Текст книги "Торговец кофе"
Автор книги: Дэвид Лисс
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
Мигель убрал свою руку. У него не было настроения играть в ее игры.
– Дело не в том, чтобы хорошо относиться ко мне, а в том, чтобы хорошо относиться к нашему делу. Это не глупые женские игры.
– А я вам не какая-нибудь глупая женщина! – ответила она с железом в голосе. – Я могу быть мягкой, но я не дура, которой следует читать нравоучения!
Мигель почувствовал, что он побелел. Она никогда раньше не говорила с ним в подобном тоне. Как типичный голландский муж, единственное, чего он хотел, – это успокоить ее.
– Мадам, я последний человек на свете, который бы назвал вас дурой. Я лишь хотел сказать, что мне необходимо иметь возможность видеться с вами.
Она посмотрела на него, склонив голову набок, тонкие губы растянулись в дружелюбной улыбке, глаза широко открыты, взгляд манящий.
– Конечно, сеньор. Я виновата.
– Не имеет значения, – пробормотал Мигель. – Нам нужно обсудить более важные дела. Я получил несколько писем от наших агентов и уверен, что в самые ближайшие недели нас ждут хорошие новости.
Она отхлебнула из своей кружки.
– У нас есть все агенты, которые требуются?
– Не совсем. У нас все еще никого нет в Мадриде, Лиссабоне и Опорто. – Он изо всех сил старался не выдать тревоги, но на самом деле о контроле над рынком не могло быть и речи без Иберии. – Это проблема, – прибавил Мигель.
Гертруда изучала его.
– Как вы собираетесь решать эту проблему? – ледяным голосом поинтересовалась она.
– Если бы я мог ответить на этот вопрос, я бы ее уже решил.
– Я внесла деньги. Я сделала свое дело. Ваше дело – заставить их работать, иначе зачем вы мне нужны.
Мигель покачал головой:
– Если у вас нет уверенности в проекте, лучше скажите мне об этом сейчас. Еще не поздно отменить продажу, хотя мы потеряем премию.
Гертруда покачала головой:
– Я не хочу отменять продажу. Я хочу, чтобы проблема была решена, а если ее нельзя решить, будьте любезны честно сказать мне об этом.
– Очень хорошо, – мрачно сказал Мигель. Он не ожидал, что она займет такую позицию. – Если мне не удастся решить вопрос с иберийскими агентами в течение двух недель, мы отменим продажу.
Мигель сохранял спокойствие, но одна только мысль о том, чтобы отказаться от сделки, была мучительной. Может быть, он найдет кого-то другого, кого-то из еврейской общины, кто сможет его финансировать. Но этот план был сопряжен с другими проблемами. Ему пришлось бы все обсуждать с потенциальными инвесторами. А тогда план перестанет быть тайной. Его брат мог бы вложить деньги, если бы отношения между ними были лучше, но Даниель считал, что Мигель не способен управлять даже собственными делами. Нет, без денег Гертруды ему не обойтись.
Теперь вопрос об отмене продажи. Гертруда беспокоилась о своих деньгах, и ее недоверие раздражало Мигеля. Несмотря на то что он потерял две трети ее инвестиций, он не был человеком, который распоряжается деньгами безответственно. Ему просто не повезло.
Понимая, что Гертруда не имеет представления о планируемом объеме продаж, Мигель просто взял из головы срок две-три недели. Он сомневался, что Нунес мог бы отменить сделку через две недели или даже прямо сейчас. Но над этим затруднением можно будет подумать в другое время. Сейчас самым главным для Мигеля было вернуть доверие Гертруды.
– Две недели – достаточный срок, – кивнула она.
– Я должен удвоить усилия. – Мигель поднялся. – Не хотелось бы вас разочаровывать.
– Не думайте, что я потеряла веру. – Она потянулась и обеими руками сжала его ладонь. – Я вложила в предприятие огромную сумму и должна защищать свои деньги.
– Конечно, мадам, – сказал Мигель. – Я вас прекрасно понимаю.
Потом Мигель зашел во «Флибот», где нашел Исайю Нунеса, беседовавшего с другими купцами, с которыми Мигель был знаком. Нунес был умелым физиогномистом и, поняв, что Мигелю нужно с ним поговорить, поднял свое мускулистое тело из-за стола.
В таверне было слишком шумно, и они вышли на улицу, в прохладу раннего вечера. Оба внимательно огляделись, дабы удостовериться, что их никто не подслушивает.
– Если я захочу отменить продажу, – начал Мигель с места в карьер, – до какой даты я должен это сделать?
– Отменить? – переспросил Нунес. Его лицо помрачнело. – Что-то случилось?
– Ничего, – устало сказал Мигель. – Я не планирую ничего отменять, но один из моих партнеров нервничает и попросил меня навести справки. Кроме того, ты сам советовал мне забыть о кофе.
– Но не о нашем контракте. Можешь сказать своему партнеру, что отказываться уже поздно. Мы имеем дело не с другом и единоверцем, сам же понимаешь. Мы имеем дело с Ост-Индской компанией, а она не позволяет покупателю менять свои намерения, как бы вежливо об этом ни просили. – Нунес помолчал. – Ты знаешь, как обстоят дела. Очень не хотелось бы, чтобы ты, Мигель, поставил меня в неловкое положение.
Мигель заставил себя улыбнуться:
– Конечно.
Нунес пожал плечами:
– В любом случае я собирался послать тебе записку завтра. Я обо всем договорился, и теперь будь так любезен заплатить мне часть денег.
– Я думал, оплата по доставке, – сказал Мигель, хотя он ничего подобного не думал.
– Ты прекрасно знаешь, что это не так, – сказал Нунес и наморщил лоб с видом явного неудовольствия.
– Скажем, четверть авансом?
Нунес рассмеялся и положил руку Мигелю на плечо:
– Не смеши меня. Ты же знаешь, как делаются такие дела. Если ты переведешь половину суммы на мой счет до конца следующей недели, я буду тебе чрезвычайно признателен.
Мигель прочистил горло:
– К сожалению, у одного из моих партнеров возникли небольшие трудности – уверяю тебя, временные. Мы не сможем собрать всю сумму к следующей неделе.
Улыбка исчезла с лица Нунеса.
– Я могу заплатить тебе тысячу, – предложил Мигель. – Сумма немалая и определенно свидетельствует о серьезности наших намерений.
Рука Нунеса осталась на плече Мигеля, но теперь она давила так сильно, что Мигель был прижат к стене таверны.
– Ты с ума спятил? – спросил Нунес хриплым шепотом. – Никаких хитростей не может быть с компанией. Если я говорю, что мне нужно полторы тысячи, значит, нужна именно эта сумма, а не какой-то там символ серьезности намерений. У меня договор с ними, у тебя договор со мной, и сделка должна быть совершена по всем правилам. Если ты не дашь мне эти деньги, мне придется платить их из собственного кармана. Ты мой друг, Мигель, но ты поставил меня в ужасное положение.
– Знаю, знаю. – Мигель вскинул руки, словно моля о пощаде. – Это все мои партнеры – деньги у них есть, но они не спешат раскошелиться. Но я найду деньги до конца следующей недели, как ты просил. – Мигель решил больше ничего не говорить Нунесу, чтобы тот не напомнил снова о договорах. – Может быть, – сказал он, собираясь уходить, – замолвишь словечко насчет меня Рикардо.
– Я не стану делать за тебя твою работу, – сказал Нунес ему вслед, – и становиться между тобой и Паридо.
Как будто Мигелю было мало неприятностей за один день, он, едва переступив порог дома брата, сразу понял, что случилось что-то ужасное. Даниель сидел в передней со странным выражением лица – разочарования и удовлетворения одновременно.
– В чем дело? – спросил его Мигель. – Ты шарил…
Он не стал договаривать. Этот вопрос ни к чему хорошему не приведет.
Даниель протянул ему запечатанное письмо. Как долго брат будет донимать его насчет переписки? Но сейчас Мигель понимал, что это письмо совсем другого рода и что Даниель уже знает его содержание.
Одеревеневшими пальцами Мигель распечатал письмо и развернул сложенный втрое листок. Ему не надо было читать тщательно подобранные слова на официальном испанском, выведенные витиеватым почерком. Он знал, что там написано. Мигеля вызывали на маамад следующим утром.
19
До темноты оставалось всего несколько часов, и Мигель хотел употребить их с максимальной пользой. Угроза полного краха дышала ему в затылок, но еще был шанс вооружиться – и, может, одержать победу. Несмотря на все его проблемы с маамадом, а их было много, он знал, что одна вещь может обернуться в его пользу. Совет не выносил приговор, основываясь на одном лишь принципе. Паридо мог выступить против него, мог попытаться убедить совет принять меры, но парнассы пожелают услышать доводы. Они хотели, чтобы община процветала, поэтому были склонны принять извинения и учесть сложившиеся обстоятельства. Многим удавалось спасти свои головы, представив маамаду весомый довод.
Чтобы подготовить такой довод, Мигелю было необходимо выяснить, почему именно маамад хочет его видеть, хотя он был почти уверен, что знает, в чем дело. Без сомнения, это Иоахим нажаловался на него совету. Теперь необходимо узнать, что сказал голландец и какие против Мигеля выдвинуты обвинения. И в этом была горькая ирония. Он так стремился избежать встречи с этим сумасшедшим, а теперь вынужден сам искать его.
Однако, прежде чем он начал строить план, где можно было бы найти Иоахима, Мигель вдруг вспомнил кое-что, а именно слова Хендрика до того, как на него напали в таверне. "Можете рассказать о ваших любовных победах, или странностях вашего народа, или какой-нибудь непостижимый план покорения биржи". Гертруда поклялась, что не откроет их коммерческую тайну своему псу, так почему он об этом заговорил? И каков истинный источник ее денег? Может, это из-за нее Мигеля вызывают на совет – ее и ее длинного языка?
Не сказав ни слова Даниелю, Мигель выскочил из дому и помчался обратно в "Поющего карпа", молясь, чтобы Гертруда еще не ушла. Она ушла. Мигель навел справки у разливальщика за стойкой, который дал понять: возможно, мол, он что-то слышал о том, куда она направилась, и пара монет освежит его память. За два стювера парень вспомнил, что она отправилась на банкет в дальнем конце Блумстрат.
Мигель нашел вход в банкетный зал в верхней части скромного краснокирпичного дома. Он поднялся по лестнице и постучал. Когда мальчик-слуга открыл дверь, Мигель сказал, что пришел на званый ужин, и мальчик тотчас провел его наверх в широкую комнату, где на разномастных восточных коврах стояло шесть-семь столов темного дерева. На дверных косяках и вдоль стен были канделябры с хорошими бездымными свечами, а с потолка свешивались громадные люстры. Дюжина картин висела на стенах как попало, об удобстве их обзора явно не думали. Два больших камина у торцевых стен пылали жаром, в углу пара скрипачей неистово терзала свои скрипки, однако музыку перекрывал гул пьяных голосов.
Столы, за каждым из которых сидело по десять-двенадцать человек, были заставлены всевозможной снедью: устрицами, вареной дичью, дымящимися кастрюлями с бутсепотом, из которых торчали ноги какого-то нечистого животного, издали похожие на руки тонущего человека, отчаянно пытающегося спастись. Громоздились гигантские головки сыра и тарелки с сельдью – соленой, печеной и тушеной. Стояли чаши с горячим молоком и растопленным сливочным маслом, плавающим на поверхности; буханки белого хлеба, горы фиг и фиников, печеный пастернак и голландский салат ело из шинкованной сырой капусты и моркови. В то время как Мигель пытался спастись от гибели, Гертруда пировала.
Полногрудые девушки обходили столы, наполняя коварные кубки без ножек. Мигелю приходилось видеть такие кубки и раньше, он даже пал их жертвой; так как кубки нельзя было поставить, человеку приходилось пить намного больше, чем он мог. Веселая компания в основном состояла из мужчин, но за каждым столом сидела одна или две женщины, такие же раскрасневшиеся, пьяные и оживленные, как их компаньоны-мужчины в черных костюмах и высоких шапках, умудрявшиеся пить, курить и есть одновременно.
Одноглазый и однорукий мужчина, сидевший за ближайшим столом, заметил Мигеля. В имеющейся руке, левой, он крепко сжимал кубок, не желая с ним расставаться даже ради еды.
– Эй, вы! – громко крикнул он. – Кто позвал еврея?
До этого момента Мигель не видел Гертруды. Даже на расстоянии – их отделяли друг от друга два или три сидящих за столом мужчины – было заметно, что движения ее потеряли грациозность, а глаза стали мутными. Она с трудом поднялась со стула, опершись о стол, и нетвердой походкой направилась к двери, где стоял Мигель.
– Вам надо протрезветь! – резко сказал Мигель. – Я должен с вами кое-что обсудить. В любом случае что здесь происходит? С кем это вы пируете?
– Это гильдия пивоваров, – сказала она.
– Что за дела у вас с этими людьми? – спросил он.
– Знаете, Мигель, я могу выбирать друзей и знакомых без вашего ведома. Лучше скажите, что случилось? – У нее расширились зрачки, как у ребенка.
– Маамад. Меня вызывают на совет завтра утром.
Она громко засмеялась, и ее смех пронзительно прозвучал в пьяном гвалте.
– Вы и ваш Магомет. Так вы еврей или турок?
Он сделал глубокий вдох:
– Гертруда, мне необходимо найти ответы на некоторые вопросы. – Он почти никогда не называл ее по имени. Он вспомнил, что называл ее по имени в тот вечер, когда попытался поцеловать, и от одного воспоминания об этом почувствовал себя униженным. – Вы кому-нибудь говорили о нашем предприятии?
– Конечно, не говорила. – Она быстро покачала головой, а потом проверила, не сбился ли ее аккуратный маленький чепец, вышитый рубинами.
– Эй, еврей, – обратился к нему один из сидящих за ее столом мужчин, – верни нам нашу веселую подругу.
Гертруда, неуклюже махнув рукой, велела им оставить ее в покое.
– Вы Хендрику ничего не говорили?
– Хендрику, – повторила она. – Этому буйволу. Я бы не доверила ему даже секрета того, как утопить в канале булыжник.
Мигель собрался с духом:
– А деньги? Я знаю, что вы были не вполне честны со мной. Откуда вы взяли деньги?
– Кто сказал, что я не была честна с вами? Кто это сказал? Я в гневе. – Она потеряла равновесие и схватилась за стену, но ее продолжало слегка качать.
Мигель взял ее за руку, чтобы поддержать.
– У меня нет времени на ваш гнев. Я должен знать, откуда у вас деньги. Если вы не получили их в наследство от мужа, то откуда они у вас?
Она засмеялась, а потом закрыла рот рукой:
– Конечно же, я получила их от мужа. Этот ублюдок только и знал, что использовал меня, чтобы удовлетворить свою похоть, а о моем удовольствии никогда не думал.
Даже мертвым он продолжает меня трахать. – Ее зрачки сузились, и что-то зловещее пробежало по ее лицу. – Он оставил мне немного денег, но недостаточно, чтобы компенсировать все, что я перенесла.
В животе у Мигеля что-то перевернулось.
– Откуда вы взяли капитал?
– От проклятых детей его подлой первой жены. Они живут с теткой, его сестрой, но ублюдок назначил меня опекуншей капитала. Взвалил на меня работу по управлению доверительным капиталом и велел им, когда они достигнут совершеннолетия, вознаградить меня, как посчитают нужным. Ну не свинство ли это?
Опекуны и дети от других браков – все это имело мало смысла.
– Расскажите мне остальное.
– У меня есть некоторая свобода распоряжаться их наследством. Однако, чтобы иметь такую свободу, я должна убедить мерзкого старого адвоката в Антверпене, что вкладываю деньги на благо этих гадких детей. Это не так легко, но у меня есть кое-какой опыт в обольщении мужчин.
Адвокат в Антверпене. По крайней мере теперь Мигель знал, куда она исчезала. Задирала юбки перед этим крючкотвором.
– Итак, вы использовали средства из доверительного капитала детей вашего покойного мужа. Вы и раньше так делали?
Она кивнула:
– Иногда я их вкладывала, а иногда просто тратила. Речь идет всего-то о нескольких тысячах гульденов.
Она обкрадывала детей мужа, а когда они достигнут совершеннолетия, придет расчетный день.
– Когда они получат свое наследство?
– Старшему ждать еще три года, поэтому у меня достаточно времени, чтобы все уладить. – Она потянулась и обняла его за шею. – Вы должны мне помочь, Мигель. Вы мой единственный настоящий друг. – Она снова засмеялась, обдавая лицо Мигеля запахом дрожжей. – Не единственный, а единственный настоящий друг, а это что-то значит. Не так ли?
– Будьте осторожны, – крикнул кутила-голландец, – не то вам придется изучать иудейское Священное Писание!
Гертруда только теснее к нему прильнула, но Мигель высвободился из объятий, которые теперь его лишь тяготили.
Он сделал такой глубокий вдох, что у него даже заболело в легких, и взял ее ладонь обеими своими, не обращая внимания на язвительные замечания подвыпивших голландцев.
– Прошу вас, поймите: на карту поставлено все, что я ценю. Вы должны мне сказать, кто знает об этом?
– Никто, – покачала она головой. – Только вы и, естественно, мой адвокат. Но он будет молчать, поскольку у меня есть свои секреты и он боится меня рассердить.
Мигель кивнул. Он понял, что его богатство будет построено на краденых деньгах. Это беспокоило его, но не в такой степени, как вызов на маамад. Теперь он знал, что этот вызов никак не связан с Гертрудой и ее обманом.
Он отругал себя за то, что потратил понапрасну время. Совсем скоро стемнеет. Пора было заняться поисками Иоахима.
20
Поскольку Мигель точно не знал, где живет Иоахим, найти его хоть и представлялось возможным, но требовало времени. Тот говорил, что они с женой были вынуждены переехать в один из наихудших районов города, в убогие трущобы в тени Ауде-Керк, где сомнительные музыкальные салоны привлекали проституток, матросов и воров. Кто-то из соседей наверняка знает Иоахима; такой странный тип едва ли останется незамеченным.
Прежде чем войти в самую отвратительную часть города, Мигель достал кошелек и пересчитал деньги. Монет при себе у него было больше, чем хотелось бы иметь в подобном районе, поэтому он разделил деньги на несколько частей, оставив одну часть в кошельке, положив другую в карман и завернув третью в носовой платок.
По мере приближения к Ауде-Керк здания становились все более мрачными и обветшалыми. Люди на улицах будто принадлежали отличной от остального населения города расе. Путешественники часто писали, что одним из чудес Амстердама является отсутствие нищих. Это было неправдой, хотя Мигель знал, что по сравнению с большинством других городов Европы нищих здесь действительно мало, по крайней мере в большинстве районов города. Такие путешественники, без всякого сомнения, никогда не заходили в этот район, где они нашли бы предостаточно безногих и прокаженных.
Мигель шел быстрым шагом в толпе бедняков, мимо проституток, что сутулились на крылечках и раскачивались из стороны в сторону, как висельник, высматривая мужчин, которые пришлись бы им по душе. За короткое время Мигелю пришлось оттолкнуть не одну алчную дьяволицу, которая, вскочив с крылечка, пыталась затащить его в свое логовище.
Он собирался спросить у мужчины, толкающего перед собой тележку с овощами, не знает ли тот Иоахима Вагенара, когда увидел на углу женщину с лотком с пирогами, громким голосом предлагавшую свой товар. Несмотря на то что она была в грязном, оборванном платье и неумыта, Мигель был уверен, что встречал ее раньше. А потом он понял, откуда ее знает: это была жена Иоахима, Клара. Уже не красавица, какой он ее помнил, но все еще достаточно привлекательная для матросов, которые весело кричали ей непристойности. Один из них нетвердой, развязной походкой подошел к ней, и Мигель уже собрался вмешаться, но Клара сказала ему пару вежливых слов, и он, приподняв свою шапку, убрался восвояси.
Тогда Мигель подошел к ней.
– У вас есть пироги без мяса? – спросил он.
Он подумал, что она вряд ли его узнает, поэтому ничего не сказал такого, что могло бы его выдать.
Воротник на ее платье был порван и в желтых пятнах, но на голове красовался чепец совсем нового вида. Откуда у нее могла взяться такая вещица? Мигель вспомнил, как Иоахим поделился опасениями, что его жена может стать проституткой.
– У меня есть пирог с луком и редисом, сударь, – сказала она, глядя на него явно настороженно.
Мигель подумал, что ее настороженность обоснованна. С какой стати еврей пришел в эту часть города, чтобы поужинать?
– Звучит заманчиво.
Ему не следовало есть такую пищу. Он не знал, как она была приготовлена, да и в любом случае – лежала на лотке по соседству со свининой и другим нечистым мясом. Но маамада в этой части города не было. Если этот пирог позволит ему стать богатым, а следовательно, более праведным евреем – не имеет значения, как он приготовлен. Он откусил пирога и понял, что голоден. Ему нравилось, когда корочка была хрустящая, а овощи не переварены, – голландцы считали, что овощи не готовы, если не превратились в жижу.
– Вы сами их пекли? – спросил он.
Она украдкой взглянула на него, делая вид, что смотрит на землю:
– Да, сударь.
Мигель улыбнулся:
– Как вас зовут, милая?
– Меня зовут, – сказала она, вытянув руку так, чтобы он увидел ее тонкое оловянное колечко, – мужняя жена.
– Не очень красивое имя, – сказал Мигель, – но вы меня неправильно поняли. Если бы меня интересовало общение такого рода, я бы легко его нашел, не тратясь на пироги.
– Некоторые мужчины делают это ради забавы. – Она улыбнулась, и ее зрачки слегка расширились. – Но я вас поняла. Меня зовут Клара. Мне тоже интересно узнать, что привело вас сюда, сударь. Похоже, покупка пирога для вас средство, но не цель.
Мигель неожиданно для себя ощутил прилив интереса. Если бы не дело, которое привело его сюда, он, возможно, нашел бы способ уговорить ее продолжить разговор в приватной комнате какой-нибудь таверны. Но кем бы он тогда был? Пусть Иоахим предатель, но Мигель причинил ему, хоть и ненамеренно, вред, и не хотелось бы усугублять проблемы, наставляя Иоахиму рога.
– Я и сам толком не знаю, – сказал он. – Знаете, по правде говоря, вы не выглядите и не говорите как обычная женщина, которая продает пироги у Ауде-Керк.
– А вы не выглядите как обычный человек, который их покупает.
Мигель поклонился:
– Буду с вами откровенен. Вы красивая женщина, которая, как я думаю, привыкла к лучшей жизни. Как ваш муж позволяет вам заниматься такой торговлей?
Клара погрустнела.
– Мой муж переживает не лучшие времена, – наконец сказала она. – Когда-то мы жили в красивом доме и носили красивую одежду, но он потерял все свои деньги в результате махинаций одного из ваших соотечественников. Теперь у него, кроме долгов, ничего нет, сеньор.
Мигель улыбнулся:
– Вы знакомы с принятой у нас формой обращения. Мне это нравится. Как давно ваш муж потерял деньги?
– Несколько месяцев назад, сеньор.
Постепенно злая ирония стала исчезать. Клара начала получать удовольствие от разговора.
– И у вас по-прежнему долги?
– Да, сеньор.
– Сколько вы задолжали?
– Триста гульденов, сеньор. В прежние времена не такая уж большая сумма, но теперь значительная.
– Надеюсь, вы не откажетесь принять благотворительную помощь. – Мигель достал носовой платок, в котором были завязаны монеты. – Здесь пять гульденов.
Она улыбнулась, когда он вложил носовой платок в ее руку. Не сводя глаз со своего благотворителя, она положила маленький сверток к себе в кошелек.
– Я вам очень признательна.
– Скажите, – сказал он радостно, – где я могу найти этого вашего мужа.
– Найти его? – Ее глаза сузились, а лоб наморщился.
– Вы говорили, с ним дурно поступил один из моих единоверцев; может быть, я смогу ему чем-то помочь, к примеру найти работу или познакомить с кем-нибудь, кто может это сделать.
– Вы очень добры, но я не уверена, захочет ли он с вами говорить, и не знаю, чем вы можете ему помочь. Теперь ему просто так не поможешь.
– Что значит – теперь?
Клара отвернулась.
– Его забрали, сеньор, за то, что он отказывался работать и валялся пьяным на улице. Он теперь в Распхёйсе.
Мигель почувствовал нечто вроде ликования и мстительной радости, ибо Распхёйс был суровым местом, откуда мало кто возвращался живым и никто – невредимым. Но его привела сюда не месть, и страдания Иоахима ничем ему не помогут.
– Я должен найти его там, – сказал Мигель с излишней горячностью, у него от возбуждения задрожали руки. – Я пойду туда сейчас же.
– Пойдете сейчас, – повторила Клара. – Какое вам до него дело?
– Это не важно, – сказал Мигель, собираясь уходить, но Клара схватила его за руку. Он почувствовал, как ее острые ногти впились в его кожу.
– Вы сказали мне неправду, сеньор. Мне кажется, я вас все же знаю. Вы тот, кто погубил моего мужа.
– Это не так, – покачал головой Мигель. – Я не погубил его, меня постигла та же участь. Его дела и мои дела пострадали вместе.
Она окинула взглядом его одежду, возможно немного засаленную, но хорошо сшитую.
– И что вам от него нужно?
В ее вопросе не было страха или даже беспокойства. В нем звучало любопытство, причем живое любопытство. Она подошла к Мигелю так близко, что он почувствовал ее сладкий женский аромат.
– У меня безотлагательное дело – оно не может ждать до завтрашнего дня.
– Думаю, вы вскоре обнаружите, что Распхёйс не столь либерален в отношении посетителей, как наши музыкальные салоны, – сказала она со смехом.
– А я думаю, – сказал Мигель с бравадой, удивившей его самого, – вы обнаружите, что любое здание открыто в любое время, если у вас есть подходящий ключ.
Клара повернула голову и посмотрела так, чтобы Мигель понял: ее восхищает такая твердая решимость. Ей явно нравились сильные мужчины. Если Иоахим и был когда-то таким, то давно растерял свою силу, позволив неприятностям свести на нет его мужественность. Тем больше сочувствия вызывала такая утонченная женщина.
– Я должен идти, – сказал Мигель, осторожно высвобождая руку. – Надеюсь снова вас увидеть, – сказал он, чтобы сделать ей приятно.
– Кто знает, что нам уготовано в будущем? – опустила голову Клара.
Мигель шел уверенной походкой мужчины, который знал, что мог бы взять женщину, но предпочел этого не делать. Однако, если Иоахим будет продолжать испытывать терпение Мигеля, если он будет продолжать оскорблять и мстить, Мигелю, возможно, ничего не останется, как вновь искать встречи с Кларой. Если ему придется подбросить кукушонка в несчастливое семейное гнездо Иоахима, тогда будет видно, кто отомстил, а кто остался в дураках.
Расположенный на Хейлигевег, узкой улочке, идущей на север от канала Сингел, в старом центре города, Распхёйс стоял как памятник тому почтению, с которым голландцы относятся к труду. С улицы, мощенной старым булыжником, он мало отличался от других больших домов – тяжелая дубовая дверь, на фронтоне изображение слепого правосудия и двух узников в кандалах. Мигель какое-то время разглядывал фронтон в сумерках. Скоро совсем стемнеет, и у него не было желания разгуливать по городу без фонаря, а тем более оказаться одному на такой старой, полной призраков улице, как Хейлигевег.
Мигель постучал в дверь три или четыре раза, прежде чем угрюмый человек с лоснящимся от жира лицом открыл верхнюю створку. Ослепленный светом свечи, Мигель сел на стоящую позади него скамью, а привратник стоял и хмуро смотрел на него – низкорослый, но широкоплечий и с толстой шеей. Большая часть его носа была отрезана, и, по-видимому, совсем недавно, и воспаленная кожа блестела в тусклом сумеречном свете.
– Что вам надо? – спросил он с такой невероятной скукой, что едва заставлял себя шевелить губами.
– Я должен поговорить с одним из заключенных, находящимся здесь.
Мужчина фыркнул и издал какой-то булькающий звук. Кончик его носа еще больше заблестел в свете свечи.
– Они не заключенные. Они кающиеся. И существуют часы, когда можно и когда нельзя навещать кающихся. Сейчас нельзя.
У Мигеля не было времени на чушь. Он спросил у себя, что бы сделал Очаровательный Петер.
– Отчего же не проявить гибкость в отношении этих часов? – предложил он, зажав между большим и указательным пальцами монету.
– Думаю, вы отчасти правы. – Привратник взял монету и открыл дверь, впуская Мигеля.
Парадный зал никак не вязался с ужасами, творящимися внизу. Пол был выложен тяжелой керамической плиткой в шахматном порядке, несколько арок по обеим сторонам отделяло вестибюль от приятного внутреннего дворика. Его скорее можно было принять за сад перед каким-нибудь богатым особняком, чем за преддверие злополучно известного работного дома.
Мигель немного слышал о том, что на самом деле происходит за этими стенами, и то, что он слышал, свидетельствовало о жестокости: бродяг и нищих, ленивых и преступников – всех держали вместе и заставляли выполнять тяжкую работу. Самых неисправимых заставляли пилить рашпилем бразильское дерево, чтобы извлечь из самой сердцевины красную краску. А тех, кто не хотел выполнять эту работу, кто отказывался трудиться, ждала еще более суровая участь.
Говорили, что в Распхёйсе внизу была камера, которую называли Камерой утопленников. В нее бросали тех, кто не хотел работать. Комнату, в которой были насосы, наполняли водой. Заключенные могли спасти свою жизнь только трудом. Те, кто не мог откачать воду, погибали. Те, кто приучался ценить тяжелый труд, выживали.
Мигель последовал за голландцем, напрягая слух, чтобы услышать звук хлюпающей воды, вниз по холодным каменным ступеням и попал в камеру не самую приятную на вид, но непохожую на каземат ужасов. Пол был земляным, из мебели – несколько деревянных стульев и старый стол, у которого недоставало одной ножки.
– Кого вы ищете?
– Его зовут Иоахим Вагенар.
– Вагенар. – Голландец засмеялся. – Ваш приятель уже успел тут прославиться. Его заставляют пилить рашпилем, даже когда остальных отпускают на ночь, и, если он не исправится, в ближайшее время его ждет Камера утопленников.
– Я знаю, он тяжелый человек, но мне необходимо с ним поговорить. – Мигель вложил еще одну монету в руку голландца – колеса требуют смазки.
Привратник поставил свечу на грубый деревянный стол.
– Поговорить с ним? – переспросил он. – Это нельзя. Существуют часы, когда можно навещать, и часы, когда нельзя посещать. Прошу прощения, что забыл сказать вам это раньше.
Мигель вздохнул. Он напомнил себе, что деньги ничего не значат. Через несколько месяцев он будет смеяться над этими незначительными расходами.
Он полез в карман и извлек последнюю припрятанную монету: пять гульденов. Безносый голландец положил ее себе в карман и вышел из комнаты, заперев ее снаружи. Мигель похолодел от ужаса, а когда прошло более четверти часа и за ним никто не пришел, он начал думать, что попал в ловушку. Но потом он услышал, как отпирается дверь, и в комнату вошел голландец, толкая в спину Иоахима.
С каждым разом Иоахим выглядел все хуже. Со времени их последней встречи он потерял вес и выглядел болезненно худым. Его руки и лицо были испачканы красным от пиления бразильского дерева, и он был скорее похож на убийцу, чем на кающегося в исправительном доме.
– Вы не возражаете, если я буду присутствовать при вашем разговоре? – сказал голландец. – Я должен быть уверен, что здесь не произойдет ничего неподобающего.