Текст книги "Скифские саги"

Автор книги: Дмитрий Колосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

Глава 6
В ПЛЕНУ СЕРЕБРЯНОГО ГОРОДА

От потолка веяло прохладой, по телу разливалось блаженное тепло. Скилл сидел в трактире «Сон Аполлона» и потягивал кисленькое молодое вино, которое с некоторой натяжкой можно было считать вполне приличным. Вокруг сновали суетливые, облаченные в эллинские хитоны горожане. Изредка мелькал пестрый парсийский халат или подчеркнуто аскетичная туника гостя из сопредельных городов.

– Эй, приятель!

Почувствовав, что этот возглас адресуется ему, скиф обернулся. Возле стойки стоял человек, синяя туника которого не могла скрыть могучих мышц, покрывавших крепкое тело.

– Это ты мне?

Человек вгляделся в лицо Скилла.

– Ты не серебровик, – сказал он утвердительно. Жителей Серебряного города в подземном мире именовали серебровиками.

– Не совсем, – подтвердил скиф. – Я, как и ты, гость этого города.

– Ради чего ты тогда вырядился в эти одежды?

– Мой халат порвался, и я купил тунику серебровика, – солгал Скилл, не вдаваясь в более подробные объяснения. – А что тебе, собственно, от меня надо?

– Думал предложить работу.

Скиф пренебрежительно махнул рукой:

– Ты обратился не по адресу.

– Легкая работа, и, кроме того, я хорошо плачу.

Скилл хотел было сказать незнакомцу, что в его суме куда больше золота, чем тот когда-либо видел в своей жизни, но раздумал и поинтересовался:

– Что за работа?

– Поможешь мне разгрузить и продать товар. Я лишился помощника, одному мне не справиться.

– А какова плата?

– Три серебряные монеты.

Скиф хмыкнул. Вино, что он сейчас пил, обошлось в четыре монеты.

– Ладно, садись, поговорим.

Торговец не заставил себя упрашивать и тут же пристроился за столиком. Повинуясь красноречивому жесту скифа, трактирный служка принес еще один кувшин вина, возбудив в купце сильные сомнения в том, что светловолосый незнакомец нуждается в деньгах. Скилл наполнил чаши.

– Выпьем!

Они дружно вылили вино в глотки.

– А теперь расскажи мне, кто ты и откуда.

Прожевывая кусок соленой трески, гость сообщил:

– Меня зовут Калгум. Я купец из Бронзового города. Привез пряжки, заколки и прочую дребедень. Подобный товар пользуется здесь спросом. Когда мы переправлялись через Змеиный ручей, мой слуга оступился и погиб…

– Что еще за Змеиный ручей? – перебил купца Скилл.

– Э-э-э, – протянул Калгум. – Да ты, парень, похоже, вообще не из наших краев. Уж не тот ли ты скиф, что разделался с Ажи-Дахакой?

Неприятно удивившись, Скилл буркнул:

– Может, и тот. Но откуда ты знаешь, что дракон мертв?

Купец засмеялся:

– В нашем мире новости разлетаются с быстротой молнии. Я узнал об этом еще вчера на постоялом дворе. Ты – ловкий парень, – заметил он, пристально разглядывая скифа, – хотя, глядя на тебя, не скажешь, что ты похож на богатыря, способного сразить дракона. Ах да, ты спросил, что такое Змеиный ручей. Создавая наш мир, боги позаботились о том, чтобы меж городами не вспыхнула смертельная вражда. Поэтому они разделили города попарно, а один из них – Синий – остался в одиночестве, окруженный огненным кольцом. Всего насчитывается четыре пары городов: Серебряный и Золотой, Бронзовый и Продуваемый ветрами, Горный и Город на холмах, Лунный и Город трех стен. При этом боги-основатели составили пары таким образом, чтобы один из двух городов был заведомо слабее другого и чтобы слабый город был малоинтересен как добыча для сильного. Так, например, Золотой город сильнее Серебряного, но совершенно не стремится поработить своего соседа, так как не видит в этом никакой выгоды.

– Странно, – задумчиво промолвил Скилл. – Я всегда считал, что захватывать города – прибыльное занятие.

Не могу не согласиться с тобой, но только не в этом случае. Серебряный город не располагает богатой казной, а жители его ленивы. Захвати его, и золотовикам пришлось бы заботиться об их пропитании, о содержании домов и дорог.

– Но они могли бы обратить жителей Серебряного города в рабство и принудить их работать.

– Что такое рабство? – поинтересовался купец.

Скилл замялся, подыскивая слова для ответа.

– Это… это когда один человек владеет другим и заставляет того работать на себя.

– Не понимаю, каким образом один человек может владеть другим. Подобная нелепица возможна лишь в верхнем мире.

– Наверно, – не стал спорить Скилл.

– У нас не обращают в рабство, а насчет того, чтобы заставить жителей Серебряного города работать… Пытались! И не раз. Трижды войско Золотого города подступало к этим стенам. Но горожане и не думали сопротивляться. Они открывали ворота захватчикам, а через несколько дней стратеги-золотовики спешно выводили войско, оставив в городе не менее половины своих воинов.

– Так выходит, серебровики все же сопротивлялись!

– Если бы! – Купец сделал глоток и отставил чашу. – Хотя это можно считать своего рода сопротивлением. Только воевали не жители, а дома и площади, храмы и бульвары. Понимаешь, Серебряный город обладает какой-то необъяснимо притягательной силой. Попав сюда, уже не хочется возвращаться обратно. Особенно в первый раз. Постепенно с этим чувством свыкаешься, но поначалу неимоверно трудно расставаться с Серебряным городом. Да и потом, честно говоря, тоже.

– Я не чувствую в нем особой привлекательности! – заметил Скилл.

– Еще бы! Ты целый день просидел в кабаке. У тебя еще все впереди. Ну так вот, убедившись в тщетности своих усилий, золотовики отказались от попыток завоевать соседей. Нечто подобное наблюдается и в остальных случаях. Бронзовый город, город воинов, много сильнее Продуваемого ветрами. Но тот невероятно беден, половина его жителей питаются подаянием, а земли вокруг бесплодны. Поэтому нашим консулам и в голову не приходит пойти войной на соседа. Жители Лунного города очень воинственны и неизбежно захватили бы Город трех стен, но боги позаботились, чтобы этого не произошло. Мощные укрепления Города трех стен не по зубам луннитам. Точно таким же образом Горный город – он расположен на пике огромной горы – недосягаем для войска Города на холмах. Но, разделив таким образом наш мир, боги были вынуждены принять меры, чтобы не началась вражда между сильными городами – Золотым и Бронзовым например. С этой целью они разделили пары городов ручьями, кишащими ядовитыми змеями. Любая армия, которая рискнет переправиться через Змеиный ручей, неминуемо погибнет.

– А как же проходите вы, купцы?

Калгум усмехнулся:

– У нас свои секреты. Купец проворнее солдата, да и рискует он не из прихоти стратегов или консулов, а ради собственной выгоды. Мы знаем места, где ручей неглубок, а змей мало. Там могло бы пройти и войско, но купец ни за какие деньги не раскроет этой тайны. Нам невыгодна война. Накануне я переводил свой караван в одном из таких мест. Все четыре лошади преодолели преграду благополучно, а вот моему приказчику не повезло. Он вытягивал завязшего коня, и в этот миг вокруг его ноги обвилась сизая змея. Бедняга даже не вскрикнул… – Калгум изобразил на своей физиономии гримасу сожаления и тут же перешел к делу: – Так ты поможешь мне?

– Помогу, – сказал Скилл. – Но только сегодня. Завтра я покину город.

Купец покачал головой:

– Сомневаюсь.

– О чем ты?

– Сам потом поймешь.

До вечера они занимались с товаром. Торговля шла споро. Засовывая в кошель последнюю монету, Калгум сказал:

– Из тебя мог бы выйти отличный купец! Иди ко мне помощником.

– Нет. – Скилл покачал головой. – Спасибо за предложение, но у меня другие планы.

– Жаль. Ну, тогда пойдем, я угощу тебя вином.

Скиф не согласился и на это:

– Что-то не хочется. Я лучше пройдусь по городу. Прощай.

– Вот и тебя сразили чары Серебряного города, – тихо прошептал ему вслед купец.

Но Скилл не слышал этих слов. Он шел по вечернему городу, и в душе его играла музыка. Впрочем, музыка играла не только в душе. Из окон многих домов доносились мелодичные трели арф и свирелей, в храме Аполлона рыдал басовитый орган.

Город действительно оказался прекрасен. Его очарование невозможно было передать словами. О, как он отличался от городов Востока с их грязью, вонью, шумом, людской толчеей! О, как он отличался от городов Ионии или Эллады, что схожи меж собой, словно единоутробные близнецы, – бесконечные торговые ряды, озабоченные лица горожан, крикливые народные собрания на залитых солнцем агорах. Серебряный город был совершенно иным – и обликом и духом. В его архитектуре смешались всевозможные стили. Строгие дорические колонны Спарты соседствовали с варварским великолепием столиц восточных сатрапий. Пышные коринфские колонны перемежались строгой готикой кельтских капищ. Пространства скифских степей обрывали стены монолитных римских храмов. Разноцветье дворцов махараджей соседствовало с лаконичной пластикой пирамид. То был город-космополит, вобравший в себя все лучшее, что сумели создать творцы верхнего мира. Казалось, сотворившие его боги решили поиграть буйной фантазией, создать город-мечту, город-мираж, где каждый мог бы найти милые его сердцу черты.

Наслаждаясь благоуханием масличных роз, Скилл обошел храм розовоперстой Афродиты, буквально утопавший в зарослях прекрасных цветов. Из храма доносился девичий смех. Там царили любовь и нежность.

Сердце сжала легкая грусть. В прежние времена Скилл немедленно отправился бы в ближайший кабак и напоил бы ее вином – она быстро пьянеет, грусть! Но в этот вечер ему уже не хотелось пить. Ему было хорошо и без вина.

Скиф пересек небольшой сквер и остановился перед скульптурой, изображавшей застывшую на старте колесницу. Неведомый мастер сумел вдохнуть жизнь в свое творение. Закусили удила кони, возница подался вперед в неистовом азарте. Кажется, еще миг – и взорвутся напряженные мускулы, кони прыгнут с постамента и полетят по городу.

Внезапно Скилл почувствовал легкое прикосновение к плечу. Он повернулся. Перед ним стояла очаровательная девушка. Серые глаза, ровно очерченные губки, изящный, чуть вздернутый носик, пышная волна рыжеватых волос. Скилл не рискнул бы назвать ее писаной красавицей, но она была чертовски хорошенькой. Ему нравились именно такие, с веселыми искорками в глазах.

– Господин выслушает меня, – тоненьким голоском произнесла девушка. – Мы собрались компанией провести вечер, но один из парней не пришел, и я осталась одна. Да простит мне господин такую дерзость, но не согласится ли он быть эту ночь моим кавалером?

– Почему бы и нет?! – пробормотал Скилл, слегка теряясь от столь неожиданного предложения.

Тогда она взяла его пальцы в мягкую ладонь и повлекла за собой.

Беломраморный дом, к которому они подошли, утопал в зарослях сирени, у дверей сидел каменный лев. Девушка постучалась, и их впустили внутрь.

Пройдя небольшой холл, Скилл и его подруга оказались в уютной зале. Вставленные в шандалы свечи разгоняли по углам полумрак. На кушетках сидели или полулежали несколько девушек и парней. При появлении гостей они встали и приветствовали прибывших.

– Это мой новый знакомый, – сообщила девушка. – Его зовут… – Она вопросительно посмотрела на скифа.

– Скилл, – поспешно подсказал тот.

– Странное имя, – заметил молодой человек с выразительными карими глазами. – Но мы рады тебе. Меня зовут Менандр. А это мои товарищи…

Юноши один за другим подходили к скифу и представлялись. Затем его окружили девушки. Чуть кокетничая, они поздоровались со Скиллом за руку, а одна, самая веселая, даже чмокнула его в щеку, вызвав снисходительный смех друзей.

– А теперь, когда все в сборе, будем веселиться! – провозгласил Менандр.

Нетрудно было догадаться, что он играет роль заводилы в этой компании. Девушки упорхнули за разделявшую залу занавесь и внесли кубки вина, один из парней подтянул струны кифары. Менандр принял протянутый ему кубок и воскликнул:

– Выпьем чашу, друзья, за светлого бога Аполлона, вдохновителя наших дум и порывов!

По зале поплыл аромат тонкого вина. «Лихо начинают!» – подумал Скилл, осушая чашу до дна.

– Хорошее вино! – похвалил он, поставив сосуд на место. И тут к своему стыду заметил, что остальные лишь чуть пригубили вино и теперь недоуменно взирают на нового знакомого.

Видя смущение Скилла, Менандр поспешил ему на помощь:

– Гость еще не знает наших обычаев. Ведь мы пьем вино не ради забытья, а лишь потому, что оно способствует общению. Великий мудрец Пифагор сказал: «Пьянство есть упражнение в безумии!» Так не будем уподобляться диким скифам или кельтам, пропивающим свой разум и естество! Не огорчайся, друг Скилл. Ты ошибся, но ошибка твоя поправима. Феона!

Одна из девушек взяла опустевшую чашу и, наполнив ее вновь, протянула Скиллу. Но тот не обратил на ее жест никакого внимания, так как переживал за свою ошибку, а более того – за невольное оскорбление, нанесенное скифскому народу. Вопреки общепринятому мнению, скифы отнюдь не были теми неисправимыми пьяницами, какими их выставляли эллины или парсы. Дед Скилла Родоар пил лишь пшеничную брагу. Позднее, вместе с приходом эллинов, появилось виноградное вино, пришедшееся по вкусу кочевникам. Греки не лгали, уверяя, что скифы пьют вино неразбавленным, но забывали упомянуть, что кочевники выпивали одну-две чаши вина в день, в то время как граждане Афин или Коринфа – двадцать чаш хмельного напитка, пусть и смешанного с водою. Стоило еще разобраться, кто более подвержен пьянству. Стараясь не поддаваться эмоциям, Скилл сказал:

– Ты прав, друг Менандр, пьянство – порок. Но позволь мне привести слова мудреца скифа Анахарсиса, едко высмеивавшего слабости эллинов. Некогда он заметил по поводу винопития сынов Зевса: «У себя дома первый бокал обыкновенно пьют за здоровье, второй – ради удовольствия, третий – ради наглости, последний – ради безумия».

– Отлично сказано, друг Скилл! Этот Анахарсис обладал острым умом. Выпьем за его здоровье!

Предложение выпить за здоровье того, кто порицал пьянство, прозвучало весьма нелепо. Усмехнувшись, Скилл сделал глоток.

– Ах, что может быть лучше дружеской беседы, услащенной глотком доброго вина! – чуть напыщенно воскликнул красавчик с родинкой на шее.

– Верно сказано, Леониск! – одобрил эту мысль Менандр. – Но ты забыл упомянуть о прекрасной девушке, чью грудь ты нежно ласкаешь рукой. Друг, любимая девушка, вино, изысканная пища – что еще надо человеку, чтобы почувствовать себя счастливым! Наслаждение – вот главный принцип жизни. Иначе для чего мы живем? Ради удовольствия, и никто не докажет мне, что я не прав. Разве согласится человек добровольно, без принуждения, выполнять тяжелую грязную работу или отправиться в опасный поход? Нет! Ради чего?

– А если он любит приключения? Если он не представляет без них свою жизнь? – спросил Скилл.

– Приключения? Бессмысленные глупые авантюры, пахнущие кровью и потом? Неужели кто-нибудь из вас предпочтет трястись в мокром от конского пота седле, нежели возлежать на ложах, беседуя с друзьями? Нет, ответите вы. И будете правы. Приключений ищет лишь тот, кого манят золото, кровь, слава. Они пытаются встать наперекор судьбе, и она ломает их пополам. И поделом! Разве в этом удел нормального человека? Ведь ему не нужна слава, он не испытывает сладкого трепета при виде золота, он не звереет от запаха крови. Человек не любит, когда тело его перегружено чрезмерной работой, а конечности вздуваются желваками мускулов. Наслаждение – вот истинное призвание человека. Наслаждение, даруемое женщиной, вином, пищей. То наслаждение плоти. А бывает и высшее наслаждение, о котором упоминал Леониск. То наслаждение от общения с друзьями, наслаждение от умной беседы. Наслаждайтесь, друзья мои, ибо жизнь коротка и мы должны успеть взять от нее сколько возможно. Играй, Герон!

Негромко звякнули струны кифары, и комнату наполнила тихая мелодичная музыка. Все затихли. Поднося к губам кубок, Скилл почувствовал, что его ухо игриво прикусили острые зубки. Скилл привлек девушку к себе. Она улыбалась, слабый отблеск свечей играл в серых глазах. Обняв скифа за шею, девушка шепнула:

– Нехороший, ты даже не спросил мое имя.

– А ведь и вправду, – согласился он. – Виноват. Как тебя зовут?

– Лаоника, – тихо шевельнулись губы девушки.

– Какое красивое имя, – прошептал Скилл. – Какая красивая ты.

Губы скифа коснулись губ Лаоники.

– Не здесь, – шепнула она. – Пойдем в другую комнату.

Она поднялась и направилась в темноту. Скилл несмело пошел вслед за ней…

С такой страстью он не сталкивался уже давно, а если быть более точным, с тех пор, как расстался с Тентой. Лаоника была неистощима в любовных забавах. Она то отступала, то нападала вновь. Ее ласки, походившие на нежный майский цветок, через мгновение превращались в бушующий огонь. Скилл позабыл о времени, наслаждаясь прекрасным телом. Но вот Лаоника чуть оттолкнула любовника руками.

– Пока достаточно. Пойдем ко всем. Мы вернемся сюда чуть попозднее.

– Разве мы не ляжем спать? – удивился Скилл.

– Ночью – нет. Мы отоспимся днём.

– А когда же в таком случае вы работаете?

Девушка пожала плечами:

– Не понимаю, о какой работе ты говоришь. Человек рожден, чтобы наслаждаться.

Скилл не стал с ней спорить.

– Да, конечно. Но откуда-то надо брать средства на одежду и еду.

– Об этом заботится Городской Совет. Нам много не нужно. Две туники, немного вина и пищи. Мы не уподобляемся богачам, трясущимся над своими богатствами. Пусть работают они.

Скилл и сам не собирался уподобляться богачам, но он не мог согласиться с такой странной логикой.

– А дом? На какие средства куплен этот дом?

Заплетя волосы в пышную косу и закрепляя ее жгутом, девушка сказала:

– Его построил отец Менандра. Он был воином и пришел сюда из Золотого города. Пришел и остался. Он был со странностями, утверждал, что любит работать. Работал каждый день, в конце концов надорвался. Видишь, к чему может привести работа?

Скиф ничего не ответил, а лишь покачал головой. Ему не хотелось спорить. Он вдруг почувствовал, что может многим пожертвовать ради любви этой прекрасной девушки, ради дружбы с ее странными друзьями. Ему ведь тоже не слишком много надо, и потом…

– У меня есть деньги, – сообщил он Лаонике.

– Много?

– Достаточно.

– Это прекрасно! – Она обрадовалась. – Ты купишь мне новую тунику. Купишь?

Ее голосок звучал чуть капризно. Это было столь очаровательно, что скиф не выдержал и улыбнулся:

– Сколько угодно.

Лаоника оценивающе оглядела Скилла:

– Да.

– Но ты не эллин?

Скилл утвердительно кивнул.

– Кто же? Латинянин? Кельт? Ибериец?

– Я – скиф.

– Скиф? Ой, как неловко получилось! Менандр, кажется, наговорил лишнего…

– Ничего, я не обиделся. Скифы и вправду иногда позволяют себе выпить больше, чем следовало бы. Ты не говори ему, что я скиф. Не надо ставить его в неудобное положение.

– Хорошо, – согласилась девушка. Сев на корточки, она стала тормошить Скилла. – Ну, одевайся и пойдем. Пойдем же!

Когда они вернулись в залу, все тактично сделали вид, будто ничего не заметили. По-прежнему тихо позвякивала кифара, а Менандр вел свой бесконечный разговор.

– Жить для себя – вот высший принцип жизни. Лишь тогда она имеет смысл. Я живу ради того, что я люблю. Почему я должен жить для других? Почему я должен жить для пузатого кабатчика, вонючего землекопа или гремящего медью воина? Почему? Кто мне это объяснит?

– Тогда живи для друзей!

– А зачем, дружище Скилл? Ты стал бы жить ради друзей?

– Я и так живу ради них.

– Это лишь красивая поза! Ты живешь для себя. Или нет? Тогда у тебя больная философия. Как можно жить ради друзей? Объясни мне, как ты понимаешь жизнь.

Скиф на мгновение задумался.

– Я не столь ловок в словах, как ты, но вот что значит для меня жизнь. Она была, есть и будет очень бурной. Я имел много друзей, настоящих друзей. Большинство из них я потерял. Кое-кто погиб, кое-кто ушел, остальные далеко отсюда. Но я отдал бы все ради их счастья и верю, что они сделали бы то же самое ради меня. Я из тех, кого ты порицаешь, Менандр. Я – воин и вор. Я люблю кровь, пение стрел, вой горного ветра. Я – авантюрист, и мне нравится само это слово. Аван-тюр-ра! Какой сладостный рык издает оно! Авантюр-ра!

Ты был не прав, Менандр, сказав, что авантюристов не много. Нас много, сотни и тысячи, нас тьма. Но среди нас есть такие, что соизмеряют свои силы, и их приключения оканчиваются счастливо. И такого никто не посмеет назвать авантюристом. Такие становятся королями и тиранами, полководцами и губернаторами открытых ими земель. Это победители! Но как тонка грань между победителем, человеком, соразмерно оценившим свои силы и тяжесть выбранной задачи, и авантюристом, взявшимся за заведомо невыполнимое дело и проигравшим. Был ли авантюристом царь Куруш, покоряя один народ за другим? Нет! Ведь он был удачлив. Но он стал им, проиграв битву кочевникам-массагетам, вдоволь напоившим царя кровью. Хотя осмелится ли кто назвать его поход авантюрой? Ведь Куруш собрал огромную армию, обеспеченную оружием и продовольствием, его лазутчики разведали дороги, его послы привлекли на сторону парсов многих союзников. Это была четко спланированная и подготовленная акция. Но Куруш попал в засаду и проиграл. Кто сделал его авантюристом? Судьба! А победи царь, и она бы увенчала его лаврами. Пойми, Менандр, человек не рождается авантюристом, его делает им судьба.

Мне по душе многое из того, что превозносите вы. Я – отнюдь не аскет. Я люблю красивых девушек и отменное вино, хороший стол и добрую беседу с друзьями. Значит ли это, что я такой же, как вы? Может быть. Но я люблю коня и лук, погоню и ветер. И вот я уже совсем другой. Так кто же я? Где мое истинное лицо? А может ли человек жить жизнью, подобной вашей? Может ли он провести свои годы лежа на кушетке и услаждая себя разговорами с друзьями? Его мускулы ослабнут, а кровь станет похожей на патоку. Он потеряет радость движения, радость свежего воздуха, он лишится самого сладостного из чувств – яростного ожидания. А придет время, и он перестанет получать удовольствие от вина и пиши, а еще раньше – от женщин. Он пресытится. И тогда наступит апатия…

Скилл внезапно упустил мысль и замолчал. Увлеченный своей речью, он лишь сейчас обнаружил, что из всей компании его слушает лишь Лаоника. Две парочки покинули залу, Леониск и Менандр тихо перешептывались, Герон спал в обнимку с кифарой.

– Ты хорошо говорил, дружище Скилл! – торопливо, словно уличенный в чем-то неприличном, воскликнул Менандр. – Ты очень здорово говорил. Выпей! Кто много говорит, тому надо время от времени освежать горло. Так, значит, ты любишь приключения? Но и не против наслаждений? Тогда не все потеряно! Оставайся с нами, и ты будешь любить лишь наслаждения. Оставайся с нами, дружище Скилл!

То были последние слова, сказанные Менандром. Он и Леониск поднялись и вышли из залы.

– У них мужская любовь, – шепнула Лаоника. Не обращая внимания на спящего кифариста, девушка обняла шею скифа и увлекла его вниз…

На следующий день Скилл не уехал. И через день – тоже. Проснувшись, он бродил по городу, сидел в трактирах, любовался красотами храмов и дворцов. Вечером он возвращался в дом Менандра, и начиналась новая ночь, наполненная дружескими беседами, тонким запахом вина и любовью. Любовью… Сам того не замечая, Скилл не на шутку привязался к Лаонике.

Его лук валялся в комнатушке на чердаке трактира «Сон Аполлона», разъедаемый плесенью. Так же и душа Скилла разлагалась под воздействием речей Менандра. Летели дни, и скоро кочевнику стало безразлично все, что не касалось ночных застолий. Словно напоенный дурманом, он бесцельно мерил шагами улицы Серебряного города, чтобы вечером вновь вернуться к дому со львом. И сладкий яд слов Менандра проникал в его мозг.

– Что наша жизнь? Ничто! Ничто, если в ней нет места удовольствиям. Долой беды! Долой труды, хлопоты, болезни, тяготы и войны! Человек рожден, чтобы наслаждаться. Пей, дружище Скилл!

И Скилл послушно глотал вино, а затем утопал в волнах любви.

Минуло немало дней, похожих на один. Однажды, прогуливаясь по городу, Скилл встретил купца Калгума.

– А, старый знакомый! – воскликнул тот, устремляясь навстречу скифу.

– Здравствуй, купец.

– Если я не ошибаюсь, ты собирался уехать из города?

– Может быть, – равнодушно ответил Скилл. – По-моему, подобные намерения высказывал и ты.

– Да, – согласился купец. Мгновение они стояли друг против друга молча, затем купец вздохнул: – Сегодня я истратил последнюю монету. Проклятый город! Он вцепился в меня и не отпускает, высасывая деньги, кровь, мысли!

Скилл безразлично поинтересовался:

– Тебя держат силой?

– Если бы! Нет таких пут, которые смогли бы удержать купца-бронзовика. Это какое-то наваждение! Каждое утро я просыпаюсь и говорю себе: пора отправляться домой. Но стоит мне выйти на улицу – эта музыка, которой наполнены воздух и архитектура, эти благоуханные запахи, эти приветливые люди… Все пьянит мой мозг, и я остаюсь еще на день, клятвенно заверяя себя, что уеду завтра. А наутро история повторяется.

– У меня по-другому, – задумчиво произнес Скилл. – Я нашел свою любовь. Я нашел друзей. Я люблю и любим.

– Любим! – Купец тихо рассмеялся. – Глупец! Этот город любит лишь себя. Это иллюзия любви, подобная той, что пытаются создать лжепророки, клянущиеся в любви всему человечеству. Этот город не любит никого, кроме себя. А люди здесь лживы и непостоянны.

– Ты – сам лжец! – рассерженно воскликнул Скилл.

– Я лгу? Если бы… Ты говоришь, тебя любят друзья. А не задавался ли ты вопросом: почему?

– Друг потому и друг, что любит тебя лишь за то, что ты существуешь.

Калгум нервно куснул губу.

– А может быть, все проще? Может быть, они любят тебя за твои деньги?

– Ты вновь не угадал, купец. Я ни разу не давал им денег. Я лишь истратил немного на свою возлюбленную, но эта сумма смехотворно мала.

– Да ты и вправду считаешь себя счастливцем! – желчно воскликнул Калгум.

– Э, купец, я вижу, ты завидуешь мне! – сказал Скилл и повернулся, чтобы уйти.

Калгум вцепился в его руку:

– Постой! Прости меня. Мне хотелось бы верить тебе, но я слишком хорошо знаю людей. Они ничего не делают просто так. Я разучился доверять им.

– В этом твоя беда.

– А может, счастье? Допустим, ты встретил настоящих друзей, допустим. Ты поверил им. Однако доверяй, но проверяй! Проверь их!

– Не хочу! – Скилл вырвал руку из клешни Калгума.

– Чего? – удивился Скилл. В это мгновение он заметил вдалеке неторопливо идущего Менандра. – Кстати, вон идет мой лучший друг.

– Где?

Скилл молча указал рукой.

– Куда это он? – поинтересовался купец. – Похоже, в Городской Совет. Что нужно твоему другу в Городском Совете?

Скилл пожал плечами:

– Лаоника говорила, что Совет платит им небольшое пособие.

– Пособие за что?

– Какая разница! – Скилл рассердился. – А почему, собственно, ты задаешь такие вопросы!

– Сам не знаю, – быстро ответил Калгум. – Должно быть, хочу понять, где скрыты путы Серебряного города.

– Ты опять о своем!

– Опять… – задумчиво выдавил Калгум. Внезапно его глаза оживились. – Ты ведь воин, а значит, должен уметь лазать по стенам.

– Что ты еще надумал? – с подозрением спросил скиф.

– Залезь на крышу здания Городского Совета. Оттуда ты сможешь проникнуть в вытяжную трубу и подслушать, о чем твой друг будет говорить с архонтами.

– Ни за что! – воскликнул скиф. – Я не могу оскорблять своих друзей подозрением.

Купец не на шутку рассердился:

– Идиот! Рассуди сам. Ты всего несколько дней в этом городе и уже забыл о том, куда шел, забыл о своей цели, забыл о старых друзьях, которым ты наверняка нужен. Ведь у тебя прежде были друзья?

– Да… Черный Ветер и Тента… – Скилл удивился тому, что вспомнить эти имена оказалось нелегким делом. Он словно вытянул их откуда-то из глубин памяти.

– Вот видишь! Ты уже стал забывать о них. Где они теперь? Что делают?

Кочевник потер ладонью лоб.

– Вспомнил! – вдруг радостно воскликнул он и тут же осекся: – Я должен был помочь им.

Купец оживился:

– Ты шел выручать друзей, сметая на своем пути все преграды, но попал в этот город и позабыл обо всем на свете. Так же, как и я. Так же, как сотни других, чьи трупы время от времени вылавливают из реки. Думай, скиф! Пока еще не поздно. Пока мы еще можем все узнать!

И Скилл поддался на уговоры.

– Где находится Городской Совет?

Обрадовавшись, Калгум хлопнул скифа по плечу.

– Наконец-то! Молодец! Пойдем, я покажу.

Вскарабкаться на крышу Городского Совета оказалось несложным делом. Осторожно ступая по хрустящей черепице, Скилл достиг вентиляционной трубы и спустился по ней вниз – прямо в залу, где, по словам купца, должны были заседать архонты. В трубе было темно, припахивало гарью, ноздри свербила мелкая пыль. Едва удерживаясь, чтобы не чихнуть, Скилл прижался ухом к глиняной стенке и стал жадно ловить слова, доносящиеся из комнаты. Сначала до него долетали обрывки фраз, но постепенно биение крови в висках прекратилось, и скиф стал слышать весь разговор.

– …Как ведет себя ваш гость? – У говорившего был бархатный голос.

– Спокойно. Пьет вино и занимается любовью. Он позабыл обо всем на свете, даже о сундуке с серебром, оставленном на сохранение в кабаке «У пустокрыла».

– Великолепно. Мыдники сегодня же изымут эти деньги в пользу городской казны. Мы довольны тобой, Гармал. Казначей, отпусти ему плату за два месяца вперёд.

– Благодарю тебя, сиятельный архонт!

– Не стоит. Мы служим городу, город воздает нам за эту службу. Можешь идти.

Послышалось шарканье, затем легкий стук закрываемой двери. Бархатный голос произнес:

– Ваше мнение, господа архонты.

– Выждем еще несколько дней, а затем уберем этого купца. Пусть исчезнет, как и остальные. – Легкие говорившего астматически хрипели.

Третий был осторожней, его тоненький голосок выражал сомнение.

– Но это может вызвать нежелательные осложнения. Стратеги Золотого города уже не раз обвиняли нас, что мы потворствуем исчезновениям их людей.

– Пусть попробуют доказать! – буркнул бархатный голос. – Ответим как всегда. Мол, пожелал остаться в нашем городе, и найти его нет никакой возможности. Ведь купец, хе-хе, не проговорится!

– Мыдники спрячут его следы!

– Давай следующего! – велел обладатель бархатного голоса.

Скрипнула дверь, затем послышались легкие шаги.

– А, Менандр! Ты, как всегда, бежишь на запах денег.

Голос Менандра:

– Здравствуй, сиятельный архонт!

– Здравствуй, здравствуй!

Менандр! У Скилла возникло сильное желание не только слышать, но и видеть. Не заботясь о чистоте хитона, он опустился на колени и медленно приоткрыл печную заслонку. Его глазам предстала зала, богато украшенная фресками и бархатными портьерами. Посреди залы за столом сидели трое в красных хитонах, перед ними, заискивающе улыбаясь, стоял Менандр.

– Ну, какие дела у тебя? – спросил обладатель бархатного голоса, сидевший посередине. Лицо его, изборожденное морщинами, выдавало властность.

– Все в порядке, светлейший архонт. Он забыл обо всем на свете, кроме наших вечеров. – Менандр хихикнул. – Слушает, словно баран, мои побасенки да тискает девчонок. Думаю, он вполне созрел и с ним можно покончить.