Текст книги "Танцующая с грозой (СИ)"

Автор книги: Дина Сдобберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц)

Боги, все, все рушится! Столько времени и сил, столько риска! А она, Нарга, не только собой рисковала, она всем кланом рисковала. А тут ничего не удержишь, ни за что не схватишься.

Арисса сейчас ухватится даже за призрачную возможность получения девочек нагинь…. А может… Может на этом и сыграть? Рискнуть? Если она согласится подлить сыновьям и черному "змеиную похоть"… Но ведь шанс последний. И этого зелья капли остались. Мол, пока связь не подтвердили…

А девку эту куда, ведь если она узнает, нет. При ней Арисса точно не рискнёт. А если… Предложить "инсценировать" похищение, мол, мужья потом найдут и она их с испугу и на радостях примет.

Если согласится, то девку в клан, сыновьям поручить не дать ей легко сдохнуть. Жаль сама не посмотрю. Ну да ладно, воспоминания просмотрю. Да велеть, не сильно рвать, чтоб опознать смогли. Пока мужья от действия зелья отойдут, пока спохватятся, дрянь три раза сдохнуть успеет. Их ещё и откатом накроет.

Да! Реальный шанс. Надо сейчас решать! Ариссу додавить, чтоб подумать не успела или обсудить с той же Маиссой. Та на такое не поведется. А эта… Даром, что глава клана, мозгов, что у курицы. Встречусь – ка я с "подругой". Мне, оказывается, есть, что ей предложить.

***

Интерлюдия 2.

Он полз за ней. Смотрел ей в спину и старался вдохнуть поглубже, захватить побольше воздуха наполненного ею, ее запахом. Когда он успел так привязаться к этой, показавшейся с первого взгляда совсем невзрачной, человечке? Когда полз рядом с фургонами и, молча, наблюдал или когда она выхаживала его? Или в тот момент, на помосте, когда столкнулся взглядом с глазами полными слез от боли, боли за него.

Он тогда решил, что бред или последствия того, что его долго держали на дурманных настойках, боясь, что он убьет желающих с ним развлечься. Женщина переживает за мужчину? Не в этом мире! Человечка, жалеющая нага? Да конечно, только если в легендах.

Но он тогда поверил, слишком сладок был тот бред. Не плач, еле шептал он разорванными губами. Я выдержу, обещал этим глазам. Не отводи взгляда, просил, готовясь навсегда ослепнуть после ритуальных слов служителя. Но она не смотрела. Она что – то быстро шептала мужу, явно прося о чем – то.

Нет, ну пожалуйста. Посмотри! Не отнимай последних мгновений. Пусть они будут счастливыми. Ее муж недовольно сдвинул брови, но его слова, прозвучали громом среди ясного неба. Он выкуплен. Выкуплен, ее мужем, по ее просьбе. Для нее?

Она подходит, берет чашу, что– то туда льет, объясняя… А он не понимает. От боли, от желания сохранить это видение. Глупенькая, о какой боли ты мне говоришь, зачем объясняешь. Я безропотно приму из твоих рук даже яд, не споря, пью.

Говорят, достойным сама богиня подносит чашу, милосердно давая умереть. Так и ему, это видение протягивает чашу, заливаясь слезами. Он помнил, как выныривал из марева боли, и помнил этот запах рядом, помнил это тепло, помнил, как из последних сил уткнулся головой ей в колени.

Она же богиня, да? А разве не должен смертный преклониться? А у него тело совсем не слушается, но, хоть так, покажет ей, что почитает, что верен заветам, что помнит истинное призвание грозной богини, милосердие к павшим воинам. Не просто так она идёт по полям сражений с чашей.

Следующее его пробуждение было ужасным. Казалось, что ему залили вовнутрь раскаленный металл, который потоком лавы стремился вырваться наружу. Его выворачивало, словно кто-то решил вывернуть его чешуей вовнутрь. Но на пути дикой боли встали чьи – то заботливые руки и тихий голос, что просил чуть-чуть потерпеть.

И он терпел. Терпел ради этого голоса, что шептал слова утешения, ради этих рук, что оттирали его лицо, поддерживали, не давая упасть в собственную рвоту, нежно прикасались к позвоночнику. А потом темнота, но даже сквозь марево тьмы, его окружавшей, он слышал этот голос, чувствовал прикосновение этих рук, что проходили по каждой ране, уменьшая боль, охлаждая пламя, жгущее его.

Никогда в его жизни, даже когда он был воином, да даже раньше, когда он ещё был сыном главы клана, он не знал таких нежных прикосновений. Он не был слишком груб или излишне жесток с человечками, но ни одна не дарила ему таких чутких и ласковых касаний.

А она спрашивала, как его зовут. Какое дело тебе, моя госпожа, до имени грязного и жалкого нага, что не имеет ничего, даже принадлежности к роду? Кем назовешь, тем и стану. Любое имя приму, как чашу принимал из твоих рук.

Упрямый и сильный. Так она меня назвала, такое имя дала, на неведомом языке, но так созвучное с моим, данным от рождения. Но то имя я никогда не назову ей, нельзя ей его произносить. Грязное имя, имя бордельной игрушки, которого любой мог купить, заплатив хозяину борделя.

Не хочу, чтоб она этого касалась, пачкалась об это имя. Новое мне нравится. Но мысли прояснялись, становились чётче. И с каждым днём росло понимание, что перед ним не богиня и не госпожа. Она смертная. Боги, как вы жестоки! Как вы допустили, что у смертной сохранится такое сердце. Поющее для других.

Он видел браслет на ее запястье и понимал, в чей клан она направляется. Что ее там ждёт? Кто из бывших братьев получил право издеваться над ней? Он испугался, испугался, когда понял, что привязан к ней. Что чутко ловит отзвук ее голоса или лёгкий шорох ее шагов, старается различить в сотне запахов, присущий лишь ей.

Он хочет ее. Хочет ее себе. Чтобы с ним была связана. Хочет, чтобы все ее прикосновения принадлежали лишь ему. Но что ей может предложить он? Бывший сын главы, бывший воин, бывший раб из борделя? Что уже хуже?

Но он шел за ней, слушал ее разговоры. Ее слова в храме. Он резко ей отвечал, ограждая от своей грязи, пытаясь разорвать свою связь с ней, о которой она даже и не подозревала. Он ушел. Его никто не ловил, не удерживал, не использовал долг жизни.

А он ушел из последних сил. И проклял собственное решение. Он был рядом почти всю дорогу, но уже не мог подойти. Уже не с ним она разговаривала, он уже не ждал прикосновений. А потом, на площадке храма, увидев ее, задыхающуюся в лапах черного, он готов был убивать.

Никогда до этого он не испытывал такой злобы и ярости. Что могли противопоставить ему три сосунка, если он бился за нее? Именно тогда, как ему казалось, он нашел выход.

Он ушел на арены бывшим рабом. А вернулся воином, подтвердившим свою силу и право. Воином, что может обеспечить свою госпожу и кровом, и пищей и дорогими украшениями. Что ему смешки малолетних идиотов, осмеливающихся шутить и насмехаться над ее внешностью. На пороге смерти он видел ее глаза, полные сопереживания и сочувствия, и ничего прекраснее, он в своей жизни не видел.

Клятва Тени, древний ритуал, не подлежащий отмене, который нельзя оспорить. Даже произносить слова клятвы уже большая честь. А его голос дрожал от страха, как ему казалось, что не успеет договорить, что она не захочет услышать, не примет. Что боги останутся глухи.

Он, каждым словом жил, всего себя, вкладывая в древние слова клятвы. Этой клятвой воин вручает свою жизнь в руки своей госпожи. Но не он. Он просто сообщал всем, кому он теперь принадлежит, для кого живёт, за кого умрёт.

А потом был его личный рай. Она снова лечила его раны. Злилась, ворчала, но его не обманешь. Ее прикосновения были полны ласки и заботы. Он готов каждый день получать раны, лишь бы она так же их лечила.

А сейчас он ползет вслед за ней, ее Тень. Он видит то, что пытаются всем сказать своим поведением братья и черный. Они разглядели, увидели, почуяли. Как мало начинает значить внешность, когда разглядел душу и услышал, как поёт сердце. И как, в оглушительной тишине, в зале, где и яблоку не упасть, столько здесь нагов, слышится робкий перестук сердца Каяны, каждый шаг которой несчастными взглядами провожают ее мужья, что из-за дурной гордыни потеряли такое сокровище и сына, что не признает родства с ними, что стыдится того, что от их семени он родился.

Эхом звучит еле слышная трель сердцебиения Миалии, чьи бывшие мужья готовы сожрать собственные хвосты, лишь бы выцарапать свою птичку обратно. Засыпают ее дорогими подарками, ползают вокруг дома, даже тренировки чуть ли не перед крыльцом проводят, телом красуются, пытаются привлечь, но лишь напоминают о том, что она пережила в их лапах. И летят их подарки с крыльца, даже не распакованные. Идиоты!

Звонкой капелью стучит сердечко Элины, но то сердечко уже явно занято, и хоть стараются наги что синего, что черного клана привлечь взгляд травницы, она словно сквозь них смотрит. Пока не появился на пороге волк. Вот для кого это сердце бьётся, хоть и лелеет ещё обиды на него, но тот медленно, как самый ловкий и везучий разведчик, прокрадывается в ее душу, потихоньку стирает следы своих ошибок и бед, что причинил этой девочке.

Да уж, собрали боги шкатулку с сокровищами! И даже медведь не в силах отнять у меня мое! Пусть смиряет свою ревность, а рычать на моё живое чудо пусть даже не смеет. Каким бы он не был прославленным бойцом, я не побоюсь выйти с ним на арену. Я буду знать, за что я бьюсь. За право слышать это сердце, и может быть, когда-нибудь, это сердечко споёт и для меня.

Нарга слишком резко покинула свое место. Упустить из виду эту тварь? Помня, для кого чаще всего становился развлечением? Ну, уж нет.

Медведь что-то горячо и быстро говорил Марине, что-то резкое, и мне бы хотелось остаться рядом и услышать этот без сомненья важный для меня разговор, но тревожное чувство гнало вперёд, то самое, что многие зовут чутьём или интуицией. И оно меня не подвело. Две нагини о чем-то спорили. Разговор явно начался не только что.

– Арисса, ты пойми, эта человечка не понятно даже примет ли твоих сыновей вообще, у нее медведь есть, и вон старшенький твой. – Нарга настойчиво убеждала Ариссу. – Ну, отправь ее куда-нибудь видами любоваться, нам и надо – то ненадолго ее отвлечь, а она и не узнает. А если родятся парни, заберу в клан. Ваш клан славится воинами, и маги часто рождаются. Девочки или девочка уйдут к вам. Скажешь дальняя родня, сиротка. Иллаю же она хорошо принимает, глядишь, и тут пожалеет. О! А давай, мы изобразим, что ее похитили. Подержу чуть-чуть в закрытой части, а потом ее мужья "спасут". И они герои, и про близость с другими не всплывёт. Да она и не вспомнит о своих выкрутасах. И мальчиков оценит. Может даже и примет сразу.

– Нарга, а если пока они будут с твоими племянницами и потом, пока доберутся, ее кто– нибудь обидит?

– Ты что, считаешь, что я в своем клане не могу проконтролировать одну напуганную человечку? Ну, хочешь, я поклянусь, что не причиню ей вреда, хочешь? Была б она нормальной, и речи бы о таких сложностях не было бы. К тому же связь же ещё не подтвердили. Вот потом, это измена, тут не поспоришь. А сейчас? К тому же, ну мои племянницы точно не попрутся к ней, как та девка из дома удовольствий, что в подробностях ей доносила о своей близости с Сидом. Может от этого человечка сильнее и разозлилась. – Нарга давила все настойчивее.

– Нарга, дай мне клятву! Что девочка не пострадает?

– Арисса, мы столько лет дружим! Но раз тебе так спокойнее будет, мне не сложно. Я клянусь, что не причиню человечке Марине никакого вреда, да я пальцем ее не трону!

– Страшно это все, а вдруг что не так?

– Ну что может пойти не так? Чем ты рискуешь? И от самочек моего клана приплод получим, и твоей невестке покажем, что не такие плохие у нее мужья, как она там себе напридумывала.

Согласилась! Мать согласилась. Ему не надо было рассказывать, что есть зелья, что лишают воли или заменяют действительное на желаемое. Можно не сомневаться, что мужья Марины окажутся в постели с чужими самками, и Мартина обязательно об этом узнает. А значит мужей уже точно не примет.

Она не примет. Они ее все равно не отпустят. А если она когда-нибудь узнает о подлитом зелье, может и простить.

Только его мать могла поверить Нарге, что та действительно только напугает несговорчивую человечку. Он прекрасно представлял, что ожидает девушку в закрытой части дома удовольствий зеленых. Но это реальный шанс разорвать ее связь с мужьями и забрать себе. Да и не примут эти глупцы ее, как жену, после того как она побывает в чужих лапах. Может, еще и сами откажутся от связи.

А то, что ей придется пережить…. Он поможет забыть. Он будет рядом, вылечит ее раны, как она лечила его собственные. Заслонит собой от всех воспоминаний. После всего, ее не оттолкнет все то, что он пережил за время жизни в борделе.

Он не предаст свою клятву. Он просто промолчит.

Утро началось по-домашнему. С тихих разговоров в глубине дома и вкусных запахов. Зайдя на кухню, я застала девчонок за обсуждением платьев, какого они будут цвета и фасона. Миа все никак не могла решиться на покраску шелка в темно-синий и раскройку по моему эскизу. Ну не приняты здесь оголенные плечи. В конце концов, сложив и шелк, и эскиз в небольшой расшитый походный мешок, который по моему примеру везде таскала за собой, стала помогать накрывать на стол.

Но позавтракать нам не удалось. За нами пришли из центрального дома, приглашая на общую трапезу. Судя по удивленным лицам девушек, опять что-то из того, что наги никогда не делали по отношению к человечкам. Но на завтрак мы пошли все вместе.

За дверью нас ожидал и Зубейр, что ночевать остался сегодня ночью на крыльце дома. Видно не просто ему далось возвращение домой. Вчера весь вечер ходил мрачнее тучи, а рассказать в чем дело отказался.

Зато сейчас очень аккуратно обвил хвостом, прижал к себе и, поцеловав в висок, попросил запомнить, что чтобы не произошло в моей жизни, он всегда рядом. Что это с ним? Может, слышал наш разговор с Дарденом и теперь вот так успокаивает?

Мы спокойно шли к центральному дому, мне не хотелось лить слезы, и вчерашняя обида уже не жгла настолько яростно. С одной стороны, я понимала Дардена. Ну, кому понравится наличие у жены или мужа каких-либо претендентов на внимание и совместное проживание?

Но сейчас, когда успокоилась, уже и у меня появились упрёки. Во-первых, если уж начистоту, то браслет нагов появился раньше медвежьего, и от меня в этом вопросе ничего не зависит. А если сравнить как и в каких условиях здесь живут другие девушки, то я и вовсе как сыр в масле катаюсь.

Во– вторых, он порядки нагов знал прекрасно. И ушел. Оставив меня, в зависимости о мужей и их клана. А что может произойти с девушкой, оказавшейся женой нагов? Да все, что угодно. Вон, далеко за примером ходить не надо.

Пока мы обсуждали фасон придуманного мною для себя платья, к Каяне опять пришли ее мужья. На этот раз, с подарками. Видимо, насмотревшись на змеев, что не давали прохода Мии, эти тоже преподнесли дорогущие масла для тела, от которых кожа приобретала мягкость и блеск.

Местные нагини наносили эти масла на открытые участки тела, что бы привлечь к себе внимание. А Каяна всегда ходила в закрытых наглухо платьях, ее плечи и верхняя часть спины выглядели так, что напоминали замороженный фарш. Даже Элина была бессильна убрать все эти рубцы и шрамы, хотя и уделяла этому занятию время каждый день. Так что подарок вручили, настроение девушке испортили, Риса разозлили.

Мальчишка подхватил подношение, впихнул папашам в руки и вытолкал их на улицу, где и объяснил, что с подарком те не угадали от слова совсем. Змеиные морды покрылись пятнами, только непонятно, это они от злости или до них, наконец– то начало доходить хоть что-то. Проблема была в том, что в дом к Каяне они приходили, когда им хотелось и если бы не давнее распоряжение Ариссы оставить Каяну в покое, думаю они и вовсе бы не уползали.

– Каяна, а ты не хотела бы вместе с Рисом переехать в нору? Строили вы тот дом наравне с нами, столько сил и труда вложили, охрана на вас настроена и лишних гостей не пропустит, да и домик у нас получился удобней и просторней этого. – Я говорила и видела, как загораются у девушки глаза, видимо, нора ей тоже пришлась по душе. – Да и мне голову не ломать, кто там хозяйничать будет, когда вся эта эпопея закончится.

– Ты все надеешься, что наги тебя отпустят? – Каяна смотрела на меня с сочувствием.

Пока мы дошли, вопрос с их жильем уже был решен. И на вопрос, от чего мы так улыбаемся, я с удовольствием рассказала, что уже вечером начнем переезд. Наги не обрадовались. Старший муж Каяны даже со злости снёс хвостом большую напольную вазу с цветами. Но особо внимания на это никто не обратил.

За столом было очень неспокойно, и активно обсуждались тревожные вести, что сезон Гроз в этом году начнется гораздо раньше, примерно так же, как лет десять назад. Мол, уже по всему хребту были слышны предвестники и громовые раскаты. Наги волновались. И главами кланов было принято решение собираться в пещерах, пережидать грозы.

Так же вызвало замешательство, что в этом году придется открывать даже дальние пещеры, потому что народу будет гораздо больше, чем обычно.

– У вас в этом межсезонье уже столько новых нагов родилось? – ну действительно, интересно же откуда такой прирост.

– Нет, но многие мужья отказались расставаться со своими женами человечками на время гроз, как это было обычно. – Хотя Нарга уехала еще на рассвете, некоторые члены ее клана еще задержались в поместье, вот и сейчас мне ответил кто-то из зеленых.

– Думаю, волноваться по поводу размещения, не стоит. Кто– то приведет жену в пещеру, кто-то останется рядом с ней, как мы. – Что-то я не поняла, а с какой радости мужья Каяны решили ее настолько осчастливить.

Судя по недоумению, появившемуся на лице девушки, она тоже первый раз слышала об этих планах. Она переглянулась с сыном, посмотрела на меня, и, пожав плечами, спокойно сообщила:

– Да мы вроде и вдвоем с сыном спокойно переживали грозу, и сейчас справимся как обычно и как привыкли.

– Как обычно больше не будет! И от твоего как обычно, придется отвыкать. – Надо бы узнать, как зовут этого нага, а то я его все старший муж Каяны, старший муж Каяны. Вот ведь повезло Каяне. Упертый донельзя.

В ответ ему раздалось яростное шипение, Рис уже весь покрылся чешуей и хлестал хвостом по полу, но нага это видимо не пугало. Он навис своей тушей над мелким змеенышем, говорил строго, явно демонстрируя разницу в возрасте и силе, но без превосходства. Так, словно указывал на очевидное, но не хотел ссор и обострения конфликта.

– Чего бы ты ни хотел, но я твой отец. И твоя мама моя жена и никто не вправе вставать между нами, даже наш собственный сын. – Как вовремя папаша о сыне вспомнил, судя о том, что я знаю, до этого наличие сына его не особо волновало. – Ты же хочешь нормальную семью? Значит, не будешь мешать уладить нам разногласия между нами.

– Я хочу, чтобы мама была счастливой, а пока вы рядом это невозможно. – Рис уже умел одной фразой стирать довольные улыбки с лиц.

Мы бы еще, наверное, долго слушали этот спор, но нас прервало появление вестника перед Маиссой. Слушая о чем, собственно, речь. Маисса бледнела просто на глазах.

– Что случилось? Что-то дома? – Хард взволнованно смотрел на жену.

– Это от Сайруса. Девочка рожает…

– Но, ведь еще рано, разве нет?

– Марина, Элина. Девочки, помогите. Вы же, вытащили уже не одного нага с той стороны грани, а тут такая же как и вы девочка, человечка. – Маисса сложила руки в молитвенном жесте.

В голове всплыл рассказ нагине о жене ее старших сыновей, что сейчас ждала двенадцатого ребенка.

– Но как мы сможем помочь? Пока доберемся…

– У меня есть амулет переноса. Слабенький, но вернуться туда хватит, а потом я помогу добраться, куда скажешь.

Сборы были не долгими, буквально пару минут. На самом деле, дольше спорили должен ли кто из нагов нас сопровождать и кто это должен быть. В результате, в черный клан отправлялись: Маисса с мужем, я, Элина, Миа, Рис с матерью, которую он просто боялся оставить одну, и мой Тень. Мои мужья должны были ждать меня здесь, в доме клана, чтобы потом, вместе с девочками, сопроводить в пещеры.

Недолгое тянущее чувство, легкое головокружение и мы уже в просторной комнате с изображением черных змеев на стенах. Но нагиня нам практически не дала нам опомниться. Буквально в секунду она сорвалась с места. Я бегом еле поспевала за ней.

Маисса притормозила только у комнат, рядом с которыми, царило нездоровое оживление. Все куда-то ползли, что-то тащили. Внутри комнаты оказался мечущийся в панике наг, абсолютно белого цвета. Он попытался, что-то спросить, увидев нас, но Элина не дала ему такой возможности.

Уже не в первый раз я замечала, что стоит Элине почуять больного, как куда-то пропадает наша милая и улыбчивая подружка и появляется настоящий полководец, четко знающий кто и что должен делать.

Даже белый наг подчинялся ей беспрекословно, маленький рис помогал. Несколько часов и комнату огласил громкий крик крупного младенца. Однако мать этого дитя была в беспамятстве и в себя не приходила. Ее мужья облепили кровать, нежно и трепетно прикасаясь к девушке, и что-то шептали ей.

Алиена подсказала, что ей просто не хватает жизненных сил. Но разве могла я спокойно наблюдать за тем, как этот мир покидает столь необходимая своим близким девушка. Точно следуя инструкциям Алиены, я положила руки на виски роженицы и представила, что по моим рукам бегут искры, скатываются с кончиков пальцев и впитываются в безмолвную девушку. Перед тем, как темнота накрыла меня, я увидела, как она с тихим стоном открывает глаза.

Легкая приятная слабость, ощущение слабого покачивания. Так уютно и спокойно. Что открывать глаза совсем не хочется. Но голоса рядом мешают, тормошат.

– Ну же, Маришка, приходи в себя, самое интересное пропустишь. – Голос Алиены полон азарта и предвкушения, а еще ехидства. Именно в такие моменты я вспоминаю, что Алиена, фактически перестала жить, когда была совсем юной девушкой. – Вон и твоего блохастика-шатуна вспоминают.

Действительно, я уже различала голос Элины и Арда, периодически раздавалось шипение Риса, возмущенный шепот Маиссы, которая грозила всех вышвырнуть за территории клана вообще, если не прекратят мешать «ее девочкам». Какой-то совсем чужой голос чуть в стороне шептал, чтоб его не смели бросать, что он тут же вслед за грань уйдет и еще что-то, но, слава богам, явно не мне. Еще одного мужика рядом я просто не вынесу!

Были в моей земной жизни пару историй, оставившие после себя только горький и неприятный осадок. Да и погруженная в учебу, карьеру, гонку за статусом и достатком я все откладывала на потом. Успею, думала я. Так что, не смотря на самостоятельность и внешность, вниманием мужчин я не была окружена. Зато сейчас обрастаю связями и обязанностями на глазах.

– Вас сюда вообще никто не звал. – Элина, судя по голосу, была рассержена. – Ладно сам пришел, хотя использовать порталы, что вам дал Эрар, ради того чтобы вслед за женами прыгать не самое лучшее решение, но этих то зачем притащил?

– Значит, все-таки за женой, да? – если бы точно не знала, что зверь Арда это волк, решила бы, что он кошак, так сильно слышалось мурчание в его голосе. – Ну, виноваты мужики. Кто же спорит? Но хоть шанс-то на исправление надо дать. Как просить прощения, если к той, перед кем виноват и не подступиться? Им каждая секунда рядом с ней на вес оранда.

– А, так ты мужскую солидарность проявляешь? За счет правителя оборотней? – и у кого Элина научилась язвить в ответ?

– Сочувствие. Им сложнее, чем мне. Мне нужно вернуть жену, а им еще и сына.

– Это им надо. А ни Рису, ни Каяне они, как говорит Марина, ни даром не нать, ни за деньги не нать. – Элина козырнула моей фразой.

– То есть ты категорически против их примирения? Отговаривать будешь? Или Риса настроишь не прощать отцов?

– А Рис-то тут причем? Они не перед ним виноваты, а перед Каяной. – Мне тоже было любопытно, что думает Ард сейчас, как изменились его мысли за время нашего с ним знакомства.

– Как это они не виноваты перед Рисом? Элина, ты чего? Парню всего одиннадцать, а он рос как единственный мужчина в семье. От чего сейчас такие проблемы? Только потому, что он считает себя единственным защитником матери, потому что пока он рос, других мужчин рядом не было. Отца не должны были этого допускать. Как так? Их трое, а мальчишка только при матери растет, их чужими считает, никакой привязанности нет. – Ард говорил, а по его голосу было понятно, как его задело отношению к ребенку. – Когда ты мне родишь волчонка, я сам его всему научу и на лапы поставлю.

– А если он будет слабым, если его лапы держать и не будут? – интересно, а с какой целью такие уточнения?

– Отварчиков для лап сваришь, ты наверняка знаешь какие-нибудь, от слабых лап. А пока я его в зубах потаскаю. Ребенок, это же что-то особенное. Твое продолжение, тот в ком проснется очередной боец, воин, зверь. Тот, кто займет место ушедших, благодаря которому память о моей стае не канет за перевал. Ты думаешь, Дарден от своего медвежонка хоть на шаг отойдет? Да как же! Никакой силой не оттянут. Из него Марина сможет любые веревки вить, а при словах «это надо ребенку», он и за перевал метнется лишь бы достать и принести. Я тебе говорю, вот посмотришь, как только он поймет, что Марина тяжела, конец ее вольной жизни, она у него от любого сквозняка забаррикадирована будет и в три одеяла укутана.

– Какие дети? Он же ушел. – Ох, Элина, больной вопрос.

– Да куда он денется, бесится от ревности, что сделать не знает. От мужей-нагов еще откупиться можно, а Тень куда? Прибить если только.

– Как это откупиться, кто этот откуп возьмет? – Маисса шипела шепотом, но слышно ее было очень хорошо. – Может, это нам, откупиться от мужа-оборотня или прибить? Чем ему, интересно, наги мешают, обеспеченные, обученные, а то, что Марину обидели, то искупят. Я лично прослежу. И медведю вашему передай, что трепать девочке душу и доводить, что она от слез сама не своя и идти не может, я ему не позволю!

– Попал, Дарден! Как думаешь, есть шанс уговорить Марину не рассказывать, прям уж совсем все про то, как Дар сорвался, ее матери? Эллина, ну что ты смеешься? Там же магичка, а у них и так характер не очень, а тут еще и доченьку обидели, причем заметно балованную и любимую. – Ард уже старался помочь своему другу.

– Мать Марины магичка? – Маисса была очень удивлена. – Я думала, она сирота.

– Мы тоже все так думали. Пока Марину не вынудили признаться, что и мама магичка и общается она с ней на расстоянии. А шла она, чуть ли не от северной границы. Вот и представьте силу той мамочки, если она до нагаата добивается. – Ард выдавал свои догадки как истину в последней инстанции.

– Ой, надеюсь, эта мамочка о встрече в храме не узнает – Маисса заволновалась.

– Надейтесь! Но мамочка все знает. – Голос Алиены явно намекал на ее хорошую память.

Сдержаться от того, что бы не засмеяться было невозможно. Но из пересохшего горла вырвался только кашель. Мне тут же подали чашку с теплым питьем. На удивление, чувствовала я себя очень хорошо и была полна энергии и желания действовать.

Подтянувшись, я уселась на кровати. Оказалось, что находилось я в той, же самой комнате, куда для меня притащили вторую кровать. Пока я была в беспамятстве, в поместье черных заявился Ард с мужьями Каяны. А голос что я слышала, принадлежал тому самому белому нагу Сайрусу, старшему сыну Маиссы.

Сейчас он, обвив хвостом и руками, баюкал в своих объятьях хрупкую и очень бледную блондинку. Что-то шептал ей на ушко, что-то от чего девушка улыбалась сквозь слабость. Оказалось, что у этой семьи беда совсем в другом. Они почти все время проводят вместе, и чувства, что появились и до сих пор ярко горят между ними. Приводят к близости между ними. А девушка желала подарить своим мужьям как можно больше детей, копий любимых ею мужчин.

На нагов, как правило, плохо действовали всякие яды и отвары, поэтому принимать средства, не допускающие беременность, приходилось ей. А она просто переставала их принимать. Закономерный итог – скорое наступление очередной беременности. Но организм то не железный, и частые роды с небольшими перерывами в год-два между беременностями привели к тому, что вчера она чуть не умерла.

Чем до крайности напугала своих нагов. А я смотрела и не понимала. Ведь Маисса мне рассказывала, что ее невестка боялась старшего мужа до дрожи и истерик. Но, как мог обижать свою жену тот мужчина, что сейчас с такой нежностью и заботой обнимал и окружал вниманием и лаской. Что с такой благодарностью в голосе сообщал своей жене, что у них дочка и кажется, что у девочки будет дар.

– Дурак был. Слепой дурень! – не ожидала, что белый змей мне ответит.

– Неужели я задала вопрос вслух?

– Нет. Но у вас живое лицо, а я воин храма, мой дар чувствовать эмоции, чуять их словно по запаху. Вот сейчас у вас проснулось любопытство. Цвет чешуи? – Разговаривая со мной, наг не забывал кутать свою жену в легкую простынь и целовать ее глазки. – Моя жизнь, устала? Ты слаба еще после родов. Пойдем, я отнесу тебя в нашу спальню, а то братья тоже испугались, но ждут, когда я смогу надышаться и успокоиться настолько, чтобы выпустить тебя из рук.

Удивительно, но нас всех словно не существовало в тот момент, когда он говорил с женой. Вот была она. Ее комфорт и безопасность были важнее всего. Сказать ей как она важна для него. Вот что было главным для этого нага. И при этом он не был и не казался ни слабым, ни смешным, ни безвольным подкаблучником. Мужчина, что нес на руках свое сердце. И хотела бы я посмотреть на того, кто осмелился бы косо посмотреть или хоть слово сказать. Но вот я уверена, что способ самоубийства можно найти и менее болезненный.

Сайрус вернулся достаточно скоро. Но когда он протянул ко мне раскрытую ладонь, я прижала лапку к груди. А то хватают всякие, а потом браслеты, клятвы и прочие долги. Наг на этот жест лишь рассмеялся. Но все же объяснил.

– Не каждый решит поделиться своей жизнью с другим, чужим для него человеком. Не каждый, кто готов, сможет это сделать. Даже я, храмовник, не могу. А чтобы и уметь, и желать и не из корысти? Впервые такое на моей памяти. Я могу принести вам камней по вашему весу, могу принести столько паучьего шелка, что на пол стелить будете. Но вам это ни к чему. Поэтому я дам вам единственное, что есть у меня и может быть ценным для вас. Защиту и помощь для вас и ваших близких. На ваших пальцах появится вязь моей клятвы. Как только вы окажетесь в беде, я появлюсь рядом с вами.

Алиена ответила согласием и подтолкнула мою руку навстречу с ладонью нага, одновременно объясняя мне, кто такие храмовники. Особая каста воинов, редкая сила и талант которых сделали их достойными принятия богиней в своеобразную личную гвардию. Чешуя таких нагов становилась кипельно белой, а цвет радужки глаз фиолетовым, в цвет приснопамятных фиалок.