Текст книги "Полуночный Сокол"

Автор книги: Дэвид Геммел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Бануин попытался прислушаться, но не смог разобрать слов. Он вернулся к чтению, а когда студенты проходили мимо, поднял глаза. Шедший последним высокий красивый юноша с короткими черными волосами остановился у стола Бануина.

– Ты Бануин-целитель? – спросил он.

Сердце Бануина упало. Однажды он вылечил нарыв на спине Сенкры и еще пару раз помогал друзьям старого учителя по его просьбе. Бануин скрывал свой дар и убеждал всех, что лечит ароматными припарками из мяты и лаванды. Приложив припарку, Бануин закрывал глаза и лечил по-настоящему и нарыв у Сенкры, и воспаления суставов вследствие артрита у друзей старого профессора. Теперь Бануин жалел, что вообще использовал дар, ему вовсе не хотелось выделяться на фоне населения Города. Ему хотелось, чтобы его оставили в покое.

– Я разбираюсь в травах, – сказал он, – но особых знаний у меня нет.

– Я Маро, сын Баруса, – представился юноша, протягивая руку.

– Твой отец очень помог мне, когда я сюда приехал, – проговорил Бануин, – передай ему мои наилучшие пожелания.

Маро улыбнулся:

– Он, как всегда, на войне, но постараюсь не забыть твой привет до его возвращения.

Несмотря на улыбку, Бануин был почти уверен, что Маро подошел не просто так. Он и поджидавшие в коридоре друзья будто излучали страх и напряжение.

– Никогда не видел тебя раньше, – сказал Бануин, – что ты изучаешь?

– Историю, конечно, иначе зачем я здесь?

– Я имел в виду, какой период истории, – уточнил Бануин.

– Период становления Города, – ответил Маро, – у нас весной экзамены. А ты? Зачем ты сюда ходишь?

– Я подрабатываю переписыванием самых старых и хрупких свитков и пергаментов. Очень странно, но большинство документов все эти годы так и пролежали непрочитанными. Некоторые из них на языках, которые уже никто не знает, но я стараюсь их переписать с максимальной точностью.

Напряжение Маро, казалось, немного спало.

– Ну, наверное, еще встретимся. Хорошего дня!

Бануин пытался вернуться к свиткам, но мысли упорно текли в другом направлении.

Сцена в парке разбудила его прежние тревоги. Как бы ему ни нравилась архитектура Города, его музеи и библиотеки, Бануин уже не мог закрывать глаза на ужас, в котором жили многие горожане. Последователи культа подвергались ежедневным облавам, их сгоняли в подземные казематы Малинового храма, казнили через повешение или сжигали. Только на прошлой неделе сорок человек привели на стадион Палантес, привязали к столбам, обложили пропитанным маслом хворостом и подожгли. Судя по доносившимся со стадиона крикам, зрители неистовствовали.

Бануину так не хотелось видеть в Городе зло, но оно было повсюду.

«Тебе не нужны неприятности, – говорил он себе, – не ввязывайся в религиозные споры, и однажды страх уйдет, а до этого нужно быть осторожным».

Через три дня арестовали Сенкру. Четыре рыцаря в черных плащах ворвались прямо на лекцию и стащили Сенкру с кафедры. Сначала старик пришел в ярость и требовал, чтобы – его отпустили, но тут же получил удар в ухо и растянулся на полу. После этого крики его стали жалобными.

– Бануин был среди сотни студентов, пришедших на лекцию. Он не мог поверить своим глазам и внезапно обнаружил, что поднимается со своего места и идет прямо к рыцарям, которые тащили упирающегося профессора к выходу.

– В чем его обвиняют? – услышал он собственный голос, эхом отдающийся в большом зале.

К нему подошел один из рыцарей.

– Ты пытаешься нам помешать? – грозно спросил он.

– В чем его обвиняют? – повторил Бануин. – Сенкра примерный гражданин и прекрасный учитель.

Рыцарь посмотрел ему в глаза:

– Нам сообщили, что он последователь культа, мы забираем его в Храм на слушание дела.

– Но это ошибка! – воскликнул Бануин. – Сенкра всегда осуждал культ и его последователей.

– Вот именно! Вот именно! – взмолился Сенкра. – Произошла ошибка!

Рыцарь шагнул к Бануину:

– Ты испытываешь мое терпение, парень. У меня нет времени на пустые споры.

Бануин собирался что-то возразить, но рыцарь ударил его кулаком в висок, Бануин свалился на пол и почти потерял сознание. Он не знал, кто поднял его на ноги, увел в соседнюю комнатку и усадил на стул.

Открыв глаза, он увидел Маро, прикладывающего к его виску влажную ткань. Бануин удивился, обнаружив, что кусок ткани насквозь пропитан кровью.

– Мне нужно в Храм, – проговорил он, – это несправедливо.

– Сиди спокойно, – пытался урезонить его Маро, – тут дело не в справедливости.

– Он не исповедует культ, – сказал Бануин.

– Конечно, нет, но на него донесли.

В комнату вошел другой юноша, неся чашку с водой. Он протянул ее Бануину. Глотнув воды, Бануин почувствовал сильную тошноту и жуткую головную боль.

– Мне… нужно прилечь, – только и смог прошептать они упал бы, если бы не поддержка Маро,

У Бануина все поплыло. перед глазами, а Маро с другом перенесли его в крохотную каморку без окон и положили на складную кровать. Бануин тут же потерял сознание, а очнувшись, увидел, что на дальней стене зажгли фонарь. Он лежал не шевелясь, его по-прежнему мутило, но головная боль стихла. Бануин дотронулся до виска и нащупал покрытую коростой шишку. – Как ты себя чувствуешь? – спросил Маро.

Бануин повернулся на бок и увидел, что темноволосый юноша до сих пор сидит около него.

– Они увели его, – проговорил Бануин.

– Увели, – подтвердил Маро.

– За что? – спросил Бануин, закрывая глаза.

Город во власти страха, так что не имеет смысла спрашивать, за что задержали невиновного. Культ Древа исповедует не более тысячи человек, но за три года на костре, виселице и плахе казнено более четырех тысяч. Более влиятельным и богатым разрешается принять яд.

Бануин не ответил, он чувствовал, как пелена спала с его глаз. Он так хотел стать гражданином Города, а теперь получалось, что он просто не желал видеть правду. Он не желал говорить об этом ужасе, не желал даже думать о нем и создал для себя образ прекрасного Города – центра науки и культуры.

– Мне хочется домой, – сказал Бануин, пытаясь сесть.

– Где ты живешь?

– У меня комнаты около Белой площади, – проговорил Бануин, поднимаясь.

– Я провожу тебя, – сказал Маро и взял его под руку.

Они вышли в коридор, прошли по опустевшему университету и оказались на широкой улице. Сгущались сумерки, и свежий воздух благотворно подействовал на Бануина – он смог идти без помощи Маро. Через несколько минут они оказались на Белой площади. Последние лучи заходящего солнца переливались в струях фонтанов, и в обеденных залах появились вечерние посетители. Слуги зажгли цветные фонарики и развесили на веревках между домами. Отовсюду доносился веселый смех.

Бануин присел на бортик одного из фонтанов, а Маро устроился рядом.

– Зачем императору… убийства? – спросил Бануин.

– Сначала это было ему только на руку, потому что первые арестованные являлись сторонниками республики, его врагами. Но сейчас я не уверен, что это ему на пользу. Как раз наоборот. Власть Наладемуса крепнет с каждым днем.

– Тогда почему Джасарей его не остановит?

Он просто не может. Основная часть армии Пантер участвует в войне на востоке, и в Городе больше Рыцарей Камня, чем солдат Джасарея. Если он выступит против Наладемуса, то наверняка проиграет. Джасарего за шестьдесят, у него нет ни жены, ни наследника, думаю, его свергнут до конца года.

– Тогда императором станет Наладемус?

– Так мне кажется. Но мой отец считает, что Джасарей хитер как лис. И так просто он него не избавиться.

– А твой отец знает, что ты последователь культа?

Я не исповедую культ, хотя слушал их учителей и наставников. Мне очень по душе их философия любви и гармонии, но я не до конца ее приемлю. У меня нет ни малейшего желания лобзать своих врагов и превращать их в друзей. Предпочитаю разбираться с ними при помощи меча, но когда слушаешь Госпожу-в-Маске, то поневоле начинаешь ей верить.

Мимо проехала свободная, запряженная пони двуколка. Бануин окликнул кучера и спросил, не подвезет ли он его, и тот остановился.

– Куда вам? – спросил он.

– В Малиновый храм.

– Садитесь, молодой человек, – ответил кучер.

– Да ты с ума сошел! – прошипел Маро, хватая Бануина за локоть.

– Нужно заступиться за Сенкру, – объяснил Бануин. Маро покачал головой:

– Отец говорил, что риганты храбры до безумия, и я теперь вижу, что он прав.

– Я вовсе не храбр, Маро. Всю жизнь я был трусом, но я должен заступиться за Сенкру.

– Ты, наверное, очень любишь старика.

– Не так чтобы люблю, но мне он нравится.

– Тогда зачем ты едешь? – недоуменно спросил Маро.

– Потому что так нужно, – ответил Бануин, – если они потащат его на костер, а я не вступлюсь, буду казнить себя всю жизнь. Понимаешь?

– Тебе не спасти его, дружище.

– Я спасаю не столько его, сколько себя, – сказал Бануин и уселся на заднее сиденье двуколки.

Кучер щелкнул хлыстом, и повозка покатила по улице.

Бануин откинулся на подушки и стал смотреть на медленно проплывающий мимо Город.

Улицы полны людей, спешащих на ужин перед походом в театр, карет, экипажей, в которых разъезжала в основном богато одетая знать. На центральных улицах горели высокие железные фонари, а в переулках слуги вывешивали фонарики на веревках.

В ночи Город походил на сияющий драгоценный камень, но молодой ригант разочаровался в его красоте.

– К какому вам входу? – спросил кучер.

– Не знаю, а что, вход не один?

– Главный вход расположен со стороны аллеи Львов, но сейчас он уже закрыт. Еще можно войти со стороны административного центра, музея и казарм Рыцарей.

– Сегодня арестовали моего друга.

Кучер помрачнел, и Бануин почувствовал, что он испугался.

– Значит, вам нужно здание тюрьмы.

Повозка покатила дальше к центру, огибая слева Триумфальную арку и Сад Памяти. В этом районе меньше и людей, и горящих фонарей.

У Бануина снова заболела голова, его слегка замутило. Юноша обдумывал, не вызвать ли видение. Он не использовал свой дар с того трагического дня в Ассии, когда увидел Рыцарей Камня, отплывающих за Аппиусом и дочерью, и узнал, что они сделают. Лицо Бануина покрылось потом, в животе образовался комок. Тот, кто не обладает даром, никогда не поймет паники, охватившей его тогда. Видеть живыми людей, которых только что видел мертвыми! Сидеть с ними за столом, смотреть, как они улыбаются и смеются, и знать, что завтра они будут корчиться в смертельной агонии. Обладать такой властью и не иметь возможности что-то изменить. Бануин поддался желанию все бросить и бежать, он хотел спасти себя и Друга.

Но Бэйн был ригант, и даже неотвратимость смерти не удержала его от попытки спасти Аппиуса и Лию.

– Вот этот вход, – объявил кучер, останавливая пони не далеко от ворот.

Бануин расплатился и вышел, а кучер тут же развернул повозку и уехал.

Бануин подошел к зданию. Как и все крупные заведения Города, оно было облицовано белым мрамором и украшено статуями. Тяжелые решетчатые ворота из бронзы были открыты, и их охраняли два рыцаря, вооруженные копьями с железными наконечниками. Белые плащи означали, что это элитная часть, личная охрана Наладемуса.

Молодой ригант приблизился к одному из стражников:

– Могу я видеть кого-нибудь из руководства?

– Желаешь сообщить имена предателей? – спросил стражник.

– Нет, сэр, сегодня арестовали моего учителя, и я хочу за него заступиться.

– Если его арестовали, значит, он предатель, – отрезал стражник. – Хочешь вступиться за предателя?

– Он не предатель, сэр, его арестовали по ошибке.

– Ты думаешь? – насмешливо спросил стражник. – Ну, хорошо, подожди здесь.

Он вошел в ворота и ударил наконечником копья в бронзовый колокол, висящий за дверью караульной. Оттуда появился средних лет слуга, который, поговорив со стражником, побежал к главному зданию. Бануин терпеливо ждал. Чуть позже появились еще два рыцаря с мрачными лицами и пустыми, ничего не выражающими глазами.

Первый страж приблизился к Бануину.

– Они отведут тебя в комнату, где ты сможешь подать жалобу, – сказал он.

– Спасибо, сэр.

Вслед за двумя рыцарями Бануин прошел по усыпанной белым гравием дорожке через сад к задней двери, ведущей в узкий коридор. Шаги эхом разносились по зданию. Они поднялись по лестнице, повернули налево, потом направо, и скоро Бануин потерялся в лабиринте коридоров и комнат. Наконец они остановились перед двойной дверью. Рыцари распахнули ее, и Бануин увидел огромную комнату с высокими сводчатыми окнами. Стены без украшений, но пол выложен причудливой мозаикой в виде пересекающихся линий цвета белого золота на белом поле. В центре стоял полукруглый стол, за которым сидел монах. Голова выбрита, а бородка – кроваво-красного Цвета.

Когда рыцари ввели Бануина, монах поднял глаза, затем откинулся на спинку стула и стал лениво играть серой подвеской, свисающей с шеи.

– Ты пришел, чтобы защитить предателя, насколько я понял? – с присвистом спросил монах.

Бануин ничего не ответил, но внутренним зрением начал рассматривать рыцарей. Их мысли и чувства читались довольно легко – они явно наслаждались происходящим и ждали, когда его, кричащего и упирающегося, можно будет увести в камеру. Бануин потянулся к сознанию монаха и тут же отпрянул – все мысли того были о низости и предстоящих пытках. Бануин уже собирался заговорить, когда ощутил присутствие четвертого, невидимого человека. Бануин напряг все свои силы – номер четыре наблюдал за происходящим из-за бархатной шторы. Бануин чувствовал холодный, расчетливый ум и сильную, харизматическую личность. Скрытый наблюдатель испытывал боль и пытался с ней бороться.

– Ты что, язык проглотил? – прикрикнул монах за столом.

– Нет, сэр, но, признаюсь, я сильно смущен. Насколько я понимаю, арестованный должен предстать перед судом, который определит его виновность. Но вы, еще не зная, за которого из задержанных я пришел просить, уже назвали его виновным. Как такое возможно?

Монах побагровел.

– Ты осмеливаешься задавать мне вопросы?! Назови свое имя!

– Я Бануин-целитель, студент Сенкры, изучаю в университете историю.

– Мне не нравится твое поведение, Бануин, тебе явно не хватает почтительности. Не уважать монаха Города – значит не уважать сам Город, а это уже само по себе измена, Что касается твоего подлого учителя… слушание состоялось два часа назад, он был признан виновным и понесет наказание.

Бархатная штора в дальнем конце комнаты всколыхнулась, и из-за нее вышел крупный мужчина в просторной красной сутане с золотым посохом в руках. Кровавый Монах встал и поклонился, оба рыцаря почтительно склонили головы. Бануин тоже поклонился, но потом взглянул на опухшее лицо пришедшего – оно сильно раздулось, а белые волосы обрамляли его наподобие львиной гривы. Мужчина двигался с трудом, боль отражалась в каждом его движении. Кровавый Монах уступил кресло мужчине в красном, который с облегчением опустил в него тучное тело.

– Ты называешь себя целителем, – проговорил он гремящим, как отдаленный гром, голосом, – какие болезни ты умеешь лечить?

– Я умею снимать любую боль, господин, – отвечал Бануин, – и лечить многие болезни.

– Любую боль?

– Да, господин.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать один, господин.

– Двадцать один, – повторил неизвестный. – Где же ты приобрел такие чудесные знания? В университете?

– Нет, господин, я родился и рос среди племени ригантов. Моя мать знахарка, она научила меня использовать волшебные свойства трав и определять, какой недуг мучит человека.

Человек в кресле подался вперед, навалившись на стол, но тут же вздрогнул от боли.

– И что же у меня за недуг, Бануин-целитель?

– Вы страдаете от водянки, господин. Ваше тело распухает от воды – это признак того, что сердце, печень или почки работают неправильно. Вы ведь теперь спите сидя?

– Да, стоит мне прилечь, и я начинаю задыхаться.

– Значит, поражено сердце, господин.

– Можешь ты… твои травы помочь мне?

– Могу вылечить вас за десять дней, – заявил Бануин.

– Десять дней? Ты так уверен?

– Да, господин.

– А если я скажу, что если у тебя не получится, то тебе проткнут горячим железом глаза, вырвут язык и отпилят ноги и руки, ты будешь так же уверен?

Почувствовав в его словах садистское удовольствие, Бануин заглянул в холодные глаза человека в красном.

– Вы больны, господин, и я могу вас вылечить, – мягко проговорил он. – Я не лгу, равно как не лгу, утверждая, что мой учитель Сенкра не исповедует культ. Тот, кто донес на него, лжет. Сенкра часто говорил мне о несостоятельности философии культа и своем восхищении вашей работой, господин, – без запинки выпалил Бануин.

– Ты хочешь сказать, что станешь меня лечить, только если я отпущу твоего друга?

Вопрос словно повис в воздухе, и Бануин знал, что просто обязан ответить правильно.

– Нет, господин, я буду вас лечить, потому что могу помочь вам, единственное, что я хочу сказать, – то, что Сенкра невиновен.

– Я рассмотрю его дело еще раз. Какие травы тебе нужны?

– Немного семян норичника и листья некоторых цветущих растений, например ноготков, немного крапивы и лавандовое масло. Я вернусь со всем необходимым завтра, и можно будет начать лечение.

Наладемус с трудом встал на ноги.

– Моя стража пойдет с тобой, и через час вы вернетесь. Лечение начнется сегодня.

Менее чем через два часа Бануина проводили в богато обставленные апартаменты Наладемуса, старейшины Города. На окнах висели бархатные шторы, а полки и столы были обильно украшены золотом и серебром. Диваны покрыты шелковыми покрывалами, даже светильники отливали золотом.

Наладемус сидел на диване среди подушек, в свете фонаря его лицо казалось восковым. Без малиновой накидки было ясно видно, что его плечи неестественно раздуты. Бануин положил купленные лекарства на стол,

– Ты купил все необходимое?

– Да, господин, хотя в аптеке рыцари до смерти всех перепугали.

– Иногда страх помогает, – проговорил больной. Два стражника застыли у дверей и стояли безмолвно.

– Ты говорил о норичнике, – сказал Наладемус, – насколько я понял, ты имел в виду семена?

– Да, господин, это укрепит ваше сердце.

– Но ведь это сильнейший яд!

– Это так, сэр, – согласился Бануин, – стоит чуть увеличить дозу, и пациент умирает. Я буду очень осторожен.

Наладемус опустил голову на подушки.

– Надеюсь, ты понял, что я говорил о пытках раскаленным железом вполне серьезно?

– Я понял. А теперь вам следует понять, что нужно расслабиться. Ваше тело в постоянном напряжении, а это вредно для сердца. Что вам прописал ваш врач?

– Мне постоянно делают кровопускания и дают отвратительные снадобья. А ты приготовишь мне что-нибудь другое.

Бануин смешал молотые семена наперстянки с толченой ромашкой, высыпал в стакан воды и подал Наладемусу. Старейшина Города разом его осушил.

– Положите голову на подушки, – велел Бануин, – и закройте глаза.

Наладемус послушался. Бануин взял его за правую руку. Кожа была горячей и липкой. Закрыв глаза, Бануин сосредоточил все свои силы и устремил на пораженное тело. Как он и опасался, сердце было довольно слабым, а почки почти отказали. Бануин ждал, пока подействует наперстянка, которая окажет двойное действие, как много лет назад учила Верна, – укрепит сердечную мышцу и замедлит сердцебиение. Это придаст организму сил и позволит сердцу больше отдыхать. А для Наладемуса в этом был еще один плюс – мощный прилив крови укрепит слабые почки и нормализует мочеиспускание. Однако только травы не помогут Наладемусу, даже наперстянка не спасет его от смерти через несколько недель.

Все еще удерживая руку Наладемуса, Бануин укреплял почки больного, а затем направил поток энергии на печень, которую также поразил смертельный недуг.

– Я чувствую, лекарство работает, – шептал Наладемус, – боль уже не такая сильная, ты помог мне.

– Мне нужно, чтобы вы легли на пол, господин, – попросил Бануин.

– Я не смогу дышать.

– Теперь сможете, ваше сердце стало сильнее. Но мне нужно обеспечить отток воды, которая просто затопляет ваше тело.

Бануин лгал, но было важно, чтобы Наладемус верил, что он выздоравливает с помощью медицины. Бануину не хотелось, чтобы тот узнал о его способностях.

Юноша помог Наладемусу лечь на толстый ковер, подложил ему под голову подушку, а затем стал несильно разминать грудь, шею и руки. Под конец он дотронулся до висков старейшины и несильно их сжал. Наладемус закрыл глаза и задышал глубже.

Бануин посадил Наладемуса. Затем он позвал на помощь стражников, и они вместе отвели Наладемуса в спальню и положили на кровать.

– Так приятно растянуться на кровати, – признался Наладемус, – после стольких недель сна в креслах.

– Не стоит сегодня слишком растягивать мышцы, господин. Вы стали сильнее, но на лечение печени потребуется время.

– За последние месяцы я еще никогда не чувствовал себя так хорошо. Но я прислушаюсь к твоим советам, Бануин.

– Я считаю, господин, что мне следует остаться возле вас несколько дней, на случай, если состояние ухудшится.

Наладемус улыбнулся:

– Я велел приготовить тебе комнаты.

С довольным рычанием Наладемус поднялся и исчез в узком коридорчике.

Через несколько минут старейшина вернулся:

– Клянусь божеством Города, я не мочился так уже пять лет.

Бануин через силу улыбнулся:

– Так будет продолжаться еще несколько дней, господин. В вашем организме накопилось слишком много жидкости.

Наладемус присел на кровать.

– Для меня сегодняшний день оказался удачным, парень, и он окажется счастливым и для твоего учителя Сенкры. Я пересмотрел доказательства, он будет сейчас же освобожден.

– Спасибо вам, господин. Вы очень добры.

– Моя доброта не знает границ, – холодно заметил Наладемус, – а теперь стража проводит тебя в комнаты.

В комнатах, отведенных Бануину, зажгли фонари, а сам Бануин замер на пороге в восторге от богатства интерьера.

Главную комнату украшала внушительных размеров фреска, изображающая виноградник. Казалось, что лоза и впрямь вьется по стенам, а ягоды выглядели так аппетитно, что их хотелось сорвать с гипсовых кистей. Мебель весьма элегантна, а уставшие ноги ласкали шелковые коврики.

Бануин вошел, и стражники захлопнули за ним дверь. В главной комнате не было камина, но горячий воздух проникал сквозь встроенные в пол металлические решетки, и в комнатах было достаточно тепло, несмотря на открытое окно, ведущее на балкон.

Бануин вышел на балкон и увидел внизу казармы Рыцарей Камня и бронзовые ворота, в которые он с таким волнением вошел сегодня. Оставшись наконец один, Бануин смог расслабиться. Руки задрожали, и он с облегчением опустился на резную скамеечку, стоящую на балконе. Его одолевали сомнения. Бануин был очень рад, что удалось спасти Сенкру, и даже чувствовал некоторую гордость, но вместе с тем он осознавал, что спасает чудовище. Наладемус словно источал злобу, которая как ядовитая змея с шипением свернулась в клубок, когда Бануин коснулся его тела. Бануин вздрогнул и вернулся в теплые комнаты.

На столах и полках комнат были расставлены многочисленные фигурки из фарфора и цветного стекла. Бануин стал их рассматривать и вдруг понял, что перед ним – коллекция, которую кто-то любовно собирал. Бануин подошел к гардеробу и раскрыл дверцы: полки и крючки были пустыми, но в углу, забытая или незамеченная, лежала сандалия. Бануин прошелся по комнатам, выдвинул все ящики, но больше ничего не нашел. Кто бы раньше ни жил в комнатах, он их покидал в большой спешке, даже не упаковав красивые фарфоровые фигурки.

В наружную дверь постучали. Бануин открыл дверь юноше с серебряным подносом, на котором были разные сорта жареного мяса, овощи и кувшин с водой. Слуга поклонился и поставил поднос на полированный столик.

– Кто здесь жил раньше? – спросил Бануин.

Слуга еще раз поклонился, и Бануин увидел в его глазах страх. Слуга поспешно удалился.

– Спасибо! – прокричал ему вслед Бануин.

Вскоре в дверь постучали снова. На этот раз слуг было двое. Один нес сложенную одежду, другой – медное ведро с кипятком. Бануин узнал свои вещи. Первый слуга развесил их в пустом гардеробе и удалился, а другой прошел через комнаты и открыл неприметную дверцу. Последовав за слугой, Бануин увидел, как тот наливает воду в огромную ванну в форме раковины. Вошли другие слуги с ведрами, и за считанные секунды ванна была полна на три четверти. Вернулся первый слуга с полотенцами и маленьким пузырьком с ароматическим маслом, которое он вылил в воду. Затем все ушли, не проронив ни слова.

Бануин снял тунику, сандалии к залез в ванну. Тело погрузилось в теплую воду, ароматный пар щекотал ноздри. Как приятно! Намочив волосы и лицо, Бануин лежал в ванне, пока вода не остыла. Вылезая, он нащупал на дне ванны металлическое кольцо, потянул за него, и вода стала сливаться в дренаж. В панике Бануин пытался вернуть кольцо на место, испугавшись, что затопит нижние этажи. В открытое окно он услышал, как вода выливается на улицу. Он выглянул – из стены торчала выводящая труба, и вода низвергалась на землю, словно водопад. Бануин улыбнулся, вернулся в ванную и снова вытащил затычку, а затем подбежал к окну и стал смотреть, как вытекает вода. По неизвестной причине это подняло его настроение, и, вернувшись в комнаты, он с удовольствием съел все, что для него приготовили. Он почувствовал, как на него наваливается усталость, и пошел в спальню. На кровати из позолоченного дерева лежал матрас, который был почему-то слишком велик и свешивался по бокам. Стоило Бануину прилечь, как к нему тут же вернулось беспокойство. Он быстро сел и почувствовал, что проснулся его необыкновенный дар. Бануин снова лег и напряг все органы чувств.

Через минуту его посетило видение – два солдата, нависшие над кроватью, и перекошенное от злобы лицо Наладемуса. Солдаты были вооружены ножами и тянулись к нему. От страха Бануин напрягся как натянутая тетива.

Он слез с кровати, приподнял края матраса и сдвинул его. 8 свете фонаря Бануин увидел на досках пятно, дотронулся до него – оно показалось липким. Поднеся палец к свету, Бануин увидел запекшуюся кровь. Он побежал в ванную, вытер палец и швырнул окровавленное полотенце на пол. Сердце неистово билось, мысли парализовал страх.

Человек, живший в этой комнате раньше, был убит ночью прямо в кровати на глазах Наладемуса. Затем слуги сняли перепачканный кровью матрас, но другого, подходящего по размеру, не подобрали. Прежний жилец умирал довольно медленно, потому что кровь текла долго, просочилась сквозь матрас и испачкала доски кровати. «За какое же преступление умер несчастный? » – подумал Бануин.

Он вернулся в комнату, глотнул воды и еще раз посмотрел на фарфоровые фигурки. Наконец, поддавшись усталости, вернулся в спальню, положил матрас на место и забылся неспокойным сном на диване.

Среди ночи Бануину приснился кошмар, и он проснулся, дрожа от страха. Но сон покинул его сознание, как просочившаяся сквозь пальцы вода. Единственное, что он помнил, это вонзающиеся в его тело ножи.

Бануин встал и вышел на балкон. В небе светили яркие звезды, и он чувствовал, как на душе становится легче. Как бы ему хотелось закрыть глаза и освободить дух, но здесь, в окружении камня, это невозможно. Подул холодный ветер, и Бануин вернулся в спальню и накинул на плечи одеяло. В комнате ему было страшно, казалось, стены надвигаются и вот-вот раздавят его дух. Бануин снова вышел на балкон и стал смотреть на залитый звездным светом Город.

С балкона он видел башни университета и величественное здание Дворца Республики, где жил император. «Город по-настоящему красив», – подумал юноша и внезапно почувствовал страх и стыд. Это был город его мечты, и ради этой мечты он закрывал глаза на правду. Да, Город красив, но эта красота сродни красоте могильника, за внешней роскошью убранства скрываются прах и гниль.

Дома создавали талантливые архитекторы из отборного материала, но ради этого истреблялись и порабощались соседние племена и цивилизации. Получалось, что Город стоит на крови. Каждая колонна, каждая статуя, каждый камень на дороге были политы кровью.

В груди Бануина вспыхнул гнев, подогреваемый ненавистью к себе. «Как же я всего этого не видел?» – вопрошал он. Ответ очевиден. Он все видел и понимал, но старался отбросить подобные мысли подальше и забыть. Гораздо приятнее думать о другом: об университете, Большом музее, библиотеках и архитектуре. Именно так Бануину удавалось лелеять эгоистические мечты. Но вот он оказался в Храме, этом средоточии зла, и в его сознании будто вспыхнул факел, обнаживший истинное лицо Города.

Бануину очень хотелось пуститься бегом в парк Физуса, сесть на скамейку под ивой и освободить дух в ароматный и чистый воздух ночи.

– Присядь со мной, Бануин, – послышался голос. Бануин вскочил на ноги и повернулся на голос. Дверь, ведущая в комнату, исчезла, и перед ним была густо заросшая жимолостью беседка, источающая дивный аромат. Комната тоже исчезла, и он увидел Морригу в тяжелой вуали, сидящую на пне около беседки. Перед ней горел костерок, обложенный камнями, и Бануин вдыхал мускусный запах леса – аромат влажной земли и прелых листьев.

Морригу поманила к себе, и он придвинулся к костерку, присел и положил руки на мягкую землю. Звуки и запахи леса тут же наполнили его дух. Бануин оторвал руки от земли, поднес к лицу и глубоко вздохнул.

– Взгляни на себя, гражданин Города! – сказала Морригу. – Копаешься в земле, как животное. Что, соскучился по грязи, Бануин?

– Можете смеяться сколько угодно, леди, возможно, я это и заслужил. Но я никогда не чувствовал запаха слаще.

– Знаешь почему?

– Пожалуй, знаю, – ответил Бануин, – в этой земле – жизнь, кипящая жизнь: семена, которые прорастут, личинки, которые в ней копошатся. Эта земля богата и плодородна, она Дает жизнь. Она прекрасна.

– Ты ведь можешь захватить горсть-другую с собой. Принесешь ее в университет и объявишь: «Смотрите, ригант принес вам грязь!'» Они закидают тебя цветами и, возможно, устроят праздник в твою честь.

– Ты сегодня не в настроении.

– Я принимала тебя, Бануин, и твои маленькие глазки щурились от яркого света фонаря. С тех самых пор они были закрыты и стали открываться лишь сейчас. Ждешь моих аплодисментов? Стоишь, сжимая в руках землю, и рассуждаешь о плодородии. Все, что ты сказал – правда. Почему теперь земля тебя кормит? Почему она дает тебе силы? Отвечай!

– Я… я не знаю.

– Глупый мальчишка! Земля кормит не тело, а твой дух. Вся твоя сила – в духе. Я наблюдала за тобой в Городе, видела, как ты бежал к старой иве и посылал дух в Кэр-Друах. Как же ты был счастлив! Ты когда-нибудь задавался вопросом, почему ты можешь освободить дух только возле ивы и больше нигде в Городе? Конечно же, нет! Ты слишком занят своими эгоистическими мечтами. Та ива растет на последнем святом месте этих пяти холмов. Все остальные места покрыты позором и смертью, и дух земли угасает и постепенно умирает.

– Теперь я понял, – отозвался Бануин, – Город – обитель зла. Жаль, что я понял это так поздно.