Текст книги "Билет куда угодно"

Автор книги: Дэймон Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

– Это дыба, – гордо пояснил Ритнер. – Я сделал ее по рисунку из детской книжки.

Главной частью «дыбы» являлся узкий длинный стол с лебедкой. Выглядела она как не слишком продуманное приспособление для растягивания.

– Мы пришли к выводу, что настало время для решительных мер, – сказал Доминик, вытирая лысину.

– В старые времена, – вставил Ритнер, – такие аппараты применяли к пленникам, которые не желали говорить.

– Я говорю, – неожиданно продудел Джордж.

– Понимаешь, Джордж, это еще одно наказание, – любезно пояснил Доминик. – Ну что ж, Альварес, перед тем как мы приступим, вы, вероятно, захотите осмотреть вашего пациента.

– Ну да, ясное дело, ха-ха! – прогремел Альварес. Затем опустился на колени и впился взглядом в Джорджа, который тут же заинтересованно завертел своими фоторецепторами. Горгон был безупречно розового цвета; замысловатые складки его ушных раковин, казалось, выражали только бодрость и бдительность.

Доктор достал из чемоданчика ручные весы, настроенные для A-уровня гравитации.

– Забирайся сюда, Джордж.

Горгон послушно устроился на чашке весов, и Альварес приподнял их.

– Хм, – произнес Альварес. – Он изрядно сбросил.

– В самом деле? – с надеждой спросил Доминик.

– Тем не менее он как будто находится в необыкновенно хорошем состоянии – по сравнению с прошлой неделей. Пожалуй, немного раствора глюкозы, для бодрости… – Альварес вынул из чемоданчика шприц-пистолет, нацелил его на гладкую кожу горгона и пустил в ход.

Доминик вздохнул.

– Что ж, думаю, можно продолжить. А теперь, Джордж, забирайся сюда, а Ритнер затянет на тебе эти ремешки.

Джордж послушно вскарабкался на стол. Ритнер зацепил ремешками четыре его конечности, а затем принялся крутить барабан.

– Не очень-то, – озабоченно заметил Джордж.

– Я буду осторожен, – заверил его Ритнер. Он продолжал крутить барабан. – Ну как?

«Ноги» и «руки» Джорджа были уже в полтора раза длиннее обычного и продолжали растягиваться.

– Щекотно, – заворочался Джордж.

Ритнер продолжал крутить ручку. Потом все дружно зашикали на нервно кашлянувшего Вомрата. Конечности Джорджа по-прежнему удлинялись; затем стало заметно удлиняться и его тело.

– Джордж, с тобой все в порядке? – спросил Доминик.

– Ага.

Ритнер в последний раз отчаянно крутанул ручку. Растянутое тело Джорджа с комфортом простиралось от одного конца дыбы к другому, занимая весь стол.

– Чудесно, – продудел Джордж. – Давайте еще. – Он так и светился счастливым розовым цветом.

Ритнер, чуть не плача от досады, раздраженно пнул свой аппарат. Альварес фыркнул и вышел из зала. В коридоре, где его уже никто не видел, он подпрыгнул козлом и хлопнул в ладоши. Он превосходно проводил время; жаль только, что впереди еще сутки. Хотя, если подумать – зачем, собственно, ждать до среды?

Комендант Чарльз Уотсон Карвер привык принимать быстрые и смелые решения. Как только допускаешь малейшее сомнение в собственной правоте, начинаешь сверх меры колебаться, перепроверять себя, становишься добычей суеверий и ненужных тревог – и в конечном счете не можешь решить ничего.

Сложность состояла лишь в том, что все время оказываться правым просто невозможно. Следуя букве протоколов или блестяще импровизируя – и так, и эдак – ты обречен на ошибки. Суть же состояла в том, что все следовало отбрасывать и продолжать в том же духе.

Карвер поиграл желваками и выпрямил спину, взирая на больного горгона сверху вниз. Горгон занемог: конечности его поникли и слабо шевелились. Кожа горгона была сухой и горячей на ощупь.

– И давно он в таком состоянии? – вопросил Карвер, немного запнувшись на слове «он»; для коменданта инопланетянин всегда был «оно».

– Примерно двадцать минут, – сказал доктор Несельрод. – Я сам пришел сюда… – он подавил зевок —…около десяти минут назад.

– Кстати, что вы тут делаете? – спросил его Карвер. – Сейчас смена Альвареса.

– Знаю, – ответил Несельрод с видом несколько смущенным. – Но Альварес находится в лазарете – в качестве пациента. Насколько мне известно, он напал на помощника повара Самуэльса – вылил ему на голову суп. Он кричал, что хочет вскипятить фурункул на шее Самуэльса. Мы вынуждены были ввести ему успокоительное – для этого потребовалось трое человек.

Карвер заиграл желваками.

– Скажите, Несельрод, трам-тарарам, что происходит на вашем колесе? Сначала эта тварь набрасывается на мою жену… теперь Альварес… – Он сверкнул глазами в сторону Джорджа. – Вы можете привести в чувство, это… чем бы оно ни было?

Вопрос коменданта застал Несельрода врасплох.

– Сложная задача. Мы ничего не знаем о горгонской медицине… Может, попробовать связаться по лучу с базой и спросить у самих горгонов?

Вне всякого сомнения, решение Несельрода представлялось разумным: единственной загвоздкой оставался вопрос интерпретации. Была эта болезнь следствием их небрежения или же Тем самым необходимым и соответствующим наказанием, которое они искали? Карвер взглянул на часы – оставалось как раз три часа до окончания крайнего срока, назначенного старейшинами.

– Как по-вашему, какого он сейчас цвета? – спросил Карвер у Несельрода. – Не розового, бьюсь об заклад.

– Не-е. Но и не синего. Я бы сказал – что-то близкое к фиолетовому.

– Гм. Ну, так или иначе – он уменьшился, не так ли? Причем заметно.

Несельрод согласился.

Карвер принял решение.

– Сделайте все, что в ваших силах, – сказал он Несельроду. Связавшись по браслету – интеркому, Карвер запросил: – Есть у нас линия видимости с базой на планете?

– Так точно, сэр, – послышался голос оператора.

– Хорошо, дайте мне Рубинсона.

Прошло несколько секунд.

– База слушает.

– Рубинсон, говорит Карвер. Сообщите старейшинам, что у нас тут есть оч-чень недовольный горгон. Мы сами точно не знаем, как это случилось – может быть все, что угодно – но он здорово похудел, а его цвет… – Карвер поколебался, – …синеватый. Да, определенно синеватый.Понимаете?

– Так точно, шеф. Слава Богу! Немедленно отправлю уведомление, а затем снова свяжусь с вами.

– Ладно. – Карвер закрыл наручный переговорник с убедительным щелчком. Вид у горгона был, что и говорить, совсем неважнецкий. Впрочем, ничего, ничего страшного. Случившееся с горгоном – дело самого горгона; у Карвера хватало и своих забот.

3

Альварес проснулся с жуткой головной болью и острым чувством вины. Находился он не в своей каюте, а на одной из лазаретных коек, облаченный в больничную пижаму с неизменным шлемом-капюшоном и перчатками, пригодную для превращения в скафандр. На дальней стене комнаты, как раз напротив него, висели стенные часы. Одиннадцать вечера – время его вахты. Охая и ахая, Альварес выскочил из постели и застыл взглядом на карте, прикрепленной к спинке кровати. «Мания, галлюцинации. Полный покой. Назначено Несельродом».

Галлюцинации: да, вот и сейчас – одна из них. Альварес припомнил разом все – и громадную супницу с отваром из черепашьего суррогата над изумленным лицом Самуэльса – и дымящуюся зеленую струю.

Боже милостивый! Неужели это и в самом деле было —Самуэльс! И горгон!

Стеная и пошатываясь, Альварес рванулся из комнаты мимо дневального Мюнха, который держал на коленях видеокнигу и поэтому не сумел вскочить вовремя.

– Доктор Альварес! Доктор Несельрод сказал…

– К черту Несельрода! – прорычал Альварес, роясь в холодильничке. Он ясно помнил, что культуры были здесь!

– …не выпускать вас, пока вы не придете в норму. Кстати, как вы себя чувствуете, доктор?

– Превосходно! Как он?

Мюнх, похоже, был озадачен и встревожен.

– Самуэльс? Только поверхностные ожоги. Мы уложили его в каюте, поскольку…

– Да при чем тут Самуэльс! – зашипел Альварес, хватая Мюнха за грудки. – Горгон!

– Ах, да, он тоже болен. Но откуда вы знаете, доктор? Вы же вовсю храпели, когда это произошло. Послушайте, отпустите мою одежду – вы меня нервируете.

– Где? – вопросил Альварес, приближая свою костлявую физиономию вплотную к лицу Мюнха.

– Что «где»? Ах, вы имеете в виду горгона? Там, наверху, в малом конференц-зале, когда я в последний раз…

Альварес оттолкнул дневального, выскочил за дверь и полетел по коридору подобно маленькой бородатой комете. Наверху он обнаружил встревоженную толпу: коменданта вместе с миссис Карвер, Доминика со всем его персоналом, Урбана и двух ассистентов из Отдела семантики, санитаров, дежурных – и доктора Несельрода. Несельрод бессмысленно хлопал усталыми воспаленными глазами и производил впечатление человека, сидевшего несколько ночей на одних психостимуляторах. Увидев Альвареса, он вздрогнул.

– Что происходит? – вопросил Альварес, хватая коллегу за рукав. – Где горгон? Что…

– Не шумите, – оборвал его Несельрод. – Джордж вон в том углу за Карвером. Мы ожидаем делегацию с планеты. Рубинсон сообщил, что они прибывают – трое с каким-то ящиком…

Из громкоговорителя донеслось:

– Посыльное судно состыковано. Контакт. Есть контакт. Шлюз открывается; будьте готовы – идут.

Альварес ничего не мог разглядеть за глыбой Карвера; он попытался отойти чуть в сторону, но на его пути встал Несельрод.

– Мне нужно видеть, – раздраженно заметил Альварес.

– Послушайте, – зашептал Несельрод. – Я знаю, что вы сделали. Я проверил по описи Бац-офф и те культуры. Горгон, похоже, превосходно восстанавливается, хотя вас тут благодарить не за что. А теперь скажите – выветрился из вас тот состав или нет? Потому что в противном случае…

По всей группе внезапно пронесся шелест. Альварес и Несельрод повернулись как раз вовремя – и увидели, как в открывшуюся дверь вразвалку проковыляли два внушительных на вид горгона; на себе они волокли металлический ящик.

– Куях! – приветственно произнес первый. – Где горгон Джордж?

– Со мной все в порядке, – пробормотал Альварес. – Иначе я давно уже проделал бы с вами что-нибудь этакое… нецивилизованное, разве не ясно?

– Да, пожалуй, – отозвался Несельрод. Они плотнее прижались друг к другу локтями, пока группа перемещалась, освобождая пространство для трех инопланетян. Встав на цыпочки и внимательно приглядевшись, Альварес увидел наконец Джорджа, неуверенно маячившего меж двух других горгонов.

– Вид у него просто жуткий. А те двое, они ведь гораздо больше, не так ли?

– Ну, Джордж, когда мы его взяли, был покрупнее, – пробормотал Несельрод. – Послушайте, Уолт, если выяснится, что вы загубили все дело, я сам приму дозу Бац-оффа – и тогда…

– Тихо! – прорычал Альварес.

Один из горгонов объяснял:

– Это панга-ящик. Что вы говорите? Вы знаете, что такое панга?

– В общем-то – уфф – и да, и нет, – сконфуженно ответил Доминик. – Но как насчет наказания? Насколько мы поняли…

– Наказание потом. Ты, Джордж, давай в ящик.

Джордж послушно потопал к ящику и присел на корточки у отверстия. Затем неуверенно подпрыгнул; всем присутствующим он напомнил дородную женщину, пытающуюся забраться в маленький спортивный вертолет. Раздался легкий всплеск нервного смеха, быстро подавленный.

Джордж наклонился, втянув большинство своих внешних придатков. Его округлое тело стало приобретать квадратную форму, вклиниваясь в ящик.

Остальные горгоны напряженно наблюдали за действиями Джорджа, их фоторецепторы вытянулись до предела. Среди присутствующих людей воцарилась мертвая тишина.

Джордж вздрогнул и втянулся в ящик глубже. На мгновение он застрял. Горгон вспыхнул синим, затем снова розовым. Его «ноги», почти втянутые, вяло заскребли по дну ящика. Затем он оказался внутри целиком.

Один из двух его сородичей торжественно закрыл крышку ящика и запер ее для верности – и затем снова открыл и помог Джорджу выбраться. Все три горгона стали ритмично покачивать конечностями и прочими придатками. Джордж, как показалось Альваресу, выглядел несколько натянуто. Доктору стало несколько не по себе. Что же он наделал?

– В чем дело? – поинтересовался Несельрод. – Они что, примеряют его к гробу или…

Случайно услышавший его Доминик повернулся к ним и сказал:

– Не думаю. Помните, они сказали, что это панга-ящик. Видимо, у них есть стандарты для размеров. Понимаете, что я имею в виду – они измеряют Джорджа, чтобы узнать, уменьшился ли он ниже минимального стандарта… гм… панга-отношений.

– О Господи, – раздался другой голос. Подал его Урбан из Отдела семантики. Последнее время на Урбана внимания уже не обращали – в нем не нуждались с тех пор, как Джордж выучил английский. Лингвист выглядывал из-за плеча Доминика с видом совершенно огорошенным. Он растерянно сообщил:

– Между прочим, слово, которое мы переводили как «старейшины», буквально переводится: «меньшие по размеру». Боже милостивый…

– Не понимаю… – начал было Доминик, но голос коменданта оборвал его.

– Тише! Тише, пожалуйста! – трубил Карвер. – Наши друзья с Седьмой планеты желают сделать заявление. Прошу вас.

К всеобщему удивлению заговорил Джордж – причем на своем шепелявом горгонском языке. Никто из присутствовавших людей не понимал ни слова – за исключением Урбана. Бледнея сквозь искусственный загар, он что-то неслышно бормотал себе под нос.

Когда Джордж остановился, один из горгонов покрупнее стал переводить:

– Старейшая персона, известная вам под именем Джорджа, желает, чтобы я поблагодарил вас всех за доброту, которую вы проявляли к нему, пока он был незрелым юношей.

– Юношей, – пробормотал Урбан. – Но на самом деле это значит «неуклюжий» – или «жирный мальчик»!

– Теперь, когда он стал старейшиной, высшим удовольствием для него будет отплатить вам за всю доброту в соответствующей, законной форме, – продолжал горгон.

– Что все это значит? – встревоженно спросил Альварес. – Почему он наконец не скажет сам?

– Видимо, теперь это ниже его достоинства, – предположил Несельрод.

– …в том случае, если, – продолжал горгон, – вы сумеете назначить старейшей персоне, известной под именем Джорджа, соответствующее наказание, как было сказано выше.

Пока все остальные разевали рты в немом изумлении, Карвер проворно щелкнул наручным интеркомом.

– Сколько у нас осталось времени до истечения срока горгонов? – запросил он.

Наступила пауза – все так и растопырили уши, чтобы расслышать ответ.

– Чуть менее получаса.

– Призываю собрание к порядку! – барабаня по столу, прогудел Карвер.

Джордж и два других горгона сидели напротив Карвера, а между ними возвышалась орнаментальная ваза с настурциями и папоротником. Вокруг Карвера сгрудились Доминик, Урбан, Вомрат, Альварес, Несельрод, Келли и Ритнер.

– Вот, значит, какая ситуация, – напористо произнес Карвер. – Данный горгон оказался членом их правящего совета – честно говоря, не понимаю, каким образом, но не об этом речь – суть в том, что он весьма дружелюбно настроен по отношению к нам. Можно считать, что мы преуспели в нашей миссии – если только сумеем найти наказание для горгона – иначе мы оказываемся в большом затруднении. Какие будут предложения?

(Доминик вытянул шею, приближая свою лысую голову к Альваресу.

– Доктор, меня тут посетила одна мысль, – прошептал он. – Скажите… есть ли что-нибудь специфическое в строении тела горгона по сравнению, скажем, с нашим?

– Ясное дело, – угрюмо подтвердил Альварес. – Сколько угодно. К примеру, они…)

Бросив на них грозный взгляд, Карвер кивнул Ритнеру:

– Слушаю вас.

– Я вот что подумал. С дыбой, конечно, не вышло, но была в свое время одна интересная штуковина – ее называли Железной Девой. Значит, дверца – или что-то вроде – а на ней такие шипы…

(– Мне кажется, главное, – заметил Доминик, – это выяснить, отчего горгоны уменьшаются.

Альварес нахмурился и обменялся взглядом с Несельродом, который тут же придвинул свой стул поближе.

– Давление… – попытался предположить Несельрод. Они одновременно потерли подбородки и снова переглянулись. В глазах докторов загорелся неподдельный научный интерес.

– Так как насчет давления? – с жаром напомнил Доминик.)

– А сколько времени уйдет на то, чтобы соорудить такую штуковину? – спрашивал тем временем Карвер у Ритнера.

– Ну… часов десять… одиннадцать.

– Слишком долго. Отставить. Дальше!

(– Они действительно одноклеточные, – развивал идею Альварес, – сплошная коллоидная жидкость, при высоком осмотическом давлении. Чем больше они растут, тем большее давление требуется, чтобы поддерживать форму. Когда горгоны становятся слишком большими, вполне можно предположить, что они…

Альварес в ужасе щелкнул пальцами.

– Они лопаются!)

Карвер повернулся к ним, пылая негодованием.

– Джентльмены, было бы желательно получить от вас наконец хоть какую-то помощь вместо постоянных распрей… Итак, Вомрат?

– Сэр, я тут как раз думал: а если мы позволим ему превратиться в рыбу – как он сделал тогда в бассейне, – а затем поймаем его в сеть и быстро-быстро вытащим из воды. Таким путем, возможно…

– Не сработает, – отрубил Келли. – Он изменится обратно за одну секунду.

Тем временем один из больших горгонов, до той поры сидевший неподвижно, внимательно разглядывая цветы в центре стола, внезапно схватил их и стал запихивать в пасть. Джордж произнес что-то резкое на горгонском языке и, вырвав у товарища цветы, потянулся поставить их обратно. Горгон выглядел сконфуженным, но заливался розовым.

А вот Джордж был отчетливо синим.

Его «рука», сжимавшая помятые цветы, зависла в воздухе. Медленно, будто с усилием, Джордж запихнул их обратно в чашу.

Двое других горгонов сочувственно обвили его «руками». Вскоре Джордж стал больше похож на себя, но некоторая примесь синего все же оставалась.

– Ну? – рявкнул Карвер. – К чему же мы пришли? – Он сверился с наручным интеркомом. – До истечения крайнего срока осталось десять минут, так что…

– Джордж, ты потому посинел, что мы тебя наказали? – спросил Вомрат.

– Нет, – неожиданно продудел Джордж. – Мне трудно быть старейшиной. – Он добавил еще несколько слов на своем языке, адресуясь к горгонам, и их «руки» снова обвились вокруг него. – Раньше они были мне панги, – добавил Джордж.

(– Так вот почему он отобрал пирог у жены коменданта! – воскликнул Доминик, хлопая себя по лбу.

– Разумеется. Они…)

– Что такое? Что такое? – заранее ощетинившись, обернулся к ним Карвер.

– Это объясняет историю с пирогом, – торопливо заговорил Доминик. – Видите ли, горгон чувствовал себя покровительственно по отношению к вашей жене… именно это и означает «панга». Горгоны с трудом контролируют свой аппетит – поэтому им приходится охранять друг друга. Когда же горгоны взрослеют и обретают самоконтроль, они естественным образом уменьшаются. Джордж испытывал замешательство по поводу панговых отношений с нами, но что касается вашей жены, то он был уверен: стоит ей съесть еще немного, и она… лопнет.

Карвер покраснел до кончиков ушей.

– Чушь! – завопил он. – Доминик, вы ведете себя непочтительно, оскорбительно и непатриотично!

Джордж, с интересом приглядываясь к ним, продудел несколько слов на языке горгонов. Один из других горгонов немедленно отозвался:

– Старейшая персона говорит, что вы, который с гладкой головой, мудрый человек. Старейшая персона также говорит, что другой, большой, который говорит слишком много, ошибается.

Командирские желваки Карвера яростно заиграли. Он полоснул взглядом по горгонам, затем – по всем сидевшим за столом. Все напряженно молчали.

Карвер героическим усилием утихомирил свою челюсть.

– Ну что, джентльмены, – начал он, – мы, безусловно, старались, но…

– Минутку-минутку! – перебил его Альварес. Где-то в глубинах его узкого черепа забрезжил яркий свет озарения. – Джордж, я тебе панга?

Ушные раковины Джорджа напряженно закачались.

– Да, – ответил он. – Вы очень маленький.

– Хорошо, – обрадовался Альварес, потирая костлявые ладони. – И ты по-прежнему должен быть наказан за ту ошибку, которую допустил на банкете?

Речевая трубка Джорджа расстроенно зажужжала.

– Да, – подтвердил он.

– Превосходно, – сказал Альварес. Все следили за ним с выражениями лиц, разнившимися от недоумения до тревоги. – Тогда слушай, – продолжил он. – Делай, что хочешь!

Раздался свист воздуха – испустил тревожный вздох Урбан. Остальные посмотрели на Альвареса так, будто у него вместо волос выросли змеи.

– Доктор, – с подозрением проговорил Карвер, – у вас уже прошло ваше…

Громкий хор восклицаний оборвал его. Вскочив на стол и попеременно вспыхивая то синим, то ярко-розовым, подобно какому-то небесному знамению, Джордж вовсю чавкал, прожевывая цветы из орнаментальной вазы. Покончив с цветами, он стрескал и саму вазу. Затем, взмахнув одной из своих конечностей, он загреб блокнот для записей, который вертел в руках Урбан. Съел и его.

А в следующее мгновение Джордж уже спрыгнул на пол, заставив попавшегося ему по дороге Ритнера бешено отскочить в сторону. Часть съемного шлема Доминика отправилась ему в утробу под хриплое утробное урчание. Затем Джордж принялся за ковер. Все это он проделывал в каком-то алчном неистовстве. Двое других горгонов крутились вокруг него с истошными горгонскими воплями, но Джордж продолжал жевать, не обращая на них ни малейшего внимания. Теперь он стал ярко-синим и раздувшимся, но есть не переставал.

– Прекрати! – завопил Альварес. – Джордж, прекрати!

Джордж немедленно застыл. Постепенно его синева исчезла. Другие горгоны с тревогой ощупывали и похлопывали его. Джордж выглядел в полном порядке, но было совершенно очевидно, что в панга-ящик ему уже не влезть ни за какие коврижки.

Теперь Джордж был примерно того же размера, что и двое других – а может, и побольше.

– Альварес, – грозно вопросил Карвер, – а зачем вы…

– Он уже готов был лопнуть, – ответил Альварес, дрожа от возбуждения. – Еще пара кусков и…

Карвер пришел в себя. Он одернул комбинезон и выдвинул подбородок вперед.

– Так или иначе, – сказал он, – горгон был безусловно синим. Вы все это видели – не так ли? И с Божьей помощью это произошло до истечения крайнего срока. Итак, если я правильно понял…

Один из двух горгонов-сопроводителей поднял фоторецепторы. Другой произнес две краткие фразы на своем языке, а затем все трое заковыляли прочь, направляясь к выходу.

– Что он сказал? – вопросил Карвер.

Урбан откашлялся; он снова был бледен.

– Сказал, что посыльный корабль должен быть в готовности, они отправляются домой.

– Посыльный корабль на месте, – негодующе заявил Карвер, – они могут лететь в любую минуту. Но что он сказал насчет наказания?

Урбан снова откашлялся с озадаченным видом.

– Они сказали, что наказание хорошее. Очень суровое – настолько суровое, что за последние двадцать тысяч лет у них никто о таком и не помышлял. Они сказали, что теперь им не придется наказывать Рубинсона и остальных, поскольку вы проделали все необходимое.

– Что? – изумился Карвер. – В чем же тут подвох? Они что – намерены после всего этого отказаться от вступления в Союз?

– Нет, – покачал головой Урбан. – Они говорят, что все мы теперь им панги. Они сделают все, что мы велим – позволят высадиться, позволят построить распределительные центры и заставить их потреблять в огромных количествах…

– Но ведь это уничтожит их! – ужаснулся кто-то.

– О да, – согласился Урбан.

Карвер вздохнул. Почти вся его жизнь была посвящена службе на СИИП, и он гордился своей репутацией. Он словно вел партию в игре, где новые, девственные планеты были призами, а счет он поддерживал с помощью связки крошечных иридиевых пуговок, хранившейся у него в нагрудном кармане.

– Дайте мне знать, когда будут возвращаться Рубинсон и его команда, – пробормотал Карвер в интерком.

Затем было долгое ожидание. Тишина становилась все напряженнее. По всей длине стенного экрана, озаренного светом Седьмой планеты, скользил одинокий серп, сине-зеленый и загадочный в окружающей тени. С ночной стороны выплыла серебряная искорка.

– Они возвращаются, – донеслось из переговорника.

Карвер опять вздохнул.

– Когда пристыкуются, – сказал он, – закрепите посыльный корабль, а затем дайте сигнал постам ускорения. Мы покидаем Седьмую – передайте мистеру Фруману, чтобы он установил первое приближение для нашей следующей по счету планетной системы.

Альварес, дергаясь и неистово гримасничая, треснул себя кулаком в грудь.

– Вы их отпускаете? – возопил он. – Посадки на Седьмую не будет… после всех наших трудов?

Карвер не сводил взгляда с экрана обзора.

– Есть вещи, – медленно и неохотно проговорил он, – которые использованию не подлежат.