Текст книги "Болото (СИ)"

Автор книги: Дина Снегина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

На полпути Мария остановилась. Она поглядела издали на свой дом – в последний раз.

– Знали бы вы, сколько волшебных минут было пережито мною здесь! – воскликнула она.

– Всё ещё будет, – подбодрила её Лиза.

И они продолжили свой путь.

Марию с малышом решено было определить к Грете. У неё и места побольше, и Марии будет с ней проще строить общение. Наспех была сварена и перетерта кукурузная каша. Макси жадно глотал её, обжигая ротик. Наевшись, вымотанный криком малыш уснул до самого утра.

Тем временем, Джейк спешил к Лизе. По дороге он неожиданно встретил плывущего на лодке Алекса. Оказалось, тот с утра разыскивает доктора, и уже успел побывать у него дома. Он сообщил ему, что поймал на крыльце его дочурку Эрин. Девочка хотела отправиться на поиски папы, и уже готова была зайти в болотную воду, не боясь, что вода скрывает её по грудь.

Это известие взволновало Джейка, но Алекс быстро успокоил его: он нашёл на верхнем этаже дома занятую своей красотой Джули и отчитал её. Он сказал, что если та немедленно не займется дочерью – не накормит её досыта, не умоет её и не поиграет с ней, то Джули как маму ждут печальные последствия. Алекс будет вынужден обратиться в органы опеки. Эти слова, конечно же, были встречены волной негодования. Какая опека в полупустом городе?! Тем не менее, малышкой Джули занялась. На глазах Алекса мама умыла девочку, и они вместе отправились на кухню готовить обед.

Затем Алекс перешёл к разговору о том, для чего же ему так срочно понадобился доктор. Оказалось, больна его мама, миссис Норма. Она тоже подцепила неведомую хворь. Джейк понял это из пересказанных Алексом симптомов болезни. Они отправились на осмотр.

Едва увидев миссис Норму, Джейк понял, что не ошибся. Он лишь сокрушённо развёл руками: нечем помочь... Если только Алексу удастся отыскать в погибающем городе Амоксиклав, то можно на что-то надеяться.

Дорога вновь вела Алекса к дому Лизы. Он был практически уверен, что у запасливой Лизы есть нужный антибиотик. Он проводил Джейка, торопившегося к дочери, и отправился к ней. Матери он ничего не сказал.

Алекс вообще старался не ставить маму в известность о том, что общается с Лизой и бывает у неё дома. На то была причина. Миссис Норма недолюбливала несостоявшуюся невестку. Она не подавала виду и не говорила об этом вслух, но непонимание между ними возникло с первого же дня знакомства.

Миссис Норма была не против отношений Алекса с этой девушкой, пока они не начали заходить слишком далеко. Стоило миссис Норме понять, что её сын всерьёз влюблён, как она тут же принялась настраивать сына против Лизы. Она старалась всячески очернить девушку, опустить её в глазах Алекса. Постепенно он, ведомый матерью, стал грубым и крайне раздражительным с любимой. Но всё же продолжал испытывать к ней сильные чувства и клялся, что любит, сам не понимая порой, отчего так резок с ней. Он знал, что Лиза не заслуживает этой грубости, но остановиться не мог.

Чем же так не угодила будущей свекрови Лиза?.. У миссис Нормы были свои представления о том, какой должна быть семья. Она считала, что хорошая жена должна забыть о себе и о своих желаниях, и думать только о муже и детях, всячески угождая им. Эта же никогда не будет так себя вести. Она никогда не станет домохозяйкой в интересах семьи, не забросит свои кисти и не прекратит мечтать стать художницей. А что будет делать ребёнок, пока она малюет? Почему муж должен ждать, пока она не нарисуется в своё удовольствие?.. Норма не понимала.

Чистота в доме и сытный обед для неё были святы. Доводы Алекса о том, что в родительском доме Лизы всегда чисто и накрыт вкусный стол, её не убеждали. Она ненавидела интересных и успешных женщин.

Страсть Лизы к рисованию Норма считала плевком в сторону её сына. Она не понимала картин юной художницы.

"Положим, выучилась толковому рисованию в школе, это хорошо, – мысленно рассуждала она. – Но дальше-то что?! Как это поможет её семье?! Поэтому о картинах в браке – забудь! Для чего ещё и художественная академия?! От кулинарных курсов и книг по домоводству женщине куда больше толку, чем от образования!"

Норма множество раз подводила Лизу к разговорам о том, каким она видит их с Алексом совместное будущее. И каждый раз приходила к выводу, что эта девочка не достойна её сына. Она не готова была растворить себя в его личности и жить в угоду ему, как делала сама Норма. К тому же, у неё русские корни. Какой стыд, какое ужасное происхождение! Как можно им гордиться?! А Лиза гордилась, изучала русский язык, интересовалась русской культурой. Это пугало Норму больше всего остального.

Но Норма готова была принять её отречение от корней, и ждала его, словно покаяния. Когда же осознала, что эту на четверть русскую девчонку не удастся сломить, оказалось поздно. Но не для Нормы, та наоборот, праздновала победу. Ушло время отношений Алекса и Лизы: его мама фактически растоптала их любовь.

О русском происхождении несостоявшейся невестки она вспомнила, когда разведённая Лиза вернулась в Вэллпорт с больным ребёнком на руках.

– Вот они, ужасные русские гены! – выдала она сыну.

Его слова о том, что дети с ДЦП рождаются в семьях любой национальности, да и болезнь эта не является генетической, она не услышала. Точнее, не захотела услышать.

С тех пор утекло много вод неумолимого времени. Лиза уже и не думала об отношениях с Алексом. Когда-то давно, в годы учёбы в академии, ей преподавали высшую математику. Однажды, глубокой ночью засыпая над учебником, Лиза поймала себя на мысли, что рядом с Алексом она ощущает себя переменной, выполняющей определённую функцию. Вскоре после расставания с ним она перевелась с архитектурного факультета, где училась по его настоянию, на художественно-графический. Мечты о собственном художественном салоне и выставках разбились о болезнь Майкла, но Лиза не жалела об этом. В сыне было её счастье. А дом миссис Нормы она до сих пор обходила стороной, и при случайной встрече обе делали вид, что не знакомы.

Когда Алекс доплыл до дома Лизы, над городом уже нависли пугающие сумерки. Он объяснил ей всё. Лиза, не говоря ни слова, достала аптечку и протянула Алексу амоксиклав. Тот взял лекарство:

– Спасибо. Я скажу маме, что оно от тебя.

– Не стоит, – холодно ответила Лиза.

– Ещё есть?

– Нет. Последнее.

Алекс, собравшийся уходить, замер.

– Я провожу тебя, – пресекла его нерешительность Лиза.

В темноте нависающей ночи Алекс плыл домой. Густая вода, подпиравшая лодку, казалась бездонной. Она не блестела, по её поверхности не гуляли блики. Света не было. Ни луны, ни освещения на улицах, ни фонарика. Алекс чувствовал себя слепым, потерянным котёнком. Выручала память.

До своего дома он добрался глубокой ночью.

– Я принёс антибиотик, – торжественно произнёс он и положил лекарство на тумбочку возле двуспальной кровати, где металась в горячке его мать.

– Алекс, сынок! – растрогалась женщина. – Я знала, что ты его найдёшь! Я так горда тем, что вырастила настоящего мужчину!

– Принесу воды, – подавив улыбку, Алекс вышел из комнаты.

Он вернулся со стаканом воды. Миссис Норма тем временем раскрыла коробку с лекарством. Руки её тряслись.

– Всего одна таблетка, – сказала она. – Сынок, где ты нашёл их?

– Друзья дали, – уклончиво ответил Алекс.

– У тебя очень хорошие друзья. Поделились последним. Это тот военный, с которым ты пересекался по службе?

– Нет, мама. Он ушёл.

– Кто же тогда? Мистер Пирс? Нет?! Неужели этот дохляк Эндрю?!

Алекс отвёл взгляд и кивнул.

– Понятно, – скривив губы, ответила Норма.

– Да какая разница, кто дал лекарство?! – вдруг закричал Алекс. – Оно у тебя в руках, пей!

Норма устало откинулась на подушки.

– Не хочешь рассказывать престарелой матери, не говори! – воскликнула она.

Спорить было бесполезно.

– Лиза дала, – после небольшой паузы ответил Алекс, слегка сконфузившись.

Глаза Нормы округлились и стали похожи на чайные блюдца.

– Как?! Эта?! Неужели ты... Продолжаешь общаться с ней?! – от волнения Норма начала задыхаться.

Алекс перепугался:

– Мама, успокойся! Тебе вредно нервничать. Давай, попей воды, и проглоти, наконец, таблетку!

– От неё... Не буду! – рассердилась Норма.

Она метнула край одеяла себе в ноги. Алекс увидел её обтянутое кипельно-белой сорочкой сухое тело. Синяки проступали даже сквозь ткань.

– Мама, выпей! – с нажимом сказал Алекс. – Лиза никогда не желала тебе зла.

– Нет! Я лучше умру, чем приму помощь из рук этой русячки!

– Русской, мама, – поправил Алекс. – Она русская на четверть. Но что плохого она сделала тебе?!

Норма беззвучно зарыдала. Её било в лихорадке.

Алекс просидел возле матери до утра. Он долго спорил с Нормой, уговаривал, заставлял. В своей гордыне Норма была непреклонна.

С приходом бессолнечного рассвета Алекса сморил тяжёлый сон. Когда он проснулся, то понял, что Норма всё же пошла на компромисс со своей гордостью. Она выпила лекарство. Смятая упаковка была брошена на прикроватную тумбу.

Но Норма приняла антибиотик слишком поздно для скоротечной болезни. Когда Алекс проснулся, она уже не дышала. Алекс отказывался верить, будил, тормошил её, даже делал непрямой массаж сердца.

Всё было тщетно. Где-то через час после сделки с гордостью Норма умерла.

2. Поиск

На похороны матери Алекс не позвал никого. Он был зол на всех и вся за её кончину. После того, как проведенная им кремация была закончена, он достал из домашнего мини-бара бутылку виски и принялся пить.

В запои он стал уходить после окончательного разрыва с Лизой, когда понял, что у неё – другой, и она ждёт от него ребёнка. Пил беспробудно, не трезвея ни на миг, по нескольку недель. Порой тратил на это весь свой отпуск после морских командировок. Алкоголь приносил ему немало проблем, но они не останавливали Алекса от тяги к спиртному.

Через два дня отсутствия Алекса Лиза начала беспокоиться. О смерти Нормы она не знала. Она решила наведаться к Алексу, но Эндрю вызвался сам сходить к другу. Он-то и принёс весть о том, что Нормы больше нет, а сам Алекс пьет.

Всегда спокойная Лиза еле слышно выругалась.

– Что я слышу?! – удивлённо воскликнул Эндрю. – Бранные слова?!

– Они заслуженны, – бросила Лиза.

– Слушай, признайся честно, – Эндрю решился на тяжёлый для обоих вопрос. – Ты ведь рада, что тогда не связала с ним свою судьбу.

Лиза промолчала. Эндрю понял всё.

На другой день она всё же собралась к Алексу. Проделав долгий путь по зыбкой, то и дело норовящей уйти из-под ног, почве, она добралась до дома покойной Нормы.

К её удивлению, входная дверь оказалась не заперта. Она отворила её и робко прошла в гостиную. Алекс сидел на диване у левой стены. Взгляд его по привычке был устремлён в неработающий телевизор.

– Привет, – сказала Лиза.

Алекс будто не замечал её. Лиза осторожно шагнула внутрь гостиной. Тусклый оконный отсвет преломился и упал на массивную фигуру Алекса. Теперь Лизе стали заметны помятость и щетина на его лице. В руках Алекса злобно блестела длинная бутылка дорогого виски. Он был настолько пьян, что не хотел пользоваться стаканом и пил из горла.

– Сожалею, – негромко произнесла Лиза. – Смерть миссис Нормы – невосполнимая утрата...

Тон её речи был банальным. В нём легко улавливалась фальшь.

Алекс не отвечал. Он привычно отхлебнул коричневатой жидкости из бутылки, но поперхнулся и закашлялся. Он долго кашлял, но Лиза не сделала и движения, чтобы помочь ему.

После Алекс всё же удостоил Лизу вниманием. Он спросил:

– Зачем явилась?

И от этого вопроса Лизе сделалось холодно. Она поёжилась.

– Эндрю сказал, что ты... Что ты снова пьёшь.

– Пью. И буду пить, сколько сочту нужным. Проблемы?

– Нет, но...

– Если нет – уходи.

Лиза почувствовала, как внутри неё начинает пробуждаться маленький бесёнок. Его требовалось срочно усыпить. Она мысленно сосчитала до десяти и выпустила пар.

– Предположим, проблемы, – стараясь держать себя в руках, сказала она. – Предположим, я не хочу, чтобы ты гробил себя. Алекс, на тебя страшно смотреть! Ты же катишься вниз!

– Неужели?! – с вызовом спросил Алекс. Его рот растянулся в кривой ухмылке.

Он встал и подошёл ближе к Лизе, остановившись на расстоянии около метра от неё. Воздух пронзил тошнотворный запах перегара.

Алекс продолжил:

– Странно, что ты подумала обо мне только сейчас. Решила поиграть в благородство, девочка?! Или про былые чувства вспомнила?.. А где ты была... Где была ты, когда мне было плохо?! Когда меня едва не уволили со службы?.. Почему не подумала ты обо мне, когда предпочла мне этого богатенького папиного сынка?! Продалась ради его богатства?.. Ради денег? Твой отец успешно выплатил чёртову ипотеку! Ты не менее успешно закончила чёртов художественный факультет, который он тебе оплатил! Поздравляю, милая! Надеюсь, что ты счастлива!

Тон его речи от слова к слову накалялся. Закончив, он припал к горлу бутылки и осушил её до дна.

Лизу била дрожь. На неё словно вылили ушат зловонного кипятка. Не произнося ни слова, она развернулась и вышла прочь. Лишь отойдя от дома Алекса метров на сто, она позволила себе разрыдаться.

Сам Алекс, которому было до сумасшествия горько на душе, постоял некоторое время в забытье. Потом вернулся к дивану и лёг, уткнувшись лицом в сыроватую спинку. Он забылся мрачным сном. Там, во сне, Алекс мучительно искал ответ на вопрос, почему же Лиза тогда предпочла другого. Искал он повсюду: в укромных уголках своей комнаты и потайных местах детских лет, под кустами настурции в оберегаемом мамой палисаднике и в бережно хранимом отцовском портмоне, на морских картах, в справочниках и энциклопедических словарях. Мысль о том, что ответ хранится в дебрях его памяти, Алексу в голову не приходила.

Да, миссис Норма сделала всё для того, чтобы расстроить их отношения, так считала Лиза. Но ей было не понятно, почему бездействовал Алекс. Если бы он действительно любил Лизу, то не пошёл бы у матери на поводу. Он сделал бы что угодно: сказал Норме твёрдое "Прекрати!", или увёз бы возлюбленную на другой конец страны, хоть на Аляску. Холод природный ведь не так страшен, как холод человеческий.

Лиза возвращалась домой. Ей вспомнился бывший муж. Пожалуй, он куда лучше, чем Алекс, понимал её. Он давал ей свободу и не ограничивал в творчестве. Он восторгался Рафаэлем и не любил Дали. Ему не нужно было объяснять разницу между реализмом и кубизмом. Но он был избалован, и не смог вынести жизни с больным ребёнком. Тяжёлый быт, ежедневный детский плач и страдания, оказались выше его сил, и разошлись с его представлениями о счастливой семье. В какой-то момент Лиза поняла, что будет лучше отпустить его.

Алекс протрезвел через пару дней, и только потому, что его запас алкоголя иссяк. Его ломало и словно выворачивало наизнанку. Чтобы похмелье угомонилось, нужно было выпить. Но выпивки не было. Пришедший словно из другого мира, бодрый и радостный, Джейк, вливал в него какие-то микстуры, заставлял принимать большие белые таблетки. Через некоторое время Алексу полегчало.

– Если б я знала, что у него был такой большой запас алкоголя!.. – сокрушалась Лиза. – Как можно было позволить себе пить в такой момент! Подумать только, ведь всё это можно было сжечь, использовать на обогрев дома или приготовление еды! Столько топлива зря пропало!

Практичность Лизы не знала границ.

– Иногда и расслабиться надо, – Эндрю неожиданно поддержал Алекса. – Всё-таки горе, мать умерла.

– Но не тогда, когда мы сами на волосок от смерти! – рассердилась Лиза.

– Точно! – поддержала её Айша.

Она гордо вскинула голову.

Диалог происходил у Лизы дома. Незадолго до этого решено было, что Айша с девочками переберутся к ним. Лиза намеревалась также предложить переехать Грете с её новыми постояльцами. Неизбежное объединение привыкших к личному пространству людей пугало их возможными ссорами и непониманием.

Поэтому Айша поначалу отказывалась, объясняя тем, что не хочет будоражить дом Лизы своими беспокойными девочками. Но потом сдалась под натиском её аргументов. К тому же, Эндрю очень настаивал на переезде. Но страх перед новыми отношениями вынуждал Айшу переходить на резкость. Она готова была взорваться по пустяковому поводу.

– Вы обе преувеличиваете, – Эндрю продолжал настаивать на своём.

– Ах, так?! – Айша вышла из себя. Её брови поднялись вверх, глаза сузились, из-за чего она сделалась похожей на кошку. – Посмотрю я, что ты скажешь, когда в нашем доме станет так же холодно, как на улице!

Она произнесла что-то непонятное Эндрю на своём родном испанском. По-видимому, это было ругательство. Затем она удалилась в кухню, и уже оттуда, в такт стуку ножа, по-английски продолжила:

– Жалеет он его. А о нас он подумал? О том, как мучаются ребятишки?! Бедные дети только мечтают о конфетах и фруктах! Мышенька до слез просит молока! Майкл с тоской говорит о мандаринах и авокадо! Когда было такое?! Разве что в войну?! Нас не бомбили, не нападали. Что за ужас и за что нам всё это?.. Малышки обросли грязью, ни помыться нормально, ни постирать! Учёбу забросили, как догонять потом?! Когда же кончится это сумасшествие?!

Выговорившись перед самой собой, Айша вытерла скупые слёзы и отправилась в зал, тушить на огне последнее куриное мясо. Для детей она всегда была образцом спокойствия.

К вечеру того же дня немногочисленные жители Вэллпорта оказались перепуганы трагическим известием. Вернулось пять человек, ранее ушедших из города.

Полуживые, ободранные, израненные, они добрели до одного из жилых домов. Двое из них, молодые парень и девушка, рухнули ничком на крыльцо, и вскоре перестали дышать. Остальных приютили, накормили и дали воды. Они-то и рассказали о том, что в один миг трясина разинула бездонную пасть и поглотила отступавших из Вэллпорта людей.

Пытавшихся спастись она догоняла, кусая за пятки, хватая за руки. В водовороте хаоса погибли все без исключения. Пришедшим в Вэллпорт удалось спастись только потому, что они замыкали колонну.

Обратный их путь был не менее тяжёл. Постоянно казалось, что за ними кто-то следит. Слышались дикий вой и далёкие голоса, некоторые из которых принадлежали их умершим родным. Они звали за собой, и это вызывало панику. Ветки утопающих лесных деревьев резали острее ножей. Внезапно деревья стали проваливаться под землю. Люди бежали наугад, не разбирая дороги. Потом брели по какому-то пустырю, словно ходили по кругу. Видимо, когда-то здесь был лес. Происходящее казалось страшным сном. То, что им удалось найти дорогу домой, пришедшие считали чудом, но сокрушались, что так мало кому удалось спастись.

Печальная весть тут же облетела город. Её передавали по цепочке, бежали по заболоченным улицам к соседям и сообщали. Сразу же интересовались, не пришла ли беда и в этот дом, и, если пришла, сообщали негласно выбранному главе города – Гордону Брадису, который после падения в болото хромал от трещины в голени.

Дошли и до дома Виттори Бусин. Темноволосая девушка с глазами робкой лисицы боязливо отворила дверь. На все вопросы отвечала односложно, известие о массовой гибели горожан восприняла ровно. Её холодность отстранила соседей и они спешно ушли. Виттори закрыла за ними дверь и с облегчением выдохнула.

Она поднялась по скользким ступеням наверх и вошла в одинокую темноту своей маленькой комнаты. Сброшенный на стул махровый халат открыл тёплую пижаму. Поёжившись от холода, Виттори запрыгнула на кровать и до подбородка натянула одеяло. В памяти всплыли звуки любимого "Адажио для струнных с оркестром" композитора Томазо Альбиони. Пальцы левой руки, опираясь на верхнюю фалангу большого пальца, рефлекторно перебирали знакомые ноты. Виттори до безумия любила это произведение, вот только играла она его редко.

Взгляд Виттори нечаянно скользнул по зеркалу, и она ужаснулась: сослепу, в полумраке, отражение Виттори застыло чёрным пятном на фоне чего-то белого, светлого. Но, поспешно надев очки, девушка вздохнула с облегчением. Нечто светлое – и есть она, а чернота вокруг – вовсе не её. Она чужая, она – спинки кровати, стены, занавесок и видимого угла потолка, чего угодно, но – не её.

Виттори вспомнилось, как она попала в Вэллпорт. Какое облегчение испытала они от того, что никто здесь не знает её и её истории. Город стал для неё раковиной, в которой жемчужинка могла спрятаться и спасти свой блеск. Что же пугало её?.. Ответ знала одна лишь Виттори.

Назавтра Грета с Марией и малышом Макси переселились к Лизе. Айша также окончательно перенесла к ней свои пожитки. Дом наполнился детским смехом, радостным гомоном, игрушками и беззаботностью. В комнатах словно стало светлее. Добавилось сумбура. Все толкались, спешили, женщины не успевали готовить еду. Двое мужчин, Эндрю и Майкл, старались им помочь, но первый был слишком неуклюж, а последний – ослаблен болезнью, и потому помощь зачастую оказывалась медвежьей услугой. И всё же суматоха не тяготила обитателей дома. Лиза как радушная хозяйка привечала всех и справедливо разрешала споры, вызванные вынужденной теснотой.

Жизнь в доме Лизы безудержно крутилась, отгоняя ту мысль, что катится к пропасти. Прошёл день, за ним другой. Ночью Лиза проснулась от торопливых шагов и звона посуды в соседней комнате. Она встала и отправилась посмотреть, что случилось.

Комнату, в которой ютилась Айша с дочками, озарял тусклый огонёк свечи. Тени причудливо колыхались, гуляли по стенам, вызывая у присутствующих трепетное уважение.

– Что-то случилось? – зевнув, спросила Лиза.

– Вишенка больна, – сипло ответила Айша.

Сердце отчаянно трепыхнулось и ухнуло вниз. Плохо понимая, что делает, Лиза стала бегать по дому. Носила Айше холодную и тёплую воду, меняла девочке компрессы. Вишенка сгорала на глазах. Дом пробудился ото сна. Эндрю опрометью бросился за доктором. Грета и Мария увели прочь взволнованных Мышку и Майкла: они ведь могли заразиться.

Айша, едва сдерживая слёзы, сидела возле кровати, на которой в полубреду металась Вишенка. Она гладила её, пела робкие колыбельные, и мысленно посылала в суровое небо молитвы. Кожа девочки всё сильнее покрывалась бурыми в темноте пятнами, но и они не могли обезобразить маленького ангела. Глаза девочки ввалились, губки пересохли. Жар колотил малышку и изматывал.

Ближе к утру пришёл Джейк. Он осмотрел девочку, не сказав её матери ни слова. Затем вышел из комнаты, чтобы побеседовать с Лизой наедине.

– Она?.. – только и спросила та.

– Она... – сокрушённо опустил голову доктор.

– Неужели от неё нет лекарства?!

– Помогал Амоксиклав, принятый в ранние часы, – заученно ответил Джейк. – Только где сейчас его достанешь?!

В сердце Лизы теплом колыхнулась надежда. Она бросилась на кухню, достала аптечку и вывалила всё её содержимое на стол. Она перебирала упаковки с лекарствами, ища антибиотик, но его не было. Лиза думала, что от волнения просто не может увидеть нужную ей упаковку, и просматривала лекарства снова и снова. Внезапно память переключилась на кадр недавних дней. Лиза обернулась, оглядела сумеречную пустоту кухни и коридора. Лицо её безобразно исказилось.

– Я же Норме последнюю отдала... – сказала она в пустоту.

Она опустилась на стул и зарыдала. Собственное тело вдруг стало казаться тяжёлым бременем. Лиза любила дочерей Айши как родных. Она понимала, что теряет Вишенку. И что она своими руками унесла из дома последний шанс на спасение девочки.

Айша не отходила от дочери ни на шаг. Она подбадривала девочку, когда та находилась в сознании. Порой Вишенка впадала в забытьё, тряслась всем телом, извивалась в жутких судорогах. Жар её тела ощущался на расстоянии. Девочку беспрестанно выворачивала на изнанку рвота.

Кожа трескалась, пылала безобразными синяками. Айша втирала в неё какой-то детский крем. Она точно знала, что крем не поможет, но сидеть сложа руки не могла. Нужно было делать хоть что-то, даже бесполезное, лишь бы делать. Кто знает, вдруг случится чудо...

В перерывах между беспамятством девочка была, на удивление, спокойной. Но, стоило взглянуть в её глубокие карие глаза, как море неизмеримой печали тут же подхватывало и затягивало в свою пучину. Вишенка понимала, что умирает.

– Нет, мамочка, не стоит, – сказала она, когда Айша меняла очередную повязку на лбу дочери. – Мне всё равно не поможешь...

– Ну что ты, милая! Ты будешь жить! – Айша бросилась переубеждать её.

Но девочка едва различимо качнула головой и убрала тоненькой ручкой повязку.

– Только не сжигай меня, хорошо? – продолжила она, и поток леденящего ужаса сотряс тело Айши. – Я не хочу обуглиться.

– Что ты, ягодка моя! Зачем ты такое говоришь?! – воскликнула Айша.

Но девочка, одарив маму тоскою глубины своих глаз, вновь впала в беспамятство.

Она умерла ранним утром следующего дня.

– Семь минут не дожила до нового рассвета, – вздохнув, сказал Эндрю.

Поняв, что дочь перестала дышать, Айша зашлась в истерике.

Лиза с трудом оттащила её, в миг обессилевшую и постаревшую, от тела дочери и увела в свою комнату.

– Ещё один божий ангел отмучился, – произнёс Джейк. В последнее время он стал очень религиозен.

Дом погрузился в скорбное молчание. Плакали все. В голос рыдали женщины и дети. Мужчины намеренно сдерживали слёзы, но по их лицам было видно, что внутри они тоже плачут.

Маленькая Мышка, едва узнав, бросилась к Айше и крепко обняла. Ей было страшно от того, что сестра больше не говорит, и теперь её утопят в мутной воде. Её пугало и то, что однажды и её самой может вот так же не стать.

Решено было похоронить Вишенку на заднем дворе её дома. Матери дали ночь на прощание. Выплакав море солёных слёз, на рассвете Айша, совершенно опустошённая, завернула дочь в одеяло и на руках вынесла на улицу.

Собравшиеся проститься с девочкой и медленно пробрели вверх по затопленной улице до заднего дворика бывшего дома Грейеров. Там Айша в последний раз оглядела бездыханную дочку и прикоснулась губами к похолодевшему личику. Она хотела сама погрузить её в воду, но руки неожиданно подвели её. Нужно было распрямить их, но мышцы словно окаменели и никак не желали разгибаться. Отпустить девочку значило похоронить частичку себя.

Эндрю вдруг понял, что Айша не может. Он передал Мышку с рук на руки онемевшей от слёз Лизе и бережно забрал Вишенку из рук её мамы. Айша не сопротивлялась. Она лишь слегка пошатнулась и подалась назад, но упасть ей не дали. Её подхватила Грета. Обняв, она уткнул её почерневшее лицо в своё плечо. Но Айша настойчиво развернула голову. Она должна была видеть, как уходит её дочь.

Мгновение – Эндрю опустил руки, и болотная жижа заглотила тело девочки. Она исчезла в холодной мутной воде, оставив после себя лишь трепетное тепло в сердцах любимых ею людей.

И тут с Айшей случился припадок. Она закричала, словно завыла, разошлась бранью. В ней проснулась скрытая сила: она оттолкнула Грету и бросилась вниз, к тому месту, где только что скрылась Вишенка, стала шарить руками в мутной воде. Эндрю и Лиза оттаскивали её прочь.

Айша бросала в небо мольбы и проклятия. Небо стало настолько мрачно, что, казалось, оттуда вот-вот посыпятся в ответ камни и пепел.

Грета неслышно приблизилась к тому месту, где покоилась девочка. Она бросила на воду четыре срезанные комнатные фиалки. Едва попав в воду, цветы завяли и съежились.

Виттори стояла поодаль, на крыльце своего дома, и тоже с мольбой глядела в небо. Она знала, что ответа никому не будет. Ибо удел нависшего над ними неба – равнодушие.

Обстановка среди оставшихся жителей Вэллпорта становилась всё хуже. Пустые дома перетряхнули сверху донизу. Забирали мебель, которую можно было жечь, бесхозную одежду и книги – они тоже хорошо горели. Фотоальбомы, детские игрушки – в топке сгорало всё. Запасы топлива были практически на нуле.

С продуктами было ещё хуже. Несколько мужчин отправлялись в рейд к брошенным хранилищам госзапасов. Они на несколько рядов прочесали тину внутри бункеров, и на плотах перевезли всё, что смогли отыскать. Найденные вода и консервы были, ко всеобщему удивлению, разделены между жителями Вэллпорта по совести.

Поразительно, но оставшиеся держались дружно, по мере сил помогали друг другу. Случаев мародёрства, в отличие от времён до исхода, практически не было. Те несчастные, кто всё же решались на грабёж или убийства, наказывались самосудом без долгих разбирательств. Возможно, именно это останавливало других людей от воровства и предательства. А может, и сами оставшиеся оказались людьми культурными, и вели себя подобающе, кто знает?..

После хранилища последней надеждой выживших был Пищекомбинат. После роспуска сотрудников он по обыкновению продолжал охраняться. Но большинство его бывших сотрудников, в том числе из службы безопасности, ушли из города. Теперь Пищекомбинат был заброшен, поэтому попасть на его территорию не составило труда. Со складов забраны были все быстрорастворимые порошки, синтетические супы и каши, неприглядного вида концентраты готовых блюд, подпорченные сухие завтраки и прочее. В нормальных условиях большинство горожан не стали бы есть подобное. Но теперь за счастье было заполучить и эти продукты.

– Ничего не поделаешь. Придётся нам есть эту гадость, – сказала Лиза Майклу после того, как они получили свою порцию еды.

– А мне нравятся их завтраки. Каши тоже ничего, – возразил мальчик.

– Вот именно, что ничего! – рассердилась Лиза. – Одна химия, и никакой пользы!

– Да-да! – кивнул пришедший на кухню Эндрю. – За год человек съедает где-то четыре килограмма химических веществ. Думаю, при исследовании такой статистике по продуктам производства Спэллнера, нормы пришлось бы увеличить раза в два, а то и больше

– Интересно, а где же сам Спэллнер? Неужели погиб при исходе?

– О нет, он жив! Бьюсь об заклад, он заранее знал о катастрофе. И успел спастись. Не удивлюсь, если он уже делает на Вэллпортском болоте деньги.

Тогда-то горожане и вспомнили и об особняке владельца Пищекомбината мистера Спэллнера. Конечно же, они не рассчитывали, что богач станет хранить произведённые его компанией продукты в собственном доме. Но сам дом представлял для людей ценность. Ведь там – мебель и вещи, источники тепла и топлива, возможно, бытовая химия и даже лекарства. Тому, что в общей суете об особняке совершенно забыли, удивлялись все.

Хотя подобной забывчивости имелось вполне логичное объяснение. Особняк Спэллнера располагался за территорией пищекомбината и, хоть номинально он принадлежал Вэллпорту, всё же стоял поодаль от города и основных дорог. Никто даже не знал, можно ли теперь добраться туда.

Потом, дом всегда усиленно охранялся. Даже сейчас, собираясь на вылазку в особняк, жители опасались, что встретят достойный отпор.

По этим причинам пошли толпой, взяв с собой оружие и, на случай удачи, сумки для провианта и вещей.