Текст книги "Билет куда угодно"

Автор книги: Дэймон Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Билет куда угодно
Рассказы

Большой лепешечный бум

Длинный сверкающий автомобиль, сопровождаемый воем турбин и облаком летучей пыли, подкатил к придорожному ларьку с вывеской «КОРЗИНЫ. ДИКОВИНЫ». Поодаль еще одна вывеска на соседнем аляповатом домишке со стеклянной верандой гласила: «ЗАКУСОЧНАЯ СКВАЙРА КРОУФОРДА. ОТВЕДАЙТЕ НАШИХ ПОНЧИКОВ». За домом виднелся выгон с амбаром и силосной башней в стороне от дороги.

Двое пришельцев, с жесткой кожей лиловатого оттенка, мирно сидели в машине и шарили маленькими желтыми глазками по вывескам. Облаченные в серые твидовые костюмы, их тела, в общем-то, напоминали человеческие. Правда, нижняя часть лица у каждого скрывалась под оранжевым шарфом.

Марта Кроуфорд торопливо выскочила из дома и зашла в ларек, вытирая руки о передник. За ней, дожевывая кукурузные хлопья, последовал и Льюэллин Кроуфорд, ее супруг.

– Слушаю вас, сэр… мэм? – нервно спросила Марта. Она обернулась к Льюэллину за поддержкой, и тот ободряюще похлопал ее по плечу. Живых пришельцев они видели впервые.

Заметив появившихся за прилавком Кроуфордов, один из инопланетян неспешно выбрался из машины. Он или, скорее, оно дымило сигарой, торчавшей из щели в оранжевом шарфе.

– Доброе утро? – нервно проговорила миссис Кроуфорд. – Что угодно? Корзины? Диковины?

Пришелец важно моргнул желтыми глазками. В остальном лицо его ничуть не изменилось. Рот и подбородок, если таковые вообще имелись, закрывал шарф. Ходили слухи, что у пришельцев нет никаких подбородков – вероятно, там скрывалось нечто столь мерзкое и уродливое, что ни один нормальный человек и взглянуть бы на это не смог. Люди прозвали инопланетян «гурками», так как те прибыли невесть из какой дыры под названием Дзета Геркулеса.

Гурк оглядел развешанные над прилавком корзины, поизучал разные безделушки – и снова задымил сигарой. Затем несколько глуховатым, но все же достаточно внятным голосом поинтересовался:

– Что это? – И ткнул жесткой трехпалой ручонкой куда-то вниз.

– Что? Индейская котомка? – заискивающе пропищала Марта Кроуфорд. – Или берестяной календарик?

– Да нет, вон там, – сказал гурк, снова указывая вниз. На сей раз, перегнувшись через прилавок, Кроуфордам удалось выяснить, что пришелец воззрился на некую округлую сероватую блямбу, лежащую на земле.

– Это? – недоверчиво переспросил Льюэллин.

– Это.

Льюэллин Кроуфорд залился краской.

– Так… это ж просто коровья лепешка. Корова тут с фермы вчера отбилась – ну и плюхнула – а я, понимаешь, проморгал.

– Сколько стоит?

Кроуфорды недоуменно уставились на гостя.

– Что сколько стоит? – с ошалелым видом спросил Льюэллин.

– Сколько стоит коровья лепешка? – прорычал из-под шарфа пришелец.

Кроуфорды переглянулись.

– Слыханное ли дело… – вполголоса начала было Марта, но супруг сурово шикнул на нее. Затем, внушительно откашлявшись, взял инициативу в свои руки.

– Как насчет десяти це… э-э, не хотелось бы, понимаешь, запрашивать лишнего… как насчет четверти доллара?

Пришелец достал пухлый кошелек, положил четвертак на прилавок и что-то буркнул своему оставшемуся в автомобиле спутнику.

Второй пришелец вылез из машины с круглой фарфоровой коробочкой и совком с золоченой ручкой. С помощью совка он или, скорее, оно аккуратно подцепило коровью лепешку и поместило ее в коробочку.

После чего оба пришельца забрались в машину и укатили под вой турбин, оставив после себя густое облако пыли. Кроуфорды проводили их ошалелыми взглядами, а затем дружно посмотрели на прилавок, где лежал сияющий четвертак. Льюэллин взял монетку и подбросил на ладони.

– Скажи пожалуйста! – ухмыльнулся он.

Всю неделю дороги буквально ломились от пришельцев в длинных сверкающих автомобилях. Они сновали повсюду, разглядывали все подряд – и то и дело расплачивались сияющими новенькими монетками и хрустящими банкнотами.

В народе поговаривали, что зря, дескать, правительство пускает на планету всех без разбору, но инопланетяне порядком оживили торговлю и не доставляли особых хлопот. Некоторые из гостей объявили себя туристами, а другие утверждали, что проходят производственную практику по социологии.

Льюэллин Кроуфорд сходил на примыкающий к дому выгон и выбрал там четыре отборных коровьих лепешки, после чего разместил их у себя в ларьке. Когда подкатил очередной гурк, Льюэллин сразу предложил новый товар и выручил по доллару за штуку.

– Да зачем им лепешки? – взвыла Марта.

– А тебе не все равно? – резонно спросил супруг. – Им нужны – а у нас есть. Если Эд Лейси опять позвонит насчет просроченной закладной, скажи ему, чтоб не беспокоился! – Он очистил прилавок и любовно разместил там новый товар. Для начала цену решили поднять до двух, а затем и до пяти долларов.

На следующий день над ларьком уже сияла новая вывеска: «КОРОВЬИ ЛЕПЕШКИ».

Как-то осенним вечером два года спустя Льюэллин Кроуфорд вошел в гостиную, швырнул в угол шляпу и тяжело плюхнулся в кресло. Поверх очков он принялся разглядывать красовавшуюся на каминной доске большую округлую блямбу, со вкусом раскрашенную концентрическими голубыми, оранжевыми и желтыми кольцами. Блямба эта с первого взгляда вполне могла показаться настоящей лепешкой класса «Трофи», музейным экспонатом, оформленным на планете гурков; но на самом деле, подобно многим своим тонко чувствующим современницам, миссис Кроуфорд самолично раскрасила и установила этот шедевр.

– Что случилось, Лью? – спросила она, предчувствуя недоброе. Несмотря на новую прическу и модное нью-йоркское платье, выглядела она озабоченной и осунувшейся.

– Случилось! – проворчал Льюэллин. – Этот старый хрыч Томас просто форменная скотина – и больше ничего! Четыреста долларов за голову! Уже и коровы, понимаешь, по сходной цене не купить.

– А может, и ничего, Лью, – ведь у нас уже семь стад – может и…

– Нужно больше, Марта, если мы хотим удовлетворить спрос! – воскликнул Льюэллин, выпрямляясь в кресле. – Черт возьми, прикинь сама! Королевские лепешки подскочили до пятнадцати долларов – да и то на всех не хватает… А как тебе полторы тысячиза императорскую – если, понятное дело, пофартит?

– Вот забавно – раньше-то мы и ведать не ведали, что бывает столько всяких лепешек, – сонно пробормотала Марта. – А императорские – это такие… с двойным завитком?

Льюэллин хмыкнул и взял со столика журнал.

– Слушай, Лью, а нельзя ли ее как-нибудь…

Глаза Льюэллина снисходительно просияли.

– Подделать? – закончил он. – Дудки – уже пробовали. Я тут как раз вчера читал. – Он показал ей обложку последнего номера «Американского торговца лепешками», а затем принялся листать глянцевые страницы. – «Лепешкограммы», – начал он зачитывать заголовки. – «В заботе о ваших лепешках». «Молочное производство – выгодная побочная отрасль». Нет, не то. Ага, вот она. «Афера с фальшивыми лепешками». Послушай-ка! Здесь пишут, что один ловкач из Амарильо раздобыл где-то императорскую и сделал с нее гипсовый слепок. Дальше он взял пару бросовых лепешек и обработал их этим слепком. Получилось так здорово – пишут, просто не отличить. А гурки покупать не стали. Они усекли, что к чему.

Он бросил журнал на столик, затем повернулся и глянул в заднее окно в сторону сараев.

– Безмозглый щенок опять расселся там на дворе. Какого черта он не работает? – Льюэллин встал, отдернул жалюзи и заорал в окно? – Эй, ты! Дельберт! Дельберт! – Тишина. – Глухой вдобавок, – пробормотал Льюэллин.

– Пойду скажу ему, что тебе нужно… – начала Марта, снимая передник.

– Ладно-ладно – сам схожу. Вот черт – только и забот у меня, что следить за ним. – Льюэллин вышел из кухонной двери и направился через двор к тележке, на которой, размеренно жуя яблоко, рассиживался долговязый мальчуган.

– Дельберт! – с жаром воскликнул Льюэллин.

– A-а… здравствуйте, мистер Кроуфорд, – с беззубой ухмылкой отозвался мальчуган. Он в последний раз куснул яблоко и отшвырнул огрызок. Льюэллин проследил за полетом снаряда. Из-за недостающих передних зубов яблочные огрызки Дельберта всякий раз поражали своей неповторимостью.

– Почему не везешь лепешки к ларьку? – грозно вопросил Льюэллин. – Я тебе, Дельберт, понимаешь, плачу не за то, чтоб ты рассиживался на пустой тележке.

– Я утром отвозил, – ответил мальчуган. – А потом Фрэнк велел забирать.

– Что-что он велел?

– Ну да, – кивнул Дельберт, – он говорит – всего две и продал. Сами спросите – узнаете.

– Спрошу, не беспокойся, – проворчал Льюэллин. Круто развернувшись, он зашагал через двор.

А там, у лепешечного ларька, рядом с обшарпанным пикапом был припаркован длинный автомобиль. Пока Льюэллин шел к лавке, пришелец уже успел отовариться и укатить.

Теперь у ларька оставался всего один покупатель – заросший густыми бакенбардами фермер в клетчатой рубахе. Тут же, непринужденно облокотившись о прилавок, стоял Фрэнк, продавец. Полки у него за спиной ломились от лепешек.

– Доброе утро, Роджер, – с наигранной любезностью поздоровался Льюэллин. – Как жена? Как детишки? Ну что, самое время обзавестись лепешкой?

– Ох, не знаю, – отозвался мужчина с бакенбардами, потирая подбородок. – Жена положила глаз вон на ту, – он указал на крупную нарядную лепешку на средней полке, – только с такими ценами…

– Поверь, Роджер, лучше и не придумаешь. Это же, понимаешь, выгодное вложение капитала, – с жаром заверил Льюэллин. – Фрэнк, а последний гурк что купил?

– Ничего, – ответил Фрэнк. Из радиоприемника в его нагрудном кармане непрерывно гудела музыка. – Сфотографировали ларек и уехали.

Тут сзади с воем турбин подкатил длинный сверкающий автомобиль. Льюэллин обернулся. Все трое сидящих в машине пришельцев носили красные фетровые шляпы с множеством забавных пуговиц и держали в руках флажки Йельского университета. Их серые твидовые костюмы были густо усеяны конфетти.

Один гурк вылез из машины и подошел к ларьку, важно пуская клубы сигарного дыма из дырки в оранжевом шарфе.

– Слушаю, сэр? – тут же обратился к нему Льюэллин, сцепив руки перед грудью и слегка подавшись вперед. – Самое время купить чудную лепешечку, не правда ли?

Пришелец оглядел серые блямбы по другую сторону прилавка. Затем он или, скорее, оно моргнуло желтыми глазками и издало странное бульканье. Вскоре до Льюэллина дошло, что инопланетянин смеется.

– Что смешного? – поинтересовался торговец, улыбка сползла с его физиономии.

– Ничего, – ответил пришелец. – Я смеюсь от радости. Завтра мы отправляемся домой – производственная практика закончена. Можно фотографию на память? – Он поднял зажатый в пурпурной клешне небольшой аппаратик с линзами.

– Ну, пожалуй… – неуверенно пробормотал Льюэллин. – Значит, говорите, домой отправляетесь? В смысле – все-все? А когда вернетесь?

– Мы не вернемся, – ответил пришелец. Он или, скорее, оно щелкнуло кнопочкой фотоаппарата, затем извлекло фотографию и внимательно ее поизучало – и, наконец, с фырканьем спрятало карточку. – Большое спасибо за чрезвычайно занимательный опыт. Всего хорошего. – Пришелец отошел от прилавка и забрался в машину. Подняв густое облако пыли, автомобиль умчался.

– И так все утро, – пожаловался Фрэнк. – Ничего не покупают – только фотографируют.

По спине Льюэллина пробежали мурашки.

– Как думаешь, он это серьезно – насчет отъезда?

– По радио тоже так передали, – ответил Фрэнк. – И Эд Кун был тут рано утром проездом из Хортонвилля. Сказал, еще с позавчера ни лепешки не продал.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Льюэллин. – Не могут же они все так просто съехать… – Руки у него затряслись, и он поспешно сунул их в карманы. – Слушай-ка, Роджер, – обратился он к мужчине с бакенбардами, – а вообще-то – сколько бы ты выложил за ту лепешку?

– Ну-у…

– Учти, это десятидолларовая лепешка, – придвигаясь к нему поближе, предупредил Льюэллин. Голос его приобрел некую торжественность. – Лепешка что надо, Роджер.

– Понимаю – только вот…

– А если семь с полтиной?

– Ну, не знаю. Дал бы… скажем, пять.

– Продано, – подвел итог Льюэллин. – Фрэнк, заверни. Оба они наблюдали, как фермер с бакенбардами несет свой трофей к пикапу.

– Вот так и действуй, Фрэнк, – решительно приказал Льюэллин. – Возьми сколько сможешь.

Кошмар долгого дня почти завершился. Стоя в обнимку, Марта и Льюэллин Кроуфорды наблюдали, как последний покупатель отходит от лепешечного ларька. Фрэнк принялся за уборку. Дельберт, прислонившись к боковой стенке ларька, грыз яблоко.

– Марта, это же конец света, – со слезами на глазах пробормотал Льюэллин. – Первосортные лепешки… по пять центов за пару!

Тут в предвечернем сумраке ослепительно сверкнули фары, и к лепешечному ларьку подкатил длинный приземистый автомобиль. Там сидели два зеленых существа в плащах; из дырок в их мягких синих шляпах с загнутыми кверху полями торчали пушистые антенны. Одно из существ вылезло из машины и торопливо устремилось к лепешечному ларьку. Дельберт зевнул и выронил огрызок яблока.

– Змеи, – зашипел Фрэнк, наклоняясь через прилавок к Льюэллину. – Я по радио слыхал. Говорят, они с Гаммы Змеи.

Зеленое существо обозревало опустевшие полки. Маленькие светлые глазки то и дело закрывались жесткими веками.

– Лепешку, сэр… мэм? – нервно осведомился Льюэллин. – Осталось не так уж много, но для вас…

– Что это? – прошелестел змей, тыкая клешней куда-то вниз.

Кроуфорды глянули. Змей указывал на нечто бесформенное и бугристое, покоившееся рядом с ботинком Дельберта.

– Это? – немного оживившись, переспросил Дельберт. – Яблочный огрызок. – Он взглянул на Льюэллина, и глаза его хитро сверкнули. – Я увольняюсь, мистер Кроуфорд, – внятно произнес он. И повернулся к пришельцу. – Это яблочный огрызок Дельберта Смита, —отчеканил мальчуган.

Льюэллин оцепенело наблюдал, как змей доставал бумажник и торопливо семенил к Дельберту. Деньги перешли из рук в руки. Дельберт извлек на свет еще одно яблоко и с энтузиазмом принялся уменьшать его до огрызка.

– Слушай-ка, Дельберт, – отрываясь от Марты, начал Льюэллин. Тут голос ему изменил, и он вынужден был откашляться. – Похоже, у нас тут, понимаешь, назревает славное дельце. Раз ты такой, понимаешь, смышленый, ты ведь возьмешь теперь лепешечную лавку в аренду?

– He-а, мистер Кроуфорд, – с полным ртом пробубнил Дельберт. – Я лучше переберусь к дядюшке – у него там сад.

Змей тем временем топтался над дельбертовским шедевром и негромко повизгивал от восхищения.

– Надо, понимаешь, держаться поближе к источнику ресурсов, – вдруг выдал Дельберт, осведомленно покачивая головой.

Льюэллин лишился дара речи – и вдруг почувствовал, что кто-то дергает его за рукав. Он обернулся и увидел Эда Лейси, банкира.

– Слушай, Лью, весь день дозваниваюсь, а у тебя телефон не отвечает. Как там с обеспечением по нашим ссудам…

Человек в кувшине

Душно и тесно было в гостиничном номере на планете Менг. Голубоватый солнечный свет падал на грязный серый ковер, массивную пепельницу, забитую окурками, на стройные ряды пустых бутылок. Угол комнаты занимала груда багажа и разных диковин. Обитатель номера, некий мистер Р. К. Вейн с Земли, сидел неподалеку от двери: мужчина лет пятидесяти, чисто выбритый, с жесткой седой шевелюрой. Тихо, смертельно пьяный.

Раздался осторожный стук, и в комнату тихонько вошел коридорный – высокий смуглый абориген с иссиня-черными волосами, спадавшими ему на плечи. Лет девятнадцати на вид. Один глаз зеленый, другой голубой.

– Вон туда, – указал Вейн.

Коридорный опустил поднос.

– Слушаюсь, сэр. – Он переставил на стол непочатую бутылку «Десяти звездочек», ведерко со льдом и бутылку сельтерской, аккуратно разместив все это среди загромождавшего стол изобилия. Затем водрузил на поднос порожнюю посуду и ведерко из-подо льда. Большерукий и угловатый, он казался высоким и необычно узкоплечим в тесной зеленой униформе.

– Вот он какой, Менг-сити, – проговорил Вейн, пристально разглядывая коридорного. Вейн неподвижно и прямо сидел в кресле, облаченный в полосатый пиджак, с галстуком-веревочкой на шее. Он с успехом мог производить впечатление трезвого, если бы не убийственно неторопливая речь и налитые кровью глаза.

– Да, сэр, – отозвался коридорный, убирая со стола поднос. – А вы здесь впервые, сэр?

– Две недели как прибыл, – ответил Вейн. – Городишко мне сразу не понравился – и теперь не нравится. А еще мне не по душе этот номер.

– Администрация очень сожалеет, если вам не нравится номер, сэр. Вид отсюда замечательный.

– Номер тесный и грязный, – продолжил Вейн, – но мне теперь без разницы. После обеда – счет и… адью! Улетаю дневной ракетой. Убил две недели в глубинке – все изучал рассказы о мараках. Сплошное вранье – паршивые туземные сплетни. Жалкая планетка. – Он презрительно фыркнул, по-прежнему не сводя глаз с коридорного. – А тебя как зовут, парень?

– Джимми Олмауз, сэр.

– Ну вот что, Джимми мой Алмазный, глянь-ка на эту груду барахла. – Туристское снаряжение, шарфы и гобелены, ковры, одеяла и еще черт-те что громоздилось поверх сваленных в кучу чемоданов. Ни дать ни взять – магазин сувениров после бомбовой атаки. – Фунтов сорок всяческого хлама, на который у меня не хватило места – плюс еще этот паскудный кувшин. Есть предложения?

Коридорный не спеша обдумывал.

– Сэр, если позволите, я предложил бы сложить шарфы и другие вещи в кувшин.

– Может быть, может быть, – лениво пробормотал Вейн. – А ты знаешь, как сложить эту бандуру?

– Не уверен, сэр.

– Ладно, валяй – посмотрим, как у тебя получится.

Коридорный поставил поднос и направился в угол.

Большой пакет керамических обломков серого цвета, перевязанных бечевкой, покоился на крышке высоченного дорожного чемодана Вейна, чуть выше роста коридорного. Олмауз снял ботинки и смуглыми босыми ногами забрался на стул. Без видимого усилия он снял пакет, слез, положил пакет на стол и снова обулся.

Вейн тем временем потягивал тепловатый хайбол, явно вознамерившись опорожнить бокал. Он пил с закрытыми глазами, а затем ненадолго склонился над бокалом, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

– Ну-ну, – пробурчал он, вставая, – посмотрим-посмотрим.

Коридорный развязал бечевку. В пакете оказалось шесть длинных изогнутых кусков, очертаниями напоминавших гигантские рожки для обуви. И к ним два круглых. Один побольше – похоже, дно. К другому приделана ручка – не иначе, крышка. Коридорный принялся аккуратно раскладывать детали кувшина на ковре.

– Ну-ка, посмотрим, как ты их сложишь, – пробурчал Вейн, подходя ближе. – Надо же мне знать, как их потом разделить.

– Конечно, сэр.

– Древняя штукенция, нечего сказать. В глубинке оторвал. Обычно в таких хранят зерно или масло. Куски сами собой слепляются. Если верить аборигенам, мараки знали, как этого добиться. Слышал такое?

– В глубинке, сэр, много чего рассказывают, – ответил коридорный. Он уже подготовил шесть длинных обломков, разложив их наподобие лепестков вокруг широкого плоского дна. Детали кувшина заняли едва ли не все свободное пространство в комнате; собранный кувшин оказался бы по грудь долговязому коридорному.

Наконец парень поднял два длинных куска и аккуратно их состыковал. В самый последний миг перед соприкосновением они дернулись в руках парня будто намагниченные – и слились в один гладкий кусок. Вейн едва сумел различить линию стыка.

Схожим образом коридорный добавил к первым двум обломкам еще один. Половина стенки была готова. Парень осторожно состыковал ее с большим плоским дном: щелк – и готово! Затем нагнулся за следующей деталью стенки.

– Погоди-ка, – вдруг сказал Вейн. – У меня есть идея. Не лучше ли сперва сложить вещи – а уж потом закончить со стенкой.

– Вы правы, сэр, – согласился коридорный. Он положил обломок на место и перебросил на дно кувшина несколько легких одеял.

– Не так, дубина, – рявкнул Вейн. – Заберись туда и упакуй поплотнее.

Коридорный поначалу заколебался. Затем, со своим неизменным «да, сэр», осторожно переступил через оставшиеся детали кувшина и опустился на колени, скатывая и плотно укладывая одеяла на дне сосуда.

А тем временем у него за спиной Вейн, пританцовывая на цыпочках, неслышно сложил два продолговатых куска – р-раз! – присоединил третий – два! – поднял, и – три, готово! – вторая половина стенки стала на место. Кувшин был собран.

Коридорный оказался внутри.

Вейн тяжело дышал, раздувая ноздри. Из портсигара, обтянутого кожей зеленой ящерицы, он достал сигару, обрезал кончик прикрепленным к отвороту пиджака ножичком и закурил. Жадно затягиваясь, он наклонился и заглянул в кувшин.

Если не считать удивленного стона, когда кувшин оказался собран, коридорный так и не издал ни звука. В горловине кувшина Вейн увидел обращенное к нему смуглое лицо парня.

– Сэр, выпустите меня, пожалуйста, из кувшина, – попросил коридорный.

– Не могу, братец, – посетовал Вейн. – Там, в глубинке, мне не сказали, как это делается.

Коридорный провел языком по пересохшим губам.

– Есть особый древесный жир, – сказал он. – Если смазать им щели, куски распадутся.

– А мне ничего такого не давали, – безразлично отозвался Вейн.

– Тогда пожалуйста, сэр, разбейте кувшин и дайте мне выйти.

Вейн сковырнул с языка табачную крошку. С любопытством ее осмотрел, а затем сбил щелчком.

– Я узнал тебя утром в вестибюле, – сказал он. – Узнал сразу, как только вошел. Длинный и худощавый. Слишком крепкий для аборигена. Один глаз зеленый, другой синий. Я две недели рыскал в глубинке; а ты… вот где.

– Сэр?..

– Ты марак, – отрезал Вейн.

На некоторое время коридорный замолк.

– Но простите, сэр, – начал он наконец, – ведь мараки – всего лишь легенда, сэр. В них давно уже никто не верит.

– Ты снял кувшин как пушинку, – заметил Вейн. – А ставили его туда двое парней. У тебя впалые виски. Выступающий подбородок и сутулые плечи. – Хмурясь, он достал из кармана бумажник и вынул оттуда пожелтевшую фотографию. Повертел ее в руках и показал коридорному. – Вот, взгляни.

На фотографии был запечатлен скелет в музейном ящике. Странный скелет – очень длинный и узкий. Сутулые плечи. Вытянутый череп. Впалые виски. Внизу имелась табличка с надписью: «АБОРИГЕН НЬЮ-КЛИВЛЕНДА, ПЛАНЕТА МЕНГ (СИГМА ЛИРЫ II)» – и шрифтом помельче: «Антропологический музей Ньюболда, Тен Эйк, Квинсленд, С.Т.».

– Этот снимок мне попался в одной книге, – сообщил Вейн, аккуратно вкладывая карточку обратно в бумажник. – Ей двести лет. Отправлена как почтовая открытка моему предку. А через год мне случилось побывать на Нью-Земле. Теперь слушай внимательно. Музей на месте – а скелета нет. Нет – и точка. И говорят – никогда и не было. Хранитель музея считает, что карточка поддельная. Говорит, ни у одной из туземных рас на Менге нет таких скелетов.

– Наверняка поддельная, сэр, – согласился коридорный.

– И знаешь, что я сделал? – задушевно продолжал Вейн. – Я просмотрел все сообщения, касающиеся периода колонизации Менга. Все, какие удалось обнаружить. Так вот. Двести лет назад никто здесь не считал мараков всего лишь легендой. Они достаточно напоминали аборигенов, чтобы не привлекать внимания – и плюс к тому имели кое-какие особые таланты. Могли, например, превращать одно в другое. Если им не сопротивлялись, могли телепатически воздействовать на сознание. Интересно, да? А потом я просмотрел все отчеты по экспорту за двести лет. Проштудировал геологические карты в «Планетном атласе». И кое-что обнаружил. Выяснилось, что нигде на всем Менге нет ни единого месторождения природных алмазов.

– В самом деле, сэр? – нервно спросил коридорный.

– Ни единого. Никаких алмазов. И даже никакого намека на то, что они тут залегали. Но тогда, двести лет назад, Менг ежегодно экспортировал безупречные алмазы на миллиарды стелларов. Спрашивается: откуда они взялись? И почему вдруг иссякли?

– Не знаю, сэр.

– Их делали мараки, – заявил Вейн. – Для торговца по фамилии Сунг. После того, как он умер вместе со всем своим семейством, больше алмазов с Менга не поступало. – Он открыл один из чемоданов, немного порылся там и достал два предмета. Узкий овальный пакет, завернутый в плотную желтоватую ткань растительного происхождения. И блестящий темно-серый камень размером в полкулака.

– Знаешь, что это? – спросил Вейн, показывая коридорному овальный пакет.

– Нет, сэр.

– В глубинке эту штуку называют воздушным сорняком. Он был припрятан в хижине у одного старого чудака. Вместе с кувшином. И еще вот с чем. – Он показал коридорному черный камень. – Ну что – скажешь, ничего особенного? Просто кусок графита – скорее всего, из старой выработки в Бедлонге. Но ведь графит – это чистый углерод. Как и алмаз.

Он аккуратно пристроил оба предмета на столе и вытер руки. Графит оставил на коже черные пятна.

– Подумай хорошенько, – сказал Вейн. – У тебя ровно час – до трех. – Он легонько стукнул сигарой по горлышку кувшина. Хлопья пепла упали на обращенное вверх лицо коридорного.

Затем Вейн вернулся к креслу. Двигался он неторопливо и не совсем уверенно – но все же не спотыкался. Отколупнул фольгу с бутылки «Десяти звездочек». Налил славную порцию, добавил льда и плеснул сельтерской. Сделал долгий, медленный глоток.

– Сэр, – произнес наконец коридорный, – я и вправду не могу сделать алмаз из черного камня. А что будет, если через час этот камень так и останется черным?

– А будет то, – ответил Вейн, – что я просто сниму обертку с воздушного сорняка и брошу его в кувшин. Воздушный сорняк, как мне сказали, на воздухе в сотни раз увеличивается в объеме. Когда кувшин будет полон до краев, я закрою его крышкой. А когда мы окажемся на пешеходном мостике в космопорту, тебя запросто можно будет вытряхнуть из этого барахла в залив. Говорят, там на дне толстый слой ила. – Он сделал еще один долгий, неспешный глоток. – Подумай хорошенько, – добавил он, упираясь в кувшин налитыми кровью глазами.

Внутри кувшина царил влажный сумрак. Коридорному хватало места, чтобы вполне комфортно сидеть, скрестив ноги. Можно было встать на колени – тогда голова оказывалась у самого горлышка – узкого, слишком узкого. Парень весь взмок в своей тесной униформе и дрожал от страха. За девятнадцать лет ничего подобного он не переживал.

Снаружи донеслось позвякивание льда.

– Сэр? – позвал коридорный.

Скрипнули пружины кресла – и очень скоро в отверстии кувшина возникло лицо землянина. Ямка на подбородке. Седые волосы торчат из ноздрей, а в складках обвислой кожи на щеках прячется черная с проседью щетина. Глубоко посаженные красные глазки смотрят пьяно и нагло. Вейн молча упирался взглядом в лицо аборигена.

– Сэр, – серьезно произнес коридорный, – знаете, сколько мне платят в этой гостинице?

– Нет.

– Двенадцать стелларов в месяц, сэр, и харчи мои. Умей я делать алмазы, сэр, стал бы я здесь работать?

Вейн и бровью не повел.

– А я тебе отвечу, – процедил он. – Сунг, верно, тянул из вас, мараков, все жилы, чтобы иметь свои миллиарды стелларов в год. Раньше вас были тысячи только на этом материке. А теперь осталось так мало, что вам удалось раствориться среди аборигенов. Надо думать, алмазы дорого вам дались. Теперь вы близки к вымиранию. Напуганы. Ушли в подполье. Способности-то при вас остались – но пользоваться ими вы не рискуете. Разве что в крайнем случае – когда нет другого способа сохранить тайну. Раньше вы были хозяевами планеты – а теперь вам бы только выжить. Все это, конечно, одни догадки.

– Да, сэр, – потерянно пробормотал коридорный.

Зазвонил местный телефон. Вейн пересек комнату, краем глаза наблюдая за кувшином.

– Слушаю?

– Мистер Вейн, – послышался голос дежурного, – простите, пожалуйста, за беспокойство – закуска к вам прибыла?

– Бутылку принесли, – ответил Вейн. – А что?

Коридорный прислушивался, постукивая крепко сжатыми кулаками по коленям. На его смуглом лбу выступил обильный пот.

– О нет-нет, ничего серьезного, мистер Вейн, – ответил дежурный, – только вот бой не вернулся обратно.

Обычно он очень аккуратен, мистер Вейн. Пожалуйста, еще раз извините за беспокойство.

– Ладно, – холодно отозвался Вейн и отключил телефон. Затем вернулся к кувшину. Там он некоторое время покачался взад-вперед, с пяток на носки, сжимая бокал хайбола и поигрывая осмиридиевым ножичком. Отчаянно острым ножичком, что на растягивающейся цепочке свисал с отворота пиджака землянина. Потом Вейн спросил:

– Что же ты не позвал на помощь?

Коридорный не отвечал. Вейн негромко продолжил:

– Я же знаю, что по местному телефону тебя услышали бы из любого конца комнаты. Ты что, язык проглотил?

Коридорный тоскливо ответил:

– Если бы я крикнул, сэр, меня бы нашли в кувшине.

– И что?

Лицо парня исказила жалобная гримаса.

– Есть и другие, кто верит в мараков, сэр. С такими глазами, как у меня, надо остерегаться. Сразу ясно – может быть только одна причина, почему вы со мной так обращаетесь.

Вейн некоторое время пристально разглядывал его.

– Значит, ты готов выбрать воздушный сорняк и ил на дне залива, только бы сохранить все в тайне?

– У нас на планете давно уже не охотились на мараков, сэр.

Вейн негромко хмыкнул. Затем взглянул на стенные часы.

– Сорок минут, – напомнил он и снова отошел к креслу у двери.

Коридорный не ответил. В комнате стояла мертвая тишина, если не считать еле слышного тиканья часов. Некоторое время спустя Вейн двинулся к письменному столу. Он вставил в пишущую машинку бланк таможенной декларации и принялся неторопливо стучать по клавишам, вслух бормоча сложные межзвездные обозначения.

– Сэр, – тихо произнес коридорный, – сэр, вы ведь не сможете так просто убить собрата по разуму, а потом – взять и улететь. Те ужасные времена давно прошли.

– Ха! Прошли, говоришь? – стуча по клавишам, отозвался Вейн. Затем хлебнул хайбола и поставил бокал на место, звякнув льдом.

– Если выяснится, что вы дурно обошлись с тем вождем в глубинке, сэр, вы понесете строгое наказание.

– Никто ничего не выяснит, – заверил Вейн. – По крайней мере, у вождя.

– Послушайте, сэр, даже если бы я смог сделать вам алмаз – он стоил бы всего пару тысяч стелларов. Для такого человека, как вы, такая сумма – просто пшик.

Вейн оторвался от клавиш и сел вполоборота к кувшину.

– Ну, нет – если чистой воды, то потянет и сотню тысяч. Только я не собираюсь его продавать. – Он повернулся обратно к машинке, закончил строчку и начал другую.

– Не собираетесь, сэр?

– Нет. Я думаю оставить его себе. – Тут веки на глазах Вейна опустились; пальцы остались неподвижно лежать на клавишах. Несколько секунд спустя он вздрогнул, ткнул очередную клавишу – и вытащил листок из машинки. Затем взял конверт и встал, просматривая заполненный бланк.

– Просто держать у себя и время от времени разглядывать, сэр? – негромко спросил коридорный. Пот заливал ему глаза, но он не отрывал от коленей сжатых кулаков.

– Вот именно, – с тем же отсутствующим видом подтвердил Вейн. Неторопливо сложив листок, он вложил его в конверт и подошел к желобу для почты у двери. В самую последнюю секунду помедлил, опять развернул листок и еще раз внимательно его просмотрел. Лицо землянина вдруг начало багроветь. Медленно комкая бумагу, он пробормотал: – Чуть-чуть не сработало.