Текст книги "Дон Кавелли и папский престол"

Автор книги: Дэвид Конти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

XL

Участники олимпиад тренируются годами только ради пары минут, иногда даже нескольких секунд, которые и решают их судьбу. Сможет ли он бегать достаточно быстро, прыгать достаточно высоко, метать достаточно далеко, чтобы выиграть медаль, по возможности золотую, или он упустит свой шанс и отправится домой никчемным неудачником?

Страж сделал гораздо больше. Всю свою жизнь, возможно, за исключением детства и юности, хотя в этом он уже не был полностью уверен, он готовился к решающему моменту. Речь шла о чем-то намного большем, чем несущественная медаль. На несколько мгновений судьбы мира окажутся в его руках, он вцепится в колесо истории и развернет ее ход, как это делали Цезарь, Наполеон, Ленин. Но личной власти он бы при этом не добился. Совсем наоборот, его поступок обусловлен исключительно смирением.

Смирение – это то, что важнее всего. И сила разума.

Если бы речь шла о вещах умозрительных, теоретических, он решил бы всё в течение нескольких секунд. Но это не математика, тут нет однозначно правильного или неправильного ответа. Сделать верный выбор ему предстоит на свой страх и риск. И, допусти он промах, последствия его ошибки лежали бы за пределами всего, что только может себе вообразить человек.

XLI

Камилло выбрал отличную позицию. Он мог наблюдать как за входной дверью, так и за большей частью гостиной, в то время как его самого никто не замечал. Он находился в засаде уже девять часов, и вот, наконец, в начале седьмого утра бесшумно открылась дверь, и двое мужчин вошли в квартиру. Сначала они скрылись в спальне, но вскоре снова появились и начали тщательно обыскивать комнаты. При этом они передвигались так, чтобы их не было видно через окна. Камилло бесстрастно отметил и это. Если бы у него было чувство юмора, ему показалось бы забавным, как внимательные взгляды этих мужчин снова и снова скользили по нему, ничего не замечая. Но он был лишен чувства юмора.

Иногда Фиона Сильвестри проклинала свое решение приобрести белый «Порше». Как бы ни было приятно красоваться за рулем такой машины, она совершенно не годилась для ситуаций, когда требовалась скрытность. Пока, впрочем, это не доставляло проблем. Она остановила машину на боковой улочке примерно в четырехстах метрах от жилого дома, где располагалась ее квартира, и рассматривала на экране ноутбука все то, что Камилло снимал в квартире. На самом деле Камилло и его игрушечные братья были созданы для того, чтобы недоверчивые родители могли тайно следить за няньками своих детей, но Фиона обнаружила, что милый мишка с незаметным глазом-камерой отлично годился в качестве своего рода сигнализации против грабителей.

Возможно, она изначально ошиблась в оценке того, насколько серьезны все эти интриги вокруг конклава. Вернее, то, какой это станет сенсацией для СМИ, она поняла сразу, а вот степень опасности происходящего явно недооценила. Когда среди ночи ей позвонил главный редактор Манунцио и принялся оскорблять ее за то, что он назвал «подлым предательством, вынудившим его, вместе с семьей, спешно бежать из Рима, пока что-то не изменится». На мгновение ей даже стало неловко. Но только на мгновение. В отличие от этого слабака Манунцио, она привыкла жить в страхе. Еще четыре года назад, когда писала серию статей о каморре. И еще кое-чему она тогда научилась: принимать ответные меры и защищать себя. Игрушечный мишка Камилло был одной из этих защитных мер. А еще плавучий дом на Тибре, в котором она жила в те времена. Так следует поступить и в этот раз. Просто гениальная идея. Тот, кто ее ищет, может получить доступ к информации о зарегистрировавшихся постояльцах отелей и даже выйти на ее друзей и родственников, но плавучий дом, который официально считался не жильем, а транспортным средством, вряд ли кого-то заинтересует.

На экране она наблюдала, как двое мужчин покидают ее квартиру. Осторожно повернув ключ зажигания, она медленно подъехала и свернула на свою улицу. Примерно на расстоянии ста метров она увидела тех же мужчин, которые не торопясь вышли из ее дома, перешли улицу и сели в темную «Тойоту». Их машина была повернута в том же направлении, что и ее автомобиль.

Что ж, благоприятное начало: по крайней мере, ей не придется разворачиваться и привлекать ненужное внимание. Пока «Тойота» выезжала со стоянки, Фиона пропустила вперед два автомобиля и лишь затем последовала за ней, на расстоянии примерно пятидесяти метров. Она могла только надеяться, что поездка не продлится слишком долго: рано или поздно эта парочка заметит следующий за ними белый «Порше». Судя по тому, как эти двое обыскивали ее квартиру, это профессионалы, поэтому скорее рано, чем поздно.

Через пять минут обе машины оказались в центре города. Движение замедлилось, и хотя кондиционер Фионы работал на полную мощность, ее тело стало липким от пота. Одно хорошо: ее, по крайней мере, все еще не заметили.

Теперь «Тойота» свернула направо. Когда Фиона тоже повернула за угол, она успела заметить, что со стороны пассажирского места один из мужчин выскочил из машины и стал торопливо спускаться по лестнице, ведущей в метро. Затем «Тойота» снова пришла в движение.

Фиона нервно сжала губы. Свободной парковки поблизости не найти, а значит, нет возможности выбирать, за кем из двоих ей сейчас следовать. Она включила поворотник и снова пропустила мимо себя две машины. Это, конечно, увеличивало вероятность того, что она отстанет на светофоре, но зато сводило к минимуму риск, что ее обнаружат. На перекрестке «Тойота» резко свернула направо. Фиона попыталась на полном ходу затормозить на светофоре, который к тому времени уже переключился на красный, и оказалась среди группы подростков, переходивших улицу. В ее адрес полетели ругательства. Один из молодых людей ударил кулаком по капоту, оставив уродливую вмятину. «Минимум пятьсот евро», – промелькнуло у нее в голове. Именно столько будет стоить ремонт, если не больше. Ничего, она выставит счет чертовому Манунцио, и он, в конце концов, как миленький за все заплатит.

На следующем повороте она снова успела заметить, как «Тойота» повернула налево и, обогнув дорожное ограждение, снова оказалась на той улице, с которой только что свернула.

Водитель заметил слежку или просто проявил осторожность? Фиона свернула на желтый свет и увидела, что «Тойота» проехала метров пятьдесят и, мигая, встала во втором ряду. Фионе ничего не оставалось, как повторить маневр. Пока римские водители, сигналя и сыпля проклятиями, прокладывали себе путь, объезжая ее «Порше», она продолжала следить за «Тойотой». Чего ждал водитель? Он ее заметил? Или он просто хотел… В эту секунду в ее машине распахнулась дверь со стороны пассажирского сиденья. Тот самый человек, которого она видела раньше спускающимся в метро, просунулся и схватил ее за руку. В другой его руке блеснул нож. Лезвие было нацелено в ее горло. Не раздумывая, Фиона изо всех сил нажала на педаль газа.

«Порше» буквально прыгнул вперед и ударился о припаркованный «Рено». Нападавшего зажало дверью. Фиона услышала звук ломающихся костей и вопль. Она тоже закричала, когда клинок выпал из руки мужчины и упал ей прямо на бедро.

Мгновение спустя она врезалась еще и в припаркованный фургон, а в лицо ей выстрелила подушка безопасности. Это было невероятно больно, гораздо больнее, чем она могла вообразить. Несколько секунд она просто сидела в ошеломлении и не могла пошевелиться. Фиона почувствовала, как у нее из носа потекла кровь. Когда она снова открыла глаза, которые до этого инстинктивно зажмурила при ударе, то, к своему ужасу, увидела, что водитель «Тойоты» вышел из машины и теперь направляется к ней. Не раздумывая, она расстегнула ремень безопасности и в панике стала дергать ручку двери. Выскочив из машины, она помчалась прочь, в сторону улицы, с которой до этого повернула. Там ей на глаза попалось свободное такси. Фиона запрыгнула внутрь. «Поехали!» – закричала она водителю, который, казалось, ни в малейшей степени не удивился, а сразу же нажал на газ. Через заднее стекло она видела, как исчезает вдали водитель «Тойоты».

XLII

Если первый секретарь камерария просит зайти в его кабинет в Губернаторском дворце для короткого разговора, то лучше ему не отказывать. Как бы по-дружески эти приглашения ни звучали – а монсеньор Андреани обычно всегда общается чрезвычайно любезно, – все равно это – приказ. Приказ, который, по мнению некоторых клириков, исходит от личного помощника заместителя наместника Бога на земле. Тем более во время «свободного престола», когда высокий пост наместника никем не занят. Всякий, кого вызывали в этот кабинет, даже не зная, о чем пойдет речь, уже испытывает внутренний трепет.

Однако Кавелли прекрасно знал, почему монсеньор Андреани пожелал поговорить с ним. Все утро в его квартире не переставая звонил телефон. Каждая газета и каждый телеканал хотели взять у него интервью или, если это невозможно, хотя бы получить краткий комментарий о том, что происходит в конклаве. Вскоре Кавелли догадался, что, хоть он и отказался разговаривать с Сильвестри по телефону, наглая журналистка, очевидно, опубликовала в «Коррьере дель джорно» еще одну статью. И, по-видимому, он в ней упомянут. Стало ясно, что быстро все эти люди не сдадутся. Тогда Кавелли снял трубку и положил ее рядом с телефоном, откуда она теперь, казалось, смотрела на него обвиняющим взглядом. Казалось, что весь дом погрузился в тревожное напряжение.

А теперь еще это послание от первого секретаря камерария. Поскольку до него было не дозвониться, письмо доставила сотрудница телефонной станции. Кавелли спрашивали, не будет ли он настолько любезен, чтобы заглянуть ненадолго, если это его не очень сильно обременит.

Конечно, речь пойдет о газетной статье. Сначала он подумал, что расскажет Андреани все, что знает. Пусть тот сам разбирается, как поступить в этой сложной ситуации. Разве все это вообще касается Кавелли? Но ему тут же вспомнились – слова кардинала Монти о том, что тот не знает, кому в Ватикане можно доверять, а кому нет.

Когда десять минут спустя Кавелли оказался на третьем этаже Губернаторского дворца и вошел через высокую двойную дверь в кабинет секретаря, Андреани утомленно поднялся ему навстречу из-за письменного стола. Это был человек лет сорока пяти, который казался значительно старше своего возраста. Впрочем, он выглядел так по одной простой причине: именно этого он и добивался.

Несмотря на то что Андреани был крепким, очень подтянутым человеком – о нем было известно, что он два раза успешно пробегал марафонскую дистанцию, – его осанка, манера двигаться, мимика скорее соответствовали мужчине лет семидесяти. По-видимому, он считал – и, возможно, даже не без оснований, – что в Ватикане солидный возраст связан с высоким рангом и авторитетом. Во всяком случае, Андреани вполне можно было представить будущим папой, и ему даже не пришлось бы при этом сильно менять свой образ и манеры.

– Мой дорогой синьор Кавелли, как приятно, что вы смогли прийти!

Он, улыбаясь, сделал несколько шагов ему навстречу.

«Кнут и пряник, – невольно подумалось Кавелли. – Сперва, похоже, будут сплошные пряники».

Андреани пожал ему руку и испытующе посмотрел в глаза. В нос Кавелли ударил запах лосьона для бритья «Аткинсон». Не иначе, это – один из нескольких неочевидных признаков, по которым члены «Опус Деи» узнают друг друга, но возможно, Андреани просто нравится этот аромат.

– Присаживайтесь.

Он указал не на стул, стоящий напротив письменного стола, а на мягкие кресла, явно приобретенные еще при Павле VI[45]45
  Павел VI – глава Римско-католической церкви с 1963 по 1978 год.


[Закрыть]. В то время они выглядели вполне современно. По-видимому, он хотел уладить вопрос не официально, а келейно. Пока Кавелли садился, Андреани тоже со стоном опустился в одно из низких кресел и как-то по-отечески взглянул на собеседника.

«Что все нашли в этом Кавелли? В частности, некоторые монахини, казалось, совершенно очарованы этим мужчиной. Совершенно непонятно почему!»

Андреани отогнал от себя эту мысль и осторожно откашлялся.

– Вы, конечно, знаете, о чем у нас пойдет речь, синьор Кавелли…

Снова последовала улыбка.

– Эта статья в… э-э-э… «Коррьере дель джорно». – Он произнес название газеты так, словно держал ее на вытянутой руке двумя пальцами. – Мы немного… Ну, скажем так… удивлены, как вы можете себе представить.

– Безусловно, как и я, – ответил Кавелли совершенно искренне. – Сам я еще не читал упомянутую статью, но то, что в ней написано, не может быть правдой или, по крайней мере, наверняка сильно преувеличено. Хотя вчера я действительно бегал трусцой в парке и на меня напали.

– Святая Матерь Божия! – Андреани в ужасе воздел руки вверх. – Надеюсь, вы не сильно пострадали?

– Кроме некоторого испуга и пары синяков, со мной ничего страшного не произошло. И на этом все. Не представляю, как журналисты сумели связать это нападение с какими-либо предполагаемыми событиями на конклаве… Впрочем, для прессы, охочей до сенсаций, нет ничего невозможного. Они пишут всё что хотят, вне зависимости от того, правда это или нет.

Кавелли остановился. Он понял, что говорит слишком много для человека, который якобы ничего не знает.

– Я понимаю, понимаю, – Андреани неловким движением попытался огладить несуществующую бороду.

За спиной Кавелли со скрипом открылась раздвижная дверь. «Я скоро уйду и не буду вам мешать», – услышал он тихий мужской голос. Андреани кивнул в знак согласия.

– Дело в том, что до нас дошли сведения, будто во время конклава вы встречались и разговаривали с одним из кардиналов.

Позади Кавелли с громким шумом заработал ксерокс. Вот она, долгожданная пауза, которая даст несколько секунд на раздумья. Он удивленно обернулся. Рядом с ксероксом стоял монсеньор Ринанцо с большой пачкой бумаги в руках. Кавелли почувствовал себя так, словно ему нанесли удар в живот. Что он здесь делает? Верно, он же занимает то же помещение, что и Андреани. Получается, в его присутствии здесь нет ничего необычного. Тем не менее та неловкая медлительность, с которой он копировал свои бумаги, демонстративно избегая смотреть на присутствующих, позволяла предположить, что явился он не за этим.

Кавелли с трудом удалось сохранить спокойствие.

– Кто это утверждает?

Андреани развел руками, словно сожалея, что вынужден вести этот разговор, затем открыл тонкую папку из мягкой кожи, лежавшую перед ним на кофейном столике, и подвинул ее Кавелли. Внутри папки лежали широкоформатные черно-белые фотографии с обозначением времени в уголке снимка.

– Это то, что за два дня засняли наши камеры в садах во время конклава. – Он взял в руки несколько снимков. – Это – кардинал Монти, а это, наверное, вы, не так ли? Итак, я вас слушаю.

Андреани смотрел ледяным взглядом в глаза Кавелли. Время пряников закончилось, настало время достать кнут.

– Ну, эти разговоры носили частный характер, ничего такого, что могло бы заинтересовать Ватикан.

Голос Андреани звучал с искренним возмущением.

– Эти разговоры, частные или нет, происходили во время конклава. Существует священный запрет. Никто не может разговаривать с кардиналами в это время. Священный запрет, поймите это, синьор Кавелли!

В ответ он изобразил глубокое раскаяние.

– Я тоже, честно говоря, потрясен тем, что кардинал Монти ослушался, но вам придется обсудить это с ним, поскольку на меня это священное правило не распространяется.

Андреани уставился на него самым пронзительным взглядом, прежде чем ответил с металлом в голосе и подчеркивая каждое слово:

– Вас просто терпят здесь, синьор, просто терпят, не забывайте об этом!

Кавелли буквально почувствовал, как адреналин волной растекся по телу. Он ответил Андреани не менее решительным и жестким взглядом.

– Ни в коем случае, монсеньор. Согласно распоряжению Юлия II моя семья имеет право жить здесь, что подтверждается соответствующим документом. И он действителен до скончания времен. Пока это распоряжение в силе, вы ничего не сможете мне сделать!

Кавелли поднялся, едва заметно кивнул двум монсеньорам и, не сказав больше ни слова, покинул кабинет.

XLIII

Горящим взглядом Чжан уставился на запечатанный конверт, который ему только что вручил под расписку младший сотрудник посольства. Решительно открыв документ, он принялся просматривать его, но от волнения предложения расплывались перед глазами.

…поручается всем ведомствам министерства… Номер проекта… любую возможную поддержку… неограниченные средства… приоритет в использовании спутников…

Чжан с облегчением опустился в офисное кресло. Он и не ожидал другого ответа, но все же…

Закурив сигарету, он перечитал письмо во второй раз.

Только сейчас пришло осознание… Подпись. Она принадлежала личному референту заместителя министра.

Обычно замминистра лично контролировал все, что связано с «Далеким рассветом». Так всегда поступали при реализации такого важного проекта. Но теперь, если что-то пойдет не по плану, старый лис предпочитает не рисковать своей головой.

Чжан улыбнулся. На его месте он поступил бы точно так же.

XLIV

У ворот, ведущих в Ватикан, время от времени можно наблюдать любопытное зрелище: внутрь пытается войти очередной «Иисус». Иногда бывает достаточно слова «нет», сказанного дежурным гвардейцем. Но если «Иисус» продолжает настаивать на своем, приходится вызывать одного из четырех кардиналов, которые имеют опыт разговоров с религиозными фанатиками. Если и это не помогает, то дальше следует звонок в итальянскую полицию, которая забирает «Иисуса» (реже – «Деву Марию»), а затем отправляет их в соответствующее учреждение, где умеют обращаться с людьми, страдающими психическими расстройствами.

Для туристов, которые становятся свидетелями подобного зрелища, оно навсегда запоминается как особо яркий эпизод, своеобразная изюминка среди и без того неизгладимых впечатлений от визита в Рим.

Кавелли отправился к воротам Святой Анны, чтобы купить свежий номер «Коррьере дель джорно». Что же, черт возьми, там о нем написали? Подойдя ближе к воротам, он заметил, что там скопилась небольшая толпа. Это довольно редкое явление, поскольку гвардейцы обычно контролировали вход уверенно и эффективно. Ну, кроме тех случаев, когда появлялся «Иисус», – тогда столпотворение было неизбежно. Похоже, сегодня как раз такой день.

Кавелли прищурился, чтобы лучше рассмотреть, что же там происходит. Когда же он понял, кто является причиной пробки, то сразу же ускорил шаг.

– Дон!

Беатрис заметила его и нетерпеливо замахала рукой.

Спустя несколько секунд Кавелли уже достиг ворот.

– Они не хотят меня впускать, Дон.

– Эта дама – ваша гостья, синьор Кавелли?

– Почему твой чертов телефон всегда занят, Дон?

Беатрис и гвардеец говорили почти одновременно, так что Кавелли оказалось непросто улучить мгновение, чтобы вставить хоть пару слов.

– Да, эта дама – моя гостья, вы можете пропустить ее.

Алебардист тут же пропустил Беатрис и отдал ей честь.

– Что с тобой происходит, Дон? – шепотом спросила она. В это время они уже поднялись по подъездной дорожке и миновали сторожевые посты у внутренних ворот. – Ты настолько занят, что даже не подходишь к телефону? Я совсем извелась от беспокойства!

– Все утро мне названивали эти писаки, – попытался защититься Кавелли. – Я снял трубку и положил ее рядом с телефоном, но мобильник у меня с собой, тебе просто нужно было…

Он достал смартфон из бокового кармана льняного пиджака и взглянул на дисплей. Тот обвиняюще подмигнул ему: одиннадцать пропущенных звонков. Все с одного и того же номера. Кавелли застонал: он был необычайно зол на себя. Подобное случалось с ним не в первый раз. Во время лекций он всегда включал беззвучный режим, а затем забывал его отменить. Он обезоруживающе поднял руки.

– Извини, я просто растяпа.

– Не здесь, давай поговорим внутри.

– Как хочешь.

Кавелли поздоровался с двумя монахинями, которые встретились им по пути.

– Никак не привыкну, насколько уважительно к тебе здесь относятся. Эти почтительные поклоны. Все выглядит так, будто ты – неотъемлемая часть всего этого мира.

Кавелли улыбнулся с оттенком снисходительности.

– Я на самом деле плоть от плоти этого маленького города, Беатрис. Просто моя роль здесь невелика и неочевидна.

Он нажал на ручку входной двери, запиравшейся каждую ночь, и позволил Беатрис первой войти на лестничную площадку.

– Обязательно расскажи папе, что появилось такое изобретение человечества, как лифт, – пробурчала она, с трудом переводя дыхание после того, как поднялась на третий этаж, где располагалась квартира Кавелли.

– Непременно ему передам. Так что случилось?

– И ты еще спрашиваешь?

Она вытащила из сумочки сложенную газету и швырнула ее на стол. Кавелли побледнел, когда увидел заголовок: «„Вы всё только усугубляете!“ Что происходит в Ватикане? Эксклюзивный материал от Фионы Сильвестри».

– Да, я сказал что-то подобное, но… – оправдывался Кавелли, быстро просматривая статью.

Затем он в ужасе посмотрел на Беатрис, которая, в свою очередь, весьма сердито уставилась на него.

– Как ты мог так сглупить, Дон! Разговаривать с представителем прессы после того, как на тебя напали эти люди, они же предупредили, что ни перед чем не остановятся и будут тебя и дальше преследовать. Эта статья уж точно не придется им по вкусу!

– Но я же ничего не сказал. Ничего, кроме этой одной фразы.

– Даже этой фразы слишком много, Дон.

– Черт возьми! Мне позвонила журналистка, и я сказал ей, что ничего не знаю. Вот и все.

– Тогда откуда она знает, что на тебя напали?

– Понятия не имею. Во всяком случае, не от меня.

– Ладно, – примирительно проворчала Беатрис. – Но это не к добру, Дон, это очень нехорошо. Что взбредет в голову этим людям, если они поверят в то, что ты общаешься с прессой, раздаешь интервью?

Кавелли вдруг почувствовал, как у него пересохло во рту.