Текст книги "Полуночный Сокол"

Автор книги: Дэвид Геммел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Бануин снова взглянул на Бэйна – тот по-прежнему спал, но у его груди что-то шевельнулось, и Бануин увидел свернувшуюся змею. Она заползла на Бэйна и прижала плоскую голову к его шее.

– Не убивай его! – взмолился Бануин.

– Я не хочу никого убивать, – отозвалась Морригу, – хочу просто пройтись по полю брани.

– Я пойду с тобой, – согласился Бануин, – только убери змею!

– Какую змею? – удивилась Морригу.

Бануин снова взглянул на Бэйна – тот сладко спал, а змея исчезла.

Морригу, тяжело опираясь о посох, заковыляла по полю битвы, сопровождаемая Бэйном. Борьба шла не на жизнь, а на смерть, и ни одна из сторон не уступала. Солдаты Камня брали дисциплиной и отвагой, а риганты – волей к победе и отчаянной храбростью. Снова и снова встречались Бануину настоящие герои, невидимые самим участникам битвы. Вот молодой ригант заслонил собой упавшего товарища, вот солдат Камня со сломанным мечом ринулся в гущу врага, ломая о них щит, пытаясь вырвать оружие из их рук.

– Почему они до сих пор сражаются? – спросил он Морригу.

– Они не знают, что битва кончилась, – отозвалась она.

– А как они могут узнать?

– Узнали бы, если захотели.

Они шли дальше. Бануин увидел красивого, высокого, коротко остриженного офицера Камня, размахивающего коротким мечом. Словно издалека донесся пронзительный призыв: «В атаку, парни! Еще одна атака, и мы победим!»

– Кто это?

– Валанус, самый знаменитый генерал Камня.

– Знаменитый? Насколько мне известно, произнести его имя вслух считается в Камне преступлением. Ведь он стал первым генералом, проигравшим дикарям ключевое сражение.

– Он тем не менее знаменит, его имя и подвиги известны каждому. Именно этого он и хотел, таково было его желание.

Битва призраков продолжалась, пока не упал последний из сражавшихся. Бануин и Морригу поднялись на вершину ближайшего могильника, и юноша взглянул вниз, на поле павших. По мерцающей серебром траве подул холодный ветерок, и мертвые стали подниматься, целые и невредимые. Ковыляя, они выстраивались в шеренги, ряды сомкнулись, и битва началась снова.

– Почему никто не скажет им, что они мертвы? – спросил Бануин. – Они могли бы переправиться через темный ручей и обрести покой.

Морригу засмеялась, от ее смеха Бануина бросило в дрожь.

– Попробуй! – велела она. – Скажи Валанусу, что он мертв.

Бануин прошел за ней по полю битвы. Поравнявшись с генералом Камня, Морригу дотронулась до него клюкой. Валанус обернулся, но посмотрел не на Морригу, а прямо на Бануина:

– Кто ты, дух?

– Я не дух, сэр, я живой, это вы – дух, битва закончилась много лет назад, и вы в ней погибли. Остановитесь!

– Погиб? – переспросил Валанус, широко улыбаясь. – Я что, кажусь тебе мертвым? Исчезни, демон! Это мой день, и когда он закончится, я стану властелином этих земель! – Он отвернулся и поднял меч. – В атаку, парни! Еще одна атака, и мы победим!

– Вот ты и сказал ему, – усмехнулась Морригу, – люди не умеют слушать. Ни живые, ни мертвые.

– Зачем ты пришла? – прошептал Бануин.

– Есть причина. Назови свое желание. Бануин рассмеялся:

– Ты думаешь, я настолько глуп? Как бедный Валанус, которого предали анафеме потомки?

– Но ведь у тебя другие желания, сынок? Ты пожелаешь известность и славу? Или богатство?

Бануин повернулся и направился обратно к лагерю. Морригу шла за ним. Бэйн все еще спал у тлеющего костра.

– Ты чувствуешь, как тебя зовет Кэр-Друах? – спросила она.

– Я скучаю по горам, – признался Бануин, – никогда не подумал бы, что буду скучать.

– Ты знаешь, в чем предназначение сидхов?

– Нет.

– Однажды ты поймешь, и тогда вернешься к Кэр-Друах.

– Чего ты хочешь от меня? – взмолился Бануин. – Я ведь не воин и не жажду власти. Я собираюсь поселиться в Камне и учиться.

– Тогда езжай, Бануин! Попытайся постичь мудрость предков, ищи правду среди пыльных страниц и пожелтевших рукописей. Ты не найдешь то, чего ищешь. Ответ на все вопросы придет прямо из сердца.

Морригу опустилась на землю, потерла лицо, ободрав кожу под правым глазом и еще больше обнажив кость.

– Не очень красива, да?

– Не понимаю, почему бессмертные выбирают такие нелепые лица.

– Может быть, я его не выбирала, сынок, может быть, в моем облике отражена сама сущность Морригу?

– Ее голос уносился вдаль.

– Тебе нужно многому научиться, и вот урок первый, постарайся его усвоить. Нельзя победить страх, убегая от него.

Ворон захлопал крыльями и взмыл в небо. Это на мгновение отвлекло Бануина, и когда он снова повернулся к Морригу, она уже исчезла.

Восточные горы озарились первыми лучами солнца.

Когденово поле опустело. Бануин глубоко вздохнул и сел у догорающего костра.

Бэйн проснулся, зевнул и заспанно посмотрел на Бануина:

– Ты что, всю ночь здесь просидел?

– Ага.

– Думал, за тобой придут мертвяки? – усмехнулся Бэйн.

– И они пришли.

К полудню они были уже далеко от Когденова поля и взбирались по лесистым холмам, возвышающимся над восточным побережьем. Вдалеке уже показались торговые суда, идущие вдоль берега на север.

– Я думал о Форваре и его смерти.

– Ой, только не начинай снова.

Но Бануин пропустил его слова мимо ушей.

– Я все думаю, мог бы он измениться с возрастом? Он был так молод и ослеплен ненавистью из-за смерти отца.

– Ты слишком много думаешь, – ответил Бэйн. – Форвар был скотиной, за что и поплатился. И хватит об этом. Каким бы мог стать Форвар, не имеет значения, потому что он умер и покинул нас.

– Может быть, и не покинул, – возразил Бануин и рассказал другу о призрачной битве и разговоре с Морригу.

Бэйн слушал не перебивая.

– Ты уверен, что тебе все это не приснилось? – спросил он, когда Бануин закончил.

– Уверен,

– А Валанус подумал, что ты призрак?

– Да, подумал.

– Так зачем Старуха приходила к тебе?

– Не знаю, Бэйн, но то, что я увидел, было так безнадежно грустно. Целую вечность снова и снова участвовать в побоищах и резне. Валанус все еще верит, что может выиграть ту битву.

– Ну, тут уж ничего не поделаешь! Давай подумаем о более важных вещах. Я голоден и хочу женщину.

На этом Бэйн повернул коня и погнал на самый высокий из холмов в надежде увидеть село или деревню.

Бануин проводил его взглядом, размышляя, действительно ли ему наплевать на измученные души павших на Когденовом поле.

Через час Бэйн вернулся.

– В пяти милях к северо-западу есть большой форт. Примерно двести домов и два поместья.

Бануин молча кивнул. Бэйн похлопал друга по плечу:

– Ты очень странный. Когда же ты изменишься?

– Мне многому нужно научится, – согласился Бануин. – Как думаешь, чему следует научиться в первую очередь?

– Жизни! Настоящей жизни! – Бэйн пришпорил коня. – Оглянись по сторонам, посмотри на холмы, на деревья, посмотри, как играют на дубах солнечные зайчики. Почувствуй, как твое лицо ласкает ветерок. Вот это и есть жизнь, Бануин! Вчерашняя ночь и армия призраков уже в прошлом, а завтра еще не наступило. Живи сегодняшним днем! Этим самым моментом! Но для тебя не важен сегодняшний день. Ты либо скорбишь над трагедией прошлого, либо мечтаешь о чем-нибудь в далеком будущем. Бродит ли еще по холмам Форвар? Обретут ли покой духи Когденова поля? Не разочарует ли тебя Камень? Почему солнце горячее, а вода – мокрая? Нельзя так жить!

Бануин покачал головой, чувствуя, как в нем нарастает гнев.

– Но это лучше, чем разъезжать по свету в поисках дочерей земли, готовых к спариванию, напиваться и устраивать драки; это лучше, чем порхать по жизни как листок на семи ветрах.

– Ты уверен? – с улыбкой спросил Бэйн, но его лицо вдруг посерьезнело. – Мы все как листья, друг мой. Наша жизнь так недолговечна, по сравнению с горами или морем. Недолговечно и все то, что мы создаем. К северу от Старых Дубов есть мертвый город. Я бывал там. Один фермер раскопал останки огромной стены. Там целые блоки камней по пятьдесят – шестьдесят тонн весом, лежащих один на другом. А еще в затерянной долине обнаружили голову гигантской статуи. Один нос оказался длиннее палаша. Кем был этот человек? Наверное, королем. Но никто не знает ни имени короля, ни названия его города. Наверное, дух короля до сих пор бродит по холмам, и, может быть, они даже спелись с Форваром. – Бэйн вздохнул. – Ах, Бануин, ты такой добрый и чуткий, но часа через два будешь где-нибудь сидеть, размышляя о несправедливости жизни, а я буду сжимать в объятиях обнаженную красавицу.

Бэйн пришпорил коня и помчался прочь. Бануин пустился следом.

– Расскажи мне о той статуе, – попросил он.

Бэйн вздохнул:

– Ты ведь не слышал ни слова из того, что я сказал?

– Что ты, я слышал все, но расскажи мне о городе мертвых.

– Коннавар велел раскопать стену, но она оказалась слишком длинной и слишком большой. Говорят, она тянется на многие мили. Брат Солтайс считает, что на месте раскопок сейчас ищут сокровища. Королю демонов нужно золото, чтобы вооружить солдат, и он надеется добыть его на могильниках.

– Интересно, как поднимали такие огромные камни? И зачем строили такую? .. – начал Бануин.

– Ну, вот, – прервал его Бэйн, – ты опять погряз в прошлом. Ну, до встречи в недалеком будущем!

И он галопом помчался на юго-запад к форту.

Как и большинство кельтонских поселений, город-форт Поющая Вода строился без предварительных проектов и планов. Первое поселение норвинов примерно из двадцати домов было построено у ручья, водопадом низвергавшегося в озеро со снежно-белых скал. Расположенное менее чем в двадцати милях от восточного побережья, у самого устья реки, поселение быстро превратилось в место оживленной торговли. Вокруг росли леса, да и сама земля была богатой и плодородной. На равнинах прекрасно зрела кукуруза, а горные районы подходили для разведения коз и овец. Город процветал. На улицах появлялось все больше и больше домов, а когда всего в двух милях обнаружили месторождения угля и руды, город разросся пуще прежнего.

Сейчас в форте проживало около трех тысяч человек, и еще более четырех тысяч в предместьях. В городе появились склады, магазины, кузницы, конюшни, мануфактуры, кожевенные мастерские. В почете были и другие ремесла. В Поющей Воде жили мельники, кожемяки, коневоды, ювелиры, торговцы и другие мастера. В городе имелись даже баржи, на которых кони подтягивали к морю груз.

В свои семнадцать лет Бэйн никогда не видел такого огромного города. Он считал большими Старые Дубы, но здесь было в два раза больше народу. Подъехав к воротам, он почувствовал себя не в своей тарелке, ему стало не по себе: казалось, огромный город готов его поглотить. Но он выбросил эти мысли из головы, нашел конюшню и, пристроив туда коня, попросил вычистить его и накормить зерном.

Конюх, сутулый мужчина средних лет, предложил ему продать мерина, но Бэйн отказался.

– Я хорошо заплачу, парень. Он сильный и кажется умным. Насколько он резв?

Он любит скорость, – ответил Бэйн. – Скажите, где здесь лучшая дочь земли?

– Лучшая – кто? – спросил конюх. Бэйн удивился.

– Дочь земли, – медленно произнес он, опасаясь, что все дело в выговоре ригантов.

– Не пойму, о ком ты, парень.

– Девушка, которая… м-м-м… развлекает мужчин.

– А-а, ты имеешь в виду шлюх. Их у нас сколько угодно. Но сегодня выходной, а значит, приехали горняки и лесорубы. Не знаю, удастся ли тебе найти девку, которую еще не сняли. В таверны даже не суйся, мой тебе совет, лучше попробуй в северном квартале – там те, что подороже.

– Подороже?

– Десять серебряных монет за час или один золотой за целую ночь.

– Лучше пойду в таверну, мне все равно нужен ночлег.

– Не суйся в «Зеленый призрак» – там могут избить и ограбить. «Ласточка» – вот хорошее место, и там кормят отличным завтраком.

Бэйн спросил дорогу к «Ласточке» и поблагодарил конюха. Тут подъехал Бануин, и через несколько минут они брели по людной рыночной площади, а затем пошли по тропе к домам на вершине холма. В первом из домов, большом, почти сто футов в длину, с покрытой соломой крышей и находилась таверна «Зеленый призрак». Несколько мужчин, прихлебывая эль, нежились в лучах заходящего солнца. Увидев незнакомцев, они отставили кружки.

– Пара мальчиков из деревни – вот что нам нужно сейчас, когда все шлюхи разбежались, – проговорил тип скислым, перепачканным углем лицом.

Бэйн рассмеялся.

– Смотри, Бануин, такое нечасто увидишь! – сказал он весело. – Этот парень перлит ртом!

Бэйн присел на корточки напротив горняка и, окунув палец в его кружку с элем, облизал его.

– М-м-м… отличный эль.

У горняка глаза полезли на лоб, а Бэйн со смехом поднялся и вошел в таверну. Внутри было около тридцати длинных столов со скамейками. Почти везде было занято – посетители ели жаркое, запивая элем.

– Не нравится мне здесь, – прошептал Бануин.

Это «Зеленый призрак». Мне его очень хвалили, – ответил Бэйн. – Ты слишком торопишься с выводами.

Он прошел в глубь зала, где толстый лысеющий мужчина протирал грязной тряпкой барную стойку.

– Есть свободная комната? – спросил Бэйн.

Комната у нас всегда найдется, – проговорил толстяк.

– А как насчет девушек? Толстяк покачал головой:

– Всех разобрали. Осталась только Золотая Ручка с пятью дочурками. Комната стоит полмонеты серебром. Деньги вперед.

– Чудное местечко! Тебе здесь нравится? – спросил друга Бэйн.

Бануин вздохнул.

– Так вы берете комнату? – переспросил толстяк. Тут послышался звук бьющейся посуды. Бэйн обернулся и увидел девушку в залитой элем юбке, склонившуюся над тремя разбитыми кувшинами. Толстяк перемахнул через стойку и накинулся на нее.

– Ты, корова безмозглая! – заорал он, ударил девушку по лицу и сбил ее с ног.

Девушка упала и ударилась о стол.

Бэйн не мог поверить собственным глазам. У него будто рассудок помутился. Побелев как полотно, он двинулся к девушке. Толстяк снова замахнулся, чтобы ударить бедняжку, но Бэйн схватил его за руку, повернул лицом к себе и нанес короткий удар в живот справа, а потом косой слева, так что толстяк рухнул на усыпанный опилками пол.

– Я никогда не видел, чтобы мужчина поднимал руку на женщину, – заявил Бэйн. – Возьми меч, чтобы я мог вспороть тебе брюхо.

Испуганный толстяк пополз прочь от разъяренного дикаря:

– Не нужен мне никакой меч, я не собираюсь драться с тобой!

Не хочешь драться? Но ведь я бросил тебе вызов!

– Плевать мне на твой вызов, я не собираюсь драться с тобой!

Толстяк отполз за стойку, вскочил на ноги и опрометью бросился из таверны, хлопнув дверью. Бэйн изумленно покачал головой:

– Почему он не захотел драться?

– Он просто трус, каких полно на земле, – проговорил старик с седой бородой, сидящий за столом неподалеку.

Как и у большинства посетителей, его лицо было сильно перепачкано углем.

Девушка стояла на коленях, собирая черепки. Бэйн наклонился и положил ей руку на плечо. Обернувшись, она устало улыбнулась. Ее лицо было рябым от оспы, а слева краснел свежий рубец.

– Сильно он тебя? – спросил Бэйн,

Он бил гораздо сильнее, – отозвалась девушка, – и еще будет.

– Берегись, парень, – крикнул бородач.

Бэйн оглянулся – задняя дверь была открыта, и два коренастых парня, вооруженные дубинками, наступали через комнату. В таверну вернулся и толстяк.

– Тебе хотелось подраться, – процедил он, улыбаясь, – теперь у тебя есть такой шанс.

Верзилы ринулись к Бэйну. Тот поднялся, сделал шаг вправо и пнул одного из верзил в колено. От неожиданности нападавший уронил дубинку себе на ногу и упал, взвыв от боли. Но другой бросился на Бэйна и огрел дубиной по плечу. Бэйн пошатнулся и тут же нанес обидчику удар слева в подбородок. Бандит потерял равновесие, и Бэйн ударил его в лицо, затем подбежал к стоявшему в дверях толстяку, схватил его за шиворот и отшвырнул к стене.

– Прости меня, прости! – заплакал толстяк, но внезапно замолчал.

Его рот безвольно открылся, и он начал сползать по стене. Бэйн вытащил из груди толстяка кинжал. Умирающий открыл глаза.

– Не делай мне больно, – успел прошептать он, но изо рта пошла пена, и он свалился на пол.

Бэйн вытер кинжал о его рубашку, убрал в ножны и поднялся. В таверне стояла тишина, никто не сдвинулся с места, кроме служанки, которая прикрыла рот рукой, чтобы не закричать.

Бэйн вышел из «Зеленого призрака», Бануин – следом.

– Нам лучше поскорее убраться отсюда, – сказал он, – иначе они могут приговорить тебя к казни.

– Я не сделал ничего дурного, – возразил Бэйн.

– Ты зарезал безоружного человека.

Это был не человек. Он поднял руку на женщину и отказался драться. Он был подлой тварью, настоящим подонком.

– Я предупреждал тебя, Бэйн, ты слишком спешишь убивать, – с грустью напомнил Бануин.

– А ты пилишь меня хуже, чем жена, – огрызнулся Бэйн, – но ты прав, пора отсюда убираться. Убив толстяка, я испортил себе настроение.

– Его настроение ты испортил навсегда, – отозвался Бануин.

Они отъехали от Поющей Воды на несколько миль и остановились в пещере прямо над морем. Бануин развел огонь, но Бэйну не понравилось в пещере, он вышел на вершину скалы и стал наблюдать за луной, озаряющей темную гладь моря. Бануин остался поддерживать огонь. Когда Бэйн в дурном настроении, его лучше оставить в покое.

Еды оставалось совсем немного, и Бануин поел копченого мяса, которое они купили несколько дней назад. Облокотившись о камень, он стал смотреть, как блики огня пляшут на серых стенах пещеры.

Бэйн слишком спешил убивать. Толстяк из таверны был трус и негодяи, но разве это повод зарезать его как свинью?! Хуже того, Бануин понимал, что Бэйн пришел в таверну неспроста. Он сам искал неприятностей, это ясно читалось в его странных глазах, они так и горели в предвкушении насилия. Но ведь с Бануином Бэйн всегда был добрым, казалось, он понимает его неприятие насилия и стремление спокойно жить и учиться. Бэйн всегда защищал его и не предал дружбу, даже когда все отвернулись от них обоих.

Все это так сложно! В хорошем настроении Бэйн способен расположить к себе кого угодно. Бануин вспомнил головорезов-лодочников. Страшно подумать, что скажи любой из них слово поперек, Бэйн убил бы его, не задумываясь. Стал бы он другим, если бы его принял Коннавар?

Подкидывая в костер дрова, Бануин вспомнил, как несколькими неделями раньше спросил мать, как такой великий человек, как король, мог бросить сына.

– Это сложный вопрос, – начала Ворна, – считается, что великий человек должен быть великим во всем. Глубокое заблуждение! Коннавар – хороший человек, и я очень его люблю, но он груб и не умеет прощать. У него, как и у Бэйна, есть еще одно качество – жажда насилия, которую он едва контролирует.

Ворна посмотрела в глаза сына, поднялась и плотно закрыла окна, несмотря на то что в доме было жарко и душно.

– Не хочу, чтобы нас подслушали, Бануин, и не хочу, чтобы ты кому-нибудь рассказал о том, что сейчас услышишь. Обещаешь?

Конечно, мама.

Она села на стул и глубоко вздохнула.

– Много лет назад Коннавар женился на девушке-ригантке по имени Таэ. Он очень ее любил, спас от Морских Волков, рискуя жизнью, а потом привез в Три Ручья. Затем Коннавар стал лордом, и они перебрались в Старые Дубы. Однажды Коннавар пошел к Древу Желаний, чтобы пообщаться с сидхами. Сидхи предупредили, чтобы он не нарушал своих обещаний, какими бы незначительными они ни казались.

Но вскоре после того он пообещал Таэ, что к полудню вернется в Старые Дубы, чтобы отвезти ее на живописное озеро, о котором они слышали. Однако, возвращаясь домой, у хижины на холмах он увидел женщину.

– Это была Ариан, – подсказал Бануин.

– Не перебивай.

– Но я знаю, что было дальше – они занимались любовью и родился Бэйн.

– Послушай! – прошипела Ворна. – В детстве Ариан была милым ребенком, но она была… – Ворна не могла подобрать слова. – Ты не должен никому рассказывать об этом.

– Я ведь уже обещал. Продолжай.

– Еще девочкой она познала многих мужчин. Она выходила на дорогу через холмы и отдавалась мужчинам за деньги. Ей это было необходимо, и она думала, что никто об этом не знает. Никто, кроме дочери земли Эриаты, которая помогла ей избавиться от нескольких детей. Но я знала. Она была помолвлена с Коннаваром, но когда он сразился с медведем и все думали, что он умрет от ран, Ариан встретила Касту и в праздничную ночь вышла за него замуж. Но, как известно, Коннавар не умер, он поправился и окреп. Он не простил Ариан и стал ее избегать.

В тот ужасный день он увидел ее, одиноко стоящую у хижины, и былые чувства ожили. Она заплакала и прильнула к нему, вымаливая прощение. – Ворна вздохнула. – Мужчины только кажутся сильными, Бануин. Похоть всегда оказывается сильнее рассудка. Муж Ариан был в отъезде, и Коннавар не устоял перед ее чарами.

А в Старых Дубах его возвращения дожидалась Таэ, чтобы вместе поехать к озеру. Когда стало ясно, что Коннавар не приедет, она попросила Руатайна отвезти ее, и тот согласился. Но на пути к озеру их подстерегали бандиты, кровные враги Руатайна. Стрела, предназначенная Руатайну, поразила Таэ. Коннавар забыл предупреждение сидхов, и его жена погибла.

Когда Коннавар узнал о случившемся, у него словно помутился рассудок. Те убийцы были из паннонской рыбацкой деревушки, и их послал тамошний князь. Коннавар отправился в ту деревню один. Убив князя и его сыновей, он спалил деревню дотла. Он поджигал каждый дом и убивал всех, не жалея ни женщин, ни детей. Эта слепая ярость никого тебе не напоминает?

Напоминает Бэйна.

Да, Бэйн весь в отца. Оправившись от горя, Коннавар осознал, что натворил. Чувство вины тяготит его и по сей день. Он не мог и смотреть на Ариан и на людях ни разу не заговорил ни о ней, ни о ребенке. Само существование Бэйна постоянно напоминает ему о нарушенном обещании и ужасных поступках, которые он совершил.

– Ариан всегда казалась мне хорошей, – проговорил Бануин.

– Ты не понял, – горячилась Ворна, – разве я сказала, что она была плохой? Я сказала, что ей были нужны мужчины, то есть она была слабой, если хочешь, а не плохой. Она была хорошей матерью Бэйну и очень доброй. Мне кажется, она всегда любила Коннавара, и точно так же, как и он, чувствовала себя виноватой. – Ворна вздохнула. – Они одинаково виноваты, но, как ты сказал, Коннавар – великий человек, и его простили. Ариан же осталась в памяти как шлюха, из-за которой погибла Таэ. Это несправедливо. От нее отвернулись даже члены ее собственной семьи. В основном, конечно, Гованнан, но и ее сестра Гвидия никогда не приглашала ее в Семь Ив.

– А почему Бэйну об этом не рассказывают?

– Зачем? Он очень ее любит и считает почти святой. Он единственный, кто по-настоящему любил Ариан. Она сама могла рассказать ему все, если бы захотела, но она решила иначе.

– Это все так трагично, – сказал Бануин, – но история еще не закончилась. Ариан мертва, но жив Бэйн, а с ним и вся горечь.

– Даже если признать правду, горечь не исчезнет, поверь мне, сынок, – отозвалась Ворна.

– Но ведь Бэйн ни в чем не виноват, – настаивал Бануин, – его мать изменила мужу, Коннавар – жене, а больше всех пострадал Бэйн.

– Они все пострадали. – Ворна с нежностью посмотрела на сына и потрепала по щеке. – Говорят, именно в правде заключена свобода. Иногда это так, но чаще всего нет. Правда может быть словно кинжал в сердце. Когда твой отец умер и родился ты, меня разрывали радость и боль. Я не понимала, как мне жить дальше. Однажды, взглянув на твою колыбель, я подумала, что любовь принесла мне одно горе, а вовсе не счастье. В тот момент мне хотелось, чтобы никогда не было ни тебя, ни твоего отца, ни любви вообще. Это – правда, Бануин, и как тебе она?

– Я тебя понимаю. И не чувствую ни горечи, ни боли.

– А если бы ты об этом узнал лет пять назад, когда над тобой издевались мальчишки?

– Меня бы это добило, я был слишком молод, чтобы что-то понять.

– Да, ребенок по-своему понимает правду: «Мама меня не-любит» или «Я никому не нужен». Примерно так и случилось с маленьким Бэйном. Коннавар не признал его, значит, Коннавар ненавидит и его, и маму. Значит, Коннавар плохой, значит, он враг. Вот так Бэйн понял правду, и эта правда не дает ему покоя.

– А можно хоть как-то ему помочь?

– Не знаю. В Бэйне много силы, преданности и доброты. – Ему могут помочь настоящие, верные друзья. Будь ему хорошим другом – и ты ему поможешь.

– Я не оставлю его, – пообещал Бануин.

– От танца огненных бликов на стене пещеры Бануина клонило в сон. Выглянув из пещеры, он заметил, что Бэйн все еще сидит на утесе. Бануин заставил себя встать и устало поплелся к утесу.

– Чудесная ночь, – проговорил он и уселся рядом с Бэйном, свесив ноги.

– Чудесная, – согласился Бэйн, – некоторых ночь пугает, а я люблю темноту. Она дарит покой и кажется бесконечной. В детстве, когда мне было лет пять-шесть, мама брала меня ночью на Ригуанские водопады. Мы купались при свете луны, и я, помню, мечтал стать рыбой, чтобы плавать всю жизнь. Я так любил эти ночи! Накупавшись, мы вылезали на берег, мама разводила костер, и мы ужинали. Потом мне всегда хотелось спать, мама накрывала меня одеялом, и я засыпал положив голову ей на колени. Мне было так спокойно, что я даже не видел снов.

– Странно, – проговорил Бануин, – хорошие воспоминания часто навевают грусть. Я всегда грущу, вспоминая Большого Человека. Помню, ребенком я постоянно выбегал во двор, чтобы посмотреть, не идет ли он к нам в гости. А завидев его, радостно вопил и бросался навстречу. А теперь, стоит вспомнить его лицо и синие глаза, комок подкатывает к горлу. Все могло быть иначе, если бы он не погиб в той битве.

– Может быть, да, а может быть, и нет, а что, если бы… – отозвался Бэйн. – Одно время я часто играл сам с собой в эту игру. Глупая игра. Что было, то было, и ничего не изменишь. Если бы я мог снова прожить сегодняшний день, я бы за милю обошел «Зеленый призрак», а если бы и зашел, то просто поколотил бы толстяка. Но ничего не вернешь, и я не могу снова оказаться с мамой у Ригуанских водопадов и есть на ужин пирог.

– Жизнь бывает несправедливой, – согласился Бануин.

– Но бывают и счастливые моменты, – рассмеялся Бэйн. – Однажды мы с твоей мамой спасли барсучонка. Он был слепым, но она смогла его вылечить, а потом мы отнесли его обратно в лес и смотрели, как он бежит к новой жизни. Что это была за ночь! Я иногда представляю, что барсучонок стал большим и сильным, нашел себе пару и у них появились барсучата. Может, так и случилось, но, возможно, его убили охотники. К счастью, я никогда об это мне узнаю.

Бэйн взял камень, швырнул его вниз и посмотрел, как он упал в море.

– Надеюсь, море будет таким же спокойным, когда мы отправимся в Камень.

– Ты собираешься плыть со мной в Камень?

– Конечно, я обещал твоей матери, что поеду с тобой до самого конца.

– Со мной будет все в порядке, – быстро ответил Бануин, вдруг почувствовав себя неловко. – Боюсь, тебе не понравится Камень.

– Если мне там не понравится, я пожелаю тебе удачи и уеду, – пообещал Бэйн, – а сейчас я устал и иду спать.

– Бэйн ловко поднялся и пошел в пещеру.

Бануин еще немного посидел на утесе, пытаясь привести в порядок свои мысли. Он любил Бэйна, но перспектива ехать с ним в Камень пугала его и приводила в уныние. Примерно то же, что взять на бал медведя. Бануину было стыдно, но эта мысль не выходила у него из головы.

Бэйн лежал в пещере, пытаясь справиться со ставшими привычными приливами отчаяния и тоски. Паракс был прав, он собирался от души погонять охотников, а потом сразиться с ними и покончить со своей безрадостной жизнью. Он не осознавал того, что собирается сделать, и только когда его собственные планы высказал вслух Паракс, до него дошло, к чему они ведут. Не то чтобы он хотел умереть, ведь он любил жизнь, ласковое солнце, звуки водопада, крик сокола на охоте. Дело было не только в смерти Ариан или равнодушии Коннавара.

Скорее дело было в каждой из этих причин и во многих других, а еще, в значительной степени, в его одиночестве – после стольких лет пренебрежительного отношения со стороны сверстников Бэйна и теперь, когда он вырос, не воспринимали всерьез, потому что ему никак не давалась грамота. Казалось, король специально заставлял ригантов, кельтонов и норвинов учиться, чтобы сделать и без того тяжелую жизнь Бэйна абсолютно невыносимой.

Бэйн лежал без сна и чувствовал, как в нем нарастает гнев. Послав его присмотреть за сыном, Ворна фактически спасла ему жизнь. А теперь этому самому сыну, его единственному другу, за него стыдно. Он прочел в глазах Бануина тревогу и смятение, когда заговорил о путешествии в Камень. Бэйн скрыл это от него, и оттого, что боль приходилось прятать, было еще больнее.

Бэйну всегда приходилось скрывать боль. «Неужели людям нельзя показывать свое истинное лицо? Неужели всегда нужно носить маску?» – думал он. Веселый Бэйн, счастливый Бэйн, Бэйн-рассказчик, Бэйн – певец похабных песен. Его любили везде за пределами Трех Ручьев, но ведь там никто не знал, что скрывается за маской веселого парня-балагура, который смеялся и всех развлекал. Бэйн не мог открыться даже собственной матери. «Ей хватит и собственной боли», – думал Бэйн, шутя и балагуря и перед ней. Никто, кроме него, не мог развеселить ее, да никто и не пытался!

Но ее больше нет. Даже Ворна не смогла ее спасти. Бэйн не мог в это поверить, ведь барсучонка же она вылечила от рака и даже вернула ему зрение. Он рассердился на Ворну.

– Здесь одной магии недостаточно, – объясняла ему Ворна, – Ариан больше не хочет жить.

Теперь Бэйн понимал, что она имела в виду. Он чувствовал то же, когда на холмах за ним гнались охотники. Думал о том же и в холодной пещере.

Мысли об Ариан заполнили все его сознание. Когда ей расхотелось жить? Она часто уходила на самую вершину холма и смотрела на север. Бэйну казалось, что она ждет Коннавара. Она надеялась, что однажды он приедет и поговорит с ней. Но он не приехал.

Два года назад, когда ему было пятнадцать, он решил встретиться с королем, встретиться так, чтобы Коннавару пришлось с ним поговорить. Бэйн собирался спросить, почему он избегает их с мамой. План был довольно прост – нужно было просто выиграть марафон Бэлтайна, пять миль по бездорожью. Единственная проблема состояла в том, что, кроме Бэйна, только в Трех Ручьях было по крайней мере семеро молодых ригантов, которые бегали гораздо быстрее, чем он.

Несколько месяцев Бэйн тренировался каждый день, он бегал по холмам и грязным тропам, развивая выносливость. Порой он доводил себя до изнеможения. Сначала он часто останавливался прямо посреди дороги, и его рвало, легкие будто горели, а мышцы наливались свинцом, но Бэйн бежал дальше. Со временем он окреп. Лучшим стимулом для него была встреча с отцом и гордость, которую он наконец увидит в его глазах.

Однако победа досталась с большим трудом. На протяжении четырех из пяти миль один парень из северного Паннона держался наравне с ним, но на последней миле Бэйну удалось оторваться, и он из последних сил помчался к финишу у подножия Старых Дубов. Последние ярды он бежал среди ликующих ригантов и на финише увидел короля с братьями, Браэфаром и Бендегитом Браном.