Текст книги "Полуночный Сокол"

Автор книги: Дэвид Геммел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Сердце Бэйна бешено забилось, а рука инстинктивно потянулась к пустым ножнам. Свирепый схватил его за руку.

– Поклонись императору! – прошептал он.

У Бэйна дрожали руки, но огромным усилием воли он заставил себя сделать шаг вперед и низко поклониться императору.

– Мне казалось, тебе будет приятно встретиться с земляками во время их визита в Город, – проговорил Джасарей.

– Вы… очень любезны, ваше величество, – ответил Бэйн.

– Рад видеть тебя, парень, – сказал Бран, поднимаясь и протягивая руку, которую Бэйн пожал.

Фиаллах так и остался сидеть, скрестив руки на огромной груди.

Джасарей поднялся с дивана:

– Позволь представить тебе моего друга Наладемуса. Джасарей взял Бэйна за руку и провел через комнату. Бэйн поклонился старейшине.

– Увлекательный поединок, молодой человек, – похвалил Наладемус, – с вами не соскучишься.

– А это лорд Волтан, – представил Джасарей, – он командует рыцарями Города.

– Мы встречались, – холодно проговорил Бэйн.

– Неужели? – удивился Волтан.

– Мы почти не разговаривали, – выдавил Бэйн дрожащим от сдерживаемых эмоций голосом, – вы тогда только что убили девушку.

Волтан пристально посмотрел на него.

– Ах да, – проговорил он, – чужестранец из Ассии. Разве я не сказал тогда, что у тебя есть талант? – Он широко улыбнулся. – И вот ты стал гладиатором номер четыре. Я всегда вижу талантливого воина. Рад видеть тебя снова.

– Вы даже не представляете, как долго я ждал нашей встречи, – прошептал Бэйн.

– Приятно слышать, что о тебе думали.

Бэйна вновь охватило напряжение, он едва не бросился на Болтана, но тут чья-то рука сжала его плечо.

– Для таких вещей нужен подходящий момент, а сейчас не время и уж точно не место.

– Я и не знал, что вас столько связывает, – сказал Джасарей. – Однако, боюсь, мы забыли других гостей. Бэйн, пойдем к твоим друзьям.

Джасарей отвел его к гостям, а сам отошел поговорить со Свирепым.

– О чем это ты тут говорил? – мягко спросил Бендегит Бран, наклоняясь к Бэйну.

– Он мой враг, – ответил Бэйн. – Дело личное.

– Ты всегда умел наживать врагов, – сказал Фиаллах. Бэйн посмотрел на его разгневанное лицо и внезапно улыбнулся, почувствовав, как напряжение спадает.

– Было время, когда мне страшно хотелось тебя убить, и я сделал бы это без угрызений совести. Но теперь я старше и немного умнее. – Бэйн глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, и обратился к Брану: – Зачем вы приехали?

– Император предложил Коннавару прислать послов на переговоры, и король согласился. Мы здесь уже десять дней, но пока никаких переговоров не было. А как ты? Как твои дела?

Бэйн пожал плечами:

– Я теперь богат, но скучаю по горам. Когда сделаю то, что наметил, вернусь домой.

– Никто тебя там не ждет, – огрызнулся Фиаллах.

– На другое я и не рассчитываю, – парировал Бэйн.

Почти всю дорогу домой Бэйн молчал, откинувшись на кожаном сиденье открытого экипажа, и смотрел на проносящиеся мимо улицы. Свирепый тоже молчал, о чем-то глубоко задумавшись.

Экипаж выехал на центральную улицу Города. Они поравнялись с огромной виллой и увидели, что неподалеку собралась толпа. Фонари ярко горели, и Бэйн заметил, как вооруженные рыцари вытаскивают из дома нескольких мужчин и женщину.

Еретиков на костер! – раздался одинокий вопль, но остальные молча смотрели, как увозят несчастных.

– Ничего у них не получится, – проговорил Свирепый, когда экипаж поехал дальше.

– У кого? – не понял Бэйн.

– У Рыцарей Камня и Наладемуса. Странная вещь религия, преследования и гонения ей только на пользу. Три года пыток, казней и костров, и у культа Древа сейчас даже больше последователей, чем было вначале.

– Но ведь это бессмысленно, – проговорил Бэйн.

– Согласен, но это правда. Вымирают только те религии, которые исповедуют владыки и правители, а совсем не те, что запрещаются.

– Но почему так происходит? – не унимался Бэйн. – Ведь суть всех религий примерно в одном. Неужели все дело в наличии тайны и риска?

– Отчасти да, мы мало ценим то, что получаем, не рискуя. Но самое главное – как только общество постигает и принимает какую-то религию, правители начинают немного изменять ее значение и смысл. То же самое обязательно произойдет и здесь.

– А люди это примут?

Без сомнения. Культ Древа утверждает, что нельзя прерывать естественное течение жизни, что нельзя убивать. Через несколько лет член правительства, исповедующий культ, уточнит, что запрещены не всякие убийства, а лишь предумышленные. В качестве примера приведут случай, когда мужчина защищает семью от нападения или дочь от надругательства. «Естественно, Исток Всего Сущего не ожидает, что этот человек станет сидеть сложа руки», – скажет он. Большинство семей согласятся с такой трактовкой. Объявят, что Город – «большая семья», а все живущие за его пределами – «дикие злонамеренные варвары». Это послужит оправданием того, чтобы на них напасть под предлогом «защиты нашей большой семьи». – Свирепый невесело усмехнулся. – Это как разбавленное вино, Бэйн. Если воды немного, то смесь получается вкусной и полезной для сердца и желудка, но если воды много, от вина останется одно воспоминание.

– Когда ты трезв, ты рассуждаешь так цинично! – заметил Бэйн.

– Я и сам не рад. Большая часть культа Древа мне по душе – забота друг о друге, отсутствие ненависти к врагам. Ты знаешь, что в ночь перед казнью они вместе молятся и прощают своих палачей?

Бэйн широко улыбнулся:

– Мне это кажется бессмыслицей. Если человек тебя ненавидит и хочет убить, то от него нужно либо бежать, либо остаться и убить его. Другого пути нет.

– С ним можно подружиться, – отозвался Свирепый, – тогда он больше не будет твоим врагом.

– Теперь ты точно шутишь, – заявил Бэйн, – думаешь, я мог бы стать другом Волтана после того, что он сделал?

– Нельзя подружиться, ненавидя человека, – заметил Свирепый, – для начала тебе нужно его простить.

– А ты бы смог его простить?

– Я уже простил его, парень. Он отец Кары, и из-за него моя любимая дочь покончила с собой. – Свирепый потрепал Бэйна по плечу. – Знаю, это не одно и то же. Он не хотел убивать Палию, но в результате я, как и ты, потерял любимого человека.

– Я прощу его, – голос Бэйна звенел от гнева, – в тот самый момент, когда он мертвый падет к моим ногам.

Свирепый не ответил. Экипаж медленно катил вверх по холму к вилле. Слуга открыл кованые железные ворота, кучер быстро проехал по гравийной дорожке и остановился у главного входа. Свирепый расплатился, и они с Бэйном вошли в дом.

Кара вышла навстречу.

– Почему ты не в школе? – спросил Свирепый, обнимая и целуя внучку.

– У нас каникулы, дедушка. Ты что, не рад меня видеть?

– Конечно, рад, – ответил Свирепый. Кара повернулась к Бэйну:

– А ты, чужестранец?

Бэйн с улыбкой оглядел ее: На Каре было голубое шелковое платье ниже колен с широким серым поясом из кожи с серебряной нитью по краям. Золотистые волосы убраны назад, лишь на висках нежные завитки локонов.

– Ты прекрасно выглядишь, принцесса, – с поклоном сказал Бэйн.

– Меня уже не зовут принцессой, это осталось в детстве, – проворчала она, – ты считаешь меня ребенком?

– Уже нет, – проговорил Бэйн, стараясь не смотреть на ее полные груди и пышные бедра, – добро пожаловать домой, Кара.

– Давай выйдем в сад, – сказала она, подошла к Бэйну и взяла его за руку.

– Раньше ты гуляла со мной, – проворчал Свирепый. Кара улыбнулась:

– Я обожаю тебя, дедушка, но мне нужно обсудить кое-что с Бэйном.

На железных столбах вдоль садовой аллеи зажглись фонари, и Кара с Бэйном неспешно прошли к круглому фонтану за домом.

– Ну, что у тебя за новости?

Кара оглянулась.

– Я кое-что тебе покажу, – сообщила она и шагнула к кусту желтой розы, покрытому бутонами, – но сначала ты должен пообещать, что никому не расскажешь.

– Обещаю.

Кара склонилась над розой, разглядывая цветы.

– Вот он, – она выбрала увядший бутон с согнувшимся стеблем и опадающими лепестками, – а теперь смотри!

Бэйн нагнулся. Кара сложила ладони над цветком и закрыла глаза. Бэйн увидел, как стебель разгибается, бутон крепнет, а поникшие лепестки, казалось, наполняются новой силой. Когда Кара убрала ладони, роза гордо стояла, источая чудесный аромат.

– Здорово, – похвалил Бэйн, – как это у тебя получилось?

Кара посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, что они одни.

– Я ходила к Госпоже-в-Маске, она коснулась моего лица и сказала, что у меня есть скрытый талант, который она пробудила. Я могла бы стать целительницей, – гордо сказала она.

Бэйн почувствовал, как в животе образовался комок.

– Ты не должна была туда ходить, – сказал он, – разве ты не знаешь, как это опасно?

– Конечно же, знаю, – ворчливо ответила Кара, – я была с тремя подругами и вела себя очень осторожно. Но я ее слышала, Бэйн, и видела, как она одним прикосновением лечит людей, – это нечто необыкновенное. Потом она вышла к нам, лица я не видела, на ней была черная вуаль, но я рассмотрела руки – кожа у нее молодая. Не думаю, что она намного старше меня!

– Кара, не ходи туда больше! Она поднялась и отряхнула платье.

– Не думала, что ты окажешься таким трусом, – заявила она.

Бэйн тоже встал.

– Могу представить, что случится со Свирепым, если тебя арестуют, притащат на арену и сожгут!

– Я буду осторожна, – пообещала она, – но я не могу забыть все, что увидела, услышала и почувствовала. Сейчас я чувствую жизнь, которая кипит в саду: каждое растение и дерево, каждый куст и цветок. Я и ты – часть этой жизни.

В свете фонаря он всмотрелся в лицо Кары и ужаснулся, так она была похожа на Волтана – те же черты, те же васильково-синие глаза. Он отшатнулся от нее.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего, нам пора домой.

– Ах, Бэйн, я так в тебе разочарована! Мне так хотелось рассказать тебе обо всем. Я думала, раз ты ригант, то сможешь понять, что я почувствовала. Мне казалось, я могу с тобой поделиться, я думала…

В ее глазах мелькнуло разочарование, и она отвернулась.

– Что ты думала? – спросил он.

– Что ты пойдешь к ней со мной.

– Кара! Сегодня я убил человека. Чтобы потешить публику, я вогнал меч в его сердце. Думаешь, Госпожа-в-Маске захочет, чтобы к ней пришел гладиатор?

– Может, тебе расхочется быть гладиатором, если ты ее послушаешь, – пробормотала она.

– Тогда я вообще не стану ее слушать, – заявил Бэйн.

– Убирайся, оставь меня одну! – потребовала Кара, развернулась и ушла в дом.

Неподалеку Бэйн увидел скамейку и присел. Шов на боку сильно тянул, и ужасно болело ребро, но все это не могло и сравниться с охватившим его страхом. Кара всегда была упряма и своенравна, а теперь попала в историю, за которую могла поплатиться жизнью. Совсем как Лия.

Подул прохладный ветерок – первый вестник того, что зима уже не за горами. Бэйн вздохнул и вспомнил последний вечер с Лией в доме Баруса и последующие ужасные события. Теперь все могло повториться. Бэйну хотелось верить, что на сей раз он не будет таким беспомощным, но в глубине души он знал, что это не так. Если за Карой придут Рыцари Камня, единственное, что они со Свирепым смогут сделать, – сражаться с ними насмерть, и они будут сражаться.

Бэйн почувствовал горечь. Ему казалось, что всю жизнь обстоятельства складываются так, чтобы ему было больно: упорное невнимание Коннавара, грустная преждевременная смерть Ариан, убийство Лии и предательство Бануина. Единственное отличие в том, что на этот раз Бэйн знает о надвигающейся трагедии.

Он так и сидел, пока не услышал шаги Свирепого.

– Вы что, поссорились? – спросил тот, присаживаясь рядом.

– Не совсем, просто не сошлись во мнениях.

– У нее это пройдет, – сказал Свирепый. – Какая прекрасная ночь.

Бэйн взглянул на звезды:

– Правда прекрасная. Скажи, ты скучаешь по Гориазе?

– Иногда, – признался Свирепый, – но в Городе Каре лучше. Думаю, скоро появятся поклонники, через три дня ей будет шестнадцать.

– Это должны быть сильные духом парни, иначе она проглотит их заживо.

Свирепый довольно засмеялся:

– Я учил ее быть независимой и принимать собственные решения. Возможно, я переусердствовал. А что ты вдруг вспомнил Гориазу?

Просто так, пришло в голову.

– Ясно, – мягко сказал Свирепый, – я подумал, что, может, ты слышал про Персиса.

– А что с ним?

Их с Норвином арестовали два месяца назад и привезли казнить в Город.

Бэйн выругался:

– Мне он нравится, он хороший человек.

– А ты слышал, что цирк Оризис наконец стал популярным? Персис организовал соревнования для гатов – состязания в беге, конном спорте, борьбе. Он собирал полные стадионы. Он снова сумел разбогатеть. – Свирепый покачал головой. – Что заставило его вступить в секту? Персис ведь не глуп, он знал, как сильно рискует.

– Мы должны действовать быстро, – произнес Волтан в полголоса, несмотря на закрытые окна и толстые бархатные шторы. – Война на востоке выиграна, через несколько месяцев в Город вернутся по крайней мере десять армий Пантер.

Наладемус сидел за письменным столом, сложив руки на животе, его огромное тело покоилось в мягком кресле. Закрыв глаза, он внимательно слушал отчет Волтана.

– Как же так получилось? – спросил он.

Из-за глупости, – прошипел Волтан, – вместо того чтобы тратить наши деньги на наемников и оружие, Далиос заплатил огромное приданое королю противника, чтобы жениться на его дочери. А остаток потратил, закатив в столице пышную свадьбу и пригласив всю местную знать. Боже, какая глупость! На свадьбе присутствовали все его генералы. Барус узнал о празднике и тут же повел три армии Пантер в атаку. Они разграбили город, захватили Далиоса, а когда подтянулись основные силы, со страной было покончено.

– Далиоса поймали? – спросил Наладемус, резко поднимаясь.

– Не беспокойтесь, дружище, – успокоил Волтан, – я велел его отравить, никто не знает о нашем участии.

– Кто-нибудь всегда знает, – проговорил Наладемус, – но ты прав – нам действительно нужно спешить. Как только Пантеры вернутся в Город, Джасарей снова станет непобедимым.

– Доверьтесь мне, друг мой, – отозвался Волтан. – Джасарей умрет через неделю.

–Только пусть все выглядит естественно, – настаивал Наладемус, – не то снова начнется гражданская война.

Пока Фиаллах шел по запутанному лабиринту с Джасареем и Бендегитом Браном, он раздражался все больше и больше. Бран весело болтал с императором, казалось, его не волновало, что каждый новый поворот ничуть не отличается от предыдущего. Восьмифутовые зеленые стены будто давили на Фиаллаха, и он обливался потом. Сложив руки за спиной, он шел самым последним и пытался подавить панику.

Наконец они дошли до самого центра лабиринта, где стоял большой мраморный стол и несколько столов и кресел из камня. Фиаллах вздохнул с облегчением – отсюда хотя бы виднелись стены дворца с окнами и балконами.

Джасарей присел и поманил за собой риганта.

– Приказал построить этот лабиринт после одной из наших западных кампаний, – сказал он, – он копия лабиринта, который я видел в захваченном городе.

– Зачем он вам? – спросил Фиаллах.

– Для меня он – воплощение жизни, – отозвался Джасарей. – Мы все идем по лабиринту, не понимая, куда точно направляемся, и очень редко получается вернуться и исправить прошлые ошибки. Я часто брожу здесь по ночам, это помогает мне думать.

– А мне все больше хочется пройтись по этим стенам топором.

– С некоторыми такое бывает, – согласился Джасарей. Вдруг где-то рядом послышался страшный рев. Фиаллах тут же повернулся на звук, рука потянулась к пустым ножнам.

– Не бойтесь, – успокоил Джасарей, – моих зверей хорошо кормят. Нет ни малейшей опасности. Чуть позже я покажу их вам.

Утреннее солнце озарило крыши дворца, и его лучи падали прямо на собравшихся.

Простите, что заставил вас ждать так долго, – извинился император, – но скопилось много неотложных дел. – Он опустил руку в бассейн и слегка обрызгал лицо. – Надеюсь, мы сможем прийти к какому-то соглашению.

– О каком соглашении вы говорите? – спросил Бран.

– О дружеском договоре, – пояснил Джасарей. – Наш народ воюет уже тридцать лет – мы ведем войны с иноземцами и гражданские войны. Мне кажется, настало время мира и стабильности. Вам наверняка хорошо известно, насколько накладно содержать армию. Последние три года Коннавар воевал против норвинов и паннонов. А зачем? Чтобы люди платили налог на содержание регулярной армии. А чем больше времени проходит без войн, тем меньше люди чувствуют их необходимость. Здесь, в Городе, наблюдая за армиями Коннавара, мы гадаем, собирается ли он выступить против нас, поэтому тоже взимаем налоги на содержание армии. Так что подобная ситуация разорительна для обеих сторон.

– Что вы предлагаете?

– Предлагаю заключить двухсторонний договор о сокращении численности войск. Война на востоке нам дорого обошлась, и нас начинают беспокоить некоторые северные соседи, особенно Шард, король варов. Они собрали регулярную армию, и на границе уже возникали набольшие стычки.

– Шард – опасный соперник, – согласился Бран, – моя первая битва с варами произошла двадцать лет назад. Шард захватил наши северные земли и выступил против нас вместе с армией паннонов.

– И Коннавар одержал победу, – закончил Джасарей, – кажется, именно в этой кампании был убит ваш отец?

– Он умер от ран, – поправил Бран, – сердце остановилось уже после битвы.

– Войны приносят много горя, – проговорил Джасарей, – я их презираю.

– Тогда как вышло, что вы так умело их ведете? – не выдержал Фиаллах.

– Вопрос справедливый, но ответить трудно. Я был ученым и преподавал, но меня заставили организовывать снабжение армии и вести учет. Именно тогда и обнаружились мои скрытые стратегические способности. Я вообще заметил, что людей влечет к тому, что у них лучше всего получается. Я хороший солдат, но это не значит, что мне нравится резня и кровопролитие. Вовсе нет. Я считаю их абсолютно бессмысленными. У меня нет ни малейшего намерения вести войска на территорию ригантов. Империя и так занимает значительную территорию, дальнейшее расширение опасно. Мне бы хотелось, чтобы вы передали это Коннавару.

– Давайте на секунду представим, что мы согласны, – сказал Бран. – Что вы конкретно можете предложить и каковы ваши требования?

– Свобода передвижения наших торговцев, беспрепятственный доступ торговым судам, возможность расширения наших поселений в Цении – строительство дорог, городов и так далее. Взамен я предлагаю двадцать тысяч золотых в качестве компенсации затрат на сокращение нужд армии, возвращение солдат домой к земле или обучение их ремеслам.

– И мы должны вам верить?

– Верьте тому, что видите сами, – ответил Джасарей без тени гнева. – Мне скоро семьдесят. Думаете, мне хочется разворачивать новую кампанию, спать в палатке, идти под дождем и снегом? Если бы я к этому стремился, разве я сейчас не был бы на востоке, во главе победоносной армии? С возрастом люди меняются. А вы, Фиаллах, до сих пор тоскуете по полям битвы и холодным землянкам?

– Я готов сражаться, как и прежде.

– Я спросил не об этом. Фиаллах вздохнул:

– Пожалуй, нет, хочу видеть, как растут внуки.

– Правильно, пора нам всем вернуться к нормальной жизни. Коннавар готовится к нападению, которого не будет. Когденово поле – его величайшая победа, я не умаляю его заслуг, даже немного горжусь тем, что учил его боевому искусству. Но с тех пор прошло уже двадцать лет. Я прикажу секретарям подготовить предварительное соглашение, которое вы увезете Коннавару, а потом я буду ждать его ответа. – Джасарей поднялся. – Пойдемте, я покажу вам зверей.

Когда они снова вошли в лабиринт, у Фиаллаха душа ушла в пятки, но на этот раз Джасарей шел быстро и уверенно, направляясь к западному выходу. Здесь были клетки с животными со всех концов империи: огромный черный медведь, пара львов, три грациозных пантеры, и отдельно от всех еще один лев престранной окраски – рыжее тело покрыто черными полосками. Фиаллах не понимал, зачем льва так покрасили, и спросил об этом Джасарея.

– Это вовсе не краска, – объяснил император, – это тигр, и полосы – его естественный окрас. Он быстрее и больше льва и необыкновенно силен. Одним ударом лапы он может проломить голову быку, а одним укусом оторвать ногу человеку.

– Зачем вы их здесь держите? – спросил Бран.

– Когда кончится война, я подарю их какому-нибудь цирку, и зрители будут валить толпами, чтобы увидеть, как с ними сражаются люди.

– Тигра привезли издалека?

– Его везли две тысячи миль. Мы очень рады, что довезли его живым.

– Могу представить, – сказал Бран, – расходы по перевозке, наверное, были колоссальными.

– Вы правы.

– И все для того, чтобы люди увидели, как его убивают? Разве это не расточительно?

– Может быть, и так, – проговорил Джасарей, – но любой мудрый правитель пойдет на некоторые траты, чтобы порадовать подданных. Довольный народ не захочет свергать своего императора.

Раскаяние, как часто говорил Волтан, свойственно только слабым. Он считал это неопровержимой истиной. Сильные добивались своего, а слабые терпели поражение и винили в этом внешние обстоятельства: от них отвернулась удача, или они пали жертвой вредительства со стороны недобрых завистников. Слабаки несчастные! Но, несмотря на это крепкое убеждение, Волтану не удалось освободиться от самого большого сожаления и раскаяния в жизни.

Одетый в простую тогу с капюшоном и сандалии, Волтан шел среди полуденных теней к входу в катакомбы и подземные туннели, которые извивались под Агрой, четвертым холмом Города. Стоящий у входа юноша внимательно его оглядел.

– Добрый вечер, друг, – сказал он.

– Добрый вечер, – сказал Волтан, складывая руки на груди наподобие дерева.

– Входи, и всего тебе хорошего, – проговорил юноша. Волтан вошел в темный туннель. Впереди в грубых нишах

горели факелы, а туннель расширялся в огромный сводчатый зал. Было прохладно, Волтан прошел мимо острых, растущих из-под земли сталагмитов и присоединился к группе людей, терпеливо стоящих в залитом факельным светом зале.

Шпионы Малинового храма отыскали убежище Госпожи-в-Маске, и завтра ее должны арестовать. Все случится одновременно. К концу недели погибшего императора заменит Наладемус, культ Древа начнет распадаться, а Волтан будет командовать армией. К тридцати семи годам судьба приготовила рыцарю чудесный подарок, который уже в двух шагах от него.

Странно, но он не чувствовал ни удовлетворения, ни радости достижения цели. Как бы обидно ни было, но история снова повторялась. Счастье и удовлетворение всегда были где-то впереди. «Когда я стану гладиатором номер один, буду счастлив», – думал Волтан. В миг, когда он получил долгожданный титул, он почувствовал прилив удовольствия и гордости, но через час все прошло.

Волтан прошел через толпу и сел на скалу, по-прежнему не понимая, зачем он здесь. «Что ты хочешь найти? – спрашивал он себя. – Группу дураков, притащившихся послушать идиотку, которую через несколько дней сожгут?» Он тихо сидел среди обреченных на смерть, обдумывая детали убийства Джасарея. Ни один из планов не позволял предусмотреть все до конца, но, довольный тем, что удалось продумать все возможные трудности, Волтан расслабился. Он почувствовал, что толпа заволновалась, и вскочил на ноги. В дальнем конце зала в сопровождении трех светловолосых мужчин появилась молодая женщина в голубом платье с покрытым черной вуалью лицом. Собравшиеся подняли руки над головой, и Волтан сделал то же самое.

– Пусть Исток благословит и защитит вас, – произнесли нараспев собравшиеся.

Женщина тоже подняла руки и развела их в жесте, напоминающем объятие,

– Что мы видим вокруг нас? – спросила она. – Что мы видим в дереве и ручье, горе и долине? Что мы чувствуем, когда смотрим на звезды и серебряный месяц? Что мы чувствуем, когда ласковое солнце касается кожи?

– Радость! – хором отвечали зрители.

– А когда нас обнимают друзья, улыбается ребенок или незнакомый человек делает приятное, что мы чувствуем?

– Радость!

– А откуда идет эта радость, друзья?

– От Истока! – кричали собравшиеся.

– От Истока Всего Сущего, – повторила она, с минуту сидела молча, опустив голову, а потом поднялась.

Собравшиеся рассаживались – на землю, на камни, на сломанные сталагмиты.

– В мире так много зла, – проговорила Госпожа-в-Маске, – ведь нами правят люди, чей дух спалило пламя жадности и похоти. Нам следует их пожалеть, они лишились духа и после смерти будут бродить по Пустоши, испуганные и потерянные. Им никогда не увидеть яркого, сияющего света и не испытать радости жизни в раю. Короткая жизнь постепенно угаснет, и они познают вечное раскаяние. Они считают себя великими, а свою жизнь – полной славы и богатства. Но это не так. На самом деле они, так же как и мы, – семена, брошенные в мягкую землю, и нам не видно прекрасного солнца, сияющего в небесах. Глубоко под землей мы стремимся к тому, чего не можем увидеть. Слуги зла считают, что существует только грязь, и укрываются ею, словно одеялом. Им кажется, что верить в то, чего не видишь, – глупо, и они так и остаются в земле, пока не загнивают. А те, в ком есть вера, стремятся к росту. Мы действительно растем, друзья. Наши корни в доброте и любви, из грязи мы тянемся к небу и увидим солнце, а слуги зла не увидят. Поэтому, когда они придут за вами, пожалейте их, а когда привяжут к столбу – простите, ведь в их жизни нет ни цели, ни радости, ни счастья.

Госпожа-в-Маске замолчала, а потом вышла к слушателям и стала обходить каждого по очереди и, прикладывая к щеке руку, благословляла. Волтан пытался укрыться за высоким сталагмитом, но Госпожа неспешно шла именно к нему. Он сжал длинный кинжал, спрятанный в складках тоги, и быстро глянул на ведущий к выходу туннель. Если она его разоблачит, он убьет ее на месте и убежит. Ему бы этого не хотелось – если не взять Госпожу-в-Маске живой, Наладемус будет в ярости.

Большинство собравшихся стояли на коленях, и Волтан, низко опустив голову, последовал их примеру.

– Я прощаю тебя, – прошептала она и вернулась к слушателям.

– Мне скоро придется вас покинуть, – сказала она.

В толпе раздались протестующие возгласы, но она успокоила их мягким, но властным жестом:

– Меня арестуют и сожгут на костре на глазах глумящейся толпы. Я это знаю, потому что у меня было видение. Но не бойтесь за меня, это случится только потому, что я позволю. Если Исток решил, что время моей жизни на земле истекло, я это только приветствую.

Повисла жуткая тишина, некоторые из собравшихся заплакали.

– Среди нас есть человек… – начала она. Волтан напрягся, его рука под тогой снова легла на рукоять кинжала, – который не понимает тайны жизни и не знает, что такое счастье. Ему я хочу кое-что сказать. Прямо отсюда идите на рынок Станос и ждите у ларька с желтым навесом. Вам не придется долго ждать, и вы откроете величайшую из истин. А теперь, друзья, нам пора прощаться. Да поможет вам Исток!

Госпожа-в-Маске повернулась и неспешно вышла из зала.

Волтан стоял завороженный, но слушатели начали расходиться, и он вышел со всеми. Выходов из катакомб было несколько, и скоро Волтан уже шел по узким улочкам к рынку Станос. Шел он очень осторожно – это наверняка ловушка, и Госпожа-в-Маске скорее всего послала шпионов, которые дожидаются у ларька с желтым навесом и готовы на него напасть. Но он никого не боялся, он Волтан, и даже одним кинжалом он готов отразить любую атаку.

На рынке было немноголюдно, и некоторые торговцы уже собирались уходить. Впереди виднелся ларек, где торговали украшениями, в основном из зеленого нефрита. Внимательно оглядывая окружающих, Волтан подошел поближе. Ни один из мужчин не был вооружен, большинство прогуливались с женами или любовницами. Он стал рассматривать товар.

К ларьку подошла молодая девушка со светлыми волосами и голубыми глазами и стала рассматривать сережки. Что-то в ее облике взволновало Волтана, и он попытался вспомнить, где мог видеть ее раньше.

– Простите, – обратился он к девушке.

Она посмотрела на него, и Волтан вспомнил тот далекий день, когда на внутреннем дворе прощался с рыдающей девушкой.

– Да?

– Мы с вами знакомы? – только и смог спросить он.

– Мне кажется, нет, сэр.

– Меня зовут Волтан, и мне… мне кажется, что я вас знаю.

– Я Кара, – с улыбкой ответила девушка, – поверьте, если бы мы встречались, я бы об этом обязательно помнила.

– Где вы живете, Кара?

– Я живу с дедушкой.

– Тогда, возможно, я знаком с ним, – проговорил он, – наверное, я видел вас ребенком.

– Может быть, и так, – – согласилась Кара, – мой дедушка знаменит. Когда-то он был гладиатором номер один, а сейчас тренирует молодых в цирке Оссиан.

Волтану показалось, что его сердце пронзил острый кинжал.

– Так вы – внучка Свирепого?

– Да, вы его знаете?

– Мы… встречались.

– Тогда вы должны прийти к нам в гости. Мы сейчас живем на большой вилле, но к нам мало кто заходит.

– Может быть, я приду, – отозвался Волтан, не в силах заглянуть в голубые глаза девушки.

Кара улыбнулась:

– Я вас уже видела сегодня, сэр. Час назад. Она сложила руки, изображая дерево. Улыбнувшись на прощание, Кара пошла прочь, а Волтан смотрел ей вслед, пока она не ушла с рынка.

Затем он поспешно вернулся в храм и приказал слуге принести досье Свирепого. Когда он закончил читать и отодвинул бумаги на край стола, лучи заходящего солнца озарили кабинет. Волтан поднялся, подошел к окну и стал смотреть на закат.

Ему было девятнадцать, когда он покинул Город и с девятнадцатой армией Пантер отправился на восток.

– Рыдая, Палия умоляла его остаться, но он думал лишь о войне и славе. А однажды поймал себя на том, что думает о ней, о проведенных вместе днях. Ему вспоминались ночи любви и счастья, минуты, когда они просто держались за руки или вместе сидели под розовым кустом. Он все еще помнил запах ее волос.

Волтана не было больше года, и по возвращении в Город он тут же помчался к дому Палии, отчаянно молясь, чтобы за время его отсутствия она не полюбила другого. Ему открыли незнакомые люди и рассказали, что Свирепый больше здесь не живет, что после самоубийства дочери он переехал на другой конец империи. Потерянный и осиротевший, Волтан, спотыкаясь, пошел к себе.

Теперь он. стоял в темноте, вспоминая девушку у ларька с нефритом, ее широкую улыбку и синие глаза. Горло Волтана сжалось, а на сердце легла тяжесть.

– У меня есть дочь, – прошептал он.

Он вспомнил, как она сложила руки, изображая дерево, и впервые в жизни ему стало страшно.

Завтрашний день войдет в историю Города. Шпионы, разведчики и информаторы сообщили около тысячи имен последователей культа, списки раздали капитанам карательных отрядов, и Волтан не имел возможности проверить, была ли в списках Кара. В дверь постучали, и в кабинет Волтана скользнула темная фигура.

– Все готово, господин, – доложил вошедший, – мы убьем императора сегодня?

– Да, сегодня, – ответил Волтан.