Текст книги "Во имя Господа. Кто убил Папу Римского?"

Автор книги: Дэвид Яллоп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Как и в отношении большей части других своих деяний, Коуди закрывал школы, ни с кем не советуясь, даже с местным школьным отделом. Когда раздались обвинения: «Расист!», Коуди в свою защиту заявлял, что многие чернокожие – не католики и что, по его мнению, церковь не должна заниматься образованием детей черных протестантов из среднего класса. Но от ярлыка расиста отделаться было трудно.

Годы шли, и различные обвинения в адрес Коуди и недовольство только умножались. Обострились отношения с группировками в среде духовенства епархии. Паранойя кардинала расцвела пышным цветом.

Он принялся рассказывать истории о том, что занимается разведывательной деятельностью в пользу правительства Соединенных Штатов, перечислял свои заслуги перед ФБР. Священникам Коуди доверительно сообщал, что не раз выполнял особые задания ЦРУ, в том числе летал в Сайгон в Южном Вьетнаме. О деталях он предпочитал говорить туманно, но если Коуди говорил правду, то выходит, что на правительственные секретные службы он работал с начала 1940-х годов. Казалось, что Джон Патрик Коуди, сын рыбака из Сент-Луиса, прожил множество жизней.

Репутация Коуди как ловкого финансового дельца, с которой он приехал в Чикаго, и без того пошатнувшаяся после катастрофы с акциями «Пенн сентрал», получила очередной удар, когда недоброжелатели кардинала принялись доискиваться до подробностей его первых шагов в церковной карьере. Выяснилось, что в промежутках между реальными или воображаемыми полетами над вражеской территорией, он, сам того не желая, с успехом превращал вверенные ему епархии в «бедную церковь», однако вовсе не так, как о том мечтал Альбино Лучани. Покидая епархию Сент-Джозеф в Канзас-Сити, будущий кардинал оставил долг в 30 миллионов долларов. Аналогичное достижение он совершил в Новом Орлеане, что придает особую значимость благодарственной молитве, которую вознесли тамошние священники. По крайней мере, Коуди оставил там о себе долгую память, потратив значительные денежные средства на золочение купола отремонтированного кафедрального собора в центре города.

В Чикаго Коуди организовал постоянную слежку за передвижениями всех священников и монахинь, заподозренным им в нелояльности. Собирались досье. Стали привычными тайные допросы друзей «подозреваемых». Что все это имело общего с благой вестью Христа, оставалось непонятным.

Когда кое-какие описанные выше выходки кардинала стали поводом для жалоб чикагского духовенства в Рим, папа Павел VI встревожился и погрузился в мучительные раздумья.

Казалось совершенно ясным: к началу 1970-х годов самый старший представитель Римско-католической церкви в Чикаго продемонстрировал, что не годится для руководства епархией, однако римский папа, по каким-то важным для себя причинам, от решительных мер воздержался. Видимо, душевный покой Коуди значил для него гораздо больше судьбы 2,4 миллиона католиков.

Необычность дела Коуди состоит еще и в том, что он, судя по всему единолично, контролировал все доходы католической церкви в Чикаго. Для эффективного управления поступлениями в 200–300 миллионов долларов в год следовало бы поставить здравомыслящего и знающего человека. Но нет никаких объяснений, почему эти огромные финансы отдали в руки такого, как Коуди.

Общий капитал Римско-католической церкви в Чикаго в 1970 году превышал один миллиард долларов. Так как кардинал Коуди отказался публиковать заверенную ежегодную отчетность, священники в разных частях города стали утаивать деньги, которым в более счастливые дни суждено было бы попасть под контроль кардинала. Наконец в 1971 году, через шесть лет деспотического правления, Коуди соизволил опубликовать нечто вроде годовых отчетов. Очень любопытные документы! В них не представлены цифры инвестиций в недвижимость. Не раскрыты вложения в различные акции. Что касается дохода с кладбищ, то он свидетельствует, в каком-то смысле, о жизни после смерти. Динамика прибыли была выразительной. За шесть месяцев до публикации Коуди доверительно сообщил своему помощнику, что она составляла 50 миллионов долларов. Когда отчетность сделалась достоянием общественности, цифра прибыли упала до 36 миллионов долларов. Вероятно, для человека, способного одновременно находиться в Риме, Сайгоне, Белом доме, Ватикане и особняке кардинала в Чикаго, будет детской забавой подевать невесть куда около 14 миллионов долларов, полученных в виде прибыли с кладбищ.

В распоряжении чикагской канцелярии имелось на счетах приходов шестьдесят миллионов долларов. Коуди отказался сообщить, куда вложены эти средства и кто является получателем процентов по вкладам.

Наиболее значимым личным капиталом кардинала Коуди были его многочисленные влиятельные друзья, которыми он усердно обзаводился во властных структурах церкви. До Второй мировой войны он был своим человеком в Римской курии, сначала подвизаясь в Североамериканском колледже, а затем трудясь в государственном секретариате. Брошенные тогда семена дали всходы, в трудные времена одарив Коуди богатым урожаем. Снискав расположение Пия XII и будущего Павла VI, он обеспечил себе прочную и могущественную опору в Риме.

К началу 1970-х годов епархия Чикаго была самым важным связующим звеном между Ватиканом и Соединенными Штатами. Основной объем инвестиций корпорации «Ватикан» на американской фондовой бирже проходил через «Континентал Иллинойс». В совет директоров, наряду с Дэвидом Кеннеди, близким другом Микеле Синдоны, входил священник-иезуит Реймонд С. Баумгарт. Значительные средства, которые Коуди переводил в Рим, становились важным фактором в ватиканской финансовой политике. Возможно, Коуди так и не научился находить общий язык со своими священниками, но он, несомненно, знал, как найти доллары. Когда епископ, управлявший епархией в Рино, сделал «неудачные инвестиции» и ее финансовое положение стало хуже некуда, Ватикан попросил Коуди выручить прелата из беды. Коуди позвонил своим приятелям-банкирам, и деньги быстро нашлись.

С годами дружба между Коуди и Марцинкусом стала только крепче и теснее. У них было много общего в человеческом плане, их связывало множество общих финансовых интересов. В Чикаго, где многочисленные выходцы из Польши оказывали ему невольную помощь, Коуди начал перенаправлять сотни тысяч долларов через «Континентал Иллинойс» Полу Марцинкусу в Ватиканский банк, после чего тот отправлял деньги кардиналам в Польше.

Благодаря богатству Чикакгской епархии, которым он делился с определенными отделами Римской курии, Коуди обеспечил себе и их поддержку. Когда кардинал бывал в Риме, а приезжал он туда свыше сотни раз, то богато одаривал тех, кто мог оказаться ему наиболее полезен. Золотую зажигалку – в дар тому монсеньору, часы «Патек Филипп» – этому епископу.

Жалобы на чикагского архиепископа потоком лились в Рим, превосходя числом дорогие подарки Коуди. Росла гора писем и в Священной конгрегации доктрины веры, выступающей в роли своеобразного блюстителя порядка в вопросах доктринальной ортодоксии и нравственности клира. Жаловались не только священники и монахини Чикаго, но и миряне из самых разных слоев общества. Над возникшей проблемой размышлял глава конгрегации архиепископ доминиканец Жан Амер. Разобраться с каким-нибудь священником – дело простое. После соответствующего расследования конгрегация просто надавила бы на епископа, в чьем подчинении находится этот священник, чтобы того, во избежание раздоров, убрали с глаз долой. А на кого надавить, если убрать подальше нужно не священника, а кардинала?

Ассоциация чикагских священников публично обвинила Коуди в том, что он умышленно им лгал, и призвали вынести ему вотум недоверия. Вопреки всему Римская курия хранила молчание.

К началу 1976 года среди высокопоставленных чиновников Римской курии не только архиепископ Амер был в курсе проблем, назревших в Чикаго. Кардиналы Бенелли и Баджо независимо друг от друга пришли к выводу, что Коуди не может дольше оставаться на своем посту.

После длительных совместных консультаций кардиналов с папой Павлом VI был найден способ убрать Коуди с поста архиепископа Чикаго. Во время очередного визита Коуди в Рим весной 1976 года Бенелли предложил ему пост в Римской курии – с красивым названием, но без всякой реальной власти. Ни для кого не было секретом, что честолюбивый американец считает, что по своим талантам достоин гораздо большего, чем епархия Чикаго. Его амбиции простирались высоко, до самой папской тиары. Это многое говорит о самомнении Коуди – вряд ли человек, вызвавший такой переполох в Чикаго, рассматривался бы как серьезный претендент на выборах папы. Но, строя столь далеко идущие планы, наверняка он с радостью обменяет Чикаго на руководство одной из конгрегаций курии, ведающей распределением денежных средств среди нуждающихся епархий в мире. Коуди полагал, что сумеет купить достаточно епископских голосов, чтобы усесться на папский трон, когда появится такая возможность. Бенелли, предлагая архиепископу Чикаго пост в курии, был об этом осведомлен, но не такую должность хотел занять Коуди. Он отклонил предложение Бенелли. Требовалось другое решение проблемы.

В январе 1976 года за несколько месяцев до столкновения Бенелли с Коуди, к Жану Жадо, апостолическому представителю в Вашингтоне, явилась делегация священников и монахинь из Чикаго. Жадо заверил их, что в Риме знают о сложившейся ситуации и пытаются ее разрешить. Месяц шел за месяцем, но никакой резолюции из Рима по-прежнему не было, и война в Чикаго возобновилась. Престиж кардинала к тому времени упал настолько, что он прибег к помощи агентства по связям с общественностью – нанятые на деньги церкви консультанты призваны были создать более привлекательный образ кардинала в средствах массовой информации.

Возмущенные священники и монахини вновь начали жаловаться в Вашингтон Жадо. Тот советовал набраться терпения, уверяя: «Рим найдет решение. Вам надо прекратить публичные нападки. Пусть страсти успокоятся. Потом Рим уладит дело по-тихому, не привлекая внимания».

Духовенство проявило понимание. Публичная критика поутихла, лишь для того, чтобы ее волна взметнулась вновь, спровоцированная новым шагом Коуди. На сей раз он решил закрыть в городе несколько школ. Баджо воспользовался этим поводом, чтобы еще раз попытаться убедить папу Павла VI предпринять решительные действия. Представление папы о решительности оказалось своеобразным: все свелось к выдержанному в жестком стиле письме архиепископу Чикаго, в котором папа просил объяснить причины закрытия школ. Послание Коуди проигнорировал, чем неоднократно хвастался публично.

Из Чикаго в Италию одна за одной, подогреваемые бездействием Ватикана, летели новые жалобы. В подтверждение новых обвинений присылали письменные показания под присягой, выписки и копии финансовых документов. Имелись доказательства, что и в иных областях жизни поведение Коуди оставляет желать лучшего. Основанием для обвинений в моральном падении была его дружба с некоей Хелен Долан Уилсон.

Своим сотрудникам в Чикаго Коуди представил ее как родственницу. Степень их родства оставалась до конца неясной; обычно он называл ее кузиной. Чтобы объяснить ее роскошный образ жизни, дорогую модную одежду, частые путешествия, шикарную квартиру, кардинал всем говорил, что его кузина «хорошо обеспечена» после смерти богатого супруга. Письма, отправленные в Ватикан, обличали кардинала Коуди и Хелен Уилсон в том, что они вовсе не родственники, что ее муж, с которым она давно разведены, жив и здравствовал в то время, когда Коуди числил его на том свете. Более того, когда бывший муж умер, в мае 1969 года, он не оставил завещания, а единственное богатство, что у него было, это восьмилетняя машина, оцененная в 150 долларов, да и та досталась его второй жене.

В подтверждение этих заявлений, сделанных в Ватикане в строго конфиденциальной форме, приводились доказательства о том, что дружба Коуди с Хелен Уилсон началась еще во времена их юности; что он застраховал свою жизнь на 100 тысяч долларов, причем взносы платил он, а получателем премии значилась Хелен Уилсон; что записи о ее работе в канцелярии чикагской епархии Коуди сфальсифицировал, чтобы его подруга получала гораздо большую пенсию. Расчет пенсии основывался на документах, свидетельствующих о ее 24-летнем стаже работы в епархии, которые со всей очевидностью были фальшивыми. Также Коуди уличали, что он передал своей подруге 90 000 долларов для покупки дома во Флориде. Ватикану напоминали, что Хелен Уилсон сопровождала Коуди в Рим на церемонию его посвящения в сан кардинала, – но тогда с Коуди приехали и многие другие. Однако, в отличие от Хелен Уилсон, они не руководили епархиальной канцелярией, не занимались выбором мебели или портьер для резиденции кардинала. Было подсчитано, что на эту женщину Коуди потратил из церковной казны несколько сотен тысяч долларов.

И, как будто этого было мало, в вину кардиналу вменялось еще и то, что многие вопросы страхования в епархии были доверены сыну Хелен, Дэвиду. Впервые щедрое пожертвование от «дядюшки» Джона Дэвид Уилсон получил еще в Сент-Луисе в 1963 году. Когда кардинал перебрался на новое место службы, вслед за ним переехало и страховое предприятие «племянника». Утверждалось, что Дэвид Уилсон, по-видимому, монополизировав при помощи архиепископа страховой бизнес церкви, заработал на комиссионных свыше 150 тысяч долларов.

Баджо внимательно изучил длинный и подробный список прегрешений кардинала Коуди и сделал целый ряд запросов. Мало кто сравнится с Ватиканом в деле шпионажа: только подумайте, сколько на земном шаре священников и монахинь, и все они поклялись в верности Риму. К концу июня 1978 года кардинал Баджо получил ответы на свои вопросы и выяснил, что обвинения полностью подтверждаются.

В июле 1978 года кардинал Баджо вновь обсудил с папой Павлом VI ситуацию с кардиналом Коуди, который наконец дал согласие на смещение кардинала с поста архиепископа. Однако папа настаивал, чтобы все было сделано так, чтобы позволить Коуди сохранить лицо. А самое важное – необходимо обойтись без скандала, по возможности не привлекая внимания. Было решено, что Коуди дадут указание принять назначенного коадъютора – заместителя-епископа, который станет осуществлять практическое управление епархией. В официальном заявлении об этом назначении сошлются на ухудшившееся здоровье архиепископа, что, впрочем, вполне соответствовало действительности. Коуди разрешалось номинально оставаться во главе чикагской епархии вплоть до достижения им в 1982 году 75-летнено возраста – официального пенсионного возраста.

Вооружившись папским эдиктом, кардинал Баджо быстро собрался в дорогу, упаковал чемодан и отправился в римский аэропорт Фьюмичино. Когда он прибыл в аэропорт, ему сообщили, что папа желает побеседовать с ним перед отлетом в Чикаго.

Выяснилось, папу вновь обуяла нерешительность, и он опять пошел на попятную. Павел VI сказал Баджо, что план назначения коадъютора с целью отстранить Коуди от власти может быть реализован только с согласия самого архиепископа.

В полном смятении Баджо взмолился:

– Ваше святейшество, но могу ли я настаивать на том, чтобы он согласился?

– Нет-нет, вы не должны ему приказывать. К плану приступайте только в том случае, если его преосвященство даст согласие.

Крайне рассерженный и разочарованный, Баджо вылетел в Чикаго.

Шпионская сеть Ватикана – канал с двусторонним пропусканием информации, и у кардинала Коуди имелись свои источники в Римской курии. Баджо рассчитывал на эффект внезапности, надеясь застать Коуди врасплох, но он был утрачен – сказался тот день, который ушел на встречу с папой. Баджо об этом не знал. А Коуди подготовился и ждал его визита.

Большинство людей, оказавшись в положении Коуди, подвергли бы себя хотя бы поверхностному самоанализу, задумавшись, вероятно, о том, какие события за последние годы могли привести самого щепетильного в вопросах престижа церкви папу, каким был Павел VI, к неприятному выводу, что власть, которой обладает Коуди, следует, в общецерковных интересах всей, передать другому. Более того, не желая задеть чувства человека, которого он решил сместить с должности, папа велел сохранить в тайне, что Баджо направляется в Чикаго. Официально тот вылетел в Мексику, чтобы завершить приготовления к конференции в Пуэбле. Подобные жесты остались совершенно незамеченными кардиналом Коуди.

Встреча Баджо с Коуди состоялась на вилле кардинала, находившейся на территории семинарии в Манделайне. Баджо сразу предъявил обвинения и выложил доказательства. Он выяснил, что, преподнося Хелен Уилсон денежные подарки, кардинал безусловно запускал руку в церковную казну. Кроме того, пенсию своей «подруге» он назначил неправомерно. Ватиканское расследование неопровержимо установило, что кардинал совершил множество недопустимых проступков, которые, став достоянием гласности, нанесут ущерб авторитету Римско-католической церкви.

Коуди был далек от раскаяния, и острый разговор быстро вылился в перебранку на повышенных тонах. Архиепископ разорялся о своих огромных денежных взносах Риму; о том, какие суммы в долларах он переводит в Ватиканский банк для использования в Польше. Не надо забывать и о личных пожертвованиях папе, которыми он отмечал свои визиты в Рим ad limina (обязательные поездки к папе с докладом каждые пять лет) – ведь он не жалкие тысчонки подносил, как другие, а отдавал сотни тысяч долларов. На всю семинарию было слышно, как орут друг на друга два князя церкви. Коуди был непреклонен и тверд как гранит: другой епископ управлять чикагской епархией будет, как заявил Коуди, только через его труп. Наконец, архиепископ устал ворочать языком, и он, словно заезженная пластинка, беспрестанно повторял только одну фразу: «Власти в Чикаго я не отдам!».

Потерпев временное поражение, Баджо отбыл восвояси. Непокорность Коуди, не согласившегося принять коадъютора, стала беспрецедентным нарушением норм канонического права, но Павел VI не мог допустить, чтобы все узнали, что кардинал из одной из наиболее богатых епархий мира дерзко ослушался папу римского. Павел VI готов был терпеть Коуди до конца своих дней, лишь бы избежать скандала. Но терпеть своевольного архиепископа ему пришлось недолго – дни его были сочтены. Через неделю после получения отчетов Баджо папа Павел VI скончался.

К середине сентября Альбино Лучани досконально изучил дело Коуди. Встретившись с Баджо, он обсудил с ним ситуацию, затем беседовал о последствиях дела Коуди с Вийо, Бенелли, Феличи, Казароли. Еще одна длительная встреча с кардиналом Баджо состоялась у папы 23 сентября. Под занавес беседы он сказал Баджо, что в течение следующих нескольких дней уведомит его о своем решении.

В Чикаго кардинал Коуди, впервые за свою долгую и бурную жизнь, почувствовал себя уязвимым. После конклава он в своем кругу пренебрежительно отзывался об этом невзрачном итальянце, который наследовал Павлу VI. «Все останется по-прежнему», – заявлял архиепископ одному из своих близких друзей в курии. По большей части все осталось по-прежнему, так, как и хотелось Коуди; он продолжал распоряжаться в Чикаго. Однако приходившие теперь из Рима новости указывали, что кардинал сильно недооценил Лучани. Недалек уже был конец сентября, и Джон Коуди все больше убеждался, что Иоанн-Павел I действует решительно там, где Павел VI медлил и раздумывал. Друзья Коуди в Риме сообщали ему: какое бы решение Лучани ни принял, одно можно знать наверняка – дело он доводит до конца. Они приводили различные примеры из жизни Лучани, которые свидетельствовали о необычной внутренней силе нового папы.

Личных вещей у Лучани вообще-то было немного, и для одной из них он нашел место у себя на столе в рабочем кабинете. Это была фотография. Изначально ее обрамляла потертая старая рамка. Когда Лучани служил в Венеции, благодарный прихожанин вставил фотографию в новую серебряную рамку, украшенную полудрагоценными камнями. На фотографии были запечатлены родители Альбино Лучани на фоне заснеженных Доломитовых Альп. На руках матери сидела малышка Пиа, теперь уже замужняя женщина, у которой самой были дети. В сентябре 1978 года секретари папы много раз замечали, как в задумчивости Лучани смотрит на фотографию. Она напоминала ему о счастливых временах, когда его душевный покой не нарушали такие люди, как Коуди, Марцинкус, Кальви и прочие. Тогда были времена тишины и всяких мелочей. Теперь же Лучани казалось, что у него не хватает времени на столь важные стороны его жизни. Он был отрезан от своей родной Канале и даже от своей семьи. Изредка он разговаривал с родными по телефону – с Эдоардо, с Пиа, но нежданным визитам пришел конец – он не может просто взять и приехать к ним в гости. За этим проследит бюрократическая машина Ватикана. Даже Диего Лоренци попытался не пустить Пиа к Лучани, когда та, позвонив по телефону, сказала, что хочет принести ему кое-какие подарки.

– Оставьте, пожалуйста, подарки у ворот, – сказал Лоренци. – Папа очень занят, у него нет времени с вами встретиться.

Лучани услышал разговор и сам взял трубку.

– Приходи со мной повидаться, – велел он. – Времени у меня нет, но все равно приходи.

Они вместе пообедали. Дядюшка Альбино был здоров и пребывал в превосходном состоянии духа. За едой он так отозвался о своей новой роли:

– Знай я, что однажды стану папой римским, то учился бы больше. – Потом, крайне сдержанно, он заметил: – Очень трудная работа – быть папой.

Пиа видела, как напряженно он трудится – и немало сил отнимало упрямство закосневшей Римской курии. Лучани хотелось вести себя в Риме словно бы в своем новом приходе – гулять по улицам, как то было в Венеции и других его епархиях. Но для главы государства подобный образ жизни проблематичен. Курия категорически заявила, что не только немыслимо, но и неосуществимо. Город потонет в хаосе, если святейший отец вознамерится совершить пешую прогулку, выйдя «в народ». Лучани отказался от этой идеи, но предложил несколько иной вариант. Он заявил ватиканским чиновникам, что желает посетить в Риме все больницы, церкви и приюты и постепенно все же совершит обход своего «прихода». Для того, кто считал себя папой-пастырем, реальный мир, начинающийся за порогом его кабинета, ставил очень непростую задачу.

Католическое население Рима составляло два с половиной миллиона человек. Такое число католиков должно было каждый год давать церкви не меньше семидесяти новых священников. Когда Лучани стал папой, таковых насчитывалось шестеро. Религиозная жизнь в Риме поддерживалась за счет «импорта» духовенства из-за его пределов. Многие части города населяли, по сути, неверующие, и церковь посещало менее трех процентов жителей. Здесь, в центре католической веры, процветало циничное отношение к религии.

Город, где отныне жил Лучани, возглавлял мэр-коммунист Карло Арган – и это в городе, где с самой ее главной отраслью экономики, религией, соперничать могла лишь преступность. Наряду с прочими папскими титулами Лучани именовался «епископом Рима» – города, обходившегося без епископа, в том смысле, в каком в Милане, Венеции, Флоренции и Неаполе вот уже более столетия были епископы.

Когда Пиа обедала с папой, дон Диего долго и громко спорил по телефону с кем-то из куриальных чиновников. Ему сообщили о желании папы посетить различные районы Рима, а он наотрез отказывался даже рассматривать такую возможность. Лучани прервал свою беседу с Пиа и обернулся к секретарю.

– Дон Диего, скажите ему, что это должно быть сделано. Передайте, что таково приказание папы.

Лоренци передал собеседнику указание папы, и в ответ снова услышал отказ. Секретарь повернулся к папе.

– Они говорят, что этого нельзя сделать, ваше святейшество, потому что ничего подобного раньше не делали.

Пиа сидела, с огромным интересом наблюдая за происходящей у нее на глазах партией в ватиканский теннис. Наконец Лучани извинился перед племянницей за прерванный разговор и сказал секретарю, что даст поручение Вийо. Улыбнувшись Пиа, папа заметил:

– Если Римская курия согласится, то твой дядя надеется до Рождества посетить Ливан.

Он много говорил о неспокойной стране и своем желании содействовать примирению, пока не взорвалась пороховая бочка. После обеда, перед уходом Пиа, Лучани настоял на том, чтобы передать ей медаль, которую ему подарила мать президента Мексики. Через несколько дней, 15 сентября, папа пригласил на ужин своего брата Эдоардо. Судьбе было угодно, чтобы эти две семейные встречи оказались последними в жизни Альбино Лучани.

Понтификат Иоанна-Павла I отсчитывал дни, а пропасть между папой и профессиональными ватиканскими бюрократами только увеличивалась, в прямой пропорции от того, насколько теснее становились узы между новым папой и широкими массами. Замешательство среди профессионалов вполне поддавалось пониманию.

Увидев в роли папы кардинала, не принадлежащего к курии и не имевшего известности на международной арене, эксперты пришли к заключению, что перед ними иной папа, первый из нового вида, избранный специально для того, чтобы добиться ослабления папской власти, преуменьшить роль папы в управлении церковью. Мало кто сомневался, что и сам Лучани рассматривал свое призвание в таком же ключе. Но главная проблема в подобном умалении роли папской власти и влияния заключалась в человеке, избранном понтификом. Сама личность Альбино Лучани, его интеллект и духовный дар, означали, что широкие массы по праву придавали новому папе и его словам большую значимость. В общественном мнении отчетливо проявлялись устремления к расширению роли папы, что было полной противоположностью тому, на что рассчитывали кардиналы. Чем большее самоотречение выказывал Лучани, тем выше он поднимался в глазах верующих.

Многие, знавшие Лучани лишь по его работе в Венеции, были поражены такими глубокими, по их мнению, переменами в бывшем венецианском патриархе. Но в Витторио-Венето, Беллуно и Канале никто не удивлялся. Это и был настоящий Лучани: простота, чувство юмора, особое внимание основам, катехизический подход – вот неотъемлемые черты этого человека.

26 сентября Лучани смог с удовлетворением подвести итоги первого месяца нового понтификата. Это был месяц, придавший церкви огромный импульс и оказавший на нее огромное влияние. Начатые папой расследования коррупции и бесчестного поведения внушили сильный страх виновникам этих преступлений. Его нетерпимость к помпезности и самомнению, столь свойственным курии, вызывала возмущение в Ватикане. Вновь и вновь он отказывался от заранее сочиненных для него в официальных кабинетах речей, во всеуслышание выражая недовольство: «Нет, это слишком куриально!» или «Тут чересчур много елея».

Застенографированные речи и устные выступления папы Иоанна-Павла I потом редко передавали по Ватиканскому радио, почти не печатались в «Оссерваторе Романо», однако их жадно слушали широкая публика и журналисты множества СМИ. Позаимствовав фразу у святого Григория, папа заметил по поводу своего избрания: «Император пожелал, чтобы обезьянка сделалась львом». От таких слов губы многих в Ватикане недовольно поджимались, а у простых людей растягивались в улыбке. Эта «обезьянка» в первый же месяц своего понтификата обращалась к ним и на латыни, и на итальянском, и на французском, и на английском, и на немецком, и на испанском. Как мог бы сказать Уинстон Черчилль, это была «та еще обезьянка».

Во время личной аудиенции с Витторе Бранка, состоявшейся 7 сентября в 8:00, брови куриальных кардиналов поползли даже выше обычного. В ответ на озабоченность своего друга Бранка тем бременем ответственности, что легла на плечи Лучани, папа сказал:

Да, несомненно, я слишком мал и незначителен для столь великих дел. Я лишь могу вновь и вновь повторять истину слова Божьего, призывать следовать Евангелию, как я делал в маленькой церкви у себя на родине. В сущности, в этом нуждаются все люди, и я прежде всего – хранитель душ. Вся разница между мною и приходским священником в Канале только в числе прихожан, а миссия у нас одна и та же – помнить Христа и Его заветы.

Позже в тот же день папа встречался со священниками Рима и беседовал с ними о необходимости медитации. В его словах прозвучала явная горечь, когда речь зашла о том, сколько мало времени и возможностей у нового папы для медитации.

Меня взволновала картина, которую я видел на миланском вокзале: носильщик блаженно спал, спиной привалившись к столбу и положив голову на мешок с углем. Раздавались свистки поездов, скрежетали и стучали колеса. То и дело в громкоговорителях раздавались какие-то объявления. Кругом туда-сюда ходили люди. Но он спал и, казалось, все своим видом говорил: «Делайте, что хотите, но мне нужно немного покоя». Мы, священники, должны поступать также. Все вокруг нас – в постоянном движении. Разговоры людей, газеты, радио, телевидение. Со всей присущей священникам дисциплинированностью и выдержкой мы должны сказать: «За определенными пределами вас для меня не существует. Я – священник Господа. Мне нужно немного покоя для моей души. Я отстраняюсь от вас, чтобы побыть наедине со своим Господом».

В Ватикане записывали речи Иоанна-Павла I на общих аудиенциях, когда по средам он говорил о вере, надежде и милосердии. Призывы же Лучани к тому, чтобы об этих добродетелях не забывали, например, и в отношении к наркоманам, контролировавшая ватиканские СМИ курия в официальные записи не вносила.

Когда 20 сентября он произнес запоминающуюся фразу, что неверно полагать, будто «Ubi Lenin ibi Jerusalem» («Где Ленин, там и Иерусалим»), курия поторопилась заявить, что папа «отвергает “теологию освобождения”». Это было вовсе не так. Более того, Ватиканское радио и «Оссерваторе Романо» проигнорировали важную оговорку Лучани, что церковное и религиозное спасение и спасение мира и человека хотя и «в определенной степени совпадают, но мы не можем уравнять их совсем».

К субботе 23 сентября расследование Лучани дел корпорации «Ватикан» значительно продвинулось. Вийо, Бенелли и другие представили папе доклады, которые дали ему немало пищи для размышлений. В тот день Иоанн-Павел I впервые покинул Ватикан, чтобы вступить в кафедральный собор в роли епископа Рима. Он обменялся рукопожатием с мэром Арганом, а затем и приветственными речами. Была отслужена месса, на которой присутствовало большая часть курии, затем в проповеди папа несколька раз коснулся внутренних проблем, с которыми он борется. Говоря о бедных, той части общества, которая была наиболее близка сердцу Лучани, он отметил:

Они, как говорил римский диакон Лаврентий, есть истинное сокровище церкви. Но им должны помогать те, кто богаче и кто обладает властью; у них должно появиться нечто большее и они должны стать чем-то большим. И принимающие эту помощь не должны чувствовать себя униженными или оскорбленными тем, что им отдают то, что было бы истрачено всуе или без пользы, а не для всеобщего блага.

Позднее, произнося ту же речь, он повернулся и, глядя прямо на державшихся вместе руководителей Ватиканского банка, заговорил о тяжком бремени направлять и править: