Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 7"

Автор книги: Дмитрий Володихин

Соавторы: Андрей Плеханов,Брайан Майкл Стэблфорд,Владимир Гаков,Кирилл Еськов,Дмитрий Байкалов,Чарльз Шеффилд,Дмитрий Караваев,Евгений Харитонов,Грег Иган,Тимофей Озеров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Игра обеспечивала власть.

Джеремию охватила пьянящая радость, как всегда, когда он делал волнующее открытие. Господи, если бы он мог написать об этом! Он просто видел, как начинает статью, как развивает свои идеи и подходит к завершающим выводам.

Однако, если положение Джеремии не изменится, эти новые знания пропадут втуне.

Его радость угасла.

Сейвин взял кость, но, помедлив, положил ее назад. Хевтар зевнул, а остальные калани меняли позы, терли глаза и глядели по сторонам.

– Не сделать ли нам перерыв? – предложил Сейвин.

Игроки согласно закивали. Они начали потягиваться, растирать затекшие мышцы. Кев некоторое время смотрел на Джеремию, потом сказал, словно против воли:

– Теперь я понимаю, почему столько Директоров торговались из-за тебя. К удивлению Джеремии, он услышал общий ропот согласия. А Сейвин добавил:

– Идея твоих сопланетников вести Игру с машинами крайне интересна.

Джеремия улыбнулся: вероятно, с коубейской точки зрения компьютеры были лишь скверной имитацией Игры – мертвыми, а не живыми.

– Спорю: эти ваши компьютеры разработали забавные игры, – сказал Хевтар.

Джеремия засмеялся.

– Еще бы!

А в голове у него возникали все новые и новые темы для выступлений: сравнение самых искусных земных игроков со здешними, вроде Хевтара; анализ Игры как средства переключения агрессии – с войны на стратегические игры; исследование сенсуальной связи между Игрой и динамикой коубейского взаимопонимания полов.

Настоящие золотые россыпи для научной работы – если бы те самые особенности здешней культуры, которые так его заинтересовали, не оказались непреодолимым препятствием для этой работы.

НАРУШЕННАЯ КЛЯТВА

За своим окном Джеремия увидел холодное ясное утро. Натянув свитер, он вышел в зал. Из двери напротив появился Хевтар, протирая еще сонные глаза.

За столом завтракали несколько калани. Ньев обернулся к ним.

– Вчера я сопровождал его. Это было ужасно. Нет, по-настоящему ужасно! Я думал, что вот-вот умру! – и он адресовал Джеремии заговорщическую ухмылку.

Джеремия улыбнулся, благодарный Ньеву за его дружелюбие. За пятнадцать дней, которые он уже провел во Вьясе, только Ньев держался с ним тепло. Остальные калани хранили сдержанность. Однако, когда они садились за Игру, он превращался в одного из своих. Игра доставляла ему почти такое же интеллектуальное наслаждение, как и его научные исследования.

Хевтар держался даже неприступнее, чем остальные калани. Но все равно Джеремии он был симпатичен. Мальчик напоминал ему себя четырнадцатилетнего, увлеченного приобретением все новых и новых знаний в ущерб всему остальному. Тем не менее он никогда не был таким колючим и замкнутым, как Хевтар. По выражению своего приятеля Уэйденда, он больше склонялся к «дружескому стоицизму и витанию в облаках». Стоицизм этот дался ему нелегко; ребенком он изнемогал от насмешек соучеников за свою внешность, высокие оценки, бездарность во всех видах спорта и боязнь драк.

Хевтар, наоборот, был оранжерейным растением, никогда не соприкасавшимся с миром Снаружи. Детство вундеркинда, надежно укрытого от всего мира. И вот, в четырнадцать он поступил в Каланию. Однако Джеремия не стал бы менять свое детство на судьбу

Хевтара. Да, правда, мальчик никогда не подвергался ломающим дух непрерывным насмешкам, и ему не пришлось терпеть побои от сверстников. Хевтар с младенчества жил в великом почитании. Пусть это и обеспечило ему безмятежно счастливую жизнь, но зато оставило социально незрелым. Джеремия сомневался, что легко уязвимый красавец гений выживет Снаружи. Тогда как Джеремия всегда знал, что сумеет за себя постоять.

Хевтар почти улыбнулся ему и тут же нахмурился. Далеко не в первый раз мальчик подавлял такие вот дружеские порывы. Теперь он отвернулся и занялся едой.

Джеремия мгновение постоял, задетый таким пренебрежением, затем опомнился и зашагал к двойным дверям общего зала. Открыв их, он увидел Снаружи свой эскорт – расположившиеся за круглым столом охранницы погрузились в Игру.

Капитан заморгала, потом с недоумением оглянулась на остальных.

– Он опять!

– Джеремия, зачем утомляться? – вмешалась одна из охранниц. – Позавтракайте. Развлекитесь.

С легкой улыбкой землянин прислонился к косяку. Статус акаси имел свои преимущества. Халь предоставляла ему все, чего бы он ни пожелал.

Все, кроме свободы.

– Директор Вьясы дала указание, что он может выходить, когда захочет, – сказала капитан охраннице, которая пыталась отговорить гостя. – Пойдешь ты, Эйза. У меня просто ноги отнимаются, когда я гляжу, что он выделывает.

Эйза, вздохнув, поднялась со скамьи и пошла за Джеремией назад, Внутрь, а затем по лабиринту коридоров, которые вывели их в парк. Там она, прищурившись, остановилась, словно надеялась, что он передумал.

Он широко улыбнулся ей и начал свою утреннюю пробежку.

* * *

Горный воздух был вкусным и бодрящим. Парк идеально подходил для пробежек. Начинался он с ухоженных садов, а затем превращался в чащобы девственного леса, скрывающие холодные сапфировые озера. Нестихающий ветер гнул вершины деревьев, превращая их в бегущие волны, придавая воздушность дикой красоте леса.

Хотя название этих деревьев лингвисты перевели, как «снежные ели», они, на взгляд Джеремии, совсем не напоминали земные аналоги. На этих высотах они достигали не более двадцати футов. Стволы их состояли из тонких белых жил, переплетенных между собой. Гроздья белых и бледно-зеленых плодов, скрепленные со стволом черенками, покачивались друг над другом, точно снежно-белые и полые внутри бильярдные шары. Бледно-зеленые иглы на стволах впивались в кожу, как пчелиные жала, и оставляли ранки, не заживающие неделями.

Тропинка, которую он облюбовал, вилась вдоль опушки. Бегать он начал три года назад, потому что среди далеких строителей выглядел слишком уж жалко. Растолстевший, совсем не в форме, он еле выдерживал до конца смены. А теперь ему просто нравился такой тренинг. Конечно, он предпочел бы бегать в компании, но пока еще не удалось убедить ни единого коубейца, что это отличное упражнение.

Если бы он оказался во Вьясе по своей воле, то чувствовал бы себя замечательно. Та Игра, которая велась в Калании, увлекла его не только как тема для исследования – она ему просто нравилась. Калани превратили ее в искусство, и Снаружи он ни с чем подобным не сталкивался. В Игре Сейвина чувствовалась мудрость мастера, который потратил десятилетия, чтобы полностью подчинить «фигуры». Стиль Ньева отражал его оптимистический взгляд на жизнь. Хевтар играл с наивностью, иногда приводившей к ошибкам, иногда дававшей изумительные результаты.

Однако никто из них не выдерживал сравнения с поразительным талантом Кева. На протяжении одной партии трехуровневик изложил все подробности выхода из строя маяка, по которому ориентировались ветролеты в горах (энергией его снабжала Вьясо-Тенская плотина). А ведь Джеремия знал, что Кев и Халь обсуждали аварию только с помощью Игры, не обменявшись по ее поводу ни единым словом. Притом успех Кева в Игре отнюдь не исчерпывался его способностью обрабатывать огромное количество информации. С блеском и изяществом он манипулировал абстрактными схемами перемен в политическом влиянии среди Двенадцати Цитаделей, направляя течения власти на планете в сторону Вьясы и Халь.

Халь часто владела мыслями Джеремии. Никогда он не встречал подобной женщины. И не мог вообразить, чтобы на Земле особа столь высокого положения снизошла бы до него. А если и так, то он одеревенел бы от смущения. Но его застенчивость нравилась Халь. Ведь это чисто коубейская черта, и во всех Двенадцати Цитаделях в мужчине она почиталась за достоинство.

Парк окружала массивная стена с проемами и зубцами, словно ветролом. Джеремия бежал вдоль стены, оставив Эйзу далеко позади. Она шагала по верху стены, не спуская с него глаз, держа свой пистолет у бедра, а ветер разбрасывал по плечам львиную гриву ее волос. В своей фиолетовой форме она выглядела очень внушительно: высокая, мускулистая и поджарая. Джеремия на секунду задумался, всегда ли коубейские женщины были такими крупными или приобрели свой рост благодаря искусственному отбору из поколения в поколение.

Джеремия ухмыльнулся. «Одними бицепсами всего не решишь», – подумал он. Потом ухватился за выступ в стене и начал взбираться вверх.

– Э-эй! – завопила Эйза.

Подняв глаза, он увидел, что Эйза приближается к нему, ускорив шаг. Когда он поднялся почти до верха, ему в лицо ударил ветер, ероша волосы. Теперь Эйза бежала. Он улыбнулся: уж не опасается ли она, что он перемахнет через стену и исчезнет в горах?

А может, и следует?

Но тут же передумал, едва взобрался на площадку.

Хотя он и знал, что с юга и с севера Вьясы границей служат обрывы, но не был готов к тому, чтобы увидеть реальную картину. Строители вырубили стену-ветролом прямо в горном склоне. С внешней стороны это был вертикальный обрыв, подножие которого скрывали облака. Гораздо ниже до самого горизонта в коврах тумана простирались горы. Джеремия стоял, будто прислоняясь к ветру, а вокруг него куполом выгибалось пронзительно синее небо, словно он царил над миром.

Эйза, тяжело дыша, остановилась рядом с ним.

– Ты спятил? – закричала она, и ее голос затерялся в шуме ветра.

Джеремия ухмыльнулся.

– Если с тобой что-нибудь случится, – пыхтела она, – Директор Вьясы бросит меня в темницу, а ключ расплавит.

Смеясь, он спустился со стены по внутренней стороне. Эйза, ворча, последовала за ним. Когда они оказались ниже ветра, в ее бормотании уже можно было различить слова.

– Совсем свихнутый! Бегает кругами и пробует летать. Да когда это нормальный калани вел себя так?

– Но я же никогда не прикидывался нормальным, – сказал он.

Она замерла и отвела глаза. Ее лицо побагровело.

– Эй, ты! Разговорился, чтобы навлечь на меня неприятности?

– Какие неприятности? – Он спрыгнул на полянку, густо поросшую стеблями с кистями белоснежных шариков. – Здесь ведь нас никто не видит.

Она спрыгнула рядом с ним и прищурилась, глядя сквозь снежные ели на Цитадель вдали.

– Может, и нет. – Эйза обернулась и уставилась на него, как на запретный плод. – Мне надо у тебя кое-что спросить.

– Давай!

– Про Сколийскую империю.

– Я мало что знаю о сколийцах.

Она понизила голос:

– А правда, что их армией командует мужчина?

– Да, правда.

– Не может быть! Ты смеешься надо мной!

– Клянусь!

– Ха! – она бросила на него сердитый взгляд.

– А где ты про это услышала?

– В прошлом году сюда понаехала уйма землян, – объяснила она. – Устанавливали компьютеры, которые Директор Вьясы купила у них. Вот один и сказал мне. – Она ухмыльнулась. – Симпатичный такой. Вроде тебя.

– А я и не знал, что Халь купила компьютерную систему Союзных Миров.

– Так уже довольно давно. – Эйза пожала плечами. – Только у нас никто толком не знает, как ею пользоваться. – Она наклонилась к нему. – Так ты не врешь? Император Валдория – мужчина?

Джеремии стало весело.

– И еще какой! Больше тебя, покрепче когтистой кошки и коварнее, чем обманщик в Игре.

– Ну-у-у!

– Чистая правда. Его титул – Император Сколии. А Валдория – его родовое имя.

Эйза нахмурилась.

– Валдория-Балдория. Поместить бы вас всех, мужчин-инопланетников, в Каланию, чтобы меньше хлопот было. – Она взвесила эту идею. – Да только ваше умение в Игре и плевка не стоит.

– Плевка? Я могу выиграть у тебя твой дом, работу и все твои золотые нити до единой.

– Желторотый калани, и туда же! – Она уперла руки в бока. – Думаешь, я играю хуже инопланетника? Могу доказать, что ты ошибаешься.

– Я ведь не должен играть с тобой.

– Ах, какой безупречный калани!

– У меня нет денег для ставок.

– Они тебе не нужны. – Она смерила его с ног до головы очень выразительным взглядом. – Я знаю, что хочу выиграть.

Джеремия перестал улыбаться. Намекнуть, будто мужчина ляжет в постель с противником в Игре для уплаты проигрыша, было равносильно тому, чтобы назвать его проституткой. Его ошеломило, что она позволила себе сказать такое мужу Директора Цитадели.

Вероятно, что-то проскользнуло в выражении его лица. Женщина нахмурилась.

– Какой у нас потрясенный вид! Ведь ты дал Клятву по принуждению. Или нет?

– При чем здесь Клятва?

– По слухам, ты не муж по своему выбору, – Эйза прислонилась к стене. – Ты здоровый молодой парень, и что ж такого, если покажется, что ты захочешь попробовать чего-нибудь еще, кроме женщины старше тебя на семнадцать лет?

Джеремия скрестил руки на груди. Разница в возрасте для него никакой роли не играла. Несокрушимая сдержанность Халь удручала его куда больше. Даже пятнадцать дней спустя он не понимал, испытывает ли она к нему хоть что-то, кроме чисто физического влечения.

– Итак, в раю не все благополучно, а? – Эйза сочувственно причмокнула. – Ты можешь мне довериться. Я ведь не просто твоя охранница, знаешь ли. Я еще и твой друг.

Друг? После того, как она практически назвала его неверным мужем?

В ее голосе появилась оборонительная нота:

– Я знаю, что ниже уровнем, чем ты. Но я и не воздушный клоп. Ведь именно я в одиночку спасла Вьясу от краха!

– От краха? – Он поднял брови. – О чем ты?

– Ну… – поправилась она. – Может, не от окончательного краха. Да только Вьяса и Бавия не ладят между собой.

– Ты говоришь про Цитадель Бавию?

– Ну да. Директор Бавии подослала шпиона в здешнюю Каланию, – она так и лучилась самодовольством. – Я изобличила смердящую гусеницу. Растоптала ее, уложила в лазарет.

– Ты и во мне видишь шпиона? – спросил он сухо.

– Нет. К тому же никто и пальцем не дотронется до калани. Да повреди я хотя бы один волосок на твоем ослепительном теле, Директор Вьясы закупорит меня в бутылку и швырнет с обрыва, – она состроила гримасу. – А это немногим лучше, чем в тот раз, когда она отправила меня в Цитадель Тенса.

– А что не так в Тенсе?

– Да все! – Эйза взмахнула рукой. – Без помощи Вьясы Директор Тенсы сама себя сгубила бы.

Он посмотрел на нее не без ехидства.

– Если Халь узнает, что ты разговаривала со мной, она отправит тебя в Тенсу.

– Уж лучше свалиться с обрыва, – сказала она.

– Будем надеяться, что обойдется без этого. – Джеремия почувствовал, что у него стынут ноги. – Эйза, я должен пробежаться.

Она покачала головой.

– Свихнутый инопланетник.

Он засмеялся и рванулся с места.

* * *

Утром, когда мороз покрыл узорами окно Джеремии, в его комнату вошел октет стражниц. Он не узнал ни одного лица. Пока они вели его по незнакомым коридорам, ему становилось все более не по себе. Что-то случилось с Халь? Накануне ночью она его так и не позвала. Конечно, он виделся с нею не каждую ночь, но когда ей мешали дела, она присылала весточку.

Эскорт оставил его в пустом кабинете, отделанном панелями темного дерева. Кресла стояли на бронзовых подставках, а в глубине комнаты письменный стол соседствовал с громадным окном от пола до потолка. Стены прятались за книжными полками. На подставке медленно вращался глобус Коубей, поблескивая огромными шапками льда на полюсах.

Позади него отворилась дверь, он оглянулся и увидел входящую Халь, такую непривычную в темных брюках и рубашке. Волосы, заплетенные в косу, свисали ниже спины. По вечерам она расплетала косу и нежилась в халате.

Халь закрыла дверь и подошла к нему. Стоя перед ней, он остро ощутил разницу в их росте. И еще она выглядела усталой, словно не спала ночь.

– Что-то случилось? – спросил он.

Она не стала тратить время зря.

– Я знаю, что ты причинил вред моей Цитадели по невежеству. Но пойми, Джеремия, наказанием коубейскому калани за такое преступление была бы тюрьма.

Он уставился на нее.

– О чем ты говоришь?

– О твоей Клятве. И Эйзе.

Значит, так! Кто-то узнал, что в последние дни во время пробежек он разговаривал со стражницей.

– Мне жаль, что ты огорчена, но ведь Клятвы по своей воле я не давал. Кроме того, мы с Эйзой просто несколько раз дружески поболтали.

– Дружески? – ее голос стал ледяным.

Он моментально понял причину ее гнева. Видимо, не только Эйза неверно истолковала его естественное желание поговорить.

– Мы разговаривали, и ничего больше.

Она откинула со лба выбившиеся пряди.

– Правда?

– Конечно. Неужели ты так плохо меня знаешь, что сомневаешься в моих словах?

Облегчение, которое взяло верх над сдержанностью, озарило ее лицо и сказало ему больше любых слов. Почти обычным голосом она произнесла:

– Кев и Сейвин уже несколько дней назад заподозрили, что вы общаетесь, но не решались высказать свои догадки вслух. Ведь это очень серьезное обвинение, – она покачала головой. – У меня были все основания доверять Эйзе. Несколько лет назад она разоблачила намерение Бавии внедрить шпиона в мою Каланию. Но теперь я понимаю: все было подстроено, чтобы Эйза втерлась ко мне в доверие.

Ему не верилось. Эйза использовала его! Хотя охранница казалась ему колючей, он надеялся, что она поможет ему бежать. И ей как будто нравилось болтать с ним. В обществе сдержанных калани Вьясы (а по вечерам – его еще более сдержанной жены) он истосковался по непринужденному общению. В конце концов он сказал:

– Клятва калани обрекает на одиночество.

Она вглядывалась в его лицо.

– Я думала… ты казался счастливым.

– Иногда так и было. – Ему хотелось обнять ее, сказать, как дороги ему их ночи, однако он удержался, памятуя о ее холодной натуре. – Но затворничество, ограничения… к ним я никогда не привыкну.

Она глубоко вздохнула, всколыхнув прядь, вившуюся у ее щеки.

– Джеремия, я понимаю. Но если ты не в силах соблюдать Клятву, тебе нельзя будет жить в Калании, играть в Игру с остальными. Тебя придется перевести в изолированные апартаменты. Любое воздействие со стороны меняет твои построения. Как калани ты властвуешь над костями. Все, что воздействует на тебя, воздействует на Игру, а тем самым на Вьясу.

Он помотал головой.

– Я просто не могу понять, каким образом мои разговоры с Эйзой повлияют на порядок вещей.

– Потому-то она и нацелилась на тебя.

Халь коснулась его плеча. Но тут же к ней вернулась сдержанность, и она отдернула руку, вновь воздвигнув невидимую стену, которая разделяла их почти всегда.

– Эйза никогда не посмела бы заговорить с коубейским калани, – продолжала Халь. – Она выбрала единственного, кто был уязвим. Она нарочно внушила тебе, будто мы не умеем пользоваться новыми компьютерами. И все это через твои кости оказалось в Игре Калании, а затем в моей, и поступило дальше в общую «паутину». Ее построения были очень пригашенными, но повторения Снаружи сильно их преувеличили. – Она помолчала. – А еще Эйза выведала у тебя информацию, например, о сколианцах. Все это предательница передала Бавии, обеспечив ей преимущество над Вьясой.

Он только помотал головой, словно получив удар в солнечное сплетение.

Халь сказала тихо:

– Я боялась, что ты решил навредить Вьясе, чтобы нанести удар мне.

– Зачем? – Он был удивлен. – Ведь я же не получил бы свободы.

– Да. Но ты отомстил бы.

Ему стало неуютно при мысли, что, по ее мнению, он способен действовать, подчиняясь злобе. Он всегда руководствовался простейшим принципом – не причинять вреда другим. Это не всегда получалось, да и его побуждения бывали недостаточно ясными, однако он старался следовать ему, как мог.

– Я бы никогда не причинил вреда моей жене. Или Вьясе. Люди здесь ничего плохого мне не делали. Я бы стал нравиться себе еще меньше, причини я им какое-нибудь зло.

Она как будто смягчилась.

– Если бы мы все были такими уравновешенными!

– Я часто жалею, что родился таким, – сказал он с горечью.

– Со временем ты свыкнешься с нашими обычаями.

– Каким образом? – он различил у себя в голосе предательскую тоску. – Как может кто-нибудь свыкнуться с полной изоляцией?

Взгляни на Хевтара. Разве это жизнь для четырнадцатилетнего мальчика?

Халь вся подобралась.

– Хевтар несчастен? Ты замечал что-нибудь?

– Да нет. – Ее растерянность удивила его. – Он выглядит вполне довольным. Пока не видит меня, – сухо добавил Джеремия.

Халь вздохнула.

– Не суди его слишком строго. Он ведь предан своему отцу. Со временем он преодолеет свое предубеждение против тебя.

Джеремия не понял, почему Хевтар видит в нем угрозу для своего отца. В Игре никто не мог сравниться с Кевом, и уж тем более новичок.

– Когда я вижу Кева и Хевтара вместе, то чувствую, как мне не хватает моих родных.

На лице женщины появилось странное выражение, словно чужак вынуждал ее принять решение, которого она предпочла бы избежать.

– В чем дело? – спросил он.

Она откинула волосы со лба, затем отошла к письменому столу и нажала на панель. Из выдвинувшегося ящика она вынула серебряный диск.

– Он прибыл в звездопорт восемь дней назад. Директор Дала переслала его мне.

У Джеремии заколотилось сердце. Не думая о том, как может отнестись к его движению жена, он подбежал к столу и потянулся за диском.

Халь отвела свою руку.

– Твоя Клятва!

Его охватило неистовое желание услышать то, что было на диске. Кто его послал? Его родные? Может, ему удастся вырвать диск? Конечно, она выше и сильнее, но у него есть преимущество в быстроте.

«Остынь!» – приказал он себе. Тут же явятся стражницы и свалят его с ног. А что тогда? Он предпочел вариант, который не настраивал Халь против него.

– Но зачем тогда ты показала его мне?

– Трудно решить, как следует поступить, – сказала она, поколебавшись.

– Если я его прослушаю, это никак не подействует на мои построения. Все равно мое желание вернуться домой запечатлено в каждой сыгранной мной партии.

К его удивлению, она не стала возражать.

– Знаю. Я стараюсь это приглушать, но полностью изъять то, что ты чувствуешь, не могу. И твое желание известно во всех Двенадцати Цитаделях.

– И в результате ослабляет твою Цитадель?

– В результате на Вьясу падает тень варварства, – призналась она и развела руками. – Мы живем в новом веке, и существуют определенные юридические и общественные правила, ограничивающие поиски мужей. Даже Директоры должны считаться с определенными условностями. Я понимала, что подвергнусь осуждению за то, что не оставила тебе выбора. И это случилось. Но ты был мне настолько нужен, что я не посчиталась с мнением других. – Явно смущенно она добавила: – Однако я убедилась… ну, мне кажется, многие наши женщины втайне хотели бы возвращения тех дней, когда женщина-воин могла умыкнуть того, кого выбрала в мужья. Они видят во мне древнюю царицу-воина, а в тебе – пленного принца. И это словно бы укрепило мою репутацию. Люди считают случившееся… ну… легендарным.

Он уставился на нее, потрясенный такими нежданными утверждениями, а главное тем, что они связаны с ним, Джеремией Колменом, объектом насмешек кафедры антропологии. Хотя он избавился от ненавистной полноты, все равно представлял себя совершенно не таким, каким видели его коубейцы. А вернее, те качества, которые отталкивали от него женщин на Земле, здесь производили обратное впечатление. К несчастью, привлекательность может оказаться чрезмерной.

– Твой мир совсем не похож на мой, – сказал он.

– Легко поверить.

– Но раз так, Халь, ты должна понимать, что моя Игра не изменится, услышу я запись или нет.

– Трудно судить о результате, прежде чем узнаешь причину, – сказала она, помолчав.

– Поставь его, – попросил он негромко.

Халь еще раз вгляделась в лицо Джеремии, потом вставила диск в компьютер.

Тишину нарушил голос его отца.

Привет, Джеремия. Если ты услышишь это, то знай: мы делаем все, чтобы тебя освободить. Твоя мать и я, кроме того, стараемся получить от властей разрешение отправиться на Коубей. Мы не сдадимся.

Затем заговорила его мать с мучительным напряжением в голосе.

Все наши мысли с тобой. Твои брат и сестра шлют тебе свою любовь. Мы любим тебя, Джеремия. И мы обязательно увидим тебя, я верю в это. С любовью, мама и папа.

Диск чуть зашелестел и умолк.

Джеремия вцепился в край стола. Их оптимизм его не обманул. Разрешение посетить Коубей обычно не было связано с бюрократическими препонами – если только власти не опасались, что дело не окажется излишне хлопотным. Но даже если его родители и доберутся сюда, коубейцы ни за что не допустят их к сыну. Вполне вероятно, что он больше никогда не увидит своих близких.

– Мне очень грустно, – сказала Халь. – Я должна была бы промолчать.

Он подавил слезы, навертывающиеся на глаза.

– Ты бы поняла, что они сейчас чувствуют, если бы у тебя были дети.

Она замерла.

– Но почему ты полагаешь, что у меня нет детей?

– Так ведь мы женаты всего несколько десятидневок…

Слишком поздно он спохватился. Что, если она была замужем прежде? Что, если она потеряла мужа? Или же у нее есть внебрачные дети? Последнее, впрочем, исключается, учитывая ее консерватизм.

– Как ты мог подумать, что у меня не было мужа прежде? – спросила Халь.

– Но ты никогда о нем не упоминала.

Она прислонилась к письменному столу.

– Не может быть!

– О чем ты? – настороженно спросил Джеремия.

– Как ты мог не знать?

– Не знать – чего?

– У меня был другой акаси. Мы прекратили много лет назад.

– Прекратили? – (Что, собственно, это означало?) – Где он?

– В Калании, здесь.

– Все еще?

Она вздернула голову.

– Я и он больше уже не Директор и акаси. Иначе я не разговаривала бы сейчас здесь с тобой. Но Клятва ведь дается на всю жизнь. Я поклялась поддерживать и защищать его. Наше отчуждение не снимает с меня моих обязательств.

– У нас это называется «алименты», – сухо заметил Джеремия.

– Он говорил мне, что посетил тебя в твой первый вечер.

– Кев?!

– Да. – Она провела пальцами по волосам. – Кев.

– Он даже не обмолвился…

– Но ты же видел его вьясские наплечные браслеты. Такие же, как у тебя.

– Я не понял.

Зато теперь он понял все. Не удивительно, что Кев хотел бы, чтобы Джеремия упал с обрыва. А Хевтар! Как можно быть таким слепцом! Да, мальчик похож на Кева. Но не меньше – на Халь.

Она сказала мягко:

– Я сожалею, что тебе пришлось узнать про это подобным образом. Я полагала, тебе известно. Ты очень глубоко изучил нашу культуру, и я иногда забываю, что ты все-таки не знаешь ее так, как мы.

Он отошел к окну и посмотрел на небо.

– Мне необходимо обдумать все это.

– Ты предпочтешь вернуться к себе?

Он с облегчением кивнул.

Весь оставшийся день он просидел у окна, думая о Кеве и Хевтаре. И сожалел, что постигнуть человеческие отношения гораздо труднее, чем Игру.

* * *

Хевтар вошел в общий зал.

– Это она! – он остановился у стола, за которым играли Джеремия и другие калани. – Я увидел ее ветролет из своего окна.

– Ха! – сказал Сейвин, отрываясь от своих костей и сердито глядя на мальчика. – Успокойся. Я не могу сосредоточиться.

– А я спокоен, – заявил Хевтар.

Ньев улыбнулся ему.

– Величайшее событие, когда она прилетает с визитом.

– Директор Тенсы, – сообщил Хевтар.

Джеремия обрадовался предлогу встать из-за стола. После вчерашнего разговора с Халь Игра его не слишком клеилась.

– Знаменитая Директор Тенсы? Я должен на нее посмотреть.

– Тогда поторопись, – сказал Хевтар. – Ее ветролет уже приземлился.

Джеремию удивило, что Хевтар не пропустил его слова мимо ушей. Гадая о том, какая причина заставила мальчика забыть враждебность, он последовал за ним в его апартаменты. Хевтар подвел его к окну, выходившему на летное поле. Поглядев вниз, Джеремия увидел в отдалении Халь со свитой и группой гостей.

– Которая из них Директор Тенсы? – спросил он.

– Та женщина с черными волосами, – ответил Хевтар.

Джеремия внимательно вгляделся в стройную фигуру.

Женщина… к ней это слово совсем не подходило. Директору Тенсы было никак не больше шестнадцати лет. Каскад черных волос ниспадал на гибкую спину, и в нем играли солнечные блики.

– Она красавица.

– Да, – согласился Хевтар с энтузиазмом и добавил застенчиво: – И вообще она очень хорошая.

Джеремия улыбнулся. А знает ли Халь, какие чувства питает ее сын к Директору Тенсы? И такая удачная партия – сын Директора и Директор другой Цитадели.

Хевтар словно только сейчас заметил, кого привел к себе в комнату. Улыбка исчезла с его губ.

– Я не хотел отвлекать тебя от Игры.

– И не отвлек. Я как раз намеревался встать из-за стола.

– А! – мальчик посмотрел в окно на летное поле.

– Хевтар… – Джеремия замялся. – Я хотел сказать…

Хевтар оглянулся на него.

– Что сказать?

– Мне очень жаль, если тебе неприятно мое присутствие.

– Меня это не касается. – Хевтар переминался с ноги на ногу.

Джеремия не находил нужных слов. Как вообще обсуждают подобное?

– Я раньше ничего не знал о твоих родителях. Боюсь, я показался бесчувственным.

– Я просто не могу… – Мальчик взглянул в сторону залы. – Мне надо упражняться. В Игре.

– Ну, конечно! – Джеремия оставил попытки начать откровенный разговор. Да разве бы он в четырнадцать лет захотел обсуждать такую сложную и двусмысленную ситуацию?

Они направились к двери, но на пороге зала Хевтар остановился и спросил с робкой улыбкой:

– Может быть, ты захочешь послушать нас с Ньевом? Он играет на лайдере, а я пою.

– Спасибо, – сказал Джеремия. – С большим удовольствием.

В зале Хевтар сел к столу, а Джеремия направился в свои апартаменты, но тут же чуть не столкнулся с Кевом, который вышел из общей гостиной. Они оба неловко остановились, смущенные тем, что почти налетели друг на друга. Джеремия дорого дал бы, чтобы телепортироваться. Куда угодно.

После паузы Кев спросил:

– У тебя найдется свободная минута?

Джеремия переступил с ноги на ногу.

– Сколько угодно.

И он впервые вошел в апартаменты Кева. Такой роскошной гостиной он еще не видел. Даже в этой Калании. Все металлические предметы, включая жаровни, были литого золота. Шелковые абажуры торшеров блестели золотой проволокой и золотыми шариками. Изысканность ковров, диванов, окон, столов и стен Свидетельствовала о колоссальном богатстве. Видимо, «алименты» Кева мизерностью не отличались. Джеремия пытался подавить досаду, но не преуспел в этом.

– Не хочешь ли выпить чего-нибудь? – спросил Кев.

– Нет, благодарю. – Почему Кев задал этот вопрос? Из вежливости или у него был какой-то другой мотив? Джеремия не знал, известно ли Кеву, что он не может пить коубейские напитки, кроме некоторых вин, чая и кипяченой воды?

«Прекрати!» – скомандовал он себе. Если придираться к каждому слову Кева, то можно сойти с ума.

Кев указал на кресло, а когда Джеремия опустился в него, сел на стул напротив. Их разделял столик. Кев сказал негромко:

– Халь рассказала мне.

Джеремия заерзал:

– Мне не следовало быть таким тупицей.

– Я должен извиниться перед тобой. Я был… очень невежлив.

– Ничего страшного… – Джеремия не знал, как ответить.

Они сидели, избегая смотреть друг на друга. Потом Кев встал и отошел к окну, занимавшему всю стену от пола до потолка и выходившему на летное поле.

– Ветролет Директора Тенсы заводят в ангар. Значит, она намерена погостить здесь.

Обрадовавшись, что Кев сменил тему, Джеремия подошел к нему. Механики катили ветролет по асфальту. Он походил на гигантскую птицу с алой головой и зеленым оперением, окаймленным черной полоской, с когтями чернее лавы и золотыми глазами.