Текст книги "Дьявол и Шерлок Холмс. Как совершаются преступления"

Автор книги: Дэвид Гранн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Джимми Райан бурил потолок, когда бетономешалки врезались в лестницу и отшвырнули его метров на восемь в сторону.

– Все завертелось вверх тормашками, – вспоминает Райан. – Я потерял сознание, а когда пришел в себя, свет был вырублен и в темноте кто-то стонал.

Бадди Крауса – он, к счастью, остался цел и невредим – ощупью пробрался сквозь нагромождение камней и стальных конструкций. Со всех сторон раздавались стоны и призывы о помощи. Наконец Бадди нашел фонарь и повел лучом вокруг.

– Такого я в жизни не видел, – вздыхает он.

Между двумя разбившимися бетономешалками был зажат Джинни Уэйдмен, буривший потолок рядом с Райаном. Машины столкнулись, сдавив его, и он висел в воздухе – ноги и руки бессильно болтались.

– Будто распятый Христос, – с ужасом вспоминает Глущак, подоспевший на место происшествия вместе со своей бригадой. Кто-то из товарищей крикнул, что Уэйдмен мертв.

По лицу Райана обильно текла кровь.

– Джимми сильно досталось, – говорит Крауса, – но он продолжал разыскивать ребят, старался помочь. Не понимаю, как он на ногах-то держался.

Майка Батлера зажало между бетонной трубой и стеной. Ему практически оторвало ногу, белела обнаженная кость, стопа висела на ниточке.

– Он истекал кровью, – говорит Райан.

Один из «кротов» вытащил перочинный нож и при мерцающем свете фонарика попытался высвободить друга. Мешала пятка.

– Я сказал ему: придется отрезать от тебя кусочек, – вспоминает Глущак. – И он ответил: делайте что нужно.

Кто-то сунул в рот Батлеру раскуренную сигарету, а парень с ножом принялся отпиливать его пятку – пришлось до конца перерезать разорванные сухожилия и разрубить последний осколок кости.

– Я снял нижнюю рубашку и замотал его ногу, – вспоминает Глущак.

Пока одни возились с Батлером, другие извлекли из смертельной ловушки Уэйдмена. Он еще дышал.

Эта авария по сей день остается самым страшным из всех происшествий на строительстве тоннеля № 3. Батлеру позднее в больнице полностью ампутировали ногу; у Уэйдмена оказались переломаны ноги, бедра и шесть ребер, разбита голова; Райану наложили сто двадцать швов на лоб и подбородок; кроме того, у него было сломано шесть ребер, колено и вышли из суставов оба плеча. На выздоровление понадобилось восемь месяцев.

Я спросил его, как решился он после всего пережитого вернуться под землю, и Райан ответил:

– Я «крот» и ничего другого в жизни не знаю.

Правда, на то самое место, где произошел несчастный случай, он больше не возвращался и вообще сделался спокойнее, как-то тише. Один из его товарищей говорил:

– Эта история пригасила нашего Джимми. С тех пор он уж не бурлил, как прежде.

– Никакие психологи ко мне и близко не подходили, – похваляется Райан. – В мою голову я бы их в жизни не впустил.

Райан возобновил работу, но тут обнаружилась новая проблема: он заметил, что отец начал задыхаться.

– Пройдет метров десять и останавливается, – вспоминал Райан.

Отец начал кашлять, выплевывая черную мокроту. Пришлось ему обратиться к врачу, и рентген обнаружил затемнение в легких. У Джо Райана развился силикоз – последствие многолетнего вдыхания пыли.

Отец всегда говорил Джимми, что «кроты» умирают неожиданно, погибают при аварии, обрушении стен, от взрыва или удара тока, под градом камней или от удара сосулькой по голове, тонут в воде, падают с многометровой высоты, а порой умирают от кессонной болезни. «Кроту» может оторвать голову, руки, ноги. Они умирают быстро, но, как правило, мучительно.

В мае – был праздник Вознесения – Райан облачился в отглаженный твидовый пиджак, повязал галстук и поехал из своего дома в Квинсе к церкви Святого Варнавы в Бронксе на заупокойную службу по всем тем, кто погиб на работах в тоннеле № 3.

Витражные окна каменной церкви были распахнуты, солнечный свет беспрепятственно проникал внутрь. Райан сел в одном из передних рядов. Поблизости сидели Кристофер Уорд из департамента водоснабжения, подрядчик тоннеля № 3 Энтони Дель-Весково и еще десятки знакомых Райану «кротов» и «карандашей».

– Помолимся за всех, кто пострадал или погиб на строительстве городского тоннеля № 3, – возгласил священник.

– Помилуй их Господь, – откликнулись «кроты».

Райан опустился на колени и так и выслушал зачитанный священником список из двадцати четырех имен – двадцать четыре жизни унес тоннель.

– Господи, помилуй! – повторял священник после каждого имени.

После службы Райан с друзьями отправился в ирландский паб по соседству.

– Мой отец еще везунчик, – говорит он. – Он продержался до 1999 года, пока его не прикончил силикоз.

– Я – Джон Райан. Вы знакомы с моим отцом.

Молодой человек встретил меня у шахты на углу Тридцать шестой улицы. Приземистый, с короткими руками, внешне он больше напоминал деда, чем отца. Ему было двадцать восемь лет, и суровые морщины закаленного «крота» еще не прописались на его лице. Широкая открытая физиономия с ярко-зелеными глазами, из-под кепки выбиваются неукротимые рыжие патлы. Старые «кроты» звали его «Джимов парнишка», но характером он пошел не в отца.

– С ним никогда не знаешь, о чем он думает, – с улыбкой отозвался Джон о Райане-старшем. – А я, как он бы сказал, «болтун-придурок». – Поглядывая на лебедку, спускавшую вниз материалы и инструменты, Джон продолжал: – В детстве я думал, что мой отец сумасшедший. Мне было примерно восемь, когда его ранило в шахте. Помню как сейчас: оставаться в больнице он не пожелал, приехал домой в инвалидном кресле. Тут-то я осознал, что такое работа «крота», и сказал себе: «Господи, чтобы я? Да ни за что на свете!» – Пожимая плечами, он добавил: – Видимо, это в крови. У нас в жилах течет не кровь, а грязь, та самая подземная жижа.

– По правде сказать, никто о такой работе для своих детей не мечтает, – говорил мне потом Джимми Райан. – Если б еще инженером…

– В детстве я мечтал играть в бейсбол, – рассказывал Джон. – Но из колледжа меня выгнали, и однажды отец заявился в бар, где я подрабатывал, и сказал мне: «Ты что, мистер, барменом решил стать? Иди-ка со мной». Никогда прежде я не бывал внизу. Напугался до смерти, честно говоря.

– Я примерно догадывался, что он переживает, – кивает Джимми. – Старался помочь ему как мог, а теперь он помогает мне.

Прадед Джона Райана зарабатывал в тоннеле с десяток долларов в неделю, а нынешние «кроты» получают сто двадцать тысяч долларов в год. Их деды – неграмотные бродяги, подземные рабочие, а эти ребята, переодевшись в вагончике, выходят на улицы города в сшитых на заказ костюмах, аккуратно причесанные, ни дать ни взять – бухгалтеры, а то и банкиры. Чик Донахью закончил Кеннеди-скул при Гарварде и активно участвует в политической жизни города. На одной руке он носит кольцо выпускника Гарварда, а на другой – кольцо своего профсоюза.

– Удобно в драке, – посмеивается он. – Если не удастся ударить левой, врежу правой промеж глаз.

«Кроты» понемногу преображали город, но и город преображал «кротов». Иные теперь приезжают на работу на «кадиллаках» и БМВ. Джон Райан, который уже приглядел себе невесту, приглядел заодно и дом в округе Нассау.

– Деньги, конечно, сделали нашу работу привлекательнее, – говорит он, однако тут же уточняет: – Но еще привлекательнее товарищество. Думаю, главным образом дело в этом. – Он умолкает, подыскивает решительный аргумент и говорит наконец: – Мне нравится внизу.

После пяти лет работы в тоннеле № 3 Джон Райан стал бригадиром. Теперь ему было поручено собирать агрегат, недавно приобретенный городом, в той самой шахте, где работал его отец, под Десятой авеню. Это был новый бур весом двести тридцать тонн.

Эксперименты с буром начались еще в 1970-е, но задействовали его в водопроводном тоннеле только в 1992 году. С тех пор он стал для «кротов» главным орудием труда – совершилась техническая революция, по масштабам сопоставимая, к примеру, с появлением печатного станка в книгоиздании.

В феврале новый бур доставили из Нью-Джерси на Манхэттен в разобранном виде; отдельные узлы его весили от шестидесяти до ста тридцати тонн. Впервые такая тяжесть транспортировалась по мосту имени Джорджа Вашингтона. На Тридцатой улице был установлен специальный кран – обычный не смог бы поднять такую тяжесть и опустить ее в шахту.

В том же феврале, закончив сборку бура, – нелегкая работа в тесном тоннеле, – Джон Райан пригласил меня спуститься вместе с ним и осмотреть оборудование на месте. Диаметр пробитого буром тоннеля составлял четыре метра, а длина достигала уже более километра, так что мы проехали его на вагонетке. Со стен из обнаженной горной породы сочилась вода. Ехали мы минут пять, а когда остановились, я увидел контур огромной машины – с виду не бур, а скорее космическая ракета. Гудел гидравлический двигатель, сверкали огни.

– Пошли, – возбужденно позвал меня Райан и чуть ли не бегом устремился к агрегату. – Это всего лишь «хвост».

«Хвост» – конвейер, убиравший из глубины отработанную породу, – занимал большую часть тоннеля. Пройти мимо него можно было только по узкому трапу вдоль стены. Чтобы разминуться с кем-то из полутора десятков работавших в тоннеле «кротов», нам приходилось прижиматься к сырой стене.

Вблизи бур казался уже не ракетой, а каким-то гигантским организмом с руками-цилиндрами, которые хватались за стены, продвигая этого монстра пастью вперед в глубину пожираемой им породы. Внутри бура находились инженеры, следившие за мониторами: лазерные «глаза» монстра передавали сигналы, по которым сразу же можно было распознать тип горной породы, с которым он имел дело.

Завыла сирена, рабочие забегали по трапу.

– Что случилось? – встревожился я.

– Все в порядке, – успокоил меня Райан. – Это сигнал начинать.

Агрегат зафыркал, задрожал. На поверхности было 20 градусов (минус 10 по Цельсию), но здесь бур нагревал воздух до 80 (почти 30 по Цельсию). Рабочие начали постепенно раздеваться. Мы прошли еще метров семьдесят и добрались до головы «монстра»: это был круглый щит с двадцатью семью резаками, каждый весом сто пятьдесят килограммов. Щит плотно прижимался к скале. Гидравлический двигатель с огромной скоростью вращал резаки, они вгрызались в гранит, а измельченная порода доставлялась к выходу из отсека по конвейеру и там грузилась в вагонетки. Райан, выросший на рассказах своего семейства, заметил:

– Трудно поверить, что у моего прадеда не было ничего, кроме навозной лопаты. – Так «кроты» именуют кирку.

Действительно, пока не сконструировали бур, подземные работы велись примерно как в Древнем Риме, когда камни раскалывали, раскаляя на огне, а затем охлаждая водой, после чего вывозили осколки на лошадях. Когда в Нью-Йорке в 1970-е годы появился прототип нынешнего бура, многие «кроты» не обрадовались, а скорее испугались.

– Это как в басне про Джона Генри, – говорит Чик Донахью, имея в виду известный сюжет о борьбе человека с машиной после изобретения паровика. – Первый бур запустили в Бруклине, резаки у него то и дело ломались, и «кроты» немедленно принимались махать кирками и заступами. Суть была в том, что им непременно хотелось как бы победить бур. Ну, потом-то машину, конечно, довели до ума, и теперь уж с ней не посостязаешься.

Прежде, чтобы пройти тридцать метров, сотня рабочих в течение как минимум недели должна была непрерывно трудиться, буря и взрывая породу. Теперь же бур, обслуживаемый сравнительно небольшой командой, справляется с такой задачей за день.

Однако строительство тоннеля № 3 почему-то затянулось. Оно уже заняло в шесть раз больше времени, чем строительство первых двух тоннелей. Многие опасаются, что к 2020 году, как было запланировано, его завершить не успеют.

– Можно было закончить еще двадцать лет назад, – ворчит Джимми Райан. – Но городские власти…

Проблемы на поверхности теперь посложнее подземных. Сначала договор подряда ценой в миллиард долларов был подписан с консорциумом из ряда компаний, но довольно скоро оценка расходов выросла и превысила смету на много миллионов. Городские власти выразили недовольство и задержали платежи, а компании подали в суд. Дело застопорилось. А в 1974 году город признал себя банкротом, и работы вообще прекратились.

Десять лет было потеряно. В 1981 году, видя, что постоянно возрастающая потребность в воде вынуждает старые тоннели работать с 60-процентным превышением проектной мощности, городские власти обратились за финансовой помощью к федеральному правительству.

Тем временем выяснилось, что одной из главных причин промедления стали финансовые махинации, сопоставимые по масштабам с жульничеством при строительстве Панамского канала. Департамент водоснабжения, призванный следить за работами, оказался, пользуясь выражением одного из критиков, «денежным деревцем для демократической партии». Стэнли Фридман, действовавший в Бронксе лоббист демократов (позднее он был уличен и получил срок), занимал в департаменте пожизненный пост директора с жалованьем двадцать тысяч долларов, секретарем и служебным автомобилем с водителем.

– Когда меня выбрали мэром, я обнаружил множество таких «директоратов», утешительных призов для отставных политиков, – поведал мне Кох. – Они ничего не делали и только получали жалованье.

Бездействующий совет директоров был распущен, но в 1986 году Эдуард Никастро, контролировавший в департаменте водоснабжения закупки оборудования, сообщил, что контракты тем не менее все еще должным образом не проверяются.

– Вы были бы поражены, узнав, как легко в этой системе воровать, – заявил он репортеру.

В последние годы основной причиной задержек стало уже не мошенничество, а популизм. Если прежний совет директоров действовал, не считаясь с мнением ньюйоркцев, то нынешний на каждом шагу оглядывается на них. В 1993 году, когда планировалось пробить шахту на Восточной Шестьдесят восьмой улице, советник Чарлз Миллард выступил с протестом: к нему обратились родители детей, посещающих школу поблизости, – им, мол, «трудно сконцентрироваться» на занятиях из-за проводимых под окнами работ.

Кроме того, все большую силу набирает движение NUMBY («Лишь бы не у меня во дворе»). В 1984 году прахом пошли два года инженерных изысканий: жители Джексон-Хайтса вышли на демонстрацию с плакатами «Нам не нужна шахта», и пришлось подыскивать для нее другое место.

– Всякий раз, когда нужно строить очередную шахту, все местные жители заявляют: «Конечно, водопровод всем необходим, но вы уж стройте где-нибудь в другом месте», – возмущается Уорд. – Выясняется, что им нужен еще один жилой дом, или отель, или парк – и именно там, где мы собирались работать.

Скотт Чесмен, инженер и геолог на службе департамента водоснабжения, говорит:

– Можно было бы управиться за семь лет, а мы провозились тридцать и так ничего и не сделали.

Легендарный Делавэрский акведук, тоннель длиной сто пятьдесят километров, который доставляет воду из резервуаров в сельской части штата, впервые начал давать сбои. Департамент водоснабжения представил панический отчет: за 1995 год утечки воды составляли около двух миллиардов литров ежемесячно, и в округах Ольстер и Орейндж из-за этого образовались болота.

К 2000 году ежемесячная утечка превысила три с половиной миллиарда литров. Организация «Ривер-кипер» предупреждала о вероятном коллапсе акведука, в результате которого город может лишиться до 80 процентов воды.

Весной 2000 года департамент водоснабжения придумал новый план: отправить в тоннель водолазов, с тем чтобы починить старый медный клапан в Делавэрском акведуке. Этот клапан в районе города Челси (округ Дат-чес) прорвало, и в отверстие размером с монетку вода вытекала со скоростью сто пятьдесят миль в час.

– Мы построили модель клапана и модель шахты, – рассказывает курировавший этот проект инженер Джон Мак-Карти. – Набрали команду и тренировались в контейнере, в воде на глубине метров пятнадцать-шестнадцать, без света – пытались воспроизвести условия в тоннеле.

Затем от тренировок перешли к делу: доставили на место утечки водолазный колокол и декомпрессионную камеру. Четверо водолазов из команды, которая участвовала в спасении российской атомной подводной лодки, затонувшей в Баренцевом море в августе 2000 года, сидели в камере сутками, чтобы привыкнуть к высокому давлению. Через герметичный люк подавали пищу (в основном напитки и арахисовое масло) и убирали экскременты. Постепенно давление в камере довели до того уровня, который должен быть на глубине двести метров. Надышавшись смесью гелия (98 %) и кислорода (2 %), двое подводников забрались в водолазный колокол диаметром четыре метра, помещенный на верху камеры, закрылись там, а подъемный кран подцепил колокол и опустил в шахту. Когда колокол достиг дна, один водолаз вышел из него и поплыл к протечке. Другой оставался на подстраховке.

С трудом удерживая равновесие под напором воды, водолаз ухитрился вставить медную затычку в одно из отверстий, стянул его хомутом, после чего замазал эпоксидной смолой. Смена длилась четыре часа, затем этих двоих подняли наверх, а двух других спустили им на смену.

– Работа была не для слабаков, – говорит Мак-Карти.

Десять дней водолазы трудились, заделывая дыры и трещины, а потом еще пятнадцать дней провели в декомпрессионной камере.

Однако существовало опасение, что еще большие утечки происходят где-то на участке между резервуаром Рондаут в Кэтскилле и резервуаром в округе Путнэм. В июне текущего года департамент водоснабжения прогнал по всему семидесятипятикилометровому акведуку Делавэр сделанный по особому заказу подводный аппарат (для человека эта работа была бы слишком опасна). Аппарат (ему дали название «Персефона» – по имени богини подземного царства) сделал триста пятьдесят тысяч фотографий.

– Он выглядел как торпеда, только с усиками-антеннами, – описывал мне этот аппарат подрядчик Уорд. – Двигатель толкает его вперед, а усики как бы ощупывают стены тоннеля.

Теперь Океанографический институт Вудс-Хоул на Кейп-Коде и нью-йоркский департамент водоснабжения изучают полученные изображения, пытаясь оценить состояние трубопровода. Но даже если им удастся определить места протечек, а инженерам придумать способ заделать их, большинство представителей департамента в разговоре со мной признавали, что это еще не самый уязвимый участок акведука. Их гораздо больше беспокоит состояние секций, которые находятся ближе к городу, в особенности опять-таки тоннели № 1 и № 2, поскольку они проходят на большей глубине и их клапаны остаются недоступны даже для самоуправляемого подводного аппарата. Кое-кто полагает даже, что эти секции держатся только благодаря давлению воды – она, мол, сама держит стены.

Бывший главный инженер водопровода Мартин Хауптман отмечал: «Мы то и дело читаем в газетах: «Прорвало 60-сантиметровую трубу, затопило улицу, нижние этажи, метро и так далее. Людям кажется, что это – катастрофа, но настоящая катастрофа произойдет, когда прорвет тоннель. Больше всего меня тревожит фактор времени. Медлить в такой ситуации нельзя».

А теперь к уже существующим проблемам добавилась угроза терроризма. Опасность представляет не попытка отравить городскую воду, чем нередко пугают публику, – специалисты уверены, что в таком количестве воды любой яд будет разбавлен до безопасной концентрации, – главная опасность в том, что террористы попытаются взорвать водопровод прежде, чем вступит в строй тоннель № 3.

– Не хочется даже думать, что может произойти, – говорит Уорд.

Фицсиммонс, руководитель профсоюза «кротов», добавляет:

– Если грамотно выбрать место – страшно представить, но правда есть правда, – можно полностью лишить Нью-Йорк воды.

Утром я спускался вниз с Джоном Райаном, и по дороге он сказал мне:

– Надеюсь, мы завершим тоннель № 3 достаточно быстро – хотелось бы, чтобы это увидел отец.

Чудо-бур вгрызался в породу, «кроты» прокладывали на полу рельсы.

– Стоп! – крикнул Райан. – Проверим резаки.

Он глянул на меня из-под надвинутой на лоб каски.

– Хочешь пойти? – предложил он мне.

– Куда?

Он указал пальцем на нижнюю часть бура – по узкому проходу можно было попасть внутрь этого чудовища. Двое рабочих уже заползали туда, я последовал за ними. Мы скорчились в какой-то полости размером метр на метр с небольшим. Один из «кротов» («Питер», как он представился) сердито возился с фонарем на каске. «Сломался, черт бы его побрал», – ворчал он. Другой рабочий включил свет, и я увидел проход длиной метра полтора, ведущий к голове бура.

– Готов, Джон? – окликнул Питер Райана, который оставался снаружи, руководя операцией. – Поворачиваю голову.

Мы не двигались и, скрючившись, следили, как резаки поворачиваются на несколько градусов то влево, то вправо и затем останавливаются.

– Теперь самое опасное, – предупредил Питер.

Он лег на пол и пополз ногами вперед по узкому проходу к резакам. Я полз вслед за ним в грязи и воде. И вот наконец мне удалось встать, и прямо перед собой я увидел гигантские металлические лезвия. Инстинктивно я сделал шаг назад, но тут же ударился спиной о что-то твердое: мы находились в узком зазоре между головой бура и скалой.

– Тут остается только молиться, чтоб ничего не сдвинулось с места, – мрачно прокомментировал Питер.

С потолка сочилась вода, капала на бур, и облака пара заполняли все пространство.

– Потрогай, – предложил Питер, указывая на лезвие.

Я робко прикоснулся: металл был раскален.

– Хоть яичницу жарь, – усмехнулся мой спутник.

Вслед за нами протиснулся и второй «крот». Вода поднялась уже до бедер, но Питер, наклонив голову, внимательно изучал породу, проверяя, в каком состоянии находится скала. Там, где поработал бур, отчетливо виднелись концентрические круги.

– Вроде мишени для дартса, – сравнил Питер.

– Скорее вроде пня, – поправил его товарищ.

Они проверили резаки – не пора ли менять, – после чего собрались уходить.

Выходили в обратном порядке: сперва второй «крот», затем я, затем Питер. Джон Райан дожидался меня снаружи и, увидев мой заляпанный грязью костюм, весело хлопнул меня по спине:

– Добро пожаловать в наш хреновый мир!

Обратного рейса вагонетки не было, я отправился к выходу пешком.

– Если увидишь вагонетку с отработанной породой – сразу в сторону и цепляйся за трубы! – напутствовал меня Райан.

Стоило немного отойти, и грохот бура сделался едва слышным. Пройденный участок тоннеля был безлюден и тих. Он простирался далеко, насколько хватало глаз, но не составлял и 2 процентов проектной длины. Впервые за время подземной экскурсии я ощутил этот город под городом, который многие инженеры называют восьмым чудом света.

Вдали замерцал свет. Я подумал, что это вагонетка, и, вспомнив наставления Райана, прижался к стене, уцепившись за трубу. Но это был вышедший мне навстречу крот.

Я благополучно выбрался наверх и зашел в барак переодеться. Рядом со мной облачался в снаряжение худощавый юноша. Каску он сдвинул набок, будто шляпу. По сходству с Джимми Райаном я узнал его младшего сына, Грегори.

– Я начинал в 2000-м, на строительстве третьего тоннеля в Квинсе, – сказал он. – Мы не какие-нибудь обычные «кроты» – мы «кроты миллениума».

Ему было всего двадцать лет, и в испачканной белой рубашке и свободно болтающемся плаще он выглядел совсем мальчишкой. Повесив в шкафчик кепку «Янкиз», парень аккуратно завернул в пластиковый пакет сэндвич с телячьей котлетой, предназначенный на ужин.

– Обед внизу экономит время, – пояснил он.

Рядом с нами переодевался еще один «крот». Это был ветеран, на левой руке у него недоставало указательного пальца – раздавило балкой.

– Конечно, порой бывает страшновато, – признался Грег, доставая из-под каски пачку ментоловых сигарет; закурил и продолжил, не вынимая сигареты изо рта: – Отец не советует думать о плохом – дескать, только хуже будет.

С этими словами Грег двинулся к выходу, по направлению к клети, из которой уже выходил его брат Джон, по уши перемазанный грязью. Джон ступил на землю, щурясь от яркого света, и похлопал младшего по плечу:

– Жду тебя после работы, да?

Грег молча кивнул и начал спуск в темноту.

Сентябрь 2003