Текст книги "Билет куда угодно"

Автор книги: Дэймон Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

На подошве остался комок пасты – и комок этот яростно дымился.

Мазурин поднял ботинок над горизонтальной штангой, к которой они были прикованы и, как только кожа была прожжена, сбросил пасту на штангу. Металл едко задымился и растаял.

Вскоре они оказались на свободе – пока условно, потому что для полной свободы Мазурину понадобилось еще раз зачерпнуть пасты и растворить замок на дверях кузова.

– Порядок! – крикнул он, распахнув дверь, – выходите побыстрее!

– Замечательно, – хмуро произнес парень, – мы благодарны тебе. Но что все это значит? Паста арго и те штуковины на площади Благоденствия?

– Шалтайболтаи, – услужливо подсказал Мазурин. – Ананасовые, кажется.

– Шалтайболтаи, – повторил парень. – И ты. Ты-то кто такой – Безумный Шляпник? Если так, то что ты в следующий раз вытащишь из своей шляпы?

– Еще много всего, – уныло отозвался Мазурин. – Мы еще не видели ни фланги, ни свертывающийся пол, ни роззеры, ни…

– Погоди минутку, – перебил Чарли. – Минутку. Теперь давай по порядку. Что такое фланги?

Мазурин задумался, подыскивая какое-нибудь схожее старое понятие. Заливной крем? Что-то в этом роде. Запасной, закладной, заводной…

– Заварной крем, – сказал он. – От французского «flan», хотя лично я считаю, что здесь имеет место влияние Раннеголливудской эпохи. Фланги подвижны – но не так, как шалтайболтаи. Они только ползают повсюду и любят заползать в темное замкнутое пространство. Так что их можно просто высыпать рядом с набором пустых кондитерских формочек, и…

Чарли снова перебил его.

– Чудесно, я так и знал. Даже и спрашивать не стану, что такое роззеры.

– Это вроде свиньи, – охотно сообщил Мазурин. – Быстры как молнии. Некоторые любят на них кататься.

Чарли взглянул на него, тяжело дыша.

– А теперь все, что я хочу узнать, – сказал он, – это откуда взялись эти неслыханные вещи.

– Вы все равно не поверите, – нехотя сказал Мазурин.

Он присел на корточки и стал рыться в карманах охранника, чье тело в бессознательном состоянии валялось неподалеку от машины.

– Нет, – сказал Чарли и пнул Мазурина босой ногой, отчего тот растянулся на траве. Чарли резво нагнулся и выхватил из кобуры охранника странной формы пистолет. Выпрямившись, он передал оружие девушке, а затем вновь нагнулся к охраннику. – Извини, но я еще не знаю, стоит ли тебе доверять.

Парень нашел у охранника ключи, выпрямился и не сводил пистолета с Мазурина, пока девушка снимала с него наручники; затем они поменялись, и он снял наручники с нее.

«Похоже, – грустно подумал Мазурин, – меня они расковывать не собираются».

– Можно встать? – смиренно спросил он.

– Да, – разрешил Чарли. Стволом пистолета он указал влево, в сторону открытого поля, которое заканчивалось лесистым хребтом. – Пора сматываться. – Он взглянул на оружие у себя в руке, а затем оглянулся на дымящийся тюремный фургон. – Как думаешь, Ева?

– Хорошо бы оставить его себе, – с сожалением произнесла девушка, – но опасно.

– Ты права. – Чарли вернул оружие в кобуру охранника. Затем вынул из кармана ключи и тоже положил их на место.

– Эй, – запротестовал Мазурин, – а я?

– Потом… возможно, – ответил Чарли.

Они направились через поле, Мазурин выступал первым. Ему стало несколько не по себе. В его родном времени Мазурину приходилось видеть, как людей убивали по довольно сходным причинам. Но – это время принадлежало его Священным Предкам, и четверо из них были оставлены умирать в пасте арго.

Казалось, они часами продирались сквозь заросли молодых деревьев и кустов, пока наконец не добрались до небольшого ручейка. Ева, тяжело дыша, опустилась на землю, а двое спутников последовали ее примеру.

– Идти дальше все равно уже слишком поздно, – сказал Чарли. Он хмуро осмотрел свои босые ноги, затем повернулся к Мазурину. – Ну что ж, – проговорил он. – Давай послушаем твою историю и посмотрим, невероятная она или нет.

Мазурин рассказал им все с самого начала. Они слушали в растерянном молчании.

– Это все? – спросил наконец Чарли.

– Все, – подтвердил Мазурин. – Что случится дальше, я не знаю. Мы можем натолкнуться на роззеров, учинивших дебош в здании муниципалитета, или на какого-нибудь парня, приводящего в движение участок свертывающегося пола и вылетающего в соседний округ, или…

– А что навело тебя на мысль о здании муниципалитета? – зловеще поинтересовался Чарли.

– Осквернение общественного здания представляет собой одно из немногих величайших преступлений, которые пока еще не лежат на моей совести.

– А это как понять? – недоуменно спросил Чарли.

– Разве ты не помнишь, что он говорил насчет поклонения предкам? – вмешалась Ева. – Тут есть смысл. Он чувствует свою прямую ответственность за все то, что произошло с людьми, которые, насколько ему известно, могут оказаться его собственными предками.

Затем Ева обратилась к Мазурину:

– Ты явился из времени, отстоящего от нашего на четыре столетия, то есть из эпохи Мирового Государства. И никогда не было никаких более-менее успешных попыток его разрушить. Верно?

Мазурин кивнул.

Чарли озадаченно разглядывал Мазурина.

– Так ты явился сюда, чтобы убедить нас, что победы нам не видать?

Мазурин покачал головой.

– Вы не совсем поняли, – сказал он. – Это другая временная линия по отношению к той, с которой я прибыл. Она другая именно потому, что я нахожусь на ней – нахожусь здесь. Теперь может случиться все, что угодно.

Чарли, похоже, совсем запутался.

– Слушай, – сказала ему Ева, – предположим хоть на секунду, что он говорит чистую правду. Если бы в распоряжении говнюков были все эти штучки – материализация в нашей камере и те зеленые попрыгунчики на площади, зачем им разыгрывать такие дурацкие номера?

– Ну ладно, – согласился Чарли. – И что тогда?

– Тогда он, возможно, поможет нам победить, – ответила Ева.

– Ну, разве что попробовать… слушай, Мазурин, хочешь помочь нам сбросить говнюков?

– Кого сбросить?

– Говнюков – ну, государственников, сторонников Мирового Государства. Бладжетта вместе с его бандой. Ты же видел, что это за команда. Так поможешь нам?

– Э-э, нет, – честно признался Мазурин.

– Почему?

– Я не могу помочь ни одной из сторон, потому что так нанесу вред другой. Это было бы антирелигиозно.

Чарли презрительно смотрел на него, и Мазурин почувствовал, как уши его заливаются краской.

– Есть еще одна веская причина, – добавил он, защищаясь. – Вы, кажется, забыли, что я пришел из мира будущего, выросшего из вашего мира настоящего. Видите ли, это очень хороший мир – уже более трех столетий у нас не было никаких войн. Нет никаких расовых или национальных проблем – все настолько перемешались, что теперь существует только одна раса. Зачем мне желать, чтобы все это изменилось?

– Причин для этого, может, и нет, – заметила девушка, – но ведь ты понимаешь, почему мы хотим изменить наш мир?

Мазурин немного подумал.

– Нет, – признался Мазурин.

– Тогда послушай, что я тебе скажу, – сказала девушка. – Десять лет назад произошла мировая война, девятая за шестьдесят лет. Все армии в Южной Америке послали делегатов на конференцию – Конференцию в Акапулько – и там говнюки выдвинули свою программу. Все армии вернулись домой, скинули свои правительства, объявили всеобщие выборы – и десять месяцев спустя у нас уже было Мировое Государство.

– Ну, – вмешался Мазурин, – а что плохого в…

– Погоди. Пять месяцев все шло прекрасно. У нас была замечательная Конституция, и разоружались мы просто со страшной силой. А затем произошел государственный переворот. Бладжетт и его банда захватили ключевые позиции, похитили временного президента Карреса, накачали его наркотиками и заставили подписать приказы, согласно которым на руководящие посты назначались люди из бладжеттовской шайки.

Все было продумано неплохо; между прочим, сам Бладжетт считался вторым человеком в движении говнюков. К тому времени, как все поняли, что произошло, эта клика так твердо закрепилась у власти, что могла подавить любое выступление против себя. У них лучшая пропаганда со времен Сталина. Так что в результате все мы оказались при диктатуре. Теперьпонимаешь?

– Минутку-минутку, – пробормотал Мазурин. Он с растущим ужасом прислушивался к тому, как Ева употребляла Священное Имя. – Этот Бладжетт, о котором вы говорите… не может ли он быть Эрнестом Элвудом Верноном Кроуфордом Бладжеттом?

– Его имя Эрнест, а девичья фамилия его матери Кроуфорд, – ответила Ева. – Понятия не имею, откуда ты взял остальные прозвища.

– Мы сами его так зовем, – объяснил Мазурин. – Твое собственное имя, имена двух твоих выдающихся предков, по одному от каждой линии, затем родовые имена твоей матери и отца. Итак, вы заблуждаетесь. Бладжетт, – он приложил руку ко лбу, – был основателем и первым Президентом Мирового Государства. Дети изучают его в первом классе. Отец Мира и все такое. Диктатором он не был никогда и до него не существовало никакого Президента.

– Бладжетт сейчас как раз занят переписыванием истории, – хмуро заметила Ева. – Могу поспорить, что на фотографиях, которые тебе показывали, клыки у этого проходимца не видны.

– Конечно нет, – согласился Мазурин. – А вы когда-нибудь встречались с ним лично?

Ева покраснела.

– Нет. Но я видела его фотографии еще до того, как он впился своими протезами в…

– Тогда, – триумфально заключил Мазурин, – откуда вы знаете, что на фотографиях был сам Бладжетт?

Так, пререкаясь, они проспорили еще битый час, пока наконец Чарли не велел им заткнуться и дать немного поспать.

4

Мазурин проснулся, чувствуя себя так, будто всю ночь он провисел на кончиках пальцев над пропастью. Его руки совершенно онемели, а все остальное тело так болело и было таким застывшим, что ему понадобилось минут десять, чтобы встать.

Двое его спутников чувствовали себя немного лучше, но и они замерзли и проголодались. Они напились воды из ручья, пожевали каких-то диких ягод, а затем снова стали пробираться через лес. Когда Мазурин спросил Чарли, куда они направляются, тот вежливо попросил все вопросы в письменной форме адресовать самому себе.

Примерно через час, когда ходьба разогрела их тела, а солнце поднялось повыше, им несколько полегчало. Они обнаружили тропу под какими-то неизвестными Мазурину ароматными деревьями. На фоне неба ветви образовывали уютный узор, повсюду радостно пели птички. Мазурин приблизился к Еве и некоторое время молча шел рядом с ней.

– Если я вернусь, – наконец заговорил Мазурин, – мне дадут год отсидки в Черном Доме, а мой тотем перевернут вверх ногами и понизят меня в должности до контролера за чистотой помещений.

– Но ведь ты сделал все, что мог?

– Думаю, да – но это ничего не значит, – ответил Мазурин, мысленно перебрав свои поступки за предыдущий день. – Они судят по результатам.

– М-да, – хмыкнула Ева. – Как и Клыкастый Бладжетт. А как тебя угораздило устроиться на работу в… как там его?

– Комитет Внутренней Безопасности, – подсказал Мазурин.

– Пусть будет так. Милое название для тайной полиции. Так как же тебя угораздило туда попасть?

– Меня выбрали. Когда мне было пятнадцать. Такие решения нельзя оставлять на усмотрение самих индивидуумов.

Ева остановилась и, сделав большие глаза, уставилась на Мазурина.

– И ты считаешь, что этолучший из возможных миров? Да ведь сам Бладжетт не придумал пока ничего более отвратительного. Впрочем, у него еще все впереди.

Ева двинулась дальше, и озадаченный Мазурин последовал за ней.

Они остановились, добравшись до небольшого ручейка. Чарли умыл руки и лицо, ругнулся насчет того, что у него нет бритвы, и подозрительно покосился на розовый и гладкий подбородок Мазурина.

– Депиляторный крем, – тут же сообщил Мазурин. – Подавляет фолликулы на месяц. Изобретен, по-моему, где-то около 2050-го года.

Чарли хмыкнул, но, похоже, не очень поверил.

– Дай-ка мне эти сандалии, – сказал он. Надев сандалии Мазурина, он начал взбираться на очередной кряж. Оттуда он с опаской выглянул на другую сторону, затем помахал Еве и скрылся из вида.

– Что теперь? – спросил Мазурин.

– Мы подождем здесь, – кратко ответила Ева. – Впереди находится городок, в котором живет наш связной. Чарли проверит, все ли там в порядке.

Чарли вернулся через час, одетый, в ботинках, но без радостных вестей.

– Черт-те что, – буркнул он Еве, затем повернулся к Мазурину. – Похоже, ты говорил правду. Говнюки просто с ума сходят. Все вокруг так и кишит солдатами и нагаями.

– Национальными гвардейцами, – пояснила Ева, заметив недоуменный взгляд Мазурина. – Н.Г. – на-гай. Это свора отборных засранцев – что-то вроде твоего КВБ.

Чарли нетерпеливо махнул рукой, не дав Мазурину ответить.

– Значит, вот какие дела, – сказал он. – Бауэрнфайнд связался со штабом, за нами пришлют вертолет. Но в лесах полно патрулей – наше счастье, что мы до сих пор не попались. Единственное место, где мы будем в безопасности – это подвал Бауэрнфайнда.

Он бросил взгляд на хламиду Мазурина.

С Мазурином будут сложности. Между тем Бауэрнфайнд говорит, что иновременец понадобится Центральному Комитету.

Он развернул пакет и достал оттуда балахон с длинными рукавами, ножницы и нитку с иголкой.

– Здесь на холмах обитают секты, – пояснил он. – Бауэрнфайнд раздобыл этот костюмчик в театре. Цвет не совсем тот, что надо, но, в общем, сойдет.

В результате балахон стал похож на что-то, никогда уже не способное стать предметом одежды, но Ева надела его на Мазурина через голову, закинула болтавшуюся верхнюю часть за плечи и, ловко орудуя иголкой, зашила его до первоначального вида. С грехом пополам, методом многочисленных проб и ошибок, балахон наконец водрузили на Мазурина.

– Будет держаться, – сказала Ева, – только не маши руками. Помни, твои руки сцеплены в медитации, и все время держи глаза опущенными. Как насчет этих сандалий, Чарли?

– В Калифорнии половина шизанутых такие носят, – отозвался тот. – И его длинные волосы прокатят при таком наряде. Давайте двигаться.

Они взобрались на вершину кряжа, огляделись и спустились на другую сторону – туда, где за деревьями виднелась пыльная дорога. Вскоре они добрались до небольшого захолустного городишки, где, благополучно смешавшись с толпой, следовали порознь в одном направлении..

Трое спутников на какое-то время сошлись у светофора на перекрестке, ожидая смены сигнала, и Чарли прошептал:

– Еще два квартала, а потом полквартала направо. Там будет заведение под названием «Стильное шитье».

Внезапно со всех сторон послышались изумленные крики. Мгновение спустя что-то мягкое забралось в раскрывшийся от удивления рот Мазурина. Задыхаясь, Мазурин проглотил, сколько смог – масса на вкус казалась лимонной – и выплюнул остальное.

Он поднял глаза как раз вовремя – чтобы разглядеть еще один шар, несущийся навстречу. Инстинктивно взметнув руки, Мазурин тут же услышал, как трещат швы балахона.

Желтые шары летели с неба – если точнее, с висящего в нем допотопного геликоптера архаичной модели. По бокам старинного вертолета висели исполинские громкоговорители– колокола. Из них и сыпались в потрясающем количестве лимонные шары.

Они скапливались под ногами, карабкались по штанинам прохожих, извиваясь, катились кремовой волной к полумраку дверных проемов.

Мазурин отчаянно отбил очередную желтую блямбу, перепрыгнул через корчившегося на мостовой толстого гражданина, у которого были полные штаны флангов, а затем и сам потерял равновесие, заскользив к середине улицы и врезавшись в солдата. Он увидел, как солдат выпучил глаза, заметив наручники. Потом был чей-то крик, все закружилось, и что-то твердое увесисто шмякнуло его по затылку.

Свет привел его в чувство – слепящий, обжигающий свет, от которого слезились глаза. Мазурин попытался отвернуться и выяснил, что не может. Вероятно, его пытали – но за что?

Когда память полностью возвратилась к нему, Мазурин застонал. Он снова оказался в лапах говнюков, этих предков, странным образом оказавшихся основателями его родного государства.

Со стороны донесся стон, а затем сдавленный вскрик. Что-то острое, наподобие иглы, вонзилось в его левую ягодицу. Вопль Мазурина добавился к двум первым.

– Они готовы, господин Президент.

– Приступайте, – приказал слегка шепелявый голос. – Начните с девушки.

– Гертруда Мейер?

Мазурин услышал прерывистое дыхание девушки.

– Да, – ответила она.

– Член конспиративной организации мародеров и убийц, известной как Партия Свободы, подпольная кличка Ева?

Снова тяжелый вздох и утвердительный ответ.

– Известно ли вам о плане покушения на Президента?

Вздох, пауза, еще вздох.

– Да!

– В чем состоит этот план?

На этот раз Ева всхлипнула.

– Ох, не надо…ох!

– В чем состоит этот план?

– Ох! Я не знаю… – Она пронзительно завизжала, а затем Мазурин услышал ее рыдания. – Ничего я вам не скажу… ой!..ничего. Ой!

Мазурин вдруг обнаружил, что борется как бешеный со своими оковами. Ему показалось – он знает, что они проделывают с Евой; это был традиционный метод допроса женщин, и они, вероятно, уже овладели им. Метод был практически безотказен, и одна мысль о нем приводила в уныние.

Ева кричала все громче и чаще, а потом на время наступила тишина. Затем допрос продолжился. Минут через двадцать Ева начала рассказывать все, что знала.

План был достаточно примитивен, и, как показалось Мазурину, шансы на успех в этом случае даже в столь варварскую эпоху были очень малы. В его родном времени убийством главы государства нельзя было добиться ровным счетом ничего – на его место просто пришел бы другой представитель Правящих Фамилий.

Судя по тому, что говорила Ева, Бладжетт был одержим мыслью, что кто-то из его приближенных может сбросить его, как сам он сбросил Карреса, а Партия Свободы лелеяла надежды, что его преемник окажется не столь кровожаден.

Для покушения они выбрали время ежегодного праздника, на котором Бладжетт традиционно появлялся перед народом. Эти торжества всегда проводились на большой открытой арене, в присутствии тысяч зрителей. У Бладжетта, разумеется, была бы хорошая охрана, но все же обыскать каждого, кто придет на эту арену, оказалось бы делом невозможным. Все, что требовалось революционерам – это неприметное оружие – и судя по всему, около восьми месяцев назад подпольные ученые разработали такое оружие и стали в больших количествах производить его на тайной фабрике. Где находилась фабрика, Ева не знала. Они с Чарли были агентами-связниками, в задачу которых входило взять готовое оружие у других агентов и доставить его в пункты распределения.

Оружие представляло собой миниатюрную базуку. Длиной всего в два дюйма, она могла быть спрятана надежно на теле, а радиус поражения у нее был довольно впечатляющим. Огонь нескольких сотен единиц оружия стер бы Бладжетта с лица земли вместе со всеми его охранниками.

Затем палачи взялись за Чарли. Через несколько минут он тоже раскололся. Но знал он не больше Евы.

Затем наступила очередь Мазурина.

Первый вопрос был «Ваше имя?» – и его тут же сопроводило прикосновение теплого металла к ладони.

Он ответил на вопрос, назвав свое полное имя. Следующим был вопрос: «Откуда вы?» Даже не надеясь, что ему поверят, он сказал правду – просто не смог придумать какую-нибудь ложь, которая выглядела бы более правдоподобной.

После небольшого совещания был задан вопрос: «Утверждаете ли вы, что можете рассказать о событиях будущего?»

– Да, но… – начал было Мазурин.

Шепелявый голос перебил его.

– Достаточно. Генерал, эта информация для узкого круга. Доставьте их в мой кабинет. Всех троих. Я лично продолжу допрос.

– Ну вот, – раздался голос Бладжетта из полумрака кабинета. – Мы здесь наедине. Расскажите мне о будущем моего режима, мистер Мазурин… и, предупреждаю вас, только правду.

Зрение Мазурина быстро прояснялось. Прямо перед ним, по другую сторону огромного полированного стола, восседал сам Бладжетт. Ничуть не похожий на собственные портреты в учебниках истории. Низкорослый и толстый, с хитрыми и хищными глазками. Мазурин взглянул правее. В двух соседних креслах, скованные, как и он, наручниками, сидели Ева и Чарли. Ева согнулась, уткнув лицо в колени, а Чарли неподвижно сидел с каменным лицом.

Ладно, пусть в книжках внешность Бладжетта идеализировалась. Это не имело значения. Мазурин находился в Высочайшем Присутствии и испытывал благоговение.

– Если кто-то из вас умышляет применить против меня насилие, – заметил Бладжетт, – не советую. – Он указал на небольшой пулемет на колесной раме, стоявший у него на столе. – Вы слишком далеко, а из этих комфортабельных кресел вырваться очень непросто. Теперь слово вам, мистер Мазурин. Вам не следует бояться говорить правду – даже если вам покажется, что мне она может не понравиться. Вы просто кладезь информации, и я рассчитываю еще долгое время вас использовать. Так что говорите чистую правду.

Мазурин рассказал ему все.

В конце его рассказа Бладжетт улыбнулся.

– Вот еще что, мистер Мазурин. В каком возрасте я умру?

– Точно не помню, ваша честь. По-моему, что-то около восьмидесяти.

– Хорошо, хорошо, – потер руки Бладжетт. – Просто превосходно. – Он взял из стоявшей перед ним на столе вазы с фруктами виноградину и сунул ее в рот. – А вы уверены, мистер Мазурин, что, в угоду мне, не приукрасили эту сказочку? Хотя нет, вижу, что вы искренни; вам нет смысла лгать.

Улыбаясь, Бладжетт съел еще виноградину, оттолкнул вазу в сторону и доверительно перегнулся через стол.

– Вот если бы вы предсказали мне полный крах, – сказал он, – я бы ни за что не поверил. А знаете почему? – последовала пауза. – Потому что я принадлежу вечности. Я еще в молодости это почувствовал. Что рожден править миром. Поверите ли – тогда мне еще не было двадцати.

Почему? Да потому что я начал с того, чего все остальные завоеватели безуспешно пытались достичь – с мирового господства. Это значит – весь мир или ничего, мистер Мазурин. Это знал Наполеон. Гитлер. Сталин. Это был неумолимый закон, смирявший каждого. Они пытались достичь мира через войну – и это было гибельно, гибельно. Они тоже были рождены править, но в неподходящее время.

Бладжетт все говорил и говорил без конца, лицо его раскраснелось, а глаза заблестели. Он энергично жестикулировал, улыбался, хмурился, с серьезным видом нависая над столом. Наконец, довольный собой, Бладжетт сел в кресло и бросил в рот несколько виноградин. Затем с загадочным видом уставился в потолок.

Как раз в это время Мазурин, ошеломленный непрерывным разглагольствованием, внезапно очнулся. Из ствола стоявшего на столе Бладжетта приземистого орудия вдруг выдулся крошечный зеленый пузырек. Прямо на глазах у Мазурина пузырек вырос до полдюйма в диаметре, упал на стол и покатился, пока не наткнулся на край вазы с фруктами.

Мазурин так и похолодел. Он кинул взгляд вправо. Ева сидела с отсутствующим видом, уставившись в пол, но Чарли вздернул бровь. На лице его был написан вопрос.

Мазурин вновь перевел взгляд на Президента. Бладжетт душевно улыбнулся, вздохнул и посуровел.

– Что же касается вас, сэр, – сказал он, – то ваша судьба связана с моей. И этой милости вы должны с благодарностью подчиниться. Я не прошу – я даю. Я даю вам живого бога – как вы сами только что описали меня – которому надо поклоняться и преданно следовать всю жизнь. Я даю вам нечто неизмеримо более ценное, чем история из школьных учебников – я даю вам место рядом с собой в той истории, которую еще предстоит написать!

На какое-то мгновение эта идея захватила воображение Мазурина. Какая фантастическая концовка могла бы получиться у его жизни – и глава государства, и шеф разведки КВБ, и толпа родственников, каждый праздник преклоняющих колена у его усыпальницы.

Но невзирая на все эти мысли, проносившиеся в голове, Мазурин продолжал завороженно наблюдать за крохотным зеленым шариком. Если Бладжетт примет его за виноградину, произойдет страшное и непоправимое.

Рука Бладжетта опустилась на стол. Но ближайшим к ладони Бладжетта оказался тот шарик, который вовсе не был виноградиной.

– Что скажете, сэр? – вопросил Бладжетт. – Слава или смерть?

Его рука зависла в воздухе. Он впился взглядом в Мазурина.

Мазурин глубоко вздохнул.

– Я выбираю славу, ваша честь.

Черты лица Бладжетта смягчились. Рука его тихо опустилась на стол, пухлые пальцы сомкнулись вокруг зеленого шарика. Милостиво улыбаясь, Бладжетт положил шарик в рот.

Так он сидел, не меняя ни позы, ни выражения лица, три мучительно долгих секунды. Затем глаза его полезли на лоб. Рот распахнулся – но никакого звука не последовало. Бладжетт поблек, поник, увял, скорчился, а затем, совершенно внезапно, Бладжетт просто перестал существовать.

Со стороны все выглядело так, будто он свернулся во времени и пространстве. Впрочем, Мазурин знал, что участь Бладжетта не столь проста – и не столь приятна.

– Что это было? Виноградина, которую он съел?.. – выдохнула Ева.

Мазурину стало дурно.

– Мангел, – ответил он.

– Что еще за мангел? – вопросил Чарли.

Заплетающимся языком Мазурин проговорил:

– Можете подвергнуть меня самым изощренным и жестоким пыткам, но этого я вам не скажу никогда. Ваша цивилизация еще не готова.

Он спрятал лицо в ладони. Какая-то его часть рассудка говорила ему, что Бладжетт был подонком; другая же беспрестанно твердила: «Ты дал ему съесть мангел. Ты убил его. Священнейшего из предков. Отца Мира».

Мазурин услышал, как парень с девушкой переговариваются возбужденным шепотом. Ева спросила:

– Ты думаешь?

– Бладжетт уже давно гримируется, чтобы эффектно выглядеть на пропагандистских снимках.

– Да. Это облегчает нашу задачу, Чарли. У них не будет выбора. Тут либо соглашение, либо полный крах.

– Его больше нет, – простонал Мазурин. – Бладжетта. И прекрасного общества, которое он со своим могучим интеллектом построил…

– Нет, – возразил Чарли. – Ничего не потеряно. Кроме худшей части твоей цивилизации.

– И, разумеется, не потерян священнейший из предков, – добавила Ева. – Отец Мира.

Убитый горем Мазурин поднял взгляд.

– Но мангел забрал его! Бладжетта больше нет. – Он рассеянно коснулся лба.

– Зато есть ты, – заявила Ева. – Ты знаешь, как должно выглядеть будущее. Ты построишь мир Бладжетта – с некоторыми изменениями.

– Вы посадите на место Бладжетта одного из ваших людей?

Чарли нагнулся к его креслу.

– Одного из наших – одного из всех.

– Разве не ясно? – вмешалась Ева. – Отец Мира, священнейший из предков, будет потомком.

– Не понимает, – кивнул Чарли.

– Ты, – объявила Ева, – будешь Бладжеттом.

– Я? – ошарашенно спросил Мазурин, а затем благоговейно сложил ладони.

В конце концов, он и правда был потомком Бладжетта.