Текст книги "Новый клан"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

Соавторы: Джейн Линдскольд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Но в этом ему было отказано, и что-то коснулось его морды.

Он неохотно открыл глаза и моргнул, пытаясь сосредоточиться. И пока он готовился, он ощутил знакомый мыслесвет.

Его глаза полностью открылись, и он в изумлении уставился на Лазающего Быстро!

Что делал разведчик клана Яркой Воды так далеко от пределов досягаемости клана? И...

Мысль Камня прервалась, когда он понял, что они находятся в одном из мест гнездования двуногих. За прозрачной частью стены была ночь, но верхний свет был ярким, как днем. Он лежал на боку, его окружали странные запахи, многие из них были достаточно резкими, чтобы раздражать нос, а поверхность под ним была мягкой и теплой.

Лазающий Быстро снова быстро погладил его по морде, и Камень моргнул. Он не видел разведчика на протяжении почти нескольких оборотов, и было очевидно, что Лазающий Быстро был так же тяжело ранен, как и он, с тех пор, как они в последний раз видели друг друга. Одной из его передних конечностей не хватало, а шкура была испещрена характерными следами шрамов под ней.

"Очень жаль, что я не могу слышать его мыслеголос", – размышлял Камень. Его мысли были странно расфокусированы, и он удивлялся, почему боль, которую он чувствовал, казалась такой далекой, почти неважной. Было бы здорово, если бы он мог объяснить, что происходит!

Судя по вкусу мыслесвета Лазающего Быстро, он думал почти о том же, и Камень ощутил проблеск веселья – совместного изумления, как он понял, – над их затруднительным положением.

И тогда он осознал, что только что почувствовал. Развлечение. Перед лицом этого свежего доказательства того, как серая смерть искалечила его, он почувствовал себя забавно! Что с ним было не так?!

Вопрос прожег его насквозь, но затем он понял кое-что еще. Он пробудился от своего сна о Золотоглазой, но тепло, любовь, фокус ее мыслесвета остались с ним. Это вернулось... и это было невозможно.

Он дернулся, когда Лазающий Быстро снова прикоснулся к нему, на этот раз к плечу, и он почувствовал сострадание разведчика. И что-то очень похожее на... радость?

Все это было неправильно. Это невозможно! Золотоглазая была отнята у него, так как же он мог снова ощутить ее мыслесвет? Он не мог! Он...

Но, нет. Это был не мыслесвет Золотоглазой. И все же...

Лазающий Быстро посмотрел на него сверху вниз, затем указал, и Камень повернул голову, проследив глазами за жестом, и замер.

Да, это точно не было мыслесветом Золотоглазой.

Это был двуногий. Это невозможно, подумал он. Конечно, это не так! Это двуногий! Да, это был двуногий, не один из народа, а народ не мог сблизиться ни с какими другими существами, которые ходили по миру.

Но двуногие не из нашего мира. Эта мысль просочилась в его разум. Они не похожи ни на какие другие существа, которые ходят здесь. Мы знали это, оборот за оборотом.

Он уставился на двуногого – его двуногого, понял он, пробуя на вкус радостную силу связи между ними. Она – теперь он знал, что его двуногая была женщиной – спала на чем-то вроде предмета для сидения рядом с плоской мягкой поверхностью, на которой лежал он и сидел Лазающий Быстро. У нее были свои раны, раны, которые требовали лечения так же, как и его собственные, понял он, и тут он почувствовал разочарование. И все же, даже когда она спала, ее мыслесвет искал его. Это не было сознательным, знающим поиском кого-то из народа, и все же во многих отношениях это было на самом деле сильнее. Ее мыслесвет был таким ярким, таким интенсивным, даже во сне, и он был направлен на него. Он притянулся, окутал его, приветствовал его. Она была сосредоточена на нем, глубоко обеспокоена его ранами и в то же время совершенно лишена жалости, которая так давно выгнала его из Яркой Воды. Потому что у двуногой не было собственного мыслеголоса, понял он. Она не знала, что он потерял, и поэтому не оплакивала его... и никогда не будет. Мыслесвет не принадлежал Золотоглазой, и никогда им не будет, и это было хорошо. Это, чем бы оно ни было и как бы оно ни случилось, было слишком ярким, слишком особенным и драгоценным, чтобы сравнивать его с чем-либо еще.

Он открылся ей, почувствовал, как она проникает в темные уголки глубоко внутри него, смывая страх, горе и тоску, и понял, что наконец-то снова вернулся домой.

* * *

Корделия дернулась, затем фыркнула, когда ее лица коснулось перышко.

Ее мама и сестры годами дразнили ее из-за храпа, и, судя по ощущениям, она снова храпела, сонно подумала она. Итак, зачем она это делала? И почему она спала сидя? Это было...

Перо снова коснулось ее, ее глаза распахнулись, и все вернулось на круги своя. Ужас, боль...

Перо опять тронуло ее щеку, и она почувствовала... что-то еще. Она не знала, что это было за "что-то", но оно было там. Она знала это очень хорошо. И это исходило от...

Она повернула голову, и ее глаза расширились. Это не было перышком, коснувшимся ее щеки. Это был длинный, жилистый палец. Вооруженный вложенным в ножны острым как бритва когтем. Когтем, который, как она видела, раздирал псевдоласок при ее защите. Она выпрямилась в кресле и очень осторожно протянула руку, удивляясь, как он оказался у нее на коленях. Доктор Харрингтон сказал, что он наложил в два раза больше швов на этого древесного кота, чем на Львиное Сердце в день, когда тот спас Стефани от гексапумы, и его правая задняя нога была обездвижена там, где было восстановлено сухожилие. Должно быть, ему было очень больно, несмотря на анестетики, но каким-то образом он перебрался со стола рядом с ней на колени к ней, и она услышала тихий жужжащий звук – мурлыканье, поняла она, – когда ее руки осторожно обвились вокруг него.

Она прижала его к себе, баюкая, как самую драгоценную вещь в ее мире. Потому что, поняла она, именно таким он только что стал. Она, Стефани и Карл Зивоник разговаривали, пока доктор Харрингтон работал как с древесным котом, так и с Барнаби. Стефани пыталась объяснить свою связь с Львиным Сердцем, но Корделия знала, что она на самом деле не поняла, что пыталась сказать младшая девочка.

Теперь до нее дошло, поняла она с чувством благоговейного трепета. Она в точности поняла, о чем говорила Стефани... и знала, что она тоже никогда не сможет объяснить это кому-то другому. И это вообще не имело значения.

– Привет, – тихо сказала она древесному коту – ее древесному коту – с горящими глазами. – Меня зовут Корделия. – Она нежно поцеловала его между ушей. – Спасибо тебе на всю оставшуюся жизнь.

* * *

Камень прижался к ней носом, прислушиваясь к звукам ее рта, задаваясь вопросом, не так ли слепые общаются друг с другом. Это была интересная мысль, и, возможно, однажды он узнает.

Но это вообще не имело значения.

<Привет>, – подумал он в тишине своего оборванного мыслеголоса. <Мое имя – Оживший Камень. Спасибо тебе на всю оставшуюся жизнь.>

2

– Папа, – тихо сказала Стефани, глядя в окно, где дремала Корделия, ее темные волосы все еще были растрепаны, на коленях у нее лежал израненный и перевязанный кот, – этот кот выживет, верно?

Хотя она изо всех сил старалась этого не делать, ее голос сорвался. Она была достаточно честна, чтобы признать, что ее горе и страх подпитывались воспоминаниями о том, что она чувствовала, когда Львиное Сердце был ранен, защищая ее.

– Ничего не обещаю, – сказал Ричард Харрингтон, – но прогноз хороший. А пока, малыш, у меня есть для тебя работа. Я обработал раны Корделии после того, как стабилизировалось состояние кота, но был бы счастлив, если бы она обратилась к врачу, который специализируется на людях, прежде чем отправиться домой, и она выглядит так, будто приходит в себя. Как думаешь, ты могла бы убедить ее оставить моего пациента здесь, пока свозишь ее в больницу? Мак Кемпер отправился за сменной одеждой и кое-какими припасами, которые понадобятся выздоравливающим. Было бы лучше, если бы Корделия была готова ехать к его возвращению.

– Да, – ответила Стефани. – Буду рада.

– Я заранее позвоню в больницу и предупрежу их, что она приедет, – сказал Ричард. – Знаю, что было бы лучше, если бы Корделия как можно меньше времени находилась вдали от своего кота.

– Да, – согласилась Стефани, вспомнив себя одиннадцатилетнюю, так крепко обхватившую руками раненого Львиное Сердце, что кровь из их ран текла вместе. – Ты совершенно прав. Я пойду поговорю с ней сейчас.

Корделия подняла глаза, когда Львиное Сердце прокричал приветствие Стефани.

– Привет, Стефани.

– Как ты себя чувствуешь?

– Больной. Изумленной. Часть меня все еще верит, что я добыча ласок и мечтаю обо всем этом с небес или откуда-то еще. Я имею в виду...

Девушка указала на древесного кота у себя на коленях.

– Когда я проснулась, вспомнила все, что вы с Карлом рассказали мне, и не могу в это поверить. Я имею в виду, он дикий... не животное, а разумный? И он вроде как влюблен в меня, и я влюблена в него, и это просто невероятно здорово и одновременно супер-невероятно странно.

Стефани ухмыльнулась. – Мне было всего одиннадцать, когда это случилось со мной, так что не думай, что я когда-либо задумывалась о том, насколько это было странно, но ты права. Это третье. Львиное Сердце и я – единое целое. Любой другой, даже мама с папой или мои лучшие друзья, они в отдалении. Кстати, об отдалении... Папа хочет, чтобы ты поехала в больницу, где тебя осмотрели бы, особенно твою ногу. Дело в том, что тебе нужно будет оставить кота здесь. Он все еще очень слаб.

– Конечно, это не проблема, – Корделия начала осторожно укладывать "своего" древесного кота на гнездо из подушек, которое было приготовлено для него, когда вдруг замерла, паника была видна в каждой линии ее тела. – Или это проблема? Мое сердце внезапно учащенно забилось.

Корделия откинулась на спинку дивана, все еще держа кота, слегка задыхаясь. Неуклюже двигаясь в своих бинтах, кот поднялся на заднюю пару ног, прижал передние лапы к груди Корделии и начал издавать громкое, жужжащее успокаивающее мурлыканье. Он потерся лицом о лицо Корделии, затем присел на корточки, продолжая мурлыкать.

Стефани печально усмехнулась. – Да, это своего рода проблема. Ранее, когда мы с Карлом рассказывали вам о связи, мы не вдавались в подробности. Короткая версия такая. Эта связь не просто настоящая, и на всю жизнь, это... – Она почесала затылок, пытаясь найти слова, чтобы объяснить то, что она принимала как должное в течение пяти лет. Учитывая, что ей еще не исполнилось шестнадцати, это означало примерно треть ее жизни, что было странно отрезвляющей мыслью.

Стефани начала снова. – Ты и твой кот действительно являетесь единым целым, и не в том символическом смысле, о котором люди говорят для брака. Супружеская пара может жить в разных мирах, в разных солнечных системах, черт возьми, возможно, в других галактиках или вселенных. Тебе и твоему коту всегда нужно будет находиться на одной планете, в пределах ограниченного количества километров друг от друга. Если это не так, напряжение становится некомфортным. Пока вы узнаете друг друга получше, вам нужно будет держаться ближе, особенно в такие моменты, как сейчас, когда вы волнуетесь. Позже, что ж, вы сможете быть порознь, просто не слишком далеко друг от друга.

На лице Корделии промелькнуло недоверие, задержалось на оттенке презрения, затем сменилось ошеломленной покорностью. – Я верю тебе. Я имею в виду, я чувствую нутром, или сердцем, или что-то в этом роде, что ты права, но вау... Это может иметь много осложнений. Интересно, как Ирина Кисаева относится к тому, что Рыболов является третьим партнером в ее браке со Скоттом Макдалланом. Это немного странно.

Стефани засмеялась. – Не совсем. Имею в виду, я не замужем или что-то в этом роде, но когда встречалась с Андерсом, Львиное Сердце, казалось, не испытывал ревности по этому поводу. Связь не конкурирует или что-то похожее – может быть, потому, что ничто не может угрожать ей.

– Как бы ты себя чувствовала, если бы Львиное Сердце "женился"? – спросила Корделия с неподдельным любопытством.

Стефани подумала, прежде чем ответить. – Наверное, чувствовала бы себя так, как если бы любой хороший друг нашел кого-то особенного, но лучше, потому что я знаю, как Львиное Сердце относится ко мне. Знаю, что ничто не изменит или не ослабит нашу связь. Думаю, что для меня его "женитьба" означала бы, что у меня появятся дополнительные друзья и семья. Любовь – это одна из тех вещей, которые умножаются, когда ими делятся, особенно когда ты знаешь, что не потеряешь человека, которого любишь.

Стефани не добавила, что она чувствовала, когда Андерс начал встречаться с Джессикой. Тогда она задумалась, не потеряет ли она не только своего парня, но и одну из своих лучших подруг. До сих пор все шло хорошо. На самом деле, если она и подводила Джессику к чему-то, так это к новообретенной страсти другой девушки стать врачом. Это напомнило ей, что нужно было отвезти Корделию в больницу.

– Итак, Корделия, что ты почувствовала, когда я попросила тебя оставить своего кота позади? Это часть связи, она усиливается потому, что связь новая, и потому, что ты знаешь, что твой кот ранен, и ты не хочешь его покидать. Не могла бы ты сделать несколько глубоких вдохов? Скажи себе, что он здесь в полной безопасности, в большей безопасности, чем был бы, если бы ты взяла его с собой в больницу? У меня такое чувство, что Львиное Сердце собирается остаться с твоим котом, так что он будет не один. Мой папа тоже будет здесь.

Корделия закрыла глаза и начала дышать глубоко и ритмично. Стефани улыбнулась, когда поняла, что дыхание сливается с кошачьим мурлыканьем. На этот раз, когда Корделия осторожно подняла кота и уложила его на подушки, паническая реакция была налицо, но под контролем.

Корделия повернулась, встретилась взглядом с котом, затем медленно сказала: – Я собираюсь обратиться к врачу по поводу этого, – она коснулась бинтов на ноге, – и этого. – Она постучала по различным царапинам. – Я вернусь. Тебе нужно отдохнуть.

Она очень нежно прижала кончик пальца к одному из немногих незабинтованных мест на голове кота, призывая его лечь. Львиное Сердце взвизгнул, свернувшись калачиком на подушках рядом с другим котом, издавая успокаивающее мурлыканье.

Стефани вспомнила, что Джессика рассказывала ей, как Вэлиэнт и Рыболов сделали то же самое, когда кошка, которую Карл окрестил "Выжившей", выздоравливала после операции. Она увидела, как расслабилась Корделия, даже если признаки паники не исчезли полностью, и догадалась, что это означало, как "кот Корделии" успокаивал и себя, и ее.

По опыту стороны, принимающей эмоции древесного кота, она знала, насколько эффективными они могут быть. – Готова? Папа звонит в больницу, чтобы сообщить им, что мы приедем, так что мы будем скоро.

– Готова, – твердо ответила Корделия. – В конце концов, у меня есть обязанности перед моим новым партнером, и ни одному из нас не будет пользы, если я заболею.

– Думала о том, как ты собираешься его называть? – спросила Стефани, помогая Корделии добраться до аэрокара Харрингтонов. Как и у Карла, у Корделии была мускулатура "рожденной на Сфинксе", но сегодня она полагалась на антиграв для разгрузки поврежденной ноги и опиралась на трость.

– Не очень, – сказала Корделия. – Хотела бы я знать, как он себя называл. Уверена, что у древесных котов есть свои собственные имена для самих себя.

– Я тоже, – согласилась Стефани, – и держу пари, что у них тоже есть свои имена для нас.

– Я просто надеюсь, что моего зовут не "Источник сельдерея". – хихикнула Корделия. – Моя сестра Натали утверждает, что наш пес Барнаби называет нашу семью "Приносящими еду", но после сегодняшнего... дня Барнаби заслужил по меньшей мере пожизненную премиальную похлебку. – Она удивленно покачала головой. – Я хочу, чтобы Нат больше никогда так не шутила. Барнаби и мой новый приятель, древесный кот были сегодня настоящими героями. – Она помолчала, задумчиво прикусив нижнюю губу, и забралась на пассажирское сиденье машины. – А как насчет "Герой" в качестве имени? Нет, это не совсем правильно. Хотя я буду продолжать думать об этом. Он заслуживает имени, хотя бы для того, чтобы напомнить людям, что он не просто "Кот Корделии".

* * *

Как все члены клана Яркой Воды, Лазающий Быстро знал трагедию Формирующего Камень и Золотоглазой. Формирующий Камень был одним из самых искусных формовщиков кремня, которые были у Яркой Воды в поколениях песен памяти, вот почему его ранние имена исчезли. Его называли тем же именем, что и ремесло, которое он довел до совершенства, и в детстве Лазающий Быстро любил наблюдать за работой старшего члена клана. Действительно, было время, когда он думал, что тоже может стать формовщиком камня.

Однако этому не суждено было случиться, и все же в тот день, когда Лазающего Быстро официально назвали разведчиком Яркой Воды, его наградили ножом работы Формирующего Камень. Он берег его в течение многих лет. Но затем, в тот день, когда он встретил Погибель Клыкастой Смерти, этот нож был потерян в его дикой атаке через частокольный лес, чтобы успеть добраться до нее. Он не мог сожалеть о своей потере, не тогда, когда этот день принес столько радости в его жизнь. Тем не менее, он горевал об этом, потому что серая смерть означала, что это никогда не могло быть заменено – не настоящими руками, которые сделали это с таким любовным мастерством. И все же сейчас Лазающий Быстро испытывал только радость от воссоединения с этим героем своей юности.

У Формирующего Камень не было мыслеречи, чтобы рассказать Лазающему Быстро, что произошло, но сильный запах иглозубых шел и от него, и от громкоголосого, и было нетрудно догадаться, что там случилось. Впечатляющие раны, которые получил Формирующий Камень, спасая молодую двуногую самку и ее громкоголосого, не позволяли сказать, насколько жестоко обошлись с пожилым членом клана в условиях изоляции, но тот факт, что он так хорошо сражался, свидетельствовал о том, что ему удалось не только выжить, но и процветать.

В те времена, когда Формирующий Камень решил покинуть Яркую Воду, Лазающий Быстро был одним из многих, кто был озадачен и даже немного обижен. Мысль о том, чтобы выбрать жизнь отдельно от клана, в то время не могла прийти ему в голову. Как мог кто-либо из народа выбрать отдаление от мыслесвета, сердечного тепла людей своего клана? И как он мог отнять у них сияние своего собственного разума, подобно последнему лучу солнца, исчезающему во тьме?

Поющая Истинно, в то время всего лишь младшая певица памяти, но уже более мудрая, чем ее годы, нашла Лазающего Быстро и попыталась объяснить, почему Формирующий Камень отделился от своего клана и своей молодежи.

<Это легко забыть, – объяснила она, – потому что мы больше не можем слышать, что говорит Формирующий Камень, или делиться его воспоминаниями, что он все еще способен чувствовать нашу реакцию на его бедственное положение. Однако есть все доказательства того, что он все еще может ощутить вкус нашего мыслесвета.>

<Но я ничего не могу поделать со своими чувствами>, – запротестовал Лазающий Быстро. <Я действительно сожалею о том, как серая смерть искалечила его. Мне жаль его из-за потери товарища.>

Поющая Истинно сильно дернула Лазающего Быстро за хвост. <Брат мой – идиот! Как бы ты себя чувствовал, если бы подвергся жалости, горю и даже негодованию и не смог бы объяснить картину своего разума, когда раньше все о тебе знали, что ты на самом деле думал, а не только какие песни пели в твоем сердце? Он больше не может этого делать, больше не делится той частью себя, которая знает вещи, как так же, как и то, что чувствует...и мы больше не можем мысленно уговаривать его поделиться с ним этой частью нас самих. Более того, я горжусь тем, что клан Яркой Воды очень любящий, но я боюсь, что не все кланы подумали бы, что Формирующий Камень сделал правильный выбор, когда он продолжил жить после Золотоглазой, особенно потому, что многие из народа увидели бы в нем калеку, который будет обременять клан. Возможно, ему лучше не сталкиваться со вкусом презрения или отвращения в их мыслесветах.>

Тогда мудрость его сестры не удовлетворила его, но Лазающий Быстро многому научился из-за того, что его связь с Погибелью Клыкастой Смерти изменила его за эти сезоны. Теперь он привык к тому, что друг – к тому же его лучший и дорогущий друг – не может использовать мыслеречь или даже пробовать мыслесветы на вкус. То же самое можно было сказать и о Рыболове, который жил с Врагом Тьмы на протяжении многих сезонов, а также о Грязном Полольщике, который уже прошел сезон с Открытой Ветрам или Остроглазой, которая недавно связалась с Сияющим Солнечным Светом. Все они испытали на себе многое из того разочарования, которое, должно быть, испытал Формирующий Камень, когда те, кого он любил, больше не могли слышать его мысли, и они знали, насколько горьким это может быть. Но они также узнали, что даже мыслеслепые любят, и любят глубоко. И они также были вынуждены искать способы общения со своими двуногими, несмотря на их ментальную слепоту. Теперь он понял, что они были первыми из народа, которые когда-либо делали это. Первыми, кому когда-либо приходилось находить способ "говорить" с другим, отличный от объединения мыслеголосов и мыслесветов народа.

"Мы своего рода клан", – с изумлением подумал Лазающий Быстро. – "Новое племя народа, которые являются мостом к двуногим. И, возможно, то, чему мы научились, пытаясь общаться с нашими двуногими, поможет нам сделать то же самое с Формирующим Камень!" Надежда на другого из народа горела, как крошечное пламя, внутри него, когда он смотрел, как спит тот другой, и он свернулся калачиком немного ближе к нему. "Добро пожаловать в наш клан, Формирующий Камень", – подумал он. "Ты наконец вернулся домой, чтобы присоединиться к нам".

* * *

Корделия была рада, что Стефани истолковала ее реакцию исключительно как вызванную тревогой разлуки со «своим» новым котом. Корделия хотела бы, чтобы это было так просто, но правда заключалась в том, что у нее остались очень плохие воспоминания о больнице.

Чума, которая уничтожила часть ее семьи, убила так много ее друзей и соседей, разрушила медицинскую систему Сфинкса. Больницы были зарезервированы для тех, кому грозила самая серьезная опасность умереть. Корделия была так молода, что для нее больницы запечатлелись в ее душе не как места для исцеления, но как место, куда люди отправлялись умирать.

– Что за черт? – воскликнула Стефани, вводя их через вход в кабинет неотложной помощи. – Когда позвонил папа, ему сказали привести тебя сюда, потому что все было довольно спокойно.

Что бы ни сказали Ричарду Харрингтону всего четверть часа назад, теперь в отделении неотложной помощи царил организованный хаос, который, по мнению Корделии, предназначался для полей сражений: профессионалы реагировали на кризис эффективно, не скрывая своего беспокойства. Фоном для всего этого был плач женщины, пытающейся следовать за каталкой, на которой везли девушку намного моложе, примерно того же возраста, что и Стефани и Корделия, в направлении пары дверей с надписью "Операционная".

– Знаешь эту девушку? – тихо спросила Корделия.

Стефани покачала головой. – А ты?

– Нет. Может быть, смутно знакома по одному из моих онлайн-занятий, но...

Вмешался новый голос, говоривший со спокойной властностью. – Пашел Трендэйн. Ее семья – относительно новые поселенцы. Вроде бы они держатся рядом с землями Франчитти, пока ждут одобрения их собственной петиции о предоставлении гранта.

Корделия и Стефани повернулись как одна. Корделия была поражена, увидев, что говорившая была молодой девушкой, вероятно, немного моложе ее самой, в медицинской форме. Из-за ее плеча безмятежно выглядывал древесный кот. Ее внешность – густые светло-каштановые волосы, едва заплетенные в косу, орехово-зеленые глаза – была смутно знакомой, и Корделия узнала ее, когда заговорила Стефани.

– Джессика! – воскликнула Стефани, ее тон был полон нежности. – Я так рада, что ты здесь! Джесс, это Корделия Шардт-Кордова, которая... Нет, позже; долгая история. Корделия, это Джессика Ферисс, еще одна принятая древесной кошкой. А ее кот – Вэлиэнт.

– Доблестный кот. – Корделия протянула свободную руку. – Ты та, кто отправился в лесной пожар, чтобы помочь спасти нескольких застрявших кошек, и была принята.

Джессика говорила в то же время, – Еще одна? – Ее довольная улыбка исчезла, когда она увидела повязки на коже, где псевдоласки вгрызлись в разные места эпидермиса Корделии, а также объемистый бинт вокруг ее лодыжки. – Похоже, тебе выпало экстремальное насилие, официальный метод Стефани Харрингтон для вербовки древесных котов. Я сама рекомендую что-то похожее на удушение. Гораздо менее болезненно, с тем бонусом, что шрамов остается меньше.

– Легче всех справился с принятием Карл, – добавила Стефани, смеясь над шутками Джессики. – Он и Выжившая... Я до сих пор не знаю, что их так сблизило, но что бы их ни связывало, связь была потрясающей для них обоих.

Отношения древесного кота и человека были далеко не обычными, поэтому Корделия видела новости о всех трех парах. Впервые ей пришло в голову, что она и ее безымянный герой, скорее всего, тоже получат свою долю внимания. Она поморщилась. Она всегда была самой замкнутой в своей семье – Заку Кемперу понравилось бы такое внимание.

Джессика заметила, как она вздрогнула, и с беспокойством посмотрела на Корделию. – Меня послали сюда для сопровождения, когда пришло известие, что Стефани кого-то привела. Я должна отвести вас в одну из смотровых комнат, чтобы вы могли устроиться поудобнее, пока мы ждем.

Она жестом пригласила их следовать за ней.

– Ты здесь работаешь? – спросила Корделия, покачивая здоровой ногой, а затем тростью, которую доктор Харрингтон дал ей на всякий случай.

– Доброволец. Наблюдаю за разными врачами. Я хочу поступить в медицинскую школу. Никогда не бывает слишком рано строить свою жизнь, особенно с учетом того, что мне понадобится стипендия, даже две или три. Моя семья ни за что не сможет позволить себе отправить меня в медицинскую школу, тем более, что мне нужно будет улететь с планеты.

Корделия кивнула. Владеть баронством было приятно, но ее собственная семья была богаче землей, чем кредитами. В такой же ситуации на Сфинксе оставались многие семьи, пережившие чуму. Недавно мальчики Кемперы были в восторге, когда биолог с другой планеты предложила арендовать права пользования частью их свободной земли. Это означало доход, который был тем более необходим, что они готовились переехать из дома Шардт-Кордова обратно в свое опустевшее владение.

Смотровая комната была украшена прекрасным принтом с изображением кружевной ивы, преображенной весной. Стефани указала на него с явной гордостью. – Работа моей мамы. Она ботаник, но также и действительно большой художник. Она начала заниматься рисунками для науки, но ее искусство зажило своей собственной жизнью.

Пока Джессика измеряла жизненные показатели Корделии, Стефани болтала о "Старике", как ее семья называла конкретную кружевную иву, которая служила моделью. Корделия догадалась, что в основе этого веселого комментария лежало осознание Стефани того, что Корделия чувствует себя очень взволнованной.

Известность не сделала ее эгоцентричнее. Она мне нравится. При том, как репортеры изображают ее, я никогда на самом деле не думала, что смогу, но она мне действительно нравится.

Джессика явно чувствовала то же самое.

Вы можете судить о человеке по его друзьям. Даже в этой небольшой выборке есть два человека, которых я хотела бы узнать лучше. Корделия почувствовала удивление. В отличие от Натали и Даны, она никогда по-настоящему не скучала по друзьям, возможно, потому, что они с Маком были достаточно близки по возрасту, чтобы быть как близнецы, а Зак был лишь немного моложе.

Пришедший вскоре доктор был высоким, худощавым мужчиной с длинной челюстью, темно-коричневой кожей и глазами, которые так поразительно контрастировали с волосами серебристого цвета, что Корделия подумала, не обесцвечивает ли он их. Выпуклость антиграва под его верхней туникой и явное относительное отсутствие мускулатуры выдавали в нем нового поселенца.

– Я Томас Фламбо, – сказал доктор, протягивая руку. – Извините, что заставил вас ждать, но меня вызвали, чтобы помочь в чрезвычайной ситуации. Я, конечно, знаю Джессику, но вы, юные леди?

Стефани протянула руку. – Стефани Харрингтон.

– Корделия Шардт-Кордова, – сказала Корделия в свою очередь. Указав на свои разнообразные повязки, она добавила: – Я пациентка. Стефани привезла меня из клиники своего отца.

– Похоже, Ричард хорошо справился с тобой, но давай подробнее посмотрим на ногу. Джессика, не хочешь поработать со сканером?

Джессика просияла, но тут же посерьезнела. – Да, сэр!

Последовавший осмотр был облегчен тем, что после разрезания поврежденной одежды Корделии Ричард Харрингтон снабдил ее свободным кафтаном с удивительно ярким пурпурно-золотым узором. Были проведены тесты, сняты показания, в результате чего доктор Фламбо решил, что он хотел бы продолжить лечение самой сложной из разорванных мышц ноги Корделии.

– Я также дам тебе костыль, который освободит твою руку от трости. У тебя был сильный перелом лодыжки, а потом ты еще наступила на нее. На заживление уйдет не менее трех недель, даже при ускоренном процессе – и дольше, если ты не будешь относиться к этому спокойно.

Когда Джессика и Вэлиант бросились за необходимым оборудованием, Стефани, возможно, чтобы отвлечься, подумала Корделия, спросила доктора Фламбо: – Это девушка в операционной сильно пострадала?

– Я не могу говорить о деталях, – ответил доктор, – но, к сожалению, да. Она, по-видимому, забыла о том, насколько серьезным может быть падение при повышенной гравитации Сфинкса.

Выражение его лица стало печальным. – У меня самого было несколько промахов, когда я думал, что смогу ненадолго обойтись без моего антиграва. Очевидно, она совершила ту же ошибку... не включив его.

К этому времени вернулись Джессика и Вэлиант. Вскоре Корделия прошла сеанс стимуляции нервной системы, ее раны были зашиты и обработаны, и она чувствовала легкое головокружение от обезболивающих. Когда ее коммуникатор включился при их возвращении к машине Стефани, ей пришлось вспоминать то, что значит этот звук. Она прочитала текст и улыбнулась.

– Мак заберет меня и Барнаби из клиники твоего отца. Он купил мне смену одежды, так что я могу вернуть твоему отцу этот потрясающий кафтан. – Она нахмурилась. – Э-э, мне следует попросить Мака прихватить корм для древесных котов или что-то в этом роде?

Стефани засмеялась. – Не совсем. Мы дадим тебе список рекомендуемых продуктов, а также тех, которые нравятся древесным кошкам, но не совсем рекомендуются.