Текст книги "Женщина не прощает"

Автор книги: Диля Еникеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Так, Люлюшка, я все поняла. Сейчас мне надо бежать лечиться, а во второй половине дня я заеду в офис “Самаритянина”. Сможешь туда приехать?

– Конечно. Честно говоря, Ал, на душе полный мрак.

– А как супруг госпожи Вальцовой относился к Заграйскому? – спросил Молчанов.

– Насколько я знаю, у них не было деловых отношений, – ответила Екатерина Самойловна. – Анатолий в преферанс не играет, предпочитает шахматы, так что в доме Бориса бывал не часто.

– А жена?

– Полина и того реже.

– Откуда вам известно о том, что она была любовницей Заграйского?

– От него самого. Полина никогда бы мне об этом не сказала – она дама скрытная, самолюбивая. Да и кому хочется делиться тем, как тебя унизили?!

– А Заграйский так сильно ее обидел?

– Подробностей не знаю, но бахвалился он весьма красноречиво, из этого можно было сделать вывод, что для него не составляет труда соблазнить любую женщину.

– Госпожа Вальцова, видать, крепкий орешек?

– Она любит Анатолия и верна ему.

– Ее интрижка с Заграйским случилась до брака?

– Точно не знаю. У меня сложилось впечатление, что Борис не отстал от нее и после замужества. Может быть, Полина и уступила, потому Борис и хвастал, что способен завоевать любую крепость.

– Надо полагать, господин Вальцов об этом не подозревает?

– Разумеется.

“Вот и мотив, – порадовался Молчанов. –  Причем, у обоих супругов Вальцовых”.

– Вы знакомы с другими бывшими любовницами Заграйского?

– Виолетта Зорич тоже всем хвасталась, что два десятка лет назад крутила с ним амуры.

– Может быть, это плод ее фантазии? – спровоцировал Екатерину Самойловну следователь.

– Не думаю. Виола рассказывала все в подробностях. С ее слов, Борис был от нее без ума.

– Отчего же не женился?

– Полагаю, Виолетта и раньше была стервозной, вдобавок, явной охотницей за обеспеченным мужем. Борис быстро ее раскусил. К тому же, Виола, хоть и врет, будто раньше была красоткой, даже в молодости отличалась полнотой. Она показывала мне свои фотографии – настоящая пышка, а Борису всегда нравились стройные женщины.

“А откуда вам это известно, любезная Екатерина Самойловна?” – мысленно спросил Геннадий Павлович, уже не сомневаясь, что собеседница имела гораздо более близкие отношения с Заграйским, чем хочет это показать. Соответственно, и мотив у нее есть.

– Алка, ну чё ты опять встреваешь?! – попытался отговорить начальницу верный оруженосец.

– Толян, Люлю говорит, что ее сын в беде. Как же я могу отказать ей в помощи?!

– Дак пускай сама сынка выручает. Те-то чё?

– Она моя сокурсница и подруга.

– У тя этих подруг до едрени фени! И всем чё-то надо!

– Ну, мне же не трудно.

– Ни фига се! Только две недели как из больницы вышла, и те не трудно! Еле ходишь, наклоняться не можешь, лечиться те надо, вон Жека говорил, шов у тя разошелся, кажин день перевязки надо делать. У этой Люлю совесть есть?

– Когда ребенок попал в трудную ситуацию, мать думает только о нем.

– Да пошла она на хрен! – рассердился Толик. – Много твоя Люлю помогала, када ты в больнице валялася?! Сколь раз пришла? Два? А ты теперь бегай за ее сынка, так?

– Ну, не ворчи, мой верный оруженосец, – примирительно сказала Алла. – Я ведь так и так влезла в дело с утоплением господина Заграйского. Меня, Нору, Регину и Ирину допрашивали и еще будут вызывать. Пусть мои сыщицы-”самаритянки” проведут расследование и найдут истинного виновника, если таковой существует. А если выяснится, что Борис утоп сам из-за сердечного приступа, мы все вздохнем с облегчением.

– А как госпожа Зорич относилась к Заграйскому? – продолжал допрос Молчанов.

– Постоянно крутилась в его доме и делала вид, будто они приятельствуют.

– А на самом деле?

– Ее муж Юрий – большой любитель преферанса и часто играл с Борисом. А Виола приглядывала за супругом.

– Что – он частенько практиковал адюльтер?

– Виолетта очень подозрительная. Хоть она и весьма высокого мнения о себе, но как и все раскормленные особы, подспудно осознает, что давно уже не привлекательна для мужа. У Юрия уже пару лет есть любовница, об этом все знают. Полагаю, это известно и Виоле, вот она и следит за мужем.

– Как же супругу удавалось ускользнуть от ее бдительного ока?

– Будто это так уж трудно, – рассмеялась Екатерина Самойловна. – Юрий имел возможность сказать, что занят по работе, а сам по пути завернуть к своей Любаше – она живет неподалеку.

– Расскажите о втором дне свадьбы.

– Да нечего рассказывать, – пожала плечами свидетельница. – Мы с мужем зашли утром, немного посидели, потом Василий остался, а я ушла домой. В тот день дочка приехала, мне хотелось побыть с ней.

– Она живет не с вами?

– Нет, у Оли своя квартира.

– Ваша дочь знакома с Заграйским?

– Знакома, – неохотно ответила Екатерина Самойловна, и было ясно, что от обсуждения этой темы она предпочла бы уклониться.

– Ольга заходила поздравить молодых?

– Нет.

– Отчего же? Сосед женился... – Молчанов выжидательно смотрел на собеседницу, подметив, что ее лицо стало хмурым, она отводит взгляд и сразу стала немногословной.

– У них были не настолько близкие отношения с Борисом.

– Ольга замужем?

– Нет.

– Сколько ей лет?

– Двадцать.

– Да, большая разница в возрасте... – бросил еще одну провокационную фразу Геннадий Павлович.

Ермолаева никак не отреагировала, продолжая разглядывать свою сумочку, лежащую у нее на коленях.

– Ваш супруг сказал на первом допросе, что на следующий день вы уехали с дочерью по делам.

– Да, Оля затеяла ремонт, мы хотели кое-что купить для ее квартиры.

– В воскресенье?

Свидетельница растерялась, а Молчанов понял – они ездили не за покупками. Почему-то им обеим нужно было срочно покинуть дом до прибытия следственной бригады.

– Ну... Некоторые магазины работают и по воскресеньям, – неуверенно произнесла Екатерина Самойловна.

– А в каких вы побывали?

– Я уже не помню. Мы отправились на Олиной машине, дочка сама выбирала, куда заехать.

– Что-нибудь приобрели? – невинным тоном поинтересовался Геннадий Павлович.

– Нет, нам ничего не понравилось. – Голос свидетельницы уже окреп, она выглядела поуверенней.

– А что именно намеревались купить?

Екатерина Самойловна опять смутилась и отвела взгляд, пытаясь на ходу сообразить, как ответить.

– Оля собиралась полностью обновить кухню, а туда много чего нужно, – наконец нашлась она.

– Неужели вам ничего не приглянулось? Сейчас такой большой выбор...

– Дочка сама решала, это же ее квартира.

– А вы поехали просто за компанию?

– Меня больше интересовало, как идет ремонт, – выкрутилась свидетельница.

– Подскажите адрес вашей дочери, – попросил Молчанов.

– Зачем вам это? – вскинулась мать, защищая собственное дитя. – Оля тут совершенно ни при чем! Она почти не знала Бориса!

– Не волнуйтесь так, Екатерина Самойловна, – увещевающим тоном произнес следователь. – Обычная формальность. Всего лишь зададим вашей дочери несколько вопросов.

– Но зачем ее зря беспокоить?! – кипятилась рассерженная свидетельница, не желая подвергать свою дочь опасности. – Я уже сказала все, что знала!

– И Ольга тоже расскажет все, что ей известно, вот и все.

– Она ничего не знает!

– О чем вы, Екатерина Самойловна?

– Я имела в виду, что Оля даже не заходила к Борису, – сразу сникла свидетельница, поняв, что своим явным сопротивлением лишь ухудшила ситуацию.

– Но ведь в ночь, когда утонул Заграйский, Ольга ночевала в вашем доме.

– Ну и что?! – снова вскинулась Екатерина Самойловна.

– Она могла что-то услышать или увидеть. К примеру, выглянула в окно и заметила, что по двору кто-то идет.

– Оля в то время уже спала.

– Откуда вам это известно?

Свидетельница опять смешалась и замолчала, а после паузы сказала первое, что пришло в голову:

– Я к ней заходила.

– После одиннадцати? – уточнил  коварный “крокодил Гена”.

Ермолаева еще больше растерялась, не зная, что ответить. Потом вдруг вспомнила и обрадовалась:

– Накануне во дворе Бориса кто-то кричал. Девичий голос: “А-а-а!” – будто девушка сильно напугана и не в силах произнести что-то членораздельное. Я проснулась и услышала слово: “Труп!” – потом какие-то голоса, через некоторое время все стихло.

– Так-так-так, – заинтересовался следователь. – И кто же кричал?

– На следующий день муж сказал, что мне это почудилось, лично он ничего не слышал.

– А вы как думаете?

– Крики точно были. – Голос Екатерины Самойловну уже окреп, да и сама она выглядела уверенней, чем несколько минут назад, успокоившись, что опасную тему миновали. – Василий спит очень крепко. Даже если я над его ухом позову на помощь, – и то не проснется. Он говорил, что разрешил пользоваться нашей баней друзьям невесты, видимо, это они так развлекались.

“Надо бы уточнить, какой труп имела в виду девушка, бегающая по ночам”, – решил следователь.

– Мы немного отклонились от темы, – напомнил он. – Вы говорили, что заглянули в комнату дочери...

– Ну да. Предыдущей ночью я испугалась, вот и решила проверить, все ли с Олей в порядке.

“Врет, – подумал “крокодил Гена”. – И очень неумело врет”.

– А что могло случиться с вашей дочерью? Разве она впервые ночует у вас?

– Оля часто приезжает к нам, но в тот день в соседнем доме было много пьяных парней. Мало ли...

– Разве студенты ломились к вам?

Геннадий Павлович уже ничуть не сомневался, что дело нечисто, и задавал вопросы лишь для того, чтобы свидетельница еще о чем-то обмолвилась. Судя по всему, она и не предполагала, что всплывет присутствие ее дочери в ночь гибели Заграйского, и не подготовилась заранее к возможным вопросам на эту тему. До этого “не любящая сплетен” Екатерина Самойловна охотно вывалила всю подноготную соседей и держалась непринужденно, а тут явно стушевалась.

– Никто к нам не ломился! – раздраженно отмахнулась собеседница, а следователь пока не понял причины ее недовольства. – Но я ощущала беспокойство, раз накануне кто-то бегал по нашему двору и кричал о трупе. Вот и заглянула к Оленьке.

– Однако во вторую ночь уже никаких тревожащих событий на улице не случилось, драматические события происходили возле бассейна. Отчего же вам вздумалось проверить, спит ли Ольга?

– Да что вы пристали к моей дочери?! – вспылила Екатерина Самойловна, а “крокодил Гена” решил, что поручит оперативникам немедленно допросить Ольгу Ермолаеву.

После ухода Екатерины Самойловны следователь раздумывал, кого бы из свидетелей вызвать следующим. В кабинет заглянул опер Вова и оповестил, что у него есть новости.

– Давай обсудим все вечером, – предложил “крокодил Гена”. – Тут появились несколько интересных фигур, разузнай-ка о них поподробнее.

Дав новые задания оперативнику, Молчанов пригласил в кабинет Полину Вальцову.

– Полина Аркадьевна, расскажите о свадьбе Заграйского и о нем самом все, что вам известно.

– Я уже ответила на все вопросы, – сухо обронила собеседница. – Больше мне добавить нечего.

– У следственной бригады было мало времени и много работы, – доброжелательным тоном пояснил Геннадий Павлович. – Им пришлось опросить десятки свидетелей, в детали они не вникали, а в этом сложном деле важна каждая мелочь.

– Ну спрашивайте, – без особого воодушевления согласилась Полина.

– Вам известен кто-либо, желавший смерти Заграйскому?

– Нет.

– На ваш взгляд, он был порядочным человеком?

– Понятия не имею. Мы всего лишь соседи.

– Жильцы одного подъезда подчас ничего не знают о тех, кто живет этажом ниже или даже через стенку. Но владельцы собственных домов зачастую близко знакомы друг с другом, вместе проводят досуг, у всех есть сад, это тоже позволяет иметь общие интересы и тему для разговоров. У вас есть сад?

– Есть, но я не обсуждала с Борисом, как прививать розы.

– А любите этим заниматься?

– Люблю. У меня около ста сортов роз, но Борис никогда не занимался садом. У него была садовница.

– А вы не ходили друг к другу в гости?

– Нет.

Ответ свидетельницы показался следователю слишком торопливым. Могла бы высказаться индифферентным тоном – ведь на свадьбу-то Полина пришла.

– Ваш супруг бывал в доме Заграйского?

– Нет. Анатолий предпочитает преферансу теннис и шахматы. Все свободное время он проводит за шахматной доской или на корте – это неподалеку от нашего дома.

– А вы как проводите досуг?

– Играю с мужем. У меня первый разряд по шахматам, а теннису меня обучал Толя.

– Первый разряд! – с уважением произнес Молчанов.

– Вы полагаете, кроме Ноны Гаприндашвили[62]62
  Гаприндашвили Нона – многократная чемпионка мира по шахматам.


[Закрыть], никто из женщин не способен освоить шахматы? – язвительно произнесла Полина.

– Нет-нет, я как раз наоборот, выказал восхищение, поскольку по своему статусу всего лишь любитель, да и то слабенький. Предложить партию перворазряднице, разумеется, не рискну – опозорюсь.

Геннадий Павлович попытался смягчить ее и лестной фразой, и улыбкой, и выражением лица, но Вальцова по-прежнему выглядела настороженной. Ссылаться на слова Екатерины Самойловны ему не хотелось – и так ясно, что Полина будет все отрицать.

– А почему вы приняли приглашение Заграйского? – бросил он пробный камешек.

– А почему бы мне его не принять? – отпарировала свидетельница. – Мы соседи, у человека важное событие, вот и пришли его поздравить.

– Раньше, до того, как поселились в этом доме, вы встречались с Заграйским?

– Нет.

И опять ее ответ показался следователю слишком поспешным, будто она заранее подготовилась все отрицать. Тем более, что он был уверен, – Екатерина Самойловна не выдумала интрижку Вальцовой с Заграйским. И, скорее всего, отношения продолжались и после замужества Полины, но ей очень не хочется, чтобы об этом узнал супруг. Недаром она подчеркнула, что у них с мужем общие интересы, – мол, я верная жена, все, что меня интересует, связано с моим любимым мужем.

Молчанов был уверен, что в этом аспекте расспрашивать Вальцову бессмысленно. И так понятно, что у нее есть мотив. Если Заграйский поведал соседке, с которой якобы не поддерживает доверительных отношений, о прошлой связи с Полиной, то у последней есть основания опасаться, что бывший любовник может распустить язык и при разговоре с другим человеком.

“Заграйский мог бы сделать это и раньше, – задумался следователь, записывая показания и дав свидетельнице небольшую передышку. – Если бы он был опасен Полине, она имела возможность заткнуть ему рот. Зачем проделывать все на свадьбе? Или именно в этом все дело? Быть может, женившись на молоденькой, Заграйский решил насолить бывшим любовницам? Или загордился, став мужем восемнадцатилетней, и выказал неблаговидные намерения в отношении брошенных им женщин именно на торжестве? Неплохая версия...”

– Какие-нибудь эксцессы при вас произошли?

– Никаких, за исключением того, что Борис периодически уединялся с дамами.

– Уединялся? – переспросил “крокодил Гена”, мысленно отметив: “Это что-то новенькое. На первом допросе никто из свидетелей об этом не упоминал”. Однако ничего удивительного нет – на подробные расспросы у дежурной следственный группы не было времени.

– Я не совсем точно выразилась, – поправилась Полина. – Борис отходил подальше то с одной женщиной, то с другой, и они некоторое время беседовали.

– На повышенных тонах? – кинул он еще один еще один камешек.

– Я за ним не следила, – отрезала собеседница.

– Однако то, что Заграйский отходил с дамами, вы отметили, – напомнил “крокодил Гена”, не потрудившись скрыть некоторую ехидцу в голосе.

– Просто это выглядело... – свидетельница запнулась, подбирая слова, – несколько нарочитым. Да, пожалуй, так. Потому и бросилось в глаза. Борис как бы демонстрировал особые отношения со многими дамами. Обычно на свадьбе жених почти все время проводит рядом с новобрачной, с ней же и танцует, а Борис даже на первый танец пригласил не жену, а очень красивую блондинку. Когда музыка закончилась, он ее не отпускал, хотя было видно, что разговор ей неприятен. Она хмурилась и смотрела на него с отвращением. Видно, Борис сказал ей что-то гадкое.

“Кажется, я попал в точку, – отметил Молчанов. – Видно, Заграйский решил уесть своих бывших пассий”.

– А что за блондинка?

– Я ее не знаю. Она пришла с немолодым мужчиной, когда торжество было в разгаре.

– И в присутствии спутника дамы Заграйский решился на неприятный разговор, возможно, с оскорбительными намеками, раз гостья негодовала?

– О чем они говорили, я не слышала. Да и не имела такого намерения.

– А почему вы за ними наблюдали?

– Я за ними не наблюдала! – вспылила Полина, а следователь порадовался – наконец-то удалось ее раскачать, теперь допрос пойдет поактивнее.

– Однако никто из гостей не упомянул об этом, только вы, – продолжал провоцировать ее Молчанов.

–  В тот момент Борис с партнершей были единственными на площадке, после танца они отошли в дальний угол и еще некоторое время разговаривали, хотя музыканты заиграли новую мелодию. Вот я и обратила на них внимание. Видимо, даме уже расхотелось танцевать с Борисом, потому она удалилась на расстояние, чтобы ее не слышали другие гости, и высказала все, что о нем думает.

– Даже так?

– Я поняла, что женщина говорит без обиняков, – ее лицо исказилось презрением и даже омерзением, она смотрела на Бориса с гадливостью и говорила короткими, резкими фразами.

– Так-так-так... – Геннадий Павлович побарабанил пальцами по столу, но, увидев, что собеседница невольно поморщилась, тут же прекратил, отметив про себя: “А ведь Вальцова очень нервничает. Сдерживается изо всех сил, но даже легкие звуки ее раздражают”. – Кто-нибудь из гостей знает, кто эта блондинка?

– Понятия не имею. Спросите их.

– Спросим, непременно спросим, – заверил Молчанов. – Она была на торжестве все три дня?

– После ресторана гости перешли в особняк Бориса, блондинка вместе со спутником тоже. А потом они уехали.

– В котором часу?

– Около полуночи.

– А на следующий день приезжали?

– Я ее не видела. После обеда мы с мужем ушли.

“А поздно вечером вы, Полина Аркадьевна, или ваш супруг, вполне возможно, навестили соседа”, – мысленно продолжил “крокодил Гена”.

Следующей собеседницей Молчанова стала еще одна соседка, Валентина Михайловна Белова. С первого взгляда следователь понял, что на бывшую любовницу Заграйского она не тянет, – старовата, да и простовата. Беловой было пятьдесят девять, и выглядела она так, что Геннадий Павлович удивился – как эта женщина затесалась в поселок, в котором обосновались состоятельные господа? Но словоохотливая Валентина Михайловна уже с первых минут допроса прояснила ситуацию:

– Этот дом нам с Мишей, моим мужем, отстроил сын. Павлуша свое дело имеет, вот и говорит: “Поживите, мама с папой, на старости лет, как люди”. Павлик дружил с покойным Борей...

Тут на глазах свидетельницы выступили слезы, и Молчанов ничуть не усомнился, что она искренне горюет о погибшем. Достав из сумочки носовой платок, Валентина Михайловна вытерла глаза, тяжело вздохнула и продолжала:

– Боря помог Павлуше приобрести участок, спасибо ему большое и царствие небесное. Место очень хорошее – вроде бы мы в Москве и при этом в своем доме. А мы с Михаилом любим в земле копаться, раньше у нас были шесть соток, но с теперешним садом не сравнить. А Борю я сразу полюбила. И он ко мне очень хорошо относился... – Свидетельница опять прослезилась. – Мишу моего тоже очень уважал. А я как испеку пироги, Боре несу. Он, может, и не больно их любил, но всегда уважит, съест кусок и нахваливает. Я и по дому ему помогала, домработницы у него долго не задерживались, да и убирают плохо, раз-раз шваброй, и готово. А там четыре этажа, комнат – не сосчитать, ванны, туалеты, коридоры. Боря всегда отказывался, да мне ведь не трудно, я целый день дома. Миша мой уже второй год не ходит – ноги у него отказали, – днем дремлет, а ночью уснуть не может. Павлуша его разным врачам показывал, да что они могут?! Говорят, операцию надо, а Мише уже скоро семьдесят, боязно. Характером-то он хороший, смирный, я вывезу его на кресле в сад, он и спит под яблонями, а сама к Боре иду, если он дома. На свадьбе тоже хотела помочь, пирогов напекла, торт свой фирменный, из грецких орехов, но больно у Бореньки теща лютая. “Ничего, – говорит, – не надо, у нас все есть”. Видали? Чё у ней есть-то? Сама с дочкой пришла на все готовое, дрань-голодрань, а уже хозяйкой себя ведет. Ну, я не стала Боре ничего говорить, зачем мне их ссорить?! Сам выбрал жену, думал, наверное, она детишек ему нарожает...

Валентина Михайловна опять всплакнула, горюя, что соседа лишили простого семейного счастья. Дождавшись, пока она успокоится, следователь спросил:

– А ваш сын был на свадьбе?

– Нет, Павлик с женой отдыхать уехали. На эти... как их... Острова какие-то, не выговорить.

– Давно? – невинным тоном поинтересовался Молчанов. Мало ли, вдруг любвеобильный Заграйский положил глаз на супругу Павла?

– 29 августа. У них свадебное путешествие, на месяц улетели.

– А вы были в числе гостей Заграйского?

Геннадий Павлович уже не сомневался, что ни чета Беловых, ни их сын с невесткой не причастны к гибели бизнесмена, но, может быть, женщина что-то видела, слышала?

– А как же! – Валентина Михайловна посмотрела на следователя с упреком. – Боренька и Мишу приглашал, да мой дед стеснялся сидеть среди гостей в инвалидном кресле. Да и спит он уже в это время. Я ему порошок дам, и Миша дремлет. А потом просыпается – в туалет ему надо, с мочевым пузырем тоже беда. Поэтому я в ресторане часок посидела, а после домой сбегала, поглядела, как там мой Миша. А когда гости пришли в Борин дом, я тоже туда заглянула, муж как раз опять заснул. Ну, там уже было не до меня, и я не стала мешать. Утром зашла, думаю, может помочь надо, а Борина теща меня в кухню не пустила, говорит, вчера всю посуду помыли. Бореньку я не видела, он обычно поздно ложится, думаю, пусть поспит, все ж свадьба, жена молодая... – Свидетельница снова утерла глаза платком и, вздохнув, пригорюнилась.

– При вас никаких неприятных разговоров Борис не вел?

– Нет, я не слышала. Да чего ж ему на своей свадьбе ссориться-то?!

– Ну, по-разному бывает. Иногда и драки случаются.

– Это если перепьются. А у Бори все знакомые приличные люди. Вот только молодежь пила сильно. Если кто и скандалил – только эти ребята.

– А они скандалили?

– При мне – нет. А когда я ушла – кто их знает?!

– Значит, ничего особенного вы не заметили? – спросил Молчанов, собираясь завершить допрос.

– Какая-то девушка к Боре приезжала...

– Какая девушка? – тут же ухватился следователь.

– Я ее раньше не видала. Может, знакомая его. – Валентина Михайловна замялась, уже сожалея, что нечаянно проболталась.

– Стало быть, на свадьбе этой девушки не было?

– Нет, – покачала головой свидетельница и попросила: – Вы уж не пишите про это, ладно? Зачем сейчас-то ворошить... Помер Боренька... – Она опять поднесла мокрый платок к глазам.

– Я не буду ничего записывать, – заверил Молчанов, очень заинтересовавшись. – Опишите ее, пожалуйста.

– Да зачем? – вяло сопротивлялась Валентина Михайловна.

– А вдруг именно она виновна в смерти Бориса Заграйского?

– Да что вы такое говорите?! – испугалась свидетельница. – Приличная девушка, на хорошей машине приехала.

– Расскажите поподробнее, Валентина Михайловна, – попросил следователь, поняв, что нечаянно напал на след. И пообещал: – Все останется между нами. – Разумеется, он не собирался держать свое слово, но сейчас ему нужно было разговорить свидетельницу.

– Ну, я вернулась домой, гляжу, а в наш замок на воротах спичек натолкали – ребятишки иногда озорничают. Уже третий замок испортили, а запасного не было. Ворота не заперты, а во дворе у нас газонокосилка и много всякого добра. Мой Миша как раз проснулся, я ему судно дала, потом слышу – машина по переулку едет. Кто, думаю, так поздно? От Бориного дома многие отъезжали, а эта машина ехала как раз туда. И вдруг остановилась напротив наших ворот. Я испугалась, что у нас что-нибудь стащат, тихонько вышла из дому, хотела шугануть, а в машине уже нет никого. На всякий случай я номер списала, думала, если что пропадет, скажу Боре с Павлушей. Потом оборачиваюсь, а в Борины ворота как раз входит девушка. Красивая такая, волосы длинные, светлые. Ну, я и успокоилась – зачем ей наша газонокосилка?! Она, видать, к Бореньке приехала.

– Ночью?

– Боря раньше часу ночи никогда не ложился. Да и гости еще вовсю гуляли, свет во многих окнах горел. У него дом высокий, издаля видать, да и фонарей много. Может, девушка не смогла прийти на свадьбу, а потом надумала поздравить... – не очень уверенно произнесла свидетельница.

– Во сколько это было?

– Полпервого или в час, точно не знаю, на часы не глядела.

– А номер той машины у вас, случаем, не сохранился?

– Я ту бумажку в карман плаща сунула, а после позабыла про нее. Сейчас погляжу, может, цела.

Валентина Михайловна отошла к вешалке, на которой висел ее древний, давно потерявший первоначальный цвет плащ, порылась в карманах и извлекла целый ворох мелких вещей: ключи на веревочках и без, катушку ниток, моток бечевки, тряпки разной степени загрязненности, вырезки из газет, множество скомканных бумажек и прочий хлам. В общем, Плюшкин в женском варианте – зачем-то копит кучу ненужных предметов. “Потому она так тряслась над своей газонокосилкой и прочим инвентарем”, – подумал “крокодил Гена”, пока Белова копалась в своем мусоре. В данном случае чудаковатость свидетельницы давала шанс, что среди этого барахла обнаружится и искомый листок. Шевеля губами, Валентина Михайловна поочередно разворачивала все бумажки и наконец нашла нужную.

– А зачем вам? – поинтересовалась она, протянув мятый обрывок следователю.

– Спросим, не видела ли эта девушка кого из чужаков. А еще что-нибудь о ее внешности запомнили?

Свидетельница задумалась, потом покачала головой:

– Я ведь ее недолго видела. Высокая, плащ черный, блестящий и волосы красивые, вот и все, что заметила.

– Сколько ей лет, хотя бы приблизительно?

– Молодая совсем. Может, двадцать иль чуток поболе.

– Волосы какой длины?

– По пояс. И на голове блестящий обруч, – припомнила еще одну деталь свидетельница.

– Цвет волос белый или с оттенком?

– Нет, она не крашеная. Свои у нее волосы.

– А на свадьбе ее точно не было?

– Точно, – уверенно произнесла Валентина Михайловна.

– А какая у нее была машина, не помните?

– Черная и впереди торчит такая штука. – Свидетельница попыталась руками изобразить, какой именно символ был на капоте автомобиля незнакомки. Понаблюдав некоторое время за не очень понятными жестами собеседницы, Молчанов попросил ее нарисовать. Она неумело изобразила знак “мерседеса” и пояснила: – У моего сына такая же машина.

– “Мерседес”? – на всякий случай уточнил следователь.

– Да-да, – закивала Валентина Михайловна. – Павлуша говорил, да я запамятовала.

Геннадий Павлович похвалил себя, что не свернул допрос раньше, хотя еще час назад у него сложилось мнение, что ничего интересного для следствия Белова не скажет. Ан нет! Может быть, именно ее показания окажутся самыми важными!

Виолетта Павловна Зорич оказалась бесценным свидетелем, по крайней мере, в аспекте перспективных для разработки фигурантов по делу об убийстве Бориса Заграйского. Для начала она от души позлословила по адресу покойного и его молодой супруги, а потом завершила:

– Я как в воду глядела, сказав, что эта нищенка вскоре станет богатой вдовой! Так и вышло.

– Откуда вам это известно?

– Так теперь все ей достанется!

– А вы видели завещание Заграйского?

– Да и так все ясно!

– А вдруг он завещал все Детскому фонду или основал премию наподобие Нобелевской?

– Кто – Борис?!!!

По этой эмоциональной реплике и выражению лица собеседницы Молчанов понял, что сие исключено.

– Ну, допустим, он оформил брачный контракт с раздельным владением имуществом.

– Не было никакого контракта, – уверенно заявила Виолетта.

– Вы обсуждали этот вопрос с Заграйским?

– Нет, но я и так знаю.

– Судя по всему, вы поддерживали с ним тесные контакты?

– У нас были прекрасные отношения! – Собеседница посмотрела на следователя с вызовом.

– И как давно вы с ним знакомы?

– Сто лет! – Спохватившись, что сильно состарила себя, Виола кокетливо захихикала и уточнила: – Более двадцати лет.

– Как вы познакомились?

– Работали в одной организации. У нас был красивый роман... – Собеседница закатила глаза, предавшись воспоминаниям, но поделиться ими не пожелала.

– А почему вы расстались?

– Я встретила Юрия и вскоре вышла за него замуж.

– После разрыва с Заграйским вы поддерживали с ним отношения?

– Разумеется! Мы культурные люди, зачем нам склоки?! Тем более, повода не было. Я полюбила другого, а Борис благородно отошел в сторону.

– Каковы ваши взаимоотношения с супругом?

– Замечательные. А почему вас это интересует? – подозрительно спросила свидетельница, и Молчанов понял – все, что она наговорила до этого, – вранье от первого до последнего слова.

– Ну, может быть, у него были основания для ревности... – решил он немного спровоцировать собеседницу.

– Я не давала ему повода! – высокомерно заявила Виолетта.

“Да кому ты нужна...” – мысленно оценил ее с мужской точки зрения Геннадий Павлович, в который уж раз сказав себе, что лучше быть бездомным холостяком, чем проживать на одной территории с женой, подобной Виолетте Зорич или его бывшей благоверной.

Несмотря на мысленный сарказм, выражение лица Молчанова по-прежнему оставалось бесстрастным, голос ровным, как и положено служителю Фемиды, однако он упорно вел свою линию:

– Ну, мужчины порой ревнуют и к прошлому...

– Я порядочная женщина! – с пафосом произнесла собеседница.

“Ты порядочная стерва и отъявленная сплетница”, – безмолвно поправил ее “крокодил Гена”.

– А на свадьбе были женщины, с которыми Заграйского некогда связывали близкие отношения? – решил он извлечь пользу из малосимпатичных качеств свидетельницы.

– О, сколько угодно! – обрадовалась Виолетта и тут же оседлала любимого конька. – Ксения Ковтун, к примеру. Она в свое время Бориса домогалась, добилась своего, но ненадолго. Ее сменила Фаина Полянская, потом Соня Беркович, затем Татьяна Фоменко. Еще Людка Соткина, Зинка Романова...

Виолетта назвала пару десятков имен и фамилий. Следователь едва успевал записывать, удивляясь про себя, – то ли Виолетта Зорич была поверенной Заграйского в интимных делах, то ли она ревниво следила за своими сменщицами. Учитывая то, что Молчанов уже узнал о покойном, скорее, второе. Тот, безусловно, любил прихвастнуть своими интрижками, но вряд ли избрал бы в качестве исповедницы столь малоприятную особу.

Надо признать, “крокодил Гена” испытывал чувство глубокого удовлетворения, получив еще одно подтверждение в пользу правильности своего мнения о противоположном поле. Не одному ему досталось, есть и другие пострадавшие от “баб, способных на все”. Виолетта Зорич наверняка хорошенько потрепала нервы супругу и продолжает делать это до сих пор. А вот он, Геннадий Молчанов, вовремя прозрел и теперь вольный казак, хоть и безлошадный, зато свободный!