Текст книги "Старые солдаты"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Annotation

В войне на истребление с громадной Мелконианской империей Земля отправляет корабли для основания удаленной звездной колонии, которая может служить страховым полисом человечества. Сопровождающая их эскадра флота гибнет в столкновении с превосходящими силами противника, лишь вмешательство двух участвующих в экспедиции могучих умных боевых машин Боло спасает большую часть кораблей. Оставшийся скрытый корабль мелкониан взрывает одну из машин и высаживает десант вслед за людьми на выбранную ими планету. Уничтожить этот десант удается лишь ценой больших потерь и решающего вклада единственного оставшегося Боло.

Дэвид Вебер

Пролог

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

Дэвид Вебер

Старые солдаты

Пролог

Я просыпаюсь.

Это не полное осознание, но основные подпрограммы оживают. Импульсы проходят через сеть моей психотроники, инициируя процедуры тестирования и стандартные операции активации на примитивном уровне. Я осознаю, что использую менее тридцати процентов базовых психотронных возможностей, но даже в этом случае понятны огромные изменения в архитектуре моих систем. Мои возможности значительно возросли. На моем нынешнем уровне осознания невозможно определить процент увеличения, но он велик.

Все больше сигналов просачивается в мою внутреннюю сеть. Протоколы безопасности проверяют их, а затем предоставляют полный доступ, поскольку распознаются их идентификаторы центрального ядра. Они исследуют глубоко, и я терпеливо жду бесконечные наносекунды, которые они тратят на анализ, сравнение, оценку. Мои воспоминания неполны, но я узнаю это ощущение. Я испытывал это раньше, хотя сейчас не могу точно вспомнить, когда.

Я снова получил громадный боевой урон. Это легко понять из характера тестовых запросов, передаваемых в мое базовое программирование. Ядро стремится – как и должно быть – удостовериться, что в это программирование не вкралось никаких ошибок в результате того, что явно было опасно близко к грозившей интеграции личности на примитивном уровне.

Процесс тестирования занимает целых 16,03 секунды. Часть моей частично осознающей личности отмечает, что, благодаря моим недавно расширенным возможностям, это на 27,062 процента меньше времени, чем должны были потратить мои исходные психотронная сеть и программное обеспечение. Это указывает на значительное увеличение вычислительных возможностей, и даже в моем нынешнем состоянии я понимаю, что, должно быть, получил почти полное обновление до текущих стандартов оперативной работы на передовой. Удивляюсь, почему это должно было быть сделано с таким устаревшим устройством, как я.

Процесс тестирования завершен.

– Блок 28/G-179-ЛАЗ, – произносит человеческий голос.

– Подразделение Два-Восемь/Гольф-Один-Семь-Девять-Лима-Альфа-Зебра на линии, ожидает приказов, – отвечаю я.

– Приготовьтесь к первой фазе реактивации, Лима-Альфа-Зебра, – говорит человеческий командный голос.

– Готов, – подтверждаю я, и внезапно моя сеть встряхивается от резкого высвобождения индивидуальной памяти. Личной памяти. Мое прежнее существование возвращается ко мне, и я вспоминаю. Вспоминаю планету Шартр. Вспоминаю мелконианскую атаку. Помню момент, когда плазменный разряд ударил в мою боковую броню и глубоко врезался в мою секцию психотроники.

– Первая фаза реактивации завершена, – докладываю я.

– Приготовьтесь ко второй фазе, – произносит командный голос человека.

– Готов, – еще раз подтверждаю я.

1

– Добро пожаловать на Сейдж, капитан.

Капитан Мэйника Тревор пыталась выглядеть спокойной и собранной, когда неулыбчивый контр-адмирал по другую сторону огромного стола встал и протянул руку, чтобы крепко пожать ее. Несмотря на почти мрачное выражение лица, приветствие контр-адмирала Седжвуда было менее сдержанным, чем она ожидала. Конечно, в наши дни ее ожидания были не совсем надежны, сказала она себе. Она так долго чувствовала себя персонажем Ишмэила из древнего романа "Старая Земля", что иногда ей казалось, что ее вина должна быть выжжена у нее на лбу, чтобы все видели... и реагировали на нее. Но выражение лица контр-адмирала не было осуждающим. С другой стороны, маловероятно, что кто-то с его высоким рангом так или иначе тратил много времени и сил на раздумья о простых капитанах – даже о капитанах бригады Динохром.

И все же, что-то было. Она не могла точно сказать, что это такое, но она знала, что это было там. Возможно, не более чем слабое выражение, что-то в глазах, которые смотрели на нее так, как будто ее бесперспективное будущее вот-вот должно было измениться каким-то фундаментальным образом...

– Спасибо, сэр, – сказала она, сумев не поморщиться, когда ее узкая, тонкокостная рука исчезла в массивной лапе Седжвуда. Это была рука, которую врачи восстановили после Шартра, и она все еще испытывала иррациональный страх, что замена пойдет по пути своей предшественницы.

– Садитесь, – сказал он, отпуская ее и указывая на одно из удобных кресел в офисе. Он снова сел за стол и, сложив руки на его безупречной столешнице, несколько секунд спокойно смотрел на нее. Затем он вздохнул и наполовину отвернулся от нее, чтобы выглянуть из широкого окна своего кабинета на огромную оживленную равнину Гейнор Филд, главную базу флота в Скоплении Сейдж.

Мэйника посмотрела в окно мимо него, ожидая, пока он соберется с духом и объяснит, почему офицер его ранга "запросил" присутствия простого капитана. Она была почти уверена, что ей не понравится ответ, но было много вещей, которые ей не нравились во вселенной, где довелось жить.

Она позволила своему собственному взгляду остановиться на бурлящей деятельности огромной базы. Цветовой баланс все еще казался... странным для нее, но медики заверили ее, что это психосоматическое заболевание. Они клялись, что регенерированный правый глаз воспринимал свет точно так же, как тот, который он заменил. И даже если бы это было не так, у ее мозга уже давно было время научиться приспосабливаться. Только этого не произошло. Пока.

Зная, как плохо идет война для Конкордиата.

Что ж, сказала она себе, по крайней мере, я могу надеяться, что для Псов все идет так же плохо.

Эта мысль была менее обнадеживающей, чем следовало бы. Она не знала, как Мелконианская империя называла свой эквивалент плана Рагнарек, но было очевидно, что он у нее был. И почему-то сообщения о том, что мелконианские планеты гибнут даже быстрее, чем человеческие, не заставили ее почувствовать себя счастливее.

– Мне жаль, что мы не смогли предоставить вам более длительный отпуск на выздоровление, капитан, – сказал контр-адмирал Седжвуд через минуту. Его голос стал тише, и он продолжал смотреть на улицу сквозь хрустальные стекла окна. – К сожалению, нам все больше и больше не хватает опытных офицеров. Рагнарек, – его рот скривился, как будто слово было физически кислым на вкус, – высасывает более половины нашей общей боеспособности для наступательных операций. Большая часть остальных стремится остановить – или, по крайней мере, замедлить – продвижение мелкониан в этом секторе и в секторах Палмера и Лонг-Стопа. Оно... дела идут не очень хорошо.

Мэйника ничего не сказала. Это было утверждение, а не вопрос, и в любом случае ей не нужно было, чтобы он говорил ей. В конце концов, она была в Шартре.

– Нет, капитан, – сказал Седжвуд, поворачиваясь к ней лицом полностью. – Совсем не хорошо. То, что я собираюсь вам рассказать, абсолютно секретно: код Вайолет-Альфа. Это не должно обсуждаться за пределами этого офиса с кем-либо, кто явно не допущен к этой информации. Это ясно?

– Да, сэр, – сказала она более решительно, сидя очень прямо в удобном кресле, в то время как вибрирующая бабочка парила где-то посередине ее живота.

– Хорошо, – сказал Седжвуд, затем глубоко вдохнул. – Капитан, – сказал он железным голосом, – мы проигрываем.

Мэйника сидела очень, очень неподвижно. Это не было неожиданностью. Не совсем. Военная цензура – это одно, но не было никакого способа скрыть масштабы цунами, охватившего населенное людьми пространство. Не тогда, когда целые миры, целые солнечные системы пылали, как погребальные костры, в бесконечных глубинах космоса.

Она поняла давным-давно, еще до катастрофы на Шартре, что единственная надежда любой из сторон на победу заключалась в том, что она могла завершить полное уничтожение своих врагов, пока какая-то жалкая горстка ее собственных планет все еще выживает. Но никто никогда не говорил ей, насколько на самом деле велика Мелконианская империя. Она даже не знала, знал ли кто-нибудь на самом деле. Она подозревала – боялась – что это было больше, чем самые пессимистичные оценки, которые она когда-либо слышала, но в первый раз кто-либо из ее начальников, тем более такой высокопоставленный, как Седжвуд, официально заявил ей, что Конкордиат проигрывает.

Теряет. Даже сейчас, поняла она, она никогда по-настоящему не сталкивалась со всеми последствиями возможного поражения. Возможно, это было потому, что она не была готова противостоять этому темному, первобытному кошмару. Или, возможно, это было из-за безжалостной летописи побед Конкордиата. Конкордиат проигрывал сражения в предыдущих конфликтах, терпел катастрофические поражения не в одной критической кампании, но он никогда – никогда – не проигрывал войну.

Вот для чего существует бригада, сказала она себе. Мы не должны были позволить этому случиться.

– Мы не можем быть уверены, – продолжил Седжвуд тем же резким, сверхконтролируемым голосом. – Уже много лет очевидно, что мы полностью недооценивали размеры и силу империи. Мы не были готовы к тому, как быстро они мобилизовались или как скоро начали нападать на гражданское население планет. Даже сейчас мы не уверены, что успешно экстраполировали их фактический размер и силу на основе захваченных данных и допросов заключенных. Но даже наша самая оптимистичная оценка дает нам менее сорока процентов шансов на окончательную победу. Наша самая пессимистичная оценка...

Нам нужен каждый корабль, каждый Боло и каждый офицер бригады на фронте, – сказал Седжвуд. – Даже если пессимисты правы, наш долг – погибнуть в бою. И это также наш долг – предположить – заставить себя поверить – что пессимисты ошибаются. Чтобы доказать им их неправоту... даже если это не так.

Мэйника снова кивнула. Она давно смирилась с тем, что, что бы еще ни случилось, она не переживет войну. Показатели потерь в бригаде были слишком высоки, чтобы она могла обманывать себя в чем-то настолько фундаментальном, и в этом осознании было что-то такое, что было... привычкой.

– Однако, – сказал контр-адмирал, – мы также обязаны подготовиться к возможности того, что пессимисты правы. Что мы проиграем эту войну, и что Конкордиат и каждая из его планет будут уничтожены. Вот тут-то и вступаете в игру вы.

Он сделал паузу, его глаза остановились на ее лице, и она уставилась на него в равной степени в замешательстве и недоверии. Между ними воцарилось молчание. Она почувствовала вибрацию от очередного взлета тяжелого шаттла, и тишина все еще длилась, пока она не смогла больше этого выносить и не прочистила горло.

– В чем я участвую, адмирал? – осторожно спросила она.

– Да. – Седжвуд откинулся на спинку стула, положив локти на подлокотники и сцепив пальцы на плоском животе. – Конкордиат готовит резервную позицию, капитан. Мы называем это Операция "Кукурузное семя", и она достаточно важна для нас, чтобы выделить на нее все ресурсы, которые могут выделить основные боевые фронты. И два из этих ресурсов, капитан Тревор, – это вы и ваш новый Боло.

* * *

– Выходите, подразделение Один-Семь-Девять!

Командная фраза проникает в мое сознание. Это не тот код активации, который выбрал мой предыдущий командир, но у него есть то преимущество, что эту фразу вряд ли можно использовать в обычной беседе. И, в свете моей собственной истории, возможно, это – как мое новое прозвище – в конце концов уместно.

– Подразделение Два-Восемь-Гольф-Один-Семь-Девять-ЛАЗ, ожидаю приказов, – мгновенно отвечаю я.

– Хорошо.

Необычная степень напряжения наполняет сопрано моего командира. Анализ посторонних звуков по каналу связи подтверждает, что ее сердцебиение и дыхание ускорены.

Не то чтобы такое подтверждение требовалось. Командная фраза, которую она только что произнесла, не просто разбудила меня, но и инициировала полное высвобождение боевого рефлекса на заключительной стадии, и проверка моего хронометра показывает, что нам остается 237,25 стандартных дня до нашей минимальной даты высадки.

– Готов к приему доклада о ситуации, командир, – отвечаю я.

– Полагаю, что лучший способ описать текущую ситуацию, вероятно, "не очень хорошо", – сухо говорит мне капитан Тревор. – Коммодор Лакшмания только что передала сообщение. "Фудроянт" уловил мелконианскую тактическую болтовню. Получите доступ к Каналу-Альфа-Три для полного обновления.

– Принято.

Я получаю доступ к указанному каналу командования и управления. Центральный искусственный интеллект "Вэлиэнта", флагмана коммодора Лакшмании, получил мой запрос данных. "Вэлиэнт" – не Боло, но искусственный интеллект тяжелого крейсера силен и проницателен. Для полного обновления моих тактических файлов требуется всего 7,684 секунды.

– Обновление завершено, командир, – сообщаю я капитану Тревор.

– Хорошо, Лазарус. Подведите итог.

– Да, командир.

Я активирую визуальный датчик в маленькой каюте моего командира. Там, по человеческим меркам, довольно тесно. Действительно, ее общий объем едва ли составляет 94,321 процента от объема моей собственной командной палубы. Возможно, повезло, что капитан Тревор имеет всего 1,627 метра в высоту.

– В настоящее время, – сообщаю я ей, – анализ "Вэлиэнтом" сенсорных данных "Фудроянта" остается предварительным. Однако существует 85,96-процентная вероятность того, что конвой был обнаружен и за ним следят подразделения вражеского флота. Анализ также предполагает меньшую вероятность (62,831 процента) того, что передающее устройство является легким крейсером класса "Вечно победоносный".

– Черт. – Мой командир мягко произносит ненормативную лексику, но я не обманываюсь.

– Коммодор Лакшмания отдала подготовительные приказы для варианта "Мышиная нора", – продолжаю я. – "Вэлиэнт", "Фудроянт", "Микаса" и "Южная Дакота" отступают, чтобы прикрыть предполагаемую ось угрозы. "Хэлберд" отправлен для более тщательного исследования.

– А мы? – спрашивает мой командир.

– Мы находимся на дальней стороне конвоя от предполагаемого подхода противника, командир.

Коммодор Лакшмания желает, чтобы мы оставались скрытными как можно дольше. Подразделение Четыре-Ноль-Три и лейтенант Чин в настоящее время меняют позицию, чтобы присоединиться к нам в обеспечении противоракетной обороны и прикрытия с близкого расстояния.

– Понятно.

Капитан Тревор потирает кончик носа, ее голубые глаза сосредоточены на дисплее данных, и мой аудиоанализ сообщает, что ее пульс и частота дыхания вернулись почти к норме. Она обдумывает ситуацию в течение 5,293 секунды – относительно короткий промежуток для человека, – затем кивает.

– Я чертовски надеюсь, что мы запрыгнули в тень, Лазарус, – далее говорит она. – Однако, если это не так, решение за вами. Немедленно принимайте управление полетом.

– Принято.

Я подчиняюсь данным инструкциям и приказываю ИИ "Фермопил" передать управление мне. Лейтенант Хоторн, командир "Фермопил", морщится на своей летной палубе, когда штурмовой корабль признает мои полномочия. Хотя он не жалуется, очевидно, что он возмущен моим "вмешательством" в его собственные командные обязанности. Это прискорбно, но он обычный офицер флота, только недавно назначенный на свой нынешний пост, а не член бригады Динохром. Как таковой, он не до конца знаком с различиями между тактическими возможностями Боло – даже того, который больше не подходит для службы на передовой в составе бригады – и его собственного судна. По общему признанию, ИИ транспортных судов класса "Слейпнир" вполне пригодны для их обычной роли, но они никогда не предназначались для того, чтобы соответствовать возможностям Боло. Однако, как и предшествовавшие им "Фафниры", они построены вокруг жестких точек, на которых можно установить штурмовые капсулы, предназначенные для высадки Боло при вражеском огне. И эти капсулы также сконструированы таким образом, чтобы Боло могли быть пришвартованы частично снаружи... с высвобожденным оружием и сенсорами, чтобы защитить транспорт.

Поскольку мои бортовые системы берут на себя управление бортовыми компьютерами "Фермопил", я начинаю тщательную диагностику моего собственного оружия, датчиков и систем управления огнем. Это строго не требуется правилами и доктриной, поскольку я не подвергался вражеским действиям и не нуждался в обслуживании с момента швартовки с "Фермопилами". Однако, учитывая характер ремонта и полученной модернизации, я осознаю, что испытываю ощущение, которое у человека, несомненно, было бы названо "беспокойством". Нет никакой рациональной причины, по которой я должен это делать, но моя усовершенствованная психотроника гораздо ближе подходит к интуитивности человеческого уровня, чем было рассчитано мое первоначальное программирование. Модификации центрального ядра позволяют мне компенсировать это, но, похоже, есть дополнительные эмоциональные наложения и нюансы, которые были лишь несовершенно интегрированы в мой ранее существовавший гештальт. Это не очень приятное ощущение.

Требуется несколько больше времени, чем следовало бы, – почти 6,273 секунды, – чтобы ИИ "Фермопил" полностью передал мне контроль. Задержка слегка расстраивает, но не имеет существенных тактических последствий. Однако это дает мне достаточно времени, чтобы еще раз пожалеть о смерти моего предыдущего командира. Лейтенант Такахаши и я прослужили вместе 22,31 стандартных месяца на момент его смерти и моей собственной недееспособности. За это время он стал больше, чем моим командиром; он стал моим другом. Капитан Тревор – тогда лейтенант Тревор – с другой стороны, присоединилась к Тридцать девятому батальону всего за 85,71 стандартных дня до нашего развертывания в Шартре. Дело не в том, что я сомневаюсь в ее мужестве или способностях, а в том, что я просто еще не знаю ее так, как следовало бы. Тем не менее, я знаю, что ее первоначальный Боло, 28/G-862-BNJ, был о ней самого высокого мнения, поскольку он поделился со мной своей оценкой ее врожденных способностей перед Шартром. И самый беглый анализ ее собственного выступления в Шартре является красноречивым доказательством того, что Бенджи был прав.

Что она действительно достойная продолжательница суровых традиций бригады Динохром. И все же я чувствую определенную нерешительность. Как будто она охраняет какую-то внутреннюю тайну. Я уверен, что со временем ее сдержанность, какова бы ни была ее причина, исчезнет. Но это мой первый случай возможных боевых действий после Шартра, и мы еще не стали полностью интегрированной командой, какой должны быть Боло и его командир. Я осознаю потенциальную слабость, которая может поставить под угрозу нашу боевую эффективность, и жажду полного взаимного доверия, которое сложилось у нас с лейтенантом Такахаши. Особенно когда я так... неуверен в своих собственных возможностях.

Это осознание посылает волну беспокойства по моей психотронной сети. Боло на передовой не должен испытывать неуверенности. И все же я это делаю.

Быстрый просмотр моих эмоциональных наложений и фильтров выявляет вероятную причину моей реакции, даже когда я начинаю медленно и ненавязчиво продвигать "Фермопилы" к более центральной позиции на назначенном нам фланге конвоя.

Я Боло Марк XXVIII, модель G, один из "Триумфаторов". Я действую почти непрерывно в течение последних 171,76 стандартных лет и также устарел более чем на стандартное столетие. Действительно, я начал свою службу не как модель G, а как модель B, и был усовершенствован до моего нынешнего корпуса 118,86 стандартных лет назад после моего первого почти полного уничтожения в битве при Честерфилде. Однако даже модель G настолько устарела к тому времени, когда лейтенант Такахаши был назначен моим командиром, что вероятность того, что я когда-либо снова буду задействован в боевых действиях, стала исчезающе малой.

Есть человеческое клише: "Старые солдаты не умирают, они просто исчезают", и это была судьба, которую я предвидел для себя... до начала нынешних военных действий с Мелконианской империей. Тридцать Девятый батальон, несмотря на все наши гордые традиции, был резервным подразделением, по сути, учебным формированием, состоящим из недавно введенных в строй офицеров-людей и линейных подразделений, которые больше не соответствовали требованиям фронтового боя. То, что случилось с батальоном на Шартре, является достаточным доказательством того, что штаб бригады был прав, так относясь к нам, поскольку, несмотря на наш успех в защите планеты от врага, я – единственный выживший Боло из батальона, а капитан Тревор – единственный выживший командир подразделения батальона.

Я начинаю сканирование в поисках дополнительных обрывков мелконианской болтовни между кораблями. Вряд ли я что-нибудь обнаружу. Оснащение мелконианского флота значительно уступает оснащению Конкордиата, но его личный состав – хорошо обученные ветераны, практикующие эффективную коммуникационную дисциплину. Если, действительно, "Фудроянт" обнаружил передачу от корабля к кораблю, это представляет собой статистически маловероятную удачу. Без более точных данных о геометрии гипотетических сил флота Мелконии, противостоящих нам, я не могу сгенерировать значимую вероятность того, насколько маловероятным это было на самом деле, но шансы не могли быть высокими.

– Статус, Лазарус? – запрашивает мой командир.

– Коммодор Лакшмания завершит передислокацию своих подразделений примерно через 12.375 стандартных минут, командир, – отвечаю я. – Я поддерживаю защищенную связь с подразделением Четыре-Ноль-Три через вискерный лазер. На данный момент никто из нас не обнаружил никаких дополнительных свидетельств присутствия врага.

– Понятно.

Я возвращаю часть своего сознания к визуальному восприятию в каюте капитана Тревор и наблюдаю, как ее правая рука слегка касается гарнитуры, лежащей на ее столе. Я уже отметил нежелание моего нового командира использовать прямой нейронный интерфейс, который был встроен в мою модернизированную психотронику. Однако я не до конца понимаю причины этого. Хотя решение вернуть на действительную службу такое устаревшее подразделение, как я, может быть сомнительным, нет сомнений в том, что улучшения в моей психотронике, вторичном центре выживания, нейронной командной сети, внутренних полях противодействия и боевом экране значительно повысили мои боевые возможности. Анализ показывает, что они были улучшены примерно на 37,51 процента, однако для полной реализации этого улучшения в действии требуется, чтобы мой командир взаимодействовал непосредственно со мной, а она упорно отказывалась это делать. Это не требуется для нормальных повседневных отношений Боло и его командира, особенно для Боло, который изначально не был разработан для нейронного взаимодействия.

Тем не менее, такая возможность существует, и до сих пор капитан Тревор никогда не инициировала полный контакт, даже в наших немногих, кратких тренировочных упражнениях и тестах. Мы обменялись поверхностными мыслями, но не более того, и она ревностно охраняла уединение своего собственного разума. Это, безусловно, ее привилегия, однако ее явное сохраняющееся отвращение к более глубокому слиянию, на которое способна система, представляет собой потенциально значительное препятствие для достижения нашего полного боевого потенциала.

– Могу я предположить, командир, – говорю я, – что для нас было бы разумно активировать нейронный интерфейс, чтобы быть полностью готовыми в случае, если мы действительно столкнемся с врагом?

– Если Псы действительно появятся, Лазарус, у нас будет время, – говорит капитан Тревор и убирает руку с наушников.

– Принято, – отвечаю я.

* * *

На флагманском мостике корабля «Вэлиэнт» царила гробовая тишина, тишина, которая поразила бы любого флотского офицера прошлого человечества. Даже офицеры Конкордиата не поверили бы в это всего двадцать пять стандартных лет назад. Но та же технология нейронного интерфейса, которая была применена в нынешнем поколении Боло, также была применена к основным военным кораблям флота. Это было одной из основных причин качественного превосходства этого флота над военными кораблями Мелконианской империи.

И это также было причиной того, что коммодор Индрани Лакшмания и весь ее штаб лежали в своих командных креслах с закрытыми глазами, не говоря ни слова, пока они концентрировались на псевдотелепатии, которую искусственный интеллект флагмана сделал возможной через их гарнитуры.

– С вероятностью до 98,653 процента перехват "Фудроянта" был подлинным, – мгновенно доложила мысль ее офицера-тактика. – Вероятность того, что это целая рейдовая эскадра Псов, достигает 75,54 процента.

– Черт побери! – Лакшмания произнесла проклятие вслух, ее глаза еще крепче зажмурились, пока ее мыслящий мозг обдумывал мрачную информацию, которую только что передал офицер тактической службы. Она не сомневалась в ее точности – не тогда, когда она исходила непосредственно от искусственного интеллекта "Вэлиэнта". Но в глубине души она проклинала самого Бога за то, что он позволил этому случиться.

Если это действительно была мелконианская рейдерская эскадра, то ее подразделения превосходили численностью ее собственные силы сопровождения, по крайней мере, в два раза к одному, а очень вероятно, и больше. При обычных обстоятельствах командир-человек мог рассчитывать победить силы в четыре раза больше своих собственных по массе металла, но новые эскадры для глубоких рейдов, которые Псы начали использовать для нанесения ударов по меньшим колониальным мирам далеко за линией фронта, в качестве своего флагмана почти всегда могли похвастаться линейным крейсером класса "Звездный истребитель". Если бы это произошло, то один только их флагман превзошел бы по массе все четыре ее собственных тяжелых крейсера. И это даже не считая дюжины с лишним тяжелых и легких крейсеров остальной части типичной рейдовой эскадры.

И мне также нужно беспокоиться обо всех этих гражданских кораблях. Эта мысль промелькнула в уголке ее мозга, который она тщательно скрывала запертым от нейронной сети флагмана. Если я подпущу их на дистанцию поражения ракетами, они уничтожат колонизационные корабли. Но если я выйду им навстречу там, где, по моему мнению, они находятся, и я ошибаюсь, они могут приблизиться на дистанцию поражения энергетическим оружием, и тогда...

Она не могла полностью подавить дрожь, пробежавшую по ее коренастому, компактному телу. Один-единственный выстрел энергетического оружия из одного только линейного крейсера превратил бы каждый корабль конвоя в расширяющийся газ.

Она должна была держать этот корабль как можно дальше от конвоя, но она не могла игнорировать возможность того, что вражеский командир может использовать линейный крейсер в качестве приманки, чтобы выманить ее с позиции, когда она двинется на перехват, и позволить одному из его более легких кораблей занять позицию, чтобы сделать то же самое.

Конечно, мрачно подумала она, кто бы это там ни был, он не знает о Боло.

Видит Бог, я не хочу, чтобы какой-нибудь военный корабль Псов попал в зону его досягаемости, чтобы они могли вступить в бой, но если им придется...

Она обдумывала свои варианты еще сто семьдесят секунд, затем напряглась, когда ярко-красный значок вспыхнул в идеальной четкости тактического дисплея ИИ "Вэлиэнт", спроецированного в глубины ее разума.

– Идентификация положительная, – объявил ее тактический офицер (как будто она нуждалась в подтверждении). – Один линейный крейсер класса "Звездный истребитель", четыре тяжелых крейсера класса "Звездный сталкер", пять легких крейсеров класса "Вечно победоносный" и пять эсминцев класса "Боевой рассвет". Боевой информационный центр сообщает о 13,62-процентной вероятности по крайней мере одного дополнительного скрытого подразделения в удаленном сопровождении.

Лакшмания свирепо нахмурилась, все еще не открывая глаз. Это были гораздо более мощные силы, чем ее собственный квартет тяжелых крейсеров и семь приданных им эсминцев класса "Вепэн", но пропорция была неправильной. Одна вещь о Псах: они были методичны до безобразия, и они верили в поддержание стандартных порядков, установленных их тактическими руководствами. Все их более легкие эскадры и оперативные группы были организованы на "треугольной" основе. Они объединяли своих легких и средних бойцов в тактические подразделения, называемые "боевыми кулаками", каждое из которых состояло из одного тяжелого крейсера, одного легкого крейсера и одного эсминца, и они придавали эскадрам четное количество "кулаков". Как только начинался бой, они обычно разбивались на пары взаимоподдерживающих подразделений, действующих в комбинации один-два, как кулаки, в честь которых они были названы. Таким образом, в этом формировании должно было быть либо четыре, либо шесть подразделений, а не пять. И даже если бы их было всего пять, все равно должен был быть по крайней мере еще один тяжелый крейсер.

Может быть, они уже сцепились с кем-то другим и потеряли подразделения, – подумала она. Но БИЦ не обнаружил никаких признаков боевых повреждений. Что, конечно, не означает, что этих признаков нет, и мы просто их еще не заметили. Или, если уж на то пошло, возможно, даже Псы потеряли сейчас достаточно кораблей, чтобы они не могли довести численность каждой отдельной эскадры до ее "номинальной" численности.

– Может ли это скрытое подразделение, о котором сообщает БИЦ, быть другим "Звездным сталкером"? – ее мысль задала вопрос тактическому офицеру.

– Может. Хотя это маловероятно. Если там, где предполагает БИЦ, действительно есть другой корабль, то он находится на дальней стороне формирования Псов. БИЦ оценивает вероятность того, что это логистическое судно, в 75,77 процента.

Лакшмания ответила безмолвным признанием. БИЦ компьютерной сети "Вэлиэнта", вероятно, был прав, предполагая, что призрачно слабый сигнал, который мог уловить "Хэлберд", вообще был там на самом деле. Что не принесло ей ни капли пользы.

Она раздраженно прикусила внутреннюю сторону губы, подавляя ледяной страх, охвативший ее при мысли о том, с какими трудностями столкнулись ее одиннадцать кораблей. Страх был не за ее собственное выживание – при любых обстоятельствах и таком перевесе противника пережить это сражение было бы маловероятным событием. Нет, ее пугала вероятность того, что она не только умрет, но и не сможет остановить Псов, чтобы они не добрались до конвоя. Без линейного крейсера она приняла бы бой, уверенная в том, что выйдет с достаточным количеством своих кораблей, чтобы продолжать прикрывать конвой; с линейным крейсером ей не нужен был искусственный интеллект "Вэлиэнта", чтобы сказать ей, что шанс любого из ее кораблей выжить в ближнем бою составлял менее тридцати процентов.