Текст книги "Дон Кавелли и папский престол"

Автор книги: Дэвид Конти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

LXXVIII

Чжан не был бы Чжаном, если бы у него не было запасного плана. Всего через четыре минуты после того, как он получил сообщение от монсеньора Ринанцо, что камерарий и Донато Кавелли нарушили все традиции и явились на конклав, Чжан предпринял все необходимые шаги, предусмотренные на случай провала. Всю жизнь он следовал девизу: «Лучше сто избыточных мер, чем одна недостаточная», и тот ни разу его не подводил. Его помощники, дежурившие с высокочувствительными микрофонами на площади Святого Петра, сообщили ему о пяти выстрелах, раздавшихся со стороны Сикстинской капеллы. Видимо, во время выборов Рубино столкнулся с непреодолимыми препятствиями и Страж сделал все необходимое, чтобы никто не сумел проследить никакой связи с Китаем. Преуспел ли он в своем деле, сейчас не узнать, – тут Чжану не мог помочь никто, в том числе и монсеньор Ринанцо. Тот, очевидно, отрезан от всех важных новостей. Что, в свою очередь, означает, что Ватикан блокировал любые утечки информации и каждый исполнитель знал только то, что ему необходимо для выполнения служебных задач – мера чрезвычайно разумная и вероятная приданных обстоятельствах.

Либо, что гораздо хуже, Ринанцо исключен из круга посвященных, поскольку его разоблачили или по крайней мере заподозрили. Значит, пора убрать его из Ватикана, пока никому не пришло в голову арестовать и допросить его. Чжан достал смартфон, нашел заранее заготовленное на этот случай сообщение, ввел номер монсеньора Ринанцо и нажал «отправить». Важно набрать хотя бы несколько очков в последние минуты проигранной партии.

В нескольких километрах от центра событий Фиона Сильвестри устало отложила мобильник.

Она уже позвонила руководству всех известных и некоторых менее известных телеканалов. Ответ всегда звучал более или менее одинаково: «Если у вас есть интервью с этим кардиналом, мы это выпустим, но пока его нет, нет и новостного сюжета». Она была в ярости, но, будучи профессионалом, прекрасно все понимала. История слишком сенсационная и скандальная, никто не решится предать ее огласке без убедительных доказательств. Кроме того, она сама виновата. Этот синеволосый тип, должно быть, подменил заполненную карту памяти на пустую после того, как извлек ее из камеры. Она ненавидела себя за то, что не проверила все прямо на месте.

Но произошло то, что произошло: у нее была сенсация века, но никто ей не верил.

LXXIX

Девятый день конклава, пять часов утра

Это была долгая ночь. После того как швейцарская гвардия оцепила все здание и убедилась, что других убийц нет, четверых погибших кардиналов увезли, а врачи позаботились о выживших. Физические травмы, нанесенные во время паники, к счастью, оказались не особенно серьезными: пара синяков и ссадин, сломанное запястье, вот и все. Кардинал Монти был в числе тех, кто не пострадал. Однако немало людей пребывало в шоковом состоянии. Камерарий распорядился приостановить конклав на один день.

Кавелли всегда считал Де Дженнаро невзрачным исполнительным чиновником, но в ту ночь, когда никто не знал, что делать, этот неприметный человек на несколько часов стал столпом Римско-католической церкви.

Во-первых, он полностью запретил распространять любую информацию о случившемся. Это было не особенно сложно: кардиналы во время конклава, так или иначе, оставались отрезанными от всякого общения с миром, а швейцарская гвардия подчинялась его приказам. Поскольку нельзя было исключить, что выстрелы в Сикстинской капелле могли быть слышны на площади Святого Петра, в «Оссерваторе Романо» разместили небольшую заметку о том, что во время конклава производятся давно необходимые строительные работы в папских апартаментах, которые, к сожалению, могут причинить своим шумом определенное неудобство гостям и жителям Ватикана.

Сложно было понять, где можно уединиться, чтобы обсудить возникшие трудности: до сих пор было совершенно неясно, кто еще замешан в заговоре и не прослушиваются ли ватиканские покои. Поэтому для срочного совещания камерарий занял единственное тщательно проверенное помещение – Сикстинскую капеллу. Кроме него самого, там присутствовали только кардинал Монти, полковник Дюран и Кавелли. Де Дженнаро мрачно уставился в пол.

– Я знал кардинала Казароли много лет. Он никогда… Я не понимаю всего этого…

– Он, несомненно, был частью заговора, – спокойно возразил Кавелли. – Видимо, у него сдали нервы, когда все оказалось под угрозой провала.

Камерарий произнес едва слышным шепотом:

– Наверное, так и есть. Тем не менее… Я знал его.

– Никто не мог даже представить себе, что кардинал во время конклава схватится за оружие. – Кавелли ошеломленно покачал головой. – Как ему вообще удалось пронести его в Сикстинскую капеллу?

– А что прикажете делать? – мрачно отозвался полковник Дюран. – Обыскивать кардиналов на предмет оружия, как в аэропорту? Это немыслимо.

Камерарий обратился к полковнику:

– Свяжитесь с первым и вторым секретарями. Они оба нужны мне здесь.

Кардинал Монти неловко откашлялся.

– Наверное, это не лучшее решение. Ваш второй секретарь, монсеньор Ринанцо, по-видимому, глубоко вовлечен в это дело.

Де Дженнаро недоверчиво посмотрел на него.

– Нет-нет, только не он, только не Ринанцо…

– Кардинал Монти прав, – согласился Кавелли. – В этом, к сожалению, нет ни малейшего сомнения.

Он кратко рассказал все, что знал о Ринанцо. Камерарий слушал, и глубокая скорбь все сильнее искажала его черты. Затем Кавелли извлек из видеокамеры карту памяти и вручил ее Де Дженнаро.

– Это оригинальное интервью с кардиналом Монти. Копий нет. Журналистка, которая задавала вопросы, также не имеет копии, и у нее нет никаких доказательств этого разговора. Мы об этом позаботились.

Де Дженнаро поспешно схватил пластиковый квадратик и крепко зажал его в кулаке.

– Благодарю. Но для чего вы вообще записывали это интервью, если его никто не должен видеть?

– Как средство давления на кардинала Рубино. Пока против него было всего несколько человек, он легко мог все отрицать, это ему ничем не грозило. Но зачастую, если преступники понимают, что о них сообщат в средствах массовой информации, многие ломаются. Даже Рубино.

– Но что, если эта журналистка все же обо всем расскажет?

– Без доказательств? Кто ей поверит? Нет, думаю, что этой опасностью можно пренебречь. Другое дело, как объяснить публике смерть еще четверых кардиналов, причем смерть от пуль?

Камерарий устало покачал головой.

– Я еще не думал об этом. Охотнее всего я бы вообще ничего не объяснял.

Он почти умоляюще посмотрел на Кавелли.

– От меня никто не узнает ни слова, но я бы посоветовал держаться как можно ближе к истине.

– Мы всегда стараемся так делать.

Кавелли улыбнулся.

– Просто часто это не получается. – Де Дженнаро закрыл лицо руками. – Мы все – всего лишь люди.

LXXX

Девятый день конклава, 22 часа 30 минут

В своем отчете в министерство Чжан прибегнул к своей излюбленной тактике запутывания. Проект «Далекий рассвет» упоминался лишь вскользь. Он особо подчеркнул, что этот перспективный проект лучше отложить на более поздний срок – тем большим будет тогда успех его осуществления. Основную же часть отчета занимала мысль о том, как блестяще удалась дискредитация Ватикана. Успех по всем направлениям! Все итальянские и многочисленные иностранные СМИ уже вовсю рассказывали о небольшой моторной яхте на Тибре, полностью уничтоженной ночным взрывом. При этом все пассажиры на борту погибли. То, что постепенно выяснит полиция, а затем подхватят самые солидные СМИ, Чжан уже сейчас писал в своем отчете: взрыв был вызван неисправным бензопроводом. Нет ни малейшего намека на то, что имело место хоть какое-то постороннее вмешательство. Яхту арендовали несколько дней назад и залог внесли наличными, что было хотя и необычно, но не противозаконно. Идентификация шести трупов показала, что пятеро из них были молодыми проститутками мужского пола. Но настоящую сенсацию вызовет личность шестого погибшего – высокопоставленного сотрудника Ватикана, некого монсеньора Ринанцо.

LXXXI

Десятый день конклава

– Должно познать себя…

Голос камерария эхом разнесся по Сикстинской капелле на десятый день конклава, и на несколько мгновений эта библейская цитата, казалось, благоговейно парила над головами собравшихся кардиналов.

Во-первых, Де Дженнаро подробно рассказал о событиях последних дней, в частности о том, какие роли в них сыграли кардиналы Рубино, Сангалли, Фризо, Казароли и Монти, а также Донато Кавелли.

Кроме того, камерарий сообщил, что после долгих раздумий он объявляет о принятом решении: временно не предавать огласке события, которые омрачили этот конклав. Пресса, падкая до сенсаций, набросилась бы на произошедшее, как стервятник на падаль, в то время как главное – выбор святого отца – было бы низведено до второстепенного события. Это противоречило бы самому духу церкви. Через двадцать или тридцать лет можно будет снова подумать о том, стоит ли информировать общественность об ужасных обстоятельствах, связанных с этим конклавом, но пока что молчание – золото.

Это, конечно, всего лишь его скромное мнение. Окончательное решение о том, как надлежит действовать в этой ситуации, принадлежит будущему папе. Однако сейчас стоит придерживаться именно такой линии поведения.

– Во время конклава стало очевидно, – продолжил он, – что не все кардиналы способны следовать своей свободной воле. Они по разным причинам вынуждены подчиняться желаниям третьей силы, пусть Господь нам ее когда-нибудь откроет. Я никого не осуждаю, мы все ошибаемся, и кто из нас без греха, тот пусть первый бросит в меня камень. Но я призываю этих кардиналов отдавать пустой бюллетень на всех последующих выборах. Эти листы будут учитываться не как голоса воздержавшихся, а просто как несуществующие, чтобы не были заблокированы выборы с большинством в две трети голосов. Я не хочу знать, о ком конкретно идет речь. Скажу еще раз: «Должно познать себя».

Молчание повисло над конклавом, и никто не смел посмотреть в глаза друг другу.

LXXXII

В девятый раз из дымохода над Сикстинской капеллой повалил дым. В толпе на площади Святого Петра уже началось ликование, которое, однако, тотчас же угасло. Дым снова был темным. Гул разочарования прокатился по площади. Затем, однако, снова возобновились аплодисменты. С каждой секундой дым становился светлее – видно, в печи еще оставались остатки красящего химического вещества, но они прогорели, и вскоре стало понятно, что дым все-таки белый.

– Habemus Papam! – радостно отозвалось со всех сторон площади с неподобающей для протокола поспешностью.

Через полчаса настало время, когда кардинал-декан вышел на центральный балкон собора Святого Петра – Лоджию благословения – и провозгласил настоящее имя новоизбранного святейшего отца.

В тот же день в Ватикан поступило множество звонков от глав государств со всего мира. Один из них особенно сердечно подтвердил, что, при всей разнице во взглядах, неизменной остается глубина уважения к папе и стремление к тому, чтобы крепли дружба и сотрудничество с Китайской Народной Республикой.

Это был радостный и торжественный день, но уже завтра нового главу католической церкви ожидала никогда не уменьшающаяся гора проблем и задач. Одна из них заключалась в том, чтобы как можно скорее выяснить, какие кардиналы совершили поступки, сделавшие их уязвимыми для шантажа. Начать нужно было с тех, кто не участвовал в выборе папы, но рано или поздно найдутся и остальные.

Этот вопрос будет по старой доброй традиции решаться курией. Ни одного из этих кардиналов не обвинят, не накажут и не разоблачат, однако отныне эти люди будут находиться вдали от Рима и не смогут иметь никакого влияния на дела церкви. Разумеется, это не изгнание, ведь существует проверенная и не вызывающая возражений риторика: «Ваше высокопреосвященство, вы нужны в Африке».

LXXXIII

Несколько дней длилось ожидание, не сделает ли Ватикан заявление, способное каким-то образом навредить министерству, но, по-видимому, в Риме были достаточно умны, чтобы воздержаться от этого. Заключительный отчет Чжана немедленно отправился в шредер заместителя министра, и, следовательно, всего, о чем там говорилось, как бы никогда и не происходило. Чтобы произошедшее так и осталось в тайне, все, как, впрочем, и всегда, было проделано с величайшей тщательностью. Во-первых, все сотрудники китайского представительства в Риме были рассеяны по всему миру. Лица в министерстве, имевшие отношение к Чжану, назначены на другие должности. Имя Чжана – человека, который, как говорили, не отбрасывал даже тень при ходьбе, – удалили из всех документов. Файлы, даже те, которые имели к делу лишь косвенное отношение, были уничтожены. Сам же Чжан больше никогда не появлялся ни на своем рабочем месте, ни в своей квартире. Аккуратно пущенный слух сводился к тому, что он решил отдохнуть в Гуйяне. О нем и о его секретарше, которая при самом пристрастном допросе снова и снова уверяла, что ничего не знала о проекте шефа, никто никогда ничего больше не слышал.

ЭПИЛОГ

Через неделю

За последние несколько десятилетий Кавелли иногда случалось обменяться парой ничего не значащих фраз с римским папой. В основном во время случайных встреч в Ватиканских садах. Но в это утро понедельника его впервые официально пригласили на приватную аудиенцию. Хотя Кавелли всегда считал пустой глупостью все ордена и звания, ему пришлось сглотнуть комок в горле, когда святейший отец надел ему на шею орденскую цепь высшей награды Ватикана за особые заслуги перед католической церковью – Militia Domini Nostri Jesu Christi, Военный орден Господа Нашего Иисуса Христа, представляющий собой белый латинский крест, с красной эмалью, под золотой короной. Такую награду не вручали уже более тридцати лет. Несмотря на всю торжественность, это было очень тихое действо. Кроме его святейшества и Кавелли присутствовал только старый (и он же новый) камерарий. Обычных церемоний решили избежать, они бы только вызвали ненужные вопросы. Больше, чем сам орден, Кавелли тронуло нечто другое. На прощание папа сжал обе его руки, а затем сказал то, что, казалось, исходило из глубины его сердца:

– Вы – один из нас.

Вечер он провел с Беатрис и ее мужем. В честь этого дня он пригласил их на ужин в отель «Хасслер». Терри прямо-таки умирал от любопытства, так ему хотелось узнать, за что Кавелли удостоили такой почетной награды. Но прежде чем начать свой рассказ, тот поймал пронзительный взгляд Беатрис и почувствовал, как она с силой наступила ему на ногу под столом. Все это заставило его воздержаться от любых объяснений и объявить, что, вероятно, каждый житель Ватикана когда-нибудь получает орден, если только он не украдет серебряные ложки. Видимо, Беатрис ничего не сказала мужу, решив оставить все случившееся в тайне. Кавелли мысленно улыбнулся, понимая, что они разделили эту тайну между собой.

Хотя весть о его новом кавалерском звании не была «подвешена на большом колоколе», она не осталась тайной. В списках награжденных Ватиканом, которые публиковались в «Оссеваторе Романо», под литерой «К» было указано имя Кавелли. И, видимо, в Сапиенце некоторые преподаватели внимательно читали эту газету. Когда Кавелли появился там на следующий день, многие коллеги уже обо всем знали. Некоторые поздравили его, но большинство просто кивнули и вели себя подчеркнуто обычно. Их никоим образом не впечатлял религиозный орден, пусть даже высший в Ватикане. В этом они старались убедить Кавелли, но в первую очередь самих себя. Впрочем, так было даже лучше. Кавелли все равно не мог ни о чем рассказать им, а если бы он и сделал это, ему бы не поверили. Он и сам с трудом в это верил. Казалось, что события последних дней произошли не с ним.

В остальном день шел своим чередом, как обычно. Кавелли попытался заинтересовать своих студентов вопросом, являлся ли Уильям Шекспир тайным приверженцем католической веры. Он рассказал, что Шекспир, сын католика, не только продолжал общаться с единоверцами, но и трижды посещал Рим, а также входил в тайное общество Католической ассоциации Александра Хоугтона. Кавелли особенно ценил, когда ему удавалось находить захватывающие моменты для сухих учебных материалов. Он благосклонно взирал на благодарную аудиторию, и вдруг взгляд его остановился на студенте, который сидел, подперев голову обеими руками и закрыв глаза. Дыхание спящего было спокойным и безмятежным. Кавелли мгновенно растерял все свое благодушие и обратился в мыслях к папе Урбану, который считался самым кровожадным папой за всю историю. Однажды он высушил на печи тела двух убитых им кардиналов, с тем чтобы стереть их в пыль. Кавелли решил, что это довольно хороший способ избавиться от кого-то навсегда, при условии что у вас есть печь и пара подручных. Кавелли вздохнул и поднялся по ступеням аудитории, пока не оказался прямо перед нагло спящим студентом.

– Dormisne? Ты спишь?

Он не получил никакого ответа, кроме раскатистого храпа.

Без сомнения, жизнь продолжала течь своим чередом.

От автора:
вымысел и правда

Донато Кавелли, его предки и их ватиканские привилегии, все это – плод воображения. Однако светские люди, столь же близкие к церкви, существуют – так называемое черное дворянство, которое являлось частью итальянской знати. Эти аристократические семьи выступали против итальянского освободительного движения Рисорджименто («Возрождение»), одним из лидеров которого был Джузеппе Гарибальди. Они хранили верность папе Пию IX, даже когда Папская область была присоединена к Итальянскому королевству, а папа объявил себя «пленником Ватикана». С решением так называемого римского вопроса в 1929 году, когда были подписаны Латеранские соглашения между папой и Бенито Муссолини, было создано государство Ватикан, и многие из этих верных папе дворян получили в дополнение к итальянскому еще и гражданство Ватикана, что позволило им сохранять свои титулы после 1946 года, когда остальное дворянство в Италии было упразднено.

Кроме того, конечно же, за последние две тысячи лет не раз появлялись простолюдины, которых папы награждали деньгами и привилегиями за особые заслуги. Относительно известна история лигурийского моряка Доменико Брески, предотвратившего несчастный случай в 1586 году, когда устанавливали обелиск перед собором Святого Петра. Девятьсот рабочих, которым предстояло поднять при помощи лебедок трехсоттонный монолит, должны были работать очень слаженно, и папа Сикст V под страхом смертной казни запретил любые разговоры во время работы. Однако когда Бреска заметил, что веревки нагреваются от трения и могут разорваться, он, несмотря ни на что, закричал: «Воду на канаты!» Моряка не казнили, наоборот, он удостоился наследственного капитанского звания, а еще получил наследственную привилегию: только ему и его потомкам разрешалось поставлять папе пальмовые ветви. Эта привилегия действует и по сей день, а доставка веток проходит на особых условиях: когда судно с этим грузом достигает устья Тибра, на главную мачту прикрепляется пальмовая ветвь, и прочим судам полагается уступать ему дорогу.

Все места вроде Виллы д’Эсте, упомянутые в романе, и все должности, включая клавигеро, действительно существуют, и все описания того, как проходит конклав, тоже соответствуют действительности. Правдивы и все сведения о швейцарской гвардии и обычаях Ватикана. А вот все персонажи, кроме предыдущих пап и политиков прошлого, выдуманы.

Кампании Мао «Культурная революция» и «Пусть расцветают сто цветов» проходили именно так, как описано в романе. О проекте «Далекий рассвет» ничего не известно. Газета «Коррьере дель джорно» является вымышленным изданием, не существующим в реальности, и изображает просто определенный вид средств массовой информации.

Ватиканский собор, созванный для отстранения папы, теоретически будет работать так же, как в ситуации, описанной в данном романе.

Об авторе

Дэвид Конти родился в Риме в 1964 году и провел там, с перерывом на длительное проживание в Мюнхене, свои детство и юность. Изучив теологию, историю и германистику в Перудже, Йеле и Тюбингене, он в течение нескольких десятилетий занимал ответственную должность в международном учреждении в Риме.

Закончив свою профессиональную деятельность, он посвятил все время путешествиям и написанию серии книг о Доне Кавелли. Автор периодически меняет место своего проживания, перемещаясь между Кастель-Гандольфо, Цюрихом и Санта-Барбарой.

В настоящий момент у Дэвида Конти опубликовано три романа:

«Дон Кавелли и мертвый кардинал»,

«Дон Кавелли и папский престол»,

«Дон Кавелли и Рука Бога».

С каждым из них можно ознакомиться независимо от остальных.