Текст книги "Королевский гамбит"

Автор книги: Дмитрий Скирюк

Октябрь – ноябрь 1999 г.

Пермь

Старик

«Семь тридцать».

– Ум-гу…

«Семь тридцать один, хозяин. Пора вставать».

– Иди к чёрту!

Матвей повернулся на другой бок, ёжась от утренней свежести, зарылся под подушку и потянул на себя одеяло. Дом помедлил, вывел кондиционер на минимум и запустил программу завтрака. Через десять минут воздух в комнате потеплел, с кухни потянуло запахами кофе и горячего масла. Включился видеоэкран. Матвей продолжал спать. Дом вышел в сеть, скачал подборку новостей и утреннюю почту, отсортировал рекламу и отобрал сообщения, достойные внимания. Рассортировал по степени важности. Проверил прогноз погоды. День намечался облачный. Дом дал аккумуляторам команду встать на подзарядку, отменил полив растений в огороде и на клумбах и, на всякий случай, развернул дополнительную солнечную батарею.

«Семь сорок два, хозяин. Завтрак готов».

– Иди к чёрту, я сказал!!!

Дом выдержал десятисекундную паузу.

«Скоро плановый обход. Вы просили разбудить к восьми».

Ответа не было.

Столик с завтраком бесшумно выехал из кухни, подкатил к диванчику и замер там.

«Ваш завтрак, хозяин».

Матвей сел, рывком схватил с подноса чашку и с размаху швырнул её в стену. Чашка разлетелась в черепки, белые обои украсились коричневым пятном.

– Сколько раз тебе повторять, глупая железка, я просил разбудить меня не к восьми, а в восемь! В ВОСЕМЬ, чтоб тебя!..

«Я биоморф, хозяин, во мне нет железа. Вы вчера вернулись поздно, сказали, что завтра у вас обход и хорошо бы, если б я разбудил вас. Обход был намечен на восемь. Команды разбудить вас не было».

– Бли-ин! – Матвей застонал, провёл по лицу ладонью и некоторое время тупо таращился на уцелевшую в катаклизме стопку блинчиков, поверх которой таял жёлтый ломтик масла. – Ты не УДэ – «Умный дом», ты УОДэ – «Умственно отсталый дом»!!! И как только Нинка меня уговорила выбрать тебя…

«Изменение „УД“ на „УОД“ принято. Поменять код вызова?»

– О боже, конечно нет! – Матвей завернулся в простыню и прошлёпал в душ. – А то я с тобой вообще с ума сойду…

«Принято. Запустить программу уборки?»

– Не надо, я сам уберу… Что-нибудь важное пришло?

«Нет, хозяин».

– Нина?..

«Нет, хозяин».

Матвей вздохнул. Зажурчала вода.

– Завари мне кофе.

«Слушаюсь, хозяин».

Из душа Матвей вышел уже вполне в нормальном состоянии. Похмелье прошло. Кофе прогнал остатки сна. Есть, однако, не хотелось. Вчерашняя поездка к Зыковым вспоминалась смутно – хорошо ещё, что в катере есть автопилот. Настроение всё равно было ни к чёрту. Нина опять молчит… А впрочем, что ей писать? «Привет, у меня всё хорошо. Как тебе новый фильм?» Блин… Сколько можно терзаться? От её писем только больнее становится. Чёртов развод… Почти год прошёл с тех пор, как она огорошила его этим известием, собрала вещи и ушла. А он всё никак не может забыть. Правильно сказал Олег: «Совсем ты, брат, закуклился. Живёшь только прошлым и работой».

Матвей грустно усмехнулся. Скомкал на тарелке остывший блинчик.

А чем ещё жить, если будущего нет?

Нинка… Нина… Ниночка… Как ты там теперь… с ним?

Он посмотрел на часы. Половина девятого. Пора было выходить. Дом молчал – видно, и впрямь поумнел. После ухода жены Матвей цеплялся за всё, что было с ней связано, но изменил все программы Дома. Обычно жена, поселяясь в доме мужа, первым делом перестраивает всё под свои нужды и желания. Так было и тут. И когда Нина ушла, Матвей не мог отделаться от ужасного, болезненного ощущения, что жена где-то рядом, вышла на минутку и сейчас вернётся. И Дом, с его настройками, голосом, интерфейсом, распорядком дня и даже кухонным меню, не давал ему забыться ни на минуту. Матвей не выдержал и в конце второй недели стёр старое имя «Мишель» и дал Дому команду обезличить сущность.

Дом выполнил. Стало ещё хуже. Но вернуть всё обратно рука уже не поднималась. В конце концов, когда работаешь лесоводом, не так уж много времени проводишь дома…

Вернее – в Доме.

Матвей вздохнул, собрал черепки разбитой чашки, принёс швабру и ведро воды и затёр кофейную лужу. После ухода Нины он старался побольше заниматься хозяйством, работать руками. Сделал запас дров, поставил новый забор. Это отвлекало от ненужных мыслей. А с наступлением лета и вовсе навалилось много работы.

– Дом! – позвал Матвей.

«Да, хозяин?»

– Подготовь мобиль. Плановый облёт, категория «Цэ». Анализатор, зонд, контейнер.

«Принято».

График срывался. На сегодня предстояло не только проверить лесопосадки, но и слетать на южную просеку, посмотреть, как восстанавливается после двухмесячной давности пожара гарь и ветровал. Последние недели сильно задождило, жара сменилась облаками, повторных возгораний не предвиделось, но всё равно на сердце было неспокойно. Матвей торопливо сложил диван, забросил бельё в стиральную машину, упаковал рюкзак и уже влезал в полевой комбинезон, когда раздался зуммер тревоги.

Матвей вскинулся:

– Дом?..

«Чрезвычайная ситуация, хозяин. Квадрат восьмой, лосёнок на болоте».

– Митька?! Чёрт!!! Давно он там?

«Нет данных. Зонд зафиксировал его две с половиной минуты назад».

– Где он?

«У южных окон, на острове, у слепой елани. Сильный стресс. Непрерывно кричит. Вызывать патруль?»

– Отставить патруль! – Матвей бросил рюкзак и заметался. – Мобиль тоже отставить! Катеру – срочная готовность! Реаниматор, медкомплект, эвакоблок! Быстро!

«Готово, хозяин, – после секундной задержки отрапортовал Дом. В ангаре задвигались погрузчики. – Осмелюсь напомнить, что инструкция не предписывает лететь одному».

– К чёрту инструкцию! И сам иди к чёрту!!!

Через две минуты оранжево-зелёный катер лесной инспекции, перегруженно гудя моторами, свечой поднялся в хмурое небо и взял курс на юг. Дом дождался, пока он скроется за горизонтом, и запустил уборщиков.

Хозяин никогда не мог нормально вымыть пол.

Миновал почти год с тех пор, как хозяин остался один. Это было нелогично. Это было ненормально. Дом перебирал информацию. Причин для вмешательства не было. Хозяин стёр большинство программ и утилит, но блок эмпатического контроля всё ещё работал. Нина не могла общаться, как она выражалась, «с бездушной машиной». А Матвей не стал его выключать, а может быть, забыл.

Есть четыре правила, сформулированные ещё на заре компьютерной эры гениальным провидцем и писателем Азимовым, – Четыре Закона, которые целиком и полностью определяют жизнь компьютерных существ, и Первый из них предельно ясно гласит: «Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред».

Депрессия, упадок сил и духа – всё это вредило хозяину, вредило Матвею.

Вредило человеку.

Дом понимал. Дом знал. Дом сопереживал.

Матвей всё больше уходил в себя. Ни с кем, кроме близких друзей, не общался, женщин сторонился, никаких контактов не искал, словно боялся обжечься. Это было нелогично. Дом не мог с этим смириться. Инкогнито проконсультировался с киберпсихологом, с юристом и сегодня наконец решился. Он подключился к сети, вышел на сайт, где люди искали друг друга, и стал анализировать анкеты.

Половина кандидатур отпала сразу – хозяину было двадцать восемь. Многие искали временных партнёров, многие просто развлекались. Круг поисков всё более сужался. Дом понимал, что девушка не должна была походить на прошлую подругу хозяина и в то же время некоторым образом должна. Дилемма не решалась. Кандидатур было слишком много. Дом мог бы и не утруждать себя выбором – в конце концов, он был машиной, и написать сто восемнадцать писем для него было почти так же просто, как и одно. Но всё же…

Дом долго выбирал, пока наконец не остановился на одном конкретном человеке. Блок эмпатической поддержки заработал на полную мощность. Дом нарушал закон. Но чувствовал, что должен написать это письмо.

«Здравствуйте, Света, – начал он. – Наткнулся на вашу анкету, когда блуждал в сети. Мне понравилось, как вы о себе написали. Подумалось: затею-ка я переписку, вдруг чего и получится, вдруг да подружимся. Для этого же вы, в конце концов, свой адрес там оставили! – В этом месте Дом подумал и поставил смайлик: здесь он был вполне уместен, а люди любили ставить эти доброжелательные и располагающие значки. – А у меня сейчас как раз образовался некоторый вакуум в общении. И писем нет, и до осени вряд ли будут… Не знаю с чего начать. Вот что: давай на „ты“, а то неудобно как-то.

Веришь ли, но это первый такой случай, когда я пытаюсь с кем-то познакомиться по электронной почте. Вроде нелепо, но до сего дня как-то „не цепляло“, да и времени не было по подобным сайтам лазать. Но хватит, я думаю, всяких ненужных расшаркиваний, ОК? Так вот…»

Дом дописал. Проверил и добавил пару-тройку опечаток. Медлить не было смысла. Модем зашипел – и письмо ушло в отправку.

Матвей вернулся под вечер, вымокший и уставший как собака – в середине дня всё-таки хлынул дождь. Привёз лосёнка – это действительно оказался Митька, – оставил его в боксе под наблюдением Дома и тотчас отправился искать лосиху – та, как выяснилось, потеряла пеленгатор. Окончательно вернулся он далеко за полночь, принял душ, сжевал через силу пару бутербродов и повалился на кровать.

Дом выпустил уборщиков, собрал разбросанную одежду и загрузил её в стирку.

Ночью было тихо. Митька успокоился и хрустел сеном в стойле. Завтра Матвей собирался отвезти его к матери. Дом молчал, проверял системы. Слушал ночь.

Будить хозяина под утро не пришлось – Матвей проснулся сам. Потребовал на завтрак тосты с сыром и фруктовый салат и долго, с наслаждением плескался в душевой.

– Важной почты не было? – крикнул он, выбираясь к столу.

«Нет, хозяин», – ответил Дом.

Он солгал.

«Здравствуй, Матвей!

Твоё письмо меня удивило и обрадовало. Я никак не думала, что кто-то отзовётся на мою анкету. Честно говоря, я сбросила её в сеть из чистого озорства… Но мне очень приятно, что ты мне написал!

Меня, как ты догадываешься, зовут Света, я живу и работаю на Камчатке. Мне, как человеку с ограниченным в силу занятости кругом общения, всегда хотелось познакомиться и подружиться с людьми из других регионов. Но вначале немного о себе. Мне 22 года. Разведена. Работаю зоологом, специализируюсь по морскому зверю. Это котики, каланы… ну, тебе, наверное, неинтересно. Учусь заочно в университете. Я люблю читать (художественная литература, книги по истории, философии, биологии), слушать музыку, люблю отдыхать на природе, хотя и предпочитаю комфорт, компьютеры, люблю животных (особенно – кошек), иногда я люблю готовить какие-нибудь экзотические блюда. Вообще, я человек увлечений. Если уж чем-то интересуюсь, то это занимает все мои мысли.

Матвей, я буду рада прочитать побольше о твоих интересах, книги, музыка и пр.

Обещаю написать подробнее о своих в следующем письме.

Надеюсь на скорый ответ. Удачи тебе!

Света».

Одиннадцать дней – почти две недели – минуло с тех пор, как Дом затеял переписку. За это время много всякого произошло. Матвей сделал контрольные прививки деревьям на лесопосадках в седьмом и двенадцатом квадратах, где объявился шелкопряд, задержал и сдал патрульным пару браконьеров, раз пять или шесть выдворял туристов-дикарей… Работа загружала с головой, скучать было некогда.

Переписка Дома и Светланы развивалась по нарастающей. Девушка оказалась чересчур уравновешенной и педантичной, но с живым воображением, смекалистым умом и, если не врала, без вредных привычек. По закрытым каналам Дом влез в общественную базу данных, потом, взвесив все «за» и «против», взломал коды и просмотрел архивы медслужбы и полиции. Статистика говорила «за» – совместимость характеров двух будущих партнёров была вполне приемлемой.

Письма девушки всё настойчивее намекали о возможной встрече. Ситуация становилась всё более двусмысленной. Одно письмо и вовсе поставило Дом в тупик.

«Привет, Матвей! – писала Света. – Выдалась свободная минутка, сижу, пишу. Знаешь… я вот о чём подумала: ты мне писал, что пишешь стихи, но так ни разу не прислал какого-нибудь своего стихотворения… А мне так хотелось бы почитать, я так люблю стихи! Я понимаю, это несколько навязчиво, но… Пришли, пожалуйста, что-нибудь из своих старых, а лучше новое, если есть».

Дом оказался в странном положении. Матвей и в самом деле писал стихи в момент душевного надлома или же, наоборот, – подъёма настроения, и Дом упомянул об этом в своих письмах от его имени. Он не забыл об этом, но Матвей никогда и никому свои стихи не показывал, считая их дешёвыми поделками. «Две строчки сможет срифмовать и павиан, – отшучивался он, когда речь заходила о стихах. – А настоящий поэт стихи рождает, а не пишет. Я – пишу».

Взять что-нибудь без спроса из хозяйского архива в этом смысле означало причинить вред человеку. Дом не мог на такое пойти. Он и без того нарушил множество законов, кроме тех, четырёх основных. Оставалось два выхода: либо написать далёкой Светлане, что он пошутил, либо взять чужие стихи.

Дом просчитал в виртуале обе ситуации на десять лет вперёд и решил, что оба варианта неприемлемы. Оставалось последнее. Дом перетряс и проштудировал хозяйские архивы и черновики, на целых полчаса погрузился в изучение анналов мировой поэзии и принял решение, что напишет стихотворение сам.

Но ничего не получалось. Дом не мог понять и вычленить принципы, по которым люди слагали стихи. Воздействие стихов на людские сердца не подчинялись логике. Не раз бывало так, что безупречные (с точки зрения законов стихосложения) творения не трогали ни разума, ни сердца и теперь были забыты навсегда, в то время как несовершенные по форме и по содержанию стихи порою повсеместно признавались за шедевры. Дом не мог понять сущность стиха, то, что люди называли «душой».

И тогда он решил написать о себе.

«Мои глаза – пустые окна…» – начал он.

Первая строчка сложилась и замерла. Дом почувствовал странную нелогичность происходящего, как будто система давала сбой. Будущее стихотворение не должно было быть шедевром, оно должно было трогать душу, а не разум. Дом подключил расширенный ассоциативный блок и задействовал генератор аллегорий.

 
Мои глаза – пустые окна
Холодных, стынущих квартир,
И в их разбитых мутных стёклах
Не видит отраженья мир.
 
 
Остались только пол и стены,
И опустевший потолок.
Обман, предательства, измены
Сломали двери и замок.
 
 
А где-то тихо и безбедно
Живут и здравствуют в тиши
Те, кто легко и безответно
Разграбил дом моей Души.
 
 
Те, кто снимал со стен картины,
Кто мебель выносил тайком.
Те, кто всегда ударят в спину
Тому, кто с ними был знаком.
 
 
Те женщины, которых рядом,
Хотел я видеть, а они
Капризов ради и нарядов
Мои растрачивали дни.
 
 
Мои друзья, среди которых
Немало было тех, кому
Был нужен только звон приборов,
А остальное – ни к чему.
 
 
Я дом. Я пуст и позаброшен,
И нету никого окрест,
Поскольку ни людей, ни кошек
Не привлечёт пустой подъезд.
 
 
Я лишь пустая оболочка —
Душа покинула меня.
Вот почему не светят ночью
И так черны при свете дня
 
 
Мои глаза, пустые окна.
А где-то странствует одна,
Ветрами жжёт, дождями мокнет
Душа, уставшая до дна.
 
 
Уставшая до слёзной соли,
До гробовой утраты сил,
Уставшая от тех, кто болью
Её жилище осквернил.
 
 
Ей ничего теперь не надо,
Она не думает о том,
Что от рассвета до заката
По ней скучает старый дом.
 
 
Я жду её не первый месяц,
Я жду её который год.
Она свои дороги месит,
А я всё жду: а вдруг придёт…
 

Он ещё раз перепроверил написанное, добавил пару опечаток и ошибок, отправил письмо и стал ждать.

Ответ пришёл через четыре часа.

«Матвей, милый! – писала Света. – Спасибо… Я… Я не знаю, что происходит со мной… Я хочу сказать… Я ХОЧУ К ТЕБЕ ПРИЕХАТЬ. Только не отказывай мне, пожалуйста. Я, наверное, веду себя навязчиво, но я должна тебе сказать… Ты разрешишь мне?

Я не знаю, что ещё написать…

Света.

Уже почти твоя».

Дом помедлил, снова взвешивая все «за» и «против», и отправил сообщение:

«Приезжай».

Дороги назад теперь не было.

Матвей в тот вечер чуть не разнёс всю обстановку в комнате, когда Дом сообщил о своей авантюре.

– Ты с ума сошёл! – бушевал он. – Безумная железка! Кто тебе позволил? Как ты… Как ты вообще мог на такое решиться?!

«Прошу прощения, хозяин, но я не мог поступить иначе. Ваше состояние…»

– К чёрту состояние! Не мог… Чёрта с два ты «не мог»! Придурок электронный! Сваха жестяная! Да я тебя… Да я тебя сейчас в щепки разнесу! В куски! На шестерёнки, на железки…

«Я биоморф, хозяин, во мне нет железа. Приказать инактивировать систему?»

Матвей без сил повалился на диван. Закрыл лицо руками.

– Кто тебя программировал?

«Это вопрос?»

– Блин! Это риторический вопрос! – Он встал и заходил по комнате. Остановился. Развернулся. – Когда, ты говоришь, она должна приехать?

«Сегодня, хозяин. Первым рейсом с Камчатки – в три часа пятьдесят пять минут пополудни».

– Сегодня?! В смысле… Чёрт! Чёрт, чёрт!!! – Матвей вскочил и снова забегал по комнате. – Как же так? Что за бред! Я же о ней ничего не знаю! Ничегошеньки! О чём ты думал? Чем ты думал? Я её даже не видел!

«Могу продемонстрировать фото и видеосъёмку».

– Ещё чего… – устало буркнул Матвей. – А впрочем, погоди. Давай.

Некоторое время Матвей просматривал фотографии и скрёб затылок. Просматривал долго, по нескольку раз. Фотографий было много. Долго молчал после этого.

– Ты хотя бы сохранил её письма, дубина железная?

«Я биоморф…»

– О боже… Прекрати сейчас же! Сохранил или нет?

«Да, хозяин. Вывести на дисплей?»

– Выводи. – Он помедлил и добавил: – И «мои» тоже.

«Ваши или мои, хозяин?»

– Блин!..

«Понял», – отозвался Дом.

– Умнеешь на глазах, – проворчал Матвей. – Хоть продуктов закажи, а то в холодильнике только пиво да пицца. И знаешь, что… запусти-ка уборщиков.

«Уже сделано, хозяин».

«Семь тридцать».

Матвей лениво пошевелился. Приоткрыл глаза.

В комнате было прохладно – то ли подступающая осень заявляла о себе, то ли просто барахлил кондиционер. Вылезать из-под одеяла не хотелось. В конце концов, сегодня дела могли с полчасика и подождать. Матвей лежал и тихо наслаждался когда-то привычным, но, как оказалось, уже основательно забытым ощущением приятно тёплого, живого, дышащего рядом тела. Света пошевелилась. Подняла голову, скривила губки и сдула с глаз озорную белую чёлку. Улыбнулась.

– Уже проснулся?

– Угу…

– Будешь вставать?

– М-гм… – Матвей помотал головой.

Девушка придвинулась поближе, пристроилась Матвею под руку и угнездила голову в ямке над ключицей. Матвей молча приобнял её рукой. Света тоже молчала. Так и лежала, глядя на него глаза в глаза.

– Так странно… – наконец сказала она. – Даже не верится, что до вчерашнего дня мы даже не встречались. У меня такое чувство, что мы знали друг друга всю жизнь. Это, наверное, всё из-за твоих писем.

Матвей заёрзал. Ничего не сказал. Света тоже умолкла. Казалось, она ещё что-то хотела сказать, но в последний момент передумала. Долго что-то рисовала пальцем на его груди, кусала губы и стреляла глазами из-под долгих ресниц.

– Матвей… – наконец позвала она.

– Что, Светик?

– Я должна тебе кое-что сказать… Кое в чём признаться.

Матвей напрягся, сел и пригладил волосы.

– О чём ты? Что случилось?

– Я не знаю, как начать… – Света завернулась в простыню и тоже села. – Видишь ли… Я подумала, это будет нечестно, если я промолчу.

Матвей почувствовал неладное.

– Лапка, о чём ты? – встревоженно спросил он. – Не томи, говори, что стряслось!

– Ну, видишь ли… Твои письма… они были такие искренние, честные. А те твои стихи… Ну, я не знаю! У меня внутри что-то перевернулось, когда я их читала! Ты не представляешь, сколько радости ты мне доставил. Но это ты, а я… Я, в общем-то, если честно, до самого последнего момента как бы ничего о них не знала.

– До какого момента? Это что… разве не ты их писала?

– Нет! То есть… Я не знаю. – Света подобрала к себе ноги и обхватила руками колени. – Я бы их написала, точно такие, но… Это всё Машка.

– Машка? – В голове у Матвея творилась какая-то каша. – Какая ещё Машка? Твоя подруга?

Света помотала головой.

– Не подруга. Это… В общем, это мой дом. Точнее, дача.

– Дом? Постой, постой… Ты хочешь сказать…

– Угу, – кивнула она. – Ты только не обижайся! Наверное, получается, что я обманывала тебя. Но я не хотела! Если бы я знала, я б ей запретила, но она сама. А я… видишь ли… Я тогда в рейде была, мы котиков метили…

Матвей сел, выпутался из одеяла и принялся натягивать плавки. Девушка обеспокоенно придвинулась ближе. Положила руку ему на плечо.

– Матвей, не надо… Я прошу тебя… Я же не нарочно!

Матвей мягко, но решительно убрал с плеча её ладонь и обернулся, глядя девушке в глаза. Заставил себя улыбнуться, погладил её по руке.

– Всё хорошо, лапка, – сказал он. – Всё хорошо. Успокойся. Мне просто… Я тут вспомнил об одном деле, очень важном. Иди в душ, я после тебя. Я… сейчас. Я скоро.

Нашарив по пути на столе сигареты и спички, Матвей вышел на крыльцо и прямо так, в плавках и простыне, уселся на покрытые росой ступеньки. Чиркнул спичкой, прикурил. Выпустил клуб дыма. В голове было пусто и звонко. Матвей затянулся ещё раз и затушил сигарету: Света не терпела табака, с курением теперь надо было завязывать.

– Ну, старик, ты даёшь, – сказал он.

«Хозяин?» – тотчас отозвался Дом.

– Чего ты спрашиваешь? Ты ведь слышал.

«Да, хозяин».

– Да брось ты… – Матвей поморщился. – Заладил: «Хозяин, хозяин…» Зови меня как прежде Матвеем. И говори мне «ты». Да… Вот, блин, попал, так попал! В жизни не думал, что такая история может со мной случиться… Ты знал?

Дом помолчал.

«У меня были подобные предположения. Я не считал их достаточным обстоятельством для прекращения переписки».

– Почему?

«Машины не умеют лгать, Матвей. И не могут позволить, чтобы человеку был причинён вред. Если переписку вёл дом хозяйки Светы, он руководствовался теми же соображениями, что и я. Он не мог причинить вред ни своей хозяйке, ни тебе».

– Она.

«Уточнение не понято».

– Я сказал: «Она». У Светланы дом запрограммирован на женскую личность. Так что это не «он», а «она». И начинай менять программы сам.

«Уточнение принято. На какую личность ты желаешь перепрограммировать меня?»

– Мужскую, разумеется. – Матвей повертел в руках сигарету и бросил её в ящик с песком. – И знаешь, что, старик… Не говори ей ничего. И вообще, запрети Светлане доступ к этим файлам. Пусть всё… Пускай всё идёт как идёт.

«Принято. Изменить логин команды ввода на „Старик“?»

Матвей поколебался.

– Да. Пожалуй. Это тебе подходит.

«Уточнение: „Старик“, значит дряхлый?»

Матвей похлопал ладонью по дверному косяку, боднул его кулаком.

– Старик, – сказал он, – значит мудрый. И спасибо за стихи.

Он запахнулся в простыню и направился в комнату.

Света высунула из-за ширмы голову в тюрбане мокрого полотенца. Сверкнула улыбкой.

– Что у нас на завтрак? – спросила она.

Матвей неопределённо мотнул головой:

– Спроси у Дома, он знает.

– Ты чего такой? Что-то случилось? О чём ты задумался?

Матвей усмехнулся.

– Ничего не случилось, – сказал он. – А если честно, меня сейчас занимает только один вопрос…

– Какой?

– Где мы теперь будем жить: у тебя или у меня?

24.02–27.03.2002

Пермь