Текст книги "Сууширский фарс 2/3 (СИ)"

Автор книги: Дэш Хаоцки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Ладно! Шу! Я скажу!

Глава Совета скрестил руки на груди, чуть разжал кольца и прищурился:

– Слушаю.

– Я… – Михей понурился. – Полетел добывать семя Древа…

Фаарха вопросительно поднял бровь.

– Не зачем, – ответил Михей на незаданный вопрос. – А потому что. Потому, что никто этого до меня не делал.

– Ты уверен?

– О-о-о, делали?!

– Нет. Но пытались.

– Они пытались, а я смогу.

– Может быть. Какой план?

– Ты не злишься? – удивлённо и одновременно с надеждой спросил Михей.

– Злюсь, – ответил наг совершенно спокойно. В глубине его глаз затаилась готовая вырваться на волю улыбка. – Ещё как.

Михей посмотрел на главу Совета с благодарностью и потёрся щекой о тёплую шершавую чешую хвоста. Фаарха всё же улыбнулся, опустился на ковёр, укладывая Михея рядом с собой:

– Рассказывай, лисья морда.

– Я найду мир, который уже начал разрушаться и доразрушу его, – Михей растянулся рядом с ним на животе, согнул ноги в коленях и принялся ими болтать. Потускневшие в режиме ожидания сферы арахов закружились вокруг его ног хороводом, напоминая маленькие планеты. – Ты не бойся! Я всё проверю, чтобы в мире никого не осталось! Нужно много силы, чтобы добраться до семени и выковорить его из сердца мира. Я соберу энергию от распада реальности и воспользуюсь ею. А потом вернусь. Гальциону я спрячу, она не пострадает! А перед Кэпом я извинюсь…

– А теперь подумай, почему, если всё так просто, никто раньше до тебя не смог завладеть семенем Древа, – Фаарха задумчиво следил за гипнотическим полётом шаров.

– М-м-м… им некуда его было потом деть? Мне-то есть куда! Во мне целый мир! Семя в Менкаре не прорастёт, если я не захочу.

– Как вариант. А ещё?

– Цайары охраняют такие миры?

– Следят за ними, да. Да и кураторы приглядывают.

– Я буду осторожен! Они меня не заметят!

– Заметят, но могут не обратить внимания. Посчитают тебя смертником.

– Почему?

– Потому что разрушающиеся миры притягивают к себе таких существ, на описание которых даже твоей фантазии не хватит.

– О…

– О. Тебя сожрут, и даже Пустоте не оставят хоть маленький кусочек души. И будут довольны, заполучив такой деликатес, как фаршированная другим миром изнанка. И проникнут через тебя в Менкар, а оттуда – в Котлован. Описать тебе, что тогда будет, или сам догадаешься, сладкий мой?

– О, Шу! Я не подумал!

– Конечно, ты не подумал. Потому что не озадачился подумать. Твоя стихия – действовать, а не размышлять. В отличие от Саа.

– И что теперь делать? Я же уже улетел…

– Куда?

– Не знаю… Я прошёл сквозь Зеркало и создал меня до того, как определился с направлением.

– Вот как раз с Зеркалом никто, кроме тебя не смог разобраться. Твоему раздутому самолюбию этого мало?

– Шу… прости меня…

– Ах, Творец всемогущий! Я наблюдаю раскаяние, мальчик мой неугомонный? – Фаарха откинул руки, и пристыженный Михей подполз к нагу ближе, ткнулся ему носом в нижнюю подмышку. Шульга обнял его, взлохматил рыжие ему волосы. – Рассуждай. Я встречался с твоим первым двойником. Или кто из вас чьё отражение? Не важно, раз вы оба существуете параллельно… Тот ты, Андарс, если не ошибаюсь, как он себя называет, внешне отличается от тебя, но внутренне остался прежним тобой. Образ мыслей у вас одинаковый. Поэтому представь, что ты только планируешь свой полёт за семенем Древа. Куда бы ты отправился?

– Отражение… м-м-м, Андарса? Я, да. И я бы полетел на Окраину, – голос Михея звучал невнятно из-под руки нага. – Искать разрушающийся мир. Думаю, на приметном кураторском корабле незамеченным проще всего пройти сквозь кольцо пустотных камней. Я бы оставил Гальци там, среди астероидов, а сам в Пустоте добрался бы до мира. Но. Раз мне придётся идти в Пустоте пешком, мне нужно будет подкрепиться силой. Значит, я выбрал бы то кольцо пустотных камней, которое ближе всего подходит к дикому Ничто. Поохотился бы там.

– Таких мест всё равно многовато. Но я тебя найду. Открою тебе страшную тайну, – Фаарха понизил голос до шёпота. – У меня есть целый отдел в Цитадели, который улавливает малейшие возмущения в силе и просчитывает вероятности. Но это нисколько не умаляет мой собственный пророческий дар.

– У тебя же полно дел! – Михей высунулся из подмышки.

– Полно, – согласился глава Совета. – Но на пару дней ты меня подменишь. Потому что делами друзей я занимаюсь только лично.

– Ох, Шу… О! Шу! – Михей вдруг встрепенулся, вытянул руку и провёл кончиками пальцев по смуглой шее нага. – Где твои паучки?!

Фаарха зажал его кисть щекой, опустил ресницы и улыбнулся:

– Об этом не беспокойся.

***

О, как он ошибся! Глупо, непростительно и недальновидно было думать, что разрушающиеся миры пусты! Михей сплюнул кровь и отёр перепачканные слизью руки о куртку. Гады! Сколько вас там? Миллиарды что ли?! Хорошо, что хоть Гальциону догадался оставить. А то за неё Кэп с того света вытащит, чтобы снова пинками на него отправить. Кстати, попасть на тот свет – не такая уж плохая перспектива. Оттуда можно сбежать. Но эти… кто они вообще?.. существа, присосавшиеся к миру, как клещи, и сосущие его последние жизненные соки, пили саму душу. Тянули её, и умри Михей сейчас, поглотили бы целиком. Михей задрал голову, вгляделся в бесцветное небо, рваными клочьями плывущее над проломом скалы далеко вверху. Среди облаков метались крылатые тени. Много. Слишком много. И ведь это только те, кого можно увидеть… А силы нужны для того, чтобы пробиться к Сердцу мира. И желательно, чтобы они остались на обратный путь. Да, желательно…

Стена за спиной зашевелилась, зарокотала. Михей заполошно плеснул себе под ноги силу. От испуга больше, чем следовало. Истончившаяся ткань мира лопнула, и он вместо того, чтобы проломить камень и упасть в пустоты под скалой, провалился сразу на следующий пласт реальности. Мир вокруг стал более объёмным, иллюзорным, выпуклым и тягучим. Михей увяз в нём, как в прозрачном киселе, запаниковал. Сверху, там, где полагалось быть верху, в чернеющую дыру протискивалось что-то бесформенное, покрытое толстыми извивающимися волосами-отростками, многоглазое, с маленькими острозубыми пастями, разевающимися во все стороны и капающими слюной. Слюна расползалась в киселе чернильными кляксами и прожигала в ткани мира новые дыры, в которых уже начиналось какое-то подозрительное шевеление.

Михей рванулся вниз. И вдруг увидел под собой, не понятно, близко или далеко, – казалось, протяни руку и дотронешься, и одновременно было ощущение недосягаемости, – алеющий кристалл. Сердце мира! Вот оно! Михей заработал руками и ногами, продираясь сквозь реальность, поплыл к кристаллу. Кровь начала застывать в жилах. Не замерзать, а именно застывать. Превращаться в такой же кисель, как и всё вокруг. Плохо! Кровь – хранилище силы. Собственной. Михей подорвал основы мира, сломал сдерживающие его плоть скрепы, оставил себе только островок материального пласта со скалой, чтобы было от чего оттолкнуться. Впитал энергию от разрушения и спрятал её в себе, чтобы случайно не потратить на беснующихся вокруг чудовищ. Эта энергия нужна для того, чтобы расколоть Сердце мира, добыть семя Древа и бросить себя потом в Пустоту. Но если кровь застынет совсем, что делать-то? Сила, которую он получил от обитающих в диком Ничто монстров, давно исчерпалась.

Кристалл не приближался, но и не отдалялся. Проклятье! Зато волосатый бесформ был совсем рядом. И ещё какие-то твари лезли сквозь прожженные его слюной дыры. Отдать им бесполезную кровь, чтоб отвязались? Михей вытянул из-за пояса кинжал и полоснул им себя по запястьям. Нет, не полоснул. Кисель сковывал движения, и лезвием пришлось кромсать себе вены, двигая кинжалом медленно, орудуя им, как пилой. Михей скривился. Что ж, болью эти чудовища тоже будут довольны.

Капельки крови повисли в киселе рябиновой гроздью. Михей подул на них, чтобы они поплыли в сторону лезущих тварей. Завалился на спину, делая растянутый во времени кувырок назад… О! Никогда ещё обращение в лиса не было таким болезненным! Кости выломило, отошедшие от них мышцы и сухожилия заскрипели, разрываемые и вновь сращиваемые, сосуды вспухли, местами лопнули, переплетаясь, расплетаясь и расползаясь по телу. Трепетно хранимая энергия расплескалась, потекла наружу настырными ручейками. Когда Михей закончил свой кувырок, он оглох и ослеп, почти не чувствовал лап, а наличие хвоста не ощущал вовсе. Выругаться получилось только мысленно.

Нужно торопиться, пока энергия не вытекла полностью. Лис вытянулся, сжёг вокруг себя ручейки силы, использовал их как топливо для броска и, руководствуясь только внутренним чутьём, устремился на запах Сердца мира. Вкусный, сладкий, обещающий мощь и саму эссенцию жизни.

Михей плыл бесконечно долго. Он почти выдохся, когда его усы опалило пламя кристалла, а шерсть на морде и груди начала тлеть. Он поспешно окружил себя ореолом щита. Ну… как – поспешно? Когда щит сформировался, плоть на передних лапах, уже коснувшихся Сердца мира, успела обгореть до кости. Михей зарычал, точнее яростно захрипел, и ударил всей своей силой по кристаллу. Сердце мира дрогнуло, отдача от удара выбила дух лиса из тела. Михей, повисшей на серебряной нити жизни, увидел себя со стороны: опалённого, окровавленного и свернувшегося в клубок лиса, сжимающего в пасти крупную светящуюся жемчужину.

Реальность дала трещину и начала осыпаться крупными, как стекло, осколками. В прорехи хлынула волна безликих и многоликих, бесформенных и напоминающих скорпионов, богомолов и мурен, бестелесных, прозрачных и кажущихся сплошным сгустком перетекающей тьмы тварей. Они разом кинулись на съежившегося лиса, облепили его со всех сторон. По нити жизни, связывающей Миха с телом, пополз первый из подаренных Шульгой паучок. Он сноровисто принялся ловить лапками расползающиеся серебристые волокна и сплетать их воедино. Но нить жизни истончалась слишком быстро: паучки бежали по ней уже один за другим, однако всё равно не успевали восстанавливать рвущиеся и повисающие спиральками волоски.

Вдруг с плеч Михея на нить жизни соскользнула змея. Обвилась вокруг, отгоняя паучков назад в шевелящуюся груду чудовищ, натянула чёрное в синих переливах гибкое тело, потянула мальчика хвостом за бесплотную шею к лису. Михей испугался и удивился одновременно. Испугался потому, что даже призраком ему ни за что не пройти через облепивших его тварей – они переключаться на основное блюдо с большим желанием, чем сейчас обсасывают аперитив. А удивился… змея-то откуда?! Во плоти, но тащит его, духа, к телу, как нефиг делать!

Грянул гром. Кисель гасил любые звуки, но раскатистый гул Михей услышал отчётливо. Даже призрачными ушами. Он поднял взгляд к тому, что могло бы быть одновременно и небом, и землёй, обомлел, потом обрадовался, затем снова обомлел, а потом совсем запутался в собственных эмоциях. Потому что с условного неба спускался Фаарха. Огромный, грозный, в короне и сияющих золотом латах, при ятаганах на украшенном драгоценными камнями кушаке и боевых кольцах у основания погремушки, которая тоже казалась покрытой золотом. В одной руке наг держал скипетр, а три других выставил ладонями вперёд со сложенными то ли в благословляющем, то ли в отпугивающем жесте пальцами. Кожа его человеческой половины тела была небесно-голубого цвета, рисунок татуировок на ней фосфорицировал, а за плечами широко и гордо раскинулись орлиные крылья.

За спиной нага словно разгорелось солнце. Яркий свет залил всё пространство. Твари прыснули от лиса, и по ним, разбегающимся и расползающимся, пронеслась коса. Михею показалось, что коса. Серая тень наискось чиркнула по копошащейся массе, оставив после себя чистую полосу залитой светом реальности. Тень остановилась, и Михей с трудом узнал в ней Кота. Высушенный, как мумия, состоящий из одних сплошных острых углов, его учитель с пылающими багрянцем глазами, когтями в шесть дюймов длинной и в плаще с капюшоном казался олицетворением смерти.

Уцелевшие чудовища слились в клубок, жадно набросились на застывшего в расслабленной позе куратора. Новый росчерк косы – и новая чистая полоса с обрубками и ошмётками по краям. Кот возник перед Михеем, – бесплотным и, по сути, невидимым! – схватил его за шкирку – тоже призрачную! – и швырнул в тело лиса.

От плоти реальности отвалился громадный кусок, и в образовавшуюся дыру ворвалась серебристая сигара. Заложила крутой вираж, уводя в петлю преследующий её целый сонм устрашающего вида существ, рванула к условной земле, ушла в отрыв и свечой понеслась вниз. Невозможным манёвром развернулась, юзом подлетела к Коту и лису, на ходу буквально всосала их в себя и понеслась назад. Её обогнала кручёная сине-золотая стрела из вытянувшегося во всю длину и сложившего крылья нага. Сверкнули ятаганы, раскрутились в мельницу, расчищая Гальционе путь в кишащем тварями проёме, а вскинутый жезл пробил кораблю выход в Пустоту.

Михей ещё не успел прийти в себя, а его уже тормошили и что-то орали в морду. Он приоткрыл глаза, увидел перед собой гневное лицо Иватарна и снова зажмурился.

– Да сделай с ней уже что-нибудь! – кричал Иватарн. – Глотай, твою…!

О, как вдохновенно Кэп умеет ругаться, оказывается! Михей половины слов не знал, но смысл был понятен по интонациям. Глотать?.. А, глотать! Он про семя! В гудящую от потрясений голову лиса закралась пошлая ассоциация, и он непроизвольно захихикал.

– Да этот засранец ещё и ржёт! – взъярился Иватарн. – Древо сейчас проклюнется! Убирай его сейчас же с моего корабля!

Михей, не открывая глаз, выплюнул жемчужину между сожжённых лап. Подвигал челюстью и неразборчиво проговорил:

– Ме нжы сиы. Э саоть…

– А? – Иватарн наклонился к нему, чтобы лучше слышать.

– Ему нужны силы, – перевёл Кот. Он странно растягивал слова, и голос его был курлыкающим, бархатистым, льющимся. Опоён кровью Ива? – Сломать её он не может.

– Возьми мои что ли, – растерялся Иватарн.

– Не-а, солнышко, давай лучше я, – ледяные пальцы разжали лису пасть и снова сжали её.

Во рту у Михея стало тепло и солёно. Странно. Древний герти сам как айсберг, а кровь у него горячая. О!.. Челюсти лиса с хрустом сжались на руке учителя. Кот дёрнулся, потащил Михея за собой. Жемчужина чуть было не укатилась из обрастающих плотью, кожей и шерстью лисьих лап. Михей прижал её к груди и, как только смог почувствовать мышцы, раздавил. Сила, бездонная, неистощимая, сокрушительная захлестнула его целиком, полилась бурлящим потоком в Менкар, и Михей едва успел подставить под неё свой собственный пространственно-временной карман. Сознание начало гаснуть. Проваливаясь в темноту, Михей ещё успел услышать, как рядом глухо ударился о палубу бесчувственный Кот.

***

Пламя свечей трепыхалось, отчего по стенам метались угловатые тени. За плотно задёрнутыми шторами на окнах неистовствовала гроза. Женщина в одной нижней сорочке, растрёпанная, сгорбленная и бледная, рыдала в кресле. Михей кричал на неё. То есть, кричал не он, а тот, кем Михей сейчас был – мальчишкой, злым, сжимающим кулаки, трясущимся от гнева.

– Шлюха проклятая! – надрывался Михей. – Из-за твоих шашней с ним отец погиб! Ты виновата! Он знал, что вы трахаетесь! Знал! Его убили из-за тебя! Из-за тебя! Ненавижу!

Женщина заломила руки и зарыдала в голос. Дверь распахнулась. Влетевший сквозняк задул все свечи. Михей-не-Михей испуганно обернулся, присел под тяжёлым взглядом, оскалился и зарычал.

– Ты как с матерью разговариваешь, щенок?! – стоящий в дверном проёме тёмный силуэт шагнул в комнату.

И стало холодно. Невыносимо холодно. До лязга зубов. До судорог. Михей задрожал, попятился.

– Ну-ка иди сюда, поганец! – вошедший мужчина поднял руку, и Михей прыгнул, вцепился в неё зубами. Тут же вынул клыки из раны и сиганул вбок. Быстро, почти молниеносно. Но мужчина ловко поймал его за ворот пижамы. – Ах ты подлец!

Удар, хоть и смазанный пришёлся Михею по лицу. Пижама с треском порвалась, оставив в кулаке мужчины клок, а Михей полетел на туалетный столик. Сшиб, его, перевернулся вместе с ним, упал на руки, перекатился и вскочил. Развернулся, чтобы ответить, но тут же получил новый удар под дых.

– Уолтер, не надо! – услышал Михей истеричный вскрик женщины… матери?

– Помолчи, Элеонора! – рявкнул Уолтер и сгрёб мальчишку за грудки. – Мне осточертели его выходки! Засранца надо проучить.

Он обнажил клыки. Длинные, страшные. Поднял Михея над полом, вперился горящим ненавистью взглядом, негромко и ядовито заговорил:

– Твой отец был ничтожеством. Никчёмным рохлей. Считал людей равными нам. Нам! Древнему роду Гофрэйдх! Древнейшему во всей Северной Европе! Безумец. Его убили за предательство. Он сдох, как последняя собака!

– Ты убил его! – выдохнул Ньярхайд.

Михей не сомневался, что сейчас был Котом. Или был внутри него? Или внутри его воспоминаний. Да, наверное…

Уолтер сардонически расхохотался. И в этот момент маленький Кот пнул его в пах. Уолтер захлебнулся смехом, зарычал, в один миг переместился и врезал мальчишку спиной в стену. Вампирские кости выдержали, а вот каменная кладка стены – нет. Обрушилась с грохотом, как специально подгадав раскат грома на улице.

– Ты такой же, как он! – Уолтер задохнулся от бешенства. – Порченное семя! Неблагодарный ублюдок! Я покажу тебе, кто в доме хозяин!

Он потащил упирающегося Кота из комнаты прямо через проломленную стену под льющий сплошной стеной дождь.

– Этот грот дважды в сутки заполняется водой, Аластар, – Уолтер наклонился к прикованному цепями к влажному холодному камню полуголому Коту. – В первое время ты сможешь пережигать в себе силу и не захлёбываться, но рано или поздно ты ослабнешь без крови и начнёшь умирать. Дважды в сутки. А Симас поможет тебе не забывать, где ты находишься. И почему. Ты ведь помнишь Симаса?

Кот помнил Симаса. Мастер по допросам. Старый, опытный… палач. Не рассчитывая на ответ, Уолтер глумливо продолжил:

– Тебе не убежать от него в свои фантазии. Он вынет твоё сознание из любого укромного уголка твоей души. И заставит пожалеть, что с каждым отливом ты возвращаешься и видишь новое солнце.

Была ночь, и в маленькое округлое отверстие под самым потолком грота изредка пробивалась сквозь несущиеся по небу тучи луна. Капли дождя падали Коту на лицо.

– Когда ты начнёшь умолять о прощении, Симас выпустит тебя. Но вырвет клыки. Он это любит, а я не хочу лишать своего слугу такого удовольствия. И чтоб ты знал, гадёныш: это Симас вырезал сердце твоего отца. Сладких снов, Аластар!

Уолтер покинул грот. Михей задёргался в цепях, пытаясь освободится.

– Я порвал их только на сорок восьмой день, – услышал он очень тихий, шелестящий голос Кота. Взрослого Кота, куратора и учителя. – Они зачарованы специально под герти.

– Ох, Кот!.. – сила, удерживающая Михея в теле маленького Ньярхайда, отпустила. Михей оказался рядом со стоящим у входа в грот учителем. Оглянулся на дёргающегося в цепях мальчишку. Вздохнул и потупился. – Прости меня…

– Это место я сравнял с землёй, – Кот будто не слышал его. Стоял напряжённый и весь какой-то колючий. Уголки его губ нервно подрагивали. – А Симаса разорвал первым. Выпил сначала, а потом разорвал. И через двое полных суток стал последним из рода Гофрэйдх.

Он неожиданно развернулся к Михею, глянул затравленно и дико, с разгорающимися зелёным огнём угольками в глубине глаз. Сжал кулаки.

– Я не горжусь тем, что сделал, – надломлено и скрипуче произнёс он. – Но и не жалею.

– Кот… – Михей остановил свою руку, которая почти коснулась предплечья куратора. Он не любит прикосновений. Вот почему он не любит прикосновений! Его же тут пытали! Сорок восемь дней боли и ужаса. Нужно вытаскивать его отсюда. Срочно! – Учитель, надо уходить. Это воспоминания. То, что давно осталось в прошлом. Оставь их здесь. А, знаешь что? – Михея вдруг осенило. – Этот мальчик, не ты тогда, а он, здесь и сейчас, ждёт, чтобы его освободили. Давай отпустим его, Кот! Вместе.

Страх, боль, смятение, злость и ярость в глазах куратора сменились растерянностью.

– Отпустим? – шепотом переспросил он.

– Отпустим, – кивнул Михей и повернулся к уже увидевшему их и осветившемуся надеждой мальчишке в цепях.

***

– Они приходят в себя, Шу!

Михей открыл глаза. Встретился взглядом с Иватарном. Всё, как в первый раз на Гальционе. Михей что-то сломал, запихнул в себя, потерял сознание. Очнулся – рядом дракон, а у него на коленях вампир. Только в тот раз Иватарн смотрел спокойно, с интересом, готов был рассказывать истории. А сейчас… Одним «прости меня, Кэп» уже не отделаешься.

– Отцепись от него, – глухо сказал Иватарн.

Михей виновато прижал уши, осторожно разжал челюсти, слизнул с подбородка кровь и отполз подальше. Синий хвост обвился вокруг него, подтянул в обвешанные цацками смуглые руки.

– Он отойдёт, – шепнул Фаарха. – Кэп очень любит Кота.

– Я знаю, – вздохнул Михей и посмотрел, как куратор встревожено вглядывается в лицо напарника, обнимает его, зашевелившегося, прижимает к себе, игнорируя недовольное бурчание, зарывается пальцами в его короткие седые волосы. Кот ворчал что-то в ключицу Итарну, но Михей видел, что учитель улыбается. – Я знаю. И это так важно! Кто-то должен быть рядом, любить. И кому-то нужно дарить свою любовь. По-любому! Любовь исцеляет души. Спасибо, Шу.

– За что именно, хороший мой? – наг погладил лиса по взъерошенному загривку.

– За то, что позволил мне это понять. Не Ив дал Коту свою кровь перед боем, а ты. Так, м?

– Кто знает, – Фаарха склонил голову и прикрыл глаза. Его лукавую улыбку Михей принял за положительный ответ. – Пора домой, мой неугомонный разрушитель. От танцев с судьбой иногда нужно отдыхать.