Текст книги "Сети Госпожи ужаса (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Это неважно, – отмахнулся я. – Я не об этом. Вот этот огромный остров видишь?

– Ага, – кивнул Одиссей. – Это Сикания. Племя такое, сиканами зовутся. Мой отец ходил туда как-то давно, и я с ним…

– Девок воровали? – усмехнулся я.

– Не без этого, – передернул могучими плечами Одиссей. – Но больше торговали. Горшки и ткани из Пилоса тащили туда. Их там хорошо берут. А оттуда зерно, кожи, мечи хорошие и девок пригожих, если по дороге свезет.

– А здесь был? – ткнул я в самый нос итальянского сапога, известный в мое время как Калабрия.

– Не был, – покачал головой Одиссей. – Опасный там пролив, водоворотов много. Да и делать там нечего. Это же Италия, гиблое место, неспокойно там.

– Италия? – застыл я. – Вы это место так называете? (1)

– Ну да, – непонимающе посмотрел на меня Одиссей. – А как его еще называть?

– Да нет, нормально все, – потер я виски. А ведь и не знал даже про такой факт. – Почему там неспокойно?

– А племена с севера так и прут, – пояснил Одиссей. – Через горы тысячи семей перевалили. Мужи в доспехе и с хорошим оружием. Они тех, кто на столбах живет, вырезали, как телят, а остальных на юг погнали, до самого моря. В Италии сикулы живут. Они на этот большой остров лезут, но их там бьют. Вот они и садятся на корабли и плывут куда глаза глядят. У них и выбора не остается. Или искать себе землю, или погибнуть на копьях. Уж очень из-за гор лихой народец идет (2).

– Потом пойдешь вот сюда! – ткнул я пальцем в крошечный островок у берегов Сицилии, где будет жить когда-нибудь великий Архимед. Или уже не будет, ведь Сиракузы должны основать много позже.

– Зачем? – удивленно посмотрел на меня Одиссей. – Проплывал я мимо. Островок крошечный, слова доброго не стоит. Там источник с хорошей водой бьет. Мы с отцом как-то ночевали там.

– Разведай мне это место, – пояснил я. – Потом разузнай, что на Сикании делается. Что за вожди, кто с кем дружит, кто с кем воюет. Чем торгуют, и какие товары им нужны. Потом поднимешься во-о-от сюда!

– Далеко, – Одиссей поежился. – Туда даже отец мой не ходил, а старый проныра до седых волос на весле просидел. Любил его Морской бог.

– Вот этот остров мне нужен, – ткнул в то место, где, как я считал, находился остров Эльба. Найти его по этой карте будет не проще, чем по рисунку первоклассника.

– А тут что? – поинтересовался Одиссей.

– Железо, – коротко ответил я. – Очень хорошая руда. Если мы его не заберем, то другие заберут. И тогда нам веселье обеспечено.И вот это место внимательно осмотри. Тут большая река впадает. Я ее знаю как Тибр, но как зовут ее местные, не ведаю. По ней хорошая торговля пойдет, когда Италия успокоится. Сделаешь?

– А мне что с того? – сощурился Одиссей. – Я в это плавание с Плеядами выйду, и дай боги до штормов вернуться. Там воды непростые, да и морской народ лютует.

– Бирему тебе подарю, – веско обронил я. – А люди твои жалование серебром получат. Но за это в плавание моего писца возьмешь и привезешь его назад. Он все, что увидит, запишет. А с ним будет мой купец с товаром.

– А запомнить нельзя, что ли? – удивленно посмотрел на меня Одиссей. – Зачем крючки эти? Такая память плохая у твоего писца?

– Память как раз хорошая, – поморщился я. – Но мне нужен будет отчет за каждый день. Подробно. Люди, племена, цены. Понимаешь?

– Кажется, понимаю, – почесал бороду Одиссей. – Тогда в следующем году и схожу. В этом не успею уже.

– Договорились, – протянул я руку. – Бирема с товаром на Итаку придет. Жди.

* * *

Писец Акамант ждал меня с новостями. Он запустил слух вместе с торговцами, и он начал давать свои плоды. Двойное плацебо. Так это называется в медицине. Лекарство-пустышка, про которое и сам врач не знает, что оно пустышка. Очень действенная штука. Вот и царь Уллазы не знал о том, что врет, как последний раб. Он свято верил в то, что вещал вождям бродячих родов. Да у него и причин сомневаться не было. Пошла весть от купцов по всему восточному берегу Великого моря, что фараон Рамзес зовет в шарданы морской народ. И что в Уллазе будет ждать проводник с царским папирусом. Дело то обычное. Фараоны частенько чужеземцев на службу брали, хоть нубийцев, хоть северян. А священную особу и вовсе только они и охраняли. Воинам из знатных семей, связанных кровными узами с жрецами и старинной аристократией номов, цари Египта доверяли не слишком. Не дураки были.

– Рискованно, царственный, – внимательно посмотрел на меня Акамант. – Это же получается, мы на две стороны врем. «Живущие на кораблях» думают, что их на службу зовут, а египтяне считают, что на них вражеское войско плывет. Не завраться бы нам.

– А кто это проверит? – спросил я его. – Из Египта послов не пошлют, на слово поверят. Они просто не смогут не поверить, понимаешь? Это слишком опасно для них. А если бродяги решатся без разрешения на службу пойти, их просто утопят, когда в нильский рукав заплывут. Нужно все сделать за два-три месяца. Соберем весь сброд от Лукки до Газзаты и бросим его на Египет. Пусть и те и другие себе лбы порасшибают. Потом сговорчивей будут.

– Хорошо было бы, царственный, – несмело улыбнулся Акамант. – Море тогда намного чище станет. Продыху от этих разбойников нет. Я как вспомню, что при штурме пережил, так в холодном поту просыпаюсь. Из ваших слуг и половины в живых не осталось.

– Купец Рапану в Уллазу прибыл? – спросил я его.

– Прибыл, царственный, – кивнул писец. – Отчаянной смелости муж, если на такое дело сподобился. У него с собой папирус из канцелярии чати и табличка на аккадском. Я ее сам читал. Не представляю, как он смог ее получить.

– Не расплачусь с этим парнем, – пробурчал я. – Он дары царю Уллазы отдал?

– Отдал, государь, – ответил писец. – Сказал, что это дары от его величества фараона за то, что он всех бродяг у себя примет и к его величеству отправит. Ткани из Пер-Амона, золото и корабль зерна. После такого во все что угодно поверить можно. То золото, что он в Египте на серебро наменял, я в казну положил.

– Хорошо, – поморщился я. Недешево зачистка моря обходится, ну, да ничего, еще заработаем. Одним махом прихлопнуть девять из десяти пиратов на восточном берегу моря – дорого стоит.

– Царь Алкимах, государь, – продолжил писец, – и сам без памяти рад, что всех буйных в Египет отправит. Он муж разумный и дальновидный. Он Уллазу захватил совсем не для того, чтобы ее с лица земли стереть. Он ее отстроить хочет и детям своим передать. Да и другие цари прибрежного Ханаана тоже проблески разума проявляют. Они себе по клочку земли ухватили, и теперь нипочем не отдадут. Уже и забыли, что сами разбойники бывшие. Желают порядка, торговли и пошлин с купцов.

– Это хорошо, – усмехнулся я.

А ведь началось проникновение «живущих на кораблях» и намного южнее. К Газе, Ашдоду и Ашкелону. Египтяне еще контролируют города, но охранять весь берег уже не в силах. Будущие филистимляне совсем скоро переплавятся в единый народ, который просуществует столетия, попав в Ветхий завет. Именно они вышвырнули из Палестины гарнизоны египтян. Там у его величества Рамзеса воинов совсем мало. Пока что они зубами вцепились в Библ, потеряв который останутся без дерева.

– Бродяги железо обрабатывать умеют, государь, – внимательно посмотрел на меня Акамант. – Оружие у воинов доброе. Я слышал, они сюда с севера пришли. Где-то в стране Хатти этой премудрости научились.

– Что делать, – развел я руками. – Так и должно быть. Шила в мешке не утаить. Ты мастеров нашел?

– Нашел, господин, – склонился Акамант. – Новый ремонт дворца начнем незамедлительно. Ваш тронный зал затмит великолепием все, что есть на Кипре.

– Не так, – покачал я головой. – Сюда приплывут послы из Египта. Они должны быть потрясены увиденным. Понимаешь?

– Хм… – задумался Акамант. – Позволено ли мне будет привести к взору царственного старшин камнерезов и медников?

– И ювелиров, – кивнул я. – Я хочу переделать здесь абсолютно все.

– Но ведь египтяне никогда не присылали сюда своих послов, – задумчиво посмотрел он на меня. – Это наши вельможи всегда плавали в Пер-Рамзес и унижались перед проклятыми гордецами.

– У них просто не будет выбора, Акамант, – уверил я его. – Египтяне победят «живущих на кораблях», но эта победа обойдется им так дорого, что они малость растеряют свою спесь.

1 В табличках из Пилоса (ок. 1200 г. до н.э.) встречается название:

𐀂𐀴𐀍𐀊 (I-ta-li-ja).

Оно относилось только к югу полуострова, к Калабрии и Апулии. В более позднее время использовались такие понятия, как Ойнотрия (страна вина), Гиперия и Авзония (по племени авзонов). Название Италия распространилось на весь полуостров только в римское время.

2 В конце 12 века до новой эры произошел резкий приток протоитальянских племен на Апеннинский полуостров. Погибла культура террамар, строившая оригинальные свайные поселения, и местные племена выдавили на юг полуострова. Сикулы переправились на Сицилию (названную позже в их честь) примерно в 11 веке до н.э. и захватили ее восточную часть. Запад остался за исконным населением – сиканами. Именно поэтому одно из названий острова – Сикания. Также сикулы были известны по египетским источникам как «шакалуша» – один из «народов моря».

Глава 17

В то же самое время. Южная Фракия. Совр. полуостров Халкидики. Греция.

– Добрая соха! Ох и добрая!

Анхис сам провел первую борозду и теперь неверяще смотрел на вывороченный пласт жирной земли. Тот странный плуг, что прислал ему сын, оказался выше всяких похвал. Это не кривая деревяшка, влекомая упряжкой быков. Железный лемех на ладонь вглубь взрыхлил землю, и теперь она лежала гордо, красуясь жирными, влажными боками. Комо, царь фракийского рода, испокон веков жившего на этой земле, присел рядом и растер в пальцах темно-коричневый комок.

– Борону и серп я уже видел, – сказал он наконец. – Добрая вещь. Отдам дочь.

Царь разоделся ради такого случая, как и другие старейшины. Все исправно потели в туниках и плотных плащах, сколотых фибулой. У кого медная, у кого серебряная, а у кого и золотая, смотря по достатку. На голове каждого – алопекис, лисья шапка, по которой любой узнать может фракийца. И все они с любопытством разглядывали странную соху, на которую потратили целую уйму драгоценного железа.

Тут все пошло не совсем так, как наказал Анхису любимый сын, взлетевший в небесные выси. Стариковский ум рачительного хозяина породил совсем другое решение. Анхис не хотел лить кровь, ослабляя свой народ. Вот потому-то, когда толпа дарданцев, из которых две сотни были на конях, высыпала на берег рядом с устьем безымянной реки, войны не случилось. Анхис тогда взял пучок веток и зашагал к городку, оседлавшему высокий холм. Он бестрепетно вошел в ворота и предложил здешнему царю Комо править вместе, соединившись родственными узами. Дочь царя пойдет замуж за Элима, и вся молодежь, вошедшая в возраст, возьмет за себя супруга из другого племени. Взамен на легкое утеснение объединенное царство получит железный инструмент, коней и доброе оружие. И тогда, когда малость окрепнет, то погонит соседей за северные озера, взяв под себя лучшие поля и пастбища. Так слабый род фракийского племени бригов станет сильнейшим в этих землях, и очень богатым. Вся торговля с севером пойдет через Олинф, а за корабельный лес и вовсе будут платить железом, тканями, вином и маслом. В противном случае Анхис намекнул, что штурм крепости повторится, и тогда уж никого из старых хозяев не пощадят. Немногочисленная знать Олинфа – а именно так стали называть город – подумала и согласилась. Еще был свеж в памяти прошлогодний визит сына этого разумного мужа. Его повторения не хотел никто. Да и две сотни всадников, которые напоказ дырявили мешки, набитые соломой, повергли бригов в полнейшее уныние. Пехоте и получаса не продержаться в бою против такого войска.

– Какую дочь за себя хочешь взять? – посмотрел на Элима фракиец. – Знаю ведь, что уже с девками моими познакомиться успел. И они рады-радешеньки… кобылицы этакие… Так и отходил бы хворостиной…

– Спато прошу за себя, – белозубо усмехнулся Элим, который уже высмотрел себе пригожую хохотушку. И не только высмотрел, но и провел с ней приятную ночку, благо у фракийцев женская честь имеет значение только для дам замужних. Девки же до свадьбы были в своих развлечениях вольны. Спато – вторая из непросватанных дочерей царя. Тут теперь все до одной девки не просватаны, потому как помолвки отменили без взаимных обид. Жизнь племени важнее.

– Ну Спато, так Спато, мне без разницы, – равнодушно махнул рукой царь. – Присылай выкуп. А приданое я достойное дам. Можешь не беспокоиться. Моей дочери не стыдно будет в твой дом войти.

– У меня еще три сотни парней, – прозрачно намекнул Анхис. – И все холостые.

– Найдем им жен, – с достоинством погладил бороду Комо. – У нас такого добра как дерьма за кустами. Только зерно нужно, чтобы невесты по весне с голоду не мерли. Но с такой-то сохой мы зерна много соберем. Точнее, соседи нам соберут.

– А? – не понял Анхис. – Почему соседи?

– Негоже воинам на поле спину гнуть, – Комо с достоинством выставил вперед ногу, обмотанную кожаными полосами. – Коли у нас войско самое сильное здесь, то и жить надо, как подобает благородным мужам. В набег сходим, а потом пусть рабы трудятся. Мы же, как и пристало отважным, будем проводить время в праздности, охоте и войне(1).

– Как скажешь, сват, – усмехнулся Анхис. – У меня и мыслей не было самому пахать. Я против лишней сотни рабов ничего не имею. Когда в поход пойдем?

– Да вот сразу после уборки и двинем, – кивнул Комо. – Как раз свадьбы сыграем. Пусть молодежь свою удаль покажет.

– Я войско поведу, – усмехнулся Элим. – Мне до брата далеко, конечно, но кое-что умею. Он меня многому научил.

– Это тот брат, что в рогатом шлеме? – поморщился Комо. – Мы его тут на всю жизнь запомнили. До сих пор снится, как камни на голову летят. Ну, коли так, то веди. Покажи свое воинское умение, зять. Мы с твоим отцом уже повоевали свое.

Хорошенькая девичья мордашка мелькнула за спинами старейшин, подарив Элиму многообещающий взгляд, и цари понимающе усмехнулись в бороды. Дело молодое, сами такие были.

– А теперь давай серьезные дела обсудим, сват, – произнес Анхис. – Мне нужны добрые луга с хорошей травой, и мне все равно, чьи они сейчас. Ты знаешь такое место?

– А то, – мотнул бородой Комо. – Здесь, вдоль реки и на севере, у озер. Я тебе скажу, рыбы там… Никакой сетью не вычерпать. Только тамошних дерьмоедов надо прогнать. Крепкий род сидит в той земле, нам самим нипочем не справиться.

– Далеко? – спросил Элим.

– Далеко, – кивнул будущий тесть. – Пешему войску два дня идти.

– До холодов управимся, – усмехнулся Элим. – Готовь приданое, царь. Возьму баранами и быками. Я выкуп завтра пришлю. Отдам золотом, тканью и железом. А как из похода приду, пять семей рабов твои.

– По рукам, – протянул лопату ладони Комо. – Иди! Девка моя извелась уже. Ты по сердцу ей пришелся, парень.

* * *

Год 2 от основания храма. Месяц восьмой, Эниалион, богу войны посвященный. Кипр.

– Вот этот иероглиф означает милость, госпожа, – говорил на языке египтян Анхер, показывая Феано значки, высеченные на камне колонн и стен. – Этот – видеть. Этот – много. Имя, обведенное в овал – это имя великого царя.

– Остановись, – жалобно посмотрела на него девушка. – У меня голова лопнет сейчас. Пойду я, все платье в пыли уже.

– Скоро нельзя будет священные письмена прочитать, госпожа, – сожалеюще развел руками мастер. – У меня приказ! Тут скоро все совсем иначе будет.

– Все равно пойду, – поморщилась Феано и упорхнула из тронного зала, провожаемая взглядами рабочих, которые ей на всякий случай кланялись.

Мой мегарон был разгромлен. Других слов даже подобрать было нельзя. Три десятка человек наперебой стучали молотками, носили ведра с каменной крошкой или слушали Анхера, который вещал с самым многозначительным видом.

– Старый рисунок с колонна убрать! Тесать чисто, чтобы не остаться ничего. Тут не Та-Мери, Страна Возлюбленная. Здесь земля бог Морской. Понимать надо. Ни к чему фигуры богов Та-Мери на камне здесь. Вы чистить камень, я наносить новый рисунок. Вы потом по рисунку бить дальше. Кто испортить работа, я испортить шкура. Бог Пой-сей-да… он, бог Посейдон наблюдать за вы, потому как его сын царь Алассия теперь. Если понять, то работать идти!

– Да, господин, – смиренно ответили каменотесы и пошли счищать подражания египетским барельефам со стен и колонн.

Царство Алассия считала себя вассалом то египтян, то хеттов, то снова египтян, а потому подобострастно копировало имперский стиль, создав какую-то дикую мешанину, от которой у меня резало глаза. Дворец был довольно большой, но бестолковый, а потому я сам недолго поработал дизайнером, вспомнив все возможные изыски, подвластные сегодняшним мастерам. Получалось, что можно сделать многое. Мне доступна резьба по камню, роспись штукатурки, литье из меди и драгметаллов и даже мозаика. В Египте ее делать умеют, и Анхер заверил, что такую работу он организовать сможет. И он ее организовывал прямо сейчас. Да так, что я даже заслушался.

– Вы теперь! – Анхер ткнул своей палкой в грудь какого-то бедолаги, тощего, словно весло. – Пол из камень хорошо есть для богатый писец. Господин пожелать из мелкий камень рисунки на пол выложить. Разный цвет чтобы. Ноги наступать не на простой серый плита, а на цветок, на лев или на красивый баба с большой сиська. Кто желать такой работа сделать?

Он походил вдоль строя понурившихся мастеров, которые отводили глаза в сторону. Неслыханная задача, на которой собьешь в кровь колени. И кому это надо?

– Локоть на локоть кусок пола есть! – торжественно сказал Анхер. – Квадратный локоть называться. Драхма серебряный за каждый такой квадратный локоть оплата. Две дюжины локоть – статер золотой. Кто желать?

– Я! Я! Я! – вскинулись мастера, которые мигом уловили сказанное, хотя геометрию не учили. Они уже хорошо усвоили те преимущества, что дают серебряные драхмы.

– Ты! Ты! Ты! – ткнул в них Анхер. – Выложить каждый свой кусок в дальний угол. Два шага на два. Кто лучше выложить, получать своя драхма. Я его господин над эта работа поставить. Остальные трудиться и слушать господина работ как истину Маат. Знать, чем господин работ от простой фенху отличаться? Не знать? А я сейчас рассказать, чтобы озарить вас мудрость великий и внезапный, подобный молния с небес! У господина работ палка есть. Такой, как у меня. Я бить палка его, он бить палка вас, а вы бить палкой тот, кто таскать камень и месить известь. Тот, кто камень таскать, никого не бить, ибо он есть конец в великой цепи благостный вразумление. Когда поток вразумление палкой от самый высший к самый низший проистекать непрерывно, словно божественные воды река Нил, только тогда появляться безупречный красота, который радовать Священный порядок. Священный порядок Маат есть то, что противно хаосу Исефет. Понимать, ничтожный фенху, выражением лиц подобный коровья задница? Если понимать, то устремиться к работе. Если не понимать, то устремиться тоже. Как к горшку с ячменный каша устремиться, и немного быстрее даже.

Я слушал речь Анхера в коридоре, не заходя в тронный зал. Мне не по чину самому давать указания мастерам. Субординация, черт бы ее побрал. Передо мной теперь бежит глашатай, раздувающийся от важности порученной ему работы, и извещает простой люд о моем приближении. Я уже и человеческих глаз не вижу, одни покорно согнутые спины. Довольно неприятное зрелище, скажу я вам. Мой слуга – глашатай в пятом поколении, и работе своей обучен с детства. Он после штурма Энгоми выполз из какой-то дыры в земле и упал в ноги старшему писцу Акаманту, моля о куске хлеба. Он ведь ничего больше делать не умеет, только угождать своему повелителю. М-да… Кажется, я начинаю обрастать челядью, как и положено царю из высшей лиги. Я ведь не Одиссей какой-нибудь, который выходит утром на улицу, чтобы опорожнить мочевой пузырь, и спотыкается о спящую у порога свинью.

– Трон нужно переделать, – сказал я Акаманту.

– Как прикажет царственный, – угодливо склонился тот, подняв стилос над сырой глиняной табличкой. – Что именно сделать?

– Да ничего особенного, – небрежно ответил я. – Он медью обит, а это непорядок.

– А чем его обить нужно, господин? – непонимающе посмотрел на меня писец.

– Золотом, конечно, – хмыкнул я, и писец даже задохнулся от удивления. Надо отдать ему должное, он ничего не сказал, лишь ткнул в табличку трясущейся рукой. Человеческих букв он пока не знает, местными закорючками пользуется, похожими на те, какими писали еще минойцы.

– Купец Кулли к вашей царственности просится, – угодливо проверещал глашатай. – Прогнать наглеца, господин?

– Я тебе прогоню! Зови немедленно!

– Слушаюсь! – слуга испарился, сохраняя на своей лоснящейся физиономии выражение необыкновенного счастья.

– Беда… – покачал я головой. – Вот так скоро начнут доступ к телу продавать. Любимое дело дворцовой челяди.

Кулли выглядел довольным и посвежевшим. Его пронырливая физиономия по-прежнему напоминает череп, обтянутый кожей, но из глаз ушла настороженность и опаска. Он явно гордится собой и сейчас осчастливит меня списком своих достижений. Он приоделся на родине. Длинная рубаха-канди, расшитая аляповатыми узорами, снизу украшена бахромой, а с широкого кожаного пояса свисают разноцветные кисти. На шишковатой башке вместо остроконечной войлочной шляпы, в которой он уходил, теперь навернут немыслимых размеров тюрбан, украшенный пером страуса и драгоценной брошью. Он расчесал смоляного цвета бороду и заплел ее в мелкие косички, перевитые красными лентами. Кровь из глаз в моем понимании, и красота неописуемая в понимании всех остальных. Мужик оделся по последней вавилонской моде, и своими шмотками гордится не меньше, чем россыпью перстней на пальцах. Тут иначе нельзя. Встречают по одежке и провожают по ней же.

– Говори, – я одобрительно улыбнулся, давая понять, что оценил его стремления соответствовать самым современным модным тенденциям.

– Господин, – торжественно заявил Кулли. – Путь через Каркемиш для наших товаров открыт. Путь через Эмар для наших товаров открыт. Поставки олова будут обеспечены. Железные орудия оторвут с руками. Золота возьмут столько, сколько мы сможем привезти. Вавилон задыхается без него с тех самых пор, как арамеи перекрыли путь через города страны Ямхад(2). Горбатых лошадей из Аравии скоро пригонят в количестве пятьдесят голов. И я предлагаю открыть в Вавилоне торговый дом на паях с одной очень уважаемой семьей. Это она готова нам продавать олово и лазурит. У-фф! – он даже лоб промокнул от усердия.

– Подробности будут? – спросил его я. – И поясни насчет Эмара. Это же город на востоке. Он разрушен до основания племенами пустыни. Его что, отстроили снова? И кто будет его защищать? Там же вокруг бегают шайки арамеев!

– Это будет очень долгий разговор, мой господин, – набрал воздуха в грудь Кулли. – Начну с того, что я женился на лучшей из женщин. На волшебном цветке, подобном жемчужине из страны Дильмун…

Кулли говорил долго, а я прикидывал выгоды от сотрудничества с арамеями. Надо сказать, я не верю этой публике ни на обол. Мало того что народец ненадежный, так еще и враждуют племена между собой. Ты договоришься с одним, но совершенно не исключено, что тут же не попадешь под набег конкурирующей шайки. Это дело обычное. В любом случае нужно пробовать, потому что совсем скоро они начнут садиться на землю и захватят Дамаск.

Мне нужно хорошенько все спланировать. Очень скоро Египет получит несколько ударов немыслимой силы, а потому впервые в истории станет договороспособен. Мы будем действовать с хирургической точностью, чтобы не обрушить его хрупкую экономику, но и спесь с него изрядно собьем. У этих зазнаек, считающих всех остальных пылью под ногами, из полезных ископаемых имеется только медь, сода, золото, вода и земля. Они производят зерно и лен, привозя золото из Нубии, а медь с Синая. Даже стекло, которое изготавливали в Пер-Рамзесе, уже вовсю делают тирцы и сидонцы. И делают даже лучше, чем египтяне, потому как в Финикии безупречно чистый песок, лучший из всех.

Три четверти меди египтяне и раньше получали с Кипра, и дорожили каждым ее талантом. Сейчас они благоденствуют, ведь их захлестнул поток награбленного. Медь наперебой поставляли покойные царьки моего острова, но я пока не спешу открывать продажи, а потому очень скоро египтяне будут вынуждены довольствоваться только рудниками Синая. Той меди мало, в ней слишком большое содержание мышьяка, и она далеко. Сейчас ее добывают где-то в районе современного мне Эйлата. Ее везут морем через Газу, и для этого приходится тащить караванами ослов через пустыню Негев, дорога в которой охраняется целой цепью крепостей. А ведь рядом с шахтами кочуют разнообразные семитские племена. В том числе те самые, которые сбежали из Египта пару поколений назад. Они ужасно не любят бывших хозяев, и они довольно злопамятны. Злопамятны настолько, что пронесли обиду через столетия и написали про нее в своих священных текстах.

– Скажи мне, Акамант, – повернулся я к своему писцу, который молча переваривал полученную информацию, а потому напоминал соляной столп. Ему и не снился подобный размах.

– Да, господин, – склонился тот, выйдя из оцепенения.

– Есть ли у нас кто-то настолько отчаянный, что сходил бы с посольством в славный город Иерихон?

Мой вопрос повис в пустоте. Присутствующие мысленно перебирали в памяти своих знакомых, пытаясь припомнить тех из них, что мечтают закончить свою жизнь максимально неприятным и мучительным способом. Судя по их лицам, желающих совершить суицид пока не нашлось. Ну ничего, найдем, время еще есть. Я верю в человеческий идиотизм куда больше, чем в Посейдона.

1 Именно так и описывал обычаи фракийцев Геродот. Человек, который мог себе позволить праздную жизнь, пользовался среди них большим уважением. Работа на земле, напротив, считалась низменной.

2 Ямхад – древнее царство на территории Сирии.