Текст книги "Билет куда угодно"

Автор книги: Дэймон Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

– Это все Лео, – невпопад брякнула Мойра. – Знаешь, директорша ведь англичанка. Она сказала, что чашка чая мне не повредит, и все время требовала, чтобы я пила, а я… не могла пить горячий чай.

В конце концов Лео пнул меня и заставил выпустить отрыжку, которую я сдерживала. И…

– О Боже.

– А потом он пнул еще раз, – всхлипнула Мойра, – и чашка упала ей на колени, и… мне хотелось провалиться сквозь зеемлюууу…

На следующий день Лен повел Мойру к доктору, где они битый час читали затрепанные копии «Ротарианца» и «Поля и Потока».

Доктор Берри был кругленьким человечком с предельно душевными глазами и манерами больничной сиделки. На стенах его кабинета, где доктора обычно развешивают по меньшей мере семнадцать дипломов и членских свидетельств, у Берри висело всего три; остальное пространство заполняли крупные цветные фотографии очаровательных – и еще раз очаровательных – детишек.

Когда Лен решительно последовал за Мойрой в смотровой кабинет, доктор Берри какое-то мгновение взирал на него в легком шоке, но затем, судя по всему, решил сделать вид, будто ничего особенного не произошло. Он не то чтобы говорил – или даже шептал, – он как бы шелестел.

– Ну-с, миссис Коннингтон, мы сегодня выглядим чудненько, просто чудненько. А как мы себя чувствовали?

– Прекрасно. Мой муж думает, Что я спятила.

– Вот их… Ну-у, странно ему так думать, не правда ли? – Берри взглянул на стену как раз посередине между дверью и Леном, затем некоторое время довольно нервно пошуршал какими-то карточками. – Так-с. А не чувствуем ли мы какого-нибудь жжения, когда писаем?

– Нет. По крайней мере пока я… Нет.

– А тяжесть в животе?

– Да. Он пинает меня чуть не каждую минуту. – Берри неверно истолковал задумчивый взгляд Мойры, обращенный к Лену, и брови его невольно подскочили.

– Ребенок, – пояснил Лен. – Ее пинает ребенок.

Берри кашлянул.

– А головные боли? Головокружение? Тошноту? Ножки у нас не припухают?

– Нет.

– Чудненько. А теперь выясним-ка мы, сколько мы прибавили, а потом сядем в кресло и обследуемся.

Берри набросил на Мойру простыню так осторожно, будто в животе у нее скрывалось исключительно хрупкое яйцо. Он деликатно ощупал живот толстыми пальчиками, после чего приложился стетоскопом.

– А те рентгеновские снимки, – начал Лен. – Они еще не готовы?

– М-да, – отозвался Берри. – Как же, готовы. – Он передвинул стетоскоп и снова прислушался.

– Нет ли на них чего-либо необычного?

Брови Берри поднялись в вежливом недоумении.

– Мы тут немного поспорили, – напряженно произнесла Мойра, – насчет того, обычный это ребенок или нет.

Берри вынул из ушей трубочки стетоскопа. Затем уставился на Мойру, глазами встревоженного спаниеля.

– Ну, об этом-то нам нечего беспокоиться. Мы обязательно родим абсолютно здоровенького, чудного ребеночка, а если нам станут говорить другое, что ж, мы просто пошлем их всех подальше, ведь правда пошлем?

– Так ребенок абсолютно нормален? – настойчиво допытывался Лен.

– Абсолютно. – Берри снова взялся за стетоскоп. Тут лицо его побелело.

– Что случилось? – сразу же спросил Лен. Взгляд доктора остекленел и сделался неподвижным.

– Вагитус утеринус, – пробормотал Берри. Он стащил с себя стетоскоп и уперся в него взглядом. – Конечно же нет – этого просто не может быть. Вот ведь какая неприятность: нам кажется, что мы нашим стетоскопчиком принимаем оттуда радиопередачу. Пойду возьму другой инструмент.

Лен с Мойрой обменялись взглядами. Взгляд Мойры был как-то уж чересчур вкрадчив.

Берри уверенно вошел с новым стетоскопом, приставил мембрану к Мойриному животу, прислушался на мгновение и вздрогнул всем телом, словно у него внутри лопнула какая-то ходовая пружина. Явно не в своей тарелке, он отошел от кресла. Нижняя челюсть доктора сделала несколько холостых движений вверх-вниз, прежде чем он смог заговорить.

– Извините, – наконец выговорил он и по кривой вышел из кабинета.

Лен схватил выроненный доктором инструмент.

Приглушенный, но ясный, будто колокольчик из-под воды, тоненький голосок выкрикивал:

–  Ты, почетный сфинктер костоправия! Ты, выжимка из прямой кишки! Ты, безмозглый хирург по деревьям! Ты, клизма, надутая через задницу! – Пауза. – A-а, это ты, Коннингтон? Отвали, придурок, я еще не закончил с доктором Катетером.

Мойра, похожая на Будду с бомбой в животе, улыбалась.

– Ну как? – спросила она.

– Мы должны подумать, – снова и снова повторял Лен.

–  Тыдолжен подумать. – Мойра расчесывала волосы, всякий раз резко дергая гребень. – С тех пор как все это началось, у меня было много времени для размышлений. Когда начинаешь думать…

Лен набросил свой галстук на резной деревянный ананас у края полки для обуви.

– Мойрочка, веди себя разумно.

Мойра фыркнула и на мгновение застыла. Затем склонила голову набок, явно прислушиваясь; новые манеры поведения жены начали действовать на Лена убийственно. Он вновь ощутил, как вдоль позвоночника скользнула очередная змея.

– Что еще? – резко спросил он.

– Лео говорит, чтобы мы вели себя потише – он думает.

Кулаки Лена судорожно сжались; его натянувшаяся рубашка отстрелила пуговицу.

– Послушай. Я хочу наконец выяснить. Ты ведь не слышишь его голоса. Как же…

– Сам прекрасно знаешь. Он читает мои мысли.

– Но это тоже не… – Лен глубоко вздохнул. – Ладно, не будем отвлекаться. Я только хочу узнать твои ощущения – тебе кажется, что ты слышишь голос, или просто знаешь, чтоон тебе говорит, или…

Мойра задумчиво отложила гребень.

– Это не похоже на голос.

– О Боже. – Лен рассеянно подобрал галстук и принялся завязывать его на голой груди. – Так он видит твоими глазами, знает твои мысли и может слышать, когда с тобой кто-то разговаривает?

– Конечно.

– Потрясающе! – Лен принялся расхаживать по спальне, не разбирая дороги. – А считается, Маколей был гением. Этот ребенок даже еще не родился.Трам-тарарам! Я же слышалего. Он крыл Берри на манер Монти Вулли.

– Два дня назад он заставил меня читать «Человека, который пришел к обеду».

Путем проб и ошибок Лен обогнул-таки маленький прикроватный столик.

– Кстати. Можешь ты что-нибудь сказать о его… личности? Я имею в виду, сознает ли он, что делает? – Он помедлил. – Ты вообще уверена, что он разумен?

– Предельно глупый… – Мойра запнулась. – Определи, что такое разумность, – неуверенно выговорила она.

– Ладно, я имею в виду… Ч-черт, откуда взялась эта веревка? – Лен сорвал галстук и швырнул его на абажур.

– А в своей разумности ты уверен?

– Хорошо-хорошо. Ты пошутила, я посмеялся – ха-ха. Я вот что пытаюсь у тебя спросить: замечала ли ты присутствие какой-либо созидательной мысли, организованной мысли – или он просто… интегрирует по контуру… по контуру из инстинктивных реакций? Ты не…

– Дай подумать. Заткнись на минутку… Я не знаю.

– Он бодрствует или спит и видит сны про нас, как Черный Король?

–  Не знаю.

– А если так, то что будет, когда он проснется?

Мойра сняла халат, аккуратно его сложила и путем непростых маневров устроилась между простынями.

– Давай спать.

Лен успел снять носок, прежде чем ему пришла в голову еще одна мысль.

– Он читает твои мысли. А мои? – ошарашенно пробормотал Лен.

– По-моему, на твои мысли ему просто наплевать.

Лен наполовину стащил другой носок и произнес изменившимся тоном:

– А по-моему, на что ему точно наплевать, так это на мою работу.

С предельной осторожностью двигая локтями, Лен забрался на кровать и занял место рядом с Мойрой.

– Ну что, порядок?

– Мм… Угу. – Мойра резко приподнялась и возмущенно произнесла: – Ну уж, дудки!

Лен ошарашенно взглянул на нее в сумраке спальни.

– Что?

Она опять фыркнула.

– Лен, вставай. Быстрее, Лен!

Лен судорожно отбился от предательской простыни и выскочил из постели.

– Что еще?

– Тебе придется спать на кушетке. Простыни в нижнем…

– На кушетке? Ты спятила?

– Ничего не могу поделать, – слабым голосом произнесла Мойра.

– Но почему?

– Мы не можем спать в одной постели, – простонала она. – Лео говорит, что это – ох! – негигиенично!

Контракт Лена возобновлен не был. Пришлось подыскать место официанта в курортной гостинице – такая работа приносила больший доход, чем преподавание будущим гражданам основ трех важнейших наук, но радости доставляла значительно меньше. Лен честно отработал три дня, а затем полторы недели бездельничал, пока четыре года физики в университете не обеспечили ему место продавца в магазине электротоваров. Хозяином оказался радостно-агрессивный тип, заверявший Лена, что в радиотелевидении заложены громадные возможности, и твердо веривший, что плохая погода вызвана испытаниями атомных бомб.

Мойра, уже на восьмом месяце, каждый Божий день ходила в местную библиотеку и прикатывала домой кучу книг в детской коляске. Малыш Лео, судя по всему, продирался одновременно через биологию, астрофизику, френологию, химическую технологию, архитектуру, «Христианскую науку», психосоматическую медицину, морское право, делопроизводство, йогу, кристаллографию, метафизику и современную литературу.

Его господство над жизнью Мойры сделалось полным, а эксперименты с диетой продолжились. Одну неделю она ела исключительно орехи и фрукты, вымытые в дистиллированной воде; всю следующую сидела на диете из говяжьего филе, зелени одуванчика и особого сорта минеральной воды.

К счастью, в разгар лета мало кто из персонала средней школы остался в городке. Однажды Лен встретил на 360 улице доктора Берри. Берри вздрогнул и стремительно пустился в противоположном от Лена направлении.

Дьявольское событие, которому суждено было произойти в их жизни, ожидалось где-то около 29-го июля. Лен выразительно вычеркивал каждый день в их настенном календаре жирным черным фломастером. Он догадывался, что стать отцом сверходаренного человека – задача, мягко говоря, нелегкая – ведь Лео, вне всякого сомнения, годам к пятнадцати станет мировым диктатором, если только его раньше не прикончат – но за то, чтобы выдворить Лео из его материнской крепости, Лен был готов заплатить любую цену.

Затем наступил день, когда Лен, придя домой, обнаружил Мойру за пишущей машинкой. Рядом лежала полудюймовая стопка рукописей. Мойра тихо всхлипывала.

– Ничего, Лен, я просто устала. Он взялся за это после ленча. Взгляни.

Лен перевернул стопку.

Дуромоняя. Облаживая демиурга. Вота аскается сказка: Зраки нешмонны, гривляют и смотрят, сдирая уздетые, ломные паки. Обутый! Гробаем беднягу! Штяк, значит жиды мы. Еще сатинеры! Трусы и сами себя на выю оденут. Мыло ищи в середине дыры; соколы нам и орлами. Свежеванная до жива круглая шмать кошатины…

Первые три листа были целиком в таком духе. На четвертом Лен обнаружил превосходный петраркианский сонет, в пух и прах разносящий нынешнюю администрацию и партию, согласительным членом которой был Лен.

На пятом находился написанный от руки кириллический алфавит, проиллюстрированный геометрическими диаграммами. Лен отложил бумаги и неуверенно взглянул на Мойру.

– Нет, давай дальше, – сказала она. – Прочти остальное.

На шестом и седьмом содержались непристойные лимерики, а дальше и до конца стопки шли первые главы очень неплохого авантюрно-исторического романа.

Главными персонажами романа были Кир Великий, его необъятногрудая дочь Лигея, о которой Лен прежде никогда не слыхал, и однорукий греко-мидийский авантюрист по имени Ксанф; хватало там также и куртизанок, шпионов, привидений, галерных рабов, оракулов, головорезов, прокаженных, содержателей публичных домов и тяжеловооруженных всадников – просто невероятное изобилие.

– Лео уже решил, – заявила Мойра, – кем он хочет стать, когда родится.

Лео отказался обременять себя мирскими деталями. Когда объем рукописи достиг восьмидесяти страниц, Мойра изобрела для нее название и подпись – «Дева Персеполя», сочинение Леона Ленна – и отправила ее почтой литературному агенту в Нью-Йорк. Последовавший неделю спустя отклик литагента был осторожновосторженным и несколько подобострастным. Он запросил общий план оставшейся части романа.

За автора Мойра ответила, что это невозможно, стараясь произвести впечатление нелюдимой и непостижимо-артистичной натуры. К письму она приложила еще тридцать с чем-то страниц, которые тем временем произвел на свет Лео.

Две недели от агента не было ни слуху, ни духу. А под конец этого срока Мойра получила потрясающий документ, изысканно отпечатанный и оплетенный искусственной кожей, содержавший тридцать две страницы, включая указатель. Документ насчитывал в три раза больше пунктов, чем договор об аренде.

Выяснилось, что это контракт на книгу. Вместе с ним пришел чек от агента на девятьсот долларов.

Лен прислонил швабру к стене и осторожно выпрямился, чувствуя, как скрипит каждый сустав. И как женщины умудряются заниматься домашней работой каждый Божий день – семь дней в неделю – пятьдесят две поганые недели в год?

Жуткий треск печатной машинки вдруг прекратился, оставив слабое гудение в ушах. Лен приволокся в гостиную и рухнул мешком на подлокотник кресла. Одетая в цветастый халат Мойра, посверкивая капельками пота на лбу, закуривала сигарету.

– Как дела?

С усталым видом Мойра отключила машинку.

– Страница двести восемьдесят девятая. Ксанф убил Анаксандера.

– Так я и думал. А как насчет Ганеша и Зевксиаса?

– Не знаю. – Она нахмурилась. – Не могу понять. Знаешь, кто изнасиловал Мариам в саду?

– Нет, а кто?

–  Ганеш.

– Шутишь.

– Не-а. – Она указала на стопку машинописного текста. – Убедись сам.

Лен не шевельнулся.

– Но ведь Ганеш выкупал сапфир в Лидии. Он не вернулся, пока…

– Знаю, знаю. Только его там не было. Там был Зевксиас с накладным носом и крашеной бородой. Все абсолютно логично – по мнению Лео. Зевксиас подслушал разговор Ганеша с тремя монголами – помнишь, Ганеш еще подумал, что кто-то стоит за портьерой, но тут раздался крик Лигеи – и когда они стояли, отвернувшись…

– Пусть так, но видит Бог, путаницы от этого не убавляется. Если Ганеш так и не побывал в Лидии, ему просто делать нечегос умопомрачающими доспехами Кира. И Зевксиасу тоже, потому что…

– Сама знаю. Кошмар какой-то. Чувствую, он собирается достать из шляпы еще одного кролика и все прояснить – но, убей Бог, не понимаю как.

Лен размышлял.

– Это выше моего понимания. Там должен был быть либо Ганеш, либо Зевксиас. Или Филомен. Но слушай – если Зевксиас, будь он проклят, всю дорогу знал о сапфире, то это раз и навсегда исключает Филомена. Разве что… Н-нет, черт. Я забыл о той заварухе в храме. Уфф. Слушай, а как по-твоему, Лео вообще-то знает, что делает?

– Уверена. В последнее время я стала как-то разбираться в том, о чем он думает, даже когда он ко мне и не обращается, особенно когда он над чем-то ломает голову или чувствует себя неважно. Должно получиться нечто потрясающее – и он знает, что именно, но мне не скажет. Нам просто придется подождать.

– Догадываюсь. – Лен, кряхтя, встал. – Кофе?

– Да, пожалуйста.

Лен забрел на кухню, включил огонь под кофейником, окинул взглядом ожидающие его в раковине тарелки и потопал обратно. После того, как на него обрушился роман, Лео оставил свою опеку над Мойрой, и она опять баловалась кофе. Мелочь, а приятно…

Закрыв глаза, Мойра откинулась на спинку кресла; вид у нее был очень утомленный.

– Как там с деньгами? – не пошевелившись, спросила она.

– Погано. У нас в активе двадцать один бакс.

Она подняла голову и широко распахнула глаза.

– Лен, не может быть. Как можно так быстро спустить девятьсот долларов?

– Пишущая машинка. И диктофон, который так нужен был Лео, пока не прошло полчаса после покупки. Около пятидесяти мы потратили на себя. Рента. Бакалея. Так бывает, когда нет никаких новых доходов.

Мойра вздохнула.

– Мне казалось, хватит подольше.

– Мне тоже… Если он в ближайшие несколько дней не закончит свой шедевр, мне снова придется искать работу.

– Ах. Как скверно.

– Знаю, но…

– Ладно, если получится, прекрасно – а если нет… Теперь он, должно быть, уже совсем недалеко от концовки. – Она вдруг погасила сигарету и села, положив руки на клавиатуру. – Лео, похоже, опять навострился. Посмотри, как там кофе, ладно?

Лен нацедил две чашечки и принес их в гостиную. Мойра по-прежнему сидела перед пишущей машинкой с каким-то странным выражением на лице.

Затем каретка рванулась; машинка коротко протарахтела и дважды дернула вверх бумагу. Затем остановилась. Мойрины глаза вдруг стали большими и круглыми.

– Что случилось? – спросил Лен. Он подошел к ней и заглянул через плечо.

Последняя строчка гласила:

ПРОДОЛЖЕНИЕ В ДРУГОЙ РАЗ

Мойра сжала маленькие, беспомощные кулачки. Мгновение спустя она отключила машинку.

– Что такое? – недоверчиво поинтересовался Лен. – Продолжение… О чем идет речь?

– Лео говорит, что роман ему надоел, – пробормотала Мойра. – Концовку он знает – так что художественно вещь закончена; а что по этому поводу думают остальные, значения не имеет. – Она помолчала. – Но Лео считает, что истинная правда в другом.

– В чем?

– У него их две. Первая – он не хочет заканчивать книгу, пока не убедится, что обладает полным контролем над тем, куда уходят деньги.

– Что ж, – отозвался Лен, проглатывая комок злости, – тут определенно есть смысл. Это его книга. Если ему нужны гарантии…

– Ты еще не знаешь другой причины.

– Ладно, говори.

– Он хочет проучить нас, чтобы мы никогда не забывали, кто у нас в семье главный… Лен, я страшно устала.

– Давай еще раз все обдумаем; должен же быть какой-то выход…. Он все еще говорит с тобой?

– Последние двадцать минут я ничего не чувствовала. По-моему, он спит.

Лен издал какой-то бессвязный возглас.

– Ну хорошо. Почему бы нам самим не написать последнюю главу – несколько страничек…

– Кому-кому?

– Ну, положим, мне это не по силам, но ведь ты уже немного писала – и получалось чертовски хорошо. Раз ты уверена, что все ключи к разгадке там есть… Или наймем профессионального писателя. Так частенько случается. Вот, последний роман Торна Смита…

– Брось.

– Пойми, роман продан. Если один писатель начал, другой может закончить.

– «Тайну Эдвина Друда» так никто и не закончил.

– Мойрочка, а ты не помнишь, когда нас стал беспокоить закон противоположностей?

– Мм?

– Закон противоположностей. Когда мы начали опасаться, что ребенок окажется мясником с головой интеллектуала?

– 0x!

Лен обернулся. Мойра стояла, положив одну руку на живот, а другую заложив за спину. Глаза у нее были как у гимнастки, которая решила поупражняться в низком поклоне, но сомневалась, что у нее получится.

– Что случилось? – спросил Лен.

– Болит в пояснице.

– Сильно?

– Нет…

– Живот тоже?

Она нахмурилась.

– Не будь идиотом. Я чувствую сжатие. Начинается…

– Сжа… но ведь ты сказала – в пояснице.

– А где, по-твоему, обычно начинаются родовые схватки?

Схватки продолжались с двадцатиминутными перерывами, а заказанное такси никак не прибывало. Мойра уже приготовилась. Лен старался подавать ей хороший пример, по мере сил сохраняя спокойствие. Он шагнул к настенному календарю, вскользь глянул в него и нарочито небрежно отвернулся.

– Я знаю, Лен – еще только пятнадцатое июля.

– А? Я ничего такого не говорил.

– Сядь – ты мне на нервы действуешь.

Лен пристроился на краешке стола, сложил руки – и тут же встал, чтобы выглянуть в окно. Возвращаясь на место, он бесцельно закружил вокруг стола, взял баночку чернил и потряс ее, проверяя, надежно ли завинчена крышка, затем споткнулся о мусорную корзину, подчеркнуто аккуратно поставил баночку на место и сел с видом «J’y suis, j’y reste» [1]1
  Вот, отдыхаю… (фр.)


[Закрыть].

– Беспокоиться не о чем, – бодро заявил он. – Женщины испокон веков занимаются этой работой.

– Конечно.

– А зачем? – яростно вопросил Лен.

Мойра хихикнула, затем вздрогнула и застонала.

Когда Мойра расслабилась, Лен сунул в рот сигарету и закурил ее всего с двух попыток.

– А как себя чувствует Лео?

– Не говорит. – Она сосредоточилась. – По-моему, он не совсем проснулся. Странно.

– Я рад, что дело близится к концу, – объявил Лен.

– Я тоже, но…

– Послушай, – сказал Лен, энергично направляясь к ее креслу, – ведь раньше у нас все шло чудесно, правда? Временами приходилось туговато, но… ты же знаешь.

– Знаю.

– Так вот, меня не волнует, какие у него там супермозги – пусть только родится – понимаешь, к чему я веду? Пока Лео все время одерживал над нами верх только потому, что он мог нас достать, а мы его – нет. Если у него разум взрослого, он должен научиться вести себя соответственно. Все очень просто.

Мойра заколебалась.

– Но ты же не сможешь выпороть младенца.

– Нет, конечно, но есть множество других способов поставить его на место. Если он ведет себя хорошо, ему читают книжки. Вроде того.

– Верно, только… я тут вот о чем подумала. Помнишь, ты как-то сказал – предположим, он спит и видит сны… а что будет, когда он проснется?

– Ну да.

– Помнишь, мы читали – плод в матке получает кислорода в два раза меньше, чем новорожденный?

Лен озадаченно нахмурился.

– Забыл. Ну что ж, еще один талант Лео.

– Должно быть, он использует Кислород более эффективно… И если так, то что произойдет, когда он получит его вдвое больше?

Мойру, помимо других унижений, вымыли, выбрили и продезинфицировали – и теперь она могла видеть свое отражение в рефлекторе над большим родильным столом – образ яркий и чистый, как и все здесь – но слишком уж лучистый и плывущий, похожий на статую Ситы. Она понятия не имела, сколько там лежала – вероятно, из-за скополамина – но уже начала страшно уставать.

– Тужься, – ласково сказал врач, и прежде чем Мойра смогла ответить, боль нахлынула на нее, будто завывания сотен скрипок, и ей пришлось втянуть в себя звонкую прохладу веселящего газа. Когда маску отняли, Мойра выговорила:

– Я и так тужусь, – но врач уже ушел куда-то к другому концу ее тела и не слушал.

Во всяком случае, у нее оставался Лео.

–  Как ты себя чувствуешь?

Ответ был путаным – из-за анестезии? – но Мойра и так отчетливо ощущала: темнота и давление, раздражение, закипающая сатанинская ярость… и что-то еще. Неуверенность? Опасение?

– Еще разок-другой – и порядок. Тужься.

Страх. Теперь точно. И отчаянная решимость.

– Доктор, он не хочет выходить!

– Бывает. Это кажется. Тужься покрепче, как можешь.

«Пусть он прекратит мутттттт слишком опасссссс прекратить мне плохххх прекратить я говорррр стоп».

– Что, Лео, что?

– Тужься.

Едва слышно, как из-под толщи воды: «Быстрее ненавижу скажи ему… герметичный инкубатор… одна десятая кислород девять десятых инертный газ… Скорее».

Боль и давление – все исчезло в одно мгновение.

Лео родился.

Врач держал его за пяточки – красного, окровавленного, пятнистого, волочащего за собой мягкую комковатую змею. Голос еще доносился – едва слышно – совсем издалека: «Слишком поздно. Все равно что смерть».Затем с примесью былого холодного высокомерия: «Теперь вы никогда не узнаете… кто убил Кира».

Врач ловко шлепнул его по крохотным ягодицам. Сморщенное злорадное личико, рот, будто в судороге, распахнулся; но наружу вырвался рассерженный визг обычного ребенка. Подобно свету, погасшему где-то под безбрежным океаном, Лео ушел.

Мойра с трудом подняла голову.

– Дайте ему разок за меня, – попросила она.