Текст книги "Торговец кофе"

Автор книги: Дэвид Лисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Она разработала этот план, даже не посоветовавшись с ним, но он не мог найти в нем ни одного изъяна. Всего минуту назад он сожалел, что связался с ней, а теперь сразу вспомнил, почему ему так нравится эта удивительная женщина.

– Вы доверяете этому человеку?

– Я его никогда не видела, но я доверяю своему адвокату, а он говорит, что на него можно положиться.

– Какие ему даны инструкции?

– Такие же, какие вы дали другим. – Она медленно облизала губы, словно в задумчивости. – Найти агентов в Лиссабоне, Опорто и Мадриде. Они будут участвовать в торгах согласно полученным письмам, но в данном случае это будут только мои торги. Агенты должны ждать моих инструкций и по команде покупать в определенное время и в определенном месте. – Она изучала лицо Мигеля, пытаясь угадать его настроение. – У вас есть возражения?

У него не было возражений. Но тем не менее он возражал:

– Конечно нет. Я просто удивлен. Мы договаривались, что это мои планы.

Гертруда накрыла его руку своей.

– Не расстраивайтесь, – нежно сказала она. – Поверьте, я по-прежнему считаю вас гениальным, но подвернулась возможность, которую я не могла упустить.

Он кивнул:

– Вы правильно поступили. – Он продолжал кивать. – Все очень хорошо.

Возможно, он принял это слишком близко к сердцу. Какая разница, откуда взялся агент? Несмотря на все свои недостатки, Гертруда отнюдь не глупа. Мигель вздохнул. Запах дешевого табака показался ему лучше аромата духов. Неожиданная мысль пронеслась у него в голове, и он вскочил:

– Вы понимаете, что сейчас произошло?

– А что произошло? – спросила Гертруда.

Она сидела, лениво откинувшись на скамье, как удовлетворенная шлюха, которая ждет, чтобы ей заплатили.

– Перед нами стояло препятствие, которое отделяло нас от нашего богатства, и теперь этого препятствия больше не существует.

Гертруда прищурилась.

– Но нам еще предстоит расставить наших агентов по местам и надеяться, что они выполнят наши инструкции, – сказала она таким тоном, словно напоминала основные условия его собственного плана.

– Это чистая формальность, – сказал ей Мигель. – Биржевой банк может с тем же успехом предоставить нам неограниченный кредит, поскольку мы уже богаты. Остается только подождать, пока все остальные узнают то, что нам уже известно.

Он наклонился к ней и приблизился губами к ее губам почти вплотную, на что не отваживался после того злополучного вечера, когда она отвергла его поцелуй. Он забыл о череме, об Иоахиме и даже о том, что потратил ее деньги. Все это мелочи, которые можно уладить.

– Мы уже богаты, мадам. Мы уже победили.

23

Хотя всю неделю Мигель старательно избегал того угла биржи, где совершались сделки с товарами из Ост-Индии, не успел он завершить небольшую торговую операцию с перцем, как его кто-то крепко похлопал по плечу. Скорее это был даже толчок. Перед ним стоял Исайя Нунес, нетерпеливый и стеснительный.

– Нунес! – радостно воскликнул Мигель и схватил его за руку. – Хорошо выглядишь, мой друг. Надеюсь, все идет по плану в нашем дельце и можно ожидать поставку вовремя?

Нунес никогда не мог устоять перед напором Мигелева оптимизма.

– Да, все идет по плану. Ты знаешь, кофе дорожает, но я застраховал нашу цену до того, как начался рост. Ты по-прежнему будешь платить за поставку тридцать три гульдена за баррель. – Он перевел дыхание. – Некоторые держат свое слово.

Мигель пропустил колкость мимо ушей:

– И содержимое остается в тайне.

– Как я и обещал. Мои агенты заверили меня, что тара будет помечена, как ты велел. Никто не будет знать, что там на самом деле. – Он отвел глаза. – А теперь я должен выяснить другой вопрос.

– Я знаю, что ты собираешься сказать, – поднял руку Мигель. – Ты думаешь, я бы пришел и стал тебя искать, если бы не собирался с тобой расплатиться? Обещаю, ты получишь свои деньги через два дня. Максимум через три.

Нунес вздохнул:

– Ты не искал меня. Это я к тебе подошел. И ты уже давно только и делаешь, что обещаешь.

– Я должен получить нужную сумму с минуты на минуту, – солгал Мигель. – Все будет в порядке. Тебе не о чем беспокоиться.

Это Мигелю было не о чем беспокоиться. Сделка совершалась с Ост-Индской компанией, и отменить ее было нельзя. Просто Нунесу придется немного подождать свои пятьсот гульденов. Деньги у него были, поэтому ссылаться на крайнюю нужду он едва ли станет.

Мигель решил, что пора запускать следующий этап плана. Он отыскал маклера, с которым ему приходилось иметь дело прежде, и купил у него кофейные фьючерсы со сроком действия десять недель, получив тем самым право на продажу по текущей высокой цене. Мигель хотел купить фьючерсов на сумму в тысячу гульденов, но маклер не рискнул предоставить Мигелю столь крупный кредит. Ему ничего не оставалось делать, как использовать имя своего брата в качестве гаранта. В этом не было большого вреда: Мигель получит прибыль от своих фьючерсов и заплатит маклеру, так что Даниель ничего и не узнает.

– Я должен буду послать вашему брату письмо, чтобы он подтвердил свое согласие, – сказал маклер.

– Конечно. Однако мой брат имеет обыкновение не читать свою корреспонденцию по нескольку дней. Пометьте свою записку кружком на внешней стороне, и я позабочусь, чтобы он вскрыл ее в первую очередь.

Мигель велит Аннетье следить, когда придет это послание. Будет не трудно сделать так, чтобы записка не попалась Даниелю на глаза.

По завершении сделки Мигель поборол легкие угрызения совести. Конечно, нехорошо рисковать деньгами брата, но все было наготове. Он и не нуждался бы в деньгах так отчаянно, не потребуй Даниель так несвоевременно вернуть долг. Другое дело, если бы у Мигеля были проблемы, но никогда еще он не знал рынок так хорошо, как сейчас. С помощью кофе он будет создавать и формировать рынок, а не только на него реагировать. Цена на кофе понизится, потому что он этого захочет. Деньги Даниеля в надежном месте.

Он ожидал, что слухи о его фьючерсах быстро распространятся, но не думал, что настолько быстро. Через час, когда Мигель выходил из ворот биржи на площадь Дам, с ним поравнялся Соломон Паридо. Парнасс вежливо улыбнулся, не выражая никакого негодования в связи с тем, что произошло в совете.

– Надеюсь, сегодня я не нарушил никаких правил, – сказал Мигель. – Разве что появился на бирже, не поприветствовав вас должным образом. Так что в ближайшее время ожидаю очередного вызова на совет.

– Я ожидаю того же. – Паридо беззлобно засмеялся, словно он шутил с другом. – Только не думайте, что в происшедшем на заседании маамада было что-то личное. Просто я действовал должным, как мне казалось, образом.

– Конечно, – вяло согласился Мигель.

– Однако ваше сравнение маамада с инквизицией не принесет вам друзей. В этом городе слишком много тех, кто потерял родных в застенках инквизиции.

– Вы забываете, что мой отец был одним из них, и я знаю, что это такое, да и мой брат тоже. Если когда-нибудь он посмотрит на вещи с моей точки зрения, то не будет так слепо следовать за вами.

– Вы слишком строго его судите. Он лишь заботится о своей семье, а эта семья включает и вас. Думаю, он будет вами гордиться, когда узнает о вашей блестящей торговой операции с Ост-Индией.

– Моей операции? – Мигель всматривался в его лицо, пытаясь угадать, что последует дальше.

– Да. Я не подозревал, насколько вы умны, но теперь вижу ваш план целиком. Ждать, пока кофе подорожает из-за возросшего спроса, а затем поставить большую сумму, которой у вас нет, на падение цены. Да, это действительно умно.

Мигель улыбнулся. Паридо не знал ничего, кроме того, что Мигель хотел, чтобы все узнали. Однако скорость, с которой он это узнал, была ошеломительна.

– Я рад, что вы его одобряете.

– Надеюсь, не произойдет ничего такого, из-за чего цена снова вырастет через десять недель.

– Я тоже на это надеюсь, – сказал Мигель.

Ему нельзя выглядеть слишком умным или слишком самоуверенным. Пусть Паридо думает, что ему известен план Мигеля. Это лучше, чем если бы он начал докапываться.

– Вы думаете, что цена повысится, но я слышал, что, после того как я сделал ставку, за мной последовали другие, а за ними последуют еще многие. Посмотрим, что будет дальше.

– Посмотрим, – согласился Паридо, но было видно, что мысли его уже далеко.

Когда он вернулся домой, его ждала еще одна записка от Иоахима. Эта записка была написана неровным почерком пьяного человека.

В ней говорилось: "Если вы заговорите с моей женой еще раз, я вас убью. Я подкрадусь к вам сзади так, что вы не заметите, и перережу вам горло. Я сделаю это, если вы еще раз приблизитесь к Кларе". Потом две строчки были зачеркнуты, а ниже Иоахим написал: "На самом деле я могу вас убить в любом случае, чтобы насладиться местью".

Записка отличалась какой-то маниакальной простотой. Неужели его пустая болтовня с Кларой (как она могла поступить так глупо и рассказать об этом мужу?) довела ее мужа до последней черты? Он проклинал Иоахима и проклинал себя. Он не скоро почувствует себя снова в безопасности.

24

В обманчивом свете сумерек у него за спиной незаметно возник некий силуэт и снова скользнул в тень, прежде чем Мигель успел обернуться и разглядеть его. Кто-то едва различимый прятался за деревом. Что-то плюхнулось в канал позади Мигеля. Он торопился. Каждая улица приближала ужасную встречу с Иоахимом. Краешком глаза он видел ухмылку сумасшедшего, блеск лезвия ножа, быстрые руки.

Мигель был знаком со смертельной опасностью. В Лиссабоне он жил в страхе перед произволом инквизиции и перед бандами кровожадных преступников, практически безнаказанно наводнявших улицы. В последние годы в Амстердаме случались ужасные эпидемии чумы: лица мужчин и женщин становились черно-фиолетовыми, люди покрывались сыпью и умирали в течение нескольких дней. Благодаря Всевышнему, слава Тебе, в наши дни курят табак – лишь он препятствует распространению этой болезни. Смерть подстерегала повсюду. Мигель, как любой другой, умел жить со случайными угрозами жизни, но он не знал, что делать, когда за тобой охотятся.

Итак, Иоахим одержал победу, нарушив покой своего врага. Мигелю было трудно сосредоточиться даже на бирже. Он беспомощно наблюдал, как Паридо лавирует в толпе дельцов, скупающих кофейные фьючерсы в расчете на то, что цена будет продолжать расти.

Если случится что-нибудь, из-за чего Мигель не сможет контролировать цену на кофе, он потеряет деньги на своих фьючерсах, и тогда Даниель узнает, что Мигель использовал его имя и его средства. Что, если Нунес откажется поставить товар, пока Мигель не уплатит долг? Все это казалось ему тщетным, когда в любой момент он может пасть от ножа убийцы.

Мигель знал, что он не может так жить. Даже если бы Иоахим не угрожал пустить ему кровь, голландец и так причинил много вреда. Никаких сомнений: Мигелю надо с этим покончить. Он не может жить в страхе, что его подстерегает какой-то сумасшедший.

Ему потребовалось еще несколько дней, чтобы обдумать план, но, едва созрев, тот показался Мигелю в равной мере жестоким и хитроумным. План предусматривал некоторые малоприятные вещи, но, поскольку речь шла о таком человеке, как Иоахим, этого было не избежать. Мигель с самого начала вел себя неправильно. Он пытался разговаривать с Иоахимом как со здравомыслящим, словно его можно было убедить разумными доводами, но снова и снова Иоахим демонстрировал, что не способен или не желает поступать как разумный человек. Мигель вспомнил рассказ об Очаровательном Петере, в котором бандит думает, как отомстить обманщику. Имея дело с врагом, превосходящим его в физической силе, Петер нанимает еще более опасного головореза для своей защиты.

В "Поющем карпе" ему сказали, что Гертруда не появлялась там в последние три-четыре дня, а это означало, что она могла уехать и пробыть в отъезде еще несколько дней. Хендрик часто ее сопровождал, но не всегда, а Мигелю вовсе не было нужды дожидаться ее возвращения. На самом деле, подумал он, так даже лучше. К чему Гертруде знать все его дела?

Большую часть дня он прочесывал таверны, где мог быть Хендрик. Он нашел его только под вечер. Хендрик сидел за столом в окружении своих суровых друзей и курил длинную трубку, вонявшую смесью старого табака и навоза. Хендрик как-то упоминал эту таверну, но Мигель и представить себе не мог, что когда-либо переступит порог подобного заведения. Он чувствовал у себя во рту вкус гниющего дерева, из которого были сделаны столы, на сыром полу лежала грязная солома. В задней части таверны группа мужчин с интересом наблюдала, как дерутся две крысы.

Увидев Мигеля, Хендрик отрывисто засмеялся и прошептал что-то своим друзьям, которые тоже загоготали.

– Да это, черт побери, Еврей собственной персоной. Хендрик неистово затянулся и выпустил огромные клубы дыма, будто надеясь, что они поглотят Мигеля.

– Я вас искал повсюду, – сказал Мигель. – Мне нужно поговорить с вами.

– Пейте, ребята! – крикнул Хендрик своим собутыльникам. – Я должен ненадолго выйти. У меня важная встреча, как видите.

Выйдя из таверны, Мигель чуть не задохнулся от вони дохлой рыбы, которую источал канал. В городе начиналась летняя жара, а вместе с нею и вонь. Он сделал глубокий вдох ртом и повел Хендрика к переулку, от которого исходил чуть более приятный запах земли и старого пива. Они вспугнули кота с грязной белой шерстью и разорванным ухом. Он открыл свою розовую пасть и зашипел на них. Хендрик зашипел в ответ, и кот скрылся в темноте.

– Моя хозяйка уехала, а я привык к тому, что, когда нет мадам Дамхёйс, нет и сеньора.

– Она снова отправилась в Антверпен, чтобы повидаться со своим адвокатом?

– Так все-таки вы искали ее? – Он дружески похлопал Мигеля по плечу.

– Я искал не ее. – Мигель бросил многозначительный взгляд. – Просто любопытствую.

– Ха! – засмеялся Хендрик. – Вы скрывали свое любопытство, не так ли, благочестивый Еврей? У нее множество секретов: от вас, от меня, от всех. Некоторые считают, что она проста, как хлеб с маслом, но она хранит свои секреты, чтобы люди не поняли, какая она на самом деле.

– Но вы знаете правду?

Он кивнул:

– Я знаю правду.

У Мигеля скопилось множество вопросов о своем партнере, на которые он и не надеялся получить ответы. Теперь же Хендрик намекнул, что любые ответы в пределах досягаемости. Но можно ли рассчитывать, что голландец не расскажет о вопросах Мигеля? Хендрик любил выпить, и все знали, что он болтун. Этот разговор – тому доказательство.

– Расскажите только то, что мадам сама рассказала бы мне, – наконец промолвил Мигель. – Не хочу выведывать секреты, которые она хочет сохранить.

– Я вижу, вы человек осторожный, – кивнул Хендрик. – Уважаю это. Вам нравится мадам, и вы не хотели бы вызвать ее недовольство. Но я думаю, она вам все равно будет нравиться, даже если вы узнаете правду. А правда довольно скучна, и мадам запросто могла бы сказать всем, куда и когда она уезжает. Посещение адвоката, или его сестры, или вдовы ее брата не такая уж большая тайна.

– Я вас не просил говорить мне всего этого.

– Но я решил сказать, – сказал Хендрик совершенно серьезно, – потому что люблю мадам Дамхёйс всем сердцем, но она может быть жестока. Ей нравится мучить мужчин. Ей нравится сводить их с ума, а когда они сгорают от желания, прогонять их. И ей также нравится, когда они сходят с ума от любопытства. Ей нравится держать в секрете самые тривиальные вещи, нравится, когда все шепотом произносят ее имя.

– Это не преступление, – сказал Мигель, чувствуя необходимость встать на ее защиту.

Хендрик кивнул:

– Скажи вы иначе, и я бы перерезал вам горло. Я никому не позволю оскорблять мадам в своем присутствии, потому что обязан ей жизнью и даже большим. Но я говорю вам это, поскольку понимаю: вы любите ее и не станете любить ее меньше, если будете знать.

Мигель протянул руку, как принято у голландцев:

– Благодарю за доверие.

Хендрик улыбнулся и крепко пожал его руку:

– Между нами слишком долго существовала неловкость. Я хочу положить этому конец. Вы и мадам – друзья, и я тоже буду вашим другом.

Мигель обрадовался своей удаче:

– Рад слышать это, поскольку я пришел к вам с очень деликатной проблемой в надежде, что вы мне поможете.

– Вам нужно лишь рассказать мне о ней.

Мигель сделал глубокий вдох:

– Мне докучает один сумасшедший. Этот человек уверил себя, будто я должен ему деньги, что на самом деле не так, поскольку мы оба потерпели убытки в результате одной торговой операции, которая совершалась честно и в рамках закона. Теперь он преследует меня и даже начал угрожать моей жизни. Я не смог остановить его разумными доводами, и я не могу обратиться к правосудию, так как он не причинил ни мне, ни моему имуществу никакого вреда.

– Я плюю на правосудие. Правосудие вам не поможет, – сказал Хендрик, затягиваясь. – Когда вам вспорют живот, тогда вы можете обратиться к правосудию за возмещением. Но какой от этого толк? Вам нужно лишь назвать его имя, и я позабочусь, чтобы он больше не причинил никому вреда.

– Я видел, что вы человек, который знает, как постоять за себя, – сказал Мигель, с трудом подбирая слова; ему тяжело дался комплимент Хендриковой жестокости. – Я помню, как смело вы вели себя в таверне.

– Не извиняйтесь, мой друг. Я прекрасно понимаю, что, если бы за вами, евреями, не следили, такой человек, как вы, мог бы справиться с подобным делом без всякой помощи. И кто же вам докучает?

– Его зовут Иоахим Вагенар, и он живет у Ауде-Керк.

– Если он живет у Ауде-Керк, думаю, с этим человеком может случиться масса несчастных случаев, на которые никто не обратит внимания. Конечно, мы хорошо друг к другу относимся, но такие вещи стоят денег. Пятидесяти гульденов будет достаточно.

Мигель заморгал, словно цена была соринкой, попавшей ему в глаз. Как он и рассчитывал, Хендрик может уладить это дело. Конечно, Иоахим сумасшедший, но почему Мигель чувствует себя так неловко?

– Это больше, чем я думал.

– Хоть мы теперь и друзья, но я все же подвергаю себя риску, как вы понимаете.

– Конечно, конечно, – сказал Мигель. – Я не сказал, что не заплачу. Только это больше, чем я думал.

– Можете подумать без спешки. Когда решите – найдите меня.

– Я так и сделаю. А тем временем…

Хендрик усмехнулся:

– Конечно, я ничего не скажу мадам. Я вас хорошо понимаю, и теперь, когда мы знаем секреты друг друга, вы не должны беспокоиться насчет того, можно ли мне доверять.

Мигель снова пожал ему руку:

– Примите мои благодарности. Для меня огромное облегчение знать, что я могу на вас положиться.

– Рад, что могу вам услужить.

Хендрик выпустил облако дыма из трубки и вернулся в таверну.

Стал накрапывать мелкий дождь; идеальная погода для злодея, который мог укрыться в тумане и темноте. От дождя и пота одежда Мигеля промокла, он казался себе тяжелым и неповоротливым. Тем не менее после разговора с Хендриком он почувствовал облегчение. У него был выбор, он мог разработать собственную стратегию. Иоахим его не превзошел.

Может быть, подумал он, избивать Иоахима Хендрику и не нужно. Теперь, когда заказ был практически сделан, Мигель содрогнулся от его жестокости. Лучше всего было бы не доводить до этого. В конце концов, он искал Хендрика не для того, чтобы причинить вред Иоахиму, а чтобы ощутить себя более защищенным. И, лишь поговорив о возможности избиения, уже почувствовал себя легче. Он может причинить Иоахиму вред в любой момент по своему желанию, а имея такую возможность, самым правильным было бы проявить милосердие. В конце концов, милосердие – одно из семи лучших качеств Господа, слава Тебе. Мигель тоже мог постараться быть милосердным.

Он подождет. Иоахим наверняка не собирался на самом деле убить Мигеля, но, если повторит свои угрозы, ему придется узнать, что Мигель может быть не только милосердным, но и справедливым.

Он не дошел еще до Влойенбурга, когда моросящий дождь сменился ливнем.

Мигелю хотелось поскорее переодеться и сесть у огня и, может быть, немного почитать Тору. Все эти раздумья о милосердии возбудили в нем желание прикоснуться к святости Господа. Но сначала он перечитает историю о том, как Очаровательный Петер обманул жадного торговца лошадьми, историю, которая всегда поднимала ему настроение.

Войдя в дом, он снял обувь, как это принято у голландцев, чтобы не разносить по дому грязь, хотя его чулки промокли насквозь и оставляли мокрые следы на керамических плитках пола. Он сделал несколько шагов к входу в подвал, когда увидел Ханну в дверном проеме. В полумраке ее выросший живот был еще больше заметен.

– Добрый вечер, сеньора, – сказал он слишком поспешно.

Ее намерения не вызывали сомнений. Ее большие глаза, широко открытые и увлажненные, жадно смотрели на него из-под черной шали.

– Мне нужно с вами поговорить, – сказала она тихим голосом.

– Вы снова хотите попробовать мой напиток? – не думая, отозвался он.

– Не сейчас, – покачала она головой. – Мне нужно что-то вам сказать.

– Может быть, мы пройдем в гостиную? – спросил он.

– Нам нельзя, – снова покачала она головой. – Нельзя, чтобы мой муж увидел нас там вместе. Он начнет подозревать.

"Подозревать что?" – чуть не спросил Мигель. Она думает, что они уже любовники? У нее такое богатое воображение, что оно не ограничивается женщинами-учеными? Мигель тоже не отказывал себе во флирте, но не имел никакого намерения доводить его до следующей стадии, с тайными встречами и прятками от мужа, погрязать в одном из самых страшных грехов. Трудно сыскать человека, который бы так ценил воображение, как Мигель, но мужчина, точнее, человек должен знать, где заканчивается фантазия и начинается реальность. Возможно, он по-новому оценил Ханну, находил ее обаятельной и симпатичной. Возможно, он даже полюбил ее, но он не будет руководствоваться этими чувствами в своих поступках.

– Мы должны говорить здесь, – сказала она, – но тихо. Нельзя, чтобы нас услышали.

– Возможно, вы ошибаетесь, – сказал Мигель, – и нам нет необходимости говорить тихо.

Ханна улыбнулась. Это была легкая и нежная улыбка, словно она жалела его, словно он был слишком глуп, чтобы понять ее слова.

Быть может, подумал он, Господь, слава Тебе, простит меня за то, что я выпустил кофе на волю. Этот напиток перевернет весь мир вверх тормашками.

– Я не ошибаюсь, сеньор. Мне нужно что-то вам сказать. Что-то, что непосредственно вас касается. – Она сделала глубокий вдох. – Насчет вашего друга, сеньор. Вдовы.

У Мигеля закружилась голова. Он прислонился к стене.

– Гертруда Дамхёйс, – едва слышно прошептал он. – Что именно? Что вы можете сказать мне о ней?

– Я точно не знаю, – покачала головой Ханна. – Простите меня, сеньор, но я даже не знаю, как сказать то, что я хочу сказать, и опасаюсь, что, сделав это, отдам свою хрупкую жизнь в ваши руки, но я также боюсь, что если не скажу – это будет предательством по отношению к вам.

– Предательством? О чем вы говорите?

– Простите, сеньор. Я пытаюсь сказать. Не так давно, на самом деле всего несколько недель назад, я увидела голландскую вдову на улице. Она меня тоже увидела. Нам обеим было что скрывать. Я не знаю, что скрывала она, но она решила, будто я знаю, и угрожала мне, если я не буду молчать. Я подумала, что от этого не будет никакого вреда, но теперь я в этом не уверена.

Мигель сделал шаг назад. Гертруда. Что она могла скрывать и какое отношение это имело к нему? Это могло быть что угодно: любовник, сделка, смущение. Какое-нибудь коммерческое предприятие. Нет, что-то не сходилось.

– А что вынуждены скрывать вы, сеньора?

Она покачала головой:

– Я не хотела бы говорить, но решила сказать. Я знаю, что могу вам доверять, сеньор. Если вам придется столкнуться с ней и вы дадите ей понять, что вам уже известен мой секрет, может быть, она не расскажет его другим и тем спасет меня от худшего. Могу я вам признаться и быть уверенной, что никто другой не узнает?

– Конечно, – поспешно сказал Мигель, хотя отчаянно желал, чтобы этого разговора вовсе не было.

– Мне стыдно, – сказала она, – но я не стыжусь признаться в этом вам. Я видела вдову, когда выходила из святого места. Это была церковь католической веры, сеньор.

Мигель смотрел на нее, и все расплывалось у него перед глазами, пока она не слилась с темной стеной. Он не знал, что подумать. Жена его собственного брата, женщина, которая ему нравилась и которую он желал, призналась, что она тайная католичка.

– Вы предали своего мужа? – тихо спросил он.

У нее сжало горло. Слез еще не было, но скоро появятся. Они висели в воздухе, как приближающийся дождь.

– Как вы можете говорить о предательстве? Мне никто не сказал, что я еврейка, до кануна моей свадьбы. Разве меня не предали?

– Вас предали? – спросил Мигель, снова забыв понизить голос. – Как вы можете так говорить? Вы живете в новом Иерусалиме.

– Кто-нибудь – вы, или ваш брат, или раввины – говорил мне когда-нибудь, что написано в вашей Торе или в вашем Талмуде, кроме того, что я должна служить вам? Когда я хожу в синагогу, все молитвы на древнееврейском, а разговоры на испанском, которых я не понимаю. Если у меня будет дочь, должна ли я растить ее, чтобы она служила капризному Богу, который не покажет ей своего лица только потому, что она девочка? Вам хорошо говорить о предательстве, когда мир дает вам все, что вы хотите. Мне он не дает ничего, и если я хочу получить какое-то утешение, неужели меня следует осуждать за это?

– Да, – сказал Мигель, хотя не верил в это, и тотчас пожалел о сказанном.

Но он был очень рассержен. Он не мог объяснить почему, но чувствовал себя уязвленным, словно она разрушила установившееся между ними доверие.

Он не видел, когда появились слезы, но они появились и блестели на ее лице. Он страстно желал прижать ее к себе, почувствовать, как ее груди прижимаются к его груди, но не мог. Вместо этого он произнес:

– Мне больше нечего вам сказать. Оставьте меня теперь, мне нужно обдумать, что делать с этими сведениями, которых я предпочел бы никогда не слышать.

Эти жестокие слова буквально застревали у него в горле; он знал, что они для нее значат. Она будет мучиться, сохранит ли Мигель ее секрет. Теперь он знал, что жена его брата папистка, и эти сведения губительны для Даниеля. Мигель мог открыть их, чтобы узурпировать положение брата в общине, или использовать для запугивания Даниеля, чтобы тот простил ему долги.

Ничего этого Мигель делать не станет. Невзирая на тяжесть ее греха, он не предаст Ханну. Тем не менее он почувствовал такой приступ гнева, что захотел наказать ее, а сделать это он мог только с помощью слов.

– Я услышал голоса. Что-то случилось?

В дверях кухни, бледный, появился Даниель. Его маленькие глазки пристально смотрели на жену, стоящую слишком близко к Мигелю, который собирался уходить.

– Это лишь твой глупый брат, – сказала Ханна, пряча лицо в тени. – Я видела, как он вошел промокший, но отказывается переодеться.

– Это не дело женщины судить, глуп мужчина или нет! – резко сказал Даниель. Он просто напомнил ей то, что она, возможно, забыла. – Однако, – сказал он, обращаясь к Мигелю, – не исключено, что она права. Не хватало еще, чтобы ты заболел чумой и заразил всех нас.

– Все в этом доме озабочены моей одеждой, – сказал Мигель как можно беззаботнее. – Пойду переоденусь, прежде чем позовут служанку, чтобы она тоже выразила свое мнение.

Ханна поспешно посторонилась, а Мигель инстинктивно обернулся и бросил взгляд в сторону винтовой лестницы. Даниель ничего не заметил – Мигель был почти уверен в этом. А что, собственно говоря, он мог заметить? Однако он, должно быть, хорошо знал весь арсенал выражений лица своей жены и понял, что вряд ли речь шла о простом совете домашней хозяйки.

Открытие того, что Ханна тайная католичка, поразило его до глубины души, и в течение нескольких часов он даже не думал о том, что она сказала ему о Гертруде. А вспомнив ее слова, он провел большую часть ночи без сна, сожалея о своей жестокости и борясь с желанием пойти к Ханне и расспросить ее. И, быть может, извиниться.

На следующее утро Ханна первой вышла из дому на крыльцо в поисках булочника, чьи крики были слышны сквозь окна, запотевшие от утренней прохлады. Ее муж еще не открыл глаза, а Аннетье еще не умылась и не начала готовить завтрак, Ханна оделась, решительно накинула на голову покрывало и вышла на улицу.

Она увидела свиную голову. Та лежала на крыльце в нескольких дюймах от двери, в луже загустевшей крови. Ее уже облепили муравьи – в таком количестве, что сперва Ханне показалось, будто голова черная и шевелится.

Ее крик разбудил весь дом, а также ближайших соседей. Мигель плохо спал и уже был на ногах. Он успел помолиться и одеться. Он трудился над недельной порцией Торы, когда ее пронзительный крик проник через крошечные оконца его подвала, и он первым нашел Ханну – стоящую на крыльце, зажимающую рукой рот. Увидев его, она упала к нему на руки, прижалась головой к его груди и затряслась в рыданиях.

Немедленно послали за врачом, который дал ей успокоительное снадобье и объяснил, что, если она проведет в покое весь день, угроза ее жизни минует. Ханна отказывалась от снадобья, говорила, что она просто испугалась, но врач не верил, что женщина может пережить подобный шок без вреда для своего самочувствия и, что еще важнее, для самочувствия ребенка в ее утробе. Даниель бросал на Мигеля грозные взгляды, но ничего не сказал, не предъявил никаких обвинений. Тем не менее Мигель не мог не признать простую истину: его отношения с братом никогда не будут прежними.