Текст книги "S-T-I-K-S. Человек из Пекла. Книга 2. Часть 3 (СИ)"

Автор книги: Денис Тимофеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Глава 8

Пекло.

Дом.

– Сын… – голос Горца надтреснутый и в нём чувствуется такая усталость, такая печаль. И ему всё равно. – Ты пришёл… оставь… я не жилец… оно… оно уже проникло в меня…

Дима чуть отстранился, посмотрел в грязное, обросшее лицо отца, в его печальные, уставшие глаза. Его собственные сверкнули янтарём, гневно.

– Не затем я пёрся через половину Улья, чтобы оставить тебя здесь, папа. Удумал тоже, помереть… бросить всех. Нет. Ты будешь жить. Ради неё. Ради меня. Ради себя самого, понял? – он чуть повысил голос.

Горец снова сфокусировал взгляд.

– Ты не понимаешь…

– Всё я понимаю. Давно уже понял. И давно надо было тебя найти, вытащить из этого дерьма, в которое ты сам себя загнал, отец. Так что давай, напрягись. Один раз, – он глянул вниз, оценивая картину.

– Сын…

Медоед снова глянул в лицо отца. Взгляд его с каждой минутой становился всё осмысленнее.

– Мне не чудится? Это же ты, Дима?

Медоед улыбнулся, слёзы текли по его лицу против воли. Каким он помнил отца, сильным, рассудительным, а сейчас… сейчас надо помочь ему снова стать тем же. Не обрубком с кашей безумия в голове.

– Это я, пап. На самом деле, прохрипел Дима.

– Я видел её… и хочу к ней…

– Я тоже вижу её иногда. Во снах… но я здесь. И ты мне нужен…

– Зачем..? Ты ушёл…

Злость сама собой рванулась в душе Димы, но он подавил этот порыв.

– Потому, что я твой сын. А ты мой отец. И мы должны жить… ради мамы…

– Должны жить… – прошептал он, словно пробуя на вкус эти слова. – Я не смогу… я слаб…

– Куда ты денешься, отец… я тебя не брошу, я помогу. Будет больно. Надо потерпеть…

Лишь бы не умер теперь от ран, подумал Дима. Сколько он здесь просидел…

– Долгость… мы сохранять… временность он… малость возможние… – ржавой пилой по металлу проскрежетали слова Близнеца, того, что находился здесь, второго. Дима понял. Иной был рядом, не давал отцу стать такой же стекляшкой и тоже ослаб.

– Давай выбираться отсюда. Подлечу тебя, всё будет нормально, пап. Готов?

Горец выдохнул, пробормотал что-то. Эмоций у него почти не было. Равнодушие к своей участи, к жизни. И тут же ощущалась слабая, только-только родившаяся или воспрявшая из пепла воля. Та самая, несгибаемая, не давшая тогда умереть Сойке, та самая, переборовшая Иного, когда Нестор появился в первый раз и другого, Серого, который почти убил их троих. Дима "надавил" на это, снова посылая мысле-образы отцу.

– Я слышу тебя, сын…

– Держись тогда. И не смей умирать. Будет больно. Вот, съешь, – он вложил Горцу в рот чёрную жемчужину.

И Медоед обхватив отца, о Пекло, какой же он худой, сдёрнул его с Черноты. Захрустело стекло. Отец зарычал, вцепился свободной рукой в плечо Димы. Пальцы второй руки рассыпались чёрными осколками, пошла кровь, досталось и кисти. Ноги, ступни, голени, остались с одной стороны совсем без мяса, обнажив кость и тоже пошла кровь.

Быстро подняв отца на руки, как любимую женщину, Пекло, да он и не весит ничего, Дима понёс отца с Черноты, оставляя за собой дорожку из крови, быстро "спекающейся" в стеклянные осколки.

Перенеся отца на землю, Горец стонал, Дима метнулся к рюкзаку, оставленному за Домом, вернулся, распотрошил его, нашёл подсумок с медикаментами. Спек, это первое. Шприц с белой жидкостью оказался в руке. Горец быстро терял кровь, раны страшные, особенно на ногах. Без раздумий, содрав с груди полуистлевшую тряпку, воткнул иглу в сердце. Прошло несколько секунд и Горец глубоко вдохнул, с хрипом, словно вынырнул из воды.

– Серпы…

– Позже. Терпи! – Медоед прижал отца к земле и принялся обрабатывать его раны. На краях оставались кусочки стекла, пришлось наживую соскабливать их Крюком. Действовал по наитию, хотя и проходил у Мятного краткий полевой курс медицины. Давно, правда, но воспоминания сами-собой всплыли из памяти. Работал быстро и спустя полчаса уже обматывал бинтами чистые, залитые биогелем раны. Ещё не мешало обмыть отца полностью, но это позже, пусть в себя придёт сначала хотя бы немного.

Горец уснул, спек уже перестал действовать. Дима устало огляделся. Здесь почти ничего не изменилось, только травой всё поросло, да стёкла окон Дома пылью затянуло.

В Доме тоже всё было так, как и помнил Медоед с того последнего дня, когда находился здесь. Отец, до странности, ничего не тронул. Пустой холодильник, рядом только несколько палетов с бутылками воды, один из которых Дима использовал, чтобы промыть раны отца. Надо смотаться на ближние кластеры, еды натаскать, отцу много понадобится…

***

Пекло.

Дом.

Три дня спустя.

Первые сутки Дима почти не отходил от Горца, сидел рядом, держа за здоровую руку. Отец, в основном, спал. Иногда во сне бредил, вскрикивал и просыпался, найдя взглядом Диму успокаивался и крепче сжимал его руку, словно боясь остаться один, снова потерять. У Димы сердце кровью обливалось, когда он смотрел на отца. И в голове тяжкие мысли и переживания, которые не выбросить и не отгородиться. Поговорить пока не удавалось. Горец был слишком слаб. Медоед скормил ему все свои припасы. Найденные в Доме консервы использовать не стал, половина банок вздулись, а остальное и проверять не стал, выбросил на Черноту.

На второй день Дима-таки решился оставить Горца и ушёл на ближайший городской кластер за едой. Потратил на это половину дня, но задачу выполнил. Отец так и спал. Это хорошо, думал Дима, смотря на него и внутри всё сжималось. Идиот, думал парень про себя, какой же он дурак… зачем ушёл тогда, после смерти мамы. Мог ведь и слова найти нужные, успокоить, не дать отцу скатиться в то безумие, на которое он себя обрёк… да, пришлось бы тяжело, но они бы остались вместе и вместе бы пережили эту страшную потерю.

Отца Дима обмыл вечером, когда менял повязки, потратил на это почти всю воду. Кое-как подстриг ему волосы. Бороду трогать не стал, сам потом побреется, когда восстановится. Или оставит, не это важно, главное, чтобы в себя пришёл. Исхудавшее, в шрамах, тело Горца привело сына в ужас. Еще и раны эти… слёзы сами-собой наворачивались…

На третий день раны Горца почти полностью закрылись розовой, тонкой ещё кожей. Спасибо его бешеной регенерации и имевшемуся у Димы запасу чёрного жемчуга, которого, однако, могло и не хватить. Еду тоже почти всю Горец и съедал. Надо снова идти.

Наконец, начали полноценно разговаривать, первые дни это был неуверенный обмен фразами. Когда отец полностью всё осознал, осознал себя, самое главное, ему стало жутко стыдно за своё состояние и беспомощность, что сын, как квочка, хлопочет над ним. Дима за эти дни и сам немного похудел, все запасы на отца уходили, да и нервов сжёг изрядно.

– Сын… – обратился он однажды к Диме, когда тот вынес его на улицу. Сам горец ещё ходить не мог, не держали ноги, мясо под кожей только-только нарастать начало, про пальцы и говорить ещё нечего, уродливая культя вместо кисти. – Тебе отдохнуть надо. И поесть самому плотно.

– Успею ещё. Надо в город за припасами. Завтра думаю сходить. Тогда и поем, плотно.

– Ты изменился. Очень.

Дима чуть усмехнулся, посмотрел вперёд, на опушку леса за Чернотой. Близнецов, кстати, уже давно не было. Они ушли спустя час, когда Дима закончил с ранами отца. До того времени они безмолвными столбиками стояли метрах в пяти от них, на мёртвой земле. Когда Дима закончил с ранами, они прощёлкали что-то и "провалились", уйдя в другую плоскость, на более высокие метрики мира.

– Изменился. Все мы изменились… – невесело ответил сын.

– Расскажи, что было?

– Мало хорошего, пап.

– Мы не святые.

Дима снова усмехнулся, взглянул на Горца. Глаза его наливались жизнью, с каждым часом он восстанавливался всё больше, а переживания сына утихали, самое опасное время миновало. По сравнению с тем призраком, которого Медоед нашёл, сейчас отец выглядел почти нормально. Во сне, правда, всё ещё продолжал бредить, звал его и Сойку или угрожал всех убить и всем отомстить.

– Сейчас. Чай принесу.

Медоед ушёл в дом, а Горец задумался, в который уже раз. Что же случилось? Как так вышло, что они потерялись, обезумели и разошлись? Сейчас Горец с содроганием вспоминал те дни и месяцы, прошедшие, словно в пелене, в крови и безостановочной рубке… он сам будто стал таким же заражённым, голодным до крови и убийств. Отомстить, кому? Тех тварей, убивших Сойку, он так и не нашёл, хотя и убил с десяток Иных за всё это время. Где-то здесь у дома он зачем-то закопал жемчуг, когда вернулся. С десяток шариков в тряпице. Раз уж Улей так распорядился и он не умер, надо входить в режим приёма. Почему, кстати, не умер, на Черноте ведь провёл не меньше трёх дней, задал он себе вопрос.

Вернулся сын, с парящими чашками в руках. Присел рядом.

– Рассказывай, сын. Знаю, есть что рассказать.

И Дима начал говорить. Начал с того самого момента, как ушёл, убежал…

Проговорили до самой темноты. Отец выспрашивал обо всём, обо всех деталях. Ему было интересно всё, каждый аспект и любая мелочь. Посмеялся моменту с гранатой в гостинице на Малине у муров и ещё десятку забавных случаев. И он, что самое главное не осуждал, не кривил лицо, когда сын описывал свою жизнь среди бандитов. Даже в эмоциях не осуждал, Дима это тоже ощущал. Они оба сейчас были полностью открыты друг другу. И Медоед испытывал огромную благодарность за это, хотя и ждал осуждения, понимая прекрасно, что вёл тогда отнюдь не лучший образ жизни. И Горец, слушая сына, казалось и сам переживал все те эмоции, ту боль, которую пришлось испытать и те радостные моменты, которые скрашивали извилистый и довольно трудный жизненный путь Димы.

Спрашивал Горец и про эмпатию, Медоед показал отцу и даже передал весь "алфавит". Удивительно, но Горец "принял" его разом и спустя какой-то час, Дима "принял" первый мысле-образ, простенький, но всё же! И с этого момента Медоед начал дублировать рассказ и мысле-образами, которые гораздо информативнее слов. Повествование после этого довольно-таки ускорилось. Дима даже удивился, ему самому немало времени понадобилось, чтобы освоить этот "язык". А отец вот так, с ходу понял, что к чему.

Когда рассказ дошёл до последних событий, Горец попросил подробнее рассказать о том Элитнике. Когда Дима закончил, отец некоторое время молчал, вспоминая что-то и проговорил:

– Видел я таких. И тоже недавно, когда сюда шёл. Помню, конечно, мало что. С ними сложнее было. Двоих или троих уделал. Быстрые гадины и умнее обычных Высших. Что бы это могло значить только… похожие твари и в таких разных местах… и ещё, что-то мне подсказывает, они отсюда, в смысле здесь в Пекле появились.

– Почему ты так думаешь?

– Во-первых, те, которых я порубил, они мне встретились в неделях двух-трёх отсюда, на северо-запад, если не ошибаюсь, там вообще, с заражёнными что-то странное творилось. Во-вторых, ты говоришь, что Гранитный разрушила Орда, пришедшая со стороны Пекла. Ну и та тварь, которую Мятный со своими прикончил, ползла ИЗ, а не В Пекло. Аргументы так себе, понимаю, но Чуйка говорит, что я, скорее всего, прав.

На некоторое время замолчали. Диме, по большому счёту, сейчас было плевать на всех заражённых мира, но и не отметить странные совпадения нельзя. Да и не бывает в Улье совпадений, уж в этом Медоед уверился на все сто процентов. У всех событий есть причина и даже если кажется, что нет или её не видно, она имеется. Чего уж говорить, если даже встречу Медоеда с Анжеликой Нестор предвидел. И эта же их встреча тоже будет иметь некие последствия в грядущих событиях. Не на это ли Нестор и намекал, должно что-то случиться. Или уже случилось.

Отец задал вопрос, будто мысли прочёл:

– Что думаешь про Нестора? Как он со всем этим связан? – голос его звучал сейчас глухо.

– Напрямую связан, я уверен. Разговор у нас с ним долгий был, рассказывал уже. Думаю, встретим ещё его. Нужно ему от нас что-то. И придёт он, скорее всего, когда мы в Гвардейский вернёмся.

Снова замолчали на некоторое время. На улицу уже опускались сумерки, небо, там, где садилось солнце окрасилось в оранжевый, а лес вокруг, всё больше погружаясь в тени, чернел, сливаясь с окружающей Дом мёртвой землёй.

Медоед снова сходил за чаем, притащил ещё по открытой банке тушёнки и продолжил рассказ, оставалось уже немного. Горец, когда речь зашла друзьях, порадовался, что там всё в порядке, спросил о каждом.

– Сюда долго дорогу искал? – спросил отец.

Дима улыбнулся, хотя и с содроганием вспоминал то "путешествие" с Близнецом.

– Нет, пап. От Отсечки если считать, за четыре дня добрался, – огорошил он Горца.

– С этим вообще интересно вышло… – продолжил Дима.

Минут двадцать он ещё говорил и даже попытался "собрать" мысле-образ, вышло правда совсем не то, но отец вроде бы понял. Во всяком случае, что посредством Черноты можно передвигаться на огромные расстояния уяснил, как и то, что это крайне опасно. Спросил о Близнецах:

– И не опасаешься их?

– Конкретно этих, нет, пап. Собственно, без их помощи, ни я, ни ты, не выжили бы. Меня бы та с…ка замучила и прикончила, а ты здесь стеклом осыпался бы. Близнец тебя поддерживал хрен знает сколько времени, пап. И сам даже ослаб, как я понял.

Горец на это только хмыкнул. Взращивая в себе столько времени уверенность, что в смерти Сойки виноваты Иные, сейчас очень трудно было изменить это. Да и сам по себе контакт Димы с ними это что-то запредельное, он-то с Иными "контактировал" только посредством силы.

– Чудны дела твои… – только и проговорил Горец в итоге.

– Вот, в принципе и всё… – закончил Дима. – Отодрал тебя от стекла этого, раны обработал… дальше знаешь.

Горец улыбнулся, обнял здоровой рукой сидящего рядом Диму за плечи и притянул к себе.

– Спасибо, сын… и прости, что всё так скверно вышло у нас…

– Да нормально, пап. И ты тоже меня прости. Нельзя нам тогда расставаться было… повёл тоже себя… как… как…

– Забудь, сын. Это всё прошло. Главное, мы здесь. И мы живы. И будем жить. И будем помнить.

Так просидели, молча, ещё некоторое время. Затем Дима помог Горцу добраться до туалета и отнёс его в кровать, ходить сам он ещё не мог, стоять только, и то, совсем недолго.

***

На ноги Горец встал через четыре дня от того разговора, но был пока слаб. Ходить за едой Диме приходилось всё ещё одному. Отец сетовал на своё состояние, но и поделать ничего не мог, ему и десяток метров пока трудно было пройти самому. Но он уже начал напрягать мышцы упражнениями, комплексами разминки и тому подобным, быть развалюхой он не привык.

Возникла и нехватка чёрного жемчуга. Отец, восстанавливаясь, потреблял их не по одной в день. Потому Диме пришлось ещё и на охоту выходить. С добычей шариков проблем, в целом, не возникало, единственное, что в первый поход, со вторым Элитником вышел затык, на шум драки прибежала ещё одна стая и Диме пришлось убегать самому, растягивая свору заражённых и убивая тварей по одной-две. Хорошо ещё, те и между собой драться начали, облегчили Медоеду задачу.

Во второй раз уже действовал осторожнее, выщелкнул из-за укрытия Сдвигами свиту и только потом напал на Элитника. Да, с мечами схватки проходили гораздо веселее. Клинки пели в руках, напиваясь крови, рассекая плоть, как горячий нож масло. Не забывал и про Крюки, периодически меняя оружие. Но Дима не забывался и старался не упиваться драками.

Ещё через три дня Горец начал вполне сносно передвигаться по территории их маленького поселения, выполнял несложную работу. Выкосил всю траву у Дома, готовил еду, пока не было сына и занимался, всё время увеличивая нагрузку. Мясо на ногах уже наросло и теперь оставалось только восстановить былую форму. Пальцы на руке росли не так быстро. Кисть сейчас выглядела довольно уродливо. Короткие розовые обрубки постоянно чесались, кожа местами шелушилась. Но Горец не обращал на это внимания, зная, что всё идёт своим чередом.

К концу второй недели Горец уже практически восстановился. Во всяком случае, передвигался вполне бодро, полностью ушла бледность с лица, тело обросло мясом и появился мышечный рельеф, а не "костный". Пальцы на руке ещё не отросли полностью, но теперь хотя бы выглядели не так ужасно. Двигать ими Горец почти не мог, но уже пытался разрабатывать руку.

Начали и упражняться вместе. И с оружием тоже. Вместо мечей, правда, использовали срезанные Димой в лесу прямые ветки. Медоед радовался, видя, как с каждым днём отец возвращает былую силу и форму. С его серпами произошло что-то не понятное. Они почернели. Кожаные ленты рассыпались стеклом, а вот серо-стальная, с тёмными прожилками кость, стала дымчато-чёрной, напоминая то самое стекло с Черноты. Но при этом свойств своих совершенно не потеряли, отец сказал, подержав их в руке, что они все так же живы и жаждут крови. Что именно за изменения произошли с клинками, кроме изменения цвета, ни Горец, ни Медоед не понимали. Но как сказал отец, выяснится на первой же охоте, которую он планировал организовать уже скоро. Засиделся, мол, а раскидать стаю заражённых и одной руки хватит, да и Дары не делись никуда. Появились и новые какие-то, но Горец их сейчас только ощущал, аж шесть штук. Что именно делают, не знал, вернее, не помнил, использовал-то в беспамятстве. Дима только головой качал, охреневая. Двадцать с лишним, заточенных для драки Даров! Отец и до этого машиной смерти был, а сейчас?!

Закопанный Горцем возле Дома жемчуг тоже нашли. Одиннадцать Белых шариков. Охренительно много! Половину Камелота выкупить со всем персоналом можно! Или Малину.

Отец сразу же заставил Диму принять одну, мол, Силы много не бывает. А в Пекле это, как нельзя актуально. Отказываться Медоед, конечно же, не стал. Горец ко всему прочему и поделил их поровну. Пяти штук ему самому хватит почти на год. Остальные сыну. И Анжелике. Дима вспомнил короткий разговор.

– Любишь её? – спросил отец, через пару дней после рассказа Медоеда.

Дима ответил не сразу. Как понять, любит он Анжелику или нет? Не на словах, а на самом деле.

– Да, пап. Люблю, – уверенно произнёс Медоед, ощущая, как на душе стало теплее. Вспоминал он её каждый день. Скучал по девушке и эта разлука, сама по себе, не её причина, была очень неприятна, но тут уж никак, пока отец полностью не восстановится, двигать в Гвардейский нельзя. Вряд ли Близнец "подбросит" их обоих через Черноту. Да и риск огромен, если сам Дима в себе уверен, то как обернулось бы с Горцем, не ясно. Так что идти придётся по Пеклу. Почти два месяца пути, примерно полторы тысячи километров до Гвардейского, если не спешить и не случится никаких задержек в пути. А здесь без задержек… сложно, мягко говоря.

За жемчугом, вдвоём, вышли на следующий день. Горец шёл по лесу и прямо-таки излучал радость, получал истинное наслаждение. Давно он этого ощущения не чувствовал. Он ЖИЛ. Не существовал, а именно ЖИЛ. Сын рядом, вот, идёт по правую руку, что ещё надо. Да, не хватает Сойки. Очень не хватает, но она жива в их сердцах и будет жить, пока живы они.

Сначала решили сходить к реке, а затем по берегу выйти к городскому кластеру и пошариться там, продуктов тех же набрать.

Горец улыбнулся какой-то своей мысли, произнёс:

– Впечатление, что ты меня в поход повел. Как в первый раз. Помнишь, на озеро ходили?

Дима ответил улыбкой. Конечно он помнил. Ответил мысле-образом. И быстрее и информативнее.

Лес вокруг, а точнее, его кусок, вырванный из другого мира, встревоженно голосил на множество ладов. Птицы, совершенно сбитые с толку, бешено чирикали и носились среди веток. Мелкие грызуны, вроде белок, тоже, как и птицы, скакали туда-сюда, перепрыгивая с ветки на ветку или перемещаясь по стволам деревьев. На этот гомон ни Горец, ни Медоед внимания не обращали, хотя и доставляло некое удовлетворение это буйство жизни среди "края смерти", коим являлось Пекло.

Заражённых вокруг, в лесу, не было, Дима за эти дни извёл и "выгнал" самых ретивых. Да и немного их было, на этой проплешине леса, размером двадцать на пятнадцать, примерно, километров, тварям делать совершенно нечего. Единственный регулярно прилетающий сюда медведь либо оказывается съеден, либо успевает развиться в монстра, который и сам кого хочешь съест. Даже лотерейщик из такого зверя может легко померяться силами и с кусачом, развившимся из человека или собаки. Про Элиту и говорить нечего. Другие животные, проваливающиеся сюда с лесными кластерами до семнадцати килограмм не дотягивали. Зайцы, в основном, их Дима иногда

видел. Где они прячутся от заражённых, тоже загадка.

На берег реки вышли к полудню, через пару часов, как ушли из Дома и побросав рюкзаки на землю, присели. Медоед полез в свой, достать бутерброды и термос с чаем.

А на противоположном берегу умирал город. Перезагрузка на том кластере происходила рано утром, так что сейчас там самый разгар резни. До Димы с Горцем долетали отдельные звуки, особо громкие крики раздираемых людей, скрежет металла, когда кузов машины рвут когтями, визги сигнализаций этих же машин. Но вот того гула, того страшного воя тысяч умирающих людей слышно почему-то не было. Словно река скрадывала этот звук, как граница, разделяя область ужаса и смерти от островка спокойствия, где не льётся потоками кровь, не вываливаются кишки из распоротых животов, чтобы тут же быть съеденными вечно голодными тварями, рвущими плоть наживую, опьянёнными концентрированным страхом сотен жертв…

– Я уже и забыл, как это… – произнёс Горец, мотнув головой в сторону города. – Вообще, мало, что помню с того момента… иногда бывали проблески. Чаще всего по ночам. Несколько раз, помню, и тебя видел. Сейчас понимаю, что это ты был, сын. С людьми с какими-то всегда. А тогда я и себя-то осознать не мог…

Дима удивился. Неужели те "сны" были двусторонними?! Очередная загадка, если уж и отец видел меня в то же самое время, размышлял Дима.

– Ладно об этом… как ты говорил? Прошло и прошло, – произнёс Медоед. – Главное, что сейчас нормально всё.

– Точно, – ответил Горец, запив съеденный бутерброд. – Пойдём?

По берегу реки прошли километров пять и вышли на границу с городом. Этот кластер оказался выеден начисто. Но он был прибрежным, а берега рек, как известно, это чуть ли не основные маршруты движения больших масс заражённых, так что тварей здесь хватало, причём всяких, от мелочи, до прилично развитых, но без Элиты. Эти монстры всегда идут за перезагрузками, за свежим мясом. Если только одиночки какие-нибудь остаются, бродящие своими путями.

Вот на такого одиночку Медоед с Горцем… нет, не нарвались. Нарвался заражённый.

Эмпатия отца существенно усилилась за время его безумия и пусть радиус не особо увеличился, но произошёл именно качественный скачок. Потому, скорее всего, отец смог так "быстро" понять "мыслеречь", как обозвал этот метод для себя Дима.

Шли под Невидимостью, одним из главных навыков Горца, хотя как он сам сказал, последние месяцы его почти не использовал, от драк убегал редко.

Элитника Горец, понятное дело, заметил первым, точно "обрисовав" самого монстра, где он и что делает. Поразительно чёткий мысле-образ, удивился Дима, словно отец снял слепок со своего эмпатического восприятия и передал его Медоеду. Отчасти, только по этому мысле-образу парень и понял нынешние возможности Горца. Ему самому до этого… нет, не далеко. Отец "пошёл" несколько другим путём в своём развитии и именно заражённых он стал чувствовать гораздо глубже. Возможно, даже того странного Элитника нашёл бы.

Чудище сидело на набережной и грызло тушу то ли рубера, то ли пойманного кусача, отрывая огромные, кровоточащие куски.

До монстра было ещё метров триста, река в этом месте плавно изгибалась и дома пока не давали увидеть чудище визуально.

– Я сам, сын, попробую. Если что, вмешаешься, – произнёс Горец, когда они уже выходили на прямую и увидели Элитника, гору гипертрофированно-развитого мяса, заключённого в толстую, даже на первый взгляд костяную, шипастую броню.

Тот, в свою очередь, людей пока не видел, да и не смог бы, Горец Невидимости пока не снимал.

– Подойдём метров на сто и я начну, – сказал Горец. Дима угукнул в ответ и спросил:

– Новое покажешь что-нибудь?

Горец усмехнулся, показав на секунду оскал острых зубов, пожал плечами:

– Если нащупаю. Ну всё, готовься, снимаю Невидимость.

Мир вокруг стал немного чётче и ярче, если не знаешь о таком эффекте, не заметишь. Они с Горцем шли по дороге, между рядов разбитых машин. Тварь находилась на тротуаре широкой набережной и к людям сидела боком. Уже слышалось недовольное взрыкивание и поуркивание, словно монстр разговаривал сам с собой и ругался на неудачи последних дней. Об этом косвенно говорили и эмоции, кроме всепоглощающего Голода и ярости ощущалась досада и вполне человеческая обида на всё и всех вокруг.

– Я пошёл, – сказал Горец и припустил лёгким бегом вперёд, ещё стукнул рукоятью клинка по кузову легковушки, привлекая внимание монстра. Дима вышел из-за машин следом, он не спешил, знал, что отец справится.

Элитник от громкого, сродни выстрелу звука, прозвучавшего в почти полной тишине, встрепенулся, поразительно быстро для своей огромной и с виду неповоротливой туши принял боевую стойку и с явным удивлением, быстро перетекшим в предвкушение, уставился своими бусинами-глазами на людей, бегущих к нему в лапы. Голова монстра шеи не имела, росла сразу из огромного, переразвитого плечевого пояса, приплюснутая, бугрящаяся бляшками брони, с пастью такого размера, что легко откусила бы от Димы половину. Уркнув, Элитник резво рванул на Горца, только брусчатка в разные стороны из-под внушительных когтей полетела.

Горец тоже ускорился, отвёл клинок чуть в сторону, держа вниз остриём. И вот тварь ворвалась в радиус воздействия серпов, резко затормозила, эмоции пробило Извечным Страхом, тут же родилось и непонимание, Врага нет, перед ним мягкотелая букашка! И в этот момент Горец ещё и "зверя" спустил! О как же он силён, у меня "на привязи" слепой ещё щенок! Такая мысль пришла ошарашенному Медоеду.

Тварь и так сбитую с толку, ментальным ударом сбило и с лап. И вот сейчас монстр ощутил настоящий страх! Перед ним был Враг! Только они так могут… Диму тоже зацепило и это было довольно неприятно, не ожидал он такого напора.

Закончилось всё очень быстро. Монстр только ещё поднимался на лапы, чтобы попытаться убежать, как Горец исчез, "мигнув" чудищу на шипастый горб и вбил в него Удар, затем ещё один и ещё, очень быстро. Хрустнуло, треснуло громко и бронекапюшон, промявшись внутрь, фатально повредил споровый мешок, мгновенно убив этим Элитника.

Туша чудища грузно осела на тротуар и задние её лапы начали быстро вздрагивать.

Дима присвистнул, да уж, сил у отца меньше ни разу не стало. Горец, стоя на спине огромного мёртвого монстра, повёл чуть рукой и изломанную Ударами костяную пластину, с треском рвущейся плоти, сорвало в сторону, открыв повреждённый споровый мешок и начал там копаться.

Дима уже подошёл, поморщившись, воняло от твари хуже, чем если открыть холодильник на давно обесточенном кластере.

– Три штуки, – сказал Горец, выпрямившись и спрыгнув с монстра.

Домой вернулись ночью, в темноте, но притащили много еды. Нести большую часть пришлось Диме, у него обе руки здоровые, а Горец нёс только вместительный рюкзак. За «боевое прикрытие» тоже он отвечал. Дима в схватках поучаствовал только один раз и то, только чтобы «напоить» клинки. За остальное время вылазки убили ещё трёх Элитников. Один из них был таким же одиночкой, остальные при свитах. Впрочем, проблем не возникло. Отец, действуя даже одной рукой, сеял смерть налево и направо. У Димы, наблюдавшего за Горцем даже сложилось впечатление, что его Дары на автомате активируются именно в нужный момент и что отец не следит за этим «специально».

Пришлось, правда, искать новую одежду, после сражений отец весь был в крови, словно искупался в ней и выглядел жутковато, особенно с довольной зубастой улыбкой на лице. И Дима понял, как он сам смотрелся, когда вышел к Анжелике и Шмелю после убийства Элитника. Усмехнулся даже, картинка та ещё.

Отец радовался. Искренне. Тело наливалось силой, то страшное беспамятство и слабость почти полностью ушли. Он чувствует, ощущает снова этот мир, а не только слепую ярость и жажду крови. Он снова силён и главное, он не один. И Медоед радовался вместе с ним. Парень ощущал, в душе осталось уже совсем немного той холодной пустоты, того гнетущего, топящего уныния, которое поглотило его с головой после смерти матери. Первой, кто начал заполнять эту пустоту, стала Рита. Нет. Не она, подумал Медоед, Рита сбила, сшибла, снесла в Бездну, в Пекло, взорвала своим безудержным напором какую-то печать, замок, на который он сам заперся от всего мира. Заполнять пустоту в душе начала Анжелика. Да, именно она. А теперь и отец. Дима радовался так же, как и Горец. Радовался, видя, как отец снова "расправляет" плечи, выпрямляется и сбивает ржавчину со своего душевного стержня. Горец зажигал души, на самом деле. Дима так не мог, но это не напрягало, у него другое предназначение, другой Путь. Хотелось, конечно, идти этим Путём рядом с родными. С отцом. Но, что-то в глубине души, в самых потаённых уголках, твердило, это нынешнее спокойствие тоже ненадолго…

– О чём думаешь, сын? – спросил Горец.

Они уже почти подошли к Дому. Дима не знал, говорить или нет о своих тревогах. Затем плюнул и рассказал:

– Тревожно немного… ждёт нас что-то впереди, нехорошее.

Отец приблизился, положил руку на плечо, чуть сжал.

– Не думай об этом сейчас. Давай насладимся спокойствием, пока оно ещё есть.

– У тебя тоже..?

Горец устремил свой взгляд вдаль, снова посмотрел на сына, сказал:

– Тучи сгущаются, я это ощущаю. Но буря пока не близко…

***

После этого первого выхода, выбирались на вылазки уже каждый день. Ходили недалеко, буквально чтобы уже вечером или ночью вернуться Домой. Вторая рука всё лучше слушалась Горца и он уже мог держать и ложку и нож и даже свой второй серп. Но сил в кисти было ещё недостаточно. Однако, с каждым днём их прибавлялось и каждый день он с сыном тренировался. И очень радовало, что Дима не забыл его уроки. Конечно, сравниться во владении именно мечами с Горцем не мог, но вот на ножах перебивал в десяти поединках из десяти. Это и рукопашки касалось. Горец при всей свой силе и быстроте попросту не умел драться, как сын. А если Дима ещё и Дар свой активировал, то можно сразу самому себе ломать шею посредством нырка головой вперед с места в твёрдую поверхность, потому что в этом случае с сыном справиться без применения уже своих Даров вообще нереально.

Так же Горец всё время пытался нащупать и свои новые Дары. В состоянии транса он их видел, но вот осознанно активировать не получалось, как и понять, что они делают. Единственным успехом стала только активация ещё одного спектра сенсорики. Он мог ощутить на расстоянии около ста метров биение сердец живых существ, ток их крови и проходящие по нервам импульсы. Огромное подспорье эмпатии, если вдруг найдётся тварь, умеющая закрывать эмоциональную сферу.