Текст книги "Женщина не прощает"

Автор книги: Диля Еникеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Люся Бармина, она же Люлю, из тех, о ком говорят “Маленькая собачка до старости щенок” – миниатюрная блондинка в забавных кудряшках и с милыми ямочками на щеках. Ее голубые глаза до сих пор взирают на мир с неподдельным интересом, она всегда готова от души расхохотаться или искренне удивиться, часто произносит: “Ой, да неужели!”, “Как здорово!”, “Правда-правда?” Институтские умники считали ее простушкой, а известный острослов, старый холостяк и мизантроп Матвей Лопаткин как-то сказал, скривившись: “Дура-дурой, а свое всегда поимеет”.

Сверстников наивно-восторженная Люся не привлекала, но среди мужчин постарше девушка пользовалась бешеной популярностью. Уже через пару месяцев после начала первого семестра за ней стал приезжать солидный мэн начальственного вида. Сокурсники обалдело таращились, когда немолодой кавалер подкатывал ко входу на персональной “Волге”, а крошка Люлю быстрой птицей слетала со ступенек и ныряла в заблаговременно приоткрытую дверцу.  Через два месяца ухажер получил отставку. Сплетницы от души позлорадствовали – дядечка оказался женат. Однако шустрая Люлю не дала им возможности полноценно вкусить наслаждение злопыхательства. Уже вскоре у нее появился следующий немолодой кавалер, правда, в отличие от предыдущего, он являлся на своих двоих, зато с неизменным букетом цветов. И опять Людочка, сияя глазами и улыбкой, сбегала к нему, цокая каблучками по ступенькам, подставляла щечку для поцелуя, принимала из его рук букет, и счастливая парочка удалялась. Видно, и этот обожатель оказался женат, и вскоре его сменил третий, затем следующий.

Красотки с их курса кривили губки и язвили:

– Наша Люлю – мечта педофила.

На их подколки и сплетни Люся не обращала внимания, а о своих сердечных делах – молчок.

И вдруг все узнали ошеломляющую новость – Люсенька Тимофеева выходит замуж за декана Владислава Анатольевича Бармина. Сплетницы с досады чуть собственные языки не проглотили – ну надо же! – самое интересное пропустили!

Как уж Люсе удалось окрутить декана, годившегося ей почти в дедушки, – никому не ведомо. И что самое обидное для любительниц пополоскать чужое белье – Люсе удалось сохранить их роман в тайне. Злоязычные сокурсницы никак не могли ей этого простить – как же столь значительное событие прошло мимо их внимания!

Через месяц Люда обзавелась обручальным кольцом, а вскоре платьем свободного покроя и гордо носила свой живот по институтским коридорам. Будущий папаша ходил счастливый, а будущая мамаша все так же весело щебетала и хохотала – только палец покажи.

Сплетницы, конечно, не успокоились и, когда через шесть месяцев Люда родила сына, вздохнули с облегчением, сыскав причину – Люлю нарочно легла под декана, чтобы забеременеть и женить. Незамужние завистницы неустанно поливали ее грязью, со смаком обсуждая всех ее предыдущих кавалеров, а Люсе – хоть бы хны!

– Скажите, Виолетта Павловна, а вы не помните эффектную блондинку, которая пришла с опозданием в сопровождении немолодого спутника? – спросил Молчанов.

– Помню, конечно. Я сидела лицом к двери и сразу обратила на нее внимание.

– Вы с ней знакомы?

– Нет.

– Она общалась с кем-то из гостей?

– Только со своим ухажером.

– Вы уверены, что это не ее муж?

– Тут ошибиться невозможно. – Виолетта поглядела на следователя с чувством превосходства, всем своим видом демонстрируя, что имеет большой опыт по части взаимоотношения полов.

– Видимо, спутник галантно ухаживал за ней?

– Да, глаз с нее не сводил.

– Сколько ей лет, по-вашему?

– На первый взгляд не больше тридцати, но меня не проведешь! – Собеседница торжествующе улыбнулась. – Ей не меньше тридцати пяти! – Виолетта Зорич произнесла это с таким видом, будто хотела сказать “не менее ста двадцати!”

Записывая паспортные данные свидетельницы, Молчанов запомнил, что та 1956 года рождения, следовательно, Виолетте Павловне Зорич сорок пять лет, выглядит она на шестьдесят, так чего ж радоваться, что незнакомке тридцать пять, а не тридцать?!

“О, женщины, ничтожество вам имя!” – в который раз мысленно процитировал “крокодил Гена”.

Ему и в голову не пришло, что эффектная блондинка, которой по словам Зорич, не менее тридцати пяти, и “девушка лет двадцати иль чуток поболе”, которую видела Валентина Михайловна Белова, – одна и та же женщина.

– Как выглядела эта дама?

– Обычная блондинка, – презрительно обронила Виолетта.

Следователю было непонятно, что значит “обычная блондинка”? Исходя из мужской точки зрения, можно поставить знак равенства между словами “блондинка” и “дурочка”. “Блондинки ничем не лучше брюнеток, просто первые выглядят поглупее”, – мысленно сострил женоненавистник Геннадий Молчанов, ныне отвергающий и тех, и других.

 – Не могли бы вы уточнить, Виолетта Павловна, – любезно обратился он к свидетельнице.

– Ну что тут неясного? – скривилась та. – Очень самоуверенная особа, с надутыми, капризными губами, мнит о себе невесть что, хотя там смотреть не на что – кожа да кости.

– Красивая? – Следователь решил спровоцировать собеседницу.

– Да ничего в ней особенного! Оделась как шлюха, и выглядела как подстилка! – Желая показать, что она, в отличие от “подстилок”, добропорядочная женщина, свидетельница горделиво вскинула голову, отчего ее толстые, обвисшие щеки задрожали, как желе.

– Блондинки бывают разного оттенка. У этой волосы были белые, с золотистым оттенком, с русым?

– Я бы сказала, она пепельно-русая.

– Крашеная?

– Разумеется, – уверенно ответила Виолетта.

– Волосы длинные?

– Нет, скорее всего, по плечи. Заколоты на затылке, а сверху огромный шиньон.

Если бы Лариса Ивлева услышала это, она бы от души расхохоталась. Волосы она никогда не красила, они имели природный платиновый оттенок, последнее время по рецепту Клаудии Шиффер Лара споласкивала их соком свежевыжатого лимона, и они стали чуть светлее и сильно блестели.

Но злоязычная, завистливая толстуха Виолетта, для которой любая красивая, а тем более, стройная женщина, – почти смертельный враг, – невольно делала ей алиби!

Молчанову и до того не приходило в голову, что девушка, приехавшая на “мерседесе”, и “обычная блондинка”, как назвала ее Виолетта Зорич, – одно и то же лицо, а теперь такие мысли и подавно не возникли.

“Крокодил Гена” переоценил свои аналитические способности, решив, что мадам Зорич, будучи отъявленной сплетницей, наблюдательна, и поверив ее оценкам. Сплетники зачастую фиксируются на мелочах, а все остальное додумывают. В любой сплетне малая толика фактов и много-много домыслов. Не учел  Молчанов личностного фактора: зависти и диффузной неприязни омерзительной толстухи Виолетты ко всем красивым женщинам.

В итоге у следователя сложился определенный образ блондинки, выяснявшей отношения с хозяином дома во время танца: крашеная, волосы до плеч, шиньон, – ничего общего с описанием незнакомки, которую видела Валентина Михайловна Белова.

Казалось бы, Люся Бармина порхает по жизни, хлопая своими голубыми глазищами, и ничего не берет в голову. Но это лишь на первый взгляд. Через три с половиной года ее супруг перенес инсульт, и Люлю осталась с маленьким ребенком и парализованным мужем.

К тому времени даже сплетницы уже унялись – ну сколько можно жевать-пережевывать одно и то же! – тем более, Люся стала образцовой женой и пищи для пересудов не давала. Даже те, кто раньше не питал к ней теплых чувств, оценили ее добрый нрав и готовность помочь. Пока Люсин супруг работал в прежней должности, все бежали к ней с любой проблемой, и она неизменно выступала посредником между мужем-деканом и сокурсником, попавшим в трудную ситуацию. Владислав Анатольевич обожал свою малышку-Люлю и выполнял все ее просьбы, а потому учащиеся их курса пользовались особыми привилегиями. Ни одного нерадивого студента не отчислили за неуспеваемость и давали возможность пересдать сессию, всем беременным и молодым мамашам без всяких проволочек и хождения по мукам оформляли академический отпуск, все неимущие, женатые и молодые родители получали стипендию, все хворые освобождались от трудовой повинности на овощебазе и в подшефном совхозе, – не перечесть всех благих дел с Люсиной подачи.

Когда Люлю оказалась в тяжелой ситуации, с больным мужем на руках, друзья ей всемерно помогали – собрали денег, по очереди сидели с ее трехлетним малышом, бегали в аптеку и магазин, заказывали заграничным родственникам дорогостоящие лекарства.

Люся Бармина до сих пор живет с супругом – ему уже семьдесят один год. Через полтора года после инсульта Владислав Анатольевич стал понемножку подниматься, теперь может ходить с палочкой, но только по квартире – быстро устает, да и сердце уже изношено.

Будь Люся корыстной особой, ищущей состоятельного спутника жизни среди мужчин, годящихся ей в отцы, она бы давно бросила мужа-инвалида. Но ведь не бросила.

– А, я вспомнила! – торжествующее вскричала Виолетта. – Борис назвал эту крашеную молодящуюся блондинку Ларочкой.

– Видимо, он ее хорошо знал?

– Разумеется.

– Почему вы так думаете?

– Ну, когда эти двое вошли в зал, все сразу на них уставились. Они же опоздали, – пояснила свидетельница, не желая признавать, что новоприбывшая гостья произвела на всех впечатление. – Мужчина вел себя как давний знакомый Бориса. Я сидела далеко, но последнюю фразу расслышала. “Ты еще больше похорошела с тех пор, как мы расстались, Ларочка”, – вот что сказал Борис. Значит, она тоже была его любовницей! – торжествующее вскричала Виолетта.

“Во время танцев блондинка высказала Заграйскому все, что о нем думает... Похоже, она и в самом деле из бывших пассий, и у нее были к нему определенные претензии”, – подумал Молчанов.

– А вы не заметили, потом они общались с Заграйским?

– Он пригласил ее танцевать.

– В какой тональности они разговаривали?

– Я на них не смотрела. Принесли горячее, я видела лишь, как Борис встал и подошел к ней.

– А другие дамы общались с Заграйским тет-а-тет?

– Да почти все его бывшие подстилки!

– Как вы думаете, у них были какие-то цели?

– Тут и гадать не надо – денег клянчили!

– А что – он имел обыкновение платить своим любовницам?

– Ну, не так буквально. Многие спали с ним лет двадцать назад или еще раньше, тогда Борька был занюханным инженером – что с него взять?! А теперь разбогател, вот бывшие подстилки и решили, что он раскошелится в память о прошлом.

“Все у тебя подстилки, только ты спала с Заграйским из любви к искусству”, – вел со свидетельницей мысленный диалог следователь.

– Это ваше предположение или у вас есть факты?

– Да я собственными ушами слышала, как Зинка Романова просила у него денег. И остальные, наверное, тоже захотели поживиться.

“Одна ты бескорыстная бессребреница...” – поехидничал “крокодил Гена”, бросив взгляд на кольца с крупными бриллиантами, врезавшиеся в пухлые пальцы свидетельницы.

– Людка Соткина тоже приставала к Борису.  Ей нужно было сына от тюрьмы отмазать, а Боря сказал, что на свадьба не место для обсуждения уголовщины.

Люлю как-то призналась Алле, что смолоду ей нравились лишь пожилые кавалеры. Она – ребенок матери-одиночки, которая ее ненавидела и нещадно избивала ремнем за малейшую провинность. Единственным мужчиной в окружении девочки оказался немолодой дядюшка ее матери. Своих детей у него не было, и он очень любил единственную внучатную племянницу, та его тоже. Позже Алла поговорила со своим психиатром и выяснила, что причина геронтофилических[63]63
  Геронтофилия – влечение к человеку значительно старше, обычно в возрасте родителей, бывает и у старикам.


[Закрыть] склонностей Люси кроется в ее детстве.

– Мне хотелось, чтобы у меня была семья и трое детей, а мне почему-то попадались преимущественно женатые, – рассказывала Люлю верной боевой подруге. – По наивности я сразу заявляла, что отношения любовник-любовница меня не устраивают, мне нужен серьезный союз, а мои поклонники, паршивцы, врали, будто не женаты или с женой на грани развода. Если мужчина мне нравился, мы встречались, а потом я понимала, что он меня дурачит. А обманщиков я с детства не терплю. Как только сознавала, что меня водят за нос, тут же ухажер получал отставку, а следующий уже тут как тут. Они будто верхним чутьем чуяли, что мне нравятся именно немолодые. Или я им нравилась, потому что годилась в дочери. Поверишь, Ал, у всех моих бывших поклонников – сыновья, а они в душе мечтали о дочке! Вот и клеились ко мне. А я все принимала за чистую монету. Дурочка была редкостная. Поумнела только после замужества. Мне теперь никто, кроме Владика, не нужен. Он мне и муж, и отец, и брат, и друг – в одном лице. Умница, настоящий мужик, хоть и инвалид.

– А что вы скажете о втором дне свадьбы? – спросил Молчанов.

– Приехали три нахалки, которых не было в первый день, – скривилась Виолетта Зорич.

“Так-так-так”, – заранее порадовался следователь, ожидая, что сейчас услышит немало нелицеприятных слов в адрес лихой троицы. И, разумеется, не ошибся.

– Одна из них – здоровенная бабища, зовут Аллой, ужасная ехидина, – пожаловалась обиженная толстуха. – За каждым куском следила, представляете? Стоит мне за чем-то потянуться, она тут как тут: “Вам, милочка, пора попоститься лет этак пять, а еще лучше до самой смерти”, – скривившись, передразнила Виолетта свою обидчицу. – А сама ест за троих! И при этом смеет заявлять: “Вы, как верблюд перед многонедельным походом по пустыне, решили наесть жировые горбы”!

– Она знакома с Заграйским? – перебил поток ее стенаний Молчанов.

– Знакома, – пробурчала Виолетта, недовольная тем, что ей не дали высказать свои обиды.

– Как давно?

– Не знаю.

– Какого характера у них были отношения? Может быть, Алла тоже из бывших любовниц Заграйского?

– Нет, ему такие жирные не нравились.

“Как же ты очутилась в его постели, раз смолоду была толста?” – мысленно спросил “крокодил Гена”.

– А в какой тональности Алла общалась с Заграйским?

– Называла Борькой и язвила в его адрес.

– В присутствии гостей и невесты?

– Нет, наедине.

“Опять подслушивала”, – обрадовался следователь.

– И о чем они говорили?

– Ну, она ему сказала: “Чем старше мужчина, тем моложе партнерша. Когда плохо стоит, проще купить молоденькую”. И это говорит женщина, явившаяся на свадьбу! – возмущенно вскричала Виолетта.

“Да уж, мадам Королева покруче парочки Гонтарь и Новицкой”, – подумал следователь, решив в будущем, когда придется допрашивать эту фигурантку, принять что-нибудь успокоительное. Но зато он в очередной раз утешил себя любимой фразой: “От этих чертовых баб жди любой пакости!”

– А еще я слышала, как эта ехидина сказала своей знакомой: “Завтра утром мы приедем, и вы расскажете про кровавое злодеяние”.

– Так-так-так, – произнес привычную скороговорку Молчанов, сразу оживившись. – Следовательно, Алла знала о готовящемся преступлении?

– Конечно, знала! – радостно подхватила Виолетта, счастливая, что удалось отплатить ненавистной обидчице.

Год назад Алла создала фирму “Самаритянин”, предназначенную выручать хороших людей их плохих ситуаций и расследовать криминальные дела. Поначалу там работали ее сокурсницы, довольно быстро освоившие новую профессию, что позволяло верной боевой подруге с гордостью произносить любимый девиз: “Женщины могут все!” Со временем все больше людей, которым помогли новоиспеченные сыщицы, пожелали безвозмездно принять посильное участие, и число “самаритян” с каждым новым расследованием увеличивалось.

Во время очередного расследования[64]64
  Диля Еникеева “Грехи прошлого” (новое название романа “Все леди делают это...”).


[Закрыть] Алла посоветовала Тамаре привлечь к нему Люсю Бармину. Та с радостью согласилась – и сфера деятельности интересная, и есть возможность общаться с сокурсницами, и платят хорошо. В итоге Люлю стала полноправной “самаритянкой”.

– А что вы скажете о двух дамах, которые приехали вместе с Аллой? – спросил Молчанов, уже заранее предвкушая, что злоязычная толстуха выльет ушат помоев, которые станут для него воистину бальзамом на душевные раны.

– Такие же нахалки, – злобно скривилась Виолетта. – Одна из них, ее зовут Норой, все время подпевала злючке Алле. Говорит: “Вам, Виола, наверное, Борис прислал десять приглашений? Ведь вы едите за десятерых. Пожалейте бедных студентов – они всей компанией не способны с вами соревноваться”.

– Ну, а в отношении Бориса как она себя вела?

– Спала с ним, – хмуро ответила собеседница.

Следователь удивился, почему столь животрепещущая тема, как постель, против обыкновения, не вызвала интереса Виолы. Причина вскоре выяснилась.

– Нора, видно, его бросила.

– Откуда вы знаете? – спросил Молчанов, хотя и догадывался, каким образом Виолетта в курсе всего происшедшего на свадьбе Заграйского.

“Надо же – Зорич за всеми следила, – отметил он. – Похоже, только и делала, что шныряла по дому и подслушивала. Откуда такой интерес к разговорам Заграйского? Не любительница ли она доморощенного шантажа? Не ради денег, в просто из врожденной стервозности?”

– Борис повел ее в маленький холл и говорит: “Норочка, жаль, что мы расстались...” А эта наглая девица: “Да ты просто тянешься к молоденьким, вот и все”. – Свидетельница, удовлетворяющая тягу к знаниям возле замочной скважины, возмущенно воззрилась на следователя.

– Ну, а какие-нибудь угрозы или оскорбления прозвучали? – спросил он.

– Нет, все было в том же стиле. Борька блеял, как козел, а Нора ехидничала, вот и все.

– А третья дама, которая с ними приехала?

– Ее зовут Регина. Она с Борисом раньше не была знакома. Он и к ней пытался подкатиться.

“А ты успела и за Региной проследить”, – прокомментировал про себя Молчанов.

Виолетта, примитивная даже не как грабли –  у них хотя бы есть зубья, – а как рукоятка этого сельскохозяйственного инструмента, – выкладывала все подробности, даже не утруждаясь мыслью, что услышать столько приватных разговоров на свадьбе, где добрая сотня гостей, – приличному человеку невозможно. Ну, пусть во второй день их было уже несколько десятков, и все же, помня план особняка Заграйского, где большинство приглашенных фланировало по громадному холлу, следователь удивлялся, как же Виолетте удалось подслушать столько разговоров?

“Или она следила только за Заграйским? – задумался Геннадий Павлович. – Да, скорее всего, так. Но почему Зорич проявляла к нему такой пристальный интерес? Не собирала ли она против него своеобразное досье? Может быть, тоже желала что-то урвать? Денег у нее, похоже, хватает, значит, ей нужно было нечто иное...”

Еще одна свидетельница, Галина Александровна, супруга Валентина Щипачева, одного из деловых партнеров Заграйского, сообщила следователю кое-что интересное:

– В ресторане я ходила в дамскую комнату, а там была открыта фрамуга. И вдруг я слышу под окном голоса. Один принадлежал новобрачной – за столом я сидела неподалеку от нее и хорошо запомнила ее голосок. Собеседником Марины был молодой человек, которого она называла Ваней. Он уговаривал ее бросить Бориса и немедленно уйти.

“Недаром говорят, в тихом омуте черти водятся. Ну точно эти бабы способны на все! Даже под ликом восемнадцатилетней овечки – алчная хищница”, – с удовлетворением положил  Геннадий очередной кирпич в стройное здание своей новой жизненной концепции.

– Честно говоря, мне очень жаль Марину – своим дочкам я бы такой участи не пожелала. – Свидетельница вздохнула, печально посмотрела на собеседника и решилась на откровенность: – Нелегко быть женой состоятельного человека. У Валентина, моего мужа, есть любовница, молодая и привлекательная. На свадьбе Заграйского муж показывал то на одного, то на другого господина и говорил, что у каждого из них есть девушка или даже вторая семья. Разводиться мужчины не хотят, потому что существующий статус предпочтительнее, – есть дом, дети, не хочется делить имущество, и вместе с тем имеют отдушину на стороне – молоденькую любовницу. Говорил, вроде бы, о других, а сам имел в виду нас с ним...

Галина Александровна грустно улыбнулась собеседнику, а Геннадий Павлович впервые с момента своего скандального развода немного усомнился в правильности выстроенной им системы взглядов на противоположный пол, из которого следовало, что все зло – от женщин.

– Простите, что я пустилась в откровения, – извиняющимся тоном промолвила свидетельница. – Вам, наверное, неинтересно все это выслушивать. Но мне, честно говоря, даже поделиться не с кем, а вы такой тактичный и деликатный человек.

Собеседница произнесла последние слова без малейшего намека на лесть или стремление завоевать его расположение. Молчанову, надо признать, было приятно это слышать. Несмотря на ехидные реплики в присутствии приятелей и громогласные заверения, что теперь он стал убежденным женоненавистником, на допросах Геннадий Павлович всегда вел себя корректно, старался не давить, а установить доверительную атмосферу. Зачастую такая тактика оказывалась гораздо эффективнее, чем манера его коллег, которые и голос повышали, и подлавливали собеседника на лжи или противоречии показаний, и грозили всевозможными карами за лжесвидетельство, укрывательство, и остервенело копались в грязном белье свидетелей, выискивая всевозможные прегрешения, дабы вооружиться средством давления и добиться нужных показаний.

– Я потому и заговорила о личном, что в тот момент, когда нечаянно подслушала разговор новобрачной с Ваней, подумала: “Пусть я страдаю, но зато у моих дочерей нет необходимости выходить замуж по расчету”. Ведь ясно, почему Марина согласилась стать женой Заграйского.

– Вы думаете, это был брак по расчету? – Молчанов в этом и так не сомневался, но ему хотелось выслушать мнение собеседницы.

– Расчет был, скорее, со стороны ее матери. Я слышала, как Вера Дмитриевна шпыняла дочь: “Ну что ты сидишь, как на похоронах?! Улыбнись, будь поприветливее”. А Марина прошептала: “Мам, но ведь я не хотела. Уже жалею, что согласилась”. Как ей, бедняжке, выглядеть повеселее, если она была вынуждена согласиться на этот мезальянсный брак?! Понятно же, что именно Вера Дмитриевна уговорила дочь принять предложение Бориса. Так что я Марину ничуть не осуждаю, а в тот момент подумала: “Все стерплю и даже измены мужа, потому что благодаря ему мы ни в чем не нуждаемся, а наши дочери избавлены от необходимости искать состоятельного мужа”.

– Упомянув, что не осуждаете Марину, вы имели в виду ее причастность к смерти Заграйского? – Следователь постарался произнести это нейтральным тоном – не дай Бог, спугнешь свидетельницу неосторожным словом, ведь она явно симпатизирует вдове. Да и доверительный контакт желательно сохранить, тогда удастся больше выяснить.

– Нет, что вы! – замахала руками Галина Александровна. – Вовсе нет! Речь только о ее неравном браке. Если уж пойти дальше в этих построениях, Вера Дмитриевна гораздо больше подходит на роль убийцы. Мне кажется, она человек рассудка, а не эмоций, решительная, безжалостная, ведь ради собственных целей не пожалела единственную дочь!

“Так, теперь еще и теща в числе подозреваемых”, – отметил Геннадий Павлович.

Со слов многих свидетелей, Вера Дмитриевна все время держалась в тени. Поначалу она пыталась командовать, а потом Борис Заграйский безапелляционным тоном велел: “Уймитесь, Вера Дмитриевна, вы не на плацу, а на моей свадьбе”, – и та сразу сникла. После этого вела себя почти как прислуга. Приглядывала за официантами, но больше никто ее голоса не слышал – распекать обслугу она предпочитала в подсобном помещении. Когда действо переместилось в особняк Заграйского, его теща почти не покидала кухню, лишь иногда выглядывала в гостиную – посмотреть, пора ли убирать грязные тарелки, нужно ли еще что-то поднести.

“А ведь мамаша теперь может прибрать все к рукам, – порадовался новой версии Молчанов. – Девчонка-то, похоже, рохля, а маман командует ею, как хочет”.

– Уверяю вас, эта бедная девочка не способна на преступление, – убежденно произнесла Галина Александровна. – Она даже защитить себя не в состоянии. Тяжело жить в бедности, но не каждая девушка согласится на требования матери выйти за нелюбимого мужчину, годящегося ей в деды. Борис ведь и как человек крайне неприятен. Я знаю его много лет, он частенько бывал у нас в гостях. Внешне обходительный, а внутри – подлый. Валентин имел с ним дела по бизнесу, но и он придерживался мнения, что Борис Заграйский – человек в обыденной жизни непорядочный. Конечно, о мертвых плохо не говорят... Но когда мы утром узнали о его гибели, ни у одного из гостей не нашлось доброго слова, никто не испытывал сожаления. Даже его брат.

“Братец тоже заинтересован в смерти Бориса Заграйского”, – мысленно констатировал следователь.

Ваня Бармин учился с Мариной Федоровой в одном классе. Как это нередко случается, жили-были просто мальчик и девочка, а в пятнадцать лет сделали открытие, что они созданы друг для друга.

Люся отнеслась к чувствам любимого сына с пониманием. О его избраннице она знала немало, благо регулярно посещала родительские собрания. Марина девочка скромная, хорошо учится, мальчиками не увлекается, чем не пара ее сыну?! Лучше она, чем разбитная, размалеванная девица, сделавшая уже пяток абортов и переболевшая кучей заболеваний, передающихся половым путем.

Марина часто бывала в их доме, Люлю к ней привязалась. Девочка безотказная, сразу видно, что неизбалованная. По собственной инициативе помогала ухаживать за Владиславом Анатольевичем, когда тот болел, а хворал он частенько. Занятая добыванием средств к существованию, Люся крутилась, как белка в колесе, а Марина и за продуктами ходила, и обеды-ужины готовила, и в аптеку бегала. Вдвоем с Ваней, разумеется, – они все делали вместе. Когда Люлю наняла репетиторов для сына, вместе с ним занималась и его возлюбленная. Та хотела поступить в медицинский, а Ваня – в финансовую академию, но предметы на вступительных экзаменах почти одни и те же, так что Марина проводила время с пользой, к тому же, вместе с любимым Ванечкой.

Ради любимого сына Люся Бармина была готова хоть себя по частям распродать. Она бралась за любую подработку – редактора, корректора, учила великовозрастных митрофанушек писать без орфографических ошибок и не путать падежи, – лишь бы хватало на оплату репетиторов.

С матерью Марины Люся была шапочно знакома, общаясь на родительских собраниях. У нее сложилось мнение, что Вера Дмитриевна женщина строгая, даже суровая, держит дочь в ежовых рукавицах. Люлю знала, что отца девочки много лет назад сбила машина. Матери одноклассников шушукались, что он пил, но сама Вера Дмитриевна никогда не откровенничала, а Люся ее жалела. Хоть и тяжелый у нее характер, да ведь и жизнь наверняка нелегкая – последние годы Марина и ее мать очень нуждались. У нее, Люси, по крайней мере, есть возможность подработать, а Вера Дмитриевна, в прошлом сотрудница райкома, после упразднения партийных структур так и не нашла приличного места. Возможно, ей трудно ладить с людьми или она озлобилась и не желала приспосабливаться, потому и не сумела устроиться на более-менее оплачиваемую работу. С родителей постоянно собирали взносы: то на школьного охранника, то на зарплату уборщице, то на подарки учителям, то еще на какие-то нужды. У Веры Дмитриевны никогда не было денег, и все понимали, что она не скупердяйничает, – и в самом деле еле-еле сводит концы с концами. В первого класса Марину включили в список неимущих, пользовавшихся в школе бесплатными завтраками и обедами, и девочка очень стыдилась этого. Однажды Люлю подарила ей на 8 марта нарядное платье – Марина была одета более, чем скромно, – но та покраснела и стала отказываться. Потом смутилась, поняв, что нельзя не принять подарок, и взяла его, но Люся ни разу не видела на ней это платье, а потом корила себя за бестактность – получилось, будто подчеркнула ее бедность.

– А что вы скажете о брате Заграйского? – спросил Молчанов.

– Так, ни рыба, ни мясо, – пожала плечами Галина Александровна. – Андрей всю жизнь прожил в тени Бориса, а тот им откровенно помыкал.

“Вот и мотив”, – отметил следователь.

– Он ведь работал в фирме старшего брата?

– Да, был там мальчиком на побегушках.

– А как Андрей относился к Борису?

– Я его совсем не знаю, всего пару раз видела. Внешне лояльно, а что таилось у него в душе, – Бог весть.

– Быть может, он не был заинтересован в том, чтобы старший брат женился? Если бы у Бориса с Мариной появились дети, Андрей лишился бы наследства.

– Неужели вы думаете, что Андрей мог убить Бориса?! – Собеседница прижала руки к лицу, с ужасом глядя на следователя.

– Нет-нет, – заверил тот. – Это чисто гипотетические рассуждения. Согласитесь, Галина Александровна, подобное случается еще с древних времен: Каин и Авель, древнеримские императоры, французский двор, – немало примеров, когда кровные родственники лишают жизни члена семьи ради денег, власти или иных соображений.

– Андрей не мог этого сделать, он очень слабовольный, а Борис не позволял ему стать самостоятельным. Младший брат трусоват, да и старший, честно говоря, не был храбрецом. И все же счеты между кровными родственниками в данном случае исключены.

Геннадий Павлович не был в этом уверен, но промолчал. Об Андрее Заграйском можно узнать из других источников. А вот таинственный Ваня следователя очень заинтересовал. Он сосредоточился, вспоминая, был ли среди приглашенных на свадьбу студентов парень по имени Иван, и пришел к выводу – гостя с таким именем на первом допросе не упомянул ни один из сокурсников Марины. Следовательно, он явился незваным, попросил кого-то пригласить невесту во двор ресторана и пытался увести ее со свадьбы.

– Галина Александровна, припомните, пожалуйста, о чем еще говорили Марина и Иван?

– Я слышала всего несколько фраз, – лишь в то время, когда входила в кабинку и когда вышла из нее и мыла руки. Неловко, что приходится упоминать столь деликатные подробности, но мне не хочется, чтобы вы подумали, будто я подслушивала. Но не затыкать же уши! Что-то доносилось до слуха помимо моей воли. Молодой человек настойчиво требовал, упрекал и заявил: “Я не хочу, чтобы ты спала с этим мерзким стариком!” А Марина только молча плакала. Я уверена, что бедная девочка не имеет никакого отношения к смерти Бориса, а вот молодой человек вел себя напористо.

“Значит, еще один подозреваемый, – с невольным вздохом подумал Молчанов. Версий набралось уже столько, что работы невпроворот. – Но и новобрачная под давлением парня могла приобрести решимость избавиться от мужа, побоявшись, что Ваня найдет другую. Если он не был в числе гостей, ему сложнее разделаться с Заграйским. А у нее возможность имелась”.

...Люлю не удивилась, когда к ней пришла Вера Дмитриевна. Нечто подобное она интуитивно предчувствовала, не предполагала лишь, что разговор будет столь напряженным, откровенно враждебным и на повышенных тонах. Точнее, все это продемонстрировала собеседница, Люся лишь пыталась слабо протестовать:

– Родители не должны вмешиваться, когда их дети влюблены.