Текст книги "Иван IV Грозный: Царь-сирота"

Автор книги: Дмитрий Володихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

КОНЧИНА ГОСУДАРЯ

Знаменитый историк Роберт Юрьевич Виппер писал о царе Иване Васильевиче: «Его… судьба наделила исключительными данными выдающегося правителя и воителя. Его вина или несчастье состояло в том, что, поставивши громадную цель превращения полуазиатской Москвы в европейскую державу, он не мог вовремя остановиться перед возрастающим врагом, что он растратил и бросил в бездну истребления одну из величайших империй мировой истории. Опять-таки оправданием или объяснением этой невольной трагедии может служить его личная судьба: так же как он быстро исчерпал средства державы, он вымотал свой могучий организм, истратил свои таланты, свою нервную энергию».

Действительно, в первой половине 1580-х годов здоровье Ивана Васильевича напоминало корабль с дырявыми бортами и сломанной мачтой. Учёные, исследовавшие останки царя, уверены: последние годы Ивана IV омрачены не только духовными, но ещё и физическими страданиями. Его мучили отложения солей, в первую очередь на позвонках. Правителя огромной страны терзали сильные боли, он утратил прежнюю подвижность. А иностранцы, видевшие его незадолго до кончины, писали, что царь скверно выглядит и, скорее всего, скоро умрёт.

Пришло время задуматься о душе и суде загробном, где придётся давать отчёт Царю Небесному.

На протяжении всей жизни государь Иван Васильевич выказывал преданное отношение к православию. И в речах, и в посланиях он стремился показать себя верным слугой Господа.

Действительно, многое свидетельствует о том, что Иван IV был истинно верующим христианином.

Он с детских лет любил совершать богомолья по монастырям, вплоть до самых отдалённых обителей. Много молился, строго соблюдал посты, превосходно знал Священное Писание, лично составлял стихиры, тропари и кондаки. От Церкви Иван Васильевич требовал ревностного отношения к богослужению, чистоты, честности, просветительской работы и твёрдого стояния за «истинный и православный христианский закон», даже если придётся пострадать за него.

Он яростно отстаивал чистоту веры от разного рода еретических искажений и немало усилий приложил к тому, чтобы не допустить в Россию воинствующий протестантизм. К середине XVI столетия в Московском государстве вновь поднялось еретическое движение. Некоторое количество еретиков-«жидовствующих» уцелело после разгрома в начале XVI века и нашло себе учеников. Кроме того, в то время Восточную Европу переполняли идеи религиозной Реформации. Там немало нашлось сторонников самых радикальных и разрушительных учений – социнианства, антитринитаризма. Выходцы из Литовской Руси пытались вести тайную проповедь в России.

В 1553–1555 годах государь способствовал разгрому новой ереси.

В 1553 году началось расследование «дела» двух еретиков – монаха Феодосия Косого и сына боярского (дворянина) Матвея Башкина. Они отрицали многие церковные таинства, восставали против почитания икон, считали Иисуса Христа простым человеком и не видели в Церкви никакой надобности. Кроме того, Феодосий Косой склонялся к ереси «жидовствующих». Помимо этих двух вождей еретичества в «деле» были замешаны и другие люди: товарищ Феодосия Косого Игнатий, ученик того же Феодосия Фома, а также игумен Троице-Сергиева монастыря Артемий, уклонившийся в ересь ненадолго и впоследствии от неё отошедший.

Все они были в разное время схвачены и осуждены. Однако огненная казнь не коснулась никого из них. Большую часть феодосианцев разослали по монастырям. Впоследствии виднейшие еретики бежали оттуда и в разное время перешли за литовский рубеж. Сам Феодосий, а также Игнатий и Фома устроились проповедниками антитринитарного учения в городах Великого княжества Литовского. Артемий, хотя и бежал за литовский рубеж, но всё же исправился, остался в лоне православия. Он активно выступал против феодосиан.

Когда в феврале 1563 года армия Ивана IV взяла Полоцк, обосновавшегося там Фому поймали и казнили. Что касается сути учения феодосиан, то её разобрал и опроверг инок новгородской Отенской обители Зиновий. Перу Зиновия Отенского принадлежит антиеретическое сочинение, ставшее впоследствии знаменитым: «Истины показание к вопросившим о новом учении» (Казань, 1863).

Иван Васильевич позаботился о том, чтобы московский рубеж надолго стал восточной границей распространения протестантизма. Его походы на запад неоднократно принимали в ходе Ливонской войны вид военных экспедиций, направленных к религиозному очищению, борьбе с засильем «прескверных лютор». Особенную роль сыграли походы 1562–1563 годов на Полоцк и 1577 года в Южную Ливонию.

Царь лично принимал участие в религиозных диспутах с иностранными проповедниками, неизменно занимая позицию ревнителя православия. На российских землях протестантское вероисповедание разрешалось исключительно для служилых иноземцев, но не позволялось его проповедование.

При Иване Грозном к сколько-нибудь значительной власти в любой масштабной иерархии – воеводской, судебной, думной – допускались исключительно православные.

Иначе говоря, роль защитника веры царь Иван всегда выполнял с ревностью и старанием.

Одной из самых значительных заслуг царя перед Церковью и страной является введение в России государственного книгопечатания. Как уже говорилось, государь Иван Васильевич и Макарий, митрополит Московский, совместно основали Печатный двор в Китай-городе – первое отечественное издательство, деятельность которого документирована. Печатный двор поддерживался государством и Церковью, иными словами, обеспечивался финансами и кадрами на регулярной основе.

Таким образом, государь Иван IV сделал немало полезного для Церкви и долгое время искренне старался быть её верным сыном.

Проблема состоит в том, что при всей твёрдости вероисповедной позиции Иван Васильевич с первой половины 1560-х годов стремится как можно меньше стеснять себя морально и в личной жизни, и в политике. Заповеди Христовы и христианская нравственность ненадёжно связывали его страстную натуру, играя в «постановках» государя-лицедея роль декораций, но никак не стержня всего действия.

А христианство покоится на основах твёрдых и незыблемых, оно чуждается игр, его нельзя «поставить» на сцене. От артистической натуры оно требует великого смирения. Далеко не всякая артистическая личность с готовностью окунается в стихию смирения. И уж совсем редко – доходит до глубин самоочищения.

Уже в 1564 году, вскоре после смерти митрополита Макария, пользовавшегося у Ивана IV большим духовным авторитетом, государь пишет Курбскому о новой своей позиции по отношению к Церкви: «Нигде ты не найдёшь, чтобы не разорилось царство, руководимое попами. Тебе чего захотелось – того, что случилось с греками, погубившими царство и предавшимися туркам?» До начала опричнины святитель Макарий неоднократно печаловался о судьбе опальных вельмож, осуждённых на казнь. Пользовался правом «печалования», по всей видимости, и митрополит Афанасий, преемник Макария на Московской кафедре. Однако с установлением опричнины царь всё реже прислушивается к голосу Церкви. Он стал крайне отрицательно относиться к попыткам архиереев избавить «изменников» от смерти. Именно в этом состояла главная причина его конфликта с митрополитом Филиппом, пришедшим на место Афанасия.

К сожалению, русский православный царь отличался несовместимой с его званием любовью к астрологам и «чародеям», порой надолго подпадая под их влияние и даже поступая по их советам в государственных делах. Елисей Бомелий, астролог с репутацией злейшего колдуна, долгое время ходил у Ивана Васильевича в доверенных лицах.

Наконец, Иван Васильевич женился шесть раз. Его жёны: Анастасия Захарьина-Юрьева[122]122
  Супруга Ивана IV в 1547—1560 годах, мать шестерых детей.


[Закрыть], Мария-Кученей Черкасская[123]123
  Супруга Ивана IV в 1561—1569 годах, родила царю сына Василия, умершего в младенчестве. Умерла молодой, и некоторые летописцы обвиняли царя в том, что он тайно уморил жену, что, в принципе, недоказуемо. Скорее, Иван Васильевич быстро охладел к ней и не уделял внимания.


[Закрыть], Марфа Собакина, Анна Колтовская, Анна Васильчикова, Мария Нагая.

Почитатели Ивана IV отрицают некоторые его браки, например с Марфой Собакиной, Анной Колтовской и Анной Васильчиковой, но источники подтверждают факт свадеб. Так, например, до наших дней дошли официальные разряды бракосочетания с Марфой Собакиной, Анной Васильчиковой, Марией Нагой, а Анну Колтовскую Иван Васильевич прямо называл в своём завещании женой.

Марфа Собакина пробыла супругой Ивана Васильевича чуть более двух недель осенью 1571 года и скоропостижно скончалась. Царь подозревал, что её извели «чародейством» или же «отравой». Всего через полгода её заменила Анна Колтовская, но она продержалась рядом с царём лишь несколько месяцев, а затем её удалили в монастырь. Развод состоялся осенью 1572 года. Бывшая царица прожила инокиней много лет, надолго пережив самого Ивана Васильевича.

Разряд брачного торжества, связавшего царя с Анной Васильчиковой в январе 1575 года, показателен: церемония имела вполне официальный, но «камерный» вид, собралось совсем немного народу, в основном доверенные лица государевы. В самом деле, на свадьбу Марфы Собакиной собралось более полусотни почётных гостей, включая знатнейшую аристократию и двух царевичей, а у Анны Васильчиковой всё скромнее. Нет уверенности даже в том, что состоялось венчание и брак приобрёл церковный, то есть законный вид! Возможно, то недолгое время, когда Анна Васильчикова делила ложе с Иваном IV, она жила в причудливом статусе царицы-наложницы… Вскоре Иван Васильевич велел ей постричься в инокини, и скончалась она уже монахиней суздальского Покровского монастыря (конец 1576-го или самое начало 1577 года)[124]124
  Возможно, после расторжения брака с Анной Васильчиковой Иван IV на недолгое время приблизил к себе некую вдову Василису Мелентьеву. Однако в документах не обнаруживается доказательств того, что их альянс имел хотя бы то скудное официальное оформление, как отношения царя с Анной Васильчиковой. Сведения о Василисе Мелентьевой весьма кратки и смутны. Считать её царской женой нет оснований.


[Закрыть].

На Марии Нагой Иван Васильевич женился осенью 1580 года, и на сей раз, при всей полуофициальности брака, видно многолюдство свадебного торжества: всё-таки Нагая происходила из рода намного более знатного, нежели Васильчиковы или Колтовские.

Сына Ивана IV от брака с Марией Нагой, царевича Дмитрия, появившегося на свет в 1582 году, не воспринимали как законного наследника, так как он стал плодом неканонического брака.

Шесть браков – намного больше, чем предусмотрено православными канонами. Уже четвёртый брак – прямое нарушение твёрдых церковных правил на этот счёт. Церковь вынужденно разрешила его: память о недавно закончившемся массовом терроре была свежа, не так давно низвергнутого с кафедры митрополита Филиппа умертвил опричник, и ни один русский архиерей не мог быть спокоен за свою жизнь. Пришлось сослаться на то, что царственный супруг за недолгостию брака с быстро умершей Марфой Собакиной девства её «не разрешил». Правда, на царя наложили епитимью… Для всех прочих, дабы никто не соблазнился примером государя, последовало церковное разъяснение: «да не дерзнёт [никто] таковая створити, четвёртому браку сочетатися…» под страхом проклятия.

От папского легата Поссевино дошло ужасающее свидетельство: «У государя есть собственный священник – духовник, который следует за ним, куда бы тот ни отправился из Москвы. Хотя государь каждый год исповедуется ему в грехах, однако не принимает больше причастия, так как по их законам не позволено вкушать тела Христова тому, кто был женат более трёх раз. А этот князь, после того как первая жена Анастасия (а сейчас её уже нет в живых) родила ему двух сыновей[125]125
  В действительности трёх, но один умер в младенчестве, поэтому Поссевино знал только двух – Ивана и Фёдора.


[Закрыть], которые живы до сих пор, брал в жёны (хотя это можно назвать и другим словом) девиц ещё шесть раз».

Сколько девиц брал в жёны Иван Васильевич, Поссевино вряд ли мог знать в точности: история царских браков, их расторжения или же гибели цариц начала разыгрываться за несколько десятилетий до прибытия Поссевино в Россию, и его осведомлённость в этом вопросе выглядит сомнительной. Однако наблюдения папского посланника в сфере религиозного быта составляли одну из главных задач его миссии. Поссевино искал зацепки для продвижения католичества в России, притом сверху, через двор и семейство Ивана Васильевича. Тут он в высшей степени внимателен, а потому вряд ли ошибается. Но даже если отказ от причастия имел не столь длительный характер, даже если он являлся частью епитимьи, которая впоследствии оказалась снята, всё равно очень печально, что такое вообще стало возможным.

Дважды царь вынуждал сына, царевича Ивана, постригать жён в монахини против его желания.

Иван IV прекрасно понимал собственную порочность и время от времени начинал каяться – всерьёз, тяжко, скорбно. Нет смысла сомневаться в искренности его покаяния.

В 1551 году, обращаясь к церковному собору, молодой государь признается в том, что «заблудился», уйдя от заповедей Господа «душевне и телесне» по причине «юности» и «неведения».

В 1572 году слова глубокой скорби о своей греховности звучат в его духовной грамоте (завещании). Из-за нашествия Девлет-Гирея судьба страны повисла на волоске; Иван вспоминает о своих грехах, связывая, как видно, собственную податливость к соблазнам с «казнями Божьими», обрушившимися на Московское царство: «Се аз, многогрешный и худый раб божий Иоанн, пишу сие исповедание своим целым разумом… Душею… осквернён есмь и телом окалях… От Иерусалима божественных заповедей и ко ерихонским страстем пришед, и житейских ради подвиг прельстихся мира сего мимотекущею красотою… в разбойники впадох мысленный и чувственный, помыслом и делом… аще и жив, но Богу скаредными своими делы паче мертвеца смраднейший и гнуснейший… От Адама и до сего дни всех преминух в беззакониях согрешивших, сего ради всеми ненавидим есмь. Каиново убийство прешед, Ламеху уподобихся, первому убийце, Исаву последовах скверным невоздержанием, Рувиму уподобихся, осквернившему отче ложе, несытства и иным многим яростию и гневом невоздержания… Аз разумом растленен бых, и скотен умом и проразумеванием, понеже убо самую главу оскверних желанием и мыслию неподобных дел, уста разсуждением убийства и блуда, и всякаго злато делания, язык срамословия, и сквернословия, и гнева, и ярости, и невоздержания всякаго неподобнаго дела, выя и перси гордости и чаяния высокоглаголиваго разума, руце осязания неподобных, и грабления несытно, и продерзания, и убийства внутрення, ея же помыслы всякими скверными и неподобными оскверних, объядении и пиянствы, чресла чрезъестественная блужения, и неподобнаго воздержания и опоясания на всяко дело зло, нозе течением быстрейших ко всякому делу злу, и сквернодеяниа, и убивства, и граблением несытнаго богатства, и иных неподобных глумлений».

Много лет назад, рассуждая о судьбе государя Ивана Васильевича как христианина, автор этих строк позволил себе необдуманное высказывание: «Покаянные слова и действия государя всякий раз бывали результатом настроения. Кажется, определённую стойкость царь проявил лишь в конце 40-х – начале 50-х годов XVI века, да ещё, может быть, в конце жизни, когда здравый смысл подсказывал ему: пора бы всерьёз задуматься о встрече с Высшим Судией… Вне зависимости от глубины раскаяния царя, Церкви он нанёс огромный ущерб. Гибель и страдания архиереев, священников, близких им людей, унижение церковного авторитета, нарушение канонов, покровительство оккультной деятельности – вот далеко не полный результат государева своевольства».

Думается, не стоило завершать рассуждение о переменах, которые происходили с душой и личностью Ивана Васильевича, на этой ноте, ноте простого осуждения. Это было ошибкой. Да, Церковь претерпела немало страданий от государя, на сей счёт невозможно, да и не нужно что-либо смягчать. Иное требует менее категоричного отношения. Не следует пренебрегать последним покаянием царя, тем, что совершалось на глазах у всей страны незадолго до его кончины. В нём видно величие сильной, своенравной натуры, преодолевающей себя, беспощадно сокрушающей рёбра собственным грехам, собственной жестоковыйности, собственной закоренелости в ветхозаветном гневе. Трудно осудить себя перед лицом Божьим, но стократ труднее дать тем, кто стоит ниже тебя, увидеть всю ужасающую силу приговора, произнесённого над своей жизнью. Признаваясь Господу в ошибках, слабостях, прегрешениях, царь показывал тем, кто участвовал когда-то в совершении всего этого: то, что мы сотворили, – неправильно, то, что мы сотворили, – против Бога; и я первым шёл во грехе, ведя остальных за собою; вы соблазнились, ибо я принуждал вас к тому; теперь вижу, что я ошибался, что я грешен; прости же, Господи!

Только закоренелый в немилосердии человек не найдёт в себе сочувствия к этому глубоко христианскому движению души государя.

Есть в нём высота духа.

Не было ли заключение двух мирных соглашений – с Речью Посполитой и Швецией – драгоценной милостью свыше, дарованной в ответ на царское покаяние и царское моление? Тяжелы их условия, но для России, истекавшей кровью, спасительны.

Царь умирал один. Он рос сиротой, возмужал сиротой, много лет боролся с теменью сиротства внутри себя, находил разные способы защиты от сиротства, и вот пришёл последний час, а он опять сирота, опять один, и остались у него сын, которого он невысоко оценивает, последняя женщина на его ложе, полужена-полуналожница, младенец, подаренный ею, и… никого по-настоящему близкого. Последняя война, которую он вёл, проиграна.

Но от своей холодной доли Иван Васильевич в конце жизни всё-таки ушёл. Государь нашёл единственное действенное средство – положился на Бога.

Только Бог спасает. Больше нет ничего надёжного.

Царь пожертвовал себя, со всеми своими страхами, Богу, и Бог облегчил его ношу.

18 марта 1584 года наступил последний срок для царя Ивана Васильевича. Он прожил 54 года, из них большую часть (с 1547-го) – под царским венцом. У него родилось пятеро сыновей и три дочери, он прославился как автор странной опричной реформы, с переменным успехом действовал как полководец и дипломат, взял Казань и Полоцк, но проиграл главную войну своей жизни.

И вот его сердце перестало биться.

По свидетельствам некоторых источников, первый русский царь принял насильственную смерть от рук собственных вельмож, после чего духовник, действуя вопреки церковным канонам, на холодеющее тело его возложил «монашеский образ». Другие источники сообщают о естественной смерти, незадолго до которой Иван Васильевич постригся в иноки с именем Иона.

Версия об уходе государя из жизни под действием яда или удушения не столь уж неправдоподобна. Однако последнюю точку ставить рано. Доказательств, чтобы сказать со всей категоричностью: «Да, его убили», – пока недостаточно. Ведь жизнь первого русского царя была наполнена физическим и психическим напряжением, и, весьма вероятно, его здоровье просто не выдержало этой нагрузки. Иначе говоря, смерть могла наступить по естественным причинам, без всяких усилий злоумышленников.

Красочное описание кончины государя оставил англичанин Джером Горсей. В последний день Ивана Грозного иноземец был рядом с ним. Столь близко, что некоторые историки даже заподозрили в нём тайного организатора цареубийства. Так это или не так, определить сложно. Сам Горсей порой выполнял щекотливые поручения, которыми ныне занимаются агенты спецслужб. Позднее ему доставляло удовольствие хвастаться успехами в подобных «операциях». Но англичанин ни слова не говорит о своей причастности к смерти Ивана IV.

Итак, вот рассказ Джерома Горсея о том, как ушёл из жизни государь Иван Васильевич: «Царь приказал доставить немедленно с Севера множество кудесников и колдуний, привезти их из того места, где их больше всего, между Холмогорами и Лапландией. Шестьдесят из них были доставлены в Москву, размещены под стражей. Ежедневно им приносили пищу и ежедневно их посещал царский любимец Богдан Бельский – единственный, кому царь доверял узнавать и доносить ему их ворожбу или предсказания о том, что он хотел знать… Чародейки оповестили его, что самые сильные созвездия и могущественные планеты небес против царя, они предрекают его кончину в определённый день[126]126
  Как знать, не украсил ли Горсей своё повествование романтической выдумкой об астрологах с дикого Севера, желая отвести на второй план собственное, слишком тесное участие в событиях последнего дня Ивана IV.


[Закрыть]; но Бельский не осмелился сказать царю так; царь, узнав, впал в ярость и сказал, что очень похоже, что в этот день все они будут сожжены… Каждый день царя выносили в его сокровищницу. Однажды царевич сделал мне знак следовать туда же. Я стоял среди других придворных и слышал, как он рассказывал о некоторых драгоценных камнях, описывая стоявшим вокруг него царевичу и боярам достоинства таких-то и таких-то камней… «Вот прекрасный коралл и прекрасная бирюза, которые вы видите, возьмите их в руку, их природный цвет ярок; а теперь положите их на мою руку. Я отравлен болезнью, вы видите, они показывают своё свойство изменением цвета из чистого в тусклый, они предсказывают мою смерть. Принесите мой царский жезл, сделанный из рога единорога, с великолепными алмазами, рубинами, сапфирами, изумрудами и другими драгоценными камнями… Найдите мне несколько пауков». Он приказал своему лекарю Иоанну Ейлофу обвести на столе круг; пуская в этот круг пауков, он видел, как некоторые из них убегали, другие подыхали. «Слишком поздно, он не убережёт теперь меня… Я особенно люблю сапфир, он сохраняет и усиливает мужество, веселит сердце, приятен всем жизненным чувствам, полезен в высшей степени для глаз, очищает их, удаляет приливы крови к ним, укрепляет мускулы и нервы». Затем он взял оникс в руку. «Все эти камни – чудесные дары Божьи, они таинственны по происхождению, но однако раскрываются для того, чтоб человек ими пользовался и созерцал; они друзья красоты и добродетели и враги порока. Мне плохо, унесите меня отсюда до другого раза». В полдень он пересмотрел своё завещание, не думая, впрочем, о смерти, так как его много раз околдовывали, но каждый раз чары спадали… Он приказал главному из своих аптекарей и врачей приготовить всё необходимое для его развлечения и бани. Желая узнать о предзнаменовании созвездий, он вновь послал к колдуньям своего любимца, тот пришёл к ним и сказал, что царь велит их зарыть или сжечь живьём за их ложные предсказания. День наступил, а он в полном здравии как никогда. «Господин, не гневайся. Ты знаешь, день окончится, только когда сядет солнце». Бельский поспешил к царю, который готовился к бане. Около третьего часа дня царь пошёл в неё, развлекаясь любимыми песнями, как он привык это делать, вышел около семи, хорошо освежённый. Его перенесли в другую комнату, посадили на постель, он позвал Родиона Биркина, дворянина, своего любимца, и приказал принести шахматы. Он разместил около себя своих слуг, своего главного любимца и Бориса Фёдоровича Годунова, а также других. Царь был одет в распахнутый халат, полотняную рубаху и чулки; он вдруг ослабел и повалился навзничь. Произошло большое замешательство и крик, одни посылали за водкой, другие – в аптеку за ноготковой и розовой водой, а также за его духовником и лекарями. Тем временем он был удушен и окоченел».

Версию насильственной смерти Ивана IV – явно по слухам, без особенной уверенности – поддерживает также и русский источник, уже упоминавшийся «Временник» Ивана Тимофеева.

Ради полноты картины имеет смысл привести из него цитату. Как минимум для того, чтобы были ясны настроения, воцарившиеся после смерти Ивана Васильевича. Вот соответствующее место из «Временника»: «Некоторые говорят, что приближённые погасили жизнь грозного царя прежде времени, чтобы сократить его ярость: Борис [Годунов], который после был царём в России, соединился в тайном намерении убить его… с тем, кто в то время был приближённым царским любимцем, по имени Богдан Бельский. Бог предусмотрительно допустил, чтобы это совершилось, провидя то, что должно было целиком исполниться в будущее время. Все государства, соседние с его владениями, державы, которые касались границ его земли, не только враги и близко живущие, но и далёкие мнимые друзья его, смерти его весьма обрадовались, (считая) потерю его как бы некоторым для них великим приобретением, так как, когда жил, он был им часто неприятен, отнимая у них города и присоединяя их к своему царству; меч в его правой руке не напрасно падал вниз на противников и не переставал ощущаться (ими). И что удивительного, если смерти его коварно радовались посторонние? Ведь и рабы его, все вельможи, страдавшие от его злобы, и они опечалились при прекращении его жизни не истинною печалью, но ложной, тайно прикрытою».

Что тут правда, что – слухи, а что – чистая выдумка, твёрдо сказать невозможно. Во всяком случае, очень и очень сомнительной выглядит версия, согласно которой «на покой» Ивана Васильевича проводил Богдан Бельский с присными. Этот вельможа, племянник Малюты Скуратова, держался на верхних этажах власти только благодаря милости Ивана IV. Вскоре после того как государь ушёл из жизни, Богдан Бельский потерял влияние на дела и был удалён из столицы. Иначе быть не могло: худородность Богдана Бельского делала его «белой вороной» на высоких постах, которые он занимал. Так стал бы он рубить сук, на котором сидел? Вот уж вряд ли!

Что же касается Бориса Годунова, то для него убийство Ивана IV вроде бы сулило определённые выгоды: будучи шурином царевича Фёдора, он мог высоко подняться после смерти его отца, с воцарением сына. Как, собственно, и произошло. Но первые два года после кончины Ивана Грозного Борис Годунов вёл тяжёлую политическую борьбу и едва устоял у подножия трона. Против него, аристократа «второго сорта», ополчилась высокородная знать, и ей малого не хватило, чтобы разгромить «партию» Годуновых. Притом вождь «партии» не мог не знать, что ему предстоит смертельно опасное столкновение с самыми влиятельными родами Московского царства. Искал ли этой борьбы Борис Фёдорович? Хотел ли приблизить её, поторопив смерть старого государя? Крайне сомнительно.

Иван Васильевич ушёл из жизни, пяти месяцев не добрав до 54-летия. Для наших дней это далеко не старость. Как будто можно сделать вывод, что первого русского царя «поторопили» с уходом на тот свет недоброжелатели.

Но в XVI столетии всё было иначе, не так, как сейчас. В этом веке Россией правили, сменяя друг друга, пять государей: Иван III Великий, Василий III, Иван IV, Фёдор Иванович и Борис Годунов. Вот сведения о возрасте, в котором они скончались:

Иван III – 65 лет;

Василий III – 54 года;

Иван IV – 54 года;

Фёдор Иванович – 40 лет;

Борис Годунов – 53 года.

Выходит, срок жизни Ивана Васильевича даже несколько выше, нежели средний срок жизни прочих государей российских…

Итак, загадка остаётся загадкой.