Текст книги "100 великих памятников"

Автор книги: Дмитрий Самин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 41 страниц)

Фонтан провидения
(1739 г.)

«Фонтан провидения» – работа крупнейшего венского скульптора XVIII века Георга Рафаэля Доннера, родившегося в 1693 году. Сначала он обучался у итальянца Джулиано в Гейлигенкрайце. Затем Рафаэль продолжил учебу в Венской академии художеств. Впоследствии Доннер занимал должность придворного ваятеля австрийского императора. Работал главным управляющим строительных работ у князя Эстергази.

Рафаэль Доннер является типичным мастером барокко только в своих первых произведениях, например, в фигурах путти для парадной лестницы дворца Мирабель (1726). Постепенно в его творчестве развиваются иные тенденции, идущие до известной степени вразрез с принципами барокко, и потому делающие Доннера в высшей степени своеобразной фигурой в европейском искусстве первой половины 18-го столетия.

В лучших, наиболее совершенных работах Доннера, относящихся к тридцатым годам, отчетливо проступают черты классицизма. Их нельзя не заметить уже в одном из оригинальнейших произведений мастера – в конной статуе св. Мартина для собора в Пресбурге (1735). Легенда рассказывает, что святой, встретив зимой нищего, отдал ему половину своего плаща. Оригинальность трактовки сюжета Доннером состоит в том, что он изображает св. Мартина в форме современного венгерского офицера. Этот смелый шаг Доннер сделал исключительно с целью приближения к реальности.

Конная статуя св. Мартина была помещена в главном алтаре собора и тем самым рассчитана на единую точку обзора (сбоку). Барочным художникам единая точка обзора не мешала трактовать композицию алтарной скульптуры так, словно она обозрима кругом. Доннер в данном случае выступает как последовательный мастер классицизма: он основное внимание обращает на создание четкого и выразительного силуэта скульптуры, придающего всей группе спокойную уравновешенность. И только отдельные детали, нарушающие эту цельность силуэта: поворот головы коня или свешивающаяся с пьедестала нога нищего – говорят о связях со скульптурой барокко.

Ещё более цельным художником Доннер проявляет себя в лучшем своем произведении – аллегорических фигурах «Фонтана Провидения», или «Фонтана рек», на Нейер-Маркт – Новой площади в Вене. Работы над ним скульптор начал в 1737 году. В отличие от алтарной статуи св. Мартина эти фигуры рассчитаны на множественность точек обозрения. В их трактовке гармонично сочетаются живописность, пространственная непринужденность скульптуры барокко и строгая определенность форм, свойственная классицизму.

На высоком пьедестале восседает посреди фонтана величественная, как античная богиня, Providentia – провидение, символизирующая удачу и здравый смысл. Ее фигура дана в сложном повороте, но со всех точек зрения образует четкий замкнутый силуэт. У подножия пьедестала маленькие путти с трудом удерживают больших вырывающихся рыб. Этими очень живыми и выразительными декоративными фигурками скульптор словно отдает дань пристрастиям своего века к разнообразным вариациям одного мотива. По четырем углам фонтана Доннер помещает аллегорические изображения четырех притоков Дуная: Иббса, Трауна, Марча и Эннса. Иббс и Марч даны в виде прекрасных молодых женщин, Траун – в виде юноши, замахнувшегося острогой, но, пожалуй, интереснее всех Эннс, изображенный в образе мускулистого старика с веслом на плече.

Фонтан был завершен в 1739 году. По сравнению с произведениями других барочных скульпторов (например, долго работавшего в Вене итальянца Лоренцо Маттиелли, с которым Доннер вступил в соперничество при получении заказа) создание Доннера спокойнее, классичнее. Форма и изгиб парапета вокруг бассейна имеют значение в общей композиции, но основное здесь – соотношение самих фигур. Тема спокойствия, величавой задумчивости задана полуповоротом, линией чуть склоненных плеч и откинутой головы «Провидения». Более резкие, дробные движения детских фигур и плещущие вокруг них струи воды перебивают ритм, оживляя его своей веселостью.

Но удлиненные тела «рек», при всей подчеркнутой сложности их поз, вновь обрисованы текучим, плавным силуэтом, проникнуты легким меланхолическим чувством. Композиционно все линии находят свое продолжение и завершение в центральном образе.

При ясности общих очертаний разработка деталей изящна и подробна. Доннер применил для нас не совсем обычный, но для его времени характерный материал – свинец, и его серо-серебристые отблески, так тонко согласующиеся с бликами на поверхности воды, создавали неповторимый эффект.

В царствование Марии-Терезии полуобнаженные фигуры «рек» были сняты с парапета, поскольку императрица была поборницей строгой морали, и спрятаны в подвалах городского арсенала. Через некоторое время их передали скульптору Иоганну Мартину Фишеру для переливки. Однако он, напротив, позаботился об их реставрации и содействовал водворению шедевров Доннера на их прежнее место. В 1873 году подлинные свинцовые статуи были переданы в музей ради лучшей их сохранности (и теперь они в Музее барокко), а на месте их заменили бронзовые копии.

Другой прославленный фонтан – последнее произведение Доннера – находится во дворе старой ратуши. В нише под балконом, поддержанным мраморными путти, Доннер поместил свинцовый рельеф, изображающий спасение Андромеды. Вода падает из пасти дракона в чашу, окруженную изящной решеткой. Скульптор внимателен к подробностям, тонко разрабатывает градации высоты рельефа – от чуть намеченных деталей фона до почти объемной фигуры стройной, длинноногой Андромеды. В ее сильном и одновременно чуть замедленном движении, раскрывающем всю пластику тела, в чеканности ее склоненного профиля – то же мягкое, сдержанное благородство, что и в образах «рек».

Классицистические черты превалируют и в других работах Доннера тридцатых годов: парные статуэтки «Меркурий» и «Венера», «Отдыхающая нимфа», и в самой значительной из более поздних работ мастера – в «Оплакивании» из собора в Гурке, оконченной мастером в год смерти – 1741 году. Здесь очевидно возвращение барочных принципов, сказавшееся в эмоциональной напряженности образов, в сложности композиции, более живописной моделировке.

В первой половине XVIII века классицизм в виде отдельных элементов проявлялся в искусстве стран с развитым абсолютистским строем, однако у Доннера он получает своеобразный оттенок мягкого и благородного гуманизма.

Так что не случайно, что взгляды Доннера на искусство, переданные его учеником Эзером, впоследствии повлияли на формирование эстетики знаменитого немецкого теоретика классицизма Иоганна Иоахима Винкельмана.

Меркурий, завязывающий сандалию
(1744 г.)

Сложность и противоречивость развития французской скульптуры XVIII века нашли отражение в сверкающих мастерством и темпераментностью работах Жана Батиста Пигаля. В творчестве скульптора прослеживаются две линии. Его работы декоративного плана отличаются динамикой, живописностью и изысканностью форм, в то же время портретному творчеству Пигаля свойственна реалистическая направленность. Дидро справедливо отмечал, что Пигаль «с помощью практики научился изображать натуру, изображать правдиво, горячо, сильно». Современники называли его «беспощадным».

Жан Батист Пигаль родился в Париже в 1714 году. Первоначальное художественное образование он получил под руководством Клода Лоррена и Лемуана. Лемуан, один из ведущих мастеров рококо, был старше Жана всего на десять лет. Пигаля с ним роднит лиричность и тонкость восприятия, но его творчество содержит много принципиально новых качеств.

Самая популярная из работ Пигаля, статуя «Меркурий, завязывающий сандалию», сделана в терракоте в Риме, где Пигаль учился в 1736–1739 годах. В 1744 году Пигаль выполнил мраморный вариант статуи. В том же году за это произведение скульптор удостоился звания члена Академии.

Пигалю был совершенно не свойственен строгий и отточенный академизм. Он свободен и непосредствен, его привлекают легкость, живописность, выразительность, динамика, – и во всем этом он был типичным сыном своей эпохи. Скульптор был верен ей и в другом – в неизменном тяготении к камерным масштабам, к образам живым, лиричным, иногда почти жанровым.

Уже в молодости Пигаль прославился двумя мраморными статуями, которые были посланы Людовиком XV в дар королю прусскому, – фигурами Меркурия и Венеры. Особенной популярностью у современников пользовался Меркурий. Замечателен уже самый выбор сюжета: из всего населения Олимпа скульптор выбирает не величавого Юпитера или воинственного и грозного Марса, а отнюдь не героического, но предприимчивого, плутоватого и изобретательного Меркурия. Заранее лишив сюжет холодной торжественности и величия, Пигаль придает ему ещё больше непринужденности выбором момента: Меркурий не позирует перед зрителем со своими атрибутами, но, присев на ходу, торопливым и небрежным движением завязывает на ноге сандалию, уже готовый в следующую минуту броситься дальше, в ту сторону, куда он сейчас нетерпеливо оглядывается.

Из этого незначительного мотива Пигаль создал подлинный шедевр, полный свежих находок, живости и наблюдательности. Меркурий как бы заряжен легким, стремительным движением. Фигура разворачивается сложным ракурсом, заставляющим зрителя обходить ее вокруг. Силуэт ее с самых разных точек зрения сохраняет остроту и неожиданность. Даже лепка у Пигаля свободна и непринужденна, полна динамичных модуляций светотени, а пластика подчинена энергичному и ясному ритму. В передаче тела скульптор демонстрирует внимательное штудирование натуры и великолепное знание анатомии. Статуя «Меркурий» является прекрасным образцом творческого переосмысления наследия античности. Фигура бога не повторяет античные образцы, а отличается большой жизненностью в трактовке образа.

Вся фигура излучает безоблачную жизнерадостность, особенно выразительна голова Меркурия. Пигаль оставляет в ней все характерные черточки живой натуры: это чисто галльское лицо, насмешливое и подвижное, совершенно лишенное античной строгости линий. Непосредственность яркого таланта, освободившись от стесняющих ее традиций, торжествует свою победу в этой превосходной скульптуре. А главное – нежное лицо, мальчишеский и в то же время мечтательный взгляд пигалевского Меркурия придают ему лирический характер и позволяют угадать в нем произведение французского мастера середины XVIII века.

Близка к «Меркурию» мраморная «Венера» (1748) – образец декоративной скульптуры середины века. Она представлена сидящей на облаке, в неустойчивой позе ощущается томная нега, кажется, что фигура вот-вот соскользнет со своей опоры. Мягкость певучих линий, утонченность пропорций, нежная обработка мрамора, будто окутанного дымкой, – все это типично для изысканного идеала раннего Пигаля. Но уже здесь интимные ноты рококо сочетаются с удивительной естественностью форм женского тела.

Пигаль был мастером широкого диапазона образов и настроений. В бронзовом бюсте Дидро (1768) он обнаруживает большую глубину и серьезность мысли. Его Дидро – стареющий человек с отяжелевшими чертами лица и резкими линиями морщин, которые придают выражению усталость. У него сосредоточенно-печальный взгляд человека, прошедшего через трудную борьбу и пережившего немало разочарований. Но сумрачно звучащие ноты побеждаются ощущением силы духа и человеческой значительности. Манера Пигаля становится здесь совсем иной, чем в «Меркурии»: в ней появляется твердая точность линий, особенная весомость форм, и это, несмотря на отказ скульптора от всякой идеализации, создает произведение подлинно высокого стиля. Замечательно, что такая глубина и серьезность обнаруживаются у скульптора при встрече с одним из тех людей, которые положили начало духовному обновлению эпохи. Просвещение открывает перед искусством целый мир новых образов: именно под его приподнимающим и облагораживающим влиянием мастер создает одно из лучших своих произведений.

Однако способность к тонкому психологизму, к углубленной работе над сложным образом осталась у Пигаля почти не реализованной. Он прославился как автор «Меркурия», забавных и живых детских фигурок – «Мальчика с клеткой», или «Любовного послания», где маленький амур привязывает на шею голубю конверт с запиской. Между тем в его таланте явно было заложено и яркое героическое начало. Это красноречиво доказывает созданная им гробница маршала Саксонского, знаменитого полководца.

Уже общее решение гробницы масштабно и живописно. На фоне строгого обелиска и склоненных знамен, на вершине широкой лестницы появляется фигура маршала. Франция, сидящая ниже на ступеньках, удерживает его за руку и поворачивается с умоляющим жестом к закутанной в траурное покрывало Смерти, которая распахивает перед героем крышку гроба. Широта и торжественность этого печального нисходящего движения звучат с силой подлинного реквиема. Они тем выразительнее, что центральную фигуру маршала Пигаль сумел наделить величавым и мужественным благородством. Сохранив портретные черты человека, которого он, вероятно, знал и изображал ещё при жизни, скульптор идеализировал и обобщил их, превратив Мориса Саксонского в собирательный образ рыцарственного французского воителя.

В 1770 году Пигаль завершает портретную статую обнаженного Вольтера. Надо отдать должное мужеству скульптора: он работает над своей моделью в то самое время, когда подготавливается и публикуется постановление парламента о сожжении целого ряда книг философа. Однако вряд ли эту работу можно считать удачей.

Впрочем, во всех своих победах и поражениях Пигаль остается верным сыном эпохи и лучших ее устремлений. Это сложный и ищущий мастер, всегда готовый к творческому риску, испытывающий себя в самых различных жанрах, заранее склонный к неожиданному и острому обновлению любого из них. Большинство его собратьев и современников не ощущало такой сильной потребности в художественной независимости.

Фонтан Треви
(1762 г.)

Фонтан Треви, пожалуй, самый знаменитый, самый большой и самый красивый из многочисленных римских фонтанов, о которых так прекрасно написал П. Муратов: «О царственности Рима ничто не говорит с такой силой, как обилие его водоемов, щедрость источников и расточительность фонтанов. Древние акведуки, возобновленные папами, Аква Паола, Аква Марчия, Аква Феличе, питают его такой великолепной водой, какой не может похвалиться ни одна из европейских столиц. Но лучшая вода – это изумительно чистая, свежая и вкусная Аква Вирго, изливающаяся каскадами фонтана Треви. Надо вырасти под этим солнцем, знать палящий зной августовских дней и лихорадочные испарения Понтинских болот, чтобы испытывать то восхищение, с которым наполняют кувшины водою Треви приходящие в Рим по воскресеньям обитатели Кампаньи…

О фонтанах Рима можно было бы написать целую книгу. Они низвергаются шумящими каскадами с искусно расположенных скал, как фонтан Треви или большой фонтан Бернини на Пьяцца Навона. Они спокойно падают отвесными водяными плоскостями, как Аква Паола на Яникуле. Одни из них высоко бросают вверх водяные столбы, разбивающиеся при падении в водяную пыль, образующую на солнце радугу. Другие бьют тонкой хрустальной струёй и стекают вниз медленно, роняя блестящие капли. Речные божества, маски, морские чудовища украшают их. Почерневшие мраморные тритоны трубят, надув щеки, в раковины, морские кони выгибают каменные спины, поросшие зеленым мхом, бронзовые юноши вытягивают руки в античной игре с бронзовыми черепахами и дельфинами. Здесь есть фонтаны, напоминающие капеллу, как фонтан у Понте Систо, или даже фасад церкви, как Аква Феличе со статуей Моисея. Без фонтанов было бы мертвым все торжественное великолепие таких площадей, как Пьяцца Сан Пьетро, Пьяцца дель Пополо, Пьяцца дель Квиринале. Четыре фонтана на людном перекрестке дали свое имя одной из главных улиц папского Рима. Этот Рим умел сделать игру вод лучшим своим украшением. Водоемы умножились в нем, распространились повсюду. Нет ни одного палаццо, молчаливый двор которого не был бы оживлен мерным плеском падающей воды. Нет такого бедного и жалкого угла, в котором не было бы своего источника. Как любил их римский народ, видно по тем изваяниям, которыми украшены эти, незаметные на первый взгляд, бесчисленные малые фонтаны, разбросанные по улицам Рима. Кто много бродил по Риму, тот навсегда сохранит вместе с воспоминаниями о грохоте Треви воспоминание о тихом Маскероне на via Giulia, о фонтане с бочонком на via Ripetta, об источнике с летучей мышью на Борго Нуово».

Фонтан Треви иначе называется фонтан «девственной воды», благодаря особенной чистоте доставляемой сюда влаги. Ещё зять и сотрудник императора Августа – Агриппа провел акведук в город от превосходных ключей, открытых в сабинских горах вдоль Виа Коллатина на левом берегу Анио, примерно в восьми милях от Рима. По преданию, таинственная дева явилась воинам Агриппы, измученным жаждою во время марша, и показала им обильный источник. Водопровод должен был питать великолепные термы, сооруженные Агриппою на Марсовом поле – там, где и поныне возвышается Пантеон. До сих пор по остаткам можно проследить его древнее направление. Вода впервые забила среди роскошных построек Агриппы 9 июня 19 года до нашей эры. После падения империи водопровод был отчасти запущен, но никогда окончательно не забрасывался. Им пользовались в течение всего средневековья. Настоящее свое имя он получил от старинного названия местности в Риме – Реджио Тревии, где скрещивались три дороги. Здесь по инициативе папы Николая V и по плану знаменитого архитектора Л. Б. Альберти (1453), устроен был новый «эмиссар» для протекавшей «девственной воды» с тремя стоками для нее в обширный водоем. Оттуда она по трем направлениям распределялась в соседние части города.

В XVIII веке папа Климент XII задумал воздвигнуть здесь блестящий декоративный памятник, подобный тем, какими уже были украшены конечные пункты других главных римских водопроводов. Архитектор Никколо Сальви (1697–1754) сделал грандиозный план, характеризующийся бурным, чисто итальянским размахом фантазии. Находясь, без сомнения, под воздействием идей Бернини, Сальви создал в фонтане Треви сложную пространственную композицию.

При этом он сильнее нарушил законы логики, чем это было бы возможно в XVII веке, и целиком основал декоративный эффект на контрасте.

Все сооружение было готово в 1762 году. Фонтан Треви, расположенный на небольшой площади, окруженной высокими домами, занимает всю южную стену обширного палаццо Поли и являет собою замечательное произведение, вызывающее своеобразное и сильное впечатление. Над живописно нагроможденными грудами обломков дикой скалы возвышается монументальный фасад, сделанный из травертина наподобие огромной триумфальной арки, увенчанной величественной аттикой, которую поддерживают коринфские пилястры и колонны, – с гербом папы-строителя на самом верху.

Средняя часть представляет собой три ниши. Перед центральной, образующей высокую трибуну с кассетированным полу куполом, красуется гигантская статуя «Океана», несущегося вперед на колоссальной раковине, высеченная из белого мрамора скульптором Пьетро Браччи. В своеобразную колесницу впряжены морские кони, управляемые тритонами. Вокруг и позади морского бога со всех сторон струится могучими потоками, вырываясь из-под скал, вода, шумно низвергающаяся с террасы на террасу, образуя стремнины и вливаясь в просторный полукруглый бассейн. По бокам изваяния Океана стоят в нишах – с одной стороны изображение «Здоровья», а над ним расположен на гладком пространстве барельеф (работы Бергонди), изображающий деву-нимфу, приводящую к источнику истомленного воина. С другой стороны – статуя «Изобилия» (так же, как предшествующая, работы Филиппа делла Балле), а над нею – рельеф, Агриппа, утверждающий план своего водопровода (работа Гросси), Аттика украшена пластическими символами четырех времен года в виде женских фигур. На памятнике вырезаны ещё надписи, свидетельствующие, что папа Климент XIII украсил, а папа Бенедикт XIV довершил роскошное сооружение.

Фонтан Треви доставляет ежедневно 155 000 кубических метров воды безукоризненного качества. Рим гордится фонтаном Треви как одной из самых эффектных и поразительных своих драгоценностей; и действительно, в нем кроется особенная, притягивающая прелесть.

Старинное поверье гласит, что отъезжающий из вечного города, если он желает вернуться в него, должен только прийти накануне разлуки выпить воды из фонтана Треви. Тогда нимфа-покровительница источника «девственной воды» непременно приведет его вновь к духовному источнику всего мудрого и прекрасного. Со временем возникла новая традиция: кто хочет ещё раз побывать в Вечном городе, должен бросить монету в бассейн фонтана Треви.