Текст книги "Детективы Дэшила Хэммета. Т. 3"

Автор книги: Дэшилл Хэммет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

– Вы должны были знать, что я сделаю это! – Мой .голос, резкий и безжалостный, казался мне чужим – Разве я не отнял костыль у калеки?

КИД

Это началось в Бостоне еще в семнадцатом году. На Тремонт-стрит возле отеля «Турейн» мы столкнулись с Лью Махером и остановились поболтать.

Я что-то рассказывал, когда Лью прервал меня:

– Посмотри незаметно на парня в темной кепке.

Я увидел долговязого малого лет приблизительно восемнадцати, с бледным угреватым лицом, угрюмо сжатыми губами, тусклыми карими глазами и бесформенным носом. Он прошел мимо, не обратив на нас внимания, а я сразу углядел, какие у него уши. Они не были похожи на сломанные уши боксера, но их края как-то смешно загибались. Парень повернул на Бойл-стон-стрит и скрылся из виду.

– Этот парень станет знаменитостью, если не попадется или если его не пристрелят, – предсказал Лью. – Запомни его имя. Это Кид. Уверен, в недалеком будущем тебе придется ловить его.

– Чем он занимается?

– Вооруженный грабеж. Парень умеет стрелять, и он, по-моему, просто сумасшедший. Его не сдерживает ничто – ни воображение, ни страх перед последствиями. А жаль! Легче ловить осторожных и рассудительных бандитов. Могу поклясться, что Кид участвовал в нескольких ограблениях в Бруклине месяц назад, но доказательств нет Все же я обещаю накрыть его с поличным.

Лью не сдержал свое обещание. Через месяц его укокошил какой-то домушник в перестрелке на Аудубон-роуд.

Через пару недель после этой встречи я уволился из Бостонского отделения сыскного агентства «Континентал», чтобы попробовать солдатской жизни После войны вернулся в «Континентал», но не в Бостон, а в Чикаго, и через пару лет перевелся в Сан-Франциско.

Итак, почти восемь лет спустя я увидел изогнутые уши Кида в Дримлэнд-ринке.

По пятницам в зале на Стейнер-стрит проходили вечерние бои. Я пропустил несколько схваток. Однажды все же у меня выдался свободный вечер, и я отправился туда. Уселся на твердый деревянный стул недалеко от ринга и стал смотреть, как парни размахивают руками. Прошла почти четверть, когда я заметил впереди, через два ряда, странные и чем-то знакомые уши.

Сразу я его не вспомнил, так как не мог разглядеть лицо владельца, который смотрел, как на ринге Киприани и Банни Коф обмениваются ударами. Я пропустил большую часть поединка, пытаясь вспомнить, где я видел эти уши. Во время краткого перерыва между боями, перед выходом следующей пары, человек повернул голову, чтобы что-то сказать соседу Я увидел лицо и моментально вспомнил его. Кид.

Он не сильно изменился за это время и не превратился в красавца. Только глаза стали более тусклыми, а складки у рта – еще жестче. Его физиономия по-прежнему оставалась такой же бледной и прыщавой, как и восемь лет назад.

Он сидел прямо передо мной. Теперь, когда я его узнал, можно было спокойно досмотреть бой.

Насколько мне было известно, Кид не был в розыске. Во всяком случае, «Континентал» за ним не охотился. Если бы он был простым карманником, я бы не стал его трогать. Но налетчики всегда пользовались у нашего брата повышенным вниманием. Самыми важными клиентами агентства являлись страховые компании, платившие большие премии за пойманных грабителей.

Когда Кид с почти половиной других зрителей в середине следующего боя покинул зал, не обращая внимания на мускулистых тяжеловесов на ринге, я вышел вместе с ними.

Парень был один. Следить за ним оказалось легко, так как улицы заполнили зрители. Кид двинул по Филлмор-стрит, перекусил в закусочной и сел на 22-й трамвай.

На Макалистер-стрит мы с ним пересели на 5-й номер. На Полк-стрит долговязый бандит вышел и двинулся в северном направлении. Пройдя квартал, он опять повернул на запад. Примерно через полтора квартала Кид подошел к грязному крыльцу трехэтажного здания, на втором и третьем этажах которого находились меблированные комнаты, а на первом – ремонтные мастерские.

Я нахмурился. Дом находился на южной стороне Голден-гейт-авеню между Ван-Нессом и Франклином. Если бы он сошел на Франклине, ему не пришлось бы топать пешком Целый квартал. Однако Кид доехал до Полк-стрит и вернулся назад. Может, захотел размяться?

Я немного послонялся по Голден-гейт. Ни в одном окне не зажегся свет Очевидно, окна его комнаты выходили во двор, или я имел дело с очень осторожным молодым человеком. Я не сомневался, что парень не заметил слежку – у него просто не было шанса. Пока все складывалось очень удачно.

Фасад здания не дал мне никакой информации. Я отправился на Ван-Несс, чтобы посмотреть со двора. Здание занимало Редвуд-стрит, узкий переулок, деливший квартал пополам. В четырех окнах горел свет, но это ни о чем не говорило. Я заметил дверь, ведущую, очевидно, в мастерскую. Вряд ли жильцы пользовались ею.

По пути домой я заскочил в агентство и оставил записку Старику:

Слежу за Кидом, налетчиком, 25—27, 135, 5ф. 11 д., бледное лицо, шатен, карие глаза, толстый нос, изогну-тые уши. Работал в Бостоне. Есть ли по нему какие-нибудь сведения? Живет на Голден-гейт рядом с Ван-Нессом.

В восемь часов следующего утра я находился в квартале от дома, в котором скрылся Кид. Шел обложной дождь, но я не обращал на него внимания. Внешний вид черного двухместного автомобиля, в котором я сидел, идеально подходил для работы в городе. В этой части Голден-гейт-авеню находится множество авторемонтных мастерских и магазинов по продаже старых машин. На улице в любое время дня и ночи стояли десятки автомобилей. Здесь можно было околачиваться целый день без риска вызвать подозрение.

Так и случилось. Девять часов я слушал, как дождь барабанит по крыше автомобиля, и ждал Кида. Кроме пачки «Фатимы» [2]2
  Фатима» – сорт сигарет


[Закрыть], у меня ничего не оказалось, и я ужасно проголодался. Я не знал, живет ли Кид в доме, за которым я наблюдаю. Парень мог вчера вечером после моего ухода двинуть домой. В сыскном деле трудно избавиться от пессимизма. Я постарался отогнать сомнения и не сводил глаз с грязной двери, в которой вчера скрылась моя дичь.

В начале шестого прибежал с запиской от Старика из агентства Томми Хауд, четырнадцатилетний мальчишка с приплюснутым носом.

Бостонское отделение подозревает Кида в нескольких грабежах, но доказательств нет. Настоящее имя, возможно, Артур Кори или Кэри. Может, принимал участие в налете на бостонского ювелира Танниклифа в прошлом месяце При налете погиб служащий и похищено необработанных камней на шестьдесят тысяч долларов. Ограбление совершили двое, но их примет нет. Бостон считает, что им следует заняться всерьез.

Я вернул записку мальчишке (какой смысл таскать ее с собой) и попросил:

– Позвони Старику, чтобы он подменил меня, пока я перекушу. С утра не было маковой росинки во рту.

– Как бы не так! – ответил Томми. – Все заняты. Весь день не видел ни одного оперативника. Не пойму, почему вы не носите с собой хотя бы шоколад?

– Ты начитался статей об арктических экспедициях,– упрекнул я его. – Когда у человека брюхо прилипает к хребту, он готов съесть что угодно. Но когда он просто проголодался, то не согласен набивать желудок сладостями. Сбегай, принеси пару сандвичей и бутылку молока.

На хмуром лице Томми появилось хитрое выражение.

– Скажите, как выглядит ваш приятель и где он прячется, – предложил Хауд, – и я посмотрю за ним, пока вы будете есть, как приличный человек. Идет? Мясо, жареная картошка, пирог, кофе.

Томми мечтал заняться настоящим делом и ловить бандитов десятками. Поэтому он был не прочь воспользоваться случаем. Я тоже не возражал против того, чтобы парень посидел в машине. Но если Старик узнает, что я оставил мальчишку одного среди головорезов, он снимет с меня скальп. Поэтому я покачал головой:

– У этого парня четыре пушки и топор, Томми. Он тебя съест и не подавится.

– А, ерунда. Вы, оперативники, всегда всех пытаетесь убедить, что, кроме вас, никто с ними не сладит. Ваши жулики не такие уж лихие бандиты, если позволяют вам ловить себя.

В этом была доля истины, но я все равно выгнал парня из машины.

– Один сандвич с языком, второй с ветчиной и бутылку молока. Одна нога здесь, другая там.

Однако, когда он вернулся, меня уже не было. Только Томми скрылся из виду, как из дверей меблированных комнат вышел Кид. Он поднял воротник плаща и повернул на юг, на Ван-Несс.

Когда я доехал до угла, долговязая фигура исчезла. Он не мог дойти до Макалистер-стрит. Если парень не спрятался в здании, то он на Редвуд-стрит. Я проехал еще квартал до Голден-гейт-авеню, повернул на юг и очутился на углу Франклина и Редвуд-стрит как раз вовремя – Кид нырнул в заднюю дверь жилого дома, выходящего на Макалистер-стрит.

Я медленно ехал и думал.

Дом, где Кид провел ночь, и дом, в который он только что вошел, выходили дворами в один переулок. Между ними было расстояние с полквартала. Если окна комнаты Кида смотрят во двор и если у него есть сильный бинокль, то он мог без труда видеть, что происходит в здании напротив, на Макалистер-стрит.

Вчера вечером парень вышел за квартал от своего дома. Увидев, как он только что вошел через черный ход, я понял, почему Кид вышел на Полк-стрит. Если бы он сошел ближе к своему дому, его бы могли заметить из этого здания. Скорее всего парень следит за кем-то из дома на Макалистер-стрит и не хочет, чтобы его видели.

То, что Кид воспользовался черным ходом, объяснить было нетрудно. Парадная дверь заперта, а задняя почти во всех зданиях, наверное, весь день открыта. Если он не наткнется на привратника, то без труда попадет в нужную квартиру. Трудно сказать, был ли хозяин дома. Во всяком случае, Кид вел себя скрытно.

Меня не очень беспокоило то, что я не знаю, в чем дело. Главное сейчас – найти удобное место для наблюдения.

Если он покинет дом через черный ход, то следующий квартал на Редвуд-стрит между Франклин-авеню и Голден-гейт – самое подходящее место. Но парень не клялся мне, что выйдет из здания через черный ход. Скорее всего он воспользуется парадным. Если Кид выйдет именно так, а не будет красться со двора, то привлечет меньше внимания. Лучше, следовательно, ждать на углу Макалистер-стрит и Ван-Несс, откуда видна парадная дверь и Редвуд-стрит.

Прошел почти час.

Кид вышел через парадную дверь, застегивая на ходу плащ, поднимая воротник и нагнув голову, чтобы спрятаться от дождя.

Мимо меня проехал черный «кадиллак» с зашторенными окнами. Кажется, я видел эту машину около городского муниципалитета, когда ждал Кида.

«Кадиллак» обогнул мою машину, заехал на тротуар, снова съехал с него и набрал скорость. Занавеси раздвинулись, и в окне несколько раз что-то сверкнуло. Раздалось семь выстрелов из пистолета маленького калибра.

С головы Кида медленно сползла мокрая шляпа, однако у него самого движения вовсе не были столь плавными. Он нырнул в какой-то магазин.

«Кадиллак» доехал до угла и повернул на Франклин-авеню Я устремился за ним.

Проезжая мимо магазина, в котором спрятался парень, я мельком увидел, как он стоит на коленях и все еще пытается достать пушку. Позади Кида виднелись возбужденные лица. Однако на улице было спокойно. Люди настолько привыкли к шуму автомобилей, что обратили бы внимание только на грохот шестидюймового орудия.

Когда я достиг Франклин-стрит, «кадиллак» обогнал меня на квартал. Он мчался по направлению к Эдди-стрит.

Я погнался по параллельной. Черная машина мелькнула на площади Джефферсона. Ее скорость снизилась. Через пять-шесть кварталов наши улицы соединились. Я почти догнал «кадиллак» на Стейнер-стрит и разглядел номер. Машина теперь двигалась с нормальной скоростью. Наверное, бандиты были уверены, что им удалось скрыться, и не хотели привлекать внимание. На всякий случаи я отстал на три квартала, хотя и не боялся, что могу вызвать их подозрение.

На Хейт-стрит около парка из «кадиллака» вышел стройный мужчина небольшого роста с бледным лицом, темными глазами и усиками. Черное пальто, серая шляпа и трость выдавали в нем иностранца.

«Кадиллак» поехал дальше по Хейт-стрит, и мне не удалось заметить, сколько в нем человек. После коротких раздумий я решил сесть на хвост коротышке.

Усатый иностранец зашел в аптеку, расположенную на углу, и позвонил. Не знаю, что он там еще делал. Через несколько минут приехало такси и отвезло его к отелю «Маркиз». Портье дал ему ключ от 761-го номера, и он вошел в лифт.

В «Маркизе» у меня были друзья. Я нашел местного детектива Дюрана и поинтересовался:

– Кто живет в 761-м?

Дюран, немолодой, седой мужчина, похожий на президента банка, когда-то был капитаном полиции в одном из больших городов Среднего Запада. Однажды он переусердствовал на допросе медвежатника и убил его. Газеты недолюбливали Дюрана, и, благодаря прессе, он потерял работу.

– 761-й? – переспросил Дюран, словно дедушка, расспрашивающий внука. – Кажется, мистер Маруа. Вы интересуетесь им?

– Да, – признался я. – Что вы знаете об этом Маруа?

– Немного. Он живет у нас примерно две недели. Спустимся в холл. Может, там что-нибудь знают.

Внизу мы переговорили с портье, телефонистками и старшим коридорным. Затем поднялись наверх и опросили горничных. Жилец из 761-го номера прибыл две недели назад и зарегистрировался как Эдуард Маруа из Дижона. Ему часто звонили, почты не получал, посетителей не было, поздно вставал, поздно ложился, не скупился на чаевые. В гостинице никто не знал, чем он занимается.

– Можно полюбопытствовать о природе вашего интереса? – спросил Дюран, который всегда говорил как поэт.

– Я еще точно не знаю, – правдиво ответил я. – Сам Маруа, может быть, в порядке, но он связан с подозрительным типом. Сообщу, как только что-нибудь разузнаю.

Я не мог рассказать Дюрану, что его гость стреляет среди бела дня в налетчика недалеко от городского муниципалитета. «Маркиз» – респектабельный отель, и они немедленно вышвырнули бы француза на улицу, а пугать его не было смысла.

– Пожалуйста, не забудьте, – попросил Дюран. – Вы наш должник. Так что, пожалуйста, не скрывайте от нас информацию, которая может принести нам ненужную известность.

– Договорились, – пообещал я. – Не окажете еще услугу? У меня маковой росинки во рту не было с половины восьмого утра. Может, посмотрите за лифтами, пока я заскочу в гриль?

– Конечно.

По пути в гриль я позвонил в агентство и назвал номер «кадиллака».

– Кому он принадлежит?

– Это машина Джона Петтерсона из Сан-Пуэбло.

Можно, конечно, заняться Петтерсоном, но сто против одного, что это ложный след. Когда делом занимаются профессионалы, проследить их машину по номерам почти безнадежное занятие.

Я томил в заточении голод целый день и теперь в гриле выпустил его на свободу. За едой поразмыслил над событиями дня, стараясь не напрягаться, чтобы не испортить аппетит. К тому же думать было особенно не о чем.

Кид живет в берлоге, из которой виден дом на Макалистер-стрит. Он тайком посетил это здание. Когда Кид выходил оттуда, по нему открыли стрельбу из машины, ждавшей наверняка где-то поблизости. Жил ли напарник или напарники француза в квартире, в которую забрался Кид? Может, его заманили в то здание, чтобы избавиться? Или люди из «кадиллака» наблюдали за парадным входом, а Кид смотрел за черным? Если да, то знали ли они друг о друге? И кто тогда живет в этом доме?

Ни на один из этих вопросов я не мог ответить. Я только знал, что француз и его товарищи, похоже, недолюбливают Кида.

Закончив есть, я вернулся в холл. Когда я проходил мимо телефонисток, одна из девушек кивнула мне. У нее были такие кудрявые рыжие волосы!

Я остановился.

– Вашему другу только что звонили.

– О чем говорили?

– Его ждет человек на углу Керни и Бродвея. Просил поторопиться.

– Когда был звонок?

– Они только что закончили разговаривать.

– Называли какие-нибудь имена?

– Нет.

– Благодарю.

Я подошел к Дюрану, следившему за лифтами.

– Еще не спустился?

– Нет.

– Хорошо. Рыжая телефонистка сказала, что его только что вызвали на угол Керни-стрит и Бродвея.

Я вышел из гостиницы и сел в машину, которую оставил за углом. Черный «кадиллак» с новыми номерами уже стоял перед отелем. Я проехал мимо и заглянул внутрь. За рулем сидел коренастый мужчина лет сорока в кепке, надвинутой на глаза. Из-под нее виднелись только большой рот и тяжелый подбородок.

Я остановился недалеко от «Маркиза». Ждать пришлось недолго. Француз сел в «кадиллак», который медленно покатил по Бродвею. Я последовал за ними.

Поездка оказалась короткой. «Кадиллак» остановился так, что пассажирам было удобно наблюдать за «Венецией», одним из лучших итальянских ресторанов города.

Прошло два часа.

Я думал, что в «Венеции» ужинает Кид. Когда он выйдет, опять начнется стрельба и продолжится фейерверк, прерванный на Макалистер-стрит. Хотя я и не собирался помогать Киду в неравном бою, все же надеялся, что на этот раз он сумеет быстро достать пушку.

Судя по всему, происходила война между головорезами. Я не хотел вмешиваться в их личные дела. По-моему, дождавшись чьей-нибудь победы, я тоже немножко выиграю, задержав оставшихся в живых налетчиков.

Предположение о Киде оказалось неверным. Француз ждал мужчину и женщину. Я не разглядел их лиц, так как они быстро сели в такси.

Мужчина был высоким и широкоплечим гигантом. Рядом с ним его попутчица выглядела маленькой девочкой. Да и немудрено. Любой предмет, весивший меньше тонны, показался бы крошечным рядом с этим громилой.

«Кадиллак» поехал за такси, а я – за «кадиллаком». Ехать пришлось недалеко.

Такси свернуло в темный квартал на окраине Чайнатауна. Раздался скрип тормозов, крики, шум разбиваемого стекла, скрежет металла.

– Эй! Что вы делаете? – глупо закричал мужской голос. – Убирайтесь!

Я не спеша подъехал ближе. Сквозь дождь и темноту оказалось трудно разглядеть подробности. Я находился футах в двадцати, когда из такси на тротуар выпрыгнула женщина. Она приземлилась на колени, вскочила и побежала.

Я открыл дверь. Хотел разглядеть ее, когда она будет пробегать мимо. Если женщина примет открытую дверь за приглашение, я не стану возражать против беседы.

Женщина из такси приняла приглашение и бросилась к машине, словно и не сомневалась, что я жду именно ее. Над меховым воротником виднелось маленькое овальное лицо.

– Помогите! Быстрее… Увезите меня отсюда!

Несмотря на то что в ее голосе почти не слышался акцент, я понял, что передо мной иностранка.

– Как насчет?.. – Я закрыл рот, так как она ткнула мне в ребро короткоствольный пистолет. – Конечно! Садитесь, – живо согласился я.

Женщина нагнула голову, чтобы сесть в машину. В этот момент я схватил ее за шею и затащил вовнутрь. Со мной боролось маленькое, но мускулистое тело. Я вырвал пушку и оттолкнул ее на соседнее сиденье. Пальцы незнакомки вцепились в мою руку.

– Быстрее! Быстрее! Пожалуйста, отвезите…

– Как насчет вашего друга?

– Это не друг! Он с ними заодно! Пожалуйста, побыстрее!

В открытой двери моей машины появился человек с большим подбородком, сидевший за рулем «кадиллака». Он схватил женщину за меховой воротник. Она попыталась вскрикнуть, но из ее горла донесся лишь булькающий звук, который издает человек с перерезанной глоткой. Я ударил водителя «кадиллака» в подбородок пистолетом. Парень попытался упасть в машину, но я вытолкнул его.

Не успела его голова коснуться тротуара, как я захлопнул дверцу и развернулся. Когда мы поворачивали за угол, раздались два выстрела. Может, они стреляли еще, не знаю. Я несколько раз свернул и наконец понял, что погони нет.

Пока все в порядке. Я начал с Кида, бросил его, чтобы заняться Маруа, а теперь отпустил того, чтобы узнать, кто эта женщина. Трудно сказать, из-за чего вся возня, но теперь я, кажется, понял, из-за кого она.

– Куда? – спросил я через несколько минут.

– Домой, – она назвала адрес.

Я не стал возражать, так как моя попутчица жила в том самом доме на Макалистер-стрит, в котором днем побывал Кид. Хотелось опередить Француза и Большого Подбородка, поэтому мы быстро добрались на место. Не знаю, догадывалась ли моя пассажирка или нет, но я не сомневался, что все действующие лица знают этот адрес.

Во время поездки женщина не произнесла ни единого слова. Она сидела рядом со мной и дрожала. Я смотрел на дорогу, думая, как бы получить приглашение к ней домой. Жаль, что я выронил ее пушку, когда выталкивал из машины Большого Подбородка. Позже это могло бы пригодиться. Если она не пригласит меня сейчас, у меня не будет повода для визита.

Но беспокойства оказались напрасными. Она не пригласила, она потребовала, чтобы я пошел с ней. Незнакомка была сильно напугана.

– Не покидайте меня, – просила она, пока мы ехали по Макалистер-стрит. – Какой кошмар! Вы не можете бросить меня! Если вы уйдете, я отправлюсь с вами!

Я хотел попасть в ее квартиру, но не хотел оставлять машину рядом с домом.

– Поставим машину за угол и пойдем к вам.

Я проехал квартал, смотря по сторонам, но черной машины нигде не было видно. Оставив автомобиль на Франклин-стрит, мы вернулись к дому на Макалистер-стрит. Незнакомка заставила меня почти бежать. К этому времени ливень превратился в слабый дождик.

Дрожащей рукой женщина попыталась открыть входную дверь. Пришлось взять ключ и помочь ей. Никого не встретив, мы поднялись на лифте на третий этаж. Я открыл дверь квартиры.

Не отпуская мою руку, хозяйка включила свет. Я не понимал, чего она ждет, пока женщина не закричала:

– Франа! Франа! Франа!

Откуда-то донесся приглушенный собачий лай. Однако самой собаки не было видно.

Обеими руками женщина вцепилась в меня.

– Они здесь! – в ее голосе слышался ужас. – Они здесь!

– В квартире должен кто-то быть? – поинтересовался я, отодвинув хозяйку, чтобы она не загораживала обе двери, выходящие в прихожую.

– Нет! Только моя собачка Франа, но…

Одну руку я сунул в карман, чтобы при необходимости быстро достать пушку. Другой – отвел женские руки.

– Оставайтесь здесь. Я посмотрю.

Подойдя к ближайшей двери, я вспомнил, как восемь лет назад Лью Махер сказал: «Парень умеет стрелять, и он просто сумасшедший. Его не сдерживает ничто – ни осторожность, ни страх перед последствиями».

Левой рукой я нажал на дверную ручку и распахнул ногой дверь.

Ничего не произошло.

Нашел выключатель и включил свет. Уютная гостиная. Полный порядок.

Через открытую дверь в противоположном конце комнаты донеслось приглушенное тявканье. Сейчас оно стало громче и возбужденнее. Я двинулся к этой двери. Свет из гостиной освещал тихую и пустую комнату. Я вошел в нее и включил лампу.

Открыл дверь, из-за которой раздавался собачий лай. Темная пушистая собачонка прыгнула на меня. Я схватил ее там, где шерсть была самой густой. Франа оказалась фиолетовой, как виноград! Ее выкрасили в фиолетовый цвет. Держа этого крашеного, тявкающего пса, я направился в пустую спальню. В шкафу никто не прятался. В ванной и на кухне не было ни души. Очевидно, Кид запер фиолетового щенка еще днем.

Возвращаясь в прихожую с собачкой, я увидел лежащий на столе лицом вниз надрезанный конверт. Конверт из дорогой бумаги был адресован Инее Альмад.

Похоже, я имею дело с международной компанией. Маруа – француз, Кид – американец из Бостона, у собаки чешское имя (по крайней мере, несколько месяцев назад я взял одного фальшивомонетчика-чеха, которого звали Франа) и Инее, у которой, по-моему, испанское или португальское имя. Что касается ее фамилии, то она тоже, несомненно, была иностранной, хотя, кажется, не французской.

Я вернулся в прихожую к хозяйке, которая так и не тронулась с места.

– Все, кажется, в порядке. Собачка просто забралась в чулан.

– Никого нет?

– Никого.

Она взяла обеими руками собачонку и поцеловала ее в пушистую мордочку, успокаивая словами на непонятном языке.

– Ваши друзья, люди, с которыми вы поссорились сегодня вечером, знают, где вы живете?

Я не сомневался, что они-то знают, но хотел выяснить, известно ли это ей.

Инес бросила собаку, словно забыла о ней, и нахмурилась.

– Не знаю, – медленно ответила она. – Возможно. Если знают, то…

Она задрожала и захлопнула ногой входную дверь.

– Может, они были здесь днем, – продолжила она. – Я такая трусиха, я всего боюсь! Но сейчас здесь никого нет?

– Никого, – заверил я ее.

Мы вошли в гостиную. Я впервые увидел незнакомку без шляпы и темной накидки.

Передо мной стояла женщина лет тридцати со смуглой, как у индианки, кожей, чуть ниже среднего роста, в ярко-оранжевом платье. Круглые коричневые обнаженные плечи, изящные руки и ноги, на пальцах множество колец. Тонкий с горбинкой нос, ярко накрашенные полные губы, очень узкие глаза с длинными и густыми ресницами. Глаза какого-то темного цвета, который невозможно определить через узкий просвет между ресницами. Словно два темных луча пробиваются через прикрытые веки. Черные волосы в беспорядке. На смуглой груди нитка жемчуга, в ушах серьги.

Да, это была странная штучка. Я не хочу сказать, что она не была красива. Нет, Инее была прекрасна какой-то дикой красотой.

Закусив нижнюю губу белыми зубами и дрожа от испуга, она включила электрообогреватель. Я воспользовался моментом и переложил револьвер из плаща в карман брюк, затем снял плащ.

Хозяйка вышла на секунду из гостиной и вернулась с бутылкой с коричневой жидкостью и двумя бокалами на бронзовом подносе, который поставила на маленький столик рядом с обогревателем.

Первый бокал Инее наполнила почти до краев. Я остановил ее, когда она наполнила второй бокал наполовину.

– Мне хватит.

Напиток оказался бренди и пошел отлично. Она опрокинула свой бокал, словно ее мучила жажда, повела голыми плечами и удовлетворенно вздохнула.

– Вы, конечно, думаете, что я ненормальная, – улыбнулась Инее. – Бросаюсь на улице к первому встречному, отнимаю у него время, доставляю хлопоты.

– Вовсе нет, – серьезно солгал я. – По-моему, вы довольно рассудительны для женщины, которая, несомненно, не привыкла к таким вещам.

Она пододвинула маленькую, обтянутую материей скамеечку поближе к обогревателю и столу, на котором стояла бутылка с бренди, села и кивком пригласила меня устроиться рядом.

Фиолетовая собачка запрыгнула на колени к хозяйке, которая сбросила ее на пол. Когда Франа попробовала вернуться, Инее пнула ее в бок острым носком бальной туфельки. Собачонка завыла и заползла под стул.

Я старался держаться подальше от окна. Оно было зашторено, но не настолько плотно, чтобы Кид, если он сидит у окна с биноклем, не мог видеть, что происходит в гостиной.

– Но я вовсе не рассудительна, – возразила смуглая женщина, когда я сел на скамеечку рядом с ней. – Я ужасная трусиха. Даже привыкнув… Это мой муж или, вернее, тот, кто был моим мужем. Ваша доблесть заслуживает, чтобы вы получили объяснения. Я не хочу, чтобы у вас сложилось обо мне неправильное представление.

Я попытался произвести впечатление доверчивого и легковерного мужчины. На самом же деле не верил ни единому ее слову.

– Он безумно ревнив, – продолжала Инее низким, мягким голосом, выговаривая слова так, что в ее речи едва слышался иностранный акцент. – Он невероятно злобный старик. Бывший муж подослал этих людей! Сначала была женщина, так что сегодняшние головорезы не первые. Не знаю, чего они хотят. Может, убить меня… искалечить, обезобразить… не знаю.

– И мужчина, бывший с вами в такси, один из них? Я ехал за вами, когда на вас напали, и заметил, что вы не одни. Он был с ними?

– Да! Сначала я не знала, но, судя по всему, он заодно с ними. Он не защищал меня! По-моему, мой спутник просто притворялся.

– Не пробовали натравить на своего муженька легавых?

– Что?

– В полицию не обращались?

– Да, – она пожала шоколадными плечами. – Но я могла с таким же успехом молчать. Это произошло в Буффало. Они обязали мужа сохранять спокойствие, так, кажется, это называется. Тысяча долларов штрафа! Фу! Что значит тысяча для такого Отелло? И я… я не могу выносить газеты, их шуточки. Пришлось уехать из Буффало. Да, однажды я попйталась натравить на мужа легавых.

– Буффало? – я решил немного проверить. – Я там некоторое время жил… На Кресент-авеню.

– О да. Это недалеко от Делавэрского парка.

Все верно. Но ее знание Буффало не доказывает, что все остальное правда.

Женщина налила еще бренди. Мне нужно было остаться трезвым, так как еще предстояла работа. Она вновь выпила полный бокал, затем предложила сигареты из лакированного ящичка – изящные сигареты, завернутые вручную в черную бумагу.

Они воняли и горели, как порох.

– Вам не нравятся мои сигареты?

– Я старомоден, – извинился я, гася сигарету на бронзовом подносе и доставая из кармана свои собственные. – Что в ваших хлопушках?

Мадам Альмад мелодично рассмеялась:

– Извините меня. Они мало кому нравятся. Я подмешиваю к табаку индусские благовония.

Я промолчал. Что можно ожидать от женщины, которая выкрасила свою собаку в фиолетовый цвет?

В этот момент собачонка заскребла когтями по полу. Смуглая женщина бросилась мне на грудь, обхватив за шею. Вблизи ее глаза оказались не темными, а серо-зелеными. Чернота была лишь тенью от густых ресниц.

– Это всего лишь собака, – успокоил я и отодвинул ее на конец скамеечки.

– Фу, – с огромным облегчением вздохнула Инее. Затем она налила еще раз.

– Видите, я ужасная трусиха, – сказала она, выпив третий бокал бренди. – Но у меня, ах, такие неприятности. Это просто чудо, что я до сих пор не сошла с ума.

Я мог бы ей сказать, что она не настолько далека от сумасшествия, чтобы хвалиться этим, но вместо этого сочувственно кивнул.

Инес уронила сигарету и сейчас же закурила новую. Ее глаза опять превратились в черные щелочки.

– Наверное, неприлично, – она улыбнулась, и на щеках появились маленькие ямочки, – бросаться в объятия мужчины, о котором я ничего не знаю, даже его имени.

– Это легко исправить. Меня зовут Янг, – соврал я. – Я могу продать ящик шотландского виски по цене, которая потрясет вас. Не стану особенно возражать, если вы станете называть меня Джерри. По крайней мере, большинство леди, которые сидели у меня на коленях, называли меня Джерри.

– Джерри Янг, – словно про себя повторила смуглая женщина. – Прекрасное имя. Так вы бутлегер [3]3
  Бутлегер – торговец контрабандными спиртными напитками.


[Закрыть]?

Все, кроме страха, в этой женщине было фальшиво. Инее здорово перепугалась и не собиралась проводить ночь одна. Она намеревалась держать меня рядом на случай, если подвернутся еще подбородки, которые нужно погладить. Она собиралась охмурить меня. Инее не сдерживали ни природная стыдливость, ни напускная скромность. Она не принадлежала к пуританкам. Мне же хотелось, когда раздастся финальный удар гонга, отвести эту беби и кое-каких ее дружков в тюрьму. Это была еще одна причина в числе прочих, почему мне не следует раскатывать губы.

Я был не против разбить в ее берлоге лагерь, пока что-нибудь не произойдет. Квартира напоминала сцену из пьесы, в которой я играю главного героя. Я не мог позволить Инее Альмад догадаться, что ей отведена второстепенная роль. Надо притворяться, что за моим согласием остаться не стоит ничего, кроме желания защитить крошку. Ее молено взять рыцарством, притворившись благородным защитником слабого пола. Но не более того. Тут нужно было держать ухо востро. Инее выпила так много бренди, что уже не скрывала своих игривых намерений.