Текст книги "Сети Госпожи ужаса (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Зачем твоему хозяину тот, кто готовит ароматы? – подозрительно посмотрела на него Цилли. – Он покорен своим женам и хочет им угодить? Тогда ты выбрал не того господина. Беги от него со всех ног, муж. Ты с ним пропадешь!

– Да нет же! – помотал головой Кулли. – Просто нужен умелый мастер. А перегонять он будет нефть, а не выжимку из розовых лепестков.

– Чего-о? – приподнялась на локте Цилли и глупо захлопала жидкими ресницами. – Это ему еще зачем?

– Вот чего не знаю, того не знаю, – ответил Кулли, взбивая попышнее солому подушки. – Этого он мне не сказал. Кстати, нефть тоже будет нужна. Много.

– Хм… – задумалась Цилли. – Нефть найти нетрудно. Здесь даже обсуждать нечего. Кстати, у меня есть выход на дешевый кунжут и тмин.

– Возьму на пробу, – зевнул Кулли, обнимая тощие телеса жены. – Давай спать.

– Лентяй несчастный, – пробурчала Цилли. – Я только во вкус вошла. Стой!

– Чего? – приоткрыл один глаз Кулли.

– Никак не могла понять, что же не дает мне покоя! – поднялась на постели Цилли и села, обняв колени. – А вот теперь поняла. Ты говорил, что жил в Сиппаре, и что твои отец и мать умерли. Ты ведь не мальчишка. Неужели ты никогда не был женат?

– Ну… понимаешь… – произнес Кулли ту самую фразу, после которой каждый мужчина узнает истинное лицо ангела, который только что клялся ему в вечной любви.

– Говори, негодяй! – маленькая рука приподняла его за шею, сдавив горло стальными клещами нежных пальчиков.

– У меня была жена, – вздохнул Кулли. – Я занял серебро в храме и пошел с караваном. Но я попал с самое пекло. Живущие на кораблях разграбили Хаттусу, а я потерял все. Даже рабом стал ненадолго. Господин позволил мне выкупиться и сделал своим тамкаром. А моя жена… Не знаю, что с ней. Меня нет больше трех лет, а значит, по закону я признан мертвым. Надеюсь, храм взыскал мой долг с нее и с ее семьи.

– Проклятый дурак! – взвизгнула Цилли. – У тебя теперь две жены, и по закону ты обязан обеспечивать их одинаково. Ты что, богатый вельможа?

– Но… три года… – попытался оправдаться Кулли.

– Десять! – пребольно стукнула его кулаком любимая. – Для купца-караванщика срок, после которого он признается мертвым, равен десяти годам. Три года – это только для тех, кто попал под набег разбойников. И то, если были свидетели. Кто-то из твоего каравана вернулся и сказал родным, что тебя убили? Не знаешь? Я так и думала. Ты должен семье своей бывшей жены целую кучу серебра, олух! Поверь, если они найдут тебя, то взыщут каждый сикль. Проклятый неуч, не знающий того, что знают даже малые дети!

– Да не каждый ученый писец это знает, моя дорогая? – Кулли даже рот раскрыл, пораженный новыми гранями талантов своей жены.

– Ладно, я займусь этим, – Цилли-Амат снова уютно устроилась у него подмышкой. – Чтобы ты делал без меня, муженек! Вернешься назад через Дур-Курильгазу. Даже не вздумай показаться в Сиппаре. Ты же скрылся с чужим серебром и теперь ведешь торговлю как ни в чем не бывало. Тебя обвинят в мошенничестве и утопят в Евфрате. Или распнут… Нет, скорее утопят. В Сиппаре жулье почему-то любят топить. Хотя… в законе есть одна оговорка… Если докажешь, что не имел умысла и пытался расплатиться, то могут просто рабом сделать. Или заставят вернуть долг в шестикратном размере. Прибила бы тебя, дурень! Кстати, а что ты думаешь насчет фисташки? У вас же ее нет, а везти этот орех легко. Он дорогой и не занимает много места. Может быть, мне прикупить участок, где растут эти деревья? У меня очень хорошее предчувствие насчет фисташки, муж мой. Я сделаю завтра орехи в меду и испеку лепешки на миндальной муке. Ты проглотишь свой язык, Кулли. Эй, ты не спишь? – и она вновь пребольно ткнула его кулаком в бок.

– А? Что? На нас напали? – вскочил на кровати ошалевший Кулли, который уже сладко дремал, утомившись после тяжелого дня.

– Не спишь, спрашиваю? – зевнула Цилли-Амат, устроилась поудобней на его плече и забормотала. – Ну и зря. А я вот спать хочу. Мне тебя еще вытащить нужно из той ямы, в которую ты попал по своей глупости. Вот только лепешки испеку, в лавке посижу, и сразу же начну думать… Я этой стерве устрою веселую жизнь…

Глава 14

Год 2 от основания храма. Месяц шестой, Дивийон, великому небу посвященный и повороту к зиме светила небесного. Город Уллаза. Страна Амурру. (где-то между Бейрутом и Триполи. Совр. Ливан).

«Они разбили лагерь в Амурру… Они опустошили его народ и его землю, как будто их никогда не существовало.». Так написал неизвестный египтянин на стене храма в Мединет-Абу, но Тимофей об этом не знал. Он просто бродил по городу, который был теперь бледной тенью самого себя. Жемчужина земли, которую египтяне называли Верхний Речену, место, где поклонялись Баалу и Амону, Аштарт и Сету, когда-то предала своего повелителя и переметнулась к хеттам. Амурру это не помогло, хетты их не защитили, как не защитили самих себя.

Уллазу едва начали очищать от руин. Важнейший порт и процветающий город заселили новые люди. «Северяне, пришедшие отовсюду» перебили здешних мужчин и взяли за себя их женщин. Всю знать, прятавшуюся в цитадели, заморили голодом в длинной осаде, а тех, что сбежал, нашли потом мертвыми на дороге. Их иссушенные солнцем тела уже заносил песок. Они пережили войну, но их убила пустыня. Не добраться в Страну Возлюбленную без воды и припасов. Слишком далеко Библ, где стоял египетский гарнизон.

Уллазе пришлось туго. Ничего не осталось от ее былой красоты. Только кучи кирпича на месте ее храмов, и свежеслепленные хижины на месте ее дворцов.

– Однако! – крякнул дядька Гелон, увидев сотни кораблей, стоявших в порту Уллазы и вытащенных на берег.

Куда ни кинь взгляд, везде слонялось великое множество народу самого непривычного вида. Разноязыкая толпа, собравшаяся здесь со всех концов света, поражала разнообразием одежд, оружия и говора. Пеласги с перьями на голове, карийцы из Лукки в разноцветных головных повязках и шарданы в рогатых шлемах, – вся эта толпа гомонила, жгла костры и жарила рыбу, которую поймала тут же. Даже представить невозможно, как еще накормить такую прорву народу. Голозадые мальчишки пасли овец и коз, которых пришельцы тащили с собой даже на кораблях.

– Да что тут происходит? – прошептал про себя Тимофей, волосы которого вновь встали на затылке дыбом, предупреждая об опасности. Он даже прощальных слов Энея не успел вспомнить, сердце само подсказало, что здесь затевается что-то немыслимое.

– Не нравится мне все это, – бормотал он, пока два их корабля причаливали в порту.

В Уллазе нет ни писцов, ни пошлин. Город взяли пару лет назад, и здешняя торговля просто исчезла. Самую малость перестарались парни, штурмуя город. В кровавом угаре под нож пошли и купцы, и умелые мастера, и все грамотные люди. А много ли толку от душегубов, что не первый год пенят веслами воды Великой Зелени? Если и есть среди них мастера, то только такие, что могут сковать наконечник копья или слепить незамысловатый горшок. А такое на сторону не продать. Этого добра везде навалом. Вот потому-то здесь дорога любая ткань, и здешние мужики щеголяют в одних набедренных повязках. Если и есть у кого плащи, то их берегут до зимы, ибо ценность великая. В коротких хитонах щеголяют лишь немногочисленные бабы, а дети обоих полов и вовсе бегают голышом.

В город они с дядькой прошли свободно. Двое стражников посмотрели на них равнодушно и отвернулись. Копий нет, мечей нет, и ладно. А то, что с ножом, так ведь свободные мужи. Ножи можно.

– А чего это здесь творится, уважаемые? – вежливо спросил Гелон у стражников. – Откуда народу столько?

– Да в Египет собрались все, – зло оскалился стражник. – Люди говорят, сам великий царь на поселение морской народ зовет. В шарданы(1) к себе. И наделы с доброй пашней дает. Вон сколько охотников набежало. Весь безземельный сброд сюда приплыл, от Арцавы до Аскалона. Уже и в гавань не вмещаются!

– В шарданы, ишь ты! – задумался Гелон. – Завидная служба. Фараон, говорят, шарданам своим зерном, пивом и тканью платит. Неужто столько воинов нанять хочет?

– Люди так говорят, – равнодушно пожал плечами стражник и отвернулся.

– Ты во дворец сходи, – подсказал второй вояка. – Ты же из знатных людей, по одежке видать. Тебе царь все расскажет.

– Скорее бы вы уже уплыли отсюда, – процедил первый. – Никакого продыху от вас, бродяг проклятых, не стало. Провались вы все в самый Аид…

– Сам-то кто? Не бродяга? – зло пробурчал Тимофей и потащил дядьку за локоть.

Город поразил его грязью и неприбранными следами пожаров. Как будто царь Уллазу захватил, а потом у него внезапно силы закончились. Лишь кое-где начали разбирать руины, очищая центр, но в остальном город выглядел почти так же, как после штурма. Лишь в паре мест подлатали стены, да молодые деревца стали пробиваться на кучах мусора. На пустырях возникали новые кварталы, точь-в-точь похожие на старые. Сложенные из саманного кирпича лачуги с плоскими крышами, прилепившиеся друг к другу глиняными боками. Они сливались с уцелевшими домами, образуя кривые улочки, перемежающиеся руинами и пожарищами.

– Нечем платить ему за работу! – осенило вдруг Тимофея, и Гелон согласно кивнул. – Мастеров побил, а из воинов никто трудиться не желает. Да, дядька?

– Ага, – многозначительно кивнул тот. – Я вот уж и забыл, каково это, землю пахать. Ни охоты у меня к этому нет, ни умения. Я давно и что знал, забыл. В караванной страже два десятка лет отходил, а потом войной живу вот.

– Да и я так же, – неохотно признал Тимофей. И вроде как есть мечта жить сыто на своей земле, а как представишь, что нужно за сохой ходить и каждому колосу кланяться, так с души воротит. Лучше глотки резать, чем такая жизнь.

– Ты видел? – спросил вдруг Гелон, когда они отошли от ворот шагов на сто.

– Видел, – мрачно ответил Тимофей. – Еще бы не видеть. Оружие у стражи из железа. И копья, и длинные ножи на поясе.

– Значит, у царя умелые кузнецы есть, – глубокомысленно произнес Гелон.

– В порту у многих тоже оружие из железа, – осенило вдруг Тимофея. – У тех, что в рогатых шлемах. Видать, совсем бронзы не стало.

– Пришли, – ответил Гелон, который справился о направлении.

Богатый дом на два этажа, уцелевший при пожаре, был полон народу. Десятки вождей, если судить по нарядной одежде и дорогому оружию, собрались в зале, украшенном толстыми колоннами. Серый камень притянул взгляд Тимофея затейливой резьбой. Он уже видел этих птичек, змей и кривые линии, когда был в Египте. Наверное, это дом одного из вельмож, убитого при штурме.

– Великий царь Египта зовет вас к себе, благородные! – вещал крепкий мужик с чисто выбритым лицом и в золотой повязке на голове. – Он даст землю для поселения и примет на службу. Его величеству нужна охрана восточных границ. Племена бродяг-хапиру то и дело беспокоят его пределы.

– Откуда знаешь, царь Алкимах? – раздались выкрики из толпы.

– Так купцы приплыли из Пер-Рамзеса, – повернулся в сторону говорившего царь. – Они так сказали. Сам великий чати Та землю обещает. В Египте в воинах большая нужда, благородные.

– Нельзя туда идти, дядька, – прошептал Тимофей. – Сгинем все до единого. Сердце у меня не на месте.

– Ну и оставайся здесь, – недовольно посмотрел на него Гелон. – А я пойду. И остальные парни пойдут. Или тебя, племянник, еще где-то ждут?

Да, может, и ждут, – мрачно подумал Тимофей, – да только куда я без вас. Сколько лет вместе.

* * *

В тоже самое время. Окрестности Пафоса. Кипр

Опустошенный Китион остался позади. В нем едва ли половина жителей уцелела. Погиб царь и его семья. Погибли все купцы, которые пытались дать за себя выкуп. Погибли писцы. Мне ни к чему все эти люди. Они никогда не признают мою власть и будут смотреть в сторону далекого Сидона, где остались их родственники и компаньоны. Щадить их было глупо, они непременно захотели бы вернуться. Слишком уж сладкую жизнь они вели в Китионе. Сидонцы пришли на этот остров, закабалили местных, отправив их в медные шахты, а сами начали торговать, жируя на чужом горе. За это и погибли. Жестоко? Рационально. Я называю это так. Зато не погиб ни один из рудокопов и ни один из медников, плавящих в горшках с углем крошку толченого малахита. И это тоже чистая рациональность. Я поставил здешним наместником одного из сотников поразумней, дал ему три десятка легкораненых воинов, чтобы несли стражу, а сам пошел к Пафосу. В Китионе не будет городского совета. Не из кого его собирать, ведь одна голытьба осталась. По крайней мере, это сейчас она голытьба.

Пафос, стоявший в пяти днях пути, не впечатлял. Город это совсем новый, и, согласно поздней легенде, основан ахейцами, пришедшими на Кипр с Троянской войны. Вранье! Он тут уже лет с полсотни, как построен. Город небольшой, и он сильно не дотягивает до Энгоми и Китиона. Ничего необычного я тут не увидел. Крутой холм, поросший у подножия лесом, стены из грубо отесанных булыжников циклопического размера и медные шахты. Внутри – царский дворец и храм Великой Матери, которая здесь совершенно точно переродится в Афродиту. Все это великолепие имеет двести метров наискосок и облеплено хижинами Нижнего города, где живут рыбаки, козопасы и рудокопы. Скука. И лишь огромная толпа народу, набившаяся в его стены, привносила в происходящее хоть какую-то интригу. Мое войско, словно веником, выметало остров начисто, срывая со своих мест мелких басилеев, окопавшихся на южном берегу Кипра, и их крошечные дружины. Многие из них уже добрались сюда.

– Лагерь ставьте и перекрывайте ворота, – скомандовал я. – Эти парни немного подумают и сделают вылазку. Сомневаюсь, что у них тут большие запасы.

Привычный стук топоров, ровные ряды палаток и растущий на глазах частокол привели осажденных в легкое недоумение. Обо мне много всяких слухов носится по Великому морю, и все до одного врут. Ну, так они думали совсем недавно. Здесь не воюют так, как это делаем мы, а походный лагерь зачастую похож на цыганский табор. Никто не везет по морю припасы и добычу параллельно марширующему войску. И медных емкостей с углем, в которых фильтруется вода, здесь тоже никто не знает, и тем более никто не знает, что воду надо кипятить или сдабривать уксусом. Однако ничтожно малое количество обгаженных по дороге кустов довело понятие о гигиене даже до самых твердолобых. По крайней мере, Идоменей и Одиссей, ходившие в походы не раз, верные выводы сделали, и теперь тоже запрещали своим пить воду из луж. Получалось у них скверно, но они хотя бы старались. Цари подозревали во всем этом какое-то колдовство, но колдовство полезное, если уж от него есть явная польза в виде сохранения личного состава.

Сотни людей с железными топорами и мотыгами – невиданное дело для этих мест, а потому, когда напротив ворот появилась небольшая деревянная крепость, перекрывающая выход из города, это вызвало легкую панику. На все про все ушло чуть больше трех дней, воины изрядно набили руку на этой работе. Долго ли вкопать заостренные колья?

– Скоро пойдут, – понимающе посмотрел на стену Абарис, приложив руку ко лбу. – На рассвете. Я стражу удвою, а парней заставлю с оружием спать.

– Поможем им, – усмехнулся я. – Вдруг захотят отсидеться. Баллисту ставьте.

Камнемет смонтировали уже к самой темноте, а потому эффект от выстрелов оказался особенно впечатляющ. Горшки с маслом и огненные стрелы полетели в город злым роем, и вскоре за стеной показалось нежно-розовое марево пожара.

– Остановитесь! – скомандовал я. – Ждем. Или переговоры будут, или вылазка.

– Вылазка! – уверенно ответил глазастый Абарис и заорал. – Лучники! По местам!

А их немало набилось в Пафос. На глаз – тысячи три точно. И вся эта орда несется с горы прямо на нас. В тесном городке, где улицы шириной в семь шагов, и где люди сидят буквально на головах друг у друга, пожар смертельно опасен. Если ветер разнесет огонь по кровлям, то все они попросту задохнутся в дыму. Еще недавно они были в полной безопасности, укрытые чудовищно толстыми стенами, а теперь мы с ними поменялись местами. Мы сидим в крепости, пусть и неказистой, а они умирают под градом камней и стрел. Они тоже бьют в ответ, и даже порой попадают, но наши потери отличаются на порядок. Поди-ка прицелься в темноте, да еще и в того, кто высунулся лишь затем, чтобы выстрелить по плотной толпе. Как и ожидалось, бестолковая атака захлебнулась быстро, и ахейцы потащились за ворота, оставив на земле десятки тел.

– Продолжаем? – вопросительно посмотрел на меня Абарис.

– Хватит пока, – качнул я головой. – Подождем утра. Я все еще надеюсь получить этот город целым.

Я ошибался. Ночные обстрелы и вылазки осажденных продолжались неделю, и лишь когда силы ахейцев Пафоса истощились вместе с надеждой на лучшее и запасами еды, в лагерь явился парламентер, машущий пучком веток. Его принял Абарис, шепнул ему на ухо пару слов, и вскоре на переговоры прибыл совсем другой человек, да еще и со свитой. Ктесипп, царь Пафоса, захвативший власть семь лет назад. Для таких, как он, я и разработал небольшой, но очень впечатляющий деревенщину ритуал.

Крепкий седой мужик вошел в мой шатер и замер, ловя ртом воздух. Такого он не ожидал точно. Нечасто увидишь стол, застеленный пурпурной скатертью, и стоящие на том столе блюда, кубки и кувшины из чистого золота. Я прихватил с собой небольшой запас посуды, да еще и в Китионе взяли немало. Так что стол ломился в прямом смысле этого слова, а я невозмутимо ел жареную козлятину и запивал ее вином.

– Ты садись, Ктесипп, – радушно махнул я рукой. – Извини, хлеб преломить тебе не предлагаю, потому что мира у меня с тобой все равно не будет.

– Да… ды… – промычал тот нечто невразумительное, будучи не в силах оторвать глаз от немыслимого богатства, стоявшего перед ним. – А чего так?

– Я Кипр под свою руку беру, а ты мне мешаешь, – пояснил я. – Мне видение было у храма Поседао. Великий бог велел мне народы всех островов объединить и мир им принести. Я этому богу храм построил, вот он мне милость свою и даровал.

– У нас тут тоже храм есть, – прокашлялся Ктесипп. – Великой Матери.

– Ну и как? – вежливо поинтересовался я, сыто рыгая и заливая мясо потоком вина. – Помогла она тебе?

Царь засопел, заерзал, а потом выпалил.

– Да чего тебе надо-то?

– Мне Пафос нужен, – поставил я на стол кубок. – Целый. С купцами и мастерами. А ты не нужен. Ни целый, ни по частям. Улавливаешь, к чему я клоню?

– Убьешь меня, как остальных басилеев? – криво усмехнулся тот. – Ты же клятву давал, что не тронешь.

– Пока у нас переговоры идут, не трону, – кивнул я. – А как только ты в ворота города зайдешь, клятве конец. Ты снова мне враг. Город возьму и вырежу вас всех до последнего человека. Или посижу тут еще месяц, пока вы за стеной с голоду не передохнете.

– Я так понимаю, выкуп тебе предлагать смысла нет, – уловил Ктесипп мой недвусмысленный намек с посудой.

– Нет, – покачал я головой. – Я волю Морского бога исполняю. Что мне твое золото. У меня его и так полно.

– А если я под твою руку попрошусь? – бросил он как бы небрежно. – Буду дань медью платить. Я против тебя не пойду, и войско дам, как только прикажешь. Неужто не уживемся так-то? Остров большой.

– Мне на Кипре другие цари без надобности, – покачал я головой. – Он не так уж и велик. Ты, Ктесипп, басилеем был и слугой не станешь. А раз так, то ты для меня опасен. И ты, и близкие твои.

– Вот же… – Ктесипп совершенно растерялся. Аргументы у него закончились, и к подобному разговору он готов не был. – И что нам делать теперь?

– Город сдай, и останешься жить, – ответил ему я. – Забери все свое добро, жену, детей, и уходи. Я не стал твои корабли жечь. Вот они стоят.

– И куда же я пойду? – невесело усмехнулся Ктесипп. – У меня другой земли нет.

– Как куда? – не на шутку удивился я. – В Египет, конечно. Великий царь на поселение морской народ зовет. Землю дает за Пер-Амоном и жалование зерном. А взамен они будут восточную границу охранять. Ты что, не знал?

– Правда? – жадно уставился на меня Ктесипп.

– Клянусь богом Поседао, которого почитаю, – приложил я руку к сердцу. – Иди прямо в Амурру. Там все собираются. У царя Алкимаха и проводник есть. Он к нужному месту доставит. Сам в Египет не суйся, одного тебя корабли фараона утопят. Подумают, что ты в набег пришел.

– Сдам город, – решительно кивнул царь. – И воинов уведу. Если поклянешься, что позволишь мое добро забрать и не тронешь никого.

– Клянусь! – махнул я рукой. – Садись поближе и сам себе наливай. Мы же теперь друзья. А добро твое мне ни к чему, сам ведь видишь… Медь только оставь. Мне воинам платить надо.

1 Шарданами называли наемников-иностранцев. Это название народа, скорее всего сардинцев, который после неудачного нападения на Египет первым из «народов моря» был нанят на службу при фараоне Мернептахе.