Текст книги "Девять дней исправления (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Летучий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Девять дней исправления
Летучий Дмитрий

Пролог

 Этим утром центральная площадь Куастока кишела людьми. Толпа, начинающаяся у виселицы, тянулась в обе стороны от помоста и заканчивалась лишь у переулков, там, где ещё можно было разглядеть покачивающиеся петли. Заспанные и злые, люди всё же продолжали прибывать к центральной площади. Все хотели посмотреть на то, как будут казнить магов.

 Жирный глашатай, тоже заспанный, стоял верхом на бочке и ждал приказа начинать, попутно глядя в лист бумаги и нашёптывая текст. Палач сидел на ступеньках и клевал носом. Он явно не понимал, зачем его позвали. Дёрнуть за рычаг может любой дурак. Но не все хотят брать на душу грех. Даже сквозь маску можно было разглядеть круги под его глазами, оставшиеся после вчерашней пьянки. Он выглядел, пожалуй, ещё хуже, чем приговорённые.

 А уж они то смотрелись, воистину, как уже мёртвые. Два дня их пытали, до этого по меньшей мере неделю морили голодом. Хотели, чтобы они сказали то, чего не знают. Или просто, чтобы помучались. С недавних пор магов в этом городе стали ненавидеть, как бесов. Все беды, приключившиеся с народом Куастока за последнее время, вешали на них. В гаргене*, вспыхнувшей в городе три месяца назад и уже унёсшей тысячи жизней, винили тоже колдунов. И это несмотря на то, что в окраине города располагался главный оплот магов в стране – "Школа магических искусств имени короля Алвриха" и Куасток всегда именовался в простонародье "городом колдунов". Если всё это продолжится и дальше, вскоре Куасток прозовут "городом мёртвых колдунов".

 Солнце выглянуло из-за городской стены, посылая лучи между каменных зубцов, из толпы вышел богато одетый господин в сопровождении помощников, которые отталкивали от него попадающихся на пути людей.

 – Восемь часов, господин, – сказал этому человеку глашатай, посмотрев на солнце.

 Господин кивнул, взобрался на помост, разбудил палача, ткнув его носком вычищенного до блеска сапога. Висельный помост был рассчитан на десятерых. Сегодня лишь одно место пустовало. Пользуясь случаем, господин встал на это место и ещё раз кивнул. Глашатай поднял вверх два своих подбородка и заговорил.

 – Все мы знаем, что за свои дела и поступки нужно отвечать. За геройство и совестливость можно просить награду, а за преступление и прегрешение нужно нести наказание. Согласно повелению наместника и повелителя города Куастока графа Локсгера, любое использование магии в стенах города, любое использование магии на территории графства "Белый Берег", как и любое применение магических устройств и незаконных препаратов, а также укрытие или помощь скрывающимся от закона магам является преступлением против графства и его народа и влечёт за собой наказание. Применять магию можно лишь являясь членом учительского состава "Школы магических искусств имени короля Алвриха", либо её учеником, и только в стенах школы и на специально выделенных для этого территориях. Суд признал этих людей не имеющими со школой магических искусств ничего общего и приговорил их к смерти.

 Глашатай замолк, и заговорил богато одетый господин.

 – Именем его светлости господина Локсгера, наместника и повелителя города Куастока, правителя графства "Белый Берег" и прямого носителя королевских привилегий в названных землях, я приговариваю вас к смерти через повешение. После того, как жизнь покинет ваши грешные тела, их сложат здесь же, рядом с рыночными воротами, и сожгут дотла на тот случай, если вы больны гаргеной или другими заболеваниями. Ваш прах будет развеян по ветру. Приговор будет приведён в действие сразу после вашего гласного или негласного прощания с миром. Итак, у вас есть, что сказать напоследок?

 Образовалась тишина, не нарушаемая даже ветром. Лишь из толпы то тут, то там доносились выкрики и ругательства в сторону приговорённых. Сами приговорённые хранили молчание, и господин уже собрался отдавать приказ палачу, когда один из них всё же отважился.

 – Я скажу, – голос звучал хрипло и приглушённо, словно из глубокого колодца. – Простых людей вы может и обманули... но себя и свою совесть обмануть не сможете... Никакие мы не маги и не имеем к колдовству никакого отношения. Я такой же человек, как и все вы...

 – Молчи, колдунское отродье! – раздалось из толпы, и в голову приговорённого прилетел камень. Никто из стражников не повёл и ухом.

 – Я не задумывал и не делал ничего плохого, – спустя несколько секунд продолжил приговорённый. – Я не проклинал своего соседа и не знаю, что стало с его сыном...

 Из толпы стало раздаваться всё больше ругательств. Сквозь гул едва можно было услышать слова узника.

 – Сегодня на этой петле буду висеть я, но завтра тут может оказаться любой из вас. Любой, против кого его недруг или просто человек, кому он не угодил, предъявит обвинение. Если у вас есть разум, опомнитесь! Восстаньте против этой тирании! Боритесь за свои жизни и за справедливость! А вы, – он повернулся к богато одетому господину, – если в вас осталось хоть крупица совести, прекратите это. Отпустите нас и отмените казнь. Иначе не видать вам милости Божьей!

 Господин в ответ сплюнул прямо под ноги приговорённого, отдал приказ палачу.

 – Нет, подождите! – отчаянно закричал узник. – Люди добрые! Помогите же! Я не делал ничего плохого! Ничего плохого в своей жизни!

 – Колдовство можно творить по разному! – тихо сказал господин, так, чтобы слышали только приговорённые. – Если вы не воскреснете после смерти, я поверю, что вы не колдуны.

 Палач дёрнул за рычаг, и девять пар ног беспомощно забились под сводом помоста. Люди в толпе громко и радостно вскрикнули, от их крика вороны, сидевшие на виселицах, взмыли в небо, но затем почти сразу вернулись. Все, кроме одной. Одна ворона, рассекая воздух взмыла ещё выше, над стенами и даже над куполом замка. Она полетела на северо-запад, летела не как обычная птица, а быстрее, гораздо быстрее, и ветер бился в её расправленных крыльях.

 Она летела всего один день и одну ночь, но смогла преодолеть леса и горы, пронеслась над границей с несвойственной для неё скоростью. Когда птица долетела до другого города, не из серых, а жёлтых камней, раскинувшегося посреди большой степи, она залетела в окно самого высокого дома и спрыгнула на пол. Затем громко крикнула, чтобы её услышали за дверью. Через секунду в комнату вошёл высокий мужчина, но вороны уже не было. На том месте, где сидела птица, стоял низкорослый человек в чёрной накидке.

 – Ну наконец-то, – скучающим голосом сказал высокий. – Хан вот уже неделю спрашивает меня, не пришли ли новости из Куастока. Сегодня скажу, что не пришли, а прилетели.

 – Я только сейчас понял, как же всё это время мне было хорошо без твоих шуток.

 – Воронам хорошо везде, где есть трупы. А в Куастоке их сейчас полно, я прав? – высокий скривил один глаз. Он всегда так делал, когда не желал услышать слово "нет". На счастье, карлику не пришлось его говорить.

 – Ты прав. Наш, точнее ваш план близится к осуществлению. Всего за три месяца эта ваша гаргена покосила несколько тысяч хентов*. Саботажники тоже сработали хорошо. Во всём винят магов. Но пока только тех, кто в городе. Школу не трогают. Но недовольство магами всё возрастает. Вчера на центральной площади повесили девятерых несчастных.

 – Понятно, почему ты так задержался. Вместе с друзьями пировали, да?

 – Ты можешь не шутить хотя бы тогда, когда я докладываю важные новости?

 – Ладно, не сердись, – высокий снял с уха перо, из подмышки вынул книгу и раскрыл её. – Проклятье! Перо уже успело испортиться. Не одолжишь мне своего?

 Карлик промолчал. Высокий несколько минут писал что-то, затем вырвал лист из книги, свернул его, завязал лентой и передал ему.

 – Это новое послание. Передай его ему лично.

 Карлик кивнул, подошёл к окну.

 – Да, кстати, – окликнул его высокий. – Мне всегда было интересно, когда ты в руках...

 – Это очередная шутка?

 – Ну, да.

 Недовольно оскалившись, карлик обернулся вороной, сжимающей в лапе письмо. Высокий улыбнулся, захлопнул книгу, вернул перо за ухо и отправился в другую комнату. Напоследок птица обернулась к нему, хитро прищурившись, и прямо под ногой высокого одна из ступенек с хрустом обломилась, он сам упал на бок, а за ним стало медленно оседать его перо. Он выругался, посмотрел в окно, но там уже никого не было.

До первого дня

...

 Руки, измазанные глиной, придали безжизненному куску материи последние штрихи. Сейчас перед творцом лежала угловатая, безобразная форма, ничуть не похожая на человека. Но это было неважно. Он знал, что магия доделает всё остальное.

 Это был самый волнительный момент в жизни. Грязные руки дрожали. Чтобы всё получилось, нужно произнести заклинание правильно и выполнить руками точные движения. Поэтому нельзя волноваться.

 Успокоив себя, насколько это было возможно, творец встал в позу, развёл кисти в стороны и зашептал первые слова. Свет упал с его пальцев на глиняную форму, небрежно исполненную в форме человека. Это продолжилось недолго. Удивительно недолго в сравнении со временем, затраченным на создание тела. Вскоре заклинание было произнесено, творец сделал последний взмах руками, и опустился на колени. Не потому что его одолела слабость. Он боялся увидеть, что у него не получилось. С верстака донеслись звуки – первые ноты, обронённые ожившими устами. Творец поднялся, преисполненный счастьем. Его труды не были напрасными. У него получилось!

 – Здравствуй! – мысленно сказал он созданному существу. – Жаль, что ты сейчас не услышишь меня. И не поймёшь. Я уже очень давно ни с кем не разговаривал. Только с самим собой. Но теперь я тебя создал и смогу отдохнуть, вернуться к нормальной жизни.

 Знаешь, в чём прелесть этого мира? Всё, что мы можем изучить наверняка – мы сами. Наш внутренний и внешний мир. Всё остальное, что находится за границей нашей плоти, это загадка, которую можно попытаться разгадать. К сожалению, в твоём случае это правило будет действовать несколько иначе. Ведь ты, как и все, чистая книга, на которой можно написать что угодно. С одной небольшой, но очень важной разницей – одна страница уже написана мной.

 Творец поднял своё творение на руки. Ребёнок громко закричал.

 – Как хорошо, что, какой бы красивой не была картина, холст для неё был таким же, как все остальные.

...

До первого дня.

 Гонец искренне не любил свою работу. Настолько, насколько это вообще возможно. И дело было не в утреннем недосыпании, не в глупой неудобной но обязательной одежде и даже не в плате, которая, кстати, тоже была небольшой. Просыпаясь рано утром, ты жив, но понимаешь, что это ненадолго. Раньше, работая на городскую ратушу и передавая послания из Плима* в Синциль, либо бегая по столице от одного знатного господина к другому, гонец был счастлив. Платили меньше, но радовало чувство безопасности. Когда ему предложили повышение и работу на самого хана Гломина, он конечно же согласился, и потом очень сильно пожалел. Уже три раза его пытались убить прямо на улице в рассвет дня. После второго раза даже остался шрам. Но, если и повезёт, и ни один убийца так и не сможет выполнить своё чёрное дело, смерть всё равно найдёт его. Шестеро прошлых ханских гонцов умерли не от недругов хана, а от его собственных людей. Когда гонец проработает достаточно долго, появляется необходимость зарыть его знания вместе с ним самим в могилу. Другими словами, ханские агенты убивают своих послов, чтобы не рисковать.

 Гонец знал, что когда-нибудь придёт и его час, и никуда от этого не деться. Приходилось жить, провожая каждый день, как будто последний. Всё, что могло хоть как-то продлить жизнь – осторожность. Уж лучше умереть от собственных людей позже, чем от паршивого убийцы сегодня. Поэтому гонец был внимателен, как кошка. Ходил в замок всегда разными путями, а его глаза со временем стали разбегающимися оттого, что он постоянно косил ими в стороны.

 Сегодня господин Санмир встретил его в своём кабинете, как всегда, стоя к нему спиной. Он снял с уха перо и что-то пометил в своей книге, затем, как обычно ничего не сказав, отдал посланцу какой-то лист, свёрнутый два раза. Объяснять, кому нужно доставить, не требовалось. Гонец и без того знал это. Бумага была очень плотной и мягкой – колоридская*. Значит, опять что-то перехватили, и требуется расшифровка. Нужно нести переводчику.

 К дому Старагота гонец знал лишь одну дорогу, посему его опасения возросли, а количество оглядок за спину увеличилось дважды. Подойдя к двери, гонец помедлил. Ему почудились голоса, но откуда они доносились, разобрать было сложно. Постучав и ещё раз оглянувшись, гонец принялся ждать. Старагот провозился недолго, быстро отпер дверь и впустил гостя внутрь.

 – Что опять хентские закорючки? – спросил он.

 С его уст довольно странно было слышать такие слова. Старагот и сам был хентом. Гонец слышал, что на прошлой войне его взяли в плен и продержали в темнице пару месяцев, превратив в послушную куклу. Почему переводчиком решили сделать именно его? Господин Санмир как-то сказал, что гораздо легче обучить колоридца гэльвскому* языку, чем гэльва колоридскому. Любой их хентских языков настолько сложен, что иногда возникает чувство, будто его специально выдумывали на случай войны. Это потом уже обнаружилось, что парень проявляет необыкновенные способности в мастерстве расшифровки. Переводчик и мастерский расшифровщик в одном лице – удивительная удача для ханской разведки. К тому же колоридец давно забыл, кем он был когда-то, и охотно берётся за любую работу, тем самым предавая свою бывшую родину.

 – Не говорите так громко, господин, – прошептал гонец. – Это "висельный квартал". У здешних стен есть уши. Вы здесь один?

 – Нет, – ответил Старагот. – Вместе с тобой.

 – Смилостивитесь, господин. Вы напугали меня. Мне казалось, я слышал какие-то голоса, когда заходил к вам.

 – Наверное, – вздохнул переводчик. – У здешних стен есть не только уши, но и рты. Давай уже сюда текст. Можешь передать, что завтра будет готово. Если ты не сможешь забежать, я отдам самостоятельно.

 – Я надеюсь, что смогу выделить время, – прошептал гонец. Затем развернулся и закрыл дверь. Ещё немного он стоял на пороге, из щели под дверью были видны его красные ботинки, лишь затем ушёл, оставив Старагота одного.

 – Можешь выходить! – сказал в никуда переводчик. Шкаф, стоящий у той же стены, что и дверь, распахнулся, и Тара вышла наружу. – Не устала там сидеть?

 – Нет, – ответила она. – Лучше бы беспокоился за себя. Это ведь не может продолжиться вечно?

 – Точно, не может. Но я и не собираюсь оставаться здесь вечно. Мы когда-нибудь сбежим, я ведь говорил тебе.

 – Я не могу сбежать, – она присела за стол и стала разворачивать принесённый гонцом лист.

 – А можешь хотя бы сказать, что тебя так держит в городе, который уже давно должен был опостылеть?

 – Тоже не могу, – Тара уставилась на бумагу.

 На самом деле, Старагот понятия не имел, как её зовут. Он назвал её хентским именем – Тария – потому что гэльвские имена ему не нравились, а своего собственного она не помнила, или не хотела говорить. Не смотря на то, что он, Старагот, по сути спас ей жизнь. Полгода назад, гуляя по рынку, он увидел её – грязную, худую. Из одежды на ней были лишь тряпки, едва прикрывающие тело. Она просила милостыню у горожан, пришедших на рынок за покупками. В Плиме было немало нищих, но именно она почему-то очень сильно приглянулась Стараготу. Но он не дал ей милостыню. Вместо этого он увёл её к себе домой, накормил, отмыл и купил ей хорошую одежду. Со временем она оправилась и буквально ожила, в чем Старагот конечно же видел свою заслугу. Ведь он буквально выходил её, сделался для неё отцом. Однако чувства к ней он испытывал отнюдь не отеческие.

 О своём прошлом Тара молчала, всегда начинала плакать, когда Старагот пытался что-то узнать. И этим даже ещё сильнее привлекала его внимание. У неё были большие грустные глаза. Казалось, за свою жизнь она повидала больше горя, чем остальной Плим вместе взятый.

 Старагот присел рядом с ней и взял бумагу.

 – Всего-то? – удивился он. – Управлюсь до вечера. К тому же, тот, кто это писал, не сильно беспокоился о кодировке. Вряд ли это что-то важное.

 – Просто удивительно, как ты к этому относишься, – обронила Тара. – По мне, все эти символы одинаковые. Лишь...

 – В разной последовательности, да. Всё гораздо проще, чем кажется. А ещё я с детства любил разгадывать загадки, – Старагот взглянул на Тару. – Когда-нибудь я разгадаю твою загадку тоже.

 Она ничего не ответила, сделала вид, будто не услышала, и ему ничего другого не оставалось делать, кроме как положить лист перед собой и начать работать.

                                                                                 * * *

 Дардарон распахнул окно, и свежий воздух ворвался в помещение.

 – Наконец-то! – с облегчённым вздохом протянул Трилон, сидя на своём кресле и держа в руке бокал с вином. – Первый день, когда можно со спокойной душой открыть окно. Неужели лето наступило?

 – Да, я тоже его ждал, – сказал Дардарон, и это было правдой. Он втянул носом воздух, а вместе с ним запах рыбы, идущий от самого порта. – Надеюсь, ты не против окна?

 – Нет, что ты, – бросил Трилон. – Свежий воздух точно не помешает. Половину юности я просидел в этом кабинете и всю старость. Уже голова начинает кружиться от такой жизни.

 Дардарон вернулся к креслу напротив собеседника.

 – Уверен, что от неё? – спросил он, глядя на бокал в руках Трилона.

 На самом деле, директор школы магии Куастока пил не так уж много. По крайней мере, не так много, как мог бы пить человек с его судьбой. Насколько было известно, вся семья Трилона сгорела заживо, остальные умерли от голода. Выжил лишь сам Трилон и его сестра. А после той трагедии директор пережил ещё не одного близкого ему человека, будь то друг или даже возлюбленная. А самому ему не повезло дожить до такого возраста, когда его почти можно называть "старым".

 Сам Дардарон был лишь чуть моложе, и знал по себе – длинная жизнь вовсе не кажется таковой. Молодость как будто была вечность назад, но вот затем – всё пронеслось со скоростью стрелы, и вот уже осталось подождать несколько лет, и можно будет встречать старость. Так что вряд ли долгие годы могли заживить давние раны Трилона – жизнь слишком коротка, чтобы её можно было забыть.

 – Я ещё не пьян, – усмехнулся директор, вытянув Дардарона из раздумий. – По крайней мере, я не опьянён молодостью. – Он поставил свой любимый бокал на стол и долил вина. Затем снова бросил задумчивый взгляд в окно.

 – И всё-таки я никак не могу поверить, что лето наступило, – сказал он. – Скоро снова распустится плющ на стенах, запахнет сирень и перебьёт, наконец, эту вонь с порта. А потом жара, невыносимая до безумия, стражники станут прятаться по тенькам, а молодые полезут в реку! – он протяжно вздохнул. – В этом году не самый интересный состав, да друг? Вот было дело с позапрошлым. Помнишь позапрошлых учеников? Сколько же их было? Пятеро? И все девки! Как жара ударит, тут же снимут мантии, а если тренировка в большом зале, то даже фартуки сбрасывали и дрались в одних тоненьких рубашках. Диво смотреть было! Ты же помнишь?

 Дардарон ухмыльнулся в ответ.

 – Я всё помню.

 Директор улыбнулся и долил ещё вина.

 – Ладно, хватит разговоров о былом, – сказал он. – О чём мы говорили?

 – Ни о чём. Мы вспоминали Тароса.

 И то верно, подумал Трилон, не стал же бы я пить просто так. Бедолага Тарос умер день назад, причём при самых странных обстоятельствах. Его ногу нашли в одной части комнаты, разорванное и обезображенное тело в другой, вторую ногу не нашли вовсе. Всё это становилось вдвойне страннее с учётом того, что за несколько дней до этого в школе точно так же умер другой человек.

 – Как думаешь, это случайность? – спросил Трилон своего друга. Тот посмотрел на него, как на молодого глупца.

 – Случайность – это если бы Тарос вышел на улицу и ему на голову упал камень. А когда уже второго человека находят разорванным на куски это уже закономерность. Раскрой глаза, друг. Именно в городе, где учат магов, начинают казнить за колдовство, именно в этом городе вспыхивает именно та самая болезнь, в которой на протяжении веков необоснованно винили магов, и именно в это время за четыре дня в школе, защищённой от проникновения посторонних, умирают два человека причём одним и тем же способом. Слишком много случайностей на одно место, не находишь?

 – Хочешь сказать, – подытожил Трилон. – Кто-то хочет нас изжить? Но кому это выгодно?

 – Хотя бы тому же Локсгеру. Он правит всем Куастоком, кроме того места, где стоит школа. И ещё недавно у нас было какое-то влияние в этом городе. А теперь вся власть принадлежит ему. Ему осталось лишь уничтожить школу, чтобы эта власть не ускользнула от него обратно.

 – Эта школа имеет очень важное значение для короля. Локсгер свинья, но переходить дорогу столице он бы не стал.

 – Откуда тебе знать? – Усмехнулся Дардарон. – Может он специально всё это время притворялся послушной куклой, чтобы мы так думали? В любом случае, он небольшими шагами подбирается к тому, чтобы всех нас вздёрнуть на петлях, – волшебник взглянул в раскрытое окно. – Пока вот только маги вне школы. Ты же слышал, что недавно казнили почти полный ряд висельников?

 – Да, бедолаги, – сказал Трилон, хлебнув из бокала. – Ни в чём не повинные простые люди. Настоящих ему не поймать. Они, наверное, уже все сбежали в Ретанну*. А что Транон?

 – Не знаю, – Дардарон покачал головой. – давно его не видел. Но вряд ли он покинул Куасток. Это... не в его стиле.

 – Не в его стиле делать всё, что делают другие, – согласился директор.

 – Будет время, я его навещу. Так, что мы будем делать?

 Трилон сделал громкий глоток.

 – О чём ты?

 – Мы можем сидеть сложа руки и ждать, пока Локсгер не повесит всех нас, или мы можем попытаться что-нибудь предпринять.

 Трилон махнул в сторону Дардарона рукой.

 – Не говори ерунды, что мы можем сделать? Тут может только король разобраться. Никого больше наш управитель слушать не станет.

 – Согласен. Нужно рассказать ему. Пусть приедет сам или пришлёт кого-нибудь разобраться.

 – А если это не Локсгер нам кровь портит. Или вообще никакого заговора нет, и мы с тобой просто два старых идиота?

 Волшебники дружно посмеялись.

 – Королю очень важна эта школа, – сказал Дардарон. – А Локсгер нарочно или нет настраивает народ против нас. Тут и без заговора есть что разгрести и кого приструнить.

 – Твоя взяла, – вздохнул Трилон. – Отправим королю послание. Вот только Локсгер перехватит птицу, та не успеет отлететь далеко от города. Тебе придётся дойти до ближайшего стойла и послать гонца.

 – Я так и сделаю, но этого мало. В школе находится убийца. Тот, кто убил Патроса и Тароса. Нужно найти его. Есть какие-нибудь мысли?

 Трилон задумался, глотнул вина и открыл у своего стола нижний ящик.

 – Когда-то у меня здесь лежала книга, – сказал он. – Очень важная... для меня. Кто-то украл её.

 – Ну и что?

 – В школе есть вор и убийца, что если это один человек?

 – Что это за книга? Если она была нужна убийце, вряд ли в ней написано, как выращивать акации.

 Трилон помедлил, было видно, что он не хочет говорить.

 – Мне её продал один торговец, когда я был в Ретанне. Она была очень старая, но ничего запретного не содержала. Это всего лишь сказка. Очень интересная, добрая и с хорошим концом.

 – Сказка – это то, что ты мне сейчас наплёл, – сказал Дардарон с раздражённым видом лица. – Но я уже всё понял. Эта книга была как-то связана со старым директором, да?

 У Трилона было много странностей – пожалуй, директор являлся самым странным человеком на памяти Дардарона, а он уж таких повидал немало. Но самой большой странностью директора была боязнь рассказывать что-то о своём предшественнике – Фаралоне. Они с Трилоном были хорошими друзьями, Трилон служил его заместителем до тех пор пока с Фаралоном что-то не случилось. Толи он умер, толи пропал, толи что-то ещё. Это все сведения об этом человеке, которые Дардарону удалось вытянуть из Трилона за многие годы совместной работы.

 – Не хочешь говорить, не говори, – вздохнул он, видя, что директор опустил глаза и даже перестал пить. – Но если эта книга была нужна нашему... заговорщику, то нужно её найти. Скажи хотя бы как она выглядела.

 – На обложке не было нарисовано ничего. Никогда не поймёшь, с какой стороны её нужно открывать. И она написана не на колоридском языке.

 – Странная какая-то книга. Не удивлюсь, если её написал ты сам.

 Дардарон привстал со стула.

 – Я хочу начать собственное расследование, – сказал он. – Постараюсь найти убийцу до того, как он перебьёт нас всех. А ты пока напиши письмо королю.

 Трилон отпил из бокала и пожелал своему другу удачи.

                                                                         * * *

 Огромный блестящий купол, венчающий замок хана, как обычно, отразил луч солнца в лицо Старагота, заставив прищуриться. Завсегда раздражённый по утрам парень злился от этого ещё сильнее. Он не любил вставать по утрам, потому что после этого бодрость покидала его на весь день, а в сонном состоянии сделать что-то качественно у него не выходило.

 Гонец почему-то не пришёл, и парень был вынужден идти в замок сам вместе с расшифрованным и переведённым текстом. А теперь ещё этот проклятый блестящий купол! Жаль, но днём пройти сюда будет большой проблемой – толпа просителей окружит ворота и не согласится пропускать никого.

 Стражники узнали его ещё издали – мало кто из здешних обитателей имел настолько низкий рост, как у Старагота. Скорее всего, переводчик являлся самым низким человеком в городе, и не очень хорошо ощущал себя среди всех этих головастых дылд, которые порой его даже не замечали.

 Оказавшись в замке, хент сразу свернул в правую дверь, к кабинету господина Санмира. Поднялся по спиральной лестнице на второй ярус, в очередной раз вспоминая, какие здания были в его родном Ридвинге*. Два этажа позволяла себя любая более-менее приличная таверна, а дома господ и уж тем более королевский замок насчитывали по три и даже четыре яруса. В Плиме же двухэтажный замок хана являлся самым высоким зданием. Почти весь первый этаж был занят тронным залом и покоями хана. На втором же находились личные помещения его советников и приближенных. Господин Санмир занимал одно из самых богатых и красивых помещений. Дверь в его покои находилась почти сразу за лестницей. Однако, войдя внутрь, Старагот не обнаружил хозяина. Вместо него в комнате находился другой человек, в красивых суконных одеждах серого и зелёного цвета, пояс держал ножны с длинным мечом, а голова была обвязана красной лентой. Он повернулся к Стараготу, и переводчик обомлел от испуга.

 – Хан Гломин, – пролепетал он, упав на колени. За всё время он видел его лишь один раз.

 Правитель каганата подошёл ближе.

 – Знаешь, где Санмир? – грубым, властным голосом спросил он.

 – Нет, мой хан, – запинаясь, ответил Старагот. – Я сам только что пришёл к нему.

 – С какой целью?

 – Моей задачей было перевести и расшифровать колоридское послание, мой хан...

 – Отлично! Как раз ты меня и интересуешь. Поднимись с колен и расскажи, что содержалось в том сообщении.

 Старагот с трудом овладел дрожащим телом, развернул лист и прочитал послание вслух.

 "Птицы передают, что школа в Куастоке находится в опасности. А вместе с ней и вся магия в стране. Есть смысл подумать над тем, чтобы отправить на защиту школы всесильное королевское слово. Один дьявол знает, что станет со страной, если магия в Куастоке проиграет".

 Старагот поднял глаза на хана и увидел, что его лицо покраснело.

 – Вот же проклятье! – крикнул правитель, так что переводчик вздрогнул от испуга. – Где этот Санмир, когда он так нужен? – Хан принялся осматривать помещение, но затем его взгляд снова остановился на Стараготе.

 – Ты же переводчик? Значит, умеешь писать?

 – Да, мой хан...

 – Иди за мной!

 Правитель каганата вышел из комнаты и засеменил вниз по лестнице. Старагот едва успевал за ним. Они повернули направо, к трону, дошли до него, затем хан отпер дверь позади огромного кресла, вошёл в свои личные покои и принялся что-то искать на столе.

 – Пиши, – сказал он.

 Старагот быстро сообразил и схватил с пола упавший чистый лист бумаги, затем перо с чернильницы, стоящей в углу стола.

 – Я, хан Гломин, правитель Гэльвского каганата, пишу это послание лично. Мой план близок к провалу. В столице уже прослышали про то, что происходит в Куастоке. Возможно, уже сейчас в город направлена делегация, цель которой обеспечить сохранность школы магии. Ваша задача: уничтожить школу раньше, чем прибудет эта делегация. Как и было запланировано, вам будет выделена помощь в размере одного отряда элитных воинов, которых я подберу лично. Они окажутся в оговоренном месте, и вы к тому времени должны быть полностью готовы к решающему удару. Так как делегация, возможно, уже находится в пути, я не могу дать вам много времени. Путь от столицы до Куастока занимает чуть больше недели. Поэтому, я отправлю отряд в Куасток уже..."

 Хан вдруг замолчал.

 – Как думаешь, – обратился он к Стараготу. – Сколько дней я могу дать людям, чтобы они могли доделать начатое? Я не могу выделить им слишком много, неделю или чуть больше.

 Старагот обомлел, не зная, что сказать. На его счастье, взгляд хана упал на статуэтку, поваленную на край стола.

 – Калантир прожил девять дней, после чего своей смертью спас своих слуг, – упавшим голосом проговорил Гломин. – Пусть будет так. "Поэтому, я отправляю отряд в Куасток уже на девятый день, начиная с завтрашнего. За это время вы должны провести все необходимые приготовления и ослабить школу настолько, насколько это возможно, чтобы всё остальное прошло как можно быстрее. Медлить нельзя". Ты всё записал? Точно, как я диктовал?

 – Да, мой хан.

 – Я доволен. Теперь отправляйся в покои Санмира, жди когда он появится и скажи, чтобы немедленно отправлял это послание в Куасток. Он поймёт.

 Хан, наконец, нашёл печать. Капнул на послание немного воска и запечатал его. Старагот принял свёрнутый лист и покинул комнату, лишь чудом не забыв поклониться. Его ноги всё ещё дрожали, а голову переполняли мысли. Девять дней? Школа магии? Куасток? Похоже, хан планирует очередную войну с Колоридом, но сперва решил уничтожить магов. Если Колорид останется без поддержки волшебников, эта война будет проиграна. Всё то время, что Старагот жил в плену каганатцев, его не сильно волновали мысли о предательстве. Он переводил и расшифровывал послания колоридцев для хана, но всё это было мелочью. Теперь на кону гораздо больше, чем обычно. И почему-то, предателем себя Старагот ощутил только сейчас. Нужно уничтожить послание! Нельзя допускать, чтобы оно дошло до того, кому предназначалось.