Текст книги "Королевский гамбит"
Автор книги: Дмитрий Скирюк
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
– Не притворяйся дурачком. Тот самый, ваш поход. На мотоцикле.
Я молчал. Кабанчик тоже как-то разом онемел. Сан Саныч выждал две минуты, потом полез за пазуху, вынул оттуда пачку сложенных вчетверо листов бумаги, отпечатанных на принтере, плюнул на палец и перевернул первую страницу.
– Значит, так, – сказал он. – В июле вы на Белую отправились. На «Урале». Так?
– Ну, так, – нехотя признал я.
– Правый цилиндр у вас полетел? В Стерлитамаке в мастерскую за ремонтом вы обращались?
– Ну, мы.
– Обратно, когда на «харлее» драпали, – тоже ваша работа?
– Ну, наша. Только мы не на «харлее»…
– Какой «харлей»? – поддакнул Кабанчик. – Не было «харлея».
Майор (простите – подполковник) сдвинул брови. Вёл он себя уверенно, будто не сидел в лаборатории, а находился у себя в допросной комнате. На миг мне показалось, что даже рука его ищет настольную лампу – посветить нам в глаза.
– Только не надо меня байками кормить! – предупредил он. – Я вам не лейтенант Соловей, у меня всё запротоколировано. Хотите очной ставки? Чтоб вас опознали? Так я могу. – Мы помотали головами. – То-то же. Думаете, нахулиганили, смылись – и сразу всё, конец? А про номера забыли? Про свидетелей забыли? Про гибэдэдэшников тоже забыли? Вам повезло, что я неофициально…
Фил давно притих в своём глубоком кресле и теперь, тихонько жуя стерляжью спинку, с неподдельным интересом наблюдал за развитием беседы. На столе блестела этикеткой нераскрытая бутылка – теперь нам было уже не до выпивки.
– Ну, так и будем отпираться? Давайте рассказывайте всё как было.
Мы с Кабаном опять переглянулись и поняли одно: нам не поверят.
– Не поверите, – ответил я.
– Почему не поверю? Поверю. Ты рассказывай, не запирайся.
– Да говорим же – не поверите, – хмуро подтвердил Кабанчик.
– После бабушек во всё поверю, – пригрозил Сан Саныч. – Даже если вы мне скажете, что вы этот мотопед из глины слепили. Ну?
Я глубоко вздохнул и начал свой рассказ. Сан Саныч всё внимательно выслушал, лишь несколько раз недоверчиво поднял бровь, когда я описывал «рождение» мотоцикла и наш последующий дикий гон по направлению к Перми, налил себе рюмашку, выпил, зажевал кружочком колбасы и потянул к себе кипу печатных листов.
– Значит, так. – Он покопался и вытащил один. – Я почему пришёл: была наводка ПВО. Я сразу смекнул, что там дело нечисто. Как раз по нашей части, а тут ещё вы… В общем, на следующий день после вашей гулянки, примерно в девятнадцать тридцать – девятнадцать тридцать пять, в районе реки Белой близ Карламана был зафиксирован низколетящий крупный, плохо засекаемый радаром неопознанный объект. Похоже на американский бомбардировщик «B2», который «стелс», только размерами раз в десять больше… Так вот. С близлежащего военного аэродрома было поднято звено перехватчиков «Су-27», однако визуального контакта не состоялось – объект от преследования уклонился, буквально в считаные секунды перекрыл две звуковых без громкого преодоления барьера, свечой ушёл в небо и пропал с экранов… Вот такие дела. Ну? Что скажете?
– Это не мы! – забожился Кабан. – Точно не мы! Мы, конечно, гнали, но чтобы две звуковых… Не, две звуковых мы никак не могли!
– Я не о том! – поморщился Сан Саныч. – Что вы скажете об этой штуке, которая улетела? Откуда она могла там взяться?
– Да откуда угодно могла…
– А этот ваш драндулет? Он тоже «откуда угодно» взялся? То-то. Про корабль не спрашиваю – вряд ли у вас хватило бы ума сварганить такое. Но мне вот какая штука сейчас в голову пришла: не мог ли тот мотоцикл быть частью… чего-то большего?
– Например, космического корабля? – внезапно догадался я.
– А что, – Кабан потёр небритый подбородок, – это бы всё объясняло. Такая штука из неизвестного материала. Когда она нужна, она корабль. А когда не нужна – пшик!..
– …Россыпь камней, – закончил я за него. – Да, это была бы идеальная маскировка. Надо только знать тому, кто этими «камнями» пользуется, как устроен корабль, и всё. Никто бы ничего не заподозрил, если бы не мы. Точнее, если б не Серёга… А Баев – помните? – как раз ведь и говорил, что островок куда-то пропал!
– Баев? – вскинулся Сан Саныч. – Кто такой Баев? Какой островок?
– Да так, один тип… – Я благоразумно умолчал, что упомянутый тип сейчас храпит в соседней комнате на гостевом диванчике, даже не сняв малинового пиджака. – А островок – тот самый островок, где мы «харлей» лепили. Он ведь пропал потом.
– Координаты помните?
– Островка? Ну, помним…
Как могли, мы с Кабаном набросали примерный план и указали, где был злосчастный островок.
– Так. – Сан Саныч уложил бумаги обратно в карман. – Ну что же… ладно. Видно, мы повязаны с вами пока, раз меня второй раз судьба с вами сталкивает. Бабушки, ваш мотоцикл – всё это звенья одной цепочки. Теперь, по крайней мере, ясно, где и как базируются их корабли. Значит, так: слушайте сюда. Из города я вам пока, в ближайший месяц, уезжать не советую. Когда понадобитесь, вас вызовут, но думаю, и так справимся. Если что, я вас найду. Нет, но надо же… Куда «харлей»-то хоть девали?
– Да никуда не девали, – погрустнел Кабанчик. – Сам он это… как бы сморщился. Усох. Пока до дому докатили, от него одни колёса остались. Мы его в кустах спрятали, потом вернулись, а там одни валуны и трава. Может, нашёл кто, а может, он сам под валун замаскировался.
– Место можете показать?
– Да нет там его, уж можете поверить…
– Да уж, была б такая возможность, ты бы этот свой байк из-под земли достал, – усмехнулся подполковник. – Эх, молодо-зелено… Ладно. Обойдёмся устным нагоняем. Чтобы больше этого не повторялось, поняли? – Он легонько постучал кулаком по столу и погрозил нам пальцем. – Никаких больше гонок, никаких полётов над гнездом кукушки, никакой травли гибэдэдэшников, понятно? А то ишь чего удумали – по всей дороге постовую службу на уши поставили! Ну ладно, посошок – и я побёг.
– Куда вы на ночь глядя?
– Ничего, меня машина ждёт… Денисыч! Проснись! Давай наливай.
Фил разлил, мы выпили, после чего Сан Саныч подобрал свои бумажки и ушёл так же неожиданно, как и появился. Дверь за ним закрылась. Под окнами с другой стороны дома зафырчал мотор, сверкнули фары, и всё стихло.
– Ну и дела. – Фил почесал затылок. – А может, он прав? Если всё и вправду так? Откололи вы кусочек от летающей тарелки, сляпали себе байк… А, Кабан? Что скажешь?
Он махнул рукой.
– Если бы я знал…
Мы прошли обратно в холл, угрюмо разместились в креслах. Пить не хотелось. Есть тоже не хотелось. Сна не было ни в одном глазу. По телевизору поймали было «Муз-ТВ», но гнали там такую дрянь, что мы поскорее вырубили звук, оставив лишь картинку. Некоторое время мы сидели молча, глядя на дёргающихся в пляске девок и каких-то сопляков, которые с чего-то вдруг решили, что они музыканты. Кабан меланхолично шарил по карманам.
– Слышь, ребята, – вдруг окликнул нас Денисыч. – Вы и вправду «харлея» потеряли или просто заливаете Сан Санычу, чтоб он его не отобрал? А?
Я в нерешительности посмотрел на Кабана, Кабанчик – на меня.
– Покажи ему, – сказал я.
Кабан со вздохом полез в карман и выставил на стол малюсенькую – сантиметров пятнадцать длиной – копию «харлея». Все пропорции были в точности соблюдены, моделька была выполнена с исключительной тщательностью, всё было на месте вплоть до мельчайших деталей, и даже кабанья морда, как ни в чём не бывало, красовалась на миниатюрном бензобаке. Денисыч протянул к «харлею» руку, глянул на Серёгу: «Можно?» Тот кивнул и отвернулся.
Фил осторожно взвесил мотоцикл на ладони, булавкой включил и выключил фары, покрутил колёса, поднёс к уху и потряс, проверяя, есть ли что в баке. Поставил обратно.
– Это… он?
Кабан кивнул.
– И это всё, что от него осталось?
– Не рви душу, Фил! – огрызнулся Серёга. – И так тошно. – Он мечтательно уставился вверх, на потолок, и тоскливо вздохнул. – Какой был байк! Какой был байк! Мечта…
– А ты не пробовал э-э… превратить это во что-нибудь полезное?
– Пробовал… – грустно отмахнулся Серёга, посмотрел на меня и умолк.
– Мы каждый раз теперь, когда с ним пьянствуем, ставим перед собой эту штуку и пытаемся чего-нибудь с ней сделать, – пояснил я. – Но это всё, что нам удалось.
– Что же в ней полезного? Конечно, он как настоящий, но не будешь же ты ездить на такой букашке!
Кабан вместо ответа раздобыл из куртки пачку «Примы», вытащил и размял одну сигаретину, потом взял со стола уменьшенную копию «харлея» и нажал там на что-то в районе багажника. Щёлкнуло. Из бензобака выскочил маленький огонёк, Кабанчик прикурил и поставил «модельку» обратно. Выпустил дым.
– Если я в чём-то разбираюсь, так это в мотоциклах, – сказал он.
– В зажигалках ты разбираешься…
– Сам дурак… Там ещё радиоприёмник есть, – как-то некстати добавил Кабан. – Только батарейки очень уж быстро садятся.
Я бросил взгляд на часы.
– Ого! Народ, уже полчетвёртого. Давайте спать, что ли…
Фил долго молчал.
– Дураки вы оба, – сказал он наконец. – Всякий раз вам что-то необыкновенное на голову сваливается, а вы ни сном ни духом… Только и можете… А, что с вами разговаривать!..
В дверях Кабан остановился.
– Знаешь, чем «харлей» лучше девушки? – спросил он у меня.
– Отстань, – отмахнулся я. – Задолбал.
– Нет, всё-таки знаешь?
– Отстань, говорю! Не знаю и знать не хочу.
– Даже самый отъявленный моралист не против, если у тебя больше одного «харлея».
Я остановился как громом поражённый. Обернулся.
– Так ты…
Кабанчик прижал палец к губам и заговорщически подмигнул.
Вот такая история. Вроде всё кончилось, а я всё хожу и думаю: что, если следующим летом прихватить с собой Серёгу и поездить с ним по кое-каким местам? Очень подозрительным, кстати говоря, местам…
И ещё… Вы случайно не знаете, как устроен космический корабль?
3Волка ноги
Ленка позвонила в ночь, когда я пнул ежа.
Верней, я пнул ежа в ту ночь, когда позвонила Ленка. То есть, конечно, не пнул, а так, отшвырнул ногой, чтоб не мешал. Что называется поддел… Впрочем, кто кого поддел, это ещё вопрос. Ёж к осени матереет, колючий становится, ужас, наступишь – мало не покажется. Мне, во всяком случае, не показалось.
Так. Вижу, придётся пояснять. Начинаю сначала.
Я в тот раз заночевал у Серёги. Бывает так: зашёл с джин-тоником и засиделся. Было холодно, ближе к вечеру и вовсе хлынул дождь, Серёга выделил мне раскладушку и матрас, и я решил остаться. А ночью, в половине третьего, вдруг затрезвонил телефон – настырно, громко, резкими междугородними звонками. Кабанчик спал как мёртвый, а телефон всё звонил и звонил. Я ворочался с боку на бок, наконец не выдержал, поднялся, завернулся в простыню и поплёлся отвечать.
Коридор в Серёгиной квартире узкий, тёмный и ужасно захламлённый, свет в нём включается где-то у входной двери, луна в окошко светит кое-как, естественно, ни хрена не видно. Я лишь успел заметить, как под ногами у меня заметалось что-то маленькое, решил, что это кошка (у Серёги дома два котёнка), и поддел её ногой, чтоб ненароком не наступить. А это оказался ёж! То есть это я потом узнал, что это ёж, а в тот момент просто ничего не понял. Шёл я босой, поэтому завыл и рухнул как подкошенный, впотьмах уронил на себя прислонённую к стене кроватную сетку и некоторое время беспомощно барахтался под ней, а проклятая зверюга атаковала меня то слева, то справа, то откуда-то снизу, пока в итоге не удрала на кухню.
Знатный ёж. Противотанковый, не иначе.
Телефон продолжал звонить. Ругаясь шёпотом, я наконец освободился, дохромал до телефона и сорвал трубку. Наверное, так индейцы сдирали скальпы с бледнолицых – одним движением и сразу; аппарат чуть на пол не упал.
– Да! – крикнул я, скребя исколотую ногу. – Алло!
– Серёжка, ты? – отозвался женский голос.
– Нет, не я, – недружелюбно буркнул я. – Сергей спит. Позвать?
– Не надо, – нисколечко не смутились на том конце провода. – Это я, Ленка!
– Какая ещё Ленка?
– Рогозина.
Звонили откуда-то издалека. Пауза между фразами была огромная – секунды полторы, можно было физически ощутить, как слова летят с орбиты через спутник. Мгновение я соображал, что к чему. Потом вдруг до меня дошло: Ленка!!!
Я так и сел, где стоял.
Ленка – историк и этнограф. По совместительству немножко археолог. Живёт на Чукотке, там и родилась. Ужасно интересный человек, Я с ней познакомился, когда на северах работал; очень мы тогда сдружились. Переписывались, конечно, но звонить друг другу как-то не решались.
– Ленка? Сумасшедшая… Слушай, а это правда ты? Как ты меня… Впрочем, что я говорю – я ж сам тебе Серёгин телефон дал… Ты откуда звонишь?
В трубке раздался смех.
– С Чукотки, откуда ж ещё? Сколько у вас там сейчас?
– Чего «сколько»? – не понял я. – Градусов, что ли?
– Времени сколько!
– Ах, времени… Полтретьего.
– Тогда понятно, отчего ты так тормозишь. Я приезжаю послезавтра. Встретите меня?
– Встретим… Погоди! Когда встречать? Ты каким рейсом летишь? Не клади трубку! Погоди! Алло!
Ленкин голос снова рассыпался смехом.
– Я поездом, – сообщила она, – «Кама», восьмой вагон. Я завтра экзамен в Москве сдаю, а после – сразу к вам. Так встретите?
– Конечно! Ждём!
– Вот и хорошо. Увидимся!
И она повесила трубку.
Некоторое время я неподвижно сидел и слушал короткие гудки. Ёж на кухне громко топал, рылся в кошачьей миске и пыхтел как паровоз. Наконец я совсем проснулся, ощупью двинулся в комнату и растолкал Кабанчика.
– Ленка в Пермь приезжает, – сообщил я.
– Какая Ленка?
– Рогозина. Только что звонила.
– Которая с Чукотки, что ли? – осведомился Серёга, зевая до хруста в челюстях.
– Она самая…
– Ну и дура, – проворчал он. – Чем звонить, лучше бы икры прислала баночку по почте за такие деньги… Чего тут смотреть-то осенью? Нет чтоб летом приехать… И ты тоже дурак. Будить-то зачем? Это ты там грохотал в коридоре?
– Я. Я на ежа наступил. У тебя откуда ёж?
– В парке вчера подобрал. – С этими словами Кабанчик повернулся на другой бок и тотчас захрапел.
Я не придумал ничего лучшего, кроме как последовать его примеру: улёгся и тоже попытался заснуть.
Трезвость – норма жизни. Это аксиома.
Истина – в вине. Тоже, между прочим, аксиома.
Первая вроде бы звучит благоразумнее, зато вторая проверена временем.
К моменту когда Ленка надумала ехать в Пермь, мы с Серёгой уже почти бросили пить. Вернее, если быть точным, я бросил, а Кабанчик – нет. Оба мы где-то устроились, работали, даже получали какие-то деньги. Изредка заглядывали друг к другу. Кабанчик совсем запутался в своих переживаниях, проблемах и женщинах, ходил только с работы и на работу, питался вьетнамской лапшой, пивом и кабачковой икрой и на все попытки вытащить его из этого состояния лишь мрачно огрызался. А осень выдалась на удивление хорошая – тёплая, сухая, очень яркая. Хотелось куда-то выбраться, развеяться, но не было ни повода, ни времени, ни денег. И тут Ленка: сразу всё в одном флаконе.
С утра Кабанчик был уже вполне вменяем. Он выхлебал чайник воды, осведомился, правда ли, что приезжает Ленка, или это ему только приснилось, выяснил, что правда, и забегал по квартире.
Холостяцкое жилище – душераздирающее зрелище: карниз упал, на полу пыль, на потолке паутина, на столе лимонные корки и переполненная пепельница. Тут и там, как стреляные гильзы, косточки от фиников. Мы вооружились вениками, навели относительную чистоту, сбросили в мусоропровод всё, чему не смогли найти применения, спрятали подальше порнографические компакт-диски, на чём, собственно, вся уборка и закончилась. Стали разрабатывать план мероприятий. Ну а чего в Перми смотреть? Руины долгостроя возле городской администрации? Или обычные места паломничества свадебных кортежей – памятник серпу на Первой Вышке, фонтан перед драмтеатром и танк у Дома офицеров, – их, что ли? На реке уже холодно, так что прогулка по набережной тоже отменялась… Куда ещё в Перми можно девушку сводить? В театр? В кино? В ресторан?
Чушь какая…
– Давай в зоопарк сводим, – предложил я. – В зоопарке интересно.
– Интересно, когда это там было интересно? Да и холодно уже.
– Тогда в акватеррариум. Змей посмотрим, рыбок, крокодила. У меня там друг работает, Сашка Райзберг. Расскажет, покажет…
– Можно ещё на выставку сходить, где камни.
– Это куда? Какие камни? В палеонтологический музей, что ли?
– Биолух несчастный… – Кабанчик поперхнулся сигаретным дымом. – С ума сошёл? Поделочные камни! Цацки всякие. Бабы это любят.
– Тогда уж лучше в галерею… Камни у нас в любом магазине. Да и чего там смотреть? «Селенит, кальцит, ангидрит», – передразнил я их рекламный слоган.
– Ещё змеевик есть…
– Змеевик? Это который в самогонном аппарате?
– Блин! Это камень такой!
– Но всё равно, – отмахнулся я, – их только подмастерьям дают обрабатывать, а те и рады стараться. На полках одни подсвечники, ёжики да пасхальные яйца. А хороший камень и работа стоят ой как дорого.
Однако в первый же день все планы полетели к чёрту: мы с Серёгой совсем забыли, что «Кама» прибывает в шесть вечера. Её в Перми даже так и прозвали: «Кама с вечера». Про какую-то программу, культурную или некультурную, думать уже поздно – после поезда человек мечтает только о горячей ванне, нормальной еде и твёрдой земле под ногами.
Ленка здорово изменилась. Я запомнил её длинноволосой застенчивой девушкой в очках и был изрядно удивлён, когда после долгого ожидания меня окликнула какая-то незнакомка. Во-первых, Ленка похудела. Во-вторых, подстриглась под мальчишку. А в-третьих, сменила очки на контактные линзы, отчего её взгляд стал каким-то наглым и растерянным одновременно. Я, впрочем, тоже был хорош – отпустил бороду и забыл человека предупредить, а Ленка полчаса ходила вкруг да около, присматриваясь. Мы пообнимались, похватали её вещи и, недолго думая, поехали к Кабанчику, который обещал ей выделить отдельную комнату.
– Сестра в отпуск уехала, – пояснил он. – Ты надолго?
– Дней на пять.
С Кабаном одна проблема – дома у него хроническая нехватка еды, в холодильнике лежат обычно только соль и макароны (иногда ещё водка, почему-то всегда початая). Мы зашли в гастроном, купили сыра с колбасой, каких-то печений, шоколадок… Разорились, короче. Естественно, взяли вина и много-много разных йогуртов и фруктов: Ленка на своей Чукотке стосковалась по дешёвым витаминам. Дома накрыли стол, разговорились. В основном, говорила Ленка, показывала снимки, зарисовки. Мы тоже не остались в долгу. Рассказывала Лена замечательно, а уж как слушала… После третьей бутылки нас с Серёгой тоже стало тянуть на откровенность – захотелось похвастаться своими героическими похождениями, – ну, помните, про бабушек и мотоциклы эти… Не решились. Вместо этого заспорили сначала о камнях, потом вдруг почему-то о пещерах. Камни, как оказалось, Ленка любила до самозабвения, пещеры – не очень.
– Во! – Кабанчик хлопнул себя по лбу так, что остался красный отпечаток. – Как же мы раньше не додумались! Съездим в Кунгур – там же пещера эта… ледяная, Кунгурская. Самое то! Поехали, а?
– Можно, – неуверенно согласился я. Идея и впрямь была неплоха. – Почему бы нет?
Ленка, однако, предложение встретила без особого энтузиазма.
– Да чего я там не видела? – пожала она плечами. – У нас на Чукотке в каждом посёлке ледник в сопке вырублен.
– Д-для чего?
– Для мяса. Некоторые очень большие, просто громадные. Тоже, в общем, пещера. Лёд и лёд. Чего на него смотреть?
– Не скажи, не скажи! – Кабанчик подался вперёд, опрокинул стакан и с пьяной многозначительностью покачал пальцем у Ленки перед носом. – Я там, помню, в детстве был. Обалденно красиво! Гроты, сосульки, озёра…
Он распинался перед ней минут примерно пять, всё больше впадая в пьяную патетику, и вертел руками, обрисовывая в воздухе какие-то гроты-сосульки, пока Лене не наскучило. Она зевнула, отодвинула тарелку и решительно встала из-за стола.
– Ладно, – сказала она, – давайте спать. А то у меня с этими часовыми поясами всё перепуталось, устала, как не знаю кто… Серёж, где комната?
Я спьяну не сразу понял, о каких поясах она говорит: мне представилось что-то вроде громадных наручных часов на длинном ремешке, которые носят на поясе. Пока я соображал, что к чему, Серёга уже всё Лене показал, отбуксировал ей в комнату оба чемодана и теперь порывался лично постелить ей постель.
– Там бельё в шкафу, на полке, – бубнил он, – я сейчас покажу где…
– Спасибо, я найду. Спокойной ночи!
Она вытолкала Серёгу в коридор и прикрыла за ним дверь.
Мы кое-как собрали и свалили в раковину грязную посуду и тоже стали располагаться на ночлег. Я долго путался в холодных трубках раскладушки, куда-то падал, что-то ронял, пока наконец не улёгся.
– Свет гаси, – пробубнил Серёга из-под одеяла.
Я погасил. Лёг опять. Услышал, как Ленка выбралась в ванную и пустила воду и как Серёга ворочается и скрипит матрасными пружинами. (Между нами, Кабанчик западает на всех девушек, и Ленка – не исключение.)
– Классная девчонка, – сказал он куда-то в темноту. – Скажи, ведь правда классная?
– Угу.
– Жаль, что она так ненадолго. Скажи, ведь правда жаль?
– Угу.
– А вот если бы…
– Спи, а то подушкой задушу, – пообещал я, и Серёга послушно затих.
Я уже основательно задремал, когда из коридора вдруг донёсся истошный женский визг – настоящий первобытный вопль ужаса. Хмель слетел с меня вместе с одеялом, я вскочил в чём был, заметался, схватил в темноте что-то тяжёлое (как оказалось, гантель) и ринулся в коридор на помощь.
И остолбенел.
Прямо на меня, распространяя мертвенно-бледное зелёное сияние, ползло какое-то чудовище. Впрочем, какое там «ползло»! Бежало, топало, неслось, загребая когтистыми лапами! И не сказать чтоб оно было уж очень большим, просто выскочило так неожиданно! И этот его свет… Я просто голову потерял. Навек запомню эту картину. Было видно, как Ленка в ночной рубашке, с зубной щёткой в руке и полотенцем в другой, медленно сползает на пол по стене. Я заорал, подпрыгнул, попытался ткнуть тварюгу гантелью, промахнулся и упал. Чудо проскочило у меня между ног и удрало на кухню.
В таком виде Серёга нас и застал, когда наконец добрался до выключателя. Ленка лежала без чувств. Зато меня они переполняли.
– Ну, ты, сволочь, – мрачно сказал я, – ты чем ежа покрасил?!
– Кра… краской… – растерянно ответил он, обалдело таращась на Ленкино тело. – А что?
– Что? Я тебе сейчас покажу «что»! Какой «кра-краской»?!
– Светящейся… ну этой, как её… люминесцентной. – Кабанчик сделал неопределённый жест руками и пояснил: – Чтоб в темноте не наступить. Да ты не бойся, – сбивчиво затараторил он, – у меня их целый маркеров набор, они безвредные, мне дядька из Америки привёз. Пахнут и светятся…
– Ты у меня сейчас сам запахнешь и засветишься! – Я морщась встал, отпнул гантель и двинулся к Ленке. – Так же заикой можно стать! Ну-ка, помоги…
Вдвоём мы аккуратно перенесли пострадавшую гостью в кровать, привели в чувство и успокоили как могли. Серёга даже изловил и приволок в дуршлаге ежа, чтоб показать: «Видишь? Ничего страшного». Ёж фыркал и сворачивался в шар. Иглы были щедро, от души намазаны ядовитой зеленью фломастерных чернил. Ленка выпила вина, расслабилась и немного успокоилась. Даже решилась погладить зверюгу.
– Колючий какой… Как ты его изловил?
– А я вантузом…
Инцидент был исчерпан. Все разошлись по комнатам, Ленка заперлась. Ежа водворили в аквариум. Всю ночь поганая тварь светилась в темноте, скреблась и шуршала бумагой. Уснул я только под утро, да и то ненадолго.
На следующий день проснулись рано, и, как оказалось, совершенно напрасно: с самого утра зарядил дождь. Небо затянуло от края до края, настроение было безнадёжно испорчено. Пермь город такой: вроде асфальт кругом проложен, но стоит пройти хотя бы маленькому дождичку, как весь город становится ужасно грязным. Весной здесь почти Венеция. Вероятно, виной тому глины вокруг – земля тут плохо впитывает влагу. В общем, слякотно и противно.
Мы сидели на кухне, пили чай и уныло смотрели в окно.
– Прогуляться, что ли? – задумчиво скребя затылок, спросил Серёга. – До магазина, а?
Вопрос был чисто риторическим. Идти никуда не хотелось, даже в галерею, не то что в магазин. Продолжать вчерашнее не было ни смысла, ни желания.
– Слушайте, – вдруг сказала Лена, – а эта пещера… кенгуровская… она где?
– Откуда мне знать? – Кабанчик пожал плечами. – В Австралии, наверное. Они же там вроде живут.
– Кто?!
– Ну эти… кенгуру.
Доходило до нас медленно. Кабан после вчерашнего, похоже, ничего не помнил.
– Кунгурская, – пришёл на помощь я. – Она называется: «Кунгурская ледяная». Нет, недалеко. Два часа на электричке. Хочешь съездить?
– Можно бы… Всё равно делать нечего, не сидеть же дома.
– Тогда надо торопиться. Утренние электрички мы уже пропустили, осталась одна или две, а если потом ещё возвращаться… Впрочем, я могу Димке позвонить Наумкину – он там работает.
– В пещере, что ли?
– Ну. Экскурсоводом. У него и остановимся. Устраивает тебя такой вариант?
– Звони, – решилась Ленка. – Всё равно день пропадает.
До Димки удалось дозвониться на удивление быстро.
– Отчего бы нет? – хмыкнул он в ответ на нашу просьбу. – Приезжайте. Как раз туристов нет, мешать никто не будет.
– А чего туристов-то нет? – насторожился я.
– Так… Не сезон. Учебный год начался, да и вообще…
– Палатку брать?
– На фига? Лучше оденьтесь потеплее.
Пока Серёга с Леной гремели посудой на кухне и паковали дорожную сумку, я поразмыслил и решил позвонить ещё и Денисычу. Просто так, чтоб предупредить – мол, едем туда-то и тогда-то, не теряйте нас. Фил оказался дома, молча выслушал меня и вдруг заявил:
– Я с вами.
– Это ещё зачем? – опешил я.
– Зачем, зачем… Надо. У меня Маха к подруге на выходные уехала, съезжу с вами, проветрюсь, а то сто лет из дому не выбирался. Опять же за вами присмотрю, если что.
– А чего за нами присматривать? Там и так с нами Наумкин будет…
Фил на это только фыркнул и повесил трубку.
– Денисыч с нами едет, – объявил я, входя в комнату.
Кабанчик только отмахнулся: «Лишним не будет». Ленка поинтересовалась, кто такой Денисыч, и сразу забыла об этом. Вообще, после того, как мы решились ехать, оба они стали очень деятельными и понимали друг друга с полуслова. Лена раздобыла хлеба и оставшихся колбасных обрезков и теперь сооружала бутерброды; Серёга рылся в шифоньере, отыскивая одежду. Мне домой ехать было тоже не с руки, я обошёлся так. У Ленки в багаже нашлись зелёные камуфляжные брюки и добротные ботинки – сразу чувствовалось, что в девушке дремлет опытный бродяга.
Фил заявился через полчаса, одетый в длинный плащ и свою неизменную шляпу. Он опять отпустил усы и стал похож на молодого Михаила Боярского. В одной руке он держал открытую бутылку пива, в другой – большую и, видимо, тяжёлую сумку, в которой что-то стеклянно звякало.
– Что там? – с неодобрением осведомился я.
– Гражданский долг. – Фил подмигнул и так приложился к бутылке, словно хотел откусить у неё горлышко.
– Куда столько?
– Пригодится. На сколько едем?
– Дня на два…
– Вот видишь, а ты ещё спрашиваешь, – довольно крякнул он. – Давненько я не лазал по пещерам… О, да у вас гости! – (Это Ленка выглянула из кухни.) Фил торопливо затолкал пустую бутылку под обувную полку, снял шляпу и церемонно раскланялся. – Алексей, – представился он.
– Лена, – ответила она. – А я думала, что «Фил» – это от «Филипп».
– Ну уж нет, – вспыхнул он. – Только не это! Это прозвище такое. Просто – прозвище.
С приходом Денисыча все сборы как-то очень быстро закончились. Мы подхватили сумки, выкатились на улицу, загрузились в троллейбус и через полчаса уже стояли на вокзале.
– Берём на Кордонскую, – решил за всех Фил, потоптавшись возле пригородного расписания. – Она ближе всего. Серёга! Вы чего там застряли? Идите сюда.
Кабанчик с Ленкой, подталкивая друг дружку локтями, бойко обсуждали рекламную тумбу – новомодный плоский стенд с подсветкой – в последнее время их понатыкали буквально везде и всюду. Однако вместо рекламы сигарет или какого-нибудь банка сейчас там был большой плакат с фотографией рыженькой девочки. Подпись под ним гласила: «Катя, 15 лет. Ходит по модным магазинам. Делает то, что нравится. Выдумывает. Не курит».
– О как! – восхитился Серёга. – Ты поглянь! Им надо было ещё приписать снизу: «Характер нордический. Не женат».
– Так это ж девушка!
– Тогда: «Не замужем», – нисколько не смутившись, исправился Кабан. Склонил набок голову. – «Делает то, что нравится»… Интересно… Лен! – обернулся он к нашей спутнице. – Ты делаешь то, что нравится?
– Кому нравится? – невозмутимо спросила она.
– Вот! – Серёга торжествующе воздел в небо палец. – Вот осторожный человек! Молодец, Лен, правильно мыслишь. Не то что эти дураки, которые рекламу пишут.
– Судя по всему, это объявление о знакомстве, – вмешался я.
– Пожалуй… А где телефон?
Шёл дождь. Рекламная тумба промокла, плакат покрылся длинными потёками, отчего миловидное в общем лицо девушки казалось изъеденным червями. До электрички оставался час. Серёга мухой улетел к ларькам и вскоре прискакал обратно, звякая бутылками с пивом, с мороженым в руке.
– Лен, хочешь? – протянул он ей пачку эскимо.
– Да не люблю я, – поморщилась она.
– Ты попробуй, это «Умка», эскимо в шоколаде. Хорошая штука.
Лена развернула обёртку. Задумчиво откусила кусок. Потянулась поправить очки, но вспомнила про контактные линзы и опустила руку.
– Не понимаю, – сказала она, рассматривая жизнерадостного медвежонка на синей обёртке, – при чём тут Умка?
– А что? – насторожились мы.
– «Умка» по-чукотски означает – «взрослый белый медведь-самец», – наставительно пояснила она. – А тут – мороженое… мультики ещё эти… Не понимаю.
– А ещё певица есть такая Умка, в Москве, – невпопад сказал я. – Да не обращай ты внимания, ешь. Просто у нас никто не знает, что это значит, а мультик про медвежонка видели все. И потом, если «умка», значит, вроде как «умный». Звучит похоже.
– Слушай, – вдруг вскинулся Серёга, – ты же изучала все эти чукотские культуры… Расскажи что-нибудь! Всегда мечтал послушать.
– А чего рассказать?
– Ну, я не знаю… Загадку загадай какую-нибудь.
– Хорошо. Слушайте: «Грызёт-грызёт, а жирным не становится». Что это?
– Тоска! – крикнул Серёга так поспешно, что облился пивом.
Я только крякнул: у кого чего болит…
Лена покачала головой: «Неправильно».
Мы гадали долго (Ленка успела съесть всё эскимо), но так и не додумались до правильного ответа. Оказалось, это топор.
Мы прогулялись по «Саду камней»; все скамейки были мокрыми, сесть мы не решились и примостились под большой облетевшей лиственницей. Рядом оказалась урна, на которой по трафарету была сделана надпись: «МУД РЭП». Что сие означало, было загадкой, но Серёга проникся этим слоганом и теперь громко восхищался городскими службами.
– Прогрессивные ребята! Это они правильно написали, – говорил он, глядя в серое небо и баюкая в руке початую бутылку. – Так им, рэперам, и надо.