Текст книги "Королевский гамбит"
Автор книги: Дмитрий Скирюк
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)
– А при чём тут рэперы? – удивилась Ленка.
– Как при чём? Написано же… Туда их, в урны, значит, мудаков…
– Да чем тебе рэп-то не угодил?
– А всем! – Серёга сел на своего любимого конька. – Бандитский стиль как был, так и остался. Негритянские блатные частушки, вот что такое ваш рэп.
– Он такой же «наш», как и твой… – проворчал я. – Между прочим, панки твои любимые тоже не сахар.
– Ты что! – едва не поперхнулся он. – Панки – они просто анархисты. По крайней мере, друг в дружку не стреляют. А эти без ствола на улицу не выходят. Вон, в Штатах каждый месяц разборки. И вообще при чём тут панки? Я блюз люблю.
– А блюз, значит, тебе не бандитский…
– Ну ты скажешь! – Серёга повращал глазами. – Блюз – это же стон души. Блюз, это когда хорошему человеку плохо.
– А рэп? – спросил я.
– Рэп? – Серёга на мгновение задумался и вдруг нашёлся: – Рэп, это когда плохому человеку хорошо!
Серёга всё-таки экстремист. Я тоже, признаться, рэп не очень-то люблю, но чтоб гонять и ненавидеть – до такого пока не доходило. Люди вообще плохо понимают друг друга, и почему-то именно музыка служит главным камнем преткновения, разделяя поколения, классы и культурные прослойки. Помню, когда я был ещё мальчишкой, у меня была пластинка немцев «Pudhys» – стопроцентных хиппов из ГДР, заигранная до дыр. Пели парни на немецком, и стоило мне её поставить, как мои родители принимались орать: «Выключи сейчас же этих фашистов!» Ну мама с папой – это всё-таки святое плюс с поправкой на их поколение, побитое войной, я их могу понять. Но Серёга-то чего лютует? К слову сказать, неплохую музыку играли эти «Пудис», и стихи у них были хорошие, но популярными за пределами родной соцлагерной Германии они так и не стали. А немецкий язык на мировую сцену вернули как раз таки идейные нацисты из «Rammstein» и мистики из «Lacrimosa», вся Америка на ушах стояла, да и Россия тоже стояла. И ничего, никто не спорил, не орал. Да, много странностей принесла нам эпоха диктатуры покемонов и телепузиков. В общем, не поймёшь, чего народу хочется – то ли конституции, то ли севрюжины с хреном… В общем, я толкнул речугу на эту тему, все как-то задумались и до самого отправления больше не произнесли ни слова.
Народу в электричке было мало, удалось сесть всем. Двери гулко хлопнули, пантограф выбил синюю искру из проводов, и электричка двинулась вперёд со всеми остановками. Уже на третьей начали подсаживаться люди, и вскоре в вагоне стало не продохнуть. Кабанчика с Ленкой прижало друг к дружке, Фила тоже сдавили с двух сторон. Меня оттеснили к окну. Было жарко, Денисыч помаленьку стал клевать носом. Серёга что-то шептал Ленке на ухо, а меня, как всегда бывает после нескольких бутылок, пробило на размышления. Я после пива нехороший становлюсь – всё время мрачный сижу, засыпаю. Иногда кидаюсь на людей – не с кулаками, а так, поговорить. Думаю много. Мозг становится на «автоподгрузку», как это дело называет Фил. Так и сейчас. Я сонно моргал и глядел в окно – на пробегающие мимо поля, перелески и посёлки с покосившимися серыми заборами, с теплицами в обрывках белой парниковой плёнки, с чернеющими грядками, и соответственно с этим текли и мысли в моей голове.
На Урале осень чёрная. Вообще, если строго разобраться, у нас лето как осень. Как в том анекдоте: «А чего это ты такой незагорелый? У вас в Перми что, в этом году лета не было?» – «Почему не было? Было. Только я в тот день болел». Недаром у пермяков и коми в календаре только два летних месяца – июнь и июль, а август значится уже как осень. Не знаю, может, где в средней полосе, в Центральном Черноземье осень долго остаётся «золотая», а у нас всё облетает быстро и как-то неправильно. Потому, что сразу. Вчера ещё были зелёные листья, а послезавтра – фьють – и только голые ветви торчат. Да ещё ёлки с соснами. Те хоть и зелёные, но зелень у них какая-то… злорадная, что ли. Мол, летом вы нас задвинули, зато теперь – нате, получите дубль два. С тундрой не сравнить – на Крайнем Севере осень хоть и быстрая, но яркая. Если с самолёта смотреть, то будто ржавый лист железа измяли и на землю бросили – красное, жёлтое, зелёное, серое…
А собственно, чего это вдруг Ленка к нам прикатила? Чего ей на своей Чукотке не сиделось? Вообще, разве так делается? Позвонила за два дня до приезда, сказала, что экзамен сдаст – и сразу к нам. Какой экзамен? Что она там успела сдать за один день? Какие вообще могут быть экзамены осенью? У неё что, переэкзаменовка, что ли? Непонятно. Или это я стал таким подозрительным после всех тех бабушек и прочего?
Я покосился на Ленку с Кабанчиком. Ленка как Ленка. И Кабанчик как Кабанчик. В смысле – реагирует нормально. Была бы она роботом, фиг-два бы он к ней так откровенно клеился… В чём, в чём, а в чутье Серёги я, по крайней мере пока, ещё уверен. Я усмехнулся своему отражению в вагонном стекле. Да, расшатали нервы, жабы… До сих пор, когда мимо Центрального гастронома иду, невольно голову в плечи втягиваю, как черепаха, – а ну как шарахнет чего или выскочит кто. Был бы я курящим, вышел в тамбур подымить, глядишь, нервишки успокоил бы, а так… Хотел к Филу в сумку залезть, пока он спит, да тоже не рискнул: электричка, знаете ли, – раздавишь бутылочку, а удобства во дворе. А двора, как говорится, нету.
Да нет, решил я наконец, напрасно я разнервничался. Я же сам вчера в пещеру ехать предложил, а Ленка согласилась. Дождь ещё этот… А приехала… Да мало ли, зачем приехала! Просто проведать приехала. Меня, между прочим. Много ли вообще людей найдётся, ради которых на Урал человек аж с Чукотки прилетит? Есть повод гордиться.
Так, убивая время в меру сил, способностей и степени опьянения, мы прибыли в Кунгур, едва не проспав свою платформу – дали знать о себе вчерашние посиделки. Все клевали носами, даже я. Хорошо, хоть Димка встретил нас на станции, как обещал. Димыч заявился в новой бороде, я даже не сразу его узнал, хотя вообще он мало изменился.
– У, как вас много! – удивился он. – Ты же сказал, что вас трое.
– А нас четверо. Ну что, сперва к тебе, потом в пещеру или сперва в пещеру? Время позволяет?
– Время что угодно позволяет. Куда торопиться? У меня машина. Горючее взяли?
Фил всё понял правильно и многозначительно похлопал по сумке.
Димка поднял бровь:
– Так за чем же дело стало? Вперёд!
Машина, на наше счастье, оказалась пассажирским «рафиком». Влезли все. С Филом Димыч был знаком, с Кабанчиком тоже проблем не возникло. А вот с Ленкой как-то вдруг не завязалось. Какая-то между ними проскочила искра, неприязнь какая-то возникла. Я не обратил внимания – ну мало ли что. Бывает. Когда мы вышли из вагона, она была ещё вполне разговорчивой, но на заднее сиденье втиснулась уже бука букой – подняла воротник, распустила рукава свитера и всю дорогу до пещеры молча таращилась в потное стекло, игнорируя на наши вопросы.
– Хорошо, что надумали ехать, – вертя баранку, приговаривал Димыч. – Летом жара, тёплые вещи с собой тащить приходится, а сейчас всё на себе.
– Зимой, наверное, ещё лучше.
– Нет, зимой раздеваться приходится… Впрочем, можно и так. Лет семь назад зима тёплая была и снежная, гора протекла, несколько гротов затопило, да ещё пещера выстудилась плохо, не промёрзла. Самые красивые гроты чуть не погибли, «Бриллиантовый» растаял, еле спасли. Всё потом заново намораживали.
– Чем?
– Рефрижератором. Зато в гроте «Вышка», там, где выходной туннель пробит, прошлой зимой такого наморозило – дворец!
– А долго мы там проходим? – неожиданно осведомилась Ленка.
– Да сколько надо, столько и проходим. С экскурсоводом если, то часа полтора всё дело занимает. А сейчас торопиться некуда, сядем, отметим… Есть у меня там одно заветное местечко возле озерца…
Дорога сделала очередной поворот, и впереди замаячили здания туристских корпусов.
– А вот и «Сталагмит», – прокомментировал Димка. – Мы там останавливаться не будем, сразу на террасу – и вперёд. Все готовы? Никому по делу не надо? А то там нельзя.
– Что, туалетов нет?
– Закрыты. Не сезон.
– Опаньки! Тогда останови.
Выбрались в кусты. Ленка отказалась.
– Слушай, а ты кем здесь? – спросил Кабанчик Димку, возвращаясь. – Я вот тоже думаю увольняться. Надоело, понимаешь, деревяшки строгать… Ты что, говорят, туристов водишь?
– Ну.
– Ага… А не скучно? Каждый день одно и то же.
Димыч пожал плечами.
– А чего скучать? Ходи, рассказывай. Волка ноги кормят. Я ещё лаборантом в стационаре на полставки. Я ведь раньше в заповеднике работал, а тут хотя бы деньги платят нормальные. У тебя образование есть?
– В смысле – высшее? Нет.
– Гм… Впрочем, ладно, оставь телефон. Будут места, я позвоню. Ну, двинули!
И первым вышел из машины.
Вход в пещеру прятался у подножия горы – бетонный бункер и ворота в постиндустриальном стиле. Такие больше бы пристали какому-нибудь заводу эпохи развитого социализма. Я уже забыл, как они выглядят, так давно я здесь не был. Далёкая осенняя река выглядела серой, неприглядной и совершенно нереальной, как с другой планеты. Всякий раз суровая красота этого места застаёт меня врасплох.
Ёжась от сырого холодка, мы миновали массивную дверь на входе. Димыч щёлкнул выключателем. Загорелись лампы, осветив длинный бетонированный туннель, пробитый прямо в толще скалы. В дальнем конце, под потолком белели кружева ледяных кристаллов. В лицо дохнуло холодом.
– Слушай, – спросил опять у Димки Серёга, – а чего это в ней так холодно и лёд всё время, а? В других пещерах разве так же?
– Нет, ты что, – рассеянно ответил тот, возясь с дверным замком. – Она одна такая в России. А может, даже в мире одна. Ледяные залы есть ещё – в Крыму, в Туркмении, но чтобы столько, такого нет нигде. Понимаешь, здесь необычная система туннелей: зимой тяга идёт внутрь пещеры, летом – наружу. А выходов много. Карст, известняки вокруг, река недалеко, воздух влажный, вот лёд и намораживает… Блин, опять ключ заело. Чёртов замок – сто раз говорил начальству, чтоб заменили! Да вы не стойте, – оглянулся он, – идите вперёд, здесь одна дорога. В «Бриллиантовом» подождите, осмотритесь, я вас догоню.
Бежать по пещере галопом – дело глупое и несуразное: всю красоту пропустишь (это если пещера «окультуренная», вроде этой). Про дикие я вообще не говорю… А впрочем, много ли в Кунгурской пещере той культуры? Километра полтора из шести известных и бог знает скольких ещё неразведанных. Дальняя часть до сих пор закрыта, там только спелеологи лазают да академики из стационара. Прямо как у Стругацких – Зона Зоной.
Димка постарался на славу, как для полноценной экскурсии – везде горела разноцветная иллюминация. Мы прошли «Бриллиантовый», полюбовались ледяными сталактитами в «Крестовом» и долго ахали в «Полярном», стены которого, покрытые густой бахромой сросшихся кристаллов, светились под прожекторами, словно северное сияние. Даже Ленка восхитилась.
– Здорово! – сказала она. – Совсем как у нас после южака.
– Это что, – отозвался Димка. – Сейчас уже подтаяло. Вы в конце зимы приходите, когда новые намёрзнут! Пошли дальше, я вам «Вышку» покажу.
Мы миновали гроты «Данте» и «Руины» – хаотические нагромождения каменных глыб; названия здесь говорили сами за себя, и задержались в «Вышке», где лёд на потолке и стенах принял самые причудливые и невероятные формы. Зрелище действительно было потрясающее, за это следовало выпить. К этой мысли все пришли как-то одновременно, но первым среагировал Фил – когда мы к нему обернулись, он уже распаковал сумку и вынул бутылку «Смирновской» и стаканчики. Все разлили, добавили льда и в торжественной тишине пещеры причастились. Здесь даже сейчас ощущалась сильная тяга где-то по низам, все ёжились и притопывали ногами.
– Хороший лёд, – уважительно сказал Денисыч, разглядывая свой стаканчик на просвет. Это были его первые слова с того момента, как он переступил порог пещеры, до этого он лишь мрачно молчал и глядел по сторонам.
– А то! – поддакнул ему Димка. – Вода-то почти дистиллированная. Чуток кальция, конечно, есть, но это ерунда.
Последнюю остановку сделали в «гроте Романтиков». Подсвеченное сверху подземное озеро колдовски мерцало под низким сводом. Мы расположились на камнях и стали распаковывать провизию. Заговорили как-то разом. Выпили. Запили водичкой из озера, зажевали бутербродами. Повторили процедуру.
– А знаете, – сказал вдруг Серёга, – мы здесь совсем как древние люди. Сидим в пещере, как эти… неандертальцы. Ничего не поменялось.
– Ага, – ехидно усмехнулся Денисыч, – совсем ничего. Та же водка, те же лампы…
– Ну, я не это имел в виду! – замахал руками он. – Просто подумалось: вот сидели они так же около этого озера, ели какого-нибудь… мамонта печёного. Если нас одеть в шкуры и костёр развести – всё то же самое будет.
– Да уж. Тебе ещё пару стаканов – и тебя от неандертальца не отличишь.
– Ну, есть они тут мамонта не ели, а вот мясо хранили стопудово.
– А кстати, свет не погаснет? – вдруг забеспокоился Кабанчик.
– Нет, только если я погашу, – успокоил его Димка. – У меня с собой свечи есть. Если хотите, можно прямо сейчас зажечь. Нет? Тогда потом. Так, о чём я… А, да! Есть здесь такая девушка-экскурсовод, Ирина. Недели две назад мы с ней водили группу пятиклассников. И разыграли их. Витька – ещё один наш сотрудник – вывернул наизнанку шубу, надел резиновую маску гориллы, подкрался к Ирке, сцапал её и уволок к озеру. Та, естественно, кричит, отбивается… В общем, он погрузил её в лодку, сел за вёсла и ну грести… Визгу было!
– А ты чего?
– А я им вслед из духового пистолета стрелял.
Уж было собрались сфотографироваться, но Ленка вдруг объявила, что ей надо отлучиться.
– Ну вот, я же предупреждал, – с неудовольствием отметил Димыч. – Надо было снаружи. Где теперь? Иди туда, вон за те камни. Там что-то вроде коридорчика…
– Ладно. Как-нибудь разберусь, – сердито буркнула она.
– Фонарик возьми.
Она кивнула, взяла, поднялась и ушла. Где-то за поворотом под её ногой стукнул камешек. Все разом притихли.
– Холодно здесь, – невпопад сказал я.
– И сыро, – добавил Фил.
– Как бы чего не случилось, – пробормотал Кабанчик.
– Что с ней сделается? Давай, Фил, разливай.
Мы посидели ещё немного. Потом ещё немного. Потом ещё. Наконец до всех помаленьку стало доходить, что прошло уже минут пятнадцать или даже двадцать, а Ленка до сих пор не вернулась.
– Что за чёрт? – удивился Димка. – Чего она там копается? Эй! Лена!
Некоторое время мы её звали. Эхо гуляло по пещере, но и только. Ответа не было. Мы переглянулись, поставили стаканы и направились в том направлении, куда ушла наша гостья.
За камнями начинался узкий проход с гирляндами свисающих ледовых сталактитов, словно сверху свесили огромную массажную расчёску с белыми зубьями. Здесь едва хватало места, чтоб разминуться двоим, мы шли гуськом и светили фонариками. Ответвления, если и были, то короткие и почти все оканчивались тупиками. По пути нам встретилось несколько закутков, но ни в одном из них Ленки не обнаружилось. Наконец мы уткнулись в глухую стену и долго стояли, молча на неё таращась. Деться отсюда было решительно некуда.
– Стена, – глупо сказал Серёга и гулко сглотнул.
Все переглянулись.
– А где Ленка-то?
Ответом нам было молчание.
Случись подобное в кино или в романе, герои непременно бы задумались, собрались, взяли себя в руки и разработали план поисков. В общем, начали бы как-нибудь действовать. Так вот, ни фига подобного! Сначала мы наорали друг на друга. Как следует наорали, до хрипоты. Естественно, не помогло. Сильнее всех негодовал Кабанчик: зачем, мол, отпустили девушку одну (должно быть, хмель совсем затуманил ему мозги). Мы крутили пальцем у виска и огрызались на него со всех сторон. Один лишь Фил молчал, меланхолично разглядывая стены, и, когда все выдохлись, спокойно сказал:
– А ведь придётся искать. Деваться-то нам некуда.
Все замолкли и посмотрели на Димку.
– Наумыч, выручай, – потребовал я, – на тебя вся надежда. Ты всё-таки здесь работаешь, все закоулки должен знать… Где она?!
– Откуда мне знать? – развёл руками он. – Свернула куда-нибудь. Пещера большая. Если в глубину, можно долго бродить… Да не волнуйтесь вы так! Лампы горят, в пещере их издалека видать. Если она не дура, то побродит и придёт. Сюда много ходов выходит.
– Ей послезавтра улетать.
– А может, она ко входу вернулась? – предположил Серёжка.
Все примолкли, переваривая эту мысль.
– Зачем? – осведомился я.
– Ну, плохо стало… запомнила дорогу и вернулась… Я не знаю зачем!
– Сколько у нас фонариков? – прервал нас Димка.
– Два.
– Значит, на две группы мы можем разделиться. Ищем лужу…
– Какую лужу? – спросил Кабанчик.
– Какую, какую… – мрачно пробормотал Наумкин. – Такую! Зачем-то же она отошла… В общем, ищем. Потом будем думать, что делать дальше. Всё. Делимся. Кто со мной?
– Я, – сказал Фил.
Бочком-бочком мы вернулись обратно.
– Я свет не буду гасить, – сказал Димка, упаковывая сумку. – Не заблудитесь? А то вот нате, держите. – Он протянул нам палочку школьного мела.
– У меня фломастер есть, – сказал Кабанчик, – этот… фул… флур… Светящийся.
– А, хорошо, – покивал Дима, на ходу копаясь в своей сумке. – Вы только там не очень малюйте и всякую похабень не пишите – стены не казённые… Если чего такое найду потом – сам убью! Вам на батарейках или с динамкой?
– Чего?
– Фонарь! Чего…
– Ну уж нет, своё динамо крутите сами. На батарейках давай.
– Как хотите.
Мы прошли ещё пару поворотов, и путь нам опять преградила стена. Мы были уверены, что не сбились с пути – даже коридор был какой-то знакомый, и всё же прохода не было.
– А где проход-то? – почти одновременно спросили все и посмотрели друг на друга.
И тут погас свет.
Ну мы опять друг на дружку наорали. Фонарики светили жёлто и неровно, суетливо выхватывая из темноты одну перекошенную физиономию за другой, отчего казалось, что в закутке нас не четверо, а больше. Что делать, было решительно неясно.
– Влопались! – подвёл итог Денисыч.
– А может, это просто не та развилка? – с надеждой спросил Серёжка.
– Та, та. Вон мой окурок лежит.
– Но мы решительно не могли нигде неправильно свернуть – мы же всё время прямо шли… – Димка поправил очки, приблизился к стене едва ли не в упор и стал её рассматривать.
Некоторое время все в молчании ожидали результата.
– Ну? Что там, Сусанин?
– Стена как стена, – ответил Димыч. – Никаких следов подвижки.
– Стены не двигаются, – философски сказал я.
– Это дома они не двигаются, а в горах ещё как!
– Но не бесшумно же. Обвала не было. Кто-нибудь слышал шум? Нет. Так что, это просто мы перебрали и не туда зашли. Давайте поищем ещё.
– Этого не может быть, чтоб не туда! – выпрямился Димка. – Я здесь не первый год посетителей вожу. Всякое бывало, но чтобы вот так, в двух шагах… В общем, надо осмотреться. Если что – пойдём назад по проводам. Теперь всем надо держаться вместе, – предупредил он сурово, – разделяться нам никак нельзя.
– Ну… дык!
Однако поиски не дали ничего. Хоть со светом, хоть без, выхода поблизости не наблюдалось. Мы облюбовали более-менее широкий коридор и расположились отдохнуть. Я посмотрел на часы и присвистнул в изумлении: оказалось, мы блуждаем в пещере уже четыре с половиной часа. Круто… Не зря спелеологи говорят, что под землёй часов не наблюдают.
Кабанчик наконец начал трезветь и рассердился всерьёз.
– Где выход? – кричал он, наскакивая на Наумыча. – Ты не проводник, ты полупроводник! Или вообще – диэлектрик! Куда ты нас завёл?!
Димка вяло отбивался. Чувствовалось, он тоже растерян.
Провода мы тоже не нашли.
– Ладно, чего орать, – подвёл итог Денисыч. – Хватит попусту бродить. Засели крепко, как минимум на день. Давайте отдохнём, что ли. Поедим заодно. Сколько у нас с собой провизии?
Оказалось, почти все оставили сумки у озера. Только Фил прихватил свою да Димка не захотел расстаться с рюкзаком. Распаковали скарб. Продуктов оказалось – кот наплакал: пара банок тушёнки, булка хлеба, сколько-то пачек китайской лапши, упаковка бульонных кубиков и двенадцать бутылок водки. Одна – початая.
Лапшу Димка сразу отложил в сторонку:
– Её разогревать надо, а я у меня горючки нет. Кто ж знал, что так получится.
– Эх, вы, – снисходительно бросил Фил, вытаскивая зажигалку, – чтоб вы без меня делали.
– Много ты на ней согреешь, – скептически хмыкнул Кабанчик.
Денисыч встопорщил усы.
– Много не много, а кружку вскипячу. Это же «Зиппо», её для того и создали, чтоб не только прикурить… Говорят, американцы во Вторую мировую на ней в окопах чай заваривали. Вот и проверим.
Он щёлкнул крышкой. Выскочило пламя.
– Эй, погаси, – потребовал Наумкин. – Бензин же зря выгорает.
– Ничего, у меня ещё есть. Я в дорогу без заправки не хожу.
– Неизвестно, сколько нам тут сидеть. Если что, на свечах разогреем.
– Огонь, – это, конечно, хорошо, – вмешался я, – а вот о воде кто-нибудь подумал? Всухую, что ли, грызть эту лапшу?
Все умолкли.
– Можно и всухую, – неуверенно сказал Кабанчик. – Или лёд растопить.
Положение становилось всё более неприятным. Мы поели тушёнки, запили это дело водкой и двинулись дальше.
Блуждание в пещерах – занятие малоприятное. Наверно, спелеологи в этом находят какой-то кайф. Но блуждать под землёй вот так, как мы, не пожелаю и врагу. В детстве все зачитывались Марком Твеном. Его Том Сойер, помнится, тоже лазал по пещерам со своей подружкой, играл в разбойников, клады какие-то искал… Помню, когда я был мальчишкой, нас с друзьями тоже хлебом не корми, дай залезть в какую-нибудь пещеру. Обычно это были старые шахты – в моём родном городе их было не так уж мало. Но большинство из них давно обрушилось, проходы не шли в глубь горы дальше двух десятков метров. Почти всегда виднелся свет от входа. Мы любили лазать ночью, тогда можно было вообразить, что ты глубоко в настоящей пещере. Было немного не по себе – жутко интересно и в то же время страшновато, воображение рисовало самые различные картины, нередко такие, что все с воплями и визгом выскакивали наружу, разбивая коленки, теряя кепки, фонарики и сандалии. Но это в детстве. Здесь же была настоящая тьма и глубина. По счастью, было довольно сухо, однако очень холодно. Пока идёшь, ещё ничего, но стоит остановиться, липкий сырой холодок начинает заползать за шиворот и в рукава. Я впервые стал задумываться, как мы проведём ночь без спальников и одеял. Как ни крути, экскурсия – это одно, а долговременный поход – совсем другое.
Следующие несколько часов для нас слились в одно нескончаемое блуждание по каменным туннелям. Несколько раз мы слышали шум капающей воды, но всякий раз слух нас обманывал. Димка пытался набросать в блокноте план пещеры, но путался, сбивался, словно стены в самом деле двигались. Я уже ничего не соображал и только механически переставлял ноги. Водка туманила мозг, мысли разбегались. Сколько мы брели так, я сейчас даже не скажу – я почти не глядел на часы. И лишь когда мы решились сделать большой привал на отдых и ночлег, события вдруг стремительно полетели вперёд.
Здесь вы должны мне поверить. Я и так вам рассказал много странного, но на этом месте даже меня временами одолевают сомнения, что из произошедшего было на самом деле, а что – только пригрезилось. Потом мы сравнивали свои воспоминания, но так и не пришли к единому мнению.
Мы уселись в круг, оставили гореть только одну свечу из Димкиного запаса и принялись за еду. По счастью, за время своих блужданий мы набрели на маленький грот, где капала вода (там, кстати, и остановились), и набрали четыре кружки. Денисовской зажигалкой подогрели лапшу (получилось и в самом деле неплохо), потом снова пропустили грамм по двести и теперь угрюмо молчали. Фил с Серёгой достали сигареты – запас их был невелик, и оба целый день терпели. Сизый дым стлался в свете свечи, слоистый, как халва, сквозь него всё казалось зыбким и нереальным.
– Ну что, – подвёл итог Димка, – давайте спать, что ли. Гасите свет.
Фил согласно кивнул и потянулся к свече, как вдруг Серёга поднял руку.
– Погоди. Кто это там?
Все встрепенулись:
– Где?
– Вон там. – Серёга разогнал рукой табачный дым и указал в глубину галереи. Все вытянули шеи, всматриваясь в темноту. Однако сколько я ни таращил глаза, ничего не увидел. Лучи фонариков бестолково плясали по серому камню. Стена как стена.
– Никого там нет, – выдохнул я.
Все задвигались.
– Но я видел… двое или трое…
– Показалось.
– Эй! Кто там? – крикнул на всякий случай Фил. Эхо заметалось под сводами пещеры. – Вылезай, мы тебя видели!
Все захихикали. Никто, однако, не откликнулся.
– Да нет там никого.
– Пойду проверю. – Серёга с сомнением покачал головой, взял один из фонариков, встал и направился в темноту. Димка вскочил:
– Я с тобой!
В тот момент я и почуял неладное. Что-то такое пробежало по спине, в лицо будто дохнуло холодом, волосы шевельнулись на затылке. Я раскрыл рот, но крикнуть не успел: фонарик в руке Кабанчика дрогнул и упал, вокруг заметались тени, и в узком пространстве каменного коридора вспыхнула потасовка. Фил бросился на помощь, я – за ним. Кабанчик уже лежал, Димыч молча отбивался, нанося удары в темноте. Не было слышно иных звуков, кроме ругани и пыхтения дерущихся. Какая-то фигура гибко метнулась ко мне, мелькнула в световом круге, – я только и успел, облапить бегущего, – и мы повалились на камни. Некоторое время мы боролись, потом я получил удар в живот, от которого у меня перехватило дыхание, мой противник вырвался и исчез в темноте. Кто-то промчался вслед за ним – я едва успел прикрыть голову руками, чтобы на неё, не дай бог, не наступили, и наступила тишина.
– Что это было?
Голос принадлежал Кабанчику. Никто ему не ответил. Все поднимались, с кряхтением потирая бока. На ногах остался один лишь Димка.
– Рюкзаки тут?
И сумка, и рюкзак оказались на месте. Кто-то подобрал фонарик. Кабанчик суетливо зажигал спичку за спичкой и что-то искал на полу. Вдруг он сдавленно охнул и замахал рукой.
– Эй, идите сюда!
Все кинулись к нему и потрясённо сгрудились в молчании за его спиной.
– Глядите – Ленка!
На камне в коридоре и в самом деле сидела Ленка, живая и на вид вполне невредимая, только перемазанная с головы до ног известковой белой глиной. Фонарики светили ей в лицо и отражались в стёклышках очков; Ленка щурилась и мигала, как сова. Сейчас, когда сидела, она казалась девушкой-подростком, худой и голенастой. Мы все опешили, только позади ползал на коленках Фил и тихо чертыхался: он потерял зажигалку.
– Ты чего в очках? – нелепо спросил я, нарушая молчание. – Линзы потеряла?
Ленка помотала головой.
– Грязно здесь, а воды нет, – сказала она. – Я подумала, так будет лучше.
– У тебя всё нормально? – деловито спросил Кабанчик, опустился на четвереньки и заглянул ей в глаза. – Эти паршивцы тебя… э-э… ничего тебе не сделали?
– Кто они вообще такие? – Фил наконец отыскал зажигалку и присоединился к нам. – Откуда взялись? Ты их знаешь?
Ленка, чуть помедлив, помотала головой, очевидно сразу отвечая на все три вопроса.
– Скорей всего, спелеки-любители, – ответил за неё Димыч. Его всё ещё слегка трясло от перевозбужденья, он тоже был весь в грязи, очки сбились набок, глаза сверкали, борода взъерошилась и торчала во все стороны. – Им тут запрещается лазать официально, так они, гады, в боковые выходы наладились…
– Для любителей они чересчур хорошо дрались, – мрачно сказал Фил.
Я мысленно крякнул – я-то думал, мне просто показалось. Но у Фила разряд плюс школа фехтования на саблях, а у меня только три полузабытых университетских года самбо. Что меня одолели – это и понятно, и естественно, но что Денисыча – это да, это показатель.
Димка поправил очки.
– Ну, может, в карате они профессионалы, а в спелеологии – точно любители.
– С чего ты взял? – ядовито поинтересовался Фил.
– А где снаряжение?
– У нас, между прочим, тоже его нет. А ты, между прочим, как бы профессионал. Экскурсовод несчастный!
Они уже почти кричали. В густом, одновременно холодном и влажном воздухе пещеры эхо гулко прыгало от стены к стене, казалось, голоса бьются где-то в черепе. Я поморщился.
– Да тише вы. Дайте Ленке сказать.
Наступила тишина. Ленка хлюпнула носом. Подняла на нас большие, увеличенные стёклами глаза.
– Мальчики, – тихо сказала она, – это я во всём виновата. Я вам не сказала… не хотела…
– Ты лучше молчи пока, приходи в себя, – попытался успокоить её Кабанчик. Рука его полезла к Ленкиной коленке. – Пить хочешь? – Он засуетился и стал распаковывать Димкин рюкзак. – Сейчас… сейчас… чёрт, где тут у меня… Пацаны, достаньте водки!
– Ты погоди, пусть она сперва расскажет, что было. А то эти люди…
– Это не люди, – тихо сказала Ленка и умолкла.
И все умолкли.
– А кто? – спросил Димка.
– Пришельцы.
Димка хмыкнул, хохотнул и обернулся к нам, ища поддержки, не нашёл её и осёкся: все трое были убийственно серьёзны. Фил медленно накручивал колпачок на бутылку.
– Та-ак, – сказал он. – Скалли больше не наливаем… Вы, трое! Держите оба коридора. Чтоб ни одна мышь не проползла! Возьмите там в сумке у меня ножи десантные. А ты, – он снова обернулся к Лене, – давай рассказывай. И ничего не пропускай.
Рассказ не занял много времени. Даже если Ленка что-то пропустила, картина вырисовывалась вполне понятная. Если вкратце, в какой-то мере Ленка работала на этих типов. Её просто попросили к нам приехать, вытащить из города куда-нибудь поближе к кунгурской пещере, а остальное от неё уже не зависело. Ей обещали, что всё будет хорошо и нас не тронут, только на недельку «изолируют от общества». Когда мы сами заикнулись про Кунгур, Ленка не поверила своим ушам – такой удачи она не ожидала.
– Мы на раскопках были, – говорила она, – мезолит копали. Ну и наткнулись на какие-то странные следы. Культура вроде бы чукотская – стоянки, всё такое прочее, круги от яранг… там со времён палеолита мало что изменилось. Но что-то было не то. Стали мы к сопкам подбираться и наткнулись… Ну, в общем, мы сперва подумали, что это старый ледник, потом – что это что-то вроде кургана, только во льду, а потом поняли, что нет. Там… Понимаете, там звери.
– Звери? – встрепенулся я. – Какие звери?
– Замороженные. Мамонты, носороги какие-то, быки, мастодонты… Я в этом не разбираюсь. Мы там чуть с ума все не сошли, забегали, кто-то даже радиограмму в Академию наук успел отправить. Они, правда, сейчас почти без финансирования, но обещали прислать человека. А потом… Потом эти пришли. Мы сперва решили, что это и есть академики – они ночью приехали, на вездеходе. Посидели с нами, поговорили, а потом одна девушка (а с ними девушка была) отвела меня в сторонку за рукав и разъяснила… что к чему.
– И ты поверила, – хмыкнул Фил.
– На моём месте кто угодно бы поверил, – дрожащим голосом сказала Ленка. – Она показала мне… она мне такое показала – я чуть в обморок не хлопнулась! Она сказала, чтоб я никому не говорила, потому что всё равно никто не поверит. А в Академию наук они уже другую телеграмму послали, мол, извините, пошутили тут какие-то местные. Там часто так. Даже если не шутят, всё равно – бывает, вымоет из берега какого-нибудь носорога волосатого, так пока его обнаружат, пока сообщат куда надо, пока суд да дело, он бух в реку – и на дно. А там ищи-свищи. На Великой, помню, находили, на Танюрере, на Омолоне… А над Усть-Белой, между прочим, часто тарелки видели. Ну, не тарелки, а что-то такое, не наше. Я сама видела, ещё когда в школу ходила. Ночь, луна, а она низко так спустилась, что в окошки людей видно было. Издалека – такие же, как мы, а вблизи… ну, не такие.