Текст книги "Детективы Дэшила Хэммета. Т. 3"
Автор книги: Дэшилл Хэммет
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
он требовал внимания.
– Я мистер Тёрни из компании «Орилла колони». Правильно ли я понял, что за время своего пребывания здесь вы не произвели ни одного ареста?
Так вот кто меня разрекламировал! Мне это не понравилось – и не понравилось его круглое воинственное лицо.
– Да, – признался я.
– За два дня произошло два убийства, – напирал он, – в связи с которыми вы не предприняли ничего, хотя в обоих случаях улики вполне очевидны. Вы считаете это удовлетворительной работой?
Я молчал.
– Позвольте заметить, что это совершенно неудовлетворительно. – На свои вопросы он сам находил ответы. – И столь же неудовлетворителен тот факт, что вы взяли в помощь человека, – ткнув пухлым пальцем в сторону Милк-Ривера, – снискавшего репутацию одного из самых злостных правонарушителей в округе. Вы должны уяснить себе, что, если в вашей работе не произойдет коренных улучшений… если вы не проявите склонности делать то, для чего вас наняли, вы будете уволены.
– Кто вы такой, вы сказали? – спросил я, когда он выговорился.
– Мистер Тёрни, генеральный директор «Орилла колони».
– Да? Так вот, Мистер Генеральный Директор Тёрни, ваши владельцы, когда нанимали меня, забыли мне сообщить о вашем существовании. Так что я вас вообще не знаю. Когда у вас возникнет желание что-то мне сказать, обращайтесь к вашим владельцам, а они, если сочтут это достаточно важным, передадут мне.
Он еще больше раздулся.
– Я, безусловно, доложу им, что вы пренебрегаете своими обязанностями, несмотря на все ваше искусство в уличных драках.
– Сделайте от меня приписочку, – крикнул я ему вдогонку. – Скажите им, что сейчас я немного занят и не смогу воспользоваться никакими советами, от кого бы они ни исходили.
И пошел с Милк-Ривером в «Каньон-хаус». Викерс, землистый хозяин, стоял в дверях.
– Если вы думаете, что у меня хватит полотенец, чтобы вытирать кровь с каждой разбитой морды, то вы ошиблись, – заворчал он. – И простыни рвать на повязки тоже запрещаю!
– Отродясь не видал такого неуживчивого человека, как ты, – настаивал Милк-Ривер, пока мы поднимались по лестнице. – Ну ни с кем не можешь поладить. У тебя, что ли, вообще друзей не бывает?
– Только оглоеды!
При помощи воды и пластыря я сделал все возможное для восстановления лица, но до красоты ему было далеко. Милк-Ривер сидел на кровати, наблюдал за мной и ухмылялся.
По окончании ремонта мы спустились, чтобы поесть у Воша. За стойкой сидели еще три едока. Во время ужина мне пришлось обмениваться с ними впечатлениями о состоявшемся бое.
Нас прервал стук копыт на улице. Мимо двери проехали верхом человек двенадцать, если не больше, а потом мы услышали, что они круто осадили лошадей и спешились перед домом Барделла.
Милк-Ривер наклонился ко мне и сказал на ухо:
– Ватага Большого Игнасио из каньона. Держись крепче, начальник, а то вытряхнут из-под тебя город.
Мы доели и вышли на улицу.
В свете сильного фонаря, висевшего над дверью Барделла, лениво прислонясь к стене, стоял мексиканец. Крупный чернобородый мужчина, весь в серебряных пуговицах; на обоих боках по револьверу с белой рукоятью.
– Ты не отведешь лошадей на конюшню? – попросил я Милк-Ривера. – Я прилягу пока, восстановлю силы.
Он поглядел на меня с любопытством и отправился туда, где мы оставили лошадей.
Я остановился перед бородатым мексиканцем и показал сигаретой на его оружие.
– Когда въезжаешь в город, положено снимать эти штуки, – любезно сказал я. – На самом-то деле с ними вообще не положено приезжать, но я не такой дотошный, под одеждой у человека искать не буду.
Борода и усы раздвинулись в улыбке, открывшей желтую подкову зубов.
– Если el senor jerife [5]5
Сеньор шериф (исп.).
[Закрыть]не хочет эти штуки, может, он их отберет?
– Нет. Ты их убери.
– Я их тут хочу. Я их тут ношу.
– Делай, что тебе говорят, – сказал я по-прежнему любезно, после чего повернулся и ушел в лачугу Воша.
Там, перегнувшись через стойку, я извлек из бочонка обрез.
– Не одолжите? Хочу наставить парня на путь истинный.
– Конечно, сэр, конечно! Пользуйтесь на здоровье! Прежде чем выйти, я взвел оба курка.
Большого мексиканца не было на улице. Он находился в доме – рассказывал об этом друзьям. Некоторые друзья были американцы, некоторые мексиканцы, а некоторые – Бог знает кто. Но все были при оружии.
Друзья уставились на меня, и большой мексиканец обернулся. Он схватился за револьверы, пока поворачивался, однако не вынул.
– Не знаю, что в этом орудии, – честно сказал я, направив свою картечницу в центр компании, – может, куски колючей проволоки и динамитная стружка. Мы это выясним, орлы, если вы сейчас же не сложите ваши револьверы на стойке, потому что обдам вас, как Бог свят!
Они выложили револьверы на стойку. Я их не упрекну. Эта вещь посекла бы многих!
– С нынешнего дня, когда приезжаете в город, прячьте ваши пушки подальше.
Снова напустив на лицо приветливость, ко мне протолкался толстый Барделл.
– Не приберете ли это оружие до отъезда ваших гостей? – спросил я.
– Да! Да! С удовольствием! – воскликнул он, совладав наконец с удивлением.
Я вернул обрез владельцу и отправился к себе в гостиницу.
Когда я шел по коридору, открылась дверь, вторая или третья от моей. Появился Чик Орр и, обернувшись к кому-то, сказал:
– Не делай ничего такого, чего я не стал бы делать. Я увидел, что в двери стоит Клио Ландес.
Чик повернул голову, увидел меня и угрюмо остановился.
– Драться ни черта не умеешь! Только и знаешь, что садить.
– Это точно.
Он погладил распухшей рукой живот.
– По корпусу плохо держу удар, так и не научился. Из-за этого и ушел с ринга. Но ты меня больше не задирай – могу зашибить! – Он ткнул меня большим пальцем в бок и направился к лестнице.
Когда я проходил мимо двери Клио, она уже была закрыта. У себя в комнате я вынул бумагу и ручку, но не успел написать и трех слов отчета, как в дверь постучали.
– Войдите! – Дверь я не запер, ждал Милк-Ривера. Вошла Клио Ландес.
– Помешала?
– Нет. Заходите, располагайтесь. Милк-Ривер через несколько минут придет.
– Вы не чалите Милк-Ривера? – спросила она в лоб.
– Нет. Никаких дел за ним не знаю. Лично у меня к нему нет претензий. А что?
– Ничего. Просто подумала, не захотите ли повесить на него какой-нибудь грабеж. Меня вы не обманете. Эти гужееды держат вас за тупого. Но я-то получше их вижу.
– Спасибо на добром слове. Только не распространяйтесь о моем уме. Хватит с меня рекламы. Что вы тут делаете, в глухомани?
– Легочница. – Она постукала себя по груди. – Врач сказал, что на воздухе протяну дольше. А я, дура, поверила. Здесь жить – то же самое, что умирать в городе.
– И давно вы бежали от шума?
– Три года… Два – в Колорадо, а теперь в этой дыре Кажутся тремя веками.
Я забросил удочку:
– Был там по делам в апреле – недели две или три.
– Правда были? – таким тоном, словно я побывал в раю. Она засыпала меня вопросами: а это по-прежнему так-то и так-то? а там-то и там-то все как было?
Мы славно поболтали, и оказалось, что я знаю кое-кого из ее друзей. Двое были аферисты высокого полета, один – выдающийся бутлегер, остальные – букмекеры, мошенники и тому подобное.
Какое у нее ремесло, я не выяснил. Говорила она на смеси грамотного школьного языка с воровским жаргоном и о себе подробностей не рассказывала.
К тому времени когда пришел Милк-Ривер, мы уже прекрасно спелись.
– Мои друзья еще в городе? – спросил я.
– Да. Слышно, как галдят у Барделла. А ты вроде славы опять себе не прибавил.
– Что еще?
– Твоим друзьям из чистой публики не особенно понравился твой последний номер: отдать на хранение Барделлу револьверы Игнасио и его людей. Из правой руки, дескать, забрал у них оружие и в левую вложил – вот какое у них мнение.
– Я просто показал, что могу забрать. Оно мне ни к чему, – объяснил я. – Все равно они бы новое добыли. Пожалуй, пойду покажусь им. Я ненадолго.
В «Бордер-паласе» было шумно и оживленно. Друзья Игнасио не обратили на меня никакого внимания. Подошел Барделл:
– Я рад, что вы окоротили парней. Избавили меня от многих волнений.
Я кивнул, пошел к городской конюшне и застал там ночного сторожа, который обнимался с железной печкой.
– Тут не найдется человека, чтобы ночью отвез донесение в Филмер?
– Может, кого и найду, – ответил он без энтузиазма.
– Дай ему хорошую лошадь и пошли ко мне в гостиницу, только поживее, ладно?
Я сел ждать на веранде гостиницы. Через некоторое время подъехал длинноногий парень лет восемнадцати на чалой лошадке и спросил помощника шерифа. Я вышел из тени и спустился на улицу, чтобы наш разговор не услышал кто-нибудь посторонний.
– Папаша сказал, вы хотите отправить что-то в Филмер.
– Ты можешь выехать в направлении Филмера, а потом повернуть на ранчо X. А. Р.?
– Да, сэр, могу.
– Тогда мне вот что надо. Приедешь туда, скажи Пири, что Большой Игнасио со своими людьми в городе и до рассвета могут нагрянуть к ним.
– Все сделаю, сэр.
– Это тебе. За конюшню заплачу потом. – Я сунул ему в руку деньги. – Езжай, и чтобы о нашем разговоре никто не знал.
Поднявшись к себе, я застал Милк-Ривера и Клио втроем с бутылкой. Мы побеседовали, покурили, а потом вечеринка закончилась. Милк-Ривер сказал, что комната у него соседняя с моей.
В начале шестого стук в дверь заставил меня вылезти из постели на холод.
– Ты не на ферме! – заворчал я, впуская Милк-Ривера. – Ты теперь горожанин. Тебе полагается спать, пока солнце не встанет.
– Оку закона спать вообще не полагается, – ухмыльнулся он, тоже стуча зубами, потому что надето на нем было не больше, чем на мне. – Фишер – ну, у которого ранчо в той стороне – прислал человека сказать тебе, что возле X. А. Р.'а идет бой. Вместо тебя он ко мне вперся. Едем туда, заместитель?
– Едем. Добудь винтовки, воду, лошадей. Я пойду к Вошу, закажу завтрак и чего-нибудь завернуть в дорогу.
Через сорок минут мы с Милк-Ривером выехали из города.
Утро согревалось, пока мы ехали, солнце рисовало фиолетовые картины на песке, перегоняло росу в редеющий туман. Благоухали мескитовые деревья, и даже песок, на котором вскоре станет так же уютно, как на раскаленной сковородке, издавал приятный свежий запах.
Мы завидели издали три синие крапинки над строениями ранчо – то кружили в вышине грифы; а еще дальше на фоне неба двигалось по гребню какое-то животное.
– Лошадь. Должна быть под всадником, но всадника нет, – объявил Милк-Ривер.
Немного погодя нам попалось изрешеченное пулями мексиканское сомбреро, потом на солнце блеснула пригоршня медных гильз.
На месте одного из строений была груда черных головешек. Возле нее лежал навзничь один из тех, кого я разоружал вчера у Барделла.
Из-за угла высунулась забинтованная голова, а потом появился и ее обладатель: правая рука на перевязи, в левой револьвер. За ним семенил кривой повар-китаец, размахивая секачом.
Милк-Ривер узнал забинтованного.
– Здорово, Ред! Поскандалили?
– Маленько. Очень кстати вы нас упредили: Игнасио со своими налетел перед самым рассветом, а мы – из засады, и понесли его по всей степи. Меня вот задело пару раз, а остальные ребята погнались за ним на юг. Прислушаешься – слышно, постреливают.
– Поедем за ними или в обгон пойдем? -5– спросил меня Милк-Ривер.
– А обогнать можно?
– Можно. Раз Игнасио бежит, значит, к вечеру кружной дорогой приедет к себе на ранчо. А мы, если сперва каньоном, а потом на юг возьмем, можем и раньше поспеть. Быстро-то он не поедет, от ребят отбиваясь.
– Попробуем.
С Милк-Ривером во главе мы миновали здания ранчо, потом лощиной доехали до того места, где я накануне свернул в каньон. Немного погодя дорога сделалась ровнее, и мы прибавили ходу.
В полдень остановились, чтобы дать отдых лошадям, съели бутерброды, покурили. Тронулись дальше.
Солнце стало спускаться по правую руку, тени в каньоне росли. Когда долгожданная тень достигла восточного склона, Милк-Ривер остановился впереди меня.
– Оно вон за тем поворотом.
Мы спешились, глотнули по разу, сдули с винтовок песок и двинулись к кустам, заслонявшим следующий поворот извилистого каньона.
За поворотом дно каньона сбегало к круглой впадине-блюдцу. Покатые борта его заканчивались на равнине. Посреди блюдца стояли четыре саманных дома. Хотя дома весь день жгло пустынное солнце, они казались почему-то темными и влажными. Над одним из них вилась струйка дыма. Ни людей, ни животных кругом.
– Я пойду туда разведаю, – сказал Милк-Ривер, отдавая мне шляпу и винтовку.
– Верно, – согласился я. – Я тебя прикрою, но если что-нибудь начнется – уходи в сторону. Из винтовки стрелять я не самый большой мастер!
В начале вылазки Милк-Риверу хватало прикрытия. Он продвигался быстро. Но кусты редели. Продвижение замедлилось. Он лег и пробирался ползком: от бугорка к купе кустов, от куста к камню.
Шагах в десяти от первого дома спрятаться было уже не за чем. Он вскочил и кинулся под ближайшую стену.
Ничего не произошло. Несколько долгих минут он стоял у стены, а потом крадучись двинулся к тыльной стороне дома.
Из-за угла появился мексиканец.
Я не мог разглядеть его лицо, но увидел, как напряглось его тело. Рука нырнула к поясу.
Револьвер Милк-Ривера брызнул огнем.
Мексиканец упал. Ясная сталь его ножа промелькнула высоко над головой Милк-Ривера и зазвенела, ударясь о камень.
Дом скрыл от меня Милк-Ривера. Я увидел его снова, когда он мчался к черной двери второго дома.
Из двери навстречу ему хлестнули выстрелы. Я открыл заградительный огонь из винтовок, посылая пулю за пулей в открытую дверь со всей быстротой, на какую был способен. Магазин второй винтовки опустел как раз тогда, когда стрелять стало опасно: Милк-Ривер был уже слишком близко к двери.
Бросив винтовку, я побежал к лошади и верхом помчался на помощь к моему ненормальному помощнику.
Он в ней не нуждался. Когда я подъехал, все было кончено.
Дулами револьверов он выгонял из дома еще одного мексиканца и Жука Рейни.
– Весь улов, – сообщил он. – Больше никого не нашлось.
– А ты что тут делаешь? – спросил я Рейни.
Но кокаинист лишь потупился угрюмо и ничего не ответил.
– Мы их свяжем, – решил я, – а потом поглядим, что еще тут есть.
Вязал главным образом Милк-Ривер, как более опытный в обращении с веревкой. Он уложил парочку на землю, примотал спиной к спине, и мы занялись осмотром.
Кроме разнообразного оружия и более чем достаточного запаса патронов, ничего увлекательного мы не могли обнаружить, пока не набрели на массивную дверь в цоколе главного здания, запертую перекладиной с висячим замком.
Я нашел ржавый обломок кирки и сбил замок. Потом мы сняли перекладину и распахнули дверь.
Из душного темного подвала к нам устремились люди. Семеро мужчин – и лопотали на разных языках.
Мы остановили их револьверами. Они затараторили громче, возбужденнее.
– Тихо! – рявкнул я.
Они сообразили, что от них требуется, даже если не знали слова. Галдеж смолк; мы оглядели их. Все семеро были похожи на иностранцев, и притом не мирных – вполне разбойничья компания.
Мы с Милк-Ривером сперва попробовали с ними по-английски, потом по-испански – сколько сумели наскрести вдвоем. Обе попытки снова вызвали галдеж, но не английский и не испанский.
– Еще что-нибудь знаешь? – спросил я у Милк-Ривера.
– Чинук [6]6
Чинук – Язык индейских племен на дальнем Западе США.
[Закрыть]только остается – больше ничего.
Это вряд ли могло помочь. Я попытался вспомнить несколько слов из тех, что сходили у нас в экспедиционном корпусе за французские.
«Que desirez-vous» [7]7
«Que desirez-vous»– Чего вы хотите? (фр.)
[Закрыть]вызвало радостную улыбку на толстом синеглазом лице.
Я уловил: «Nous allons aux Etats-Unis» [8]8
«Nous allons aux Etats-Unis»,– Мы едем в Соединенные Штаты (фр.)
[Закрыть], а дальше он затрещал так, что вникнуть не было никакой возможности.
Интересно. Игнасио не сказал гостям, что они уже в Соединенных Штатах. По-видимому, с ними легче было управляться, пока они думали, что находятся в Мексике.
– Montrez-moi votre passeport [9]9
– Montrez-moi votre passeport.– Предъявите паспорт (фр.).
[Закрыть].
Синий глаз залопотал протестующе. Ясно: им сказали, что паспорта не потребуются. Потому они и платили за переход через границу, что им было отказано в паспортах. – Quand etes-vous veni ici? [10]10
– Quand etes-vous veni ici? – Когда вы сюда прибыли? (фр.)
[Закрыть]
Hler означало «вчера» – вне зависимости от того, чем это слово сопровождалось. Выходит, Большой Игнасио перевез их через границу, засунул в подвал и прямиком отправился в Штопор.
Мы снова заперли иммигрантов в подвале, присовокупив к ним мексиканца и Жука Рейни. Рейни ревел белугой, когда я отнимал у него кокаин и шприц.
– Огляди потихоньку местность, – сказал я Милк-Риверу, – а я пока что усажу твоего покойника.
К возвращению Милк-Ривера мертвый мексиканец устроился у меня удобно: развалясь на стуле недалеко от фасадной двери главного здания, спиной-ж стене, в надвинутом на глаза сомбреро.
– Вдалеке кто-то пыль поднимает, – доложил Милк-Ривер.
– Не удивлюсь, если до темноты у нас появится общество. Темнота, и густая, держалась уже час, когда они прибыли. Мы успели поесть, отдохнуть и были готовы к встрече.
В доме горел свет. Там сидел Милк-Ривер и тренькал на мандолине. Свет из открытой двери неясно очерчивал мертвого мексиканца – статую спящего. Позади него, за углом, вплотную к стене лежал я, высунув только голову.
Мы услышали гостей задолго до того, как смогли их разглядеть. Две лошади, топоча за десятерых, приближались резвой рысью.
Игнасио с такой силой осадил свою, что она поднялась на дыбы, и не успели опуститься на землю ее передние копыта, как мексиканец, соскочив с седла, уже занес ногу над порогом. Второй всадник не отставал от него.
Бородатый Игнасио увидел мертвеца. Он кинулся к нему, взмахнул хлыстом и гаркнул:
– Arriba, piojo! [11]11
– Arriba, piojo! – Вставай, мерзавец! (ucnj
[Закрыть] Мандолина в доме смолкла. Я вскочил.
Бородатый удивленно раскрыл рот.
Его хлыст задел пуговицу покойника, зацепился, и петля на рукояти задержала запястье. К поясу потянулась другая рука.
Я уже час держал револьвер. Я был близок. Я мог не торопясь выбрать цель. Когда рука мексиканца дотронулась до револьвера, я прострелил ему и руку и бедро.
Пока он падал, я увидел, как Милк-Ривер ударил второго револьверным стволом по затылку.
– А мы вроде неплохо сработались, – сказал мой загорелый помощник, нагнувшись, чтобы подобрать неприятельское оружие.
Громогласные проклятия бородатого затрудняли нашу беседу.
– Которого ты оглушил, я суну в погреб, – сказал я. – Следи за Игнасио – вернусь, мы его перевяжем.
Оглушенный очнулся только тогда, когда я проволок его полдороги до подвала. Остальную часть дороги я подгонял его револьвером, потом пинком отправил внутрь, пинками отогнал остальных арестантов от двери, закрыл ее и запер перекладиной.
Когда я вернулся, бородатый перестал шуметь.
– За тобой кто-нибудь едет? – спросил я, опустившись возле него на колени, и перочинным ножом принялся разрезать на нем штанину.
Вместо ответа я услышал разные сведения о себе, о моих родителях и моих повадках. Все оказались неверными, зато колоритными.
– Язык ему, что ли, к ноге примотать? – предложил Милк-Ривер.
– Пускай покричит!
Я снова обратился к бородатому:
– На твоем месте я бы ответил на этот вопрос. Если наездники X. А. Р.а прискачут за тобой сюда и застанут нас врасплох, руку даю, что тебя линчуют.
Он об этом не подумал.
– Si, si… Пири и его люди. Они sequir – mucha rapidez! [12]12
sequir – mucha rapidez! – Да, да... гонятся – очень быстро.
[Закрыть]
– Кроме тебя и этого второго, у вас кто-нибудь остался?
– Нет! Ningun! [13]13
Ningun! – Никого!
[Закрыть]
– Милк-Ривер, попробуй разведи перед домом костер побольше, а я тут кровь остановлю этому гусю.
Парень посмотрел на меня разочарованно:
– Что же, мы им и засады никакой не сделаем?
– Нет, если не возникнет необходимость.
Пока я накладывал мексиканцу жгуты, Милк-Ривер развел исполинский костер, который освещал и дома, и почти всю впадину вокруг них. Я собирался отправить Игнасио с Милк-Ривером в дом – на случай, если не смогу сговориться с Пири. Но не успел. Едва я начал объяснять мой план Милк-Риверу, как из темноты донесся бас Пири:
– Руки вверх, эй, вы!
– Спокойно! – предостерег я Милк-Ривера и встал. Но рук не поднял.
– Представление окончено, – крикнул я в темноту. – Подъезжайте.
Прошло десять минут. На свету появился Пири. Его квадратное лицо было угрюмо и покрыто разводами грязи. Лошадь – вся в бурой пене. В обеих руках он держал револьверы.
За ним следовал Данн – такой же грязный и угрюмый, и тоже с оружием наготове.
За Данном никто не выехал. Значит, остальные рассредоточились вокруг нас в темноте.
Пири нагнулся над головой лошади, чтобы рассмотреть Большого Игнасио, который замер на земле, затаил дух.
– Мертвый?
– Нет… ранен в руку и в ногу. Кое-кто из его друзей у меня под замком, в доме.
При свете костра бешено сверкнули белки его глаз.
– Других можешь оставить себе, – грубым голосом сказал он. – Нам хватит этого.
Я понял его правильно.
– Все у меня остаются.
– Я тебе ни на грош не верю, – прорычал мне сверху Пири. – Я позабочусь сам, чтобы налеты Игнасио кончились раз и навсегда. Я с ним разберусь.
– Ничего похожего.
– Как же, интересно, ты мне его не отдашь? – Он злобно рассмеялся. – Или думаешь, что нас с ирландцем двое? Если не веришь, что ты окружен – рыпнись!
Я верил ему, но:
– Это не имеет значения. Если бы я был бродяга или старатель, или вообще какой-нибудь одиночка без связей, ты бы со мной долго не церемонился. Но я не такой, и ты понимаешь, что я не такой. Я на это рассчитываю. Игнасио ты получишь, только если меня убьешь. Никак иначе! Вряд ли он тебе так нужен.
С минуту он глядел на меня. Потом коленями подал лошадь к мексиканцу. Игнасио сел и начал умолять меня, чтобы я его спас.
Я медленно поднял правую руку к револьверу, который был у меня под мышкой.
– Брось! – рявкнул Пири, направив оба револьвера мне в голову.
Я улыбнулся ему, медленно вытащил револьвер, медленно повернул его – так, что он оказался между револьверами Пири.
Эту позицию мы сохраняли довольно долго: времени, чтобы вспотеть, хватило на обоих. Неуютное положение!
В его воспаленных глазах мелькнула непонятная искра. Я слишком поздно понял, что за ней последует. Револьвер в его левой руке отвернулся от меня – выстрелил. В темени Игнасио появилась дыра. Он свалился набок.
Милк-Ривер, ухмыляясь, снял Пири с лошади одной пулей.
Револьвер в правой руке Пири выстрелил уже над моей головой: я удирал из-под копыт его лошади, взвившейся на дыбы. Грохнули револьверы Данна.
– В дом! – крикнул я Милк-Риверу и дважды выстрелил в лошадь Данна.
Над нами, под нами, вокруг нас и только что не внутри запели винтовочные пули.
Растянувшись на полу в освещенном дверном проеме, Милк-Ривер сыпал горячий свинец на улицу с обеих рук. Лошадь Данна повалилась. Данн встал… схватился двумя руками за лицо… рухнул рядом с лошадью.
Милк-Ривер прервал фейерверк ровно на столько времени, сколько мне надо было, чтобы, прыгнув через него, спрятаться в доме.
Пока я разбивал стекло в фонаре и задувал огонь, он захлопнул дверь. Пули играли музыку на двери и стенах.
– Правильно я сделал, что подшиб курощупа?
– Святое дело! – солгал я.
Рвать на себе волосы из-за этого уже не имело смысла, но в смерти Пири не было необходимости. И Данна не обязательно было убивать. Пули уместны, когда исчерпаны слова, а мой загорелый помощник перешел к делу, когда я отнюдь не израсходовал всех средств убеждения.
Пули перестали дырявить дверь.
– Ребята чешут в затылках, – высказал догадку Милк-Ривер. – Патронов небось кот наплакал – с рассвета по мексиканцу палят.
Я отыскал в кармане носовой платок и стал засовывать в дуло винтовки.
– Это для чего? – спросил Милк-Ривер.
– Поговорить. – Я шагнул к двери. – И собачкой не балуйся, пока не кончу.
– Сроду не видел такого любителя поговорить, – посетовал Милк-Ривер.
Я осторожно приотворил дверь. Тишина. Я высунул в щель винтовку и помотал ею при свете еще горевшего костра. Тишина. Я открыл дверь и вышел.
– Пришлите кого-нибудь поговорить! – крикнул я в темноту.
Незнакомый голос с чувством выругался и начал угрожать.
– Мы тебя… Тирада оборвалась.
В стороне блеснул металл.
На свет вышел Бак Смолл с ободранной щекой и черными ободьями вокруг воспаленных глаз.
– Чего вы добиваетесь, ребята? – спросил я. Он хмуро посмотрел на меня:
– Милк-Ривера твоего добиваемся. На тебя мы зла не держим. Ты делаешь то, за что тебе платят. А Милк-Ривер не должен был убивать Пири!
– Бак, раскиньте немного мозгами. Лихим и буйным дням пришел конец. Вы пока что не замараны. Игнасио напал на вас, и греха в том нет, что вы расшерстили его банду по всей пустыне. Но валять дурака с моими арестованными вы не имеете права. Пири не хотел это понять. И если б не мы его убили, ему все равно бы висеть. Так что плакать вам не о чем.
Теперь что касается Милк-Ривера: он вам ничего не должен. Он застрелил Пири под вашими дулами – застрелил, хотя игра шла неравная. Все козыри были у вас. Милк-Ривер рисковал так, как ни ты, ни я рисковать бы не стали. Вам нечего плакать.
У меня там десять арестантов и сколько угодно оружия и патронов. Если вы меня вынудите, я раздам оружие и пущу их в драку. Лучше я их так потеряю всех до одного, чем вам отдам.
Ничего, кроме огорчений, ребята, драка вам не даст – все равно, победите вы или проиграете. Ваша сторона округа Орилла была беспризорной дольше, чем почти весь Юго-Запад. Но это времечко кончилось. Пришли деньги из большого мира; идут люди из большого мира. Вам их не остановить! Пробовали когда-то в других местах – не вышло. Передашь это своим?
– Ладно. – И он скрылся в темноте. Я ушел в дом.
– Должны одуматься, – сказал я Милк-Риверу, – но кто их знает? Так что давай-ка пошарь тут – не найдется ли лаза в нашу каталажку: я ведь всерьез сказал, что раздам оружие арестантам.
Через двадцать минут вернулся Бак Смолл.
– Твоя взяла, – сказал он. – Мы хотим забрать Пири и Данна.
В жизни у меня не было ничего приятней, чем кровать в «Каньон-хаусе», на другой вечер – в среду. После вольтижировки на саврасом коне, после драки с Чиком Орром и от непривычной езды верхом болячек у меня было больше, чем песку в округе Орилла.
Наши десять арестантов разместились в старом складе при магазине Аддерли под охраной лучших людей города с Милк-Ривером во главе. Там они хорошо сохранятся, решил я, до приезда иммиграционных инспекторов, которым уже было послано известие. Шайка Игнасио почти вся погибла в бою с ковбоями, и я не думал, что Барделл сможет набрать людей для налета на мою тюрьму.
Наездники с ранчо X. А. Р. отныне будут вести себя более или менее прилично, решил я. Оставалось еще два огреха, но конец моей пахоты в Штопоре был уже виден. Так что я не имел причин быть недовольным собой – и, раздевшись со скрипом, упал на кровать в предвкушении заслуженного сна.
Дали мне насладиться им? Нет.
Едва я улегся, кто-то забарабанил в мою дверь.
Это был суетливый доктор Хейли.
– Несколько минут назад меня вызвали в вашу импровизированную тюрьму, осмотреть Рейни, – сказал доктор. – Он пытался бежать и в схватке с одним из охранников сломал руку. Это само по себе не страшно, но состояние его внушает тревогу. Ему надо дать кокаин. Мне кажется, что оставлять его дольше без наркотика опасно.
– Он и в самом деле плох? -Да.
– Пойду поговорю с ним, – сказал я, с неохотой взявшись за одежду. – По дороге с ранчо я делал ему время от времени укол, чтобы он у нас не рухнул. Но сейчас мне надо добиться от него кое-каких сведений, и, пока не заговорит, он ничего не получит.
Вой Рейни мы услышали еще на подходе к тюрьме. Милк-Ривер беседовал с одним из охранников.
– Смотри, начальник, загнется он у тебя без марафета, – сказал Милк-Ривер. – Его тут пока связали, чтобы лубки не сорвал. Совсем чумной!
Мы с доктором вошли, а охранник в дверях светил нам, подняв повыше фонарь.
В углу, привязанный к стулу Милк-Ривером, сидел Жук Рейни. На губах у него выступила пена. Он бился в судорогах.
– Ради Бога, укол! – завыл он.
– Доктор, помогите вынести его.
Мы подняли его со стулом и вынесли на улицу.
– А ну, кончай голосить и послушай меня. Ты застрелил Нисбета. Рассказывай все начистоту. Расскажешь – будет укол.
– Не убивал я его! – завопил он.
– Вранье. В понедельник утром, когда мы были у Барделла и говорили о смерти Шнура, ты украл у Пири веревку. Привязал ее так, чтобы создалось впечатление, будто убийца уходил каньоном. Потом ты стал у окна и, когда Нисбет вошел в заднюю комнату, застрелил его. Никто по веревке не спускался – Милк-Ривер заметил бы какой-нибудь след. Будешь признаваться?
Он не желал. Он кричал и ругался, клянчил кокаин, твердил, что ничего не знает об убийстве.
– Отправляешься обратно! – сказал я. Доктор Хейли взял меня за локоть.
– Не подумайте, что я вмешиваюсь, но должен предупредить: то, что вы делаете, – опасно. По моему мнению – и считаю своим долгом довести его до вас, – отказывая этому человеку в наркотике, вы рискуете его жизнью.
– Я понимаю, доктор, но должен рискнуть. Ему еще не так плохо – иначе бы он не врал. Когда его станет ломать по-настоящему, он заговорит!
Упрятав Рейни обратно, я вернулся к себе в комнату. Но не в постель.
В комнате сидела Клио Ландес – я не запер дверь – и ждала меня с бутылкой виски. Сама она была уже на три четверти полна – пьяница из меланхолических.
Несчастная, больная, одинокая, в чужом краю вдали от дома. Она заливала тоску алкоголем, вспоминала покойных родителей, перебирала грустные обрывки детства, былые горести – и оплакивала их.
Лишь к четырем часам утра – в четверг – виски вняло моим молитвам, и она уснула у меня на плече.
Я взял ее на руки и понес по коридору к ней в комнату. Когда я подходил к ее двери, по лестнице поднялся Барделл.
– Еще работенка шерифу, – благодушно заметил он и пошел дальше.
Солнце уже стояло высоко, в комнате было жарко, а проснулся я от ставшего привычным стука в дверь. На этот раз меня разбудил один из добровольных охранников – длинноногий парень, которого я посылал в понедельник вечером предупредить Пири.
– Жук вас хочет видеть. – Лицо у парня было осунувшееся. – В жизни не видел, чтобы человек чего-нибудь так хотел.
За ночь Рейни превратился в развалину.
– Я убил! Я убил! – крикнул он мне. – Барделл знал, что ранчо X. А. Р. отомстит за Шнура. Он велел мне убить Нисбета и подставить Пири – чтобы натравить вас на X. А. Р. Он уже такое делал, и все получалось в лучшем виде. Дайте укол! Это правда, Богом клянусь! Я украл веревку, подбросил ее, а револьвер мне дал Барделл. Он послал Нисбета в заднюю комнату, и я застрелил его. Револьвер – под кучей консервных банок за магазином Аддерли. Дайте укол!
– Где Милк-Ривер? – спросил я у длинноногого парня.
– Спит, наверно. Он сменился перед рассветом.
– Хорошо, Жук. Потерпи, пока не придет доктор. Сейчас позову.
Доктора Хейли я застал дома. Через минуту он уже шел со шприцем к наркоману.
«Бордер-палас» открывался только в двенадцать часов. Двери были закрыты. Я отправился в «Каньон-хаус». Когда я поднялся, на веранду навстречу мне вышел Милк-Ривер.