с самого начала не собиралась отпустить меня.

– Мы вовсе не столь коварны, Джеремия. Министр Карна не стала бы лгать тебе. – Халь прикоснулась к коробке. – Из-за этого мы

у тебя в долгу. И я уплатила его, насколько могла. Я отослала твои изыскания твоему наставнику на Землю.

– Профессору Бренну? – Джеремия уставился на нее. – Ты послала ему мою диссертацию?

Халь вынула диск из коробки. На мерцающей поверхности заблестела голограмма Гарварда.

– Их доставил ветролет, пока ты еще спал.

Он сглотнул.

– Халь, поставь его.

– Ты уверен? Ничего не изменится?

– Да, уверен. – Сердце колотилось, как бешеное. К какому выводу пришел Бренн?

Она ввела диск в прорезь в столе, и Джеремия затаил дыхание. Что, если Бренну его диссертация не понравилась? Что, если он счел ее незавершенной, а то и попросту плохой? Даже если бы он сам защищал ее перед комиссией, они могли бы счесть, что диссертация никуда не годится. Может быть, Халь права: отзыв Бренна повергнет его в отчаяние.

Но узнать он все равно должен!

В комнате зазвучал голос Бренна.

Джеремия, здравствуйте. Если вы слушаете эту запись, то, вероятно, знаете: коубейцы прислали мне вашу работу. – Он помолчал. – Сказать, что их поступок нас удивил, – значит, ничего не сказать. Но как бы то ни было, я отдал ее на рассмотрение экзаменационной комиссии.

Джеремия заморгал. Какой смысл отдавать ее им, если они не могут проэкзаменовать его?

Бренн продолжал, словно предугадав его реакцию:

Диссертация, которую автор не защищает, это особый случай. Однако, ознакомившись с ней и учитывая сложившиеся обстоятельства, комиссия решила принять диссертацию без вашей устной защиты. Да и в любом случае, когда речь идет о работах вроде этой, защита – пустая формальность. – Он опять помолчал. – Комиссия, наша кафедра и руководство Школы Искусств и Наук приняли совместное решение. Вам присвоена докторская степень.

Ему присвоили докторскую степень без заключительной защиты? Как так? Он вовсе не считал ее пустой формальностью. Он серьезно опасался, что провалится. А Бренн продолжал:

Ваша работа породила такие горячие дискуссии, каких не было уже давно. – Он откашлялся. – Настоящий фурор вызвал раздел, где вы проследили возникновение Каланий и роль гарема Директора, доказав, что гарем со временем превратился в группу особо талантливых игроков в кости, не состоящих в браке с Директором. Ваши доводы, доказывающие, что полигамия, независимо от пола, всегда ведет к дестабилизации общества, стали предметом ожесточенных споров. Декан Бейкер объявил их полной чушью. Мелисса Алли считает вас блестящим талантом, а Уэйленд разрабатывает вашу теорию на компьютере, одному Богу известно как. – Он неловко добавил: – Но, может быть, вам представилось больше возможностей проверить ваши гипотезы о Каланиях, чем вам хотелось бы.

«Что есть, то есть», – подумал Джеремия.

Возможно, вам будет приятно узнать, – продолжал Бренн, – что вы получили приз Фельдмана по антропологии. Кроме того, я представил вашу диссертацию в Академию планетарных исследований… Джеремия, вам присудили Голдстоуновскую премию.

– Что-о-о?! – Джеремия так стиснул ножку хрустального бокала, что у него побелели костяшки пальцев.

По-моему, впервые за всю историю этой премии ее лауреат не смог лично присутствовать на церемонии. Денежную сумму вы сможете получить… ну, когда сможете.

После новой паузы Бренн добавил:

Ваши близкие шлют вам самые горячие приветы. Мы все гордимся вами.

Диск умолк.

Ножка бокала в руке Джеремии внезапно переломилась. Он уставился на начинающую кровоточить рану. Потом уронил чашу, и она разлетелась хрустальными брызгами по мозаике пола.

– Джеремия! – Халь протянула к нему руку.

– Нет! – резким движением он отодвинулся от стола, вскочил и почти побежал к дверной арке. За ней он оказался в коридоре с высоким потолком. Одна стена была отделана панелями темного дерева, но вторая была из стеклоплекса, и за ней открывалось бескрайнее небо.

Далеко внизу простирались Теотекские горы в гирляндах туманов и коврах пышных снежных елей. Облачный Лес! На севере блестела темная синева Озера Теней, а на юге голубело, отливая серебром, Озеро Слез. Далеко на востоке в небо вонзался одетый снегами пик Горы Теней. Эти необъятные просторы смеялись над ним, напоминали, что он заперт в раззолоченной клетке, и ему не доступна свобода, которой дышал этот величественный пейзаж.

Коридор завершался полукруглой комнатой, пол и задняя стена которой были вырублены в обрыве. Остальные стены были из выгнутого наружу стеклоплекса, поляризованного, чтобы умерить слепящий солнечный свет. Комната лепилась к обрыву, будто пузырек на огромном вертикальном пространстве камня. В задней стене была вырублена скамья. Джеремия сел, упер локти в колени и зажал виски в ладонях.

У входа послышались шаги, он поднял голову и увидел капитана своего эскорта. Вслед за ней появилась Халь.

– Можешь подождать в малой гостиной, – сказала она охраннице.

Капитан ушла, а Халь села на скамью возле Джеремии. Она сказала осторожно:

– Награды, которые ты получил, это большая честь, да?

– Какое это имеет значение? – Он уставился в замыкающее их полушарие неба. – Я же никогда не смогу их принять.

– Тебе станет легче, если ты не будешь молчать…

Какая перемена! Обычно он искал ее откровенности. А сейчас она сидела тихо, не настаивая и не укрываясь за своей холодностью.

Через некоторое время он нарушил молчание.

– Степень доктора – вот ради чего я трудился все эти годы. Обычно ее не присуждают без защиты, на которую я явиться не мог. Но они все равно присудили ее мне. – Он сглотнул. – А Фельдмановский приз – это грант, который присуждают каждый год за исследования, завершившиеся диссертацией по антропологии.

– Присуждают только одному? Из всех?

– Да. Ну, это-то мелочь.

– Так ли? – она пристально посмотрела на него. – А мне кажется: эта твоя докторская степень и престижный Фельдмановский приз куда более почетные награды, чем ты говоришь.

Джеремии и в голову не приходило, что он может получить «Фельдмана». Хотя он бесспорно достиг многого в исследованиях, но приз обычно присуждался выдающемуся ученому.

Однако поистине потряс его «Голдстоун». Он понять не мог, что побудило Академию присудить премию именно ему! Она же всегда доставалась члену факультета с солидным стажем, причем какого-нибудь ведущего факультета. Но чтобы недавний студент получил ее за диссертацию… Неслыханно! Это обеспечивало ему большие шансы на получение того или иного престижного места. Сбывались самые заветные мечты, но Коубей безжалостно положила им конец.

Халь не спускала глаз с мужа.

– А этот «Голдстоун», что он означает?

Джеремия сглотнул.

– То, что люди, которых я не достоин называть коллегами, считают мою работу самой выдающейся в нашей области за этот год. – Он повернулся к ней. – Разве ты не понимаешь? Это все, чего я когда-либо хотел. Вы украли мои мечты.

Она сказала негромко:

– Поставить этот диск было ошибкой.

– Отпусти меня, Халь. Позволь мне вернуться домой.

– Даже если бы я могла освободить тебя от Клятвы калани, а это не в моей власти, теперь мы не можем допустить, чтобы ты уехал. Ты слишком много знаешь.

– Вы не хотите, чтобы я писал о Внутри?

– Отчасти. Для нас это очень личное. – Она помолчала. – Но куда серьезнее то, что тебе известно о Севтаре. Его семья обладает огромным влиянием в Сколианской империи. Если они когда-нибудь узнают, что случилось с ним здесь, они примутся мстить.

Он мотнул головой.

– Я даже не упомяну о нем. Ни при каких обстоятельствах.

– Я не вправе рисковать безопасностью моего народа.

Джеремия встал и подошел к выпуклой стене. Ниже комнаты проплывало туманное облако.

– Но как бы то ни было, «Голдстоуна» я не заслужил. Моя работа не завершена.

Халь подошла и остановилась позади мужа, обвив руками его талию. Он увидел ее отражение в стекле, глаза, созерцающие невероятную панораму. Она сказала совсем тихо:

– Я знаю тебя, Джеремия. Ты не успокоишься, пока не достигнешь совершенства. И даже тогда останешься неудовлетворенным. Я прочла эту твою работу, прежде чем отослать ее на Землю. Ты заслуживаешь всех наград, которые тебе присудили.

– Ты прочла мою диссертацию?

– Да. Это потребовало времени. Мой английский просто ужасен. – Она наклонила голову. – Так странно увидеть Двенадцать Цитаделей глазами инопланетника. Но во всем, что ты написал, сквозила любовь к Коубей.

Ей понравилась его работа! Для него это значило очень много. И все-таки он не мог сказать ей того, что она хотела услышать – что любовь к ее миру возместит ему утрату его собственного. И они стояли молча, глядя в небо.

Потом она сказала:

– Вскоре мне предстоит присутствовать на Совете Директоров в Цитадели Карн. И я подумала: если хочешь, я возьму тебя с собой.

Он знал, что она никогда никуда не ездила с калани. Таким способом она старалась его утешить.

– Да. Мне бы этого хотелось.

Ее руки, судорожно стиснутые на его талии, чуть расслабились. Не разжимая их, она повернула его лицом к себе.

– До отъезда нас навестит Директор Тенсы. Я хочу, чтобы ты сыграл с ней в Игру.

Это его удивило. Хотя Халь часто усаживала своих калани играть с Карьи, она обычно выбирала наиболее опытных.

– Ты уверена, что хочешь поручить это мне? Не Кеву или Сейвину?

Халь кивнула.

– Я надеюсь, что приток новых идей пойдет ей на пользу. Вы по-разному смотрите на вещи.

– Ну а Хевтар?

– Хевтар? – она недоуменно улыбнулась. – Он же ребенок.

– В сущности, уже нет. – Джеремия перебрал в уме их партии. – У него свежий взгляд, и он понимает Тенсу.

– Да, у него действительно оригинальный стиль, не правда ли? – Ее голос потеплел от материнской гордости.

– Чистая правда. И еще одно, Халь.

– Что?

– Карьи нуждается в калани высокого уровня. И в акаси. Хевтар мог бы заинтересоваться.

Халь опустила руки.

– Чтобы Хевтар перешел в другую Цитадель? В качестве акаси? Невозможно! Он слишком молод.

– Но ведь большинство высокородных мальчиков у вас становятся женихами в пятнадцать?

– Да, – признала она. – В более консервативных Цитаделях.

– Ну, Вьясу вряд ли можно назвать гнездом крайнего радикализма, – сказал он сухо.

Она чуть улыбнулась.

– Пожалуй, ты прав.

– Ты должна позволить ему повзрослеть.

Халь взвесила его слова, потом отвернулась, глядя в небо.

– Мне будет тоскливо без него, и его отцу тоже.

Джеремия понял ее. Глубокая любовь, которую Кев и Халь питали к своему сыну, сквозила в каждом их слове, каждом поступке. И как ни противилась Халь мысли о помолвке, она прекрасно понимала все ее выгоды. Карьи и Хевтар были юными, однако консервативное верхнее сословие коубейского общества поощряло ранние браки между высокородными, чтобы обеспечить большее число наследников. Тенса нуждалась в калани второго уровня со свежими взглядами, а Хевтар нуждался в ком-то вроде Карьи, кто понимал бы его прихотливый стратосферный интеллект. Их брак позволит ему остаться вблизи от Вьясы, но обрести независимость. И Вьяса будет помогать ему управлять Тенсой…

– Халь… – нерешительно сказал Джеремия. Она обернулась к нему.

– Да?

– Что произошло? Между Кевом и тобой?

– Мы… между нами возникло несогласие.

Он подождал.

– Ну и?..

Она помедлила с ответом, потом произнесла:

– Он хотел еще детей, а я – нет.

– Хевтар – чудесный юноша.

– Да. Чудесный. – Она продолжала через силу: – Я всегда старалась уделять своему ребенку как можно больше внимания. Но я еще и Директор… и чувствовала, что не справлюсь ни с теми, ни с другими обязанностями, если у меня будут еще дети. – Она помолчала. – Мой отказ причинил боль. Кев охладел к… Вьясе.

«Нет, – подумал Джеремия, – он не охладел к тебе».

– Но Кев остался во Вьясе, – сказал он вслух.

– Я предлагала ему варианты. Другие Цитадели не остановила колоссальная ставка его контракта. Однако он не захотел. Ведь Вьяса замечательная Цитадель.

Джеремия покачал головой.

– Сделки между Каланиями – это ведь единственная форма развода, доступная акаси.

– Я не понимаю слова «развод».

– В том-то и проблема.

Вся ее сдержанность не скрыла отголоска давней муки сердца.

– Я никогда бы не привезла тебя сюда, если бы мы с Кевом все еще жили, как акаси и Директор.

– Он по-прежнему твой муж.

– Ты ведь знаешь, что полиандрия у нас больше не практикуется. Ты сам написал об этом в своем исследовании.

– Но для Директоров она по-прежнему остается законной. Как бы ты ни изощрялась в терминах, у тебя есть и Кев, и я. – Он заставил себя сказать правду, на которую пытался закрывать глаза. – Кев всегда будет для тебя на первом месте.

– Джеремия, нет! – Она шагнула к нему, но остановилась, когда он выставил перед собой ладони, точно отгораживаясь от нее. – Ты ведь знаешь, как много ты для меня значишь!

– Откуда? Ты ничего не говоришь. – Боль пронизала его голос. – О! Я знаю, что ты гордишься своим молодым мужем, как трофеем. Но я не трофей! Что произойдет, когда тебе приестся твой «экзотический принц»? Когда новизна сотрется, и тебе потребуется мужчина, понимающий и ценящий ваш образ жизни?

– Ты ошибаешься, если ограничиваешь только этим свое значение для… Вьясы.

Он засмеялся смехом, более похожим на стон:

– Ты даже не в силах выговорить «для меня».

Она раскинула руки, обрамленная небом.

– Ты хочешь от меня большего, нежели я умею дать.

* * *

Джеремию разбудил пронзительный звонок. Он открыл глаза в темноту спальни. Пошарив на столике у кровати, он включил аудио-ком.

– Что такое? – пробурчал он.

– Джеремия! – раздался напряженный голос Халь.

Голос был почти испуганным, и он окончательно проснулся:

– Что случилось?

– Ты сумеешь вычислить траекторию звездолета?

Он ответил с недоумением:

– В колледже нам читали курс астрономии. Самые основы. Но это было, давно.

– Ни у кого из нас и этого нет. – Она перевела дух. – Ты нужен в башне обсерватории. Поторопись, прошу тебя.

Он сел на кровати, протягивая руку за халатом.

– Но что произошло?

– Звездолет, – ее голос надломился. – Он потерял управление и движется прямо на Вьясу.

Джеремия бежал по Цитадели, окруженный эскортом. Он влетел вверх по винтовой лестнице обсерватории, перепрыгивая через две ступеньки, и очутился в круглом помещении под куполом, где стоял телескоп со старинным управлением. С ним резко контрастировали сверкающие панели, расположенные в середине помещения – последний год Вьяса постепенно подключалась к современной компьютерной сети.

У центральной панели стояла Халь все еще во вчерашней одежде. Ее окружали помощницы. Судя по их виду, они так и не ложились. Кев вглядывался в экраны. Волосы у него были всклокочены, одежда толком не застегнута, Словно и он только что прибежал сюда. Джеремию его присутствие здесь не удивило: математические таланты Кева были оборотной стороной его первенства в Игре. Над одним экраном мерцали голограммы, а по другому бежали строчки данных. Третий проецировал голографическую карту траектории корабля, уже приближавшегося к Коубей.

На эту голограмму и указала Халь, едва Джеремия подошел к ним.

– Ты можешь проанализировать эту карту? У нас прежде не было причин осваивать эти операции системы.

Джеремия замялся, потому что их окружали снаружники.

Халь сказала очень тихо:

– Забудь про Клятву. От твоих усилий зависят жизни людей.

Он кивнул и сосредоточился на изображении. Кев посторонился, чтобы не мешать ему.

– Вы правы, – заключил Джеремия. – Корабль движется прямо на Вьясу. Но, по-моему, управления он не потерял… Компьютер будет отвечать на мой голос?

– Назови ему свое имя, – сказала Халь в аудиоком на панели. – Сейдж, открой доступ следующему голосу, – и вслед за этим кивнула Джеремии.

– Джеремия Колмен, – произнес он в аудиоком.

– Доступ открыт, – отреагировал Сейдж, компьютер.

– Сообщи мне все имеющиеся у тебя данные о приближающемся корабле, – приказал Джеремия. – Насколько можно, изложи все в графиках. – Ему всегда было легче иметь дело со зрительными образами, чем с формулами.

Над несколькими экранами возникли голографические графики и нечеткие изображения космолета. По другим заструились цифровые данные. Чем дольше он вглядывался в дисплеи, тем в большее недоумение приходил. Словно скверно переведенный текст, но только в символах, а не в словах. Сейдж не мог определить даже тип приближающегося корабля. А уж о частностях и мечтать не приходилось. Движущийся к Вьясе объект мог оказаться чем угодно – от транспортника до военного дредноута. И тут Джеремию осенило.

– Сейдж, ты пользуешься стандартами Союзных Миров?

– Это верно, – ответил Сейдж.

– А можешь сообщить мне данные, используя сколианские таблицы?

– Готово.

Голограммы переформировались. И обрели смысл.

– Корабль сколийский, – заключил Джеремия. – По-моему, гражданский.

Ее лицо посветлело от облегчения. Видимо, она боялась того же, на что надеялся он – что корабль прислан за ним. Ну, а если звездолет сколийский, то, скорее всего, просто сбился с курса.

– Он пройдет над Вьясой? – спросила Директор.

– Не уверен. – Джеремия сверился с экранами, Теперь данные давались в сколианских обозначениях, ему не известных, однако голограммы он понимал. Хотя воздух был прохладным, на висках землянина выступил пот. – Если он не изменит направления, то врежется в город.

Халь задохнулась от ужаса.

– Можем мы связаться с ним?

– Думаю, да. – Он огляделся. – Твой аудиоком подключен к сигнальному устройству дальнего диапазона?

– Не знаю. А что это такое?

– Сигнальник может выйти на связь с кораблем, – ответил Джеремия. – Когда техники устанавливали твою систему, они должны были подключить твой аудиоком к сигнальнику. Или установить переговорное устройство дальнего диапазона. Они оговаривали это с тобой?

– Нет. Нам же ничего такого не требовалось. Эта компьютерная система предназначена для управления Цитаделью и городом, а не посадкой звездолетов. – Она посмотрела на землянина. – А ты можешь наладить это?

– Я не знаю, как. Но, возможно, компьютер способен. – Он наклонился к консоли. – Сейдж, ты можешь говорить с приближающимся кораблем?

– В данный момент нет, – ответил тот. – Но ты прав: возможно, я смогу подсоединить аудиоком к моему сигнальнику. Мне требуется схема аудиокома.

– Просмотри файлы об электрических системах Цитаделей, – дала совет Халь.

– Готово, – отрапортовал Сейдж.

Джеремия проанализировал голограммы над консолью.

– Движение корабля несколько замедлилось, но все равно он приближается слишком быстро. Если он врежется во Вьясу, то наделает бед.

– Мы уже эвакуируем людей в восточное ущелье. – Халь повернулась к Кеву. – Тебе тоже лучше укрыться там. Мои помощницы тебя проводят.

Он покачал головой.

– Я останусь.

Халь напряглась, словно ей было больно слышать его голос.

– Ты должен уйти с ними, Кев. Оставаться здесь опасно.

– Я не покину тебя, – отрезал Кев.

– Ты не должен рисковать собой, – Халь протянула руку, и он сделал шаг к ней, словно собирался взять эту руку. Но тут они замерли, очевидно, вспомнив, что не одни. Халь опустила руку, а Кев тяжело вздохнул.

Джеремия смущенно и неуклюже переступил с ноги на ногу. Он ощущал себя третьим лишним. Халь и Кев вместе – такие сходные по происхождению, взглядам на жизнь и первенству в том, чем они занимались… Он увидел в них две половины Вьясы. Между ними существовала близость, какой ему никогда не обрести с Халь, даже если бы Кев завтра исчез, а он провел здесь всю оставшуюся жизнь.

Из аудиокома внезапно донесся треск, сквозь который пробился мужской голос, говоривший по-сколийски:

– …слышите меня? Повторяю: я принял ваш сигнал. Пожалуйста, ответьте.

На мгновение Джеремия утратил способность думать. Хотя разговорный сколийский он более или менее понимал, но сам двух слов связать не мог; к тому же последние четыре года он занимался исключительно теотеканским языком.

Потом в мозгу у него возникли отголоски знаний, и он наклонился к аудиокому.

– Говорить английский ты? Испанский? Французский?

Пилот заговорил по-испански с сильнейшим акцентом:

– Вьяса, это Долстерн, GH три, разведчик второго класса. Нужны голограмм-карты. Эти горы – большие трудности. Ветер тоже делает проблемы.

– Можете подключить ваши компьютеры к нашей системе? – спросил Джеремия по-испански. – Мы попытаемся помочь вам приземлиться.

– Я пробовать. – Он сделал паузу. – Меня слышать?

Сейдж заговорил по-теотекански:

– Его система использует стандарт девяносто два. Я способен принимать только часть.

Халь посмотрела на Джеремию.

– Что это значит?

Он запустил пальцы в волосы.

– Ваша система на это не настроена. В ней есть очень много необходимого нам, но использует она в основном стандарты Союзных Миров. У Сейджа затруднения с формой поступающей информации.

– А ты не сможешь сообщить ему нужные стандарты? – спросила она.

Землянин развел руками:

– Это как переводить без подготовки с одного языка на другой, когда на первом я говорю с трудом, а о другом вообще имею слабое представление.

– А компьютеры этого пилота?

Джеремия сказал в аудиоком:

– Долстерн, вы не могли бы сообщить данные Союзного протокола?

– Какого именно? – спросил пилот.

– Сейдж, помоги ему разобраться.

– Готово.

– Вьяса, – сказал пилот после паузы, – ваши данные не полны.

– Чего не хватает? – спросил Джеремия.

Пилот посыпал аббревиатурами, о которых Джеремия не имел ни малейшего представления. Землянин спросил:

– Сейдж, ты понял?

– Достаточно для того, чтобы выяснить, что у меня нет нескольких очень значимых файлов.

– Вьяса, – сказал пилот, – возможно, мы близки к тому, что нам требуется. Можете вы передать уравнения, которые привели бы координационную систему вашего навигационного модуля в соответствие с системой, которой пользуемся мы?

– Ты можешь, Сейдж? – нерешительно спросил Джеремия.

– Для этого требуется программное обеспечение, которого у меня нет.

– Вряд ли это так уж трудно установить.

– Трудно или легко, разницы не составляет, – отозвался Сейдж. – Я не знаю, какое преобразование применить, а в случае ошибки это принесет больше вреда, чем пользы.

– А ты не можешь провести сравнения с Долстерном?

– Мы пытаемся. Но есть несовместимость. И это тормозит процесс.

Халь, белая, как мел, впилась глазами в Джеремию.

– Ты можешь сказать ему, какие уравнения правильные?

– Я не астронавигатор. – Он покачал головой.

– Ты же сказал, что обучался этому.

– Я практически не помню даже Союзных протоколов, а что уж говорить о сколийских. И вообще я никогда не был силен в математике.

– Попробуй Игру, – внезапно сказал Кев.

Джеремия вздрогнул, потрясенный не меньше остальных. Одно дело, когда Клятву нарушал инопланетник первого уровня, и совсем другое, когда ее нарушил ведущий калани всех Двенадцати Цитаделей.