Текст книги "Изгнанники"

Автор книги: Дэвид Коу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 37 страниц)

Но это и неплохо. Иначе как бы Джерон все ему объяснил? Не мог же он просто сказать: «У нас есть все – работа, деньги, квартира – потому, что я предал Сеть и стал доносчиком Седрика». Пусть уж лучше это остается тайной, – кто знает, сколько тайн может скрываться в одном человеке? – и Ловел так и продолжает считать, что мир не такое уж паршивое место даже для парочки гилдринов.

С самого начала Джерон настоял на обещании оверлорда, что Ловелу не причинят никакого вреда, поставив это условием своего сотрудничества. Не то чтобы он верил, будто слово Седрика чего-то стоит, или тешил себя нелепой надеждой, что сможет как-то надавить на оверлорда и настоять на выполнении обещания. Но так ему было чуточку легче смириться с собственным предательством. Потом выяснилось, что Седрика совершенно не интересовало преследование гилдринов. Ему просто спится спокойнее, если он каждую секунду знает, чем занята Сеть, – таково было его объяснение. По Налю всегда ходил слух, что у Седрика пунктик по поводу личной безопасности.

А еще Джерон слышал, что после почти удавшегося покушения оверлорд чуть не погиб и с тех пор был обезображен шрамами. Хотя сам этого никогда не видал – они с Седриком никогда не встречались. Его завербовали через посредников, а все переговоры велись через портативное устройство связи, которое он прятал в штанине.

Как правило, разговор происходил раз в неделю, причем Джерон сам звонил в условленное время. Но два дня назад оверлорд лично вызвал его и приказал ловить любые слухи о Хранителе, кудеснике и сопровождающей их женщине, как понял Джерон, весьма заметной личности.

– Я хочу быть в курсе всего, что до тебя дойдет, Джерон, – сказал Седрик. – Смотри не разочаруй меня во второй раз.

При воспоминании о первом разе Джерон покрылся холодным потом. Тогда Седрик пришел в ярость из-за того, что Джерон не доложил ему о появлении Хранителя в Брагор-Нале. Гилдрин пытался оправдываться тем, что сам узнал об этом лишь спустя несколько дней, а потом подумал, что подобные сведения не представляют особой важности. Чем могло присутствие Хранителя грозить Седрику, да и вообще кому бы то ни было в Брагор-Нале? Он высказал эти свои соображения оверлорду, и сразу понял, что свалял дурака, потому что в ответ услышал такую яростную и ядовитую отповедь, что плюхнулся на переговорное устройство, чтобы заглушить звук и не разбудить спавшего в соседней комнате Ловела.

Поэтому новый разговор был чрезвычайно важен. Нельзя сердить Седрика дважды.

– Слушаю, Джерон, – послышался голос Седрика после первого же гудка. – Предупреждаю: для тебя будет лучше, если ты запасся новостями.

– Они есть, оверлорд, – безуспешно пытаясь придать твердость своему голосу, ответил Джерон.

– Тебе известно, где они?

– Я только что от них. Мой брат их сейчас провожает.

– Провожает? – угрожающе повысив голос, переспросил Седрик.

– Да, оверлорд, – еле слышно подтвердил Джерон. – Они собираются перейти Срединный хребет и попасть в Уэрелла-Наль. Хотите, я их задержу? Можно придумать что-нибудь насчет Правительственной Службы Безо…

– Не надо, – прервал его Седрик и надолго замолчал, так что парень даже подумал, не прервалась ли связь. – Не надо, – наконец задумчиво повторил оверлорд. – Так даже лучше. Лишний шум мне не нужен. Поэтому разумнее всего сделать это в другом Нале.

Джерон кашлянул:

– Простите, оверлорд?

– Ничего, – сухо ответил Седрик. – Ты хорошо поработал, Джерон. Следующий разговор через неделю в обычное время.

Резкий щелчок – и Седрик отключился. Парень осел на каменный пол коридора, прикрыл глаза и перевел дыхание. «Но разве иначе мы могли бы позволить себе мобиль и квартиру? – в который раз спросил он себя.– Разве иначе мы получили бы работу на Ферме? Я это делаю для Довела».

23

Как в докладе Бадена, так и во время дебатов в Великом Зале прозвучало предположение, что среди убийц и преступников Лон-Сера можно найти потенциальных союзников, которые, подобно нам, настроены против негодяев, четыре года назад напавших на нашу страну, и даже могли бы помочь нам в борьбе против захватчиков. На мой взгляд, подобное предположение является верхом легкомыслия, целиком и полностью основано на стремлении выдать желаемое за действительное и вносит значительное смятение в умы. Это предположение построено на догадках и противоречит тем фактам, которыми мы располагаем. Достаточно внимательно осмотреть оружие чужеземцев, чтобы понять – эти люди пришли к нам из страны, где правят жестокость и насилие. Все Нали нам одинаково враждебны, и любой из жителей Лон-Сера – потенциальный враг нашей страны. Отправлять за море Арика посланцев в поисках друзей и союзников было бы наивно и глупо. Таких в Лон-Сере попросту нет.

Из «Ответа на „Доклад Магистра Бадена

о допросах чужеземца Барама"»,

представленного Магистром Эрландом.

Осень, 4625 год Богов.

Ему было плохо в Нале. С самого первого дня он ощущал на себе гнетущую тяжесть громоздких зданий, как будто тащил их на спине. Ему было неприятно видеть коричневый туман, подобно заразе покрывавший небо, а постоянный шум, к которому он никак не мог привыкнуть, доносился до его ушей даже здесь, в душной вони и непроглядной тьме туннелей, где он и провел большую часть времени. Оррис болезненно воспринимал все, что было ему противно в этом чужом месте, но даже не осознавал, как сильно тоскует по дому, пока не вырвался за пределы гигантского города, сюда, в скалы гигантской горной цепи, которую Мелиор назвала Срединным хребтом.

Наль еще виделся позади, а когда затихал прохладный ветер, дувший с каменистых склонов, Оррис отчетливо чувствовал его запах. В небе были еще различимы грязные полосы коричневого тумана, хотя оно и принимало теперь свой обычный голубой оттенок. Зато под ногами снова были земля и камни. Над головой, согреваемые солнцем, качались на ветру кроны осин и елей. Было слышно пение птиц, а несколько раз им даже повстречались семьи оленей. С каждым вздохом он чувствовал, что воздух становится чище.

Однако облегчение, которое испытал Оррис, выбравшись наконец из Наля, было не сравнимо с чувствами Анизир. Много дней ее мысли были затуманены постоянным страхом – с той самой минуты, как они увидели Наль со стороны трясины, – так что Оррис начал забывать, какой была их связь до того, как они попали в Лон-Сер. Но теперь, взбираясь по узкой тропинке, убегавшей все выше в горы, Оррис, Гвилим и Мелиор с такой радостью любовались на то, с каким самозабвением темный ястреб парит в высоте, то кружа, то внезапно бросаясь вниз, что даже Мелиор засмеялась. Время подступало лишь к полудню, а Анизир с рассвета охотилась уже в третий раз. И Оррис, и птица по-прежнему были страшно далеки от своей родины, но в это утро расстояние не казалось им таким уж огромным.

Все утро и большую часть дня они довольно бодро продвигались вперед, только дважды делая короткие остановки, чтобы перекусить. Оррис ожидал, учитывая тучность и возраст Гвилима, что он устанет первым. Однако Хранитель с такой легкостью тащил свой тяжелый мешок и так уверенно двигался по неровной тропе, что в нем сразу узнавался житель гор. Зато Мелиор оказалась не слишком приспособленной к подобному путешествию. Черные сапоги с шипами на носках были не лучшей обувью в этой местности, и хотя она не жаловалась и старалась не отставать от Гвилима и Орриса, уже к полудню раскраснелась и выдохлась.

Ближе к вечеру, когда косые лучи солнца окрасили деревья и скалы ярким золотым цветом, они наконец сделали привал. Мелиор тут же свалилась на землю и, улегшись на спину, закрыла глаза, что-то раздраженно бормоча себе под нос.

– С тобой все в порядке? – спросил Оррис, присев рядом с ней и протянув сухари.

Она приоткрыла один глаз и зло посмотрела на него. Потом взяла сухарь и сунула в рот.

– Хочешь знать, все ли в порядке, – переспросила она и села. – А ты сам как думаешь? – Она нагнулась и, поморщившись, быстро сняла один сапог. Белый чулок на ноге порвался в нескольких местах и пропитался кровью. Потом она сняла и оставшиеся от чулка лохмотья, и Оррис увидел, что кожа во многих местах содрана, а ноги покрыты кровавыми волдырями. Еще удивительно, как она смогла столько пройти. Со второй ногой дело обстояло еще хуже.

Оррис присвистнул и, взяв в ладони одну стопу, сказал:

– Ну, с этим я справлюсь.

Она отдернула ногу, снова поморщившись.

– Ну что ты, – постарался он ее успокоить. – Я тебя вылечу.

– Нет! – Она так сильно затрясла головой, что волна золотистых волос закрыла ее лицо.

– Зачем тебе мучиться?

– Нет, – повторила она, правда, уже спокойнее.

Маг пожал плечами и встал.

– Ну, как хочешь, – сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти.

– Погоди! – окликнула она его, чуть помедлив.

Оррис обернулся, изо всех сил сдерживая улыбку.

– Ты сказал, что можешь меня вылечить, – неуверенно начала она, глядя на него изумрудными глазами, – это при помощи… Ты хочешь воспользоваться… – Смешавшись, она ткнула пальцем в Анизир, кружившую над их головами.

– Да. При помощи магии, – согласился Оррис.

– А получится?

– Раньше всегда получалось, – рассмеялся маг. Он тепло взглянул на нее: – Дашь попробовать?

Она слегка покраснела и отвела глаза, и Оррису показалось, что в жизни он не видел женщины прекраснее. Она была даже красивее Элайны, хотя раньше он думал, что такое невозможно. И при этом он не мог полностью довериться ей. Даже зная, что, связав свою жизнь с ним и Гвилимом, она пожертвовала всем. Даже будучи уверенным, что наемные убийцы там, в Брагор-Нале, хотели убить и ее. Каким бы положением она ни обладала, будучи подчиненной Седрика, теперь от него ничего не осталось. Он понимал, что Гвилим доверял ей, потому что она призналась ему, что она – гилдрин, и тем самым установила между ними прочную связь. Все это Оррис знал: чтобы верить ей, причин было более чем достаточно. Но ему было трудно забыть, что это она подослала к нему убийц и собиралась напасть на Тобин-Сер. Маг не мог вычеркнуть из памяти то, кем она была до встречи с ним, даже несмотря на все испытания, что выпали им за последние несколько дней.

– Попробуй, – наконец сказала она, посмотрев ему в глаза. И, улыбнувшись, добавила: – Пожалуйста.

Он тихонько прижал ладони к ее стопе. Соединив свое сознание с сознанием Анизир, почувствовал, как сила вливается в него, словно теплый ветер Равнины Тобина, и перетекает из его рук в кожу Мелиор. Через несколько секунд он ощутил, что раны начинают затягиваться. Какое-то время он не двигался, привязанный к земле плотью Мелиор и уносимый ввысь сознанием Анизир, и наслаждался ощущением парения между ними. «Как мне этого не хватало, – подумал он. – Маг должен использовать свою силу не только в сражениях».

Когда он отнял руки, волдыри сошли и на их месте остались только темноватые отметины. Гвилим тихо ахнул за его спиной, а Мелиор изумленно переводила взгляд с лица Орриса на свою ногу и обратно.

– Пятна сойдут через несколько дней, – заверил ее маг.

– Больше не болит, – не веря самой себе, сообщила Мелиор. – Совсем не болит. – Она посмотрела на Гвилима и что-то сказала ему таким же полным благоговения голосом. Хранитель что-то тихо пробормотал в ответ. – Спасибо, – произнесла Мелиор, снова посмотрев Оррису в глаза.

В жизни он не видел женщины прекраснее…– Давай вторую ногу, – сказал маг, пересев и глядя в сторону.

Оррис залечил раны Мелиор, и путешественники разбили лагерь. Маг послал Анизир раздобыть какой-нибудь дичи, и, пока Гвилим собирал коренья, Мелиор и Оррис принесли дров для костра. Когда стало темнеть и в темно-синем небе зажглись первые бледные звезды, на шампурах уже жарились два перепела

Они молча съели свой ужин. Мелиор казалась усталой и озабоченной, и неудивительно. Странно то, что Гвилим тоже был замкнут. Из разговоров с Мелиор Оррис понял, что Хранитель жил в горах где-то на севере, и он ожидал, что Гвилиму будет приятно оказаться за пределами Наля в местах, напоминавших его родину. Но, судя по поведению его лысого друга, произошло как раз обратное. По-видимому, окружающее отзывалось в нем болью, и Оррис вдруг решил узнать, что за жизнь осталась у него позади.

– У тебя есть семья? – внезапно спросил он. – Жена? Дети?

Глянув на него, Гвилим посмотрел на Мелиор, которая перевела вопрос. Снова повернувшись к нему, Хранитель что-то сказал негромко, и Оррис увидел, что по его щеке, блеснув в свете костра, покатилась слеза.

– Детей двое,– глядя на Хранителя, произнесла Мелиор. – Ну и жена, разумеется. – Она что-то спросила у него и, заметив: «Так я и думала», повернулась к Оррису: – Он Хранитель, а это значит, что одновременно он – глава поселения. Чтобы прийти сюда, ему пришлось многое оставить.

– А почему ты ушел? – спросил Оррис.

Маг подождал, пока Мелиор переведет, и потом дождался ответа.

– Из-за сна, – сказала она. – Ты ему приснился. Оррис уставился на нее, а потом на Гвилима:

– Что?

– У нас, гилдринов, тоже есть одна сверхъестественная способность. – она улыбнулась, но в глазах затаилась печаль. – Мы называем ее Даром прозрения.

– Маги тоже ею обладают, – кивнул Оррис.

– Понятное дело, – как-то загадочно сказала она. – Гвилиму было видение, как двое моих людей напали на тебя, и он пришел в Брагор-Наль, чтобы спасти тебя.

– Но почему?

Мелиор с Гвилимом снова проговорили пару минут, а Оррис прислушивался. Он начинал уже понимать кое-что из того, что слышал. Немного, правда, но все же между языками Лон-Сера и его существовало некоторое сходство, что и неудивительно, учитывая их родственное происхождение. Он уже узнавал слова, которые в Лонмире обозначали «камень», «страна» и «смерть», а еще одно звучало почти как «жизнь» в его языке. Но уловить общий смысл речи Гвилима он был не в состоянии.

Когда Хранитель замолчал, Мелиор вздохнула:

– Ответить на твой вопрос непросто, – начала она, на свой особый лад выговаривая тобинские слова. – Для этого надо рассказать историю нашего народа. – Она нахмурилась. – Боюсь, у меня получится не очень вразумительно. Мы обладаем Даром, и в древности моих соплеменников за него очень ценили, главы Налей даже специально выискивали их, чтобы использовать их способность прозревать будущее для собственного обогащения и стяжания власти. Но наряду с этим нас боялись, и в конце концов этот страх стал причиной притеснений и преследований. Когда же во время гражданской войны кровь стала литься рекой, многие гилдрины бежали в самую отдаленную область нашей страны, горы Даалмар. Тем же, кто остался в Налях, пришлось скрывать свое происхождение и провидческий дар из страха заключения и казни.

Гвилим говорит, что это видение, в котором он увидел тебя, значило для него нечто большее, чем просто необходимость помочь чародею. Он решил, что ты – тот человек, в чьих силах повернуть историю Лон-Сера и прекратить гонения на гилдринов.

– Но ведь я совсем один, – запротестовал Оррис. – Я даже не уверен в том, что смогу воспрепятствовать новым набегам на мою собственную страну. Как же я могу изменить что-то в Лон-Сере?

– Не знаю, – тихо ответила Мелиор. – Но, может, тебе надо исполнить то, ради чего ты пришел сюда, а остальное получится само собой?

Оррис внимательно посмотрел на нее, раздумывая над ее словами.

– Может быть, – помолчав, согласился он. Потом он слегка наклонился к Гвилиму и попросил женщину: – Спроси, откуда у него этот камень.

– Это я тебе и сама расскажу, – улыбнулась Мелиор. – Легенды гласят, что Гилдри и его последователи, придя из Тобин-Сера, все владели такими же посохами и имели таких же птиц и плащи, как у тебя. Птицы, само собой, поумирали, плащи истлели, но осталось несколько посохов с камнями в навершии. Теперь они принадлежат Хранителям, возглавляющим гилдринские поселения в Даалмаре.

– А камень всегда был такого цвета?

Мелиор спросила Гвилима, тот покачал головой и что-то ответил.

– Он говорит, что, когда посох принадлежал его отцу, камень был зеленым. Когда Гвилим его принял, он стал коричневым.

– Значит, он связан с камнем! – едва слышно произнес Оррис.

Мелиор недоуменно посмотрела на него:

– Не поняла.

– Я маг, и я в равной степени связан и с цериллом, и с птицей. Благодаря цериллу я могу управлять своей энергией, концентрировать ее. Камень настроен только на меня; никто другой не сможет им воспользоваться. – (Она по-прежнему вопросительно глядела на него). Оррис потер лоб и попробовал объяснить иначе: – Когда я нашел этот камень, он был бесцветным, как стекляшка. Но едва я взял его в руки, он стал золотистым. Если бы его поднял другой маг, то и цвет был бы другим. Пока я жив, этот камень будет настроен на мою энергию.

– Ты хочешь сказать, что Хранитель тоже обладает магическими силами?

– Не совсем так. Но в его крови определенно содержится часть мощи Гилдри. Иначе его камень так не сиял бы. – Он посмотрел на нее, и по выражению ее необыкновенно красивого лица понял, что она подумала о том же, что и он. – И в твоей крови тоже, – мягко произнес он.

– Я знаю.

Гвилим спросил ее о чем-то, и некоторое время они беседовали на Лонмире.

– Он хотел знать, о чем наша беседа, – пояснила она. – В Даалмаре говорят, что Хранитель объединен с камнем, и они считают, что такое объединение – наследство Гилдри и его сторонников.

Оррис взглянул в сторону Гвилима и кивнул. Тот, однако, испытующе смотрел на него.

– Он хочет спросить тебя, – продолжала Мелиор, – какую роль сыграл Гилдри в вашей истории?

Маг напрягся. Он с тревогой ждал этого вопроса с той самой минуты, как узнал, что народ Гвилима – наследники Гилдри.

– Боюсь, это, в общем, непросто, – предупредил он. – И мой рассказ может ему не понравиться.

Мелиор передала его слова Гвилиму, и тот сдержанно произнес что-то.

– Это неважно. Он хочет знать все.

– Ну что ж, – согласился маг.

С ночного неба светили звезды, вместе и знакомые, и чужие, и Оррис повел рассказ об Амариде и Тероне: как они повстречались еще мальчиками, оба изгнанные из дома своими добропорядочными семьями из-за способности к странному, темному волшебству; как с годами окрепла их дружба выросшая из одиночества и владения обоюдоострым Даром. Он рассказывал, как Амарид и Терон, странствуя по стране, встретили других людей, тоже связанных с ястребами, и как юные друзья собрали этих магов вместе и основали Орден. Еще Оррис рассказал, как их дружба дала трещину, когда Амарид женился на Дакии, и разрыв еще углубился из-за постоянных споров по поводу будущего Ордена и его роли в жизни Тобин-Сера. А в самом конце Оррис поведал им о преступлении Терона, убившего своего соперника, о суде над ним и проклятии, наложенном Тероном после смертного приговора суда.

Оррис часто останавливался, чтобы Мелиор успевала переводить Гвилиму. Переплетение их голосов придавало рассказу странное, чарующее звучание, и казалось, что воздух и горы застыли, прислушиваясь.

– После суда и смерти Терона, – продолжал Оррис, глядя, как тонкий дым от раскаленных алых углей поднимается в темное небо, – несколько его верных сторонников под предводительством Гилдри отказались от членства в Ордене и покинули Собрание. Больше никаких упоминаний о них в истории Тобин-Сера не сохранилось. Я узнал, что с ними произошло, только когда повстречал Хранителя.

Мелиор пересказала все это Гвилиму и замолчала. Хранитель сидел, не двигаясь, и смотрел на догорающий костер, раздумывая над услышанным. Он заговорил не сразу, глядя на горячие уголья, и голос его был глухим и надтреснутым.

Мелиор смотрела на него с сочувствием на лице и, когда он замолчал, сжала его руку.

– Что он сказал? – спросил Оррис.

– Он часто думал, что, возможно, Гилдри и его друзья первыми открыли вашу магию и за это были изгнаны из своей страны. Он никогда не предполагал, что они сбежали от других чародеев.

– И не надо так думать о нем, – покачал головой маг. – Гилдри покинул Тобин-Сер, потому что так велела его совесть. Ему было бы проще остаться, но тогда он перестал бы быть верен себе. К тому же, – тепло улыбаясь, добавил Оррис, – я вижу, что, судя по тем гилдринам, которых я встретил, он оставил прекрасных последователей на своей новой родине.

Мелиор перевела, и лысый Хранитель несколько секунд не отрывал взгляда, выражающего и признательность, и разочарование, от чародея. Потом он встал и тихо скрылся во тьме.

– Спасибо, – негромко сказала Мелиор.

– За что?

– За то, что ты сказал ему правду, – глядя в сторону, пояснила она – Надеюсь, со временем он с этим смирится. И я тоже.

– Я тоже надеюсь.

Она вдруг улыбнулась, и даже в красноватых отсветах пламени было видно, что ее щеки покрылись румянцем.

– Не только у Гвилима было видение о тебе.

– То есть?

– У меня тоже. Я видела, как мы сражались вместе. Ту стычку с Лезвием.

– Когда ты это видала? – спросил он, даже не пытаясь скрыть своего изумления.

Она покраснела еще сильнее:

– Не так давно.

Видя, что она уходит от ответа, он хотел было проявить настойчивость, но передумал. Наконец-то они достигли какого-то взаимопонимания, и ему не хотелось снова начинать перебранку. Поэтому маг промолчал.

Так они и сидели в тишине, слушая, как потрескивают угли. Даже не глядя на Мелиор, Оррис чувствовал каждое ее движение. Где-то далеко в горах ухнула сова, и сидевшая на земле неподалеку от мага Анизир встрепенулась и внимательно вгляделась в темноту.

– Ты знаешь, о чем она думает? – спросила Мелиор, мотнув головой в сторону птицы.

– Да, хотя суть не в том, что она думает, а как.

– Не поняла

– Ястребы чрезвычайно умны – даже умнее многих людей, – но их разум устроен иначе. Мы формулируем наши мысли с помощью слов, а они передают свои посредством образов и ощущений.

– А о чем она подумала когда только что услышала крик какой-то другой птицы?

– О многом, – улыбнулся Оррис. – Сначала она вспомнила об одной сове в Тобин-Сере, которая кричит похоже. Потом – о схватке с одной такой птицей еще до нашей связи. А еще она вспомнила сову, которую она видела на Собраниях Ордена

– И сколько ей надо времени, чтобы все это рассказать?

– Одну-две секунды.

– И она так быстро успела все это передать? – изумленно уставилась на него Мелиор.

– Да.

– А как же ты все это понимаешь?

– Со временем сам приучаешься думать подобным образом, это становится частью твоего собственного сознания. Помню, когда я несколько месяцев был несвязанным…

– Что значит «несвязанным»?

– Мой первый ястреб умер, и у меня не было птицы, пока я не нашел Анизир. Это и значит быть несвязанным.

– Ясно.

– Так вот, в то время, – продолжал Оррис, – мне было гораздо сложнее мыслить четко, чем тогда когда я был с птицей. Просто привыкаешь иметь в голове как бы два мыслительных ряда. Для меня это так же естественно, как дышать.

– А она тоже читает твои мысли?

– Да.

Мелиор посмотрела на него с недоверием.

– Не веришь? – усмехнулся маг.

– Ты же сам сказал, что птицы не пользуются человеческим языком. Я вот уже несколько дней живу пытаясь говорить и думать на двух языках и скажу, что это очень непросто. А ей ведь, должно быть, еще труднее.

– Может, и так, но именно это она и делает, – возразил Оррис. – Она показывала мне картины моих собственных воспоминаний. Она послушна моим мыслям, как если бы понимала слова: я могу приказать ей что-нибудь, могу успокоить, когда она взволнованна

– Но как это получается? – не унималась Мелиор.

– Понятия не имею. Вероятно, наши мысли формируются сначала как чувства и желания и лишь потом облекаются в слова. – Он пожал плечами: – Не знаю. Но я совершенно уверен, что мои мысли – такая же часть ее сознания, как и ее мысли – моего.

Мелиор приготовилась сказать еще что-то, но тут к огню возвратился Гвилим и озабоченно сообщил ей о чем-то. Она тоже вдруг посерьезнела и задала ему пару вопросов.

– Что случилось? – спросил Оррис.

Мелиор и Хранитель еще о чем-то переговорили, и потом женщина повернулась к магу. В отсветах догорающего огня и магических кристаллов ее лицо казалось очень бледным.

– Гвилим считает, что кто-то идет следом за нами. Он поднимался на невысокий уступ здесь, неподалеку, и видел свет небольшого костра у подножия горы.

– Но ведь это может быть кто угодно?

– Вряд ли, – ответила Мелиор. – Очень немногие люди покидают Наль. Я спросила, не могут ли это быть те гилдрины, что помогли нам бежать, но он говорит, что гилдрины, которых он встречал, идя в Брагор-Наль, никогда не разводили костров из страха быть обнаруженными ПСБ. Да и рудокопов на востоке быть не должно. – Она помолчала, хмуро разглядывая свои босые ноги. – Хранитель полагает, что нам надо тотчас же отправляться и постараться уйти как можно дальше.

– А ты что думаешь?

Она закусила губу:

– Я устала от этого бесконечного бегства. Думаю, надо принять бой. Преимущество на нашей стороне – мы наверху.

– Ты сказала об этом Хранителю?

– Да.

– И что он ответил?

– Он не хочет драться. Мы ведь не знаем, сколько их там.

– Он прав, – сказал Оррис как можно мягче. – Твоего оружия и моей магии может оказаться недостаточно.

На ее лице отразилось чувство неуверенности, и он снова подумал, как ей, должно быть, сложно со всем этим мириться. Всего несколько дней назад она была лордом, а теперь вынуждена бежать горами, как загнанный зверь. Ему хотелось как-то подбодрить ее, но как – он не знал. Несмотря на некоторое улучшение их отношений, неловкость все равно оставалась.

– Слишком темно, – наконец произнесла она – Сейчас нельзя идти по тропе – фонариков-то у нас нет.

Заслоняя церилл своим телом, чтобы его не могли видеть со стороны, Оррис заставил камень ярко сиять.

– В этом загвоздки не будет,– лукаво улыбаясь, сказал маг. – Я могу держать камень поближе к земле и освещать тропу, тогда наши преследователи его не увидят.

Гвилим усмехнулся в ответ и с готовностью сделал то же самое.

Мелиор безнадежно посмотрела на одного, потом на другого, и сказала, неохотно подбирая свои чулки и сапоги:

– Ладно. Пошли.

Она стала натягивать на ноги изодранные окровавленные чулки, но потом передумала, швырнула их в костер и надела сапоги прямо на босые ноги.

– Ты ведь подлечишь меня еще разок? – спросила она, протягивая Оррису руку, чтобы он помог ей подняться.

– Сколько понадобится, – подтвердил он.

Троица спешно собрала вещи, вынутые из мешка Гвилима, и через пару минут все уже снова шли по тропинке, почти прикасаясь плечом к плечу.

Они остановились ненадолго перед самым рассветом, а потом прошагали еще несколько часов. К полудню они добрались до вершины гряды, снова остановились, чтобы поесть, и подлечить раны Мелиор. Еще некоторое время они шли вдоль края гряды, затем спустились в небольшую котловину, откуда начали новый подъем. Голодные и измотанные, но довольные, что смогли немного оторваться от своих преследователей, они сделали привал уже перед самым наступлением темноты. Съев ровно столько, сколько нужно чтобы заглушить голод, Мелиор и Хранитель тут же легли, а Оррис с Анизир остались на вахте. Через несколько часов маг разбудил Гвилима.

Так продолжалось несколько дней. Они вставали с рассветом, шли так быстро и так долго, как только могли, потом делали привал и спали по очереди. В первые дни Оррису приходилось часто залечивать раны Мелиор, но потом ее кожа огрубела, а других неприятностей у них на пути не оказалось. Никаких признаков преследования они больше не замечали, но все же считали, что за ними идут. Даже Оррис, который сперва не верил в это, стал допускать, что кто-то следует за ними по пятам от самого Наля. Это было логично. Седрик, если верить Мелиор, вложил все надежды, все силы, большинство средств и свое имя в операцию в Тобин-Сере. Он просто не мог допустить, чтобы Мелиор, Оррис и Гвилим помешали исполнению его замыслов, после того как им удалось выскользнуть из Брагор-Наля.

К вечеру восьмого дня, стоя на скалистом утесе, они наконец увидели Уэрелла-Наль и иссохшие холмы, отделявшие их от него. При виде еще одного гигантского города сердце Орриса сжалось. Как и над Брагором, над Уэреллой висела отвратительная плотная коричневая пелена, и огромные, утомительно одинаковые здания тянулись до самого горизонта. Увидев подобие Брагор-Наля, Анизир тихо вскрикнула Оррис попробовал ее подбодрить лаской и тихими словами, но сам чувствовал себя неспокойно.

Гвилим указал рукой вниз и что-то сказал Мелиор.

– Он считает, что надо идти по склону вдоль вон того ручья, а потом через низкий перевал – до Наля, – передала она Оррису, отбрасывая со лба золотисто-рыжие пряди. – Он говорит, что между Налем и предгорьями лежит открытая равнина и нам надо будет пересечь ее ночью.

– Хорошо, – сдержанно ответил Оррис. – Тогда пошли.

– Как ты? Держишься? – озабоченно поинтересовалась Мелиор.

– Да, все нормально, – раздраженно ответил маг.

– Прости за бестактность! – бросила женщина, повернулась и пошла вперед.

Оррис вздохнул и прикрыл глаза.

– Извини, – остановил он ее. – Мне тошно в Нале. Оттого-то я и не слишком радуюсь, что скоро туда попаду.

Мелиор бросила на него быстрый взгляд и слегка улыбнулась:

– Да уж чего непонятного. Я испытываю то же самое в горах. – И, снова отвернувшись, пошла дальше.

Маг испустил тяжелый вздох и увидел, что Гвилим смотрит на него, сочувственно улыбаясь.

– Все в порядке,– махнул рукой маг. Жестом он показал, что надо идти, и оба тронулись вслед за Мелиор.

Ночью они разбили лагерь среди холмов, понимая, что возможным преследователям легко заметить их сверху. Огонь не разводили, а Гвилим и Оррис тщательно укрыли свои цериллы. Они немного поели, почти что прикончив остатки еды, взятой в дорогу, а потом устроились на ночлег.

С первыми лучами солнца путешественники проснулись, свернули лагерь и тронулись в путь на голодный желудок. Дорога была намного ровнее, чем в горах, и по большей части равномерно спускалась вниз, в долину. Но земля была сухой, покрытой пылью и осыпавшимися камнями, отчего быстро передвигаться было довольно сложно.

– Мы поднимаем много пыли, – с беспокойством сказал Оррис после нескольких часов пути. – Слишком заметны, если смотреть с горы.

– И что ты предлагаешь? – спросила Мелиор из-за его спины.

Маг огляделся. Земля пересохла и потрескалась даже между можжевельниками и карликовыми соснами, росшими вокруг. Если они сойдут с тропы, лучше не станет, только идти будет еще труднее.

– Мне нечего предложить, – наконец признался он.

– Тогда выкинь это из головы.

Он оглянулся через плечо и, увидев ее усмешку, сам чуть не рассмеялся. Покачав головой, он снова отвернулся.

– Что с тобой? – спросила она.

– Ничего.

– Скажи же, в чем дело? – потребовала она, догнав и поравнявшись с ним.

– Смешная ты.

Искоса глядя на него, она снова усмехнулась:

– Что это значит?

– Только то, что ты смешная. Разве слово не может значить именно то, что человек и хотел сообщить?