Текст книги "Сети Госпожи ужаса (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Завоет народец, государь! – смело взглянул на меня новый архонт.

– Я же тебе сказал, воинов сначала набери, – усмехнулся я. – И тогда плевать на их вой. Помни, что здесь потом отставники из войска жить будут. Для них пятую часть земли нужно застолбить. Ее заселите рабами-арендаторами. Их вам привезут мои тамкары.

– Как это? – не поняли мои чиновники. – Так рабами или арендаторами?

– Рабы мне невыгодны, – пояснил я. – Человек должен на себя работать и стремиться сделать как можно больше и лучше. Если у человека отнимать все, то и ему и трудиться незачем.

– Тогда это как бы не совсем раб получается, – почесал затылок Нелей.

– Колон, – подсказал я. – Такой человек называется колон. Он будет арендовать землю и отдавать половину урожая. Свободные крестьяне будут отдавать четверть. Вопросы?

– Много вопросов, господин, – несмело улыбнулся мой новый писец. – Я их даже на дощечке записал. Разрешите?

– Давай, – махнул я, а потом взглянул на Нелея, который несмело поднял руку. – Ты что-то хотел?

– Господин! – просительно посмотрел на меня архонт. – Жениться бы мне. Я тут вдовушку справную приглядел. Дозволите жениться-то?

– Не дозволю, – покачал я головой. – Приеду сюда через полгода. Если все дела будут в порядке, отдам тебе в жены дочь самого царя Париамы, а не какую-то там вдову. И приданое за нее хорошее получишь. Родней моей станешь по жене. Согласен?

– Да! – выкрикнул находящийся на грани обморока сотник. Про свою зазнобу он уже и думать забыл. Ну а что? Мне же нужно табун незамужних родственниц за перспективных людей пристроить, а такие связи здесь куда крепче, чем какая-то присяга.

Дел по горло. Нужно идти на Родос и в Угарит, пока стоит хорошая погода, а ведь за дверью ждет делегация местных купцов. Они тоже от меня чего-то хотят. Наверное, ждут справедливого суда, снижения податей и свободной торговли в Египте, Трое и Микенах. А вот фиг им! Это только для моих тамкаров. Придется пару часов слушать вопли и униженные просьбы, после чего мы с ними договоримся, и они перейдут в подчинение Купеческой гильдии, которую я хочу, наконец, устроить. У меня уже сил никаких нет вручную регулировать торговлю на огромных пространствах Великого Моря. Я занимаюсь этим на бегу, между делом, отдыхая дома после военных походов. Да и, откровенно говоря, разбираюсь я в этом на порядок хуже, чем Рапану и купцы из Угарита, осевшие на Сифносе.

Я отлично понимаю, что сшиваю на живую нитку совершенно разные земли, а государство мое рассыплется в прах после первого же дуновения ветерка. Чтобы этого не случилось, мне нужно закончить завоевания, остановиться и начать методичный, каждодневный труд правителя. Нужно выстраивать чиновничью вертикаль, истреблять пиратов, предложить заработок бывшим пиратам, сделать так, чтобы купцы могли заработать, не занимаясь пиратством. А еще нужно поселить в сознании людей крайне непривычную мысль, что пиратство – это не законный заработок на море, а преступление, за которое неизбежно последует жесткое наказание… Тьфу ты! На войну хочу. Там все куда проще.

Пока без войны никак. Мне позарез нужен Кипр. Именно там будут сходиться все нити Царской дороги, которой я, как паутиной, опутаю весь обитаемый мир.

1 Пус (πούς) — стопа. Древнегреческая мера длины, которая иногда ошибочно называется футом. Аттический пус (а потом римский «пес») – 29,6 см, что соответствует 45-му размеру обуви.

2 Хора – земельные угодья античного полиса. В Милете хора составляла около 1000 квадратных километров, из которых только 10–15 процентов составляли леса и болота, а остальное входило в сельскохозяйственный оборот. Термин «хора» – явный анахронизм для этого времени, его ввел главный герой как элемент прогрессорства.

3 Дамос – сельская община микенского периода, подчиненная дворцу. Управлялась старостами-коретерами. В отличие от более поздней античной деревенской общины, которая называлась «кома», имела куда меньше прав и не являлась политической единицей. Дамосы обрабатывали землю, платили подати и давали людей на общественные работы. Как уже упоминалось, демократии античного извода в это время еще нет, и дамос – это земледельческая община, схожая по многим признакам с такими же общинами в Вавилонии и Египте.

Глава 6

В то же самое время. Вавилон.

Столица четырех сторон света, центр мира, где только и живут истинные люди, снова расцвел после десятилетий войн и неурядиц. Но вот расцвет этот был какой-то робкий и торопливый, похожий на пустыню после дождя. Песчаные барханы, впитавшие нежданную влагу, покрываются зеленью и цветами, а уже через пару недель на этом месте ветер вновь переносит тучи песка, словно и не было ничего. Великий царь Мардук-апла-иддин, который только что занял престол, по слухам, был юношей недалеким и слабым. И лишь милость могущественного родственника, эламского(1) царя-воина Шутрук-Наххунте, держала в равновесии мир Междуречья. И торговлю тоже держал он, контролируя поставки лазурита и олова с далекого востока. Мало стало и того, и другого, и цены сильно выросли, но пока что тонкие ручейки караванов шли сюда через Сузы, питая торговлю всей Вавилонии.

Война! Здесь будет большая война. Так сказал господин, а господину Кулли верил безоговорочно. Было ему видение у жертвенника Морского бога, что со смертью царя Мардук-аппла-иддина закончится недолгий период процветания. Ассирийцы, хищники севера, понемногу расправляющие крылья, и орды горцев с востока сметут Вавилон, и даже золотую статую бога Мардука увезут из священного храма Эсагила, погрузив все Междуречье в ужас и плач.

– Бр-р! Избавь бог Энлиль от такой напасти! – Кулли даже плечами передернул, словно ему было холодно. Хотя холодно ему вовсе не было. Погода стояла на редкость приятная, без иссушающей летней жары. Практичный купец бога Энлиля почитал превыше Мардука, ведь точно так же поступали цари-касситы(2). Никаких личных претензий у него к Мардуку не было, Кулли всего лишь подстраивался под реальную жизнь. Раз цари его почитают, то и ему не вредно будет. Впрочем, как и все торговцам, Кулли поклонялся богу Набу, дарующему свою милость купцам и грамотеям. Его храм Э-ур-ме-имина, «Дом, собирающий все судьбы», находился в самом центре Вавилона, неподалеку от царского дворца и Эсагилы. Кулли непременно зайдет туда, чтобы ученый жрец погадал ему по печени жертвенного барана. Верное дело! Так отец, дед и прадед поступали. Не будет счастья в дороге, если не узнать волю богов. Кулли очень удачно проскочил родной Сиппар, где его ждет не дождется любимая женушка и ее озверевшая от неслыханных убытков родня. Если Кулли хоть что-то понимал в почитании богов, то милосердные жрецы содрали с его второй половины все до сикля, включая проценты. А поскольку у нее таких денег точно нет, то пришлось раскошелиться тестю и его сыновьям.

– М-да, – поежился Кулли. – Удача на обратном пути мне точно не помешает.

Кулли вертел головой по сторонам, толкаясь среди торговцев и мастеров. Он подходил к прилавкам, смотрел товар и запоминал цены. Он придирчиво щупал ткани, груди юных рабынь и круги овечьего сыра. А еще прикидывал вес мешков с финиками. Лучше нет в дороге еды. Он прикупит обязательно несколько штук. Неплохи и здешние ковры. Шерсть из Хайясы сейчас поступает с трудом, зато баранов много в Ассирии, которая тащит сюда пряжу в огромных количествах. Кулли потом повезет отсюда ковры. Их тоже будут охотно брать, особенно в богатых домах на севере, где зимой холодно ногам даже на каменных полах дворцов.

Купец с головой окунулся в суету рынка, что раскинулся прямо на берегу Евфрата, аккурат у моста, за второй крепостной стеной. Сейчас все вокруг покрыто сочной зеленью, и он наслаждался каждым вдохом. Нет лучше времени, чем это, когда распустилась молодая листва. Он знал, что не пройдет и месяца, как иссушающая жара превратит все вокруг в желто-серую пустошь, плавающую в море солнечного огня. Тогда днем на рынке не будет ни души. Он оживет ближе к вечеру, когда спадет лютый дневной зной.

Кулли уже присмотрел, что будет брать. Этот поход должен стать пробным, господин не ждет от него особенной прибыли. Но вот Кулли по праву гордился собой. Синий камень, который господин называл лазуритом, и жемчуг из страны Дильмун(3) с лихвой перекроют затраты на поездку, если привезти их в Египет. Кулли взял с собой несколько мин золотых слитков, весом в сикль каждый. Места они занимают немного, и они всегда при нем, в поясе, которым туго обмотано его тщедушное тело. Постоянно при нем и охрана из пяти критян, обступивших хозяина со всех сторон. Совсем нелишне в такой толчее.

– Не помешает помолиться Иштар, – обратился Кулли к командиру своей стражи. – Мы давно в пути. А тебе, Унака-ан, обязательно нужно богине войны поклониться.

– Мне бы по бабам, – мрачно ответил тот. – И моим парням тоже…

– Ну а я тебя куда веду? – непонимающе посмотрел на него. – Мы идем в Дом Иштар, к северным воротам. Там баб столько, что глаза разбегаются.

Пыльная улица(4), застроенная тесно жмущимися друг к другу домишками, с каждым кварталом становилась все шире. Выше и роскошней становились дома, пока в кварталах Кадингирра и Эриду они не превратились в настоящие дворцы с колоннами, с львиными статуями у входов и цветущими садами, разбитыми на высоких террасах. Сам Мардук-аппла-иддин, царь Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь Кар-Дуниаша, любимец Энлиля и Шамаша, жил неподалеку. Они идут правильно. Вот же ведь чудовищный зиккурат Этеменанки подпирает небо своей громадой. Храм Иштар недалеко от него, прямо у ворот, ведущих в родной Сиппар, будь он неладен.

– Эй, хозяин, – критянин потянул Кулли за локоть. – А почему в этом городе все двери красные?

– Чтобы злых духов отпугивать, – пояснил купец и устремился к приземистому зданию с колоннами, выложенными глазурованной плиткой.

Храм этот своего зиккурата не имел, но был почитаем всеми горожанами, ведь Иштар – покровительница города, дарующая любовь и новую жизнь. Двор Церемоний, выложенный кирпичом, вел в главный зал, где стоял жертвенник и бронзовая статуя. Вход туда охраняли фигуры львов и драконов-мухшушей. Кулли вошел и поклонился пугливо, боясь взглянуть в глаза Богини, сделанные из лазурита. Обнаженная фигура с птичьими лапами вместо ступней, и крылья, сложенные за спиной, пугали его не на шутку.

– Госпожа любви! Звезда утренняя! Та, что пробуждает страсть! Прими подношение мое! – пробормотал он и положил в массивный жертвенник несколько драхм. – Дай легкой дороги! Всели мужество в этих воинов!

– Так где тут бабы-то? – вывел его из состояния транса критянин Унака-ан, чье имя переводилось как «рожденный луной».

– А? – вздрогнул купец, который прилип взглядом к бесконечной синеве глаз богини любви. – Да вон там! – ткнул он в коридор, выходивший из зала, и со знанием дела пояснил. – Там жрицы живут, но могут и горожанки прийти. Они должны священную службу сослужить, прежде чем замуж выйти. У таких головы веревкой повязаны. Пока службу не сослужат, домой уйти не могут. Самые уродливые по году сидят, пока над ними не сжалится кто-нибудь. Гы-гы… Хотя… есть и такие, которые сюда каждую неделю бегают. Очень почитают богиню, их от священной службы просто за уши не оторвать.

– И что, таких замуж берут? – не поверили критяне.

– Берут, – пожал плечами Кулли. – Они тоже люди, и закон защищает их так же, как всех остальных. Правда, мне отец покойный такое наставление давал: «Не женись на проститутке, у которой мужей много, на Иштар-женщине, которая посвящена богу. Когда у тебя беда, она не поддержит тебя, когда у тебя спор, она будет насмешницей»(5).

– Блудливая баба есть блудливая баба. Все они такие, – понимающе покачали головами критяне, а потом выпучили глаза. – Эт-то еще что такое?

Кулли оглянулся и остолбенел. И впрямь, посмотреть было на что. В Вавилоне не приветствовали поклонение Иштар как богине войны, как это делали в Ассирии, но и публичных оргий, как в шумерском Уруке, не устраивали тоже. Южане превозносили Богиню превыше всех, и в почитании ее не знали ни удержу, ни меры. Просвещенные вавилонские цари боролись с их религиозным безумием, но пока получалось плохо.

– Богиня, прими мой дар! И службу мою прими!

Всклокоченный, худой мужик сбросил с себя набедренную повязку и надел женское платье. Он застыл, с восторгом глядя на статую, и затянул гимн, протягивая к ней руки.

– О Иштар, звезда утра, светлая, как огонь!

Ты – львица, никто не устоит перед тобой!

Ты – любовь, ты – война, ты – жизнь и смерть!

Его окружили евнухи, вышедшие из соседнего зала. Их обрюзгшие, одутловатые лица осветились радостными улыбками. Мужика взяли под руки и увели куда-то.

– Ты куда нас притащил? – процедил Унака-ан, который вдруг узнал, что здесь во имя богини можно и с мужиком переспать. Точнее, с тем, кто был когда-то мужиком. – Где нормальные бабы?

– Да в любой таверне за стеной! – крикнул в сердцах Кулли. – Я вас сюда привел, чтобы Богиня в боях удачи дала. А вы… Проваливайте отсюда, не гневите Госпожу битвы! На постоялом дворе встретимся.

– Пошли отсюда, парни, – презрительно сплюнул критянин, а Кулли пошел в узкий коридор, где увидел множество дверей, за каждой из которых его ждала прелестница, о которой он мечтал все долгие недели, что шел сюда от Угарита.

– Та-ак! – он, предвкушая веселье, открыл первую дверь и тут же закрыл ее, пытаясь сдержать биение сердца. – Нет! Это два кувшина вина надо выпить. Не меньше!

Он прошел дальше по коридору и открыл следующую дверь. Ее он тоже захлопнул, едва успев увернуться от жадной женской ручки, которая чуть было не схватила его за хитон и не втащила внутрь. Кулли привалился к двери спиной, и вовремя. На деревянное полотно посыпались яростные удары, а из комнаты раздались возмущенные вопли.

– Ты куда пошел? А ну, вернись, сволочь! Чтоб у тебя мужской корень отвалился! Чтоб засохло твое поле, а молния сожгла финиковые пальмы. Чтоб тебя никогда не пустили за медную стену(6)! Немедленно иди сюда, негодяй, и возьми меня! Открывай дверь, трус несчастный!

– Да провались ты, страхолюдина, – ответил ей Кулли, из последних сил держа дверь, которая содрогалась под могучими ударами. – Я не для того месяц по пескам шел, чтобы спать с той, кто будет потом сниться мне в кошмарах. Да я скорее демона Намтара возьму на ложе, чем тебя.

– Сын рабыни, не знающий своего отца! – надрывалась за дверью прелестница. – Чтоб боги отвернулись от тебя! Умри позорной смертью, и пусть твой дух вечно мучается на берегу священной реки Хубур! Пусть все семь ворот Подземного царства будут закрыты для тебя! Пусть лодочник Хумут-Табала бьет тебя своим веслом до скончания веков! Прямо по мужскому корню бьет, которого у тебя нет! Слышишь ты, мужеложец, подставляющий свой тощий зад за глоток пива!

– Да чтоб ты сдохла, негодная баба! – с трудом сохраняя достоинство, ответил ей Кулли. – Что я тебе сделал-то, чтобы таких проклятий удостоиться?

– Проклятий? – взвыли за дверью. – Да ты еще не слышал моих проклятий! Чтоб ты остался непогребенным, негодяй! Чтобы твой труп исклевали птицы, а душа превратилась в ненасытного демона-уттуку! Ты, выкидыш гиены, помесь эламского мула и скорпиона из западной пустыни! Мучиться тебе после смерти без загробных жертв! Жрать тебе в Подземном мире прах и глину, чумное ты отродье бога Нергала! Убей тебя Адад своей молнией! Чтоб твоё имя было забыто!

– А вот сейчас обидно было! – вскинулся Кулли.

Забвение после смерти – нет хуже судьбы для истово верующего вавилонянина. И нет хуже пожелания. Впрочем, напор на дверь ослаб, и за ней послышался жалобный плач.

– Сжалься надо мной, добрый господин, – услышал купец дрожащий голос, а потом за дверью раздались всхлипы. – Я же домой хочу! Третий месяц тут сижу. А меня жених ждет.

– Да мне твой жених должен теперь! – ухмыльнулся Кулли. – Он сам своего счастья не знает. Еще день проведет без лицезрения твоей красоты.

– У меня отец в лавке один, – слышал Кулли причитания за дверью. – А он старенький. Лавка-то на мне. Он думал, замуж меня выдаст, так хоть зять помогать будет. А я тут сижу и сижу-у, – причитания перешли в горький, полный душевной боли плач.

– А чем торгуете-то? – пустого любопытства ради спросил Кулли, который дверь не бросал, подозревая в происходящем коварный план по отвлечению его внимания. Видят боги, безутешная невеста возьмет его силой, навсегда растоптав мужскую гордость. Кулли по достоинству оценил мощь ее ударов, а потому в возможностях дамы за дверью не обманывался ничуть. Хрупкая девушка, истомленная священным служением, его в бараний рог согнет.

– Синий камень и олово, – ответила дама за дверью всхлипывая. – Еще медь есть.

– Откуда медь возите? – навострил уши Кулли.

– Раньше из страны Маган(7) братья возили, – ответила девушка, и слез в ее голосе не было слышно вовсе. Голос ее теперь деловит и сух, словно арамейская пустыня. – Но сейчас там меди мало стало, и дорогая она. Братья на восток ходят. Оттуда синий камень везут и олово. Медь по дороге в Сузах берут, там ее много.

– А какой дорогой они за оловом ходят? – вкрадчиво поинтересовался Кулли.

– А может тебе золота прямо в заплечный мешок отсыпать? – послышался насмешливый голос. – Ты, чужак, меня за полную дуру принял?

– А если я твоему отцу дешевой меди с Кипра привезу? – спросил ее Кулли. – А еще железных ножей, мотыг и наконечников копий?

– Любой объем возьмем, – не задумываясь, ответила девушка. – И доплатим тридцатую часть сверху, если ты только нам весь товар отдашь.

– Двадцатую! – азартно заявил Кулли. – И только вы с отцом получите весь груз. Оплата оловом и синим камнем!

– Договоримся, – ответила девушка за дверью после некоторого раздумья. – Надо твой товар смотреть. Железо сюда из Хайясы везут. Бывает, дрянь дрянью притащат, а не железо. Шлак прямо кусками отваливается.

– Козочка моя! – купец широко распахнул дверь в скромную каморку, где из мебели стояло только ложе, накрытое тощим тюфяком. – Дядя Кулли сейчас сделает из тебя благочестивую женщину, с которой не стыдно заключить брачный договор… Кстати, ты уже заключила договор?

– Еще бы! – презрительно фыркнула девушка, к которой Кулли не на шутку воспылал страстью. – Жених мой безродный, из приказчиков-мушкенов(8). Полной дурой надо быть, чтобы за такого без брачного договора выйти. Договор у меня, почтенный, на пяти табличках, и заверен, как должно. Там каждый моток ниток перечислен, что моим имуществом после развода останется. Я мужа в любой момент могу из дома выгнать, а вот если он со мной разведется, то такой штраф заплатит, что до следующего потопа отрабатывать будет. У меня к тому договору десять свидетелей из хороших родов имеются, да еще и царский писец-тупшарру свою печать приложил. Если муженек мой даже воздух испортит без разрешения, я его воронам скормлю, и в своем праве буду.

– Ах, какая женщина! Да где ты была всю мою жизнь? – восхитился купец, сердце которого растаяло как снег на весеннем солнце. Он видел снег и лед в горах Тавра.

– Видишь! А ты не хотел со мной на ложе лечь, – хмыкнула красота неописуемая. – Даже уговаривать пришлось.

– Так, – деловито произнес Кулли, бросая ей в подол несколько драхм. – Священное серебро Богине уплачено. Ложись! Делаем все по-быстрому и идем к твоему почтенному отцу, обсудим серьезные вопросы.

– Я же сказала, – усмехнулась девушка, неумело устраиваясь на ложе, – отец у меня старенький совсем, у него ноги больные. Серьезные дела со мной обсуждать будешь. Я в лавке дела веду.

А ведь она и не страшная совсем, – думал Кулли, любуясь крючковатым носом, совиными глазами и мышиными хвостиками там, где у нормальной женщины должны быть косы. – Моя-то стерва куда страшнее была. А ругается как! Просто хвалебный гимн Богине, а не ругань. Хороша-а!

Купец взгромоздился на девушку, задрал подол длинного платья и приступил к делу, не обращая внимания на ее ойканье. Да и зачем бы ему это? Славить Иштар – это не служанку трактирную оприходовать. Это дело благочестивое, к нему со всей ответственностью подойти нужно. И тут Кулли, не ожидая от себя ничего подобного, вдруг заявил.

– За меня замуж пойдешь? – он остановился в самый ответственный момент. – Я хорошего рода. Из авилумов Сиппара, не мушкен какой-нибудь.

– Может, имя мое сначала спросишь? – хмыкнула прелестница. – Продолжай, почтенный. Как свое дело закончишь, обсудим. Если у тебя нет ничего, то ты мне даром не нужен. У меня один нищий жених уже имеется, а второй мне ни к чему. Сикль к сиклю собираться должен. А если ты серебра заработать не можешь, то зачем мне свою достопочтенную кровь с твоей дурной мешать. Только уважаемых предков гневить глупостью.

– Какая женщина! – в очередной раз подумал Кулли, занявшись девушкой со всем своим нерастраченным пылом. Тертый, битый жизнью купец, кажется, влюбился как мальчишка, впервые в жизни. И он произнес фразу, которой сам от себя не только не ожидал, но даже и не подозревал, что вообще произнести ее способен.

– Я твоему жениху сам отступное выплачу.

– Так вот она какая, истинная любовь, – услышал он растерянный голос своей ненаглядной. – Благословила-таки богиня, дошли до нее мои молитвы. Ну, раз так, то согласна я замуж пойти. Может, познакомимся для начала…?

1 Элам – страна на юго-западе современного Ирана. Столица Сузы (совр. Шуш). В описываемое время находился на пике могущества.

2 Касситы – кочевое племя, жившее севернее Элама. Завоевали Вавилонию и стали ее воинской элитой.

3 Страна Дильмун – архипелаг Бахрейн. Рай в верованиях шумеров. Особенно богатых и знатных люди хоронили именно там. Также Дильмун – источник жемчуга. Там его и сейчас добывают.

4 Знаменитой Дороги Процессий, выложенной цветными кирпичами и окруженной мозаиками, в это время еще не было. Касситский Вавилон вовсе не был чудом архитектуры. Напротив, он был весьма незатейлив по сравнению с временами перед персидским завоеванием.

5 Наставление отца сыну, записанное на глиняной табличке. Ориентировочно 2200 год до н.э.

6 Вавилонский Подземный мир находился под плоской Землей. Его окружала медная стена с семью воротами и река смерти – Хубур. Там тоже, как и у греков, работал бессмертный перевозчик. Это было мрачное место, где грешники и праведники обитали вместе и питались прахом и глиной. Если родственники не приносили поминальные жертвы, то дух в загробном мире голодал. Цари, жрецы и богачи чувствовали там себя гораздо лучше простонародья.

7 Маган – современный Оман. Основным источником легкодоступной меди был именно он и территория эмирата Абу-Даби. К описываемому времени эти месторождения сильно истощились, как и месторождения олова в горах Тавра (Хеттское царство). Это усугубило кризисные явления, связанные с засухой.

8 Мушкены – неполноправные, но свободные жители Вавилонии. Полноправные мужи, авилумы, стояли выше по социальной лестнице.