Текст книги "Женщина не прощает"

Автор книги: Диля Еникеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

“Ох, непростая штучка эта Лайза-Лизавета”, – отметил Молчанов, решив, что непременно выяснит, зачем ей понадобилось придумывать мнимый скандал.

– Заграйский водил вас по своему особняку? – спросил он, чтобы внести ясность и в этот вопрос.

– Да, – все так же спокойно ответила Лариса. – Дом у него красивый, правда, на мой взгляд, слишком большой. Бассейн мне понравился, я бы не отказалась иметь такой же, но на моей небольшой даче для него нет места. Зато я посоветовала своей близкой подруге устроить нечто подобное.

– Из “оздоровительного комплекса” вы поднялись одна?

– Кто-то из гостей изъявил желание воспользоваться сауной, и Борис остался, чтобы показать, как затопить печь, а я ушла.

– Когда вы поднялись в большой холл, на диване под лестницей сидела темноволосая женщина? -”крокодил Гена” решил выяснить, не сочинила ли Лайза и эту сцену.

– Там курила дама, незадолго до этого занимавшая место напротив меня за свадебным столом. Меня немного удивило, что и раньше, и в тот момент, когда я вошла в гостиную, она буквально сверлила меня взглядом. Тогда я подумала – быть может, мы знакомы, просто я запамятовала, кто это? Я улыбнулась ей, надеясь, что дама заговорит, представится, но она молча дала мне прикурить. Вскоре подошел мой спутник, и больше я не обращала на нее внимания.

“А Лайза нагородила страстей про серые глаза, ставшие потом изумрудными, и взгляд, которым чуть ли не убить можно”, – опять с неудовольствием отметил следователь. Он уже понимал, что ничего путного во время допроса не выяснит, но решил довести его до конца.

– Лариса Николаевна, вам принадлежит “мерседес” с номерным знаком... – Геннадий Павлович назвал номер машины.

– Да.

– Вы приезжали на нем в ночь в субботы на воскресенье к дому Заграйского?

– Нет.

– Однако свидетельница видела вашу машину.

Лариса молча пожала плечами, и теперь Молчанов засомневался, не напутала ли Валентина Михайловна Белова.

– А где вы были в эту ночь? – спросил он, не дождавшись ответа.

Ивлева перевела взгляд на свою адвокатессу, и та опять посоветовала:

– Ответь.

– Я провела ее в квартире Евгения Сергеевича Ростоцкого.

– Вы любовники? – вырвалось у Геннадия, и он даже не сумел скрыть удивления.

– Да, – без каких либо эмоций ответила Лариса.

Молчанов не сомневался, что Ростоцкий подтвердит ее показания, но все же спросил:

– Евгений Сергеевич может засвидетельствовать, что вы провели вечер и ночь с субботы на воскресенье у него?

– Разумеется, – кивнула собеседница.

– Кто же мог воспользоваться вашей машиной?

– Понятия не имею.

– Вы кому-нибудь давали ее? Разрешали пользоваться по доверенности?

– Нет.

– Как вы можете объяснить, что автомобиль марки “мерседес” с вашим номерным знаком видела свидетельница, живущая через дом от особняка Заграйского?

– У меня уже была аналогичная история, из-за которой мне полтора месяца трепали нервы, – холодно оповестила Лариса. – Свидетель заявил, что неподалеку от места, где было совершено убийство, видел мой “мерседес” и даже назвал номер. Этот немолодой мужчина живет во дворе, где расположен офис моей фирмы, и его раздражало, что я ставлю машину под его окнами. Номер он запомнил давно и, скорее всего, просто мелко напакостил. Либо заблуждался. Проконсультируйтесь у психиатра и узнаете, что у пожилых людей бывают так называемые конфабуляции, когда выдумываются несуществующие события, и псевдореминесценции, когда реальные факты переставляются во времени. В данном случае тоже могло быть нечто в том же духе. Сколько лет вашей свидетельнице?

– Около шестидесяти.

Лариса выразительно посмотрела на него – мол, теперь все ясно, вопросов больше нет?

– Где эта свидетельница могла видеть вашу машину? – на сдавался Молчанов.

– Возле ресторана.

– Вы приехали на ней?

– Разумеется.

– А Ростоцкий?

– На своем “шевроле”.

– А уехали вместе или по отдельности?

По лицу Ларисы пробежала гримаска, и Геннадий Павлович отметил, что даже легкое раздражение разительно меняет черты ее лица. Теперь он не сомневался, что страсти-мордасти во время танца – плод фантазии Лайзы. Эта высокомерная снобка Ивлева даже вежливые слова, в подтексте которых звучит: “Отвали!” – может произносить с такой брезгливо-презрительной миной, что сторонний наблюдатель решит, будто между собеседниками происходит бурное выяснение отношений.

Свидетельница посмотрела на адвокатессу, и та решительно заявила:

– На все вопросы Лариса Николаевна дала четкие ответы, а все остальное – это ее частная жизнь, вторгаться в которую я не позволю. Еще вопросы есть?

– Нет, – сдался следователь.

Лев Романович Коротич, адвокат Заграйского, навестил вдову в доме ее матери и сообщил, что незадолго до свадьбы Борис Гаевич аннулировал предыдущее завещание и предупредил, что вскоре составит новое.

– Поскольку никаких документальных подтверждений волеизъявления Бориса Гаевича Заграйского не имеется, брачный контракт вы не составляли, официальных детей у него нет, то вы, Марина Леонидовна, наследуете все имущество супруга. Однако некоторые лица, упомянутые в прежнем завещании, в частности, брат покойного, Андрей Гаевич Заграйский, и некоторые другие могут попытаться оспорить. Вам потребуется адвокат. Эти обязанности могу исполнять я и гарантирую, что решение суда будет в вашу пользу.

– Да не надо нам этих денег, – отмахнулась Вера Дмитриевна. – Знать бы, что так случится, вообще бы не затевали свадьбу.

– Это вы напрасно, Вера Дмитриевна, – увещевающим тоном произнес Лев Романович. – Поверьте, речь идет об очень больших деньгах. Причем я еще не знаю истинных размеров состояния покойного, а он был весьма состоятельным человеком. Я возьму тридцать процентов и обещаю досконально выяснить, чем владел Борис Гаевич.

– Нехорошо это, – возражала теща, а ее дочь молчала, как всегда, предоставив решать матери.

– Что именно? – вкрадчиво поинтересовался адвокат. – То, что я хочу тридцать процентов?

– Да не в этом дело, – отмахнулась собеседница. – Люди подумают, будто мы ради денег.

– Знаете, уважаемая Вера Дмитриевна, когда у вас будут эти деньги, вам будет совершенно безразлично, кто и что подумает. Да и окружающие поостерегутся клеветать. Деньги нынче решают все, а клеветать безнаказанно мы никому не позволим, я обещаю, что обеспечу защиту ваших интересов, доброго имени, чести и достоинства. Я навел справки по своим каналам – у следствия множество версий, но вы в качестве подозреваемых не фигурируете. Там достаточно фигурантов с весьма весомым мотивом и без алиби, мало того, есть свидетели, видевшие их входящими или выходящими из подвального помещения, так что у следственных органов и без вас работы хватает.

– Не знаю... – все еще сомневалась Вера Дмитриевна.

– Думаю, тут и говорить нечего, – уверенно произнес адвокат, мысленно потирая руки.

Шансы Андрея Заграйского выиграть процесс в суде незначительны. Заграйский-старший официально аннулировал прежнее завещание, так что и его внебрачному сыну ничего не достанется. А раз нет завещания, значит, наследует вдова. Брат покойного почему-то уверен, что Марина виновна, а потому у него якобы сильная позиция. Этот скупердяй Андрей, уже возомнивший себя богачом, пообещал Льву Романовичу в случае выигранного дела только десять процентов, долго торговался и согласился на пятнадцать. А тридцать – это ровно вдвое больше, что при немалом состоянии Заграйского о-очень большая сумма.

– Супер, Лариса! – восхитилась Наташа Покровская, когда они вышли на улицу. – Вы держались именно так, как следовало.

– Алла всегда советует на допросе вести себя понаглее. Сама она придерживается именно такой тактики.

– О да! Нашей верной боевой подруге палец в рот не клади! Ей даже не нужно брать с собой адвоката, отправляясь в следственную часть. У нее немалый опыт общения с дознавателями.

– У меня, к сожалению, тоже, – вздохнула Лара.

Тут она вспомнила, что каждый случай – следствие ее пассивного подчинения чьей-то воле или неумения вовремя сказать “нет”. Алла-то оказывается в числе свидетелей, а то и подозреваемых, исключительно из альтруистических побуждений, помогая своим многочисленным друзьям, а то и вовсе незнакомым людям. А вот она, Лариса, из тех, кто будто притягивает к себе неприятности и подлецов.

Немного попереживав на эту тему, Лара, как всегда, призвала на помощь привычную формулу аутотренинга, сразу успокоилась и улыбнулась Наташе.

После ухода велеречивого адвоката Вера Дмитриевна посмотрела на дочь и печально вздохнула:

– Если б я знала, доченька, что так получится...

– Ты о наследстве, мама?

– Да нет. О той ночи.

– Не думай об этом. Ты же сама мне велела: “Забудь. Ничего не было”.

Вера Дмитриевна согласно кивнула, подумав: “Как же забыть этот кошмар... До конца дней моих будет перед глазами стоять”.

...Уже в первый день свадьбы, когда зять рявкнул на нее в присутствии гостей, Вера Дмитриевна удивилась. Куда девалась его обычная обходительность? “Стыдится он меня перед этими богачами, что ли?” – подумала она тогда. Потом Борис так же некорректно вел себя с Мариной, а ее мать терялась в догадках – какая муха его укусила? Может, ему что-то наговорили про Мариночку? Или жених дочери узнал, что она жила с Ваней? С ним, Борисом, вела себя как нетронутая, а оказалась не девочка, вот он и злится? Или на него повлияли ехидные замечания Виолетты и других злючек? “Тяжелый Борис, оказывается, человек, – размышляла теща, незаметно следя за зятем. – Я-то думала, старый муж будет мою доченьку на руках носить, пылинки с нее сдувать, а он обращается с ней, будто милость ей оказывает”.

Оба дня свадьбы Вера Дмитриевна приглядывалась к зятю и находила в нем все новые неприятные черты. С женщинами тот вел себя развязно, не скрывал, а даже нарочно подчеркивал, что когда-то они были любовниками, заигрывал то с одной молодой, то с другой, студенток тоже не оставил без внимания – улучив момент, зажимал в уголке и пытался потискать, говоря скабрезности. Все Маринины подружки дали ему отпор, но Борис не успокоился. Кухня рядом с мини-холлом, а жених, приводя туда очередную даму, даже не утруждался понизить голос, и Вере Дмитриевне, сновавшей между кухней и гостиной, было слышно все. Она только диву давалась – ведь зять совсем старый, на шесть лет старше своей тещи! – а все никак не уймется!

На второй вечер Вера Дмитриевна не раз спускалась вниз и, стоя сбоку от двери в “оздоровительный комплекс”, видела нескольких женщин, слышала разговоры. Неприятным открытием явилось то, что у Бориса есть внебрачный сын от Розы. Потом мимо кухни проскользнула еще одна гостья, имени которой Вера Дмитриевна не знала. Выждав некоторое время, она спустившись и увидела, что возле бассейна пусто, и догадалась, что Борис увел даму в сауну. Послушав под дверью, теща поняла, чем они там занимаются, Борис называл женщину Людой. Дверь сауны была заперта, а то бы Вера Дмитриевна не совладала с собой, ворвалась туда и отчитала бесстыдников. Поразмыслив, она решила, что нехорошо затевать скандал при гостях, и вернулась в кухню. Через некоторое время Люда на цыпочках прошла по коридору в сторону холла. Только было теща решила потребовать у зятя объяснений, у него опять оказалась посетительница – дочка соседей Ольга. Она кричала на Бориса, упрекала, дала ему пощечину, но он оттолкнул ее, девушка упала, а потом ушла, проклиная вероломного любовника и желая ему поскорее сдохнуть.

Чаша терпения уже переполнилась, и Вера Дмитриевна решила открыть глаза дочери на этого старого развратника, но Марина все не шла, видно, решила напоследок побыть с друзьями. Стакан с грейпфрутовым соком все еще стоял на столе, а Вера Дмитриевна занялась посудой, поглядывая на открытую дверь. Вскоре к бассейну прошел армянин, а минут через десять в кухню заглянула дочь и сказала, что отнесет мужу сок. Мать попросила ее зайти на обратном пути и прождала довольно долго. Не выдержав, она спустилась вниз и увидела страшную картину: ее обнаженная дочь стоит на коленях перед армянином, а Борис имеет его сзади. Первым ее побуждением было схватить что-нибудь тяжелое и со всей силы стукнуть обоих развратников, но она сдержалась – потом позору не оберешься, над Мариночкой все будут смеяться.

Несчастная мать вернулась на кухню, села на табурет и заплакала. Перед глазами стояло залитое слезами лицо униженной, опозоренной дочери, а она казнила себя: “Что я наделала! Ведь погубила свою бедную девочку! Как же она такое переживет?! Этот негодяй будет все время так над ней издеваться...”.

Потом по коридору пробежала Марина – мать не стала ее окликать, понимая, что дочь сейчас в смятении, – а минут через пять торопливо прошел армянин. Вера Дмитриевна решила высказать все зятю, спустилась по лестнице и увидела его голую спину, а напротив него стояла девушка с пистолетом в руках и что-то гневно говорила. Увидев оружие, Вера Дмитриевна испугалась и опять вернулась на кухню. Посидела, терзаясь тяжелыми мыслями, потом надумала снова пойти к бассейну.

Борис распластался в шезлонге, свесив руки, и крепко спал. Теща подошла к нему, некоторое время смотрела на порочное лицо зятя, с отвисшей нижней губой и струйкой слюны, сбегающей из угла рта, а потом вспомнила его слова: “Я тебя никому не отдам, Марина. Ты – моя”. Месяц назад Вера Дмитриевна думала, что это признание в любви, а теперь слова Бориса приобрели зловещий смысл. Он ведь и в самом деле не отпустит Марину – ее ласковая, нежная доченька нужна ему для разврата.

Вера Дмитриевна подошла поближе, покрепче ухватилась обеими руками за нижний край шезлонга, собрала все силы и столкнула вместе со спящим зятем в бассейн. Падая, Борис зацепил ногой легкий пластмассовый столик, тот опрокинулся, стоящие на нем бокалы упали на плиточный пол и разбились. Вера Дмитриевна машинально поставила столик в прежнее положение, с ненавистью пихнула ногой пустую бутылку из-под  столь любимого зятем “Божоле”, подобрала с пола стакан небьющегося стекла, вспомнила неоднократно слышанную высокопарную фразу Бориса: “Свежевыжатый грейпфрутовый сок – напиток американских президентов!” – и швырнула стакан следом за зятем, пожелав: “На том свете пей свой поганый сок, если он есть в аду, грязный развратник!”

Опер Вова влетел в кабинет приятеля, размахивая заключением экспертизы, и с порога завопил:

– Геныч, отбой! Закрывай дело! Наш жмурик сам окочурился – острая сердечно-сосудистая недостаточность. Уф! – Владимир приземлился на стул и похвастался: – Я предпринял колоссальные усилия ради того, чтобы простимулировать экспертов. Митрич, слава те Господи, опять развязал, так что пару пузырей принял с превеликой радостью, а за стаканом поведал по секрету про хобби молодого криминалюги. Угадай, чем этот ученый очкарик увлекается в свободное от потрошения трупов время?

– Бабочек коллекционирует, – ответил “крокодил Гена”, а приятель изумленно уставился на него:

– Откуда ты знаешь?

– Дедукция! – Геннадий тоже был не лишен тщеславия. Но, дабы не прививать другу комплекс неполноценности, пояснил: – А чем еще может увлекаться ученый очкарик, который целый день ковыряется с трупным материалом?! Пытается сохранить красоту, накалывая несчастных бабочек на бумагу – вроде как продляет жизнь одному из венцов творения природы, раз уж имеет дело с теми, чья жизнь закончилась.

– Ну ты гигант мысли... – восхищенно произнес опер Вова. – Философ!

– Станешь тут философом... – пробурчал “крокодил Гена”.

– А шо це такэ?

– Мадам Ивлеву допрашивал. Ну и штучка, скажу я тебе... Я и так знал, что бабы – стервы, но эта всех по стервозности за пояс заткнет. Ничуть не жалею, что с бабами завязал. Даже если бы и не завязал, пообщавшись с Ларисой Николаевной, точно стал бы импотентом и женоненавистником. И чего Мазуркевич так распиналась, расписывая ее?! “Изумрудные глаза, фантастически красива...” – передразнил он свидетельницу. – Ничего особенного, обычная зеленоглазая блондинка, а взгляд – как у змеи.

– Я только что встретил какую-то бабу  на лестнице, она шла с Наташкой Покровской. Не Ивлева ли?

– Она самая.

– Ну ты не прав, Геныч, – возразил опер Вова. – Я поначалу Наталью даже и не заметил, на ее спутницу вылупился. Бабец и в самом деле высший класс! Хороша чертовка! Высокомерная, правда, что да, то да. Мне, кстати, говорил один свидетель, что у нее прозвище Снежная Королева. Взгляд и впрямь такой, что заморозит. Но поверь мне, как большому спецу, в постели такие “снежные бабы” быстро тают и становятся о-очень горячими.

– Да брось! – отмахнулся “крокодил Гена”. – Я бы и под угрозой расстрела не стал с ней спать.

– А я бы согласился, если бы мне наоборот, пригрозили расстрелом, – мечтательно произнес женолюбитель. – Хар-ра-ша! Да только она мне не даст. А честно говоря, жаль, что я не ее полета птица. И что же тебе поведала та, которую ты счел королевой стервей?

– Да вообще ничего. Держалась так, будто сделала великое одолжение, придя на допрос.

– Теперь я уже не сомневаюсь, что именно Лариса-свет-Николаевна прикатила к Заграйскому около часу ночи, красивая и загадочная, в блестящем черном плаще, с пушкой, как подружка Джеймса Бонда.

– Белова же говорила, что на “мерсе” приехала девушка, а Ивлевой тридцать шесть.

– Поверь моей оперативной интуиции, Геныч, – это была она, – убежденно произнес Владимир. – Крутая телка! Уважа-аю! Ты говоришь – Ивлева стерва, а по моему разумению, стервец – наш терпила Заграйский. А Лариса его капитально пужнула, и вот он покойничек, господин следователь! Но мы с Тимычем в этом вопросе солидарны: что бы мадам Ивлева ни сотворила с Заграйским, – она все сделала по понятиям. Тем более вот. – Опер Вова ткнул в заключение экспертизы. – Дело закрыто, а тайна Ларисы Николаевны останется при ней. При случае я пожму ей руку. Или лучше поцелую. Ручку, – прибавил Владимир Шаповалов, имевший репутацию циника, но признающий, что некоторые дамы заслуживают галантного обхождения.

В субботу Ирина обзвонила членов “Клуба одиноких сердец” и предупредила, что будет дома только к вечеру. Обычно с пятницы по воскресенье подруги приходили к ней в любое время, но сейчас бессменная председательница клуба собиралась навестить в больнице мужа и провести у него почти весь день.

Посмотрев на уличный термометр, она отметила, что похолодало – бабье лето уже закончилось, – и сняла с вешалки плащ. И тут зазвонил телефон.

– Ирка! – услышала она радостный голос своего юного любовника. – А я только что с поезда, к предкам ездил в Таганрог, у меня племянник родился. На месяц раньше срока, но отличный пацан! Я хотел и тебя с собой взять, а твой телефон  молчал. Куда ты подевалась?

Ирина молчала, не зная, что ответить. Почему-то ей не хотелось говорить, что она жила несколько дней у бывшего мужа, а потом все свободное время проводила в больнице. Да и не нужны никакие объяснения. Сейчас она была очень рада, что Коля-младший позвонил, и поняла, что соскучилась по этому веселому парню. Хоть Ирина и говорила себе совсем недавно, что нужно забыть все происшедшее в доме Заграйского, но ведь ни уговорами, ни усилием воли не запретишь себе вспоминать, если приятно вспомнить...

– Я даже твоего адреса не знаю, а то бы прикатил, – продолжал Коля-младший. – В понедельник и вторник искал в институте Альку, но так и не встретил, а мне нужно было срочно сорваться. Два дня тебе названивал, не хотел без тебя уезжать, – с легкой обидой произнес он. – А мать прислала телеграмму: “Срочно приезжай”, – ну, я и рванул, думал, что-то случилось, а оказывается, я уже дядька! – В его голосе слышалась радость и гордость. – Я и от предков тебе звонил, хотел телеграмму отбить, да некуда без адреса. Где ты была-то?

– Уезжала, – соврала Ирина.

– Ирка, я страшно соскучился!

– Я тоже, – призналась она.

– Так я сейчас приеду! – обрадовался Коля.

– Приезжай, – сказала Ирина и продиктовала ему адрес.

Лайза сидела в кабинете Норы Гонтарь и, прихлебывая ароматный кофе, делилась планами на совместный модельный бизнес.

Раздался уверенный стук в дверь, через пару секунд дверь отворилась, и вошли Алла с Ларисой.

– Пламенный привет коллегам по цеху! – Верная боевая подруга только что узнала хорошие новости и пребывала в прекрасном расположении духа. – Вот, привела свою любимую подружку Лару, которая может стать украшением любого подиума. Прошу любить и жаловать.

На Ларисе был элегантный костюм, она выглядела деловой женщиной, но не узнать ее было невозможно. Рука модельерши дрогнула, кофе пролился на ее светло-бежевую юбку, но она не обратила на это внимания, не сводя взгляда с Аллиной спутницы.

– Лайза, а чего вы глядите на мою подружку, как на восставшую из гроба Лигейю? – удивленно вопросила Алла.

– Мы виделись, хоть и незнакомы, – пояснила Лариса, которую тоже удивил испуг Нориной гостьи. Она сразу узнала в ней даму, сидевшую напротив на свадебном торжестве, но недоумевала – почему ее появление ввергло гостью в такое волнение?

Сообразительная Алла быстро смекнула, в чем тут дело, села первой, кивком предложила подруге последовать ее примеру и велела:

– Давайте, Лайза, колитесь. Есть мнение, что именно вы настучали следователю Молчанову на мою подругу, и потому он так настойчиво выпытывал, почему она-де кривилась, танцуя с Заграйским, не держит ли на него зла, не поспособствовала ли тому, что он скоропостижно окочурился.

– Если бы я знала... – Лайза все еще выглядела растерянной. – Я понятия не имела, кто вы, Лариса, и была уверена, что вам ничто не грозит. Вы ведь уехали в первый день свадьбы и больше в особняке Заграйского не появлялись, а потому вне подозрения. А вот мне пришлось бы лихо, надумай Молчанов покопаться, как я провела тот злополучный вечер. Потому я и отвлекала его внимание, усиленно наводя подозрение на явно непричастные к смерти Заграйского кандидатуры и подсовывая ложный след.

Зазвонил Аллин мобильник. Она сделала знак Лайзе, чтобы та прервала свою исповедь, и ответила:

– Я!

– Алла Дмитриевна, это Марина. Мне очень нужно с вами посоветоваться.

– Я буду занята до пяти, давай встретимся в шесть часов. – Алла назвала адрес кафе неподалеку от клиники профессора Ермакова.

Убрав телефон, верная боевая подруга произнесла уже другим тоном, без капли тепла в голосе:

– Продолжайте.

– Поверьте, Лариса, я была твердо уверена, что вас даже не будут допрашивать. – Лайза прижала руки к груди, умоляюще глядя на Лару.

– Давайте без лирики, – поморщилась Алла. – Излагайте суть, ваши оправдания к делу не пришьешь.

Сейчас ей нужно было понять – правдива ли новая знакомая, или у нее имеется какая-то корысть. Верная боевая подруга принимала в свой круг лишь тех людей, которым доверяла на все сто. Лайза первой заговорила с ними, когда они появились в курительной, явно хотела подружиться, заручилась их согласием начать совместный бизнес, и уже тут как тут – сидит в Норином кабинете, как своя, хотя они едва знакомы. Понятное дело, этой модельерше выгодно сотрудничество с деловыми дамами, у которых есть средства, помещение и связи. Однако лицемерный, корыстный человек, а тем более, подставивший ее подругу, пусть и невольно, не имел шансов войти в круг близких людей Аллы Королевой.

Лайза, обладавшая хорошей интуицией, сразу почувствовала перемену отношения Аллы и поняла причину.

Лиза Мазуркевич не была святой – ведь почти два десятка лет крутилась в модельном бизнесе, среди людей определенной категории, далеко не альтруистов и бессребреников. “Живя среди грешников, трудно остаться девственницей”, – любила повторять она. Но, в ее понимании, нельзя делить людей на хороших и плохих, в каждом из нас есть определенная доля доброго и злого, человек ведет себя в разных ситуациях по-разному, в зависимости от многих факторов. Лайза старалась не делать другим людям гадостей, хотя сама наелась их немало. Огрызаться приходилось, это да. Бороться за место под солнцем – тоже. А как же! В модельном бизнесе христосики и ангелочки не выживут. И все же Лайза не могла однозначно назвать себя подлой. Она не завистлива, не коварна, не жестока, и даже не интриганка, как многие в ее кругу. После смерти Эдика, самого любимого из троих ее мужей, Лайза осталась один на один с враждебным кланом, вознамерившимся отнять у нее все, чему отдана половина ее жизни. Обидно же! Да и не такой она человек, чтобы уступить без боя. В этой борьбе, на ее взгляд, все средства хороши. Кто ж защитит интересы женщины, если рядом с нею нет достойного мужчины! Только она сама.

Сейчас Лайза решила рассказать всю правду. К этим женщинам она сразу прониклась доверием и симпатией, и ей хотелось остаться с ними в приятельских отношениях.

– Я пришла на свадьбу с намерением убедить Бориса вложиться в мой бизнес. Был шанс, что он согласится добровольно, но очень небольшой, поэтому я предполагала, что придется использовать шантаж. С тех документов, которые просила у него Виолетта Зорич, я давно, еще во времена нашего с ним романа, сняла копии. Борис считал меня полнейшей дурой, называл “козой” – моя девичья фамилия Козелькова, – и ничуть не опасался. Я сопровождала его на светские рауты – в то время я была манекенщицей, и он гордился, что у него такая красивая спутница, – слышала все кулуарные разговоры и поняла, что они занимаются стремным делом. Переснять документы, когда он спал или принимал душ, для меня не составило труда, фотограф нашего Дома моделей обучил меня всем премудростям. На официальных бумагах нет подписи Заграйского, но у меня есть другие, написанные им собственноручно. Не буду вдаваться в детали, но смею вас уверить: если бы я показала все, что у меня есть, людям, которые вложились в фирму “Медицина и гуманизм”, Борис бы и дня не прожил. Мне нужно было улучить удобный момент, чтобы остаться с ним наедине и показать ему бумаги. Я несколько раз к нему подходила, просила уделить мне полчаса, а Борис пренебрежительно отмахивался. Документы я оставила в своей машине, потом перенесла в свою комнату – там три толстых папки, не таскать же мне их с собой! Я решила, что непременно дождусь своего часа. Договорилась с двумя студентами, Сашей и Федей, поиграть на бильярде – чтобы быть поближе к бассейну и не пропустить момент, когда Борис останется один. Но к нему постоянно кто-то шастал!

– И вы видели всех участников? – спросила Алла. Она уже оттаяла – интуитивно чувствовала, что Лайза не врет.

– Думаю, что всех или почти всех.

– Нам известна картина происшедшего. Быть может, вы добавите деталей, но в целом мозаика сложилась. Полагаю, это вы вытащили сомлевшего Бориса из сауны?

– Я. Обрадовалась, что он наконец-то один, потом смотрю – спит. Я его потормошила, а Борис не реагирует. Ну, я решила, что ему стало плохо – в сауне жарко, – доволокла его до бассейна, поплескала на него водой, и он очнулся. Вроде бы стал адекватен, фокус держит, контакту доступен. Я оповестила его, что в моем распоряжении есть бумаги, которые его очень заинтересуют, и отправилась за документами. Бильярдисты к тому времени уже закончили играть и ушли, а преферансисты еще сидели в холле. Мне не хотелось, чтобы меня увидели – зачем мне кривотолки! – да и теща Заграйского на всех женщин волком смотрела, вот я и старалась прошмыгнуть незамеченной. Поднялась в свою комнату, а дверь заперта – я сама ее закрыла, боясь, как бы кто не забрел да не полюбопытствовал, что это за папки, а ключ – в портфеле, который я оставила в машине, с собой у меня была только маленькая сумочка. Снова идти тем же путем я не рискнула и спустилась в сад по лестнице веранды. Пока отыскала в переулке свой автомобиль, пока сходила в свою комнату за документами, прошло некоторое время. Из дому я снова вышла через веранду, а в подвал проникла через боковую дверь, и из коридора услышала мужские голоса. Я спряталась в бильярдной, но время от времени выглядывала. Борис развлекался групповухой с молодой женой и мужчиной – это как раз в его стиле. Потом явилась какая-то женщина и заставила их прекратить.

– Моя подружка отличилась, – кивнула Алла на Ларису.

– Вы? – изумилась Лайза. – Правда, я видела вас только со спины, но мне и в голову не пришло... Хотя мое предположение, что аристократичные особы способны на решительные действия, – оказалось верным.

– Были бы проблемы, а решения найдутся, – хмыкнула верная боевая подруга.

– Я слышала, как уехала машина, подождала минут десять, потом пошла к бассейну. И поняла, что опоздала. Испугалась, что подумают на меня, – ведь кто-то мог видеть, как я спускалась в подвал, выходила к своей машине и снова возвращалась, пользовалась то боковым входом, то верандой и шла крадучись, как явная злоумышленница, – не трудно догадаться, что у меня был тайный умысел. Я пряталась в бильярдной, а некто, выжидая возможности пообщаться с Заграйским наедине, мог затаиться в соседней с ней комнате или за дверью второго входа в “оздоровительный комплекс” и заметил бы, как я постоянно мелькаю. Подслушав, о чем  я говорила Борису,  любой сообразил бы, что имеет место шантаж. Как доказать, что я невиновна в гибели Бориса Заграйского?! Я не могла рассказать следователю про таинственную незнакомку с пистолетом – он бы мне не поверил, это выглядело слишком фантастично. Да и вообще я не хотела говорить, что была ночью в подвальном помещении, но ребята-бильярдисты проболтались. Пришлось признаться, что подслушала разговор Бориса с Виолеттой, но ей это ничем не грозило – после нее с Заграйским общались многие люди. Вот я и попыталась обезопаситься: акцентировала внимание Молчанова на аристократичной даме, будучи уверена, что ей это ничем не повредит. Простите меня, Лариса!

Лайза выглядела расстроенной и на самом деле была расстроена, и Алла смягчилась:

– Да ладно, не винитесь. Мои подруги-”самаритянки”, освоившие профессию частных сыщиц, пообщались со многими фигурантками по этому делу. Мы на их стороне и были готовы помочь каждой, кто в этом нуждается, а потому дамы отнеслись с доверием. В итоге выяснилось, что немало женщин, которых Борис крепко обидел, от всей души желали ему скорой, но мучительной смерти. Неважно, кто именно поставил последнюю точку. Цепочка их действий закономерна и получила логическое завершение, когда Борис оказался на дне бассейна. Так что поучаствовали все. Однажды я назвала человека, получившего девять граммов свинца[77]77
  Диля Еникеева. “Мы одной крови!”


[Закрыть], королем мерзавцев; три женщины, и я в том числе, пошли и плюнули на его могилу. Даже хотели памятник ему поставить – в виде заплеванной плиты. Но Борис Заграйский его переплюнул, – скаламбурила верная боевая подруга, – ровно вдвое больше дам предприняли действия, дабы избавить мир от этого подонка, поэтому малопочетный титул короля мерзавцев теперь переходит к нему. Да и по части плевков на своей могиле он опередил своего предшественника. Полагаю, этот символический жест осуществят не только шестеро участниц ночных событий, но еще как минимум, два-три десятка особ прекрасного пола. А за свою судьбу ни им, ни вам, Лайза, уже не стоит тревожиться. Вчера эксперты наконец дали заключение: “Острая сердечно-сосудистая недостаточность”. Все, что вы сейчас поведали, имеет лишь историческое значение. Мне было важно выяснить, правдивы ли вы, наш ли человек. Вижу, что наш. Могу предложить стать членом нашей команды – с испытательным сроком.